Дуэльный пистолет
Это модель дуэльного пистолета для сцены дуэли XVIII-XIX века.Сцена будет сделана в блендере.
Это модель дуэльного пистолета для сцены дуэли XVIII-XIX века.Сцена будет сделана в блендере.
Жила-была русская губерния. Маршировали по ней солдаты, строились казармы, «присутственные места», имелось даже собственное Адмиралтейство. Тысячи подданных в православных храмах возносили молитвы о здравии государыни императрицы Екатерины. Все как и положено, но губерния сия была в… Средиземном море. Тем не менее все это — подлинная, но давно забытая история…
26—27 июня 1770 г. русская эскадра под командованием графа Алексея Орлова сожгла турецкий флот в Чесменской бухте. Погибло 14 кораблей, 6 фрегатов и до 50 малых судов. Трофеями русских стали 60-пушечный корабль «Родос» и 5 больших галер. Русский флот стал хозяином Эгейского моря. В Петербурге Екатерина II приказала в честь победы отчеканить медаль, на которой был изображен горящий турецкий флот с лаконичной надписью: «Был». А в Царском Селе на пруду возвели Чесменскую колонну, к которой и поныне водят экскурсантов.
Далее историки описывают блестящие победы Румянцева и Суворова, восстание Пугачева и т. д. А между тем русский флот ушел из Средиземного моря лишь в начале 1775 г. А что он там делал пять (!) лет? Екатерина II после Чесмы направила на Средиземное море еще три эскадры, всего в Архипелаге имелось только кораблей (тогда термин «линейный корабль» не употреблялся) — аж девятнадцать! Вообще говоря, сама отправка русских эскадр на Средиземное море была гениальным стратегическим замыслом великой императрицы и ее советников, которых позже назовут «екатерининскими орлами». Ведь до этого ни один русский военный корабль не выходил даже в Атлантику, если не считать перевода «новопостроенных» кораблей из Архангельска в Кронштадт.
Все победы русского флота меркнут перед Чесмой, и не только по числу потопленных вражеских судов, но и из-за того, что битва была выиграна за многие тысячи миль от своих баз. В прежних и последующих сражениях на Балтике и Черном море русские эскадры выходили в море на неделю, от силы на три, давали сражение в 100 милях от базы, а то и в виду собственного берега и шли домой. В базе выгружались раненые и больные, корабль вставал на ремонт. И лишь через несколько недель или даже месяцев эскадра пополнялась новыми моряками взамен выбывших и, приняв на борт боезапас и провиант, вновь выходила в море.
А тут граф Орлов оказался один в чужом море. Транспортные суда, пришедшие из Кронштадта за 5 лет, можно пересчитать по пальцам. Все побережье Средиземного моря от Далмации до Дарданелл и от Дарданелл до Туниса было турецким. Франция и Испания враждебно относились к русским и не допускали их в свои порты. Правда, мальтийские рыцари и итальянские государства готовы были оказать гостеприимство, но только за очень хорошие деньги. Эскадра Орлова должна была погибнуть менее чем за месяц, как Великая армия Наполеона в России.
По первоначальному плану Екатерины предполагалось высадить небольшие десанты на территории материковой Греции, а затем «сыны Эллады» должны были поднять восстание, выгнать турок и предоставить свои порты русским. Но турки сосредоточили в Греции большие силы, а вожди повстанцев не ладили между собой и так и не сумели создать регулярное войско. В итоге русским десантникам пришлось убраться на корабли.
После Чесмы Екатерина II всячески понуждала графа с боем прорваться через Дарданеллы и бомбардировать с моря Стамбул. Укрепления турок в проливе тогда были очень слабы, и технически задача была легко выполнима. Однако Алексей Орлов испугался. 24-летний сержант Преображенского полка не побоялся составить заговор против законного императора в пользу немки, не имевшей никаких прав на престол, а позже в Ропше лично устроить Петру III «геморроидальные колики». Но после Чесмы граф находился в зените славы. Раньше нищий гвардеец рисковал только головой, а при удаче приобретал все. Сейчас он мог потерять все, а в случае удачи не получить ничего.
С вероятностью 95% русская эскадра прорвалась бы через Дарданеллы. А что дальше? Хорошо, если Мустафа III, увидев русский флот под окнами дворца, запросит мира. А если нет? Высаживать десант? Нет войск. Сжечь Стамбул можно, но зачем? Султан обозлится и будет продолжать войну, а Екатерина потеряет в Европе имидж мудрой и просвещенной государыни, который она с таким трудом создавала много лет. А уходить из Дарданелл русской эскадре будет куда сложней.
И тогда Орлов с санкции императрицы решает основать российскую губернию на Кикладских и прилегающих островах Эгейского моря. Кто предложил выбрать остров Парос главной базой русского флота, неизвестно. Во всяком случае, стратегически он выбран удачно. Парос принадлежит к Кикладским островам (южная часть Эгейского моря) и находится в центре их. Таким образом, владея Паросом, можно легко контролировать Эгейское море и подступы к проливу Дарданеллы, до которого около 350 км. До ближайшей точки полуострова Малая Азия от Пароса 170 км, и туркам высадить десант с материка на остров невозможно, не обеспечив себе господства на море.
15 октября 1770 г. эскадра графа Алексея Орлова в составе кораблей «Три Иерарха», «Ростислав», «Родос», бомбардирского корабля «Гром», фрегатов «Слава», «Победа» и «Святой Павел» прибыла к острову Парос.
К моменту захвата русскими на Паросе проживало 5 тысяч человек, в подавляющем большинстве православных греков. Они занимались хлебопашеством, виноградарством и овцеводством. Население острова влачило нищенское существование.
Турецких властей на острове не было, и греки радостно приветствовали наши корабли. Русские моряки использовали обе бухты острова — Аузу и Трио, где были оборудованы стоянки кораблей. Но столицей «губернии» стал город Ауза, построенный русскими на левом берегу одноименной бухты.
