ahtarskij

Есть такой комментарий в тему "блокада Ленинграда"

Угу. и даже в блокадном Ленинграда, где люди умирали с голоду, имея деньги можно было купить даже шоколад, фрукты и всяческие деликатесы. А верхушке партии самолетами возили разные разносолы, пока люди пухли с голоду.
И ведь это все организовывали все те же советские граждане, а не немцы.
В общем, неоднороден народ. и это надо помнить тоже. #comment_210851706

И такой:

(Есть) мнение историка (Н.Ломакина), который защитил докторскую по этой теме, написал кучу книг с ссылками на архивные документы, в которих он собственно показывает что во время блокады партийная и военная верхушка ни в чем себе не отказывала и питалась разносолами, и мнение какого то хрена с пикабу. #comment_210856442

Они продолжают лживую тему "Новой газеты": "В блокаду Елисеевский ломился от продуктов"

(что достойно отдельного поста, ввиду "масштабности и исторической ценности" материала)

(В 1942 году в блокадном Ленинграде) – А у нас была другая жизнь. Яблоки, груши, сливы, виноград. Все свежайшее. И так – всю войну. Напротив меня был мясной отдел. Несколько сортов колбасы, окорока, сардельки. Рядом кондитерский – конфеты, шоколад. Чуть подальше, в другом конце зала – алкогольные товары: вина, водка, коньяки.

(и даже электрическая люстра была в магазине, которую с3,14дили профессора-академики-артисты, но не простые люди, которые туда не ходили):

А люстра была или нет?
– Была, конечно. Я же как раз напротив нее стояла. Но потом, говорят, ее украли…

http://novayagazeta.spb.ru/articles/8396/

"В блокаду Елисеевский ломился от продуктов"

11 февраля 2014 13:47 / Общество / Теги: история

С Ниной Ивановной Спировой, всю блокаду проработавшей в Елисеевском магазине, мы встречались до того, как министр культуры Мединский умудрился обвинить во вранье Даниила Гранина. Напомним, чиновник заявил, что рассказ, как в голодном Ленинграде пекли ромовые бабы, – фантазии писателя. Нина Ивановна совсем старенькая, и вряд ли, разговаривая с нами, она намеревалась возражать самому министру. Но может быть, ее воспоминания заставят высокого начальника впредь не бросаться словами, которые тоже могут оскорбить блокадников.

Ко всем военным праздникам Нина Ивановна Спирова получает поздравления от президента. Читать уже не может – сдали глаза, но распечатывает конверты, уважительно кладет на тумбочку. Ни на какие юбилейные мероприятия не ходит – по той простой причине, что много лет уже не покидает дом. Ноги, слава богу, пока носят, но четыре высоких этажа без лифта – это тяжеловато. Там, где нужно, она числится во всех блокадных списках, и потому все положенное блокаднику – пенсию (неплохую), поздравления, подарки – ей приносят домой. Недавно, к круглой блокадной дате, принесли медаль. Что на ней, Нина Ивановна прочитать не может, но видит – вещь красивая, блестящая…

Фото: Фотографий блокадного времени, запечатлевших полные прилавки Елисеевского, конечно, нет. Но как вспоминают свидетели, ассортимент в гастрономе не сильно отличался от картинок в довоенной книге "О вкусной и здоровой пище"

"Ужасная была зима, – вспоминает Нина Ивановна 42-й год. – На улицах трупы. Видела своими глазами, как с них, еще не остывших, кто-то срезает куски мяса. Сама я была как былинка, еле передвигалась". Фото Елены Лукьяновой

– За что медаль-то, Нина Ивановна?

– А я сама не знаю. (Смеется.) Говорят, за блокаду.

– А как вы в блокаде-то оказались?

– Да как все, так и я. Когда война началась, мне 15 лет было. Только восемь классов успела закончить. Мать портнихой-надомницей работала, отец играл на трубе в оркестре похоронном. Еще сестра младшая у меня была. Жили мы на Подольской. В эвакуацию почему-то нас не позвали – может, вовремя сами не подсуетились, а может, не те мы были люди, которых Родине надо было спасать от смерти. В общем, остались в Ленинграде.

Ни на какие юбилейные мероприятия блокадница не ходит - по той простой причине, что много лет уже не покидает дом. Фото Елены Лукьяновой

– А для вас блокада с чего началась?

