april140468

— Да пошёл он. Ему лет видала сколько?

— Ну и что? Это для тебя он дядя, а как по мне, так всё лучше, чем наши придурки-ровесники. Только и могут, что сзади за лифчик дёргать.

— Тебя что, дёргали? — округлила глаза Римма.

— А то! — похвасталась подруга.

— Вот придурки! — завистливо выругалась Римма.

На остановке народу тьма. В подъехавший автобус людей набилось столько, что его раздуло, как рыбу-фугу. Он с трудом оторвался от остановки и, переваливаясь боками, поплыл вдаль, оставляя подруг куковать до следующего рейса. Римма посмотрела на дисплей телефона: 5 пропущенных звонков от мамы и ещё три сообщения. Вот ведь. Пока их читала, пришло новое — «Придёшь, получишь у меня!».

— Что, маман опять переживает?

— Да ну её. Надоела.

— А моя меня, наоборот, из дому гонит: чего сидишь сиднем, иди во двор погуляй. Как будто я маленькая.

— И правильно гонит. Ты же домоседка. — Телефон в руке завибрировал. — Блин, ну вот, опять звонит. — Римма нажала отбой, подумала и выключила телефон совсем.

— А я свой забыла, и какой с меня теперь спрос? — захихикала Лизхен. — Учись, недоросля.

— Сама ты…

Синие «Жигули» лихо подкатили к остановке. Кареглазый брюнет с недельной щетиной, перегнувшись через пассажирское кресло, высунул курчавую голову в приспущенное стекло окна.

— Ну что, девчонки, подвезти?

Римма вопросительно посмотрела на подругу и промолчала, боясь испортить вторую попытку знакомства. Лизхен откинула завитые плойкой кудряшки, томно посмотрела на мужчину и неожиданно для Риммы мягким голосом произнесла:

— Мы в незнакомые машины не садимся.

— Так в машине и познакомимся, — левый глаз мужчины немного косил. — Чего мёрзнуть?

Пронизывающий ветерок задувал в просвет между коротким топиком и джинсами, вызывая мелкую дрожь, и грозил лёгкой формой простуды. Римма попробовала натянуть топик пониже и вопросительно посмотрела на подругу. Автобус придёт ещё не скоро, между рейсами, как минимум, полчаса ожидания.

— Что вы к нам пристали? — кочевряжилась Лизка.

— Душа у меня болит, на вас глядючи. Юбки короткие, продует, потом по врачам бегать будете.

— А вы душевнобольной, что ли? — сострила Лизхен.

— Ага, юбки короткие, продует, потом по врачам бегать будете, — засмеялся водила и нырнул головой в салон.

Взгляды подруг пересеклись.

— Ладно, — Лиза просеменила к автомобилю, дёрнула дверцу и опустилась на переднее кресло, словно королева на трон. Римма, не раздумывая, прыгнула на заднее сиденье, прислонившись боком к чему-то мягкому. Сквозь тонированные стекла внешний свет фонарей почти не пробивался, лишь слабый огонёк магнитолы очертил тёмный профиль человека, напугав пассажирку.

— Ой! Кто тут?

— Что, испугалась? — скрипуче-дребезжащий голос человека рядом явно принадлежал мужчине немолодому. Римме стало не по себе и, чтоб не выдать своего состояния, она громко и не к месту хихикнула.

— Ещё чего! Просто не ожидала.

— Ну что, поехали? — водитель прибавил звук и без того надрывающемуся хрипотцой Александру Новикову и с визгом сорвал с места автомобиль.

А как по улице одной

Шёл за девушкой блатной,

Он — за ней, и я — за ней,

А в этом деле я блатней.

Шансон, а попросту блатняк Римма терпеть не могла. Ей с самого детства нравилась пусть и немодная среди молодёжи Пугачёва, но в данную минуту Новиков со своей тюремной лирикой был больше к месту. Он притуплял осторожность, затормаживал нарастающее чувство опасности, придавал ситуации некоторую лихость и кураж.

— А куда мы едем? — Лизхен кокетливо повернула голову к водителю.

— Знакомиться, — грубовато ответил парень и, спохватившись, мягко продолжил: — Сегодня же праздник. Предлагаю заехать в одно местечко.

— Какое местечко? — опасливо спросила Римма.

— Не бойся. — Шершавая рука соседа поползла по оголённой пояснице девушки и, достигнув бедра, резко прижала. — Никто тебя не обидит, девочка.

— Уберите руку, — волна брезгливости стала подкатывать к горлу.

Новиков допел свой блатняк, последние ноты оглушающей музыки затихли, давая динамикам секундную передышку. В салоне стало тихо. Римма схватила руку мужчины, отлепила её от своего бедра и резко отбросила.

Услышав позади себя шорох, Лизхен царственно развернулась, недовольно поглядела на Римму и снисходительно произнесла:

— Может, высадим её? Она ещё маленькая.