Первым делом бухта была укреплена, на ее левом берегу построили два форта с каменными брустверами на девять и восемь 30-и 24-фунтовых пушек. На островке у входа в бухту расположили 10-орудийную батарею. Соответственно была укреплена и бухта Трио. На левом берегу бухты Ауза возвели здание Адмиралтейства. Да, да! Российского Адмиралтейства! Балтийский флот имел Адмиралтейство в Петербурге, на Черном море Адмиралтейства тогда вообще не было, как не было и флота, а вот на Средиземном море возникло Адмиралтейство для нашего «Архипелажного флота». В Аузу из Петербурга были выписаны десятки корабельных мастеров, включая знаменитого А. С. Касатонова, который позже стал главным инспектором кораблестроения. 3 июля 1772 г. адмирал Спиридов выдал Касатонову премию 50 червонцев с объявлением в приказе.
Большие корабли в Аузе не строили, да и нужды в этом не было, но ремонтировали корабли всех рангов. Зато строили в большом числе малые парусные и разнообразные гребные суда.
Аузу заполнили различные административные здания, пекарни, прядильни, казармы матросов. Замечу, что сухопутные войска по каким-то объективным, а скорее, субъективным соображениям дислоцировались вне города. Так, казармы Шлиссельбургского пехотного полка располагались на правом берегу бухты Ауза. Чуть дальше находились лагеря греков, славян и албанцев. В глубине острова располагался лагерь лейб-гвардии Преображенского полка. В Аузе была учреждена даже гимназия, в которой учились сотни греческих мальчиков.
Губерния из 27 островов должна была обеспечивать флот численностью до 50 вымпелов и несколько пехотных полков. Поэтому острова были обложены податью (10-процентным налогом) на хлеб, вино, строевой лес и т. д. Определенная доля налога взималась деньгами. Кроме того, часть этих товаров покупалась русскими властями, но установить пропорцию между оплачиваемыми товарами и собираемыми налогами автору не удалось. Но, увы, этих налогов не хватало, да и Орлов не желал становиться в тягость дружественному православному народу. За все должны платить басурманы!
Греки, в особенности островитяне, уже с XV века держали в своих руках большую часть морских перевозок в Средиземноморье. Пиратство же они считали вполне законным бизнесом, как бы частью торговли. Единственное, что их сдерживало, это преобладающая мощь турецкого флота. Чесма и ряд других побед русского флота избавили их от турок. Еще до Чесмы несколько греческих владельцев торговых судов (они же были капитанами) прибыли к Орлову и попросились в русское подданство. Граф охотно принял греков и разрешил поднять на их кораблях Андреевские флаги.
И вот по всему Восточному Средиземноморью полетели фрегаты, бриги, шебеки и галеры под русскими флагами. Вспомним, что огромная турецкая империя почти не имела дорог, и торговля шла в основном морем. Ежегодно сотни турецких да и, чего греха таить, нейтральных судов становились добычей греческих корсаров. Причем иной раз на охоту выходил и смешанный (русско-греческий) экипаж под командованием русских офицеров. Корсары совершили несколько дерзких налетов и на турецкие порты в Малой Азии, Сирии и Египте.
Надо сказать, что греческие капитаны не «крысятничали» и отдавали положенное властям губернии как деньгами, так и натурой. Тот же Алексей Орлов получил массу драгоценностей, породистых скакунов и знатных красавиц.
Приключений у капитанов эскадры Орлова было куда больше, чем у хваленых флибустьеров Карибского моря. Так, в ночь на 8 сентября 1771 г. трекатра «Св. Михаил» (парусное купеческое судно), перевозившая десант из четверых офицеров и 202 солдат Шлиссельбургского полка, разминулась с русской эскадрой. А наутро наступил штиль – паруса неуклюжей трекатры повисли. И тут откуда ни возьмись – пять турецких галер. Турки рассчитывали на легкую добычу, но капитан Александр Митрофанович Ушаков решил драться насмерть. По его приказу «вокруг борта вместо туров были поставлены пустые водяные бочки, обвешанные постелями и платьем, и посланы две шлюпки с буксиром, чтоб удобнее было поворачивать трекатру при обороне. Две турецкие галеры атаковали наше судно с кормы, а третья — с правого борта, но, встреченные сильным картечным огнем, остановились. Оправясь, турки дружно устремились на трекатру с намерением абордировать ее. Подпустив их на пистолетный выстрел, Ушаков вдруг повернул к ним трекатру бортом и открыл непрерывный беглый огонь, чем принудил неприятеля отступить в большом расстройстве».
На «Св. Михаиле» были сильно повреждены паруса и такелаж, в правом борту — пять пробоин, но, благодаря импровизированной «броне» Ушакова был убит всего один мушкетер и семеро ранено.
Ночью 9 сентября 1772 г. капитан-лейтенант Панаиоти Алексиано подошел к острову Станчио и высадил десант. С ходу была взята небольшая турецкая крепость Кеффано, где было захвачено 11 пушек. За это Екатерина II наградила Алексиано орденом Св. Георгия 4-й степени. А всего через полтора месяца Панаиоти Алексиано на своем «Св. Павле» и с корсарской гребной фелукой, которой командовал грек Паламида, отправляется к устью Нила.
Фрегат «Св. Павел» — это бывшее торговое судно. Орудийные порты были замаскированы. И фелука тоже ничем не отличалась от сотен таких же фелук, плававших в Восточном Средиземноморье. Таким образом, суда Алексиано, не вызвавшие никаких подозрений у египтян, спокойно вошли в гавань Дамиетты (ныне Думьят, в 45 км северо-западнее современного Порт-Саида). И уже в порту корсары открыли огонь. В двухчасовом ожесточенном бою все турецкие военные и торговые суда «были преданы пламени».