– (Задумывается.) Когда Бадаевские склады горели. Пламя столбом стояло прямо напротив нашего окна. И дым ужасный… Потом отец ушел в ополчение.

– На что жили?

– Мать работала, на ее заработки и жили. Ужасная была зима. (Начинает плакать.) На улицах трупы. Видела своими глазами, как с них, еще не остывших, кто-то срезает куски мяса. Сама я была как былинка, еле передвигалась. Помогла соседка наша – она в Елисеевском универмаге работала. Тогда он назывался "Гастроном № 1". В августе 42-го мне исполнилось 16, соседка взяла меня за руку и привела к своей директрисе Марии Ивановне Иванченко. Ее секретарша посмотрела на меня и так презрительно: "Марья Ивановна, зачем ее брать, она же завтра умрет!" А та: "Ничего, выходим!"

Трудовая книжка Нины Ивановны Спировой. Фото Елены Лукьяновой

– Вы хоть понимали, куда вас судьба занесла?

– Да нет, конечно. До войны там ни разу не была. Как вошла – аж голова закружилась от красоты. Рай… Когда работать начала, была такая крошечная и тонюсенькая, что меня рябчиком прозвали. А через несколько месяцев (хитро улыбается) уже звали пончиком...

– А кем работали?

– Первое время раздавала бесплатный эрзац-кофе. Горячая вода с какой-то химией, только по цвету на кофе похожа. Но людям, которые еле передвигались от голода, чуть-чуть полегче становилось. Но вскоре все это дело закончилась. Меня перевели во фруктовый отдел.

– Фруктовый?! В блокаду?! Люди граммы хлеба и муки считали, столярный клей варили, всех кошек и крыс переели…

– А у нас была другая жизнь. Яблоки, груши, сливы, виноград. Все свежайшее. И так – всю войну. Напротив меня был мясной отдел. Несколько сортов колбасы, окорока, сардельки. Рядом кондитерский – конфеты, шоколад. Чуть подальше, в другом конце зала – алкогольные товары: вина, водка, коньяки.

– И кто это все покупал?

– Да я, по правде говоря, особо не вникала. Но люди приходили спокойные, хорошо одетые, голодом не изможденные. Показывали в кассе какие-то особые книжечки, пробивали чеки, вежливо благодарили за покупку. Был у нас и отдел заказов "для академиков и артистов", там мне тоже пришлось немного поработать. В очередях в Елисеевском никто не давился, в голодные обмороки не падал.

– Да и вы сами не голодали?

– Ну конечно. Все, что продавалось, можно было есть неограниченно. Контроля особого не было – видно, эти продукты не учитывались так строго, как хлеб для простого народа…

– А домой что-нибудь в кармане унести? Своих подкормить?

– А вот это было запрещено строжайше. Каждый вечер магазин тщательно обыскивали – не остался ли кто, чтобы ночью "поработать". Однажды даже кого-то из наших так поймали. Но в основном народ воровать и не пытался – риск неоправдан. Все спокойно отоваривали здесь свои карточки: хлеб, масло, мука. Продукты можно было взять на несколько недель вперед, чем многие из нас и пользовались. Однажды мою сестру отправляли на лесозаготовки, и я несла ей с работы свою недельную пайку. По дороге меня задержала милиция. Молодая девушка запросто идет по городу с буханкой хлеба и большим куском масла в авоське – это, конечно, подозрительно. Отвели в отделение, там я все объяснила. Позвонили в магазин, убедились, что я не вру, удивились и отпустили.

"Там был рай… Когда работать начала, была такая крошечная и тонюсенькая, что меня рябчиком прозвали. А через несколько месяцев уже звали пончиком..." Фото сделано 23 мая 43 года, Нина Ивановна крайняя слева. Из архива Нины Спировой.

– А простой человек мог зайти в магазин?

– Не знаю… Не помню… Но, наверное, все же нет.

– Так что вы особо не перетруждались?

– Ну как… Конечно, это не у станка на заводе стоять. Работали с девяти утра до одиннадцати вечера. Приходили, конечно, на час раньше. Обедали здесь же – варили сообща какой-нибудь супчик. Сначала стояли за прилавками в своей обычной одежде, потом нам выдали красивые форменные фартуки. Директриса Мария Ивановна была строгая – любила, чтобы все перед ней по струнке ходили, кланялись. Но ко мне почему-то благоволила – жалела, наверное. Я ведь была в их коллективе самой молодой.