Такого от подруги Римма не ожидала. Никогда ещё Лиза столь уничижительно не высказывалась по поводу её малолетства. Дружили давно и, несмотря на разницу в возрасте, никаких разногласий по этому поводу у них ни разу не возникало.

— Ещё чего! Поехали!

Римма отодвинулась от соседа и уставилась в окно.

— Девчонки, а давайте за знакомство. — Сосед откуда-то вынул бутылку водки и открутил крышку. — Только стаканов у меня нет, так что придётся из горла. Ну что, по глоточку? Кто смелый? — посмотрел на Лизу.

Та на мгновение заколебалась, и это колебание не осталось незамеченным Риммой.

— Дай сюда, — она выдернула бутылку из рук мужчины и прижалась красными губами к горлышку.

Отвратительная жидкость обожгла внутренности. Дыхание остановилось. Только теперь Римма поняла, зачем отец резко выдыхал, перед тем как выпить. Но было поздно. Она попыталась втянуть воздух, но на неё напал какой-то непонятный ступор. Из глаз брызнули слёзы.

«Жигули» сбавили скорость и притормозили.

Постепенно спазм отпустил, и Римма неистово хватанула воздух, поперхнувшись собственной слюной.

— Эх ты, — мужчина покопался и достал из тех же неведомых глубин пластиковую полторашку минеральной воды. Открутил крышку, протянул.

— На, запей. Легче будет.

Римма схватила свободной рукой бутылку и стала судорожно глотать солоноватую на вкус минералку.

— Не захлебнись, деточка, — усмехнулся водитель, глядя на Римму в зеркало заднего вида. Развернулся, просунул руку между сиденьями, выдернул из её руки бутылку с водкой и протянул Лизхен.

— Теперь твоя очередь.

Лиза нерешительно повертела бутылку в руках, но заметив упрёк во взгляде подруги, поднесла бутылку к губам, поморщилась от ударившего в нос запаха и нехотя стала цедить жидкость сквозь зубы.

— Да кто так пьёт, — вырвал бутылку водила. — Только добро переводите. Дай ей лучше воды, Михалыч.

— Помолчи, — мужчина пнул коленкой водительское кресло, отобрал у Риммы бутылку и протянул Лизхен, которая с жадностью набросилась на воду, допивая остатки.

— Ну вот и хорошо. Поехали… Мадам.

Седые тополя вперемешку с фонарями замелькали быстрее, пока не превратились в сплошную ленту. Алкоголь на неподготовленные юные организмы действует мгновенно. А снотворный порошок, подсыпанный в минералку, усиливал эффект до полной бессознанки. Через пять минут обе подруги уже спали, откинувшись головами на спинки сидений. Римма, которой досталось больше, отключилась первой. Тело её обмякло, сползло и плюхнулось на плечо незнакомцу.

Наконец синие «Жигули» въехали в спящий глубоким сном район и, немного пропетляв, остановились в тёмном лабиринте гаражного кооператива «Буревестник».

Она была пацанкой. И это обидное, царапающее ухо словечко, которым нарекли её в интернате, прилипло, как клеймо. Что ж пацанка, так пацанка. Пацанка — это стиль. Поведения, внешнего облика, жизни, наконец. Единственное, на что она так и не решилась, это отрезать свои чудные волосы, зато наколка в соответствии со временем появления на свет очень точно отражала её характер и стиль поведения. И пусть в душе она чересчур эмоциональна и ранима, никто никогда так об этом и не узнает.

В этот раз ей повезло, установившаяся на редкость тёплая погода позволяла проводить ночи на чердаках и в подвалах. Спала прямо на куртке. Не жалко — китайское барахло. Таскала в магазинах конфеты и булки, пила из колонки, однажды даже колодец попался на пути. Поселковая шантрапа иногда угощала сигареткой, а если не угощала, то отобрать у алкаша пачку сигарет - для неё плёвое дело. Чего-чего, а обчищать карманы она умела. В особо удачные дни мелочишко какого-нибудь ротозея перекочёвывало из чужого кармана в её собственный.

Однако, через неделю погода стала портиться, и Аня начала подумывать о «смене гардероба». За новыми вещами в магазин ходят барышни. Пацанке, чтоб прибарахлиться, магазин не нужен.

Хорошо в сырую погоду сидеть в зале ожидания на ободранном подоконнике, забросив на него скрещенные ноги и от нечего делать рассматривать обременённых проблемами пассажиров. Но интерес к ним у Ани не праздный, у неё есть определённая цель. И вот она, эта цель нарисовалась.

Аня с интересом разглядывала вошедшую в зал девушку. Красивая! И волосы у неё, точно такие, как у Ани — длинные, белокурые, хоть и под платочком. И курточка «не хилая», по последней моде, фирменная, на синтепоне. Тёплая небось. Не то что её кусок клеёнки.