Уже выходя из порта, Алексиано наткнулся на турецкий фрегат. После короткой перестрелки турок спустил флаг. На фрегате был взят местный правитель Селим-бей «с тремя главнейшими агами, разными другими офицерами и служителями, коих всех осталось 120 турок». 13 июня 1774 г. Алексиано на фрегате «Св. Павел» вместе с двумя полугалерами «Зижига» и «Лев» вышли в море и направились к Дарданеллам. 26 июня Алексиано высадил 160 десантников на небольшой остров Карыбада (Мекасти), находящийся в заливе Декария у румелийского берега. Навстречу им выдвинулся отряд турок с пушкой. Но десантники их рассеяли и захватили пушку. Затем десантники осадили слабо укрепленную каменную крепость с пятью башнями. После короткой перестрелки ее гарнизон капитулировал с условием, что осажденным разрешат без оружия на лодках переправиться на румелийский берег. Десантники выполнили свои обещания, и начальник крепости Сардар Мустафа ага Каксарли с пятьюдесятью турками отправился к европейскому берегу. Наши моряки перегрузили на «Св. Павел» взятые в крепости 15 пушек калибра от 3 до 14 фунтов, 4200 ядер, 40 бочек с порохом и иные припасы. На берегу десантники сожгли 4 фелуки, а в крепости — все дома обывателей, и на том отбыли восвояси. Все описанное выше не вошло в учебники истории как заурядные будни забытой войны.
Турецкая морская торговля была парализована, в Стамбуле начался голод. Выручили турок французы, которые под своим флагом перевозили продовольствие и другие товары в турецкую столицу. Граф Орлов и русские адмиралы требовали у императрицы разрешения захватывать французов всех без разбора, но из-за нерешительности Екатерины этого сделано не было.
25 июля 1774 г. к русской эскадре адмирала Елманова, стоявшей у острова Тассо, подошла турецкая полугалера с белым флагом. На ней прибыл майор Белич (серб на русской службе) с письмом от фельдмаршала Румянцева, в котором говорилось, что 10 июля был заключен мир с турками. Кампания в Архипелаге закончилась.
Екатерина не сумела сдержать обещаний, данных грекам. Наши адмиралы говорили им, что после войны, если не вся Греция, то, по крайней мере, «губерния» войдет в состав России. А теперь на острова должны были вернуться турки. По мере возможности Екатерина постаралась облегчить участь доверившихся ей греков. В условия мира была включена статья об амнистии для всех греков, славян и албанцев, сражавшихся на стороне России. Следить за выполнением этой статьи турками было поручено русским консульствам в Греции. Всем желающим из населения островной губернии было позволено на русских и греческих судах отплыть в Россию.
Тысячи греков уехали в Россию, большинство из них поселилось в Крыму и на побережье Азовского моря. Гимназию перевели в Петербург, где была открыта Греческая гимназия, позже переименованная в Греческий корпус.
Несколько корсарских фрегатов с греческими беженцами — «Архипелаг», «Тино», «Святой Николай» и др., замаскировавшись под торговые суда, прошли Проливы, а затем стали одними из первых кораблей рождавшегося Черноморского флота.
Екатерина приказала сформировать в Крыму Греческий пехотный полк. Многие греческие корсары стали адмиралами русского флота. Среди них Марк Войнович (он имел сербские корни), Панаиоти Алексиано, Антон Алекиано и др.
Кючук-Кайнарджийский мир оказался лишь коротким перемирием. В августе 1787 г. Оттоманская империя вновь объявила России войну. Капитанами ряда кораблей Черноморского флота стали греки из первого поколения корсаров, а севастопольской эскадрой Черноморского флота командовал старый пират Марк Войнович. А молодые греческие корсары, не дождавшись прихода русских эскадр, сами снарядили корабли и под Андреевскими флагами вышли в Средиземное море.
Александр Широкорад
Когда не было гостей, как в этот вечер, семейство Бланше развлекало себя игрою в карты и разговорами. Собравшись в гостиной, где через открытые настежь ставни помимо стука колес и голосов доносилось пение птиц, а воздух улицы проникал совершенно беспрепятственно, сначала легко ужинали — ибо, когда так тепло, есть обыкновенно не хочется, — затем втроем усаживались за карточный столик. Отец играл увлеченно: вначале партии он мог разделять общую беседу, но ближе к решающей стадии все его помыслы сосредотачивались на картах. Что не мешало ему почти всегда проигрывать. Впрочем, это не было важно, так как Бланше получал удовольствие от самого процесса. Жена его направляла разговор: в начале речь шла о том, как душно в городе, и о том, как жаль, что у них нет возможности отправиться провести лето в какой-нибудь деревне, как это делают Кеньяры, и укрыться от всех этих непонятных событий. Затем обсуждению подверглись некоторые общие знакомые. Анна в это время, не переставая, думала о той книге, что лежала на ее туалетном столике. Книга называлась “Год 2440-й”, и повествовалось в ней о том чудесном времени, когда человеческое общество достигнет совершеннейшей гармонии. С некоторых пор Анною стала овладевать некая ностальгия по этому мифическому году, в котором она постоянно мысленно пребывала. Поэтому, спросив разрешения, она отправилась к себе, чтобы перед сном, пока не совсем стемнело, успеть почитать о мире своей мечты.
Когда мадам Бланше стала зевать и потягиваться в своем кресле, а ее муж предложил отправиться ко сну, Анна, уже в ночной рубашке, встала со своей постели, чтобы зажечь свечи и продолжить чтение. Только почувствовав над своим ухом хлопанье крыльев мохнатых ночных бабочек, залетевших на свет, и услышав жужжание непонятных насекомых, стучавшихся о потолок, она решила прерваться, чтобы протянуть удовольствие от пребывания в чудесном будущем, которого у нее осталось двадцать страниц, до завтрашнего дня, тихонько встала, загасила свечи при помощи маленького керамического голубка и, лежа в темноте, принялась мечтать — попеременно о годе 2440-м и о замужестве.
