Отец и сын Елшины – потомственные соболятники, но в урожайный год они не брезговали и белкой. Старик Елшин до сего дня показывает седую прядь, которая появилась у него в одну послевоенную ночь перед Рождеством.
Он соболевал со старшим сыном на севере Бурятии. Как штатным охотникам, им отвели угодья, они поставили крепкое зимовье и занялись промыслом серьёзно, перезнакомились со всеми окрестными эвенками, даже переняли их обычаи и привычки в охоте.
Елшинские угодья находились на высокогорных хребтах, где было много каменистых россыпей. Там хорошо растут стланики, которые тянутся по хребтам и камням к голубому небу. Запахи стланика кружат голову, и человек не может надышаться! Шишка и орех стланика мельче кедровых, но гораздо слаще. Там, где растёт стланик, всегда есть белка, а значит – и соболь. Белка поедает орех, а сама белка – основной корм соболя, соболя промышляет человек. Такая цепочка…
В тот год Елшины неплохо провели промысел. Сам Евлампий Елшин не мог нарадоваться на сына – Кеха добыл пушнины больше отца. Не зря Евлампий начал таскать его по тайге ещё мальцом!
- Может, до деревни сходим на праздники, мать проведаем, собольков сдадим, в баньке попаримся и продуктов прихватим? – обронил Евлампий за вечерним чаем. У Кехи загорелись глаза.
- Я утром пойду, капканы проверю, а ты доберёшься по Талому до Тальцов и затаборишься, переночуем там, - решил отец, перехватив взгляд сына и задумчиво улыбнулся, сграбастав бороду в кулак.
Талым был ключ, по нему и должен был дойти Кеха до незамерзающего родника, который все охотники называли Тальцами. Там они обычно останавливались на ночь и бочили – то есть прогревали костром землю и всю зимнюю ночь спали на ней, переворачиваясь с боку на бок. До вечера Кеха должен был дойти до Тальцов и ждать там отца на ночлег.
Нагрузив понягу пушниной, рослый и мускулистый Кеха к вечеру добрался до Тальцов. Он немного отдохнул у родника, где намёрзла огромная зеленоватая наледь, и начал готовить дрова. Для того, чтобы ночевать под открытым небом, надо заготовить много дров. Небо коптить - не избу топить.
В сумерках продрогший Евлампий вышел прямо на костёр.
- Правильно сделал, паря, што подальше от воды табор устроил, - похвалил он сына. – И дров заготовил на всю ночь. Вон какую толстую колодину прикатил.
- Ночь будет холодная, бочить будем, батя, - рассмеялся Кеха, - перед Рождеством, как в сказке… Мама, поди, заждалась.
На ночь сын закатил в костёр толстую колодину, чтобы дольше держался огонь, потом прилёг рядом с отцом на хвойные лапы, уложенные на прогретую землю. Они долго лежали в полудрёме, потом разом повернулись на другой бок и, проснувшись, разговорились.
Незаметно подошла полночь. Вдруг в костре что-то сильно затрещало, раздалась пальба, потом яркие крупные искры полетели в тёмное морозное небо, что-то оглушительно хлопнуло и полыхнуло.
Охотники разом сели, повернулись к костру и закричали от ужаса. В центре костра поднимался человек, объятый пламенем, он разводил руками и разгребал головёшки. Костёр разгорался всё ярче и ярче, человек в огне раскачивался в разные стороны и вертел головой. Это был эвенк!
- Батя! – заорал в ужасе Кеха, валясь под ноги отца. Евлампий очнулся и начал часто-часто креститься, призывая Богородицу, Христа и лесных духов, прося всех разом избавить от привидения или оборотня.
Кеха тяжело зашевелился, Евлампий поднял глаза и увидел, что костёр взорвался яркой вспышкой и человек исчез в этой вспышке.
- Ты… ты, Кеха, когда таборился, попросился у хозяина тайги или нет? – с трудом спросил Евлампий, продолжая медленно креститься и смотря на ослабевший огонь костра.
Опустив голову, сын молчал. Евлампий повысил голос. Кеха вздрогнул и, запинаясь, ответил:
- П-п.. прости, батя. Не просился я… Забыл…
- Молись теперь, обалдуй! – разозлился по-настоящему Евлампий. – Из-за тебя он и устроил нам рождественскую ночь… Дубина, вырос до небес, а всё балбес! Не видел, што-ли, как эвенки просят хозяина тайги, забыл?
Долго лежали молча, не спали. Костёр чадил, вонял прогорклым и горелым мясом. Ни отцу, ни сыну не хотелось вставать, чтобы подбросить дрова. Выплыла из-за дальнего хребта серебряная луна и осветила всё вокруг белым блеском с зеленоватыми отливами. У талого куста все кусты и деревья были разнаряжены тонкой серебряной кисеёй в причудливых узорах. Сам ключ сказочно парил в морозной ночи, сразу ставшей глубокой и прозрачной.
- Как днём светло! – заговорил первым Евлампий. – Вставай, выбираться надо отсюда. Руслом пойдём, а на рассвете выйдем на тропу.
- В полдень дома будем, батя, как раз на Рождество попадём! - примирительно подхватил Кеха, поднимая тяжёлую понягу.
Собираясь в дорогу, Евлампий осмелел и обошёл место. Видимо, здесь когда-то было стойбище. Конечно, здесь стояли эвенки, промышлявшие этой осенью белку!
Евлампий громко хлопнул себя по лбу и, сграбастав бороду в кулак, тихо, чтобы не потревожить таёжных духов, рассмеялся. Эвенки заделали труп в колоду, выдолбленную из двух половин. Так они всегда делают, чтобы звери не съели покойника. Вот такую колодину и закатил в костёр Кеха!
- Ну что, пошли, - повернулся он к сыну, который удивлённо, раскрыв рот, смотрел на него в лунном сиянии…
2002 год. Литературное переложение рассказов Михаила Шемякина.
