Медалью награждались следующие категории граждан:
- Все воинские чины военного и морского ведомства, состоящие на службе 26 августа (8 сентября) 1812 года в войсковых частях, участвовавших в Отечественной войне 1812 года (с 12 июня по 25 декабря 1812 года);
- Генералы, адмиралы, штаб-офицеры и обер-офицеры, служившие когда-либо в этих частях офицерами (при условии приобретения медали за свой счёт);
- Работники собственной Его Имперского Величества канцелярии;
- Непосредственные участники и организаторы торжеств по празднованию юбилея;
- Все прямые потомки по мужской линии участвовавших в Отечественной войне 1812 года адмиралов, генералов, штаб-офицеров и обер-офицеров, чиновников и представителей духовенства. Прямые потомки по женской линии генерал-фельдмаршала М.И. Кутузова (получившие право на награду в этой категории должны были приобретать медаль за свой счет);
- Мастеровые, медальеры и рабочие, изготовлявшие медали на монетном дворе.
До этих торжеств были сделаны по всей России запросы о наличии живых свидетелей войны 1812 года. Губернаторы России получили тогда распоряжение отыскать и доставить в Петербург, к дню знаменательного события, ветеранов и просто живых свидетелей войны с французами.
Соревнования губернаторов
С беспрецедентным размахом начались поиски участников давней войны, призванных украсить торжества. Как ни странно, их нашлось довольно много - к августу 1912 года было выявлено 25 здравствующих очевидцев нашествия Наполеона на Россию, в возрасте более 110 лет, в том числе 14 участников боевых действий. За исключением одного - И. Машарского, которому исполнилось 108 лет, он был очевидцем сражения под Клястицами. Самому старшему из этих участников, бывшему фельдфебелю А. И.Винтонюку, было 122 года
По архивным документам и газетным публикациям 1912 года современному исследователю удалось установить фамилии большинства из этих людей:
1] отставной фельдфебель Аким Винтонюк, 122 года, проживал в городе Кишиневе Бессарабской губернии ("участвовал, по его словам, в Отечественной войне и в обороне Севастополя");
2] хорунжий Бурнос, 113 лет, проживал в Кубанской области;
3] солдат Кореневский, 116 лет, проживал в Витебской губернии;
4] крестьянин Этте, 120 лет, проживал в Лифляндской губернии, ("ополченец Отечественной войны");
5] крестьянин Волонцевич, 115 лет, проживал в Гродненской губернии;
6] крестьянин Воробьев, 104 года, проживал в Могилевской губернии;
7] крестьянин Гордей Громов, 110 лет, проживал в селе Красном Поколюбеческой волости Гомельского уезда Могилевской губернии ("очевидец следования французских войск через село Красное");
8] крестьянин Жерношенков, 111 лет, проживал в Могилевской губернии;
9] крестьянин Жеррилов, 110 лет, проживал в Могилевской губернии;
10] крестьянин Степан Жук, 110 лет, проживал в деревне Шавельки Дриссенского уезда Витебской губернии ("после сражения при Кульбове, по уходу оттуда войск, он собирал на поле сражения пули");
11] крестьянин Ефим Кобылин, 109 лет, проживал в селе Рогозино Ключковской волости Барнаульского уезда Томской губернии;
12] мещанин Петр Лаптев, 118 лет, проживал в деревне Милях Свенцянской волости Свенцянского уезда Виленской губернии ("очевидец следования Наполеона и его армии через Свенцяны");
13] крестьянин Монарский, 108 лет, проживал в Витебской губернии ("очевидец сражения под Классисеном");
14] крестьянин Новиков, 119 лет, проживал в Смоленской губернии;
15] еврей Овручин, 111 лет, проживал в Могилевской губернии;
16] крестьянин Максим Пятаченков, 120 лет, проживал в слободе Загуменщина (около города Кирсанова) Ирской волости Кирсановского уезда Тамбовской губернии ("очевидец пребывания французских солдат в городе Кирсанове");
17] мещанин Сердюков, 119 лет, проживал в городе Екатеринославе;
18] "кандидат на классную должность" Степанов, 115 лет, проживал в Симбирской губернии;
19] крестьянка Мария Желтякова, 110 лет, проживала в деревне Подберезная Рождественской волости Бронницкого уезда Московской губернии;
20] крестьянка Евгения Жерносенкова, 115 лет, проживала в поселке Ириновка Вылевской волости Гомельского уезда ("очевидица событий Отечественной войны; отец, по ея заявлению, участвовал в военных действиях").