Через несколько часов Бланше тихонько встал, чтобы попить воды. Единственным движением, помимо его шагов, являлось колыхание занавесок на незакрытых по случаю лета окнах. Пол был холодный — он чувствовал это, потому что шел босиком — но воздух так и не остыл за ночь. Но все же он стал значительно свежее. Часы не тикали. “Надо завести”, — подумал Бланше. Начинало светать. На кухне, в капле конфитюра, оставленной нерадивой служанкой, умирала муха, попавшая сюда вечером: к утру силы оставили ее.
Бланше на цыпочках пробежал обратно, остановился у комнаты дочери, прислушался — не столько из заботливости, сколько из любопытства; затем, добравшись до своей спальни, скользнул под одеяло и ворочался под ним еще около двух минут.
Спокойствие царило до половины девятого.
Перепуганная служанка поспешила открыть дверь, поскольку стук был очень настойчивым, даже будто бы нервным. Господин Шампоно, чьи глаза лучились счастьем, бросился с порога ей на шею, обнял, расцеловал, так что бедная женщина чуть не лишилась чувств от испуга. Пока хозяева, которых нескромный визитер приказал поднять с постели, одевались, он метался по гостиной, счастливый и взволнованный, словно молодой отец, чья жена разрешается от бремени в соседней комнате. К Бланше, появившемуся скоро в своем красном халате и ночном колпаке, Шампоно кинулся с тысячами извинений и братскими объятиями.
— Ах, сударь, нижайше прошу вас простить мне столь ранний визит! Я не мог быть дома после того, как узнал о великих событиях, свершившихся нынешней ночью! Уверен, что вы извините меня, как только узнаете!
— Да что же случилось? — вопрошал Бланше, с трудом держа глаза открытыми. — Уж не вернулся ли Христос на нашу землю?
— О, нет, месье, но несомненно он теперь взирает на нее с гораздо большей радостью, чем прежде! Взгляните в окно! — обратился юноша к матери и дочери Бланше, вышедшим из своих комнат. — Взгляните на этот мир, любезные дамы, и знайте, что сегодня он чист и свеж, как в первый день творения! Ибо началась новая эра! О, друзья мои, как счастлив я разделить с вами это блаженство — присутствовать при рождении новой, светлой эпохи! Как я жаждал этого! Присядьте же, присядьте! И не смотрите так испуганно! Нынче ночью, покуда мы все спали, наше Учредительное собрание — да, да, бывшие Генеральные штаты! — работало не покладая рук и начало писать новую страницу в истории Франции! Они отменили весь прежний порядок, все феодальные права! Вы понимаете, что это значит?!
— Понимать ли это так, любезный Шампоно, что дворяне будут ограничены в своих претензиях?
— Гораздо больше, сударь! Если отныне кто-либо будет именовать себя маркизом или графом и претендовать на звание сеньора, мы скажем ему, что он на это не имеет никакого права!
— Ах, не могу поверить! Так ли вы все поняли, господин Шампоно?
— Как нельзя верней, мадам! В семь часов утра примчался наш домохозяин, который сам присутствовал при заседании собрания! Он поднял всех жильцов и объявил нам радостную весть. Отныне нет сеньоров и вассалов, все мы граждане!
— Вы слышите, маменька! О, какое же счастье! Мне кажется, что благодаря этому господину, нынешний день будет самым счастливым в моей жизни!
— Да, и в моей, мадемуазель!
Тотчас велели послать за всеми друзьями и знакомыми, чтоб вместе отпраздновать счастливое начало новой Франции.
— Как будут счастливы месье Кеньяр и месье Кеньяр-младший! А аббат де Брион! Ах, он будет на седьмом небе, я уверена, если только он уже не танцует от счастья у себя дома! Не так ли, месье Шампоно?
— Уверен, уверен, мадемуазель! — подтвердил Шампоно, ни мало не смущаясь тем фактом, что его крестный и есть один из тех людей, чьи привилегии отныне ликвидируются.
За завтраком, к которому его, конечно, пригласили, Антуан восторженно описывал подробности принятого Собранием решения. Он не читал закона и в точности не знал, каким образом тот будет действовать, но чувствовал, что совершилось нечто необыкновенное, волшебное, такое, о чем год назад и грезить было невозможно. Подумать только — депутаты, сами по большей части выходцы из привилегированных сословий, выходят на трибуну и бросают на алтарь Отчества свои прерогативы, свои льготы, свои источники доходов! Совершенно нереальное событие, оно казалось вместе с тем до того правильным, до того согласным с естественным и Божеским законом, что впору было удивляться, почему этого раньше не произошло. В самом деле, вот уж где действовала столь хорошо знакомая Шампоно фраза: “Верую, ибо невозможно”!
— Неужто мы вернулись во времена Перикла? — спрашивала трепещущая от радости Анна.
— Да, мадемуазель! Я полагаю, что в эту ночь свершилась революция, когда французы полностью восстановили справедливый порядок отцов.
Кажется, сама природа радовалась подвигу французского народа. В каждой частице мира, в каждом солнечном луче, в каждом камне мостовой, в фигуре любого пешехода, спешащего, должно быть, чтоб сообщить радостную новость своим близким, Антуану чудилось необыкновенное ощущение счастья, особой энергии. Стук лошадиных копыт за окном был уже не тем, что вчера, нет! Это были иные лошади, они тянули иные экипажи, ими правили иные кучера — кучера обновленного мира, где нет места злоупотреблениям, неравенству, продаже должностей! И разве не стал вкуснее этот кофе и этот сыр, который подают в доме Бланше оттого, что теперь аристократы будут платить налоги так же, как и бедные пахари?
