Трясущимися пальцами Антон по памяти набирает номер. Отмахивается от надоедливой поздней мухи, что залетела в форточку и кружит по комнате, иногда с тупым «бам» врезаясь в окно. Пока идут гудки, он провожает её глазами.

— Ну же, ответь…

Гудок меняет тональность на пару октав, замедляется до низкой частоты, от которой свербит глубоко внутри головы. Словно чёртово насекомое залезло туда и ползёт всё дальше по слуховому каналу, вызывая желание сунуть в ухо что-нибудь острое.

— Давай же!

«Ммммм». Так гудит трансформатор в грозу. Так, должно быть, мычат приговорённые коровы на скотобойне. Он точно не знает.

Щелчок.

— Оля? Оль, это ты?

— …

Гудки сменяются тишиной под высоким давлением, плотной настолько, что она просачивается по проводам, пожирает все звуки вокруг. Тиканье часов прекращается, телевизор соседей хрипит и глохнет, даже сонное жужжание мухи — всё умирает. Если Антон оглянется, увидит остановившийся мир. Он не оглядывается, смотрит на походный рюкзак цвета хаки, стоящий на полу. Раздувшийся от страшного содержимого, беременный катастрофой рюкзак.

— Оль, я иду, слышишь?

Я иду.

Октябрь, год назад

— Антон? Ау-у, Антон, ты идёшь? — девушка с тёмно-каштановым каре потянула его за рукав и, улыбаясь, заглянула в лицо.

— А? Прости, Кать, задумался.

— На дискотеку пойдёшь с нами? Вечером в ДК. Пантыкин играть будет.

— Антоха как обычно, — хохотнул шедший рядом Влад, — на своей волне. Витамины хоть пьёшь, олимпиадник? Скоро диплом защищать, а ты уставший.

Антон мысленно отмотал разговор, который едва ли слушал, и покачал головой. Всю дорогу, выйдя с последней пары, компания одногруппников физмата обсуждала планы на вечер.

— Я пас. Поем, переоденусь и на практику.

Катя демонстративно надулась. Девушка нравилась Антону, даже очень, но странные движения женской души оставались для него загадкой.

Друзья махнули на него рукой и снова о чём-то заговорили: кто с кем замутил на танцах в прошлую пятницу и прочее в таком духе. Антон с благодарностью вернулся к собственным мыслям. Коленом он поддавал на ходу потрёпанный дипломат с тетрадками и парой учебников, перешедший от отца к новоиспечённому студенту сразу после вступительных.

Дипломат честно прослужил новому владельцу ещё пять лет. Теперь, на последнем курсе, разговоры молодых людей крутились вокруг планов на будущее и поисков работы. Или, как сейчас, попыток подкатить к кому-нибудь. Антону были одинаково неинтересны обе темы. Будущее тревожило всех, хотя мало кто признался бы. Страна быстро менялась. Реформы волнами катились по ней из столицы, чуть погодя перехлестнули через Урал и добрались до их родного Екатеринбурга, ещё недавно называвшегося Свердловском. Первые последствия уже наступили: распределения после вуза не будет, а значит, каждому из них предстояло самому искать дорогу в жизни.

Многие из знакомых Антона планировали податься в бизнес, продажи или вписаться в какой-нибудь кооператив. Почти каждый размышлял о том, как бы «подняться», оседлать эту волну перемен. На взгляд Антона, то были сплошь мутные блудняки. Сам он, как и прежде, собирался заниматься наукой, и на практику в НИИ пошёл исключительно по этой причине. Ну, почти исключительно.

Добрались до остановки. Большая часть компании жила в общаге, потому ребята помахали руками и гурьбой загрузились в трамвай. Дальше шли втроём: Катя, Антон и Игнат, сумрачный и серьёзный парень из группы, ещё более немногословный, чем сам Антон. Все трое жили с родителями недалеко друг от друга. Катька ещё по инерции щебетала, но никто её не поддержал, так что скоро разговор увял сам собой.

Молча миновали закрывшийся универмаг с пыльными витринами, возле которого сидели бабульки, торгуя кульками жареных семечек. Рядом умывался взъерошенный грязный котёнок. Вошли в арку двора, исписанную граффити. Слева показалась вечная стройка за жестяным забором (можно было гарантировать, что ни один новый кирпич не встал на положенное место за всё время их обучения), дальше потянулись панельные пятиэтажки, одинаковые, как из-под ксерокса. Все, кроме одной, третьей по счёту. Антон уставился на неё.

Дом номер восемнадцать отличался от остальных. Он ещё напоминал исходную пятиэтажку, были видны квадраты бывших окон, швы между плит, двери подъездов и даже те места, где проходили газовые трубы. Но камень стен спёкся в сплошную стеклянистую массу, кое-где треснув, как от огромного жара. Дом оплыл с одного края, превратился в угольно-чёрную, наглухо запаянную скорлупу. Словно вылепленный в натуральную величину из гудрона, он гнилым зубом торчал из городской застройки. Антон не отводил от него глаз.

Компания миновала оплавленный монолит, одногруппники обратили на него не больше внимания, чем на заброшенную трансформаторную будку по соседству с размашистой надписью «РЭП КАЛ» на кирпичах.

— Суки, — прошептал Антон одними губами.

— А? — Катя обернулась. — Что-то говоришь, Тох?

— Нет, ничего. А вы слыхали, что эти дома до сих пор подключены к городским коммуникациям?

— М-хм, — без интереса отозвался Игнат.

— Серьёзно, у отца знакомые в теплоцентрали. Иногда слесаря лезут в подвалы. За отдельную плату, конечно, для регулярного обслуживания и всего такого. Говорят, дома уходят на километры вглубь земли. Но воды и электричества потребляют совсем мало, как одна квартира.

— Опять он за своё, — буркнул Игнат, ни к кому не обращаясь, и отвернулся.

Было ясно, что одногруппнику хотелось ускорить шаг: Антон порядком достал всех знакомых разговорами о Соседях. Катя промолчала, только бросила на Антона жалостливый взгляд. Тот понял намёк и заткнулся. Но думать не прекратил.

***

Соседями их назвали с лёгкой руки безымянного провинциального журналиста. Надо ведь было как-то назвать. Один написал, другие подхватили, в итоге имя прижилось.

Никто не знал, как выглядят новые соседи человечества или чего хотят, да и хотят ли вообще. Просто в одну из осенних ночей двадцать с лишним лет назад другие поселились в некоторых из наших домов. Первоначальные их жильцы спокойно, без спешки собрали вещи, разбудили детей, взяли в охапку питомцев и вышли во дворы, причём впоследствии никто из них так и не смог объяснить, зачем.

Известно, что Соседи не агрессивны и не стремятся контактировать с людьми. Не покидают занятые ими панельки (иногда это отдельно стоящие дома, реже — целые микрорайоны), вообще никак себя не проявляют. Первая паника среди населения постепенно сменилась острым интересом, а затем, когда ничего так и не произошло, равнодушием и скукой. Люди, как водится, привыкли.

В спешке организованный НИИ Контакта сам собою пришёл в упадок и лишился финансирования за отсутствием, собственно, контакта. Теперь в учреждении работали на полставки последние энтузиасты от науки да студенты, проходившие практику ради зачёта. Такие, как Антон.

С годами соседские дома стали привычным элементом пейзажа. Люди сомневались подчас, что внутри вообще кто-то есть. Сперва обнесённые заборами и кордонами, тщательно охраняемые и без толку изучаемые, постепенно дома были предоставлены сами себе. Лишь болтались на ветру обрывки предупреждающих лент, да компании детей пинали иногда мячик меж чёрными домами, куда им запрещали ходить родители. Запрещали, кстати, тоже не из опасений, а просто… Ну, зачем же беспокоить Соседей? Это как-то невежливо.

Антон с особенной злостью пнул свой дипломат и смущённо улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд Игната.

Изредка Соседи занимали не дом, а, скажем, какой-нибудь завод, тогда он продолжал работать. Временами из его ворот выходили странные составы с неведомой продукцией и останавливались на ближайшей станции для разгрузки. Правительство сразу наложило на такие заводы лапу, ввело режим секретности, и неизвестно даже, что там за продукцией делятся с нами Соседи. Наверное, очень ценной, раз всех всё устраивает. А в кинотеатре «Октябрь» вроде как до сих пор крутят по ночам какие-то фильмы. Жаль, внутрь не заглянуть. Да никто всерьёз и не пытался.