Поиски, как часто бывает в России, приобрели характер соревнования - каждый губернатор хотел предъявить царю "своего" ветерана. Больше всех преуспела Бессарабия, где отыскался фельдфебель-малоросс Аким Войтинюк.
Его и еще четверых долгожителей ко дню торжеств доставили на Бородинское поле. Это событие имело такой резонанс, что ветеранов запечатлели не только на фотографиях, но даже в кино.
Основные торжества проходили в Москве и Бородино, где к тому времени уже были установлены памятники героям и отдельным частям войск. К 25-му августа 1912 года, кануну Бородинской битвы, в Бородино прибыл Николай II вместе со всем своим семейством — наследником и дочерьми. После торжественной встречи он посетил Спасо-Бородинский собор, после чего отправился на Бородинское поле, где высились памятники полкам и дивизиям. У батареи Раевского он сел на приготовленного для него коня (его семейство заняло роскошные экипажи), и начался объезд войск.
После объезда войск Николай II в сопровождении свиты подошёл к старикам-ветеранам. Ветеранам было разрешено сидеть в присутствии Николая II и других высочайших особ. Он беседовал с ними, подойдя к каждому, спрашивал о прежней службе, о жизни. При попытке одного из них подняться, государь запретил это делать.
Строго говоря, ветераном из них был только Войтинюк - остальные попали на праздник как очевидцы событий. Правда, Лаптев утверждал, что тоже сражался с французами, но поскольку ему было тогда 12 лет, юного участника войны предпочли записать в свидетели. Тот же казус случился со 110-летним Жуком - он, правда, ничего не утверждал, в ветераны его записал журнал "Огонек". В торжествах участвовала и 107-летняя крестьянка Мария Желтякова, рассказавшая, что видела в Москве самого французского императора.
Впрочем, большинство из приглашенных ничего героического о себе не сообщали: Максим Пяточенков всего лишь видел на родной Тамбовщине пленных французских солдат, Гордей Громов был свидетелем прохода французской колонны через его село Красное. Да никто и не ждал от них героических рассказов. К ветеранам относились бережно: дали хорошее жилье, собственные экипажи, позволили сидеть в присутствии императора, "в уважение к преклонным летам".
Джунковский вспоминал: "Это всех очень тронуло, старики сидели, а государь и великие князья стояли. Каждый из стариков вставал, когда государь непосредственно к нему обращался". Среди блестящих господ и модных дам эти старцы в серых армяках, с длинными белыми бородами и посохами в негнущихся руках выглядели так чужеродно, что к ним невольно обращались все взгляды - они словно воплощали тот народ, который и победил Наполеона, даже если сами старики были к этой победе непричастны...
Еще двух реальных участников Отечественной войны - 116-летнего солдата Кореневского из Витебской губернии и 120-летнего латыша Этте, который будто бы служил в ополчении, в силу разных причин не смогли отправить в Москву. Прочих с окончанием торжеств развезли по местам жительства и, как водится, забыли. Правда, по приказу царя выписали повышенные пенсии - например, Аким Войтинюк получил целых 300 рублей. Что со стариками стало дальше, неизвестно: вряд ли кто-то из них пережил смутные годы войн и революций.