Кому понравилось, полный роман лежит тут бесплатно
Для полной картины начнём с "предводителя" этого интереснейшего путешествия, а именно с Морица Бенёвского. Родился Мориц в 1746 году в Словакии. Отец был австрийским полковником венгерского происхождения, мать дочерью епископа с венгерскими и словацкими корнями. Семья у него была "мал мала меньше", состоящая из 13 человек (причём там были дети отца и матери от первых браков), так что он как никто другой понимал смысл поговорки "в большой семье... эм... кто первый встал, того и тапки". Так же в раннем детстве он сломал ногу из-за чего всю жизнь хромал, но не смотря на это его с 10-летнего возраста готовили к военному делу. В 16 лет поступил на австрийскую службу и принимал участие в Семилетней войне 1756-1763 годов (это та самая, в результате которой Россия в первый из трёх раз заняла Берлин), став в итоге гусарским капитаном.
Вернувшись с войны, 17-летний Мориц попытался обустроить себе уютный домашний очаг, но на пути его мечты встали его многочисленные братья и сёстры. Особенно с учётом того, что отец, пока сын "кровь проливал" отписал всё мужьям своих дочерей. Но молодого и горячего героя нашего повествования голыми руками взять было сложно: с помощь верных слуг (что уже говорит само за себя, ибо они предпочли именно его всем прочим отпрыскам Бенёвским) выгнал родственничков вон.
Проблема была в одном. Он не учёл что в его семейке все такие же как он, "молодые и горячие". Родственники, видя такое беззаконие со стороны наглого братца собрались и накляузничали императрице Марии-Терезии, обвинившей его в самоуправстве, неуважению к воле отца и ещё (что уж там мелочиться?) ереси. Мориц, лишённый наследства и преследуемый св. Инквизицией скрылся и женился в Польше, где занялся изучением географии и намеревался отправиться в Индию. Но его путешествию не дано было сбыться, т.к. в 1768 году началось восстание Барской конфедерации (поляки так любили всякого рода конфедерации, что клепали их по поводу и без), где наш юный авантюрист отличился в боевых действиях и получил ценные связи с руководителями конфедерации (в частности с Казимиром Пулавским). Барская Конфедерация вредила Российской Империи как могла и где могла, даже туркам помогала в русско-турецкой войне 1768-1774 годов. Конечно, так долго продолжаться не могло и русские разгромили конфедератов, которые упорно и порой даже успешно сопротивлялись (немногочисленные победы они раздували до таких размеров, что Бородино казалось мелкой стычкой), но русские полководцы (Суворов в том числе) всё таки одолели противников (взять хотя бы сражение под Лянцкороной, в которой Суворов напрочь разгромил равные силы противников (в числе которых были наёмники французского генерала Дюмурье, лучшие регулярные воины Европы (по мнению самого Дюмурье, конечно)) потери конфедератов 500 убитых, русских 10 раненых, вот что такое гений Суворова!).
Или взять ещё более крупную победу, окончательно положившую конец восстанию, бой при Столовичах, в которой Суворов (ок. 900 человек) разбил последние боеспособные части конфедератов (ок. 4000 человек) и потерял всего 8 убитыми и ок. сотни ранеными, а противник 1000 убитыми и 700 пленных. Сам Мориц так же попал в плен, но был отпущен "под честное слово".
Но что такое "честное слово" Бенёвскому было неизвестно и он вернулся в строй, но был второй раз пленён и отправлен в Киев а потом в Казань. Там Бенёвский с приятелем шведом Адольфом Винбланом и бежал из Казани, выкрав документы. Беглецы решили податься в Санкт-Петербург, как единственный доступный порт в котором могли найти корабль для бегства из России. Уже в столице они попытались выдать себя за английских матросов и уплыть на голландском корабле, но денег уже не было, а капитан, видимо не ожидая получить достойного вознаграждения за молчание и опасности решил что выгоднее сдать "сомнительных личностей" властям, не смотря на все заверения расплатиться в первом же порту... В Петропавловской крепости граф Панин, начальник следственной комиссии предложил беглецам свободу в обмен на "честное слово" и обещание не поднимать оружия против русских и выехав из России не возвращаться.
Однако, 4 декабря 1769 года вместо освобождения беглецов повезли на Камчатку «чтобы снискивали там пропитание трудом своим» (ибо нефиг обманывать!). Видимо Панину вовремя сказали добрые люди о представлениях Бенёвского о "честном слове".
А теперь представим где Санкт-Петербург и где Камчатка. Да, ехали они 8 месяцев. Во Владимире к ним присоединили поручика гвардии Панова, капитана Степанова, полковника артиллерии Батурина. В Охотске ссыльных посадили на корабль «Святой Пётр», гружёный товарами для Камчатки. Ещё даже не ступив на корабль, Бенёвский уже задумал захватить корабль и плыть в Японию. В хитрый заговор удалось вовлечь часть экипажа, но у Бенёвского была не просто чёрная полоса, а чёрный квадрат (видимо Казимир писал свой шедевр с этой самой части его биографии) и корабль попал в шторм. Изрядно потрёпанный "Святой Пётр" прибыл 12 сентября 1770 года в Большерецкий острог (это недалеко от Петропавловска-Камчатского). Острог был немаленький, в нём помещалась канцелярия коменданта капитана Нилова, церковь, 4 кладовых амбара, 23 купеческих лавки и 41 обывательский дом на 90 «постояльцев» — и 70 человек гарнизона, из которых 40-50 всегда были в разъездах. Помимо обывателей, в Большерецке находилось несколько десятков ссыльных разных чинов и званий — от придворных и гвардейских офицеров до мастеровых и крестьян, живших в условиях относительной свободы — на съёмных квартирах.