Антона же до чёртиков достала неизвестность, вся эта вымученная загадка, а в особенности то, что люди с ней столь охотно смирились. Задерживаясь на практике допоздна, когда гулкие коридоры полузаброшенного НИИ окончательно пустели, он стал тайком залезать в архивы, расположенные в дальнем крыле. Да их никто и не охранял, ключ нашёлся прямо на соседнем подоконнике под цветочным горшком. Однако внутри царил такой бардак, а каталожная система была настолько мудрёной, что найти в том океане макулатуры что-то поистине интересное удавалось нечасто.

Антон сам этого не понимал, но ему было одиноко. Парень чувствовал себя едва ли не единственным в городе (да во всей стремительно разваливавшейся стране, а может, и во всём чёртовом мире), кто не доверял Соседям, кто вообще беспокоился на их счёт, что считалось теперь чуть ли не дурным тоном. Но чувств своих изменить не мог и отступать не собирался. У него была для этого причина. Причину звали Оля.

Происходящее (а вернее, не происходящее), всеобщие эти апатия и близорукость откровенно бесили его. Казалось, только он всерьёз и подозревает, что Большой Переезд был на деле никаким не переездом. Чем же тогда? На враждебное вторжение, как ни крути, было не похоже. Вот погань, да если б знать.

***

Распрощавшись с друзьями (Катя быстро обняла его напоследок, и парень покраснел, словно школьник), Антон свернул за угол и направился домой мимо погнутых турников и врытых в землю шин детской площадки. На самодельном столике под ветвями драной акации шла оживлённая игра в домино. Один из дядек, лысеющий знакомый отца в несвежей алкоголичке, отсалютовал студенту бутылкой пива, тот вяло махнул в ответ. Отсюда уже был виден его подъезд и пучок разномастных антенн, торчавших из окна девятого этажа, где жил дядя Костя, местный радиолюбитель.

От него Антон знал, что у радио-энтузиастов и владельцев пиратских станций появился новый спорт: слушать соседские дома. Якобы что-то они там передают на ультракоротких, да только не разобрать. Дядя Костя записал для Антона несколько часов эфира, но что делать с кассетой и как её расшифровать, студент пока не придумал. Обратиться к научному руководителю тоже не мог: грифы секретности со всего, касающегося переселенцев, официально никто не снимал.

Антон взбежал на свой этаж. По пути поздоровался с Тамарой Родионовной, приветливой старушкой из семнадцатой квартиры, отобрал у неё помойное ведро и сбегал до баков в углу двора. Потом быстро распрощался и вошёл в квартиру. Мама была дома, готовила что-то на кухне. На маленьком телевизоре неразборчиво шла программа «Смак», звенела посуда, лилась из крана вода.

Прошмыгнув в свою комнату, Антон достал из тайника под шкафом тетрадь для заметок, сел за стол и сверился с планом на сегодня. Предстояло прошерстить восемнадцатый стеллаж архива, полки с К по М. Антон всё ещё надеялся обнаружить какой-нибудь полезный протокол полевого эксперимента в грудах авансовых отчётов и счёт-фактур. Тональность бубнежа телевизора за стенкой изменилась, передавали экстренное заседание правительства.

Вернув тетрадку под шкаф, Антон упал спиной на софу и открыл «Квантовую механику, нерелятивистскую теорию» Ландау и Лифшица, заложенную карандашом. Однако сосредоточиться не получалось: глаза перескочили со строчек текста на цветочный узор обоев, словно пытались прочесть и его.

Правительство… Оно хранило молчание по поводу Соседей, лишь изредка отпуская многозначительные намёки. В результате все сошлись во мнении, что власть так же бессильна и несведуща, как остальные. Просто привычно пускает пыль в глаза. Ну а в последние годы чиновникам стало и вовсе не до того.

Гипотезы о природе и причинах появления переселенцев выдвигались, конечно, самые разные. Популярной оказалась та, согласно которой Соседям пришлось покинуть свой дом, когда там случился некий непостижимый катаклизм. Якобы они искали, где можно будет поселиться, навсегда или на время, и наткнулись на нас. А мы, что ли, гнать их будем? Нехай живут. И то сказать, прогонишь их, пожалуй. Некоторые ещё ругались: припёрлись, так и растак, цыгане космические, а ну как та беда, что из своего дома их выгнала, за нами придёт? Что делать будем, к кому переезжать? На паникёров цыкали досадливо: не кипеши, мол, не нагнетай. Других проблем, что ли, нет? Другие проблемы, конечно же, были.

Вот так самое невероятное событие в истории Земли, настоящее посещение, о котором мечтали фантасты, закончилось пшиком. Человечество растерянно почесало в затылке и вернулось к своим, гораздо более насущным занятиям. В учебники истории и обществознания включили по соответствующей главе, на этом и делу конец. Есть Соседи и есть, на жизнь, в общем, не влияют. Хотя кое-кто утверждал: так случилось именно потому, что Соседи не любят внимания к себе.

— Антон! — крикнула с кухни мать. — Сынок, ты дома? Иди поешь! Я борща наварила.

***

Антон столкнулся с мамой на пороге кухни. Женщина пробежала мимо с озабоченным лицом, на ходу потрепав сына за вихры, открыла шкаф и стала куда-то собираться. Она выглядела немного грустной. Впрочем, мамины улыбки вообще стали редкими с прошлого октября, когда Олька пропала без вести. Антон понимал мать: Оля была для него самым родным человеком в семье, значила больше, чем просто младшая сестра. Ушла к Соседям — так иногда говорили про бесследно и беспричинно исчезавших людей в «городах контакта». Про Ольку тоже.

Понаблюдав, как мама красит губы напротив трюмо, Антон вошёл в кухню. На столе, покрытом клеёнкой, пух в банке чайный гриб и дымилась тарелка борща, лежали нарезанные куски хлеба, нож, пластиковая воронка, пара отварных яиц. По телевизору под тревожную музыкальную заставку шли «Вести»: ничего хорошего или нового дикторша не сообщала. Антон сел, быстро влил суп в живот, почти не ощутив вкуса. Набрал под краном воды и в три глотка осушил любимый Олькин стакан-непроливайку, разглядывая висевшую над раковиной кривую разделочную доску, которую сам же сделал для мамы на уроке труда в шестом классе. Мыслями он всё ещё был далеко.

Иногда он заходил в бывшую Олину комнату, которую отец уже начал понемногу превращать в кабинет. Перебирал школьные тетрадки с пятёрками (почерк у сестры всегда был образцовый), мягкие игрушки, альбомы с акварелью. Один рисунок даже забрал и повесил у себя над кроватью: дом, их счастливая семья из человечков-палочек, в небе — белые облака, похожие на барашков, и ярко-жёлтая окружность солнца.

Рисунок успокаивал его, когда становилось тоскливо. В самые печальные ночи, когда не мог уснуть, Антон лез тайком на крышу дома, выходил под чёрное небо, усеянное скучными точками света, садился на брошенный кем-то ящик из-под апельсинов и долго смотрел на город. Вспоминал обрывки разговоров, первое время раздававшиеся тут и там.

«Почему ж сразу ушла? Времена нынче вон какие, девчонка была красивая, мало ли психов вокруг… Кто, Вяткиных дочь, что ли? Она. Не-е, эта точно ушла. Почём знаешь? Да вечно возле домов крутилась, вот и допрыгалась. Поди, позвали её. Думаешь? Ну, может, и так…»

Никто из трепавших языками, разумеется, ничего не знал. Однако никто за три года не нашёл и тела Оли. Времена действительно были непростые, случалось всякое. Не было свидетельств тому, что к Соседям кто-то вообще уходил, однако легенды и слухи не утихали. Одной такой легендой Оля поделилась с Антоном за несколько недель до того, как ушла на урок сольфеджио в музыкалку, чтобы не вернуться. Забежала в комнату, залезла с ногами на софу и спросила: «а ты знал, что Соседям можно позвонить?»

***

— А ты знал, что Соседям можно позвонить?

— Что ещё за глупости, — Антон оторвался от книги, которую читал.

— И вовсе не глупости, а чистая правда, мне Борька из бэ-класса сказал.

Антон улыбнулся и совсем отложил третий том приключений капитана Блада. Всё равно знал его наизусть.

— Тот самый Борька, что пиццу в столовой тебе купил? И что же он рассказал?