Автор одной из опубликованных в 1912 году статей, Владимир Белинский, анализируя социальный состав старожилов, писал: "Бросается в глаза то, что все эти люди неинтеллигентные и необразованные - по преимуществу крестьяне, и что дворян среди них вовсе нет (тот факт прискорбный для нашего дворянства, не сумевшего сберечь ни богатств, ни даже здоровья)".
Нужно сказать, что не обошлось в этом деле и без мистификаций (об том во второй части).
https://rg.ru/2016/03/14/rodina-napoleon.html
https://otrageniya.livejournal.com/1861679.html
P.S.
Откликом на эти события стал фельетон А.И. Куприна "Тень Наполеона", где описан "замечательный старик", делившийся впечатлениями о встрече в коротком сатирическом рассказе.
Повествование ведётся в нём от лица его главного персонажа - губернатора одной из западных губерний ( по его словам) - речь идёт, по всей очевидности, о Гродненской губернии , так как действие рассказа разворачивается на территории входившего в её состав городка Сморгонь... Это также и чудная возможность узнать про некоторые тонкости губернаторской службы времён царской России как бы изнутри... Вот что он сообщает почти вначале своего своего рассказа :
«Какой-то быстрый государственный ум подал внезапную мысль: собрать на бородинских позициях возможно большее количество ветеранов, принимавших участие в приснопамятном сражении, а также просто древних старожилов, которые имели случай видеть Наполеона.
Проект этот был, во всяком случае, не хуже и не лучше такого, например, проекта, как завести ананасные плантации в Костромской губернии. Известно, бумага все терпит. Ведь бородинскому ветерану-то надлежало бы иметь по крайней мере сто двадцать лет. Однако в Петербурге выдумка эта была принята с живейшим удовольствием.
Вот по этому-то поводу и приехал ко мне однажды генерал Ренненкампф, тот самый знаменитый курляндский вождь исторического рейда во время японской кампании. Огненный взгляд, звенящие шпоры, быстрая лаконическая речь, вспыльчивость и – рыцарь перед дамами.
– Ваше превосходительство, – сказал он мне, – я объездил всю Ковенскую губернию, показывали мне этих Мафусаилов – и, черт! – ни один никуда не годится! Или врут, как лошади, или ничего не помнят, черти! Но как же, черт возьми, мне без них быть. Ведь для них же – черт! – уже медали чеканятся на монетном дворе! Сделайте милость, ваше превосходительство, выручайте! На вас одного надежда. Ведь в вашей Сморгони Наполеон пробыл несколько дней. Может быть, на ваше счастье, найдутся здесь два-три таких глубоких – черт! – старца, которые еще, черт бы их побрал, сохранили хоть маленький остаток памяти. Вовеки вашей услуги не забуду!
Я как администратор не мог ему не посочувствовать. Заявил:
– Ваше превосходительство, Павел Карлович, от души вхожу в ваше положение. Даю слово: сделаю все, что смогу. Кстати, есть у меня один такой исправник, для которого, кажется, не существует ничего невозможного.
Генерал обрадовался, жал мне руки, разливался в признательности.
– Теперь я за вами как за каменной горой. А исправнику скажите, что я его из памяти не выброшу.
Проводив Ренненкампфа, вызвал я к себе исправника, по фамилии Каракаци. Он вовсе не был греком, как можно было бы судить по его фамилии. Не без гордости любил он рассказывать, что по отцу происходит от албанских князей, а по матери сродни монакским Гримальди. И правда, было в нем что-то разбойничье.
Житейский лист его был очень ординарен. Гвардейская кавалерия. Долги. Армейская кавалерия. Карты. Таможенная стража. Скандал. Жандармский корпус. Провалился на экзамене. Последний этап – уездный исправник.
И обладал он стремительностью в шестьсот лошадиных сил. И такой же изобретательностью.
Передал я ему мой разговор с генералом. Он весь как боевой конь.
– Ваше превосходительство, для вас хоть из-под земли вырою. Не извольте беспокоиться. Самых замечательных стариканов доставлю. Они у меня не только Наполеона, а самого Петра Великого вспомнят!