Хитрый Бенёвский очень быстро сделался "своим человеком", даже у самого коменданта, не говоря уже о каторжанах. Особенно сдружился с гвардейским поручиком Петром Хрущёвым, который в 1762 году попытался сотворить переворот, но был приговорён к казни, заменённой на ссылку. Именно Хрущёв давно разработал план побега с захватом корабля, что на тот момент было нереально.
Бенёвский в внёс изменения своём репертуаре. "Захват корабля и бегство? Зачем так мелочно? Давай сразу восстание и захват власти в остроге! А уж потом и корабль между делом можно подготовить". Заговорщики активно, но ОЧЕНЬ аккуратно (ибо "эффект граблей" они усвоили на 5+) начали "вербовать" в свои ряды каторжан и даже местных жителей-камчадалов. Приятели старательно пускали пыль в глаза Нилову, усыпляя его внимание: заходили в гости и давали уроки его сыну. Нилов был хорошим человеком, но с тоски сильно пьющим и особо не обращал внимание на настойчивые слухи о готовящейся "перемене власти". Постепенно число заговорщиков стало достаточно многочисленным для активных действий и одновременно опасным из-за большей вероятности что кто-то проболтается. Бенёвский так же придумал легенду, что восстание поднимается не просто так, а за великого князя Павла Петровича (Павла пока ещё не I) и махал у всех перед носом каким то бархатным конвертом, якобы от великого князя с письмом к Императору Римскому с просьбой жениться на его дочери и что он, Бенёвский обязательно должен выполнить поручение и доставить послание.
Весной 1771 года бунтовщики неплохо вооружились, что не ускользнуло от Нилова, которому подробно рассказали о готовящемся бунте. Мгновенно протрезвев комендант послал солдат для ареста Бенёвского, после чего, считая свой долг исполненным, вновь попал в плен к зелёному змию. Но солдат самих арестовали, разоружили и в 3 часа ночи 27 апреля 1771 года ворвались к Нилову. Спросонья тот схватил Бенёвского и чуть не придушил, но Панов путём создания в голове несчастного коменданта пулевого отверстия усмирил бедолагу. Бенёвский был провозглашён "Командиром Камчатки". К оправданию словака нужно заметить, что кроме Нилова никто больше не пострадал.
После основательной подготовки (снаряжение галиота "Святой Пётр" пушками, оружием, боеприпасами, инструментами, казной острога, провиантом) 7 мая 1771 года каторжане были готовы к отплытию. Но стоит сделать лирическое отступление и обозначить то, чем занимался Бенёвский ещё несколько дней, а именно писал "Объявление в Сенат", в котором написал всякие гадости о царствовании Екатерины, её двора и фаворитов. В «Объявлении» упоминалось о том, что «законный государь Павел Петрович» неправильно лишён престола, о бедствиях российского народа и «несправедливости» распределения общественных благ, о «гнёте самодержавия» (видим вспомнил польские "блага цивилизации") и бюрократического строя, мешающего развитию ремёсел и торговли. Это «Объявление» — уникальное совместное политическое обвинение от имени дворянства и простого народа. Генерал-прокурор, получив это «Объявление» через много месяцев, по повелению Екатерины II собственноручно написал: «Сей пакет хранить в Тайной экспедиции и без докладу её величеству никому не распечатывать. Князь А. Вяземской». Утром 12 мая «Святой Пётр» вышел в море и взял курс на Курильские острова. На его борту было ровно семьдесят человек.
Через 5 дней беглецы сделали остановку на одном из необитаемых островов Курильской гряды, на котором запаслись водой, напекли хлеба и основательно занялись швейным делом, а именно начали шить английские и голландские флаги. Между тем, не все были довольны положением и часть экипажа попыталась "отдать концы" и уплыть самим, оставив "товарищей" играть роль Робинзона Крузо. Но как то не задалось. Их поймали и Бенёвский хотел казнить мятежных мятежников, заменив в итоге казнь поркой плетьми.
А потом Бенёвский включил фантазию на полную и решил что мятежники сами должны сыграть роль Робинзона и Пятницы (кто есть кто предоставил выбирать им самим) и оставил их на острове, снабдив их небольшим количеством провианта, чтоб они "не отдали концы" (но уже в другом смысле).
Они вновь попали в шторм (Бенёвский всё таки прогневил чем то Посейдона), у них кончилась вода и еда, но в начале июля каторжане всё-таки прибыли в точку назначения, в Японию. И тут начались проблемы, так как японцы хотя и снабдили беглецов всем необходимым, но на берег не пустили. После ещё одного скитания их всё таки весьма неплохо приняли на Рюкю, где "Бенёвский и Ко" отдыхали от тяжёлого пути.
Следующим местом высадки был о. Формозы (он же о. Тайвань). День был чудесный, ничто не предвещало неприятностей и часть экипажа отправились за водой. Но внезапно, откуда ни возьмись напали туземцы и убили Панова, ещё нескольких русских и ещё нескольких ранили. Бенёвский в ярости с зловещим хохотом заправского злодея навёл пушки на деревню туземцев и обстрелял её, потопив ещё пару проплывавших мимо лодок. Павших русских похоронили на Тайване и отплыли дальше.
Но Посейдон не дремал и да... Снова шторм. Десять дней злосчастных беглецов носило по морю. Даже сам Бенёвский, знаток географии понятия не имел где находится. Наконец, когда шторм утих русские увидели рядом лодку, в ней был китаец, указавший им путь к берегу. "Везде одни китайцы" буркнул Бенёвский и 23 сентября "Святой Пётр" оказался в бухте Макао.