Уже после войны, когда я на Загородном в "Диете " работала, вдруг заходит она к нам. Увидела меня, обрадовалась. А потом говорит: "Пончик, дай мне два рубля в долг". Я говорю: "Мария Ивановна, может, вам больше надо?" Она: "Нет-нет, спасибо". И больше я ее не видела.

– Тепло ли было в магазине?

– Конечно тепло. А как же иначе фрукты бы нежные сохранялись?

– А освещение какое было?

– Сначала свечи, потом сделали электричество.

– А люстра была или нет?

– Была, конечно. Я же как раз напротив нее стояла. Но потом, говорят, ее украли…

– А вот сейчас говорят, что были кое у кого мысли сдать Ленинград немцам?

– Да вы что! (Обиженно поджимает губы.) Никогда такого не слышала ни от кого. Никогда бы мы Ленинград никому не отдали!

– А были разговоры, что это по вине руководства города и страны страшный голод случился?

– Конечно (вздыхает горько), понимали мы это. И Сталин, говорят, Ленинград не любил. Но мы вот верили им как-то все равно. А сколько народу погибло... (Плачет, вытирает слезы.) До сих пор не могут сосчитать.

– А это вы откуда знаете?

– А радио на что?!

http://novayagazeta.spb.ru/articles/8396/

В воспоминаниях женщин (матерей) война выглядит гораздо страшнее, жестче и безжалостнее.

Ленинград,  1941 год. Учительница Елена Кочина, еще не знающая своей судьбы, но сильная и молодая, выводит в своем дневнике 22 июня 1941 г.:

"Вместе с цветными погремушками я вынесла Лену в сад. Солнце хозяйничало уже вовсю. Плач, звуки разбитой посуды... Война! Мне тридцать четыре года. Это четвертая война в моей жизни".

Г. Савицкий. Ленинград. Белые ночи. 1941 год.

Е.Кочина спасется и спасет своего ребенка, и мужчина ее спасется. Но расстанется она с ним или простит? Мы этого не знаем, и не узнаем никогда, и даже хорошо, что не узнаем, ведь он 1941-м отнимал у них еду, пусть каждый для себя решит как он поступит обезумев от голода или с тем кто обезумел от голода.

"Не смей есть!" - заорала я, не помня себя.
"Замолчи. Я ничего не могу с собой сделать". Его глаза с отчаянием смотрели на меня".

Памятник Петру I в защитном устройстве на площади Декабристов, август 1941 г.

Они накинулись, неистовы,

Могильным холодом грозя,

Но есть такое слово «выстоять»,

Когда и выстоять нельзя,

И есть душа — она все вытерпит,

И есть земля — она одна...

Ф. Федюнин. Вторжение 22 июня 1941 года. 2010 год.

2 июля 1941 г. "Эвакуируют детей! Испуганными зверюшками они заполнили все улицы... Маленьких везли на грузовиках. Из кузовов слоями опенок торчали их головки. Обезумевшие родители бежали за машинами".

13 сентября. "Немцы бомбят Ленинград каждую ночь. Бомбовозы идут волнами".

19 сентября. "Сегодня шесть раз была воздушная тревога. Горят больницы - Куйбышевская и Александровская. Истошный вой сирен, паровозных гудков и заводских труб сливался в один отчаянный вопль".

15 ноября. "Мы научились делать пышки из горчицы, суп из дрожжей, котлеты из хрена, кисель из столярного клея. Многие приносят землю с Бадаевских складов, содержащую обугленный сахар, кипятят, фильтруют, варят кофе".

А. Фролова. Блокадное детство. 2015 год.

20 ноября. "Снизили норму на хлеб. На рабочую карточку выдают 250 гр., на служебную, иждивенческую и детскую - по 125 гр. Это совсем маленький кусочек: тяжелый, липкий, сырой. Хлеб содержит всякую дрянь и лишь немного муки".

Нормы на хлеб.

17 декабря. "Будем есть мышей!.. Я думаю, что мыши не хуже кошек".

21 декабря. "Они бредут, как слепые, ощупывая дорогу палками, равнодушные ко всему, кроме хлеба".