— Что жил у бабушки прошлым летом, пока родители на море отдыхали, а его не взяли, и очень ругался, что это несправедливо, а у бабушки в квартире скучно, плохо пахнет и нечего делать, и телевизор только чёрно-белый, почти каналов не ловит, и…

— Тпр-ру, не части́ так. Борьку, допустим, жалко, но при чём тут Соседи?

— Так он справочники нашёл! На антресолях. Скучно ему было, ну.

— Какие ещё справочники?

— Да телефонные же, старые, пыльные все. В них номера и адреса, и есть телефоны квартир, в которых теперь Соседи живут, вот.

— Так, — сам Антон не подумал о таком, хотя идея лежала на поверхности. — И что? Он позвонил?

— Да, на один номер, — Оля растопырила пальцы на ногах, начала сосредоточенно ковырять заусенец и крайне этим делом увлеклась.

— Да не томи ты. Что там было, короткие гудки?

— Нет, длинные. Ему ответили.

— …

— В трубке тишина была, но какая-то странная, подземная, он сказал. Словно все шумы вытягивала. И ещё какой-то звук, он с самого начала бы, но Борька его погодя услышал. Такой, — Оля вдруг вцепилась пальцами в лицо, оттянула кожу, стала раскачиваться и мычать, как мог бы орать человек, чей рот плотно заткнули кляпом, — ммммм! Ммммм! МММММММ! Так он делал. Трубку бросил, забоялся потому что, а звук, говорит, ещё целых три дня слышал, даже спать не мог, вот. А больше уже не звонил. И мне по секрету рассказал за гаражами, так что ты никому!

— Интере-есно…

Антон решил не уточнять, что это они делали с мелким хулиганом Борей за гаражами. От мычания Ольки по хребту пробежал холодок, но ему и правда было интересно. Видать, заразился от сестры любопытством к историям про Соседей. В самом деле, ведь провода, телефонные и прочие, никто не обрывал, не нашлось таких дураков. А радиоточки ещё работают в квартирах? Слушают ли Соседи сигналы точного времени по радио «Маяк»?..

— Тош, — Оля оставила заусенец в покое и осторожно пихнула брата кулаком в бок, — а правду говорят, что иногда люди ходят к ним в гости?

— Не знаю.

— А тётя Женя маме говорила, а я слышала, что кто у них в гостях был и потом вернулся, тот уже не совсем человек делается. Ходит и говорит странно, простых вещей не понимает, весь какой-то другой, и пахнет тоже по-другому. Как сам в Соседа превращается.

— Врут всё. Люди постоянно чушь городят, меньше слушай.

***

Через месяц Олька пропала. Антон вместе с родителями, милицией и добровольцами лично обшарил все дворы и подвалы, опросил каждую старушку и продавщицу ларька, заглянул во все канализационные люки, сорвав ногти об их неподъёмные крышки. Шатаясь, вернулся домой к обеду следующего дня: заплаканный, мокрый, жалкий. Проспал три часа, поругался с родителями и снова ушёл искать. Прошла неделя, прежде чем начавшаяся пневмония остановила его, ещё месяц метался он по кровати в полубреду и кошмарах, где сестра уходила прочь, а он не мог её остановить.

Оля так и не вернулась, ни странной, ни какой-нибудь ещё. Год спустя Антон оказался единственным на потоке, кто в качестве практики выбрал НИИ Контакта.

Ноябрь

— Ну, давай уже.

Антон зажал трубку плечом, снял очки и двумя руками растёр покрасневшие глаза. Раздавались длинные гудки. Либо Антон слишком устал, либо каждый новый гудок действительно тянулся немного дольше предыдущего. Оконные стёкла в пустующем кабинете заместителя полевой разведки на втором этаже НИИ то и дело вздрагивали под порывами ветра, изо рта при дыхании вырывались небольшие облачка пара: на отоплении необитаемого крыла здания экономили.

Подождав установленные условиями эксперимента две минуты, Антон повесил трубку, выключил бобинный магнитофон и зачеркнул в телефонном справочнике очередной номер. Пододвинул журнал и сделал пометку: время начала и окончания звонка, результат. Подумав, дописал про аномально длинные гудки. Позже стоит перепроверить. На разграфлённом листе осталось восемнадцать неотработанных номеров из дома девятнадцать по улице Баумана, и можно будет переходить к следующему.

Домов на прозвон оставалось всего четыре, а результат по-прежнему был нулевым. Дважды случалось, что в динамике что-то щёлкало и модулировано шипело, прямо как на кассете дяди Кости, но оба раза связь быстро прерывалась, как будто соединение рвали на стороне АТС. Если так и было, Антон ничего не мог с этим поделать. Позже эти номера уже не отвечали. Четыре дома, в каждом три подъезда примерно по двадцать квартир, и ближайший к квартире Вяткиных микрорайон Соседей окажется исчерпан.

Конечно, найдётся ещё с десяток отдельно стоящих домов, разбросанных по всему городу, но все они находились в стороне от возможных маршрутов Оли. Антон перевёл взгляд на карту (ещё до него кто-то из сотрудников повесил на стену план Свердловска, на котором переселённые дома были закрашены чёрным). Покачал головой.

Он давно пришёл к выводу, что если в исчезновении Оли как-то замешаны Соседи, случилось это именно в Жилмаше. В том самом районе, через который проходил короткий путь из музыкальной школы, том, куда и он, и родители запрещали Ольке совать свой веснушчатый нос. «Любопытной Варваре», — бывало, говорил он. Что именно оторвали там его сестре, Антон отказывался думать.

Он отвинтил колпачок термоса и плеснул в него горячего чая. Обжигаясь, запил витамины, потёр ладони, чтобы согреть, и включил магнитофон: чёрная лента поползла между записывающими головками, из динамиков раздался чуть слышный шорох, похожий на шелест крыльев ночных мотыльков. Антон снял с аппарата трубку, сверился со списком и начал вращать диск, набирая следующий номер. Вечером, как всегда после обзвонов, у Антона будет страшно болеть голова.

Декабрь

— Так, вы кто у нас? — секретарша ловко перебирала личные дела студентов. Красные клинья её длинных ногтей погружались меж страниц одной папки, чтобы вынырнуть такими же окровавленными и сразу перейти к следующей.

— Антон Александрович Вяткин, пятый курс. Меня просили зайти.

— Верочка, это ко мне, — пробасил голос из-за приоткрытой двери ректорского кабинета, — проводи, пожалуйста. Ага, ага, здравствуйте, молодой человек. Присаживайтесь. Вера! Ещё Филиппа Петровича разыщите, будьте любезны. Да, прямо сейчас. Скажите, очень нужен.

Следующие пятнадцать минут прошли мучительно и тоскливо. Не беседа даже, а монолог. Говорил ректор, пока Антон плавился на стуле. Филипп Петрович, его научрук, появился в кабинете бесшумно и остался стоять возле двери манекеном, ничем не выдавая своего присутствия. За всё время «разговора» он не проронил ни слова. Покидая кабинет, Антон растерянно посмотрел на руководителя. Тот вяло пожал плечами и метнул взгляд в сторону стены, где, как и положено, висели в позолоченных рамках члены правительства и шишки из министерства.

В ушах у Антона ещё шумело, когда он трясущимися то ли от нервов, то ли от злости руками прикуривал на гранитной лестнице главного входа. Из всей, с позволения сказать, беседы, он уяснил одно: не все темы дипломных работ достойны рассмотрения, не на каждое направление исследований уместно тратить силы и время таким светлым головам, как он, гордость кафедры и будущий аспирант Антон Вяткин.

Есть, спешите видеть, множество иных перспективных тем. С подбором новой, ректор был в этом совершенно уверен, с удовольствием поможет Филипп Петрович, являющийся также, что немаловажно, членом аттестационной комиссии. Ну а Соседи… скажем прямо, это направление окончательно утратило свою актуальность, заниматься им в стенах и от имени нашего университета — лишь почём зря ажитировать неакадемический люд.

Антона передёрнуло: должно быть, от холода, ведь он выскочил на улицу, не забрав из гардероба пальто. Ему представились быстрые, хищные когти секретарши и то, как они ножницами порхают над содержимым ящика с документами, прежде чем зависнуть над его, Антона, личным делом.

Сигарета сама собой сломалась в его пальцах. К чёрту.