Сразу же сойдя с трапа, Бенёвский нанёс визит вежливости губернатору, представившись подданным польского короля. Он рассказал заранее выдуманную легенду о том, что в исключительно "научных целях" совершил путешествие на Камчатку и купил судно с русским экипажем, на коем и возвращается домой. Губернатор, очарованный его "преувеличением" предложил отдельный дом для проживания и познакомил с местной элитой, т.е. судовладельцами и купцами. Тут же хитрый словак продал всю пушнину и закупил провиант, купил себе новомодное тряпьё "от гуччи и версаче" и отправился на светский приём к губернатору. А вот экипажу пришлось значительно хуже. Из-за резкой смены климата и ослаблением иммунитета они начали болеть тропическими болезнями, унесшими 15 жизней. А Бенёвский гулял у губернатора и местной аристократии практически не появляясь у своих товарищей-беглецов, которые совершенно перестали понимать что Бенёвский творит и что задумал.
Бенёвский же пошёл во все тяжкие. Что там пушнина! Давай ка я корабль продам! Со всем грузом и имуществом. Возмущённые русские, узнав что их продали, подняли мятеж. Даже верный швед Винблан резко осудил своего товарища и примкнул к экипажу "Св. Петра". Надо добавить, что Мориц изрядно потрепал нервы всем, но опасность погони, тяготы перенесённые вместе сплотили всех. Теперь же когда беглецы оказались вне опасности, все разногласия вышли наружу. Бенёвский нажаловался губернатору и тот рассадил их по тюрьмам "покуда не одумаются". Коварный словак начал вновь общаться со своими товарищами по несчастью и через некоторое время его пламенные речи о "равенстве и братстве, дружбе и верности" возымели действие (а может русским просто не нравилась перспектива сидеть в тюрьме). Команда согласилась и дальше подчиняться капитану. В тот же миг решено было отплыть в Кантон, где их уже ждали зафрахтованные французские корабли. 16 марта 1772 года корабли прибыли в Маврикий, где запаслись водой. Из-за политической ситуации (Россия и Франция в те времена была мягко говоря не в дружеских отношениях), Мориц чувствовал себя в безопасности на территории, подконтрольной французам. Разумеется он нанёс визит вежливости губернатору Маврикия, который и рассказал о Мадагаскаре. Губернатор был, судя по всему рассказчиком от Бога и сумел переплюнуть даже видавшего виды в красноречии Бенёвского, раз последний зажёгся навязчивой мечтой посетить этот благостный остров.
7 июля 1772 года бывшие камчатские острожники благополучно добрались до столицы Маврикия (являвшегося заокеанской колонией Франции), где, как пишет Рюмин, «определена нам была квартира, и пища, и вина красного по бутылке в день». Из 70 человек, отплывших с Камчатки, во Францию прибыли 37 мужчин и 3 женщины.
Бенёвский оставив своих спутников в Порт-Луи, отправился в Париж, где стал очень популярным из-за его путешествия, о котором было рассказано с изумительным красноречием, присущим словаку. Барышень, для которых был романтическим героем, он менял аки перчатки, рассказывая о том, с каким трудом вырвался из "страшной Сибири". Вполне логическим итогом подобных рассказов и прославления собственного ума и доблести было предложение перейти на французскую службу и титул графа. Бенёвский тут же выступил с проектом завоевания Алеутских, Курильских островов и Формозы до кучи. Однако министры тактично намекнули, что намного лучше будет возглавить экспедицию на Мадагаскар. Бенёвский, вспомнив о своей мечте, мгновенно позабыл о завоевании холодных островов и согласился. Прибыв в Порт-Луи словак уже ничего не мог поделать со своей командой, каждый уже заранее всё для себя решил. С Бенёвским остались 11 человек: 7 рабочих, приказчик Чулошников, матросы Потолов и Андреянов с женой и верный ученик тёмного владыки Бенёвского Ваня Устюжанинов. Остальные отправились в Париж, где их ждал русский резидент Хотинский, заверивший всех что им ничего на родине не грозит. Екатерина II, памятуя об "Объявлении" решила, что лучше оказать милосердие, чем ещё больше распалять воображение красноречивого словака. К тому же она была растрогана тем, что люди пережили ТАКОЕ путешествие полное тягот и лишений, выпавших на долю беглецов, чьё наказание уже было исполнено самой судьбой и ещё и захотевших вернуться на родину. А ещё, как только она получил журнал путешествия тут же его прочла.
27 марта 1773 года 18 человек из бывшей команды Бенёвского отправились домой. Пешком дойдя до Парижа, встретившись с Хотинским, 30 сентября 1773 года они увидели форты Кронштадта. Винблан вернулся в Швецию, несколько русских поступило на французскую военную службу.
В феврале 1774 года Бенёвский высадился на Мадагаскаре с отрядом из 21 офицера и 237 моряков. Не встретив СЕРЬЁЗНОГО сопротивления, они приступили к постройке "столицы" Луибура. В 1776 году, 1 октября 62 старейшины местных племён избрали Бенёвского "новым Ампансакабе", т.е. верховным властителем Мадагаскара (интересно, что стало со старым?).
Под чутким руководством и обаянием Бенёвского колония росла как репка, не по дням а по часам. В порт всё чаще заходили корабли, торговля процветала. Новоиспечённый король был на пике популярности и славы. Но на таких вершинах и обвалы случаются чаще. Близлежащие острова, в частности Маврикий наоборот теряли популярность и клиентов в лице капитанов торговых судов, предпочитающих останавливаться в более удобном и богатом порту Мадагаскара. "Конкуренты" стали строить всевозможные козни: писали кляузы в Париж о Бенёвском, распространять разные слухи и сплетни среди капитанов и пр. К тому же в 1776 году умер покровитель нашего авантюриста Людовик XV. Помощь из метрополии перестала поступать. Начали свирепствовать тропические болезни, сократив контингент "королевской" свиты до 63 человек. Деваться было некуда и словак был вынужден отправиться в Париж.