27 декабря 1941 г. "Единственный транспорт теперь - детские санки. Бесконечной вереницей двигаются они по дорогам. Везут доски, мужчин, трупы. Трупов много... Умирают легко, просто, без слез. Мертвых заворачивают в простыни, перевязывают веревкой и отвозят на кладбище, где складывают в штабеля. Там их хоронят в общих ямах".

29 декабря. "Встав в четыре часа ночи, я отправилась в магазин. Термометр показывал 33 С ниже нуля. Луна, как большой фонарь, висела на небе. Мне казалось невероятным простоять хотя бы час на таком морозе. Но прошел час, два и три... А я все стояла и стояла, непрерывно твердя про себя, как заклинание: "всему бывает конец", "всему бывает конец", "всему бывает конец".

10 января 1942 г. "Я поцеловала ее глазки голодного волчонка. Глядя на ее личико, покрытое копотью, мне самой хотелось выть, как издыхающей волчице. Кроме поцелуев, я ничем не могла облегчить ее страдания".

13 января. "Он жевал мой хлеб. Я прыгнула на него, схватив за горло. Он рухнул на пол. Я упала вместе с ним. Лежа на спине, он старался запихнуть сразу весь кусок хлеба в рот. Одной рукой я схватила его за нос, свернув на сторону, другой пыталась вырвать хлеб из его рта. Мужчина слабо сопротивлялся. Наконец мне удалось отнять у него все, что он не успел проглотить".

А. Ягодкина. Дни блокады. 2004 год.

19 января. "Сегодня мне повстречался бак с соевым молоком... Из бака бежала тоненькая струйка молока. Люди лежали на мостовой и сосали грязный снег, смоченный молоком. Другие, обезумев, бежали по лежащим, стараясь словить струйку широко раскрытыми ртами. Лица их были страшны".

28 января 1942 г. "Героизм, самопожертвование, подвиг - может совершить только тот, кто сыт или голодал недолго. Мы же узнали голод, который унизил, раздавил нас, превратил в животных. Те, кто придет после нас и, может быть, прочтет эти строки, - будьте к нам снисходительны!"

Снисходительны? За что? Мы должны плакать, мы должны сходить с ума от горечи, мы должны говорить себе - никогда больше, ни за что! Никто и никогда не должен произнести слово "война", "блокада" с холодностью, безлично, с отстраненностью, как будто это ни о чем, как будто это где-то и не с ним. Как будто это картины из полностью другого мира. Это было с нами - и может быть с нами. Может быть!

https://rg.ru/2021/06/22/vzgliad-rodiny-i-ochevidcev-pervogo...

Как  получали высшее образование при советской власти и что это гарантировало, вспоминает житель КАССР Армас Машин в рубрике «Как это было».

Главный корпус Петрозаводского университета. Советское время.

Этот август для меня особенный, с воспоминаниями о волнительных, радостных, добрых днях. Сорок лет назад, в 1981 году, я стал студентом: поступил на отделение финского, русского языка и литературы историко-филологического факультета Петрозаводского университета. Полное название — Петрозаводский государственный университет имени О. В. Куусинена. 4 октября 1981 года исполнялось 100 лет со дня рождения Отто Вильгельмовича. Годовщина отмечалась в университете и выпала на наши первые учебные дни.

Но сначала были подача документов, первое знакомство с будущими однокурсниками, вступительные экзамены, зачисление. Уже в школе я решил: буду поступать в университет на «финское» отделение (так сокращали длинное название). Документы принимали в большой аудитории на втором этаже главного корпуса, и аудитория напоминала избирательный участок. Почему-то обратил внимание на сосредоточенного молодого человека, подававшего документы за соседним столом. Это был будущий предприниматель и политик Василий Попов, тогда абитуриент исторического отделения нашего факультета.

МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ

Историко-филологический факультет был популярен, даже престижен: факультет с богатыми традициями, сильным профессорско-преподавательским составом, комплексным преподаванием исторических, гуманитарных, общественно-политических, философских дисциплин на трех отделениях: история, русский язык и литература, и мы, «финно-угры». В 1946–1951 годах на ИФФ заочно учился Юрий Владимирович Андропов. Не каждый вуз может похвастаться, что там учился будущий лидер мировой сверхдержавы — Союза ССР.

Где престиж, там конкурс, и конкурс на ИФФ был. Вступительных экзаменов было четыре, но у нас на отделении финского языка — пять. Особенностью отделения было вступительное собеседование на финском языке перед началом других экзаменов. На собеседовании многие отсеивались. Мне попался билет с текстом про… Куусинена. Надо было прочитать и понять текст, пересказать экзаменаторам и ответить на их вопросы — не только по тексту. Собеседование вели заведующая кафедрой финского языка Мария Ивановна Муллонен, впоследствии доктор наук, профессор, и преподаватель кафедры, кандидат филологических наук Тамара Ивановна Старшова.

Петрозаводскому государственному университету имени О.В. Куусинена - 40 лет. 1980 г.

Самым «страшным» считался первый экзамен — сочинение. Потом были русский язык и литература устно, история СССР и иностранный язык. Мне, наверное, везло: сдал все на «отлично», и все равно очень волновался, торопясь в университет посмотреть списки зачисленных. И радость, нет, не радость — счастье: в списках!

Не знаю, как сложилась бы жизнь, не окажись меня в тех списках. Никогда всерьез не задумывался: в семнадцать лет я мечтал учиться там, где потом учился, и был счастлив, что мечта сбывается.

Обучение в советских вузах было бесплатным: если провалился на вступительном экзамене или не прошел по конкурсу, стать студентом за деньги было невозможно. Поступление и учеба определялись знаниями, способностями, бывало, везением, но не кошельком родителей.

В СССР Петрозаводск был признанным центром преподавания и применения финского языка, национальной культуры Карелии на финском языке и прибалтийско-финских исследований. На «финском» отделении учились девушки и юноши из Москвы, Ленинграда, Эстонии, даже из Крыма и Средней Азии. Девушек было всегда больше. Еще одной особенностью было преподавание профильных предметов на финском зыке, как и составление курсовых и дипломной работ.

На нашем курсе учились студентки и студенты из Петрозаводска, Калевальского и Олонецкого районов, Ленинградской области, Таллинна и Калуги. Было интересно узнать, как, и чем живут люди в карельских поселках и селах, в Советской Эстонии и в городе Циолковского Калуге.

На лекции. Петрозаводский университет, советское время.

На «капустнике» студентов физмата. Петрозаводский университет, 1981 год.

На отчетном концерте хора Петрозаводского государственного университета. 1981 год

Вручение дипломов выпускникам медицинского факультета. Петрозаводский университет, 1981

РАБОТА ПО СПЕЦИАЛЬНОСТИ ГАРАНТИРОВАНА

Выпускников нашего отделения и факультета можно было встретить во многих уголках огромной Родины — Советского Союза. Они работали и работают в образовании, науке и культуре, в средствах массовой информации, в сфере туризма и международных отношений, в органах государственного управления и местного самоуправления, служили и служат интересам обороноспособности, безопасности, правопорядка.

Жаль, что в короткой публикации не назвать всех наших однокурсников.

Татьяна Исламаева (Аргутина) — переводчик, преподаватель и общественник, сотрудник музея-заповедника «Кижи». Ранее преподавала в нашем университете, работала в Национальном театре Карелии, служила в Торговом представительстве России в Финляндии. Пять студенческих лет Таня была бессменным комсоргом нашей группы. Татьянин день — праздник студенчества, а мы шутили, что у нас каждый день Татьянин.

Ойва Мякеля, родом из поселка Калевала, после университета жил и работал на малой родине. В 1992 году был избран председателем Калевальского райсовета, в 1994–1998 возглавлял администрацию Калевальского района. Ойвы не стало в возрасте 43 лет в 2004 году. Его землячка Наталья Гундырева (Мартынова) живет и работает в сфере туризма в Приозерске.

После вуза без работы в СССР никто не оставался, и все могли трудоустроиться по специальности. Существовало распределение — практика трудоустройства выпускников высших и средних специальных учебных заведений, обязательная на определённый срок, как для самого выпускника, так и для работодателя. Распределение гарантировало занятость молодых специалистов и социальные гарантии для них.

В одной из лабораторий Петрозаводского университета. Одноклассник автора, студент физико-математического факультета, выполнявший интернациональный долг в Афганистане, Владимир Салащенко. 1987 год.

Распределения побаивались, но на него можно было повлиять — как можно лучше учиться и заручиться запросом от организации, куда планируешь трудоустроиться. Проявить себя можно было в практической работе. С третьего курса я активно сотрудничал с редакцией республиканской газеты «Неувосто-Карьяла», там стажировался на летних и зимних каникулах и попал на работу в редакцию после университета.

Распределение гарантировало рабочее место, а рабочее место — опыт практической работы. Сейчас часто замкнутый круг: работы для выпускников нет, а когда находится, не берут без опыта.

Студенческая стипендия составляла 40, повышенная — 50 рублей. Для сравнения: в начале 1980-х годов средняя зарплата по стране приближалась к 200 рублям, а минимальная, на неквалифицированных работах составляла 70 рублей. Согласно статистике, средняя зарплата в Карелии сейчас порядка 50 000 рублей. По советским меркам стипендия студента-отличника должна составлять 12500 рублей. Про такие стипендии сейчас слышать не доводилось.

На стипендию можно было прожить, пусть и скромно. Кому-то деньгами помогали родители, кто-то находил работу и зарабатывал в свое свободное время. Наряду с очной учебой была распространена заочная форма высшего образования.

Студенчество — интересное, прекрасное время. Воспоминаний море: лекции и семинары виднейших специалистов, разнообразные мероприятия и увлечения, студенческий комсомол, веселые студенческие пирушки, дружба и любовь, юные мечты и надежды. В годы учебы в ПГУ я познакомился и подружился со многими замечательными людьми. С некоторыми дружба длится поныне. Это доктор исторических наук, профессор, а тогда аспирант Петрозаводского университета Сергей Веригин, известный театральный деятель Сергей Пронин, тогда студент-историк, и многие другие.

https://stolicaonego.ru/analytics/pjat-let-tatjaninogo-dnja/...

Политические итоги учительского съезда [Большевик 1925]

Для большинства СССР был раем!? Жители Карелии вспоминают и жалеют о временах СССР.

Остаться без работы, потерять жилье, оказаться в нищете — все это казалось просто невозможным жителям Карелии при СССР.

Со времен августовского кризиса 1991 года прошло тридцать лет. За «августом» последовал развал СССР, запуск «шоковой терапии», одномоментный возврат от социализма к капитализму. Новый, 1992 год начинался в новой — непривычной, непонятной, недоброй реальности.

Подавляющее большинство тогдашних жителей СССР родились при Советской власти, с детства привыкли к советской, социалистической жизни и не представляли, как можно жить иначе. Остаться без работы, потерять жилье, оказаться в нищете — все это казалось просто невозможным. С таким в СССР не сталкивались, и такого никто не обещал.

Советский образ жизни отличался коллективизмом и товариществом, социальными гарантиями и справедливостью. Главными составляющими советской жизни были простые, повседневные дела — труд и учеба, быт и семья, досуг и увлечения, мечты и планы.

КЛЮЧ К МЕЧТЕ — УЧИТЬСЯ И РАБОТАТЬ

У того, о чем мечтали, к чему стремились простые советские люди, была важная особенность: планы были достижимы, а ключ к мечте — хорошая учеба и добросовестный труд. Социализм провозглашал: «От каждого — по способностям. Каждому — по труду». Квартира или дом, дача, автомобиль, отпуск на юге — все это было исполнимо: учись и работай.

В нашем доме и нашем дворе жили самые разные люди — рабочие и учителя, ученые и артисты, медики и инженеры, советские служащие и партийные работники. Все по соседству друг с другом. В школе я учился с мальчишками и девчонками из разных семей. У кого-то папа был рабочим на заводе или в ЖКХ, у кого-то ученым или врачом, у кого-то руководителем крупного предприятия или учебного заведения. Мы были друзья, товарищи, приятели. Никакой «стены» между нами не было.

Нас учили, что «все работы хороши», а разница в доходах не была кричащей, не выстраивала стен между людьми. На жизнь всем хватало. Поэтому школьники выбирали путь по душе: кто-то после восьми классов профессионально-техническое училище, производство, рабочую профессию, кто-то поступление в вуз или военное училище после средней школы. Каким бы ни был выбор, все знали: без работы и достатка не останутся. Что такое безработица, в СССР не знали и не понимали.