Январь

В деле бумажных раскопок наконец-то наметился прогресс. Что было отлично, потому как немногочисленные коллеги по НИИ шарахались даже от самых осторожных расспросов. Подсказку дала Катя, которая прошлым летом подрабатывала в библиотеке и кое-что знала о системах каталогизации. В последнее время (Антон и сам не понимал, как так вышло) они частенько выбирались вдвоём на прогулки по набережной и на Плотинку: отличница, как и Антон, но выбравшая физмат наперекор желанию родителей и многочисленной родни, Катя подкидывала интересные идеи и подвергала гипотезы самого Антона дельной критике, заставляя мозги работать с утроенной силой.

Антон думал, что отыскал ключ от архива под засохшей фиалкой, но настоящий ключ скрывался в картотеке. Точнее, был зашифрован в номерах дел. Катя заметила, что счёт-фактуры и прочая бухгалтерия идут под серией «Ф-4». А рядом, редко и словно потерянные, лежат папки с маркировкой «ПЭ», «РК» и другие: те немногие, что забыли вывезти или уничтожить. Дальше дело пошло быстрее. Дальше стало интересно.

Аббревиатуры Антон перевёл для себя так: «Полевые эксперименты» и «Робототехнический комплекс». В первые годы после Переезда Институт отправлял в соседские кварталы и даже внутрь самих домов колёсных роверов, оснащённых камерой. По сути, это были доработанные экспериментальные роботы для сапёров и других чрезвычайных ситуаций. Может, машины до сих пор ржавели где-то в подвале комплекса.

Антон включил настольную лампу и разложил перед собой драгоценные находки. Найти их было недостаточно, требовалось расшифровать. Провёл вдоль проклеенного корешка первой папки, на пальце остался пылевой валик. Внутри — тонкие отчёты на серой бумаге, скупые на подробности. Первые годы после Большого Переезда: заголовки ещё не выхолощены, фразы не отрепетированы. Слова цеплялись друг за друга, как люди в темноте.

На титульном листе два грифа: «для служебного пользования» и ниже, карандашом: «срочно». Схема двора совпадала с кварталом Соседей, отмечена даже детская площадка. На схеме проложен маршрут, даны временны́е метки, условные обозначения. Антон в который раз попробовал проникнуть в смысл сказанного. Здесь и в других бумагах читаемыми оставались заметки на полях, прочий смысл тонул в таблицах и выкладках, скрывался в ссылках на недоступные документы.

«Средовая вязкость высокая, фоновая активность стабильна, приливные часы 01:17–01:23». Подчёркнуто. Рядом стрелка: «см. РК-065.б, видео №1». Это «видео» отсутствовало. В деле лежал пустой конверт со штампом и припиской: «выдано под роспись». Росписи не было тоже.

В «ПЭ-72.а» нашлось три стоп-кадра, светопись с горизонтальными полосами от каких-то наводок. На первом кадре узкий проход, освещённый прожекторами, расширяющийся кверху, вроде ущелья. На втором — та же щель, но ближе, заметная трубчатая структура стен, что-то среднее между кораллом, правильными шестигранными образованиями селенита и церковным оргáном. Изображение плохое, очень много зерна, но справа заметно вытянутое пятно. Будто рукав пальто, свисающий с вешалки. На третьем снимке камера повернулась.

Щель вывела робота в помещение, пещеру, если пещера могла быть додекаэдром. Геометрия давила, взгляд пытался отловить ошибку: малейшее несовпадение размеров, углов наклона плоскостей… Но ошибок не было. Комната была слишком правильной, словно не постройка, а идеально воплощённый в пространстве чертёж. На полу маслянисто блестела лужа какого-то вещества, слишком чёрного, чтобы давать отражения.

Антон едва обратил на всё это внимание. В углу кадра, слегка наклонившись в сторону робота, что-то стояло: чёрное, как мокрый пластик, и при этом отчётливо человеческое. На обороте снимка надпись от руки: «это двигается». Ниже другой рукой: «срочно согласовать расширение прохода, подготовить группу лингвистов и моторную тележку для оборудования». И выцветший синий штамп: «Рассмотрено, отложить».

Третья папка называлась «Истуканы». Глаза Антона заскользили по строчкам: «антропоморф. фигуры, смоляные по виду; вероятно, бывш. жильцы из числа не эвакуировавшихся; вокализаций не зафиксировано; ориентируются на движение, не преследуют». Тон отчёта спотыкался: в середине машинописные слова будто вспотели и сбили темп, как будто автор торопился. По клавишам он лупил так, что рычаги рвали бумагу. На полях, карандашным шёпотом: «разумность — гипотеза, не подтвердили». В самом низу врезка: «оператор № 3 просит перевод на другие работы. Рекомендую согласовать. Негонов».

Этот Негонов, подписывавшийся твёрдыми и угловатыми печатными буквами, появлялся в бумагах то там, то здесь. Указаний на его должность не было, но сама фамилия казалась знакомой. Где Антон мог слышать её? Возможно, в разговорах родителей. Впрочем, отчётам двадцать лет… Вряд ли тот же человек.

Новая папка была озаглавлена как «Сердечник». Зачёркнуто, рядом кто-то аккуратно вывел: «Ядро». Под титульной строкой — набор чисел, формулы и график: рост «фона» к «часам прилива» и спад после. Граница выделена зелёным маркером, выцветшим до жёлтого. Под нижней шкалой с распределением каких-то точек заметка: «не хватает разрешающей способности, согласовать сокращение дистанции до 2 м.» со ссылкой на «ОБ-082 (аном. узел)».

В самой папке «ОБ-082 а.у.» нашлась лишь записка с расплывшейся печатью: «Финансирование направления №4 свернуть». И росчерк карандашного «нет!» в углу, как будто человек не сдержался. Негонов?

Чем дальше, тем чаще отчёты дублировались. Антон работал как на конвейере: клал перед собой две папки с одинаковой датой, «чистовую» и «честную». Сначала открывал «честную»: нервные формулировки, карандашные помарки, живые оговорки авторов, иногда на грани истерики. «Возможно», «кажется», «страшно предположить, но…».

Потом брал «чистовую»: гладкие уверенные пассы: «поведение объекта стабильно», «данных, подтверждающих наличие рисков, не получено», «полевую группу распустить». Фамилии ответственных те же. Тон — как будто писал другой человек.

***

Он старательно заполнял журнал, хотя в глазах уже плыло, а головная боль давно стала верной спутницей. Столбцы такие: дата, шифр, «честн./чистов.», слова-маяки. «Средовая вязкость» обычно соседствовала с «робот застрял», «фоновая активность» — с «абсорбирующая тишина». Часы прилива, чем бы ни были, почти всегда наступали после полуночи, время гуляло в пределах минут. В графе «выводы» он ничего не писал. Не сегодня. Сегодня — только сбор.

На полях одного черновика встретилась фраза, от которой у Антона щёлкнуло в груди, как реле: «сокращение финансирования преждевременно, угроза недооценена». Подчёркнуто дважды. На другом — трезвый мат от руки и обречённая надпись: «мы не успеем». Кто-то пытался кричать карандашом. Безуспешно.

Продолжение >>

Глава 1: «Мастер и таинственный механизм»

Тусклый свет фонаря за окном мерцал, будто пытался разглядеть сквозь запотевшее стекло, чем занимался старый часовщик в такой поздний час. Леонардо сидел за массивным дубовым столом, склонившись над крошечным механизмом. Его пальцы, покрытые тонкими шрамами от бесчисленных порезов, двигались с привычной точностью, будто сами знали, куда нажать, что подкрутить.

В дверь постучали.

Леонардо вздрогнул — клиенты в такое время не приходили. Он медленно поднял голову, отложил лупу и потянулся к дверному замку.

На пороге стоял мужчина в длинном черном пальто, его лицо скрывала тень от полей шляпы. В протянутой руке он держал карманные часы на тонкой серебряной цепочке.

— Вам починить? — спросил Леонардо, машинально оценивая взглядом корпус. Старинная работа, вероятно, конец XIX века.

Незнакомец кивнул и шагнул внутрь, не дожидаясь приглашения. Воздух вокруг него был холодным, словно он принес с собой кусочек зимней улицы.

— Они идут неправильно, — произнес он глухим голосом.

Леонардо взял часы и поднес к свету лампы. Циферблат был необычным — вместо цифр мелкие зазубренные черточки, стрелки тонкие, почти невесомые. Он поднес их к уху.

Тик-так.

Тик-так.

Но что-то было не так.

— Они идут назад, — пробормотал часовщик, нахмурившись.