– Нет уж, – говорю ему, – вы уж лучше без лишнего усердия. Довольно нам будет и Наполеона.»
Не буду заострять здесь внимание на всех перепетиях их совместной поездки в Сморгонь - перейду уже к её результатам , когда отыскали одного живого свидетеля эпохи ,106-летнего старца, который утверждал ,что видел, будучи ещё 6-ти летним ребёнком, своими глазами Наполеона, вышедшего на балкон дома, в котором он квартировался, когда его войско стояло несколько дней в его родном городке...
Итак:
«На другой день, после завтрака у Ренненкампфа, мы отправились поговорить с тем замечательным старцем, которого генерал с таким удовольствием называл «конфетой». Нас сопровождало значительное общество: местные учителя, члены городской ратуши, гарнизонные офицеры и т. д.
Старик сидел на завалинке (она там называется «присьба»). При виде нас он медленно встал и оперся подбородком на костыль. Он был уже не седой, а какой-то зеленый. Голова у него слегка тряслась, а голос был тонкий. Впоследствии мы узнали, что он – из староверов.»
И вот как выглядела сцена экзаменовки свидетеля эпохи губернатором и его свитой. Я пропущу те моменты, когда он отвечал на вопросы вполне убедительно, остановлюсь только на финальной финальном моменте, где дедушка спалился:
– Ну, дедушка, а как он был одет, Наполеон-то?
Старик сначала оглянул толпу, точно кого-то разыскивая мутными глазами, потом сказал не особенно уверенно: Одет-то был как? Да обыкновенно одет: серенький сюртучишко на нем и, значит, шляпа о трех углах. А больше никак не был одет.
Но тут-то лукавый подтолкнул начальника городского училища. Такой он был худощавый, как-то скривленный набок и козелковатая бородка.
– Ваше превосходительство, – обратился он к Ренненкампфу. – Я, как педагог... исторический момент... редчайший случай... прошу разрешения задать один вопрос.
– Пожалуйста, пожалуйста, – великодушно разрешил Ренненкампф.
– Дедушка, – крикнул старику в ухо педагог. – Не можешь ли ты сказать нам: какой из себя был император Наполеон?
– Чего это? – переспросил старик.
Тут пришел на помощь сам Ренненкампф. Он сказал своим резким командирским голосом:
– Ты скажи нам – какой был Наполеон наружностью? Большого роста или маленького, толстый или худой? Вообще какой он был из себя?
Тут и случилось что-то странное. Старик на мгновенье точно оживился и даже немного выпрямился. Он откашлялся, и голос его стал тверже и яснее.
– Какой он был-то? – произнес он. – Наполеон-тот? А вот какой он был: ростом вот с эту березу, а в плечах сажень с лишком, а бородища – по самые колени и страх какая густая, а в руках у него был топор огромнейший. Как он этим топором махнет, так, братцы у десяти человек головы с плеч долой! Вот он какой был! Одно слово – ампиратырь!
Что тут произошло, трудно описать.
– Это безобразие! – рявкнул Ренненкампф так страшно, что у всех присутствующих подогнулись ноги, а храбрый потомок Гримальди побледнел и пошатнулся.
И много еще прошло времени, пока сердитый генерал не излил свои гнев. Но потом все-таки успокоился.
– Ничего, – сказал он, – мы его еще натаскаем. Времени впереди много. А без старика –никак не обойдешься. Господин исправник, вы ему репетитор, вы и будете в ответе!..
Тут грозный генерал не договорил и лишь выстрелил в Каракаци огненным лучом своего взгляда, пронзив его насквозь, а потом, обернувшись ко мне и вытирая платком лоб, Павел Карлович воскликнул решительно:
– Ну уж если эти петербургские господа вздумают к трехсотлетию дома Романовых откапывать современников, то, слуга покорный, – отказываюсь! Подаю в отставку! Да-с!»
http://kuprin.velchel.ru/index.php?cnt=8&story=sc_9