Девушка остановилась на входе, осмотрелась, подошла к пластиковому креслу, скинула на него рюкзак с плеча, стянула мокрую куртку, отряхнула, положила рядом. Развязала платок, раскидала по плечам сосульки мокрых волос. Из рюкзака достала кошелёк, огляделась, посмотрела на Аню внимательным взглядом.

— Приглядишь? — доверчиво кивнула на сиденье заваленное вещами.

— Ага, — отозвалась Малая.

Касс в зале немного, но и к ним по вечерам выстраиваются зигзагообразные шеренги пассажиров. Девушка стала в конец очереди и уткнулась в листок с расписанием движения автобусов.

Удачный момент! Аня соскочила с подоконника, подошла к креслу, подхватила вещи и, не оборачиваясь, вышла из зала. В туалете скинула свою «фирму», натянула чужую куртку, повязала платок на шею, закинула рюкзак за плечо и выскользнула через окно на улицу.

В тёплом синтепоне можно бродить сколько душе угодно. Аня свернула в лесополосу. Надо бы проверить, что там, в рюкзаке, может съестное что, или хотя бы пачка сигарет отыщется. Она присела на камень у реки, откинула клапан рюкзака и принялась рыться. Вот так невезуха — кроме фонарика и маленького плеера с наушниками, ничего полезного в туристической сумке не оказалось. Карта ей была ни к чему. Зачем она ей? Карта нужна тому, кто следует заранее составленным маршрутом. У неё никакого маршрута нет и не было никогда. Ей всё равно куда идти. И возвращаться она не собирается. Рано или поздно её, конечно, найдут и отправят назад, но это уже их забота. «Тухляк», — зло сплюнула сквозь зубы в береговую графитовую жижу. Понятно теперь, почему эта красавица так легко доверила ей свою поклажу.

Аня нащупала твёрдую маленькую книжку, вынула, открыла — студенческий билет на имя Ковтань Натальи Павловны. А это уже улика. От которой лучше избавиться. Аня бросила документ назад, размахнулась и кинула рюкзак в воду. Хотелось подальше, но сумка сорвалась с руки и, пролетев совсем немного, шлёпнулась в прибрежный камыш.

— Блин, — недовольно бросила Аня, но в воду лезть не стала. Сунула фонарик в карман, вставила в уши таблетки гарнитуры, пощёлкала безымянными кнопками плеера и, под оглушающий рёв рока, раздвигая руками спутанный кустарник, пошла куда глаза глядят.

Она и прошла-то всего ничего, только и успела, что на пригорок подняться, как сзади её окликнули. Грохот музыки давил внешние звуки, и она шла дальше глухая ко всему происходящему, не оборачиваясь, не реагируя на шум тяжёлой поступи преследователя. Только неожиданная резкая боль стянутых волос заставила её вскрикнуть и инстинктивно откинуться назад, так что она невольно оказалась в объятиях того, кто был сзади. Плеер выскочил из рук, увлекая за собой провод с наушниками, и шлёпнулся в грязь ей под ноги.

Аня Малая была пацанкой. Это скрипучее словцо не зря прилипло к ней. Она умела за себя постоять. В каких только передрягах ей не приходилось бывать. Выбитая на предплечье наколка отражала её бойцовский характер. Но напавший на неё об этом не знал и сопротивления не ожидал. Аня почти на автомате согнула руку в локте и, размахнувшись, ударила острой косточкой в бок того, кто её держал. Тут же, буквально через мгновение, согнув ногу, с размаху пнула нападавшего в голень. Тот, кто нападал, не предвидел такого сопротивления и от неожиданности выпустил намотанные на кулак волосы. Аня развернулась и двумя руками толкнула незнакомца в грудь с таким остервенением, что тот, еле удержался на ногах.

— Ты кто? — Мужчина в недоумении выпучил карие глаза. Как будто это не он на неё напал, а она на него.

— Сейчас узнаешь, тварь. — Аня размахнулась и, подпрыгнув, двинула кулаком мужчину в нос. Тот сначала опешил, и тут же схватился за нос, из которого тонкой струйкой потекла кровь.

— Сука! — выкрикнул мужчина, — да я тебя… — и двинулся на девушку.

Аня ещё раз подпрыгнула, как кошка, и остро отточенными ноготками вонзилась мужчине в лицо. Четыре кровавые полосы украсили смуглую кожу лица от нижнего века до волосатого подбородка. Карие глаза сверкнули лютой злобой, и только в это мгновение Анне стало страшно. Она отпрянула.

В определённые судьбоносные моменты время имеет странную привычку растягиваться, и тогда для одного из участников события всё происходящее выглядит, как кадры замедленной киносъёмки. Мужчина медленно опустил руку в карман и так же медленно вынул её. В сумерках Аня скорее поняла, чем увидела холодный металл в этой руке. У неё было всего мгновение, она развернулась и рванула вперёд. Бегала она резво, стометровку преодолевала с рекордными показателями. Быстрая, как лань, она имела шанс легко уйти от преследователя, но скользкий пригорок стал фатальным препятствием на её пути.

Он схватил её сзади, прижал к себе крепкой ручищей и с размаху всадил нож в бочину так, что она и вскрикнуть не успела.

— С днём рождения, доченька! — Мать заткнула выбившуюся прядь волос в резинку. — Сегодня тебе исполнилось семнадцать лет. — Замолчала. Только что украшавшая лицо улыбка исчезла, глаза стали грустными. — Папа прислал тебе подарок. Посмотри.

Мать наклонилась, достала из-под кровати коробку, распаковала, вынула из неё плеер и наушники и протянула Лиде. Девушка схватила мать за руку и прижалась к тыльной стороне ладони губами.

— Ну что ты, моя хорошая. — Мать с трудом проглотила подкативший к горлу ком. — Давай надену. Я туда вставила диск. С Анной Герман. Тебе понравится.

Лида любила тихую, немного печальную музыку, она была созвучна её внутреннему состоянию. Лиде всегда была чуть-чуть грустно. Всегда. Но эта грусть ничего общего не имела с унынием, эта грусть была светлой. У Лиды было старенькое радио. Мама настроила его на музыкальную волну, но среди перемешавшихся в общем потоке мелодий та, что была ей созвучна, появлялась нечасто. А если и появлялась, то заканчивалась быстрее, чем Лида успевала насладиться ею в полной мере. Тут же начиналась следующая, которая сбивала настрой и портила впечатление. Из-за этого Лида иногда плакала. Теперь она сможет наслаждаться тем, что ей нравится, без перерыва. Всегда.

День рождения для Лиды — обычный день, такой же как все её дни. Пришла бабушка. Они попили чай с тортиком. Тем самым, из сна.

— Иди, погуляй часок, доченька. Только со двора не уходи.

Мама застегнула на Лиде тёплую меховую курточку, положила в кармашек плеер и натянула ей на голову капюшон.

— Мммм, — возмутилась Лида, пытаясь стряхнуть капюшон с головы.

— Не спорь, так теплее, и посторонние звуки не будут мешать.

Курточка у Лиды хорошая, фирменная. Чёрные замшевые сапожки закрывают коленки, оставляя небольшой просвет чёрных колгот между голенищем и подолом куртки. Мама старалась одевать дочку по-модному, тем самым пытаясь компенсировать ущербность девочки.

Лида растянула подол куртки и присела на влажную от инея скамейку. «Гори, гори, моя звезда…», — пел в ушах мягкий нежный, чуть грустный голос. Выбор мамы не случаен, это психиатр посоветовал Анну Герман. Сказал, что её голос оказывает терапевтическое воздействие. Так ли это — мама Лиды не знала, но врачу верила, да и ей самой очень нравился голос этой польской певицы.

Ноябрьское солнце холодное, но яркое, разлилось по двору. Ещё ярче его отражения в стёклах окон. Множество белых ослепляющих дисков направленных на Лиду заставили зажмуриться, но и там, в чёрной бездне ещё долго продолжали светиться, как звёзды в ночном небе. «Звезда любви, звезда заветная…». Любовь для Лиды чувство неведомое, но только разумом, тело подсказывало, тело просило, тело требовало этой самой любви. Внутренним томлением в груди, зудящим желанием внизу живота, и гулким жужжанием в голове.

Чья-то холодная рука коснулась её руки. Лида вздрогнула.

— Что слушаем?

Лида открыла глаза. Рядом с ней сидел человек. Его профиль показался Лиде смешным. Картофельный нос, выдавленный из свисающих на воротник щёк, отвислый подбородок, уткнувшийся в клетчатый шарф и брови. Брови были самыми смешными. Из них в разные стороны торчали непослушные седые волоски. Волоски топорщились, нахально выбиваясь из скопища черных собратьев. Лида хихикнула, таблетка наушника выскочила из уха.

— У меня есть отличная подборка современной музыки. — Мужчина повернул к ней лицо. Оно было добрым. Мужчина расплывался в мягкой дружелюбной улыбке, образующей в уголках глаз множественные складочки морщинок. Как у бабушки. — Пойдём. Я дам тебе послушать и подарю то, что выберешь. — Тёплая рука сжала её ладонь. — Пойдём?

Мужчина встал, потянув Лиду за собой. Она взглянула на мелькающую в окне кухни голову матери и перевела взгляд на незнакомца. Бабушкины морщинки вызывали доверие. Тёплая рука подняла такую же тёплую волну в груди. Мерно тикали часики. Лида встала и послушно двинулась за незнакомцем.