Незнакомец молчал.

Леонардо повернул часы в руках, пытаясь найти заводной механизм. Корпус был гладким, без видимых зазоров, будто время внутри них текло само по себе.

— Это… необычная работа, — наконец сказал он. — Кто их сделал?

— Не знаю, — ответил незнакомец. — Они просто у меня есть.

Леонардо почувствовал легкое головокружение. Воздух в мастерской стал густым, тяжелым.

— Я попробую, — сказал он, хотя внутри что-то протестовало. — Но не обещаю, что смогу исправить.

Незнакомец кивнул, затем повернулся к двери.

— Я вернусь через три дня, — бросил он через плечо и вышел, не попрощавшись.

Леонардо остался один с часами в руках. Он долго смотрел на них, будто ожидая, что они заговорят. Потом осторожно нажал на крошечную кнопку сбоку.

Корпус щелкнул и приоткрылся.

Внутри был не механизм, а… пустота.

Нет, не совсем. Там, где должны были быть шестеренки, лежала лишь тонкая спираль, похожая на застывшую каплю ртути. Она пульсировала, словно живая.

Леонардо провел пальцем по краю.

И мир перевернулся.

Перед глазами вспыхнули образы: берег моря, крик чаек, запах соли. Он стоял на пристани, но это был не он — чужие руки, чужие мысли.

— Прощай, — сказал женский голос.

Он обернулся и увидел ее — темноволосую, с печальными глазами. Она сжимала его руку, а потом отпустила.

Сердце сжалось от боли, которой он никогда не чувствовал.

Леонардо дернулся и уронил часы на стол. Видение исчезло так же внезапно, как появилось.

Он тяжело дышал.

— Что это было?.. — прошептал он.

Часы лежали перед ним, тихо тикая.

Тик-так.

Тик-так.

Но теперь он знал — они отсчитывали не время.

Они возвращали то, что должно было быть забыто.

Глава 2: «Тени прошлого»

Леонардо не спал всю ночь. Часы лежали перед ним на столе, мерно отсчитывая секунды в обратном порядке. Он не решался снова прикоснуться к ним, но и отвести взгляд не мог. Что-то в них цепляло, тянуло, словно они были не просто механизмом, а дверью — и за этой дверью его ждало что-то важное.

Утро застало его за тем же столом. Глаза слипались, но мысли были ясными, слишком ясными. Он помнил каждый миг того странного видения: запах моря, шум волн, лицо незнакомки. Ее голос звучал у него в голове, будто эхо.

— Нужно разобраться, — пробормотал он и потянулся к часам.

На этот раз он действовал осторожнее. Не стал открывать корпус, а просто перевернул их в ладони, следя за движением стрелок. Минутная приближалась к двенадцати, и когда они совпали, мир вокруг снова поплыл.

Теперь он стоял на узкой улочке, залитой золотым светом заката. Под ногами хрустел гравий, в воздухе пахло жареным миндалем — где-то рядом продавали сладости. Он был ребенком, маленьким, босоногим, и в руке сжимал монетку.

— Эй, мальчишка! — окликнул его чей-то голос.

Леонардо (но это был не он, а кто-то другой) обернулся. Из тени выступил высокий мужчина в потертом пиджаке.

— Беги домой, уже темнеет, — сказал незнакомец и положил руку ему на плечо.

И тут Леонардо узнал его.

Это был он сам.

Только моложе, лет на двадцать. Без седины в волосах, без глубоких морщин вокруг глаз.

Видение рассыпалось, как песок сквозь пальцы.

Леонардо ахнул и отпрянул от стола. Сердце бешено колотилось.

— Это невозможно… — прошептал он.

Но он видел это слишком четко, чтобы сомневаться.

Он схватил пальто и выбежал на улицу. Холодный ветер ударил в лицо, но это не помогло привести его в себя. Нужно было найти того человека, который принес часы.

— Простите, — остановил он первого встречного, — вы не видели мужчину в черном пальто? Высокого, в шляпе?

Прохожий покачал головой.

Леонардо обошел весь квартал, спрашивал у торговцев, у почтальона, даже у полицейского на углу. Никто не помнил такого человека.

— Может, вам к старой Марте? — вдруг сказал уличный чистильщик сапог. — Она всякое знает.

— Где ее найти?

— На окраине, возле заброшенной усадьбы Ленских. Только смотрите, туда после заката лучше не ходить.

Леонардо поблагодарил его и зашагал по направлению к реке. Солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая город в багровые тона.

Дом Ленских стоял на холме, полуразрушенный, с пустыми глазницами окон. Рядом, в крошечной лачуге, жила та самая Марта — старая гадалка, о которой шептались местные.

Он постучал.

Дверь скрипнула, и перед ним возникла худая женщина с седыми волосами, собранными в неопрятный пучок.

— Ты зачем пришел? — спросила она хриплым голосом.

— Мне нужна информация об одном человеке, — сказал Леонардо.

— О каком? О том, которого нет? — ее губы растянулись в улыбке без зубов.

Леонардо похолодел.

— Вы знаете?

— Знаю, что часы у тебя. — Она сделала шаг назад. — Заходи.

Внутри пахло старостью и плесенью. На столе горела свеча, отбрасывая тени на стены.

— Они показывают то, что должно было быть, — прошептала Марта, усаживаясь в кресло. — Но кто-то стер эту жизнь. И теперь она ищет путь назад.

— Чья это жизнь? — спросил Леонардо.

Старуха наклонилась вперед, и в ее глазах вспыхнул странный блеск.

— Ты уже видел его. Ты уже видел себя в его воспоминаниях.

Леонардо сглотнул.

— Так чьи же это часы?

Марта медленно покачала головой.

— Ты сам скоро поймешь. Но помни — когда стрелки дойдут до полуночи, назад пути не будет.

За окном завыл ветер. Леонардо почувствовал, как по спине пробежал холодок.

Он должен был узнать правду. Даже если она окажется страшнее, чем он мог представить.

Глава 3: «Полуночный порог»

Возвращаясь из лачуги Марты, Леонардо чувствовал, как город вокруг него меняется. Фонари мерцали неровным светом, будто вот-вот погаснут, а тени на стенах домов становились длиннее и гуще, чем должны были быть в этот час. Он крепко сжимал в кармане часы, и каждый их тик отдавался в висках назойливым эхом.

— До полуночи...

Эти слова старухи не выходили у него из головы. Что случится, когда стрелки встретятся? Почему он видел себя в чужих воспоминаниях? И кто та женщина, чей голос звучал в его сознании так отчетливо?

Мастерская встретила его холодом и тишиной. Леонардо зажег лампу, и мягкий свет разлился по столу, выхватывая из темноты инструменты, шестеренки, незаконченные работы. Он достал часы и положил их перед собой.

— Кто ты? — прошептал он, глядя на мерцающий циферблат.

Часы не ответили. Они просто тикали, неумолимо приближаясь к полуночи.

Леонардо глубоко вздохнул и осторожно коснулся стрелок.

Мир снова исчез.

Теперь он стоял в узкой больничной палате. Свет лампы над кроватью был тусклым, на столе рядом стоял стакан с водой, и капли конденсата медленно стекали по стеклу. На кровати лежал человек — его лицо было бледным, глаза закрыты, дыхание едва заметным.

Леонардо понял, что это тот самый человек, чьи воспоминания он видел.

И этот человек умирал.

Рядом с кроватью сидела женщина. Темные волосы, печальные глаза — та самая, которую он видел у моря. Она держала руку умирающего, и по ее щекам катились слезы.

— Ты должен помнить, — прошептала она. — Они попытаются стереть все, но ты должен держаться за эти мгновения.

Умирающий слабо сжал ее пальцы.

— Я... не смогу...

— Ты сможешь. Потому что я найду тебя.

Леонардо почувствовал, как что-то сжимает ему горло. Это было не просто видение — это была его боль, его отчаяние. Но как?

Вдруг женщина подняла голову и посмотрела прямо на него.

— Ты видишь? — спросила она.

Леонардо замер.

— Ты... видишь меня?

Но прежде чем она успела ответить, комната начала расплываться. Последнее, что он услышал, был ее голос:

— Мы близко...

Очнулся он на полу мастерской, сжав часы в пальцах. Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот вырвется из груди.

— Что за чертовщина... — прошептал он, с трудом поднимаясь.

Часы показывали без пятнадцати двенадцать.