Доходов простого советского человека — рабочего, ученого, военного — не хватило бы на роскошную виллу на Ривьере или большую океанскую яхту. Их хватало на достойную жизнь, быт, отдых, развлечения, воспитание детей. Многие ли обзавелись виллами и яхтами, и как обзавелись, разговор отдельный.

Теперь не припомнить точный размер квартирной платы и оплаты услуг Ж. Х. Помню, что они не обременяли дороговизной, составляя не более одной десятой части среднего дохода. Один мой знакомый в шутку перевел свои советские траты на квартиру в стоимость традиционного русского напитка. Получилось, до трех бутылок водки. Сейчас ящика по полтора выходит, не меньше, — прикидывал знакомый.

Хлеб стоил 20 копеек, троллейбусный билет — 4 копейки, простая школьная тетрадь — 2 копейки. В столовой цены начинались от нескольких копеек. Гарниры были дешевле, мясо дороже. Средний обед обходился между полтинником и рублем. На многих предприятиях действовала льготная система, и работники оплачивали не более половины обеда.

В СССР огромной популярностью пользовалось кино. В кино ходили семьями, школьными классами, дружеским компаниями, а вечерний сеанс был непременной частью романтического свидания. Детский билет стоил 10 копеек, взрослый от 20 до 40 копеек в зависимости от продолжительности фильма. Билеты в театры, музеи, на выставки и стадионы тоже были доступны.

На крупные покупки приходилось копить. Кто-то откладывал деньги на сберкнижку, кто-то хранил наличные в заветном «тайнике». Советский рубль был твердым и надежным, пока «перестройщики» не подчинили его иностранной валюте.

ЧТО ИМЕЕМ, НЕ ХРАНИМ

В СССР образование, здравоохранение, занятия в спортивных секциях, всевозможных кружках и многое другое было для людей бесплатным, оплачивалось из общественных фондов потребления. Это казалось само собой разумеющимся: разве бывает иначе? Школьники и студенты чувствовали себя на равных: в СССР не было «платников» и «бесплатников», а врач в поликлинике не советовал пациенту обратиться в платную клинику, потому что бесплатную помощь «придется подождать».

Сейчас многие жалуются: ради денег приходится постоянно «крутиться», совмещать не одну работу, перерабатывать без отпусков и выходных. Принципы трудовых отношений, право на труд и право на отдых были закреплены в Конституции СССР и советском законодательстве, и они неукоснительно соблюдались: люди работали, чтобы жить, а не жили, чтобы бесконечно работать.

В СССР люди любили ходить в гости друг к другу: дружили и ходили семьями. Вместе отмечали праздники, дни рождения, знаменательные события. А случись беда или нужда, помогали и поддерживали друг друга.

В детстве мы застали «дачный бум». Все больше горожан обзаводились дачами. В пятницу вечером или утром в субботу целые семьи спешили на дачу — кто рейсовым автобусом или пригородным поездом, кто на своем автомобиле. Мы ездили на дачу в Зимник и добирались пассажирским теплоходом.

Пятница. Вечер. Салон полон беззаботных пассажиров. Кто-то читает или занят кроссвордом, кто-то беседой. Разговоры о дачных делах, посадках-заготовках, грибах-ягодах. Люди едут отдыхать. И будут отдыхать до воскресного вечера, а кто-то вернется в город ранним рейсом в понедельник.

Наступит отпуск — поедут всей семьей на юг, в туристическую поездку или в деревню. В СССР существовала целая система профсоюзных и ведомственных санаториев, пансионатов, домов отдыха. Финансирование советских профсоюзов за счет средств социального страхования покрывало от 70 до 100 процентов стоимости профсоюзных путевок.

Нравственным ориентиром советского общества был «Моральный кодекс строителя коммунизма». Он гласил, что «человек человеку друг, товарищ и брат». Признаем, что не все и не всегда жили этой нормой. Большинство советских людей жило согласно ей — с верой в добро, человечность, справедливость и социальный прогресс.

Именно эти честные и сознательные советские люди оказались самими уязвимыми в «лихих девяностых»: в СССР учили честно жить и добросовестно работать, и не учили хитрить, стяжать, присваивать не свое и сдирать по три шкуры с сограждан.

…В августе девяносто первого в СССР с детской наивностью радовались наступавшим переменам. Доверчивость дорогого стоит. Что имеем — не храним, потерявши — плачем.

https://stolicaonego.ru/analytics/zhit-po-sovetski/