Миф о "маленькой стране" - как одна из особенностей постсоветского мышления
Забавно сейчас вспоминать о том, как же лет тридцать-двадцать назад мы желали жить в «маленькой чистой стране». С тротуарами, намытыми шампунем, с «пряничными домиками», построенными в поза-позапрошлом веке по технологии «фахтверк», со столиками кафе прямо на тротуаре, за которыми мирные бюргеры чинно попивают свой кофе. (Или пиво – что кому нравится.) В общем, то, что ассоциировалось у нас с «Европой», бывшей для обитателей позднего СССР аналогом посмертного Рая. В том смысле, что США, это, конечно, «Град Сияющий На Холме» – но позднесоветским не хотелось слишком много света, пускай даже и правильного, демократически-либерального. Им хотелось покоя – и именно его должна была дать эта самая «посмертная Европа».
И разумеется, этой игрушечной чистоте противопоставлялась Россия. Тогда, разумеется, говорили о СССР – но в данном случае подразумевалась именно что «историческая» Россия, с ее огромными пространствами, перманентной неустроенностью и, главное, постоянным стремлением к чему-то за пределами житейского благополучия. По крайней мере, так считалось на излете советской эпохи, когда реалии последней переносились на всю остальную российскую историю. Ну да: вместо того, чтобы мыть мылом тротуары, россияне, зачем-то, занимались «устроением судеб всего мира». Начиная с борьбы за освобождение славян – разного рода русско-турецкие войны тогда трактовались именно в этом плане – и заканчивая построением мирового коммунизма.
Разумеется, это были именно что мифологические представления. О том, чем реально жила дореволюционная Российская Империя, и чем была вызвана ее политика – разумеется, тогда не особо задумывались. Впрочем, к СССР это так же относится – только в еще большей степени. Поскольку человек условного 1990 года жил исключительно в рамках «мифологического» восприятия действительности – и, прежде всего, исторической. С чем это было связано и как мы пришли к подобному положению – будет сказано отдельно. Тут же единственно, что хочется указать – так это то, что подобное состояние было неизбежным в условиях «безопасного общества». (Т.е., общества, в котором ликвидированы все возможности резкого ухудшения жизни человека или ее потери.) И поэтому стало возможным демонстрировать самые нелепые «изверты сознания» - поскольку они были не способны навредить человеку. (Разве что в условиях полного «отлета кукушки» можно было в «дурку» попасть – но до этого доходило редко.)
Поэтому в данном случае обратить внимание стоит на другое – на то, что позднесоветский человек конца 1980 годов был твердо уверен в том, что именно «маленькая развитая страна» дает оптимальные условия для жизни. А вот большое мощное государство только «высасывает из граждан все соки». (Правда, для США делалось исключение – но только для них. И да: постоянно указывалось, что это именно что «Соединенные Штаты», т.е., конфедерация отдельных государств.) А так – у подзднесоветских всегда были готовы примеры из жизни каких-нибудь Швейцарии-Швеции-Финляндии-Монако, где всегда чисто, тепло, красиво и сыто вне того, в каком месте эта страна находится. И наоборот – огромные «монстры», типа СССР или Китая выглядели «историческим извращением», пригодным только для причинения страданий своим гражданам.
Поэтому – как это не странно – идея «разделения России на множество мелких «россиек» оказалась крайне популярной на стыке десятилетий. Разумеется, прямо подобные идеи обычно не высказывали: даже тогда это звучало слишком радикально. (Кроме того, тогда были еще довольно активны люди из предыдущих – непозднесоветских – поколений, которые данные мысли воспринимали враждебно.) Но в целом распад СССР был воспринят позднесоветскими довольно спокойно: они увидели в этом именно что реализацию своих мечт о превращении единой державы в конгломерат «маленьких стран». Разумеется, с твердой уверенностью в том, что «маленькие не могут быть агрессивными» - в том числе и во внутренней политике. («Разве Швейцария кого-то угнетает?»)
Облом в данном случае случился колоссальный. В том смысле, что все вышесказанное оказалось не просто мифом – но полной противоположностью реальному положению вещей. Поскольку множество «постсоветских республик», освободившихся от «гнета имперскости», начали вовсе не с пресловутого мытья тротуаров шампунем – а с выяснения того, кто сильнее. И на «внутреннем фронте»: практически все подобные образования – начиная с Эстонии и заканчивая Таджикистаном – приступили к лишению прав лиц «неправильной национальности» и «неправильного вероисповедания». (Причем, часто этот процесс перетекал в банальную резню.) И на «внешнем»: неожиданно открылось множество межгосударственных конфликтов – вроде армяно-азербайджанского или грузино-абхазского – в которых «малыши» с остервенением грызлись с такими же «малышами».
Но даже это не смогло полностью разрушить позднесоветские представления. Поэтому для сохранения мифа пошли в дело известные подпорки о том, что «место тут гиблое», в смысле – что постсоветские люди настолько «травмированы совком», что не могут научиться жить правильно. Но, рано или поздно, все придет к «нормальному состоянию» - и они заживут, как в Европе. (Правда, были еще более радикальные идеи о том, что «бывшие советские» навсегда потеряны для цивилизации, и что «хорошей жизни тут не будет».) Поэтому даже в 1990-2000 годы идея «маленькой чистенькой страны» оказывалась мэйнстримом постсоветского мышления. И пресловутое «величие России» - самого большого из «огрызков СССР» - даже тогда для многих выглядело главной проблемой.
Забавно кстати – но в 2000 к этому самому «территориальному богатству, как источнику зла» прибавилось еще и «сырьевое». В том смысле, что тогда появилась идея «сырьевого проклятия», состоящая в том, что наличие на российской территории нефти и газа – которые, как не странно бы это выглядело – начали к этому времени давать неплохую прибыль, признавались причиной российской «отсталости» и прочих проблем. Дескать, именно наличие у нас всего этого позволяет «российской элите» получать прибыли без вложений – а вот если бы минеральное сырье отсутствовало, то ей бы пришлось развивать передовые отрасли. При этом, разумеется, полностью игнорировалось то, что в тех «вывших республиках», которые нефти и газа оказались лишены, никакого «хайтека» почему-то не зародилось.
Но этот момент – миф о «сырьевом проклятии» - так же стоит разбирать отдельно. Тут же можно про него сказать только то, что данная «идея» в действительности является не самостоятельным мифом, а «подмифом» уже указанной позднесоветской мифологической системы о «благости малых стран и неблагости больших». Недаром в те же 2000 годы это самое «сырьевое проклятие» артикулировалось теми же самыми людьми, которые заявляли, что «хватит кормить Кавказ» - мечтая отделить эту самую территорию навсегда.
В любом случае можно сказать, что даже после пары десятилетий после гибели СССР идея об «губительном влиянии размеров страны» на ее благополучие была крайне популярна. Не говоря уж о «связанном» с ней представлением о том, что государству стоит обращать, прежде всего, внимание на «внутренние проблемы», снизив свою «агрессивность» до минимума. Под «агрессивностью», понятное дело, тут подразумевалось развитие армии – которая с точки зрения человека «образца 1990 года» была чистым анахронизмом. Ну, в самом деле, зачем воевать в условиях, когда все конфликты можно решать путем переговоров в разнообразных международных организациях? (Вроде ООН, ОБСЕ и т.п.) Впрочем, в самой глубине подобной концепции было «закопана» еще более радикальная идея. Состоящая в том, что стоит фактически сдаться тому, что принято именовать «цивилизованным миром», вступив под сень его благодетельной защиты.
Проще говоря, позволить оккупировать себя войсками НАТО, кои на конец 1980 годов выглядели носителями идей мира, демократии и толерантности. (Кстати, слово это отнюдь не из последних времен – толерантность начали «форсить» как раз в конце предпоследнего десятилетия XX века.) И разумеется – с точки зрения обитателя условного 1990 года - «натовцы» не могут нанести ущерб постсоветскому государству «по определению». Потому, что развитая страна и так живет хорошо для того, чтобы желать чего-то у кого-то отнять. (И да: все, что говорилось об «империализме» - это не имеющие основания советские байки. Даже тогда, когда сказаны они были задолго до 1917 года.) Поэтому нет ничего более желательного, нежели если бы умная нация покорила бы весьма глупую и присоединила к себе. (Под «глупой», понятное дело, подразумевались «совки», а под «умной» - США и Европа.)
Такая была картина, сформировавшаяся в позднесоветские времена, и сохранявшаяся – с определенной модификацией и «подпорками» - вплоть до прошлого десятилетия. (А у многих – до самых последних времен.) Картина, казавшаяся крайне логичной и основанной на «реальном опыте» - несмотря на свою мифологическую природу. Впрочем, мифы – включая самые странные и архаичные – всегда формируются «на основании реальных событий». (На самом деле никакого иного источника для любых интеллектуальных конструктов в нашей Вселенной просто нет.) Вопрос в том, как интерпретируется эта реальность.
А вот с интерпретацией у людей времен «позднего СССР» наличествовали катастрофические проблемы. Поскольку они – парадоксальным образом – умудрялись не замечать тот самый фактор, который, собственно, и порождал концепцию «маленькой страны» с мытыми шампунем тротуарами и отсутствием военной силы. (А в самом лучшем случае – живущей под иностранной оккупацией.) Той самой блаженной обители покоя, в котором до сведения скул хотелось жить позднесоветской интеллигенции – и которой на самом деле никогда не было.