Бенёвский, прибыв в столицу ожидал всякого: от полного презрения до казни, но был приятно удивлён тем, что интерес к нему ещё больше возрос! Новый король жалует ему титул и звание бригадного генерала, орден своего имени и гору золоту в придачу. Однако из-за отсутствия обещанных "несметных богатств" на Мадагаскаре дальнейшее освоение было свёрнуто.
Несколько устав от придворной суеты, Бенёвский решил тряхнуть стариной и поучаствовать в "войне за баварское наследство" на стороне Австрии. За это венский двор "простил" его за все его прегрешения и одарил титулом графа. Вернувшись в наследственные владения (загодя со злорадной усмешкой выпроводив своих сестёр) он пишет мемуары. Потом его вновь потянуло "в свет" и он приехал в Париж, где увлёкся шахматами и на этой почве сблизился с американским посланником Бенджамином Франклином, который впоследствии принимал деятельное участие в воспитании его детей. Стоило "посланнику" заикнуться об Американской войне за независимость, как искатель приключений загорелся желанием в ней поучаствовать. В мечтах он уже сражался за идеалы свободы, равенства и братства вместе с Пулавским. Он выехал в Америку из Гамбурга вместе с 300 гусар, завербованными Франклином. Это могло бы стать героической страницей о 300 спартанцах польских гусарах, если бы англичане не задержали корабль и не высадили всех в Портсмуте. Бенёвскому удалось всех перехитрить и избежать участи задержанных наёмников гусар, но он оказался абсолютно без связей, денег и средств к существованию. Но те кто думает, что его это остановит, глубоко заблуждается! Не таков Бенёвский. Он отыскал всё таки Пулаского, но, увы, на смертном одре. Хирург впоследствии рассказывал, что старые друзья долго травили байки о былых временах, битвах и страданиях перенесённых вместе.
После смерти Пулавского Бенёвскому не оставалось ничего иного, как вернуться в Европу. Но на месте усидеть не мог и предложил свои услуги лично Джорджу Вашингтону. Авантюрист предложил завербовать несколько тысяч европейских наёмников (кавалерия и артиллерия) и создать "Американский Легион" для борьбы "за свободу", но англичане, испугавшись такого грозного соперника, капитулировали 19 октября 1781 года.
Вернувшись в Европу, Бенёвский не мог усидеть на месте и снова загорелся снаряжением новой экспедиции на благословенный остров Мадагаскар. Первой "жертвой" авантюриста стал австрийский император, который, как оказалось тоже был не дурак и сказал примерно следующее: "Ты молодец! Конечно одобряю проект! Да, да, разрабатывай, готовь всё. Но денег я тебе не дам". Вторым был Магеллан (нет не тот самый, а его далёкий потомок) а потом ещё для верности он приманил американцев.
25 октября 1785 года Беневский вышел в море, но Посейдон вновь вспомнил о своих обязанностях и закинул авантюриста аж в Бразилию. Устранив все неполадки он всё таки доплыл до Мадагаскара.
Там он предложил местным жителям изгнать французов, после чего основал новую столицу, которую от скромности назвал своим именем.
Обескураженные французы, оправившись от шока, отправили карательный отряд. По чистейшей случайности они нашли тайную тропу к новой столице и утром 23 мая 1786 года штурмовали её. "Бенёвский пал как герой на стенах цитадели, отбиваясь от сотен французов лезших со всех сторон, убив при этом не менее тысячи человек" хотел бы сказать я, но Бенёвский по роковому стечению обстоятельств был убит шальной пулей в самом начале атаки. Какая бесславная смерть для такого лихого героя!
Похоронили же его рядом с двумя русскими товарищами, с которыми он бежал с Камчатки. Ещё долго ходила легенда что Бенёвский выжил, награбил несметные сокровища, за которыми охотились многие подобные ему авантюристы и искатели приключений.
Он оставил свои мемуары, изрядно приукрашенные, пользовавшиеся огромным успехом. Так же на основе этих мемуаров были поставлены многочисленные пьесы, переведённые на многие языки мира. И ещё один интересный факт: в 1814 году на американской премьере пьесы "Граф Бенёвский" впервые прозвучал гимн США.
Дай Бог здоровья к этому богатству:
что денег - все в кошельке,
что штанов - все на себе,
удавись, убогий, смотря на меня
Кошелек. Первая четверть XVIII в. ГИМ.
Незаконченная работа Антона Рафаэля Менгса
Портрет Марианы де Сильва-и-Сармьенто, герцогини де Уэскар.
1775 год.
Образ человека в 18 веке?
Хочу с вашей помощью разобраться в странностях моды на парики в 18 веке! Что говорится в истории официально?
Как говорят историки, в 18 веке Европу охватила эпидемия очень неприятной болезни, передающаяся через близкие отношения. Люди теряли волосы, лица покрывались язвами и все это дело нужно было как-то скрывать. Вот и придумали парики, белила, помоду и т.п. Вообщем косметику. Даже духи получили развитие именно тогда.
Но разве с момента открытия Америки болезнь не была завезена в Европу? С 15, 16, 17 века старушку Европу все проносило. И вот 18 веке так бахнуло! А ведь отток населения шел из Европы в Америку и причин для эпидемии особых не было. Но вот Америка как-то обошлась без этой неприятной заразы.
Зачем тогда появилась мода на самом деле? Мне кажется все дело в миграции. Во Франции и в Европе появились мигранты с юга, они же потом устроили Французскую революцию. Они же уничтожили правила, установленные дворянством. Но как темноволосому человеку адаптироваться среди светловолосых или рыжеволосых французов?
С помощью моды. Скрыть волосы под париком. Зачем светлому европейцу еще отбеливать лицо? Возможно, чтобы скрыть смуглую кожу. Это только предположения. Но ведь современные французы уже с 19 века мало были похожи на рыжеволосых потомков галлов.