Он положил их на стол и потянулся к бутылке с вином, стоявшей на полке. Он налил себе бокал.

— Кто ты? — снова спросил он, глядя на часы. — И почему я вижу твою жизнь?

В этот момент в дверь постучали.

Леонардо вздрогнул. Кто мог прийти в такой час?

— Кто там?

Ответа не последовало, но стук повторился — тихий, но настойчивый.

Он медленно подошел к двери и открыл ее.

На пороге стояла она.

Та самая женщина из видений. Темные волосы, печальные глаза, губы, сжатые в напряжении. На ней было простое платье и легкая шаль, наброшенная на плечи.

— Можно войти? — спросила она.

Голос ее был таким же, каким он слышал его в воспоминаниях.

Леонардо молча отступил, пропуская ее.

Женщина вошла и остановилась посреди мастерской, оглядываясь вокруг. Ее взгляд скользнул по столу и задержался на часах.

— Ты их нашел, — прошептала она.

— Вы знаете, что это? — спросил Леонардо.

Она повернулась к нему, и в ее глазах читалась странная смесь надежды и боли.

— Это не просто часы. Это то, что осталось от него.

— От кого?

— От тебя.

Леонардо почувствовал, как пол уходит у него из-под ног.

— Что вы имеете в виду?

Женщина подошла ближе.

— Ты не просто видишь его воспоминания, Леонардо. Ты помнишь. Потому что это была твоя жизнь. До того, как все изменилось.

Он покачал головой.

— Это невозможно. У меня есть своя жизнь, свои воспоминания...

— Какие? — перебила она. — Вспомни свое детство. Вспомни момент, когда тебе было пять, десять лет. Ты помнишь?

Леонардо замер.

Он пытался вызвать в памяти образы прошлого — но они были размытыми, как старая фотография. Он знал, что был часовщиком, что жил в этом городе, но... детали ускользали.

— Кто вы? — спросил он, чувствуя, как голос предательски дрожит.

— Меня зовут Лара. — Она коснулась часов. — И я обещала найти тебя, что бы ни случилось.

Часы тикали.

Без пяти двенадцать.

— Что произойдет в полночь? — спросил он.

Лара посмотрела на него, и в ее глазах отразилось что-то невыразимое.

— Ты вспомнишь все. И тогда тебе придется сделать выбор.

— Какой выбор?

Но она лишь покачала головой.

— У нас мало времени.

За окном завыл ветер, и стекла задрожали. Леонардо почувствовал, как воздух в комнате стал тяжелым, насыщенным чем-то незримым, но важным.

Часы тикали.

Без трех двенадцать.

Он посмотрел на Лару, затем на часы, и вдруг понял, что боится.

Но больше всего он боялся не узнать правду.

Глава 4: «Человек, которого не было»

Тиканье часов заполнило всю мастерскую, превратившись в навязчивый, пульсирующий ритм. Леонардо стоял неподвижно, чувствуя, как каждая секунда приближает его к чему-то неизбежному. Лара не сводила с него глаз, и в ее взгляде читалось что-то между надеждой и страхом.

— Я не понимаю, — наконец проговорил Леонардо, сжимая виски пальцами. — Как это может быть моей жизнью? У меня есть воспоминания, есть мастерская, клиенты...

— Какие клиенты? — тихо спросила Лара. — Когда к тебе последний раз приходил кто-то, кроме того человека с часами?

Он открыл рот, чтобы ответить, но... не смог вспомнить. В памяти всплывали лишь смутные образы: чьи-то тени за дверью, неразборчивые голоса. Но лиц? Имен? Их не было.

— Это невозможно, — прошептал он, опускаясь на стул. — Я же помню...

— Ты помнишь то, что должно было быть, — сказала Лара, делая шаг вперед. — Но однажды что-то изменилось. Кто-то стер тебя из реальности и оставил лишь тень. Эти часы — все, что осталось от настоящего тебя.

Она протянула руку и осторожно прикоснулась к циферблату. Стрелки дрогнули, замедлили ход, словно не решаясь двигаться дальше.

— Как?.. — Леонардо сжал кулаки, чувствуя, как в голове поднимается буря. Обрывки воспоминаний кружились, как осенние листья, не складываясь в целостную картину. — Кто мог это сделать?

Лара опустила глаза.

— Ты сам.

Тишина повисла в воздухе, густая и тяжелая. Даже часы на мгновение замолчали, будто затаив дыхание.

— Что? — Леонардо поднялся, опираясь на стол. — Почему я... Зачем?

— Потому что было слишком больно, — голос Лары дрогнул. — Ты не смог пережить ее смерть.

Она подошла к окну, отодвинула занавеску. На улице было пусто — ни прохожих, ни экипажей, лишь тусклый свет фонарей, отражающийся в лужах.

— Кто... умерла? — спросил Леонардо, хотя в глубине души уже знал ответ.

Лара повернулась к нему. В ее глазах стояли слезы.

— Наша дочь.

Удар. Громкий, резкий, будто кто-то выстрелил у него в голове. Леонардо схватился за грудь — сердце бешено колотилось, в висках стучало. Внезапно перед глазами всплыл образ: маленькая девочка с темными кудрями, смеющаяся, бегущая по лужайке к нему навстречу. А потом... больница. Тихий плач. Пустота.

— Лилия, — вырвалось у него.

И вдруг все обрушилось на него лавиной. Воспоминания, настоящие воспоминания, не искаженные, не стертые. Он снова увидел себя — настоящего себя — сидящего в этой самой мастерской перед старыми часами, сжимающего в руках пистолет... А потом — странный механизм, шепот заклинания, и мир, переписывающийся заново. Без боли. Без потерь. Без него самого.

— О Боже... — Леонардо упал на колени. — Что я наделал...

Лара опустилась рядом, обняла его за плечи.

— Ты хотел забыть. Но нельзя просто стереть боль, не стерев себя. Ты оставил лишь тень — часовщика, который ничего не чувствует.

Он поднял голову, глядя на часы. Стрелки показывали без двух двенадцать.

— И теперь... что? Если они дойдут до полуночи...

— Ты вспомнишь все. И сможешь выбрать: остаться здесь, в этой выдуманной жизни, или... вернуться.

— Вернуться? Но как? Я же...

— Умрешь, — тихо сказала Лара. — По-настоящему. Так, как должно было случиться тогда.

Леонардо закрыл глаза. Внутри него боролись два человека: один — уставший, израненный, готовый на все, лишь бы не чувствовать; другой — тот, кто помнил запах дочери, помнил, как она смеялась, помнил, что значит любить и терять.

— А ты? — спросил он, глядя на Лару. — Ты настоящая?

Она улыбнулась, и в этой улыбке была вся грусть мира.

— Я — твое последнее воспоминание о нас. Тот, кто должен был помочь тебе вспомнить.

За окном завыл ветер. Часы тикали громче, настойчивее. Без одной двенадцать.

Леонардо поднялся, подошел к столу. Его рука дрожала, когда он взял часы.

— Если я вернусь... ты будешь там?

Лара покачала головой.

— Нет. Там будет боль. И... освобождение.

Он глубоко вдохнул. Стрелки двигались, приближаясь к роковой черте. Еще несколько секунд — и все решится.

— Я не знаю, смогу ли...

— Ты уже сделал выбор, — прошептала Лара. — Ты начал вспоминать.

Полночь.

Часы звонко щелкнули... и остановились.

А потом мир взорвался светом.

Глава 5: «Последний тик»

Белый свет заполнил все вокруг, растворив стены мастерской, стол, даже пол под ногами. Леонардо стоял в пустоте, где не было ни времени, ни пространства — только тишина, густая и бездонная. В руках он все еще сжимал часы, но теперь они были теплыми, почти живыми.

Перед ним возникла фигура.

Сначала — лишь силуэт, затем черты стали четче. Это был он сам, но другой: усталый, с потухшим взглядом, в одежде, которую Леонардо никогда не носил.

— Ты, — прошептал двойник.

Голос его звучал так, будто доносился сквозь толщу лет.

— Кто ты? — Леонардо сделал шаг вперед, но расстояние между ними не сократилось.

— Тот, кем ты мог бы быть. Тот, кто не выдержал.

Двойник поднял руку, и в воздухе между ними вспыхнули образы:

Больница. Крошечное тельце под белой простыней. Лара, рыдающая в углу. Он сам, сжимающий в руках револьвер...

— Нет! — Леонардо зажмурился, но картинки продолжали всплывать перед глазами.

— Я стер себя, — продолжал двойник. — Переписал реальность. Оставил лишь пустую оболочку — тебя. Ты жил, не чувствуя, не помня...

— Зачем ты показываешь мне это?

— Потому что сейчас ты решаешь, быть ли нам снова одним целым.

Тишина.

Где-то вдали, будто сквозь толщу воды, донесся звук — тик.

Часы начали идти снова.

— Если я... если мы соединимся, что будет? — спросил Леонардо.

— Ты вспомнишь все. Боль. Потерю. И... ее. Настоящую Лару, а не тень, которую твой разум создал, чтобы вести тебя.

— А если я откажусь?

Двойник улыбнулся — печально, без радости.

— Ты останешься здесь. В мире, где нет ни горя, ни любви. Где ты просто часовщик, который чинит чужие жизни, но не живет сам.

Тик.

Стрелки сдвинулись еще на секунду.

Леонардо посмотрел на часы. Они больше не шли назад — теперь время текло вперед, к неизвестному.

— Как я могу выбрать? — его голос дрожал. — Это...

— Не выбор, — перебил двойник. — Это принятие.

Тик.

Свет вокруг начал меркнуть. Фигура напротив стала прозрачной.

— Время почти вышло, — прошептал двойник.

Леонардо сжал часы в руке.

— Я...

Он закрыл глаза.

И вспомнил все.

Первое прикосновение к маленькой руке дочери. Лару, смеющуюся на берегу моря. Их ссоры, их примирения. И тот страшный день, когда врач вышел из палаты с опущенной головой...

Боль была острой, как нож. Но вместе с ней пришло что-то еще — тепло, которое он так давно не чувствовал.

— Я хочу помнить, — сказал Леонардо.

Последний тик прозвучал, как выстрел.

Тьма поглотила все.

Утро.

Солнечный свет лился через занавески в маленькой комнате. На тумбочке у кровати стояли часы — обычные, с простым циферблатом. Они тикали ровно, без странностей.

Дверь скрипнула.

— Ты проснулся? — в комнату заглянула женщина с темными волосами. В руках она держала поднос с завтраком.

Леонардо медленно сел.

— Лара?

— Ну конечно, — она улыбнулась. — Кто же еще?

Он оглядел комнату. Фотографии на стене: они с Ларой, море, маленькая девочка с кудрями...

— Лилия...

— В садике, — кивнула Лара. — Когда за ней пойдем?

Леонардо встал, подошел к окну. На улице играли дети. Где-то лаяла собака. Мир был настоящим — шумным, ярким, живым.

Он повернулся к часам на тумбочке.

Стрелки шли вперед.

В заброшенной мастерской на окраине города пыль медленно оседала на старый стол.

Ровно в полночь часы, лежащие среди забытых инструментов, тихо остановились.

И больше не завелись.

© Copyright: Роман Буряков, 2025
Свидетельство о публикации №225090601826

Перед началом чтения советую сначала прочитать первые части, так как истории связаны и это продолжение предыдущих.
История про того, кто может менять личности (Глава 3)

Глава 4

Город просыпался в серых тонах, когда я заставил себя подняться с постели. Ноги ныли – вчерашний бег дал о себе знать. Тело, отвыкшее от нагрузок, теперь мстило мне этой глупой болью. На тумбочке лежало письмо от Стефана: «Явка к 8. Не опаздывай». Как будто у меня был выбор. В корпорацию идти не хотелось совсем.
Но я с трудом натянул на себя одежду, мысленно ругая Рекса за вчерашние приключения.
Бег... Может, стоит сделать это привычкой? Полезно же. Хотя мысль о регулярных пробежках вызывала отвращение. Но кто знает – вдруг однажды придётся участвовать в настоящей погоне?
На улице я поймал первый попавшееся такси и, зевнув, назвал адрес. Глаза предательски слипались, а тело требовало хотя бы еще пару часов сна. Чтобы не провалиться в объятия Морфея прямо здесь, я начал механически считать дома за окном:

«Раз… два…»

Однообразные фасады мелькали за стеклом, усыпляя еще больше. Желтый особняк. Зеленый. Снова зеленый.

«Три… четыре… пять…»

Мы проезжали мимо казино «Золотой туз», и внезапная мысль заставила меня на мгновение проснуться. А почему бы и нет? Никогда там не был. Конечно, пришлось бы использовать одну из личностей – посещать такие места под своим именем было бы глупо.
Воспоминание о родителях нахлынула неожиданно. Они ведь постоянно меняли личности, как перчатки. Каждый новый облик в нашем доме означал новую «миссию». Я даже не пытался запомнить их новые лица. В детстве я и правда верил в их благородные цели, но сейчас… Сейчас понимал, что чаще всего это была обычная личная выгода от которой они всегда меня отговаривали повторяя, что это плохо.
«Решено – иду после работы», - твердо сказал я себе.
Но вот, такси резко остановилось, вырвав меня из размышлений. Передо мной высилось мрачное здание корпорации, и день, который начался так неудачно, обещал стать еще хуже. Но вечер… вечер принадлежал мне. И моему будущему приключению.

***
Здание корпорации внешне ничем не выделялось среди стеклянных и бетонных офисных гигантов города. Высокие окна, строгие линии, вывеска с нейтральным логотипом – ничего не выдавало его истинной сути. Днём сюда заходили обычные люди в надежде устроиться на работу, даже не подозревая, что за стандартными дверями скрывается нечто большее.
Но стоило переступить порог – и по коже пробегал холодок. Воздух внутри был гуще, насыщеннее, словно пропитанный древней магией. Стены, казалось, дышали, а в углах коридоров шевелились тени, слишком уж живые для простой игры света.
Внутри здание казалось бесконечным: белоснежные коридоры с мягким ковровым покрытием, бесшумные лифты, офисы с прозрачными стенами, за которыми кропотливо трудились сотрудники. Ничего сверхъестественного – если не знать, на кого смотреть.
На проходной за стойкой сидели русалки, их руки ловко перебирали бумаги, а рядом всегда стояли ряды бутылочек с водой – на случай, если жабры начнут пересыхать. Охраной были мужчины в чёрной форме с холодными глазами – оборотни. Иногда среди них попадались вурдалаки, но те старались не скалиться без нужды. Бухгалтерия же была царством сирен. Их голоса, даже в обычном разговоре, звучали как песня, заставляя непрошеных гостей забывать, зачем пришли. Мне никогда они не нравились и я старался не заходить туда без надобности. В начальстве сидели же одни драконы. Заместителями начальства были тоже драконы, все кроме одного.
В кабинете с панорамными окнами, где тени от городских огней ложились на дорогие ковры, сидел Луриан – первый заместитель директора.
Он был драконом.
По крайней мере, когда-то был.
Теперь же его истинный облик скрывало проклятие, и вместо могучего крылатого змея он превращался... в упитанного чёрного борова с умными, но крайне недовольными глазами.
Историю эту знали немногие. Говорили, что Луриан в молодости перехитрил могущественного колдуна, но тот, умирая, выкрикнул последнее заклятье:
"Ты гордился своей силой? Тогда живи в теле того, кого все считают глупым и слабым!"
И с тех пор, как бы Луриан ни пытался его драконья форма была утрачена. Вместо чешуи – щетина, вместо огненного рева – нелепое хрюканье.
Он ненавидел своё проклятие. Ненавидел, когда новые сотрудники, не зная подоплёки, умилялись: "Ой, какой милый кабанчик!" – произносили они издеваясь и тут же получали увольнение с волчьим билетом.
Но при этом использовал его.
Кто заподозрит в упитанном борове – стратега, способного разорить конкурента одной сделкой?
Каждое утро существа шли на работу, как и все смертные: сонные, вялые, почти как зомби. Ирония? Возможно. Ведь настоящих зомби не существовало – только вампиры, которые, если подумать, очень подходили под описание: мертвые, пьющие кровь, способные обращать других. Может, все легенды о живых мертвецах пошли именно от какого-то невежественного вампира?
Но здесь, в этих стенах, среди теней и полушепотов, это уже не имело значения. Корпорация жила своей жизнью – странной, скрытой, но такой привычной для тех, кто знал правду.
В вестибюле корпорации пахло морской водой и ладаном. Русалка-секретарь Илма, обычно равнодушная, сегодня пристально разглядывала мое лицо.

– Пропуск, – протянула она.

– С каких пор ты его спрашиваешь?

Ее носик дернулся :

– С тех пор, как вчера на шестом этаже нашли удильщика Деймона. Он пытался… выйти из зеркала. Но вместо лица у него было…

Она в ужасе прикрыла рот. За ее спиной в аквариуме мелькнуло мое отражение – но с перекошенным ртом. Я потряс головой и отражение снова отражало обычного меня.

***
Дойдя до кабинета своего босса, я постучал в дверь отгоняя мысли о своем отражении и терпеливо ждал разрешения войти. «Прямо как послушный пёс, ждущий команды хозяина», – мелькнуло у меня в голове. Мысль эта пришлась мне не по вкусу.
Дверь открыла девушка – лицо незнакомое, видимо, новенькая: секретарша или помощница. Впрочем, неважно, кто она. Скоро на её месте окажется другая – эти девушки менялись здесь слишком часто.
От неё пахло лисой. Волосы – обычные, каштановые, глаза – невыразительные, лицо — ни капли не восточное. «Значит, не лиса», – подумал я. Скорее, плохо сделанная пустышка, притворяющаяся тем, кем не является. Но она была уж точно не удильщиком, вроде меня.
Девушка улыбнулась, поклонилась и пропустила меня внутрь.
Переступив порог, я быстрым взглядом окинул кабинет. Пространство было просторным, выдержанным в тёмных тонах: коричневый, чёрный. В центре – массивный стол с эмблемой корпорации. Напротив – чёрный диван для гостей и переговоров. По другую сторону стола – кресло, сразу видно: дорогое, неприлично дорогое.
Вдоль стен тянулись шкафы, уставленные книгами. В кабинете босса хранились самые интересные экземпляры. Когда-нибудь я прочитаю их все.
Пол застилал огромный ковёр. Я прошёл глубже, уселся на диван и приготовился ждать хозяина кабинета.
Он не заставил себя долго ждать, появившись в кабинете почти сразу после моего прихода. Легкий наклон головы – вот все, чем я ответил на его приветствие.

– У вас такое выражение лица, будто вы бежали, — заметил я.

– Да-да, пришлось побегать, – его голос звучал слегка хрипло, но по-прежнему размеренно, как у человека, привыкшего держать все под контролем.

Мы заговорили, как старые друзья, – о погоде, городских новостях, о том, что произошло за время моего отсутствия. Когда темы иссякли, я наконец перешел к делу.

– Ну так… – я откинулся на спинку дивана. – Ничего особенного. Все прошло гладко. Если не считать, что цель умерла раньше, чем планировалось. Но к тому моменту я уже выжал из него все, что нам было нужно. Если коротко – генерал не имел никакого отношения к той аварии, где мы потеряли столько людей. Если длинно – то вот.

Я потянулся к портфелю, достал объемистую папку с желтой обложкой и протянул ему. Босс принял ее, на мгновение задержав взгляд на потрепанных уголках, затем раскрыл и начал листать. Страницы шелестели под его пальцами, документы, фотографии, мои пометки – все это требовало времени.
Пока он изучал отчет, я поймал взгляд девушки у двери и жестом подозвал ее.

– Принеси чай.

Она молча кивнула и через несколько минут вернулась с подносом – фарфоровый чайник, две тонкие чашки, сахар в изящной пиале. Разлив ароматный напиток, она бесшумно удалилась. Я сделал глоток, поднялся и подошел к книжному шкафу. Там, среди старых переплетов, мое внимание привлек один – потертая кожаная обложка с узором. Вытащив книгу, вернулся в кресло и открыл ее.

***
Прошло немало времени, прежде чем босс нарушил тишину.

– Как ты считаешь, правильно поступил, оставив тех сирен в вагоне?

Я оторвался от книги, встретив его взгляд.

– Они не представляли угрозы – ни для меня, ни для других пассажиров. Оценив обстановку, я решил, что могу спокойно покинуть купе. Но на всякий случай оставил им кое-что… То, за что таможня сразу задержит их по прибытии, но не посадит. Если найдут что-то серьезнее кроме моего подарка им, то – посадят. Если больше ничего не найдут – отпустят. Так что да, я считаю, что поступил правильно.

Босс задумчиво кивнул.

– Меня устраивает твой ответ. Работой доволен. Отчет хороший.

Одобрительно хмыкнув, он достал три конверта и разложил их передо мной.

– А вот и твой гонорар. Выбери один. В двух – просто бумага. В одном – настоящие деньги.

Я уставился на него, медленно закатив глаза.

– Серьезно? В прошлый раз – «найди конверт». Теперь – «угадай, где деньги». У меня такое чувство, что вы меня ненавидите больше всех в этом агентстве.

– Что ты, – он усмехнулся. – Я тебя тренирую. Еще спасибо скажешь.

Он посмотрел на меня, а затем добавил прекрасно зная мой характер :

– Не уйдёшь, пока не выполнишь мой урок.

Я снова закатил глаза, всем видом показывая, насколько мне не нравится его «урок». Но все же пристально осмотрел конверты. Совершенно одинаковые – ни шероховатости, ни оттенка, ни малейшего намека.

– Не ищи логику, – подал голос босс. – Попробуй удивить и себя, и меня. Увидь сквозь бумагу. И трогать нельзя.

Он ударил меня по руке когда я попытался взять конверты.

– Да вы просто издеваетесь, – проворчал было я. – Я вам не призрак, который может видеть сквозь предметы, а удильщик!

– Расширяй навыки, – ответ его был совершенно невозмутим, как будто это было что-то совершенно обычное и легкое.

Нахмурившись и сжав веки так сильно, что в висках застучала кровь. Бумага передо мной была плотной, почти непроницаемой, но я впивался в неё взглядом, будто мог прожечь её силой одной лишь ярости.

– Не торопись, – раздался спокойный голос. – У тебя ещё много времени впереди.

Пальцы его неторопливо перебирали стопку других документов – таких же загадочных, таких же недоступных. Его терпение было безграничным, почти пугающим. Он мог ждать часами, днями, годами. Именно так он когда-то ждал, пока я, девятилетний мальчишка, впервые смогу сменить личность.
«Ему можно доверять», – сказали тогда родители. И назвали его Стефан Бельмонс.
А через неделю их не стало.
Официальная версия – погибли на задании. Но что-то в этой истории всегда казалось… слишком удобным. Но я никогда не спрашивал.

– А ты можешь видеть сквозь конверт? – сорвалось у меня, и в голосе прозвучало раздражение, которого не хотелось выдавать.

Стефан даже не поднял глаз.

– Нет. Не умею.

– То есть ты учишь меня тому, чего сам не можешь? – я почувствовал, как по жилам разливается горячая волна раздражения.

Он наконец посмотрел на меня. В его взгляде не было ни досады, ни упрёка – только привычное, почти отцовское спокойствие.

– Я и менять личности не умею, но научил тебя. У каждого свой способ. Одни чувствуют деньги по запаху, другие – видят сквозь. Найди свой способ.

Гнев потихоньку отступил, но внутри всё равно клокотало.

– Может, ты просто скажешь, где деньги, и я пойду? – не унимался я, в голосе всё равно звучало нетерпение, которое не удавалось скрыть.

Стефан отложил бумаги и скрестил руки на груди.

– Ты куда-то спешишь? Я обещал научить тебя всему, что должен знать удильщик. Ты сам это понимаешь.

Да, понимал. Казино никуда не денется. Оно ждало меня годами – подождёт ещё.
Но мне хотелось сейчас.

– Ты… ты бывал в казино? – неожиданно вырвалось у меня.

Вопрос застал врасплох даже меня самого.
Стефан замер на мгновение, его взгляд стал дальним, будто он увидел что-то за стенами этой комнаты.

– Бывал, – наконец ответил он. – Но это гиблое место. Пользы от него – ноль.

Тишина повисла между нами, густая, как дым после выстрела.

– Хочешь сходить? – спросил он неожиданно.

Я не сразу нашёлся с ответом, неуверенно кивнул.

– Можем на выходных. Но там не так просто, как кажется. Да и ты не совершеннолетний. Одного тебя не пустят.

Я не ожидал такого ответа. Сердце рванулось вперёд, но я сдержался, лишь скупым кивком дав понять, что согласен. И тогда Стефан рассмеялся.

– Ты всё такой же ребёнок.

Его смех был тёплым, почти добрым, но от этих слов по спине пробежало смущение.
***
Я провёл над этими проклятыми конвертами весь день, методично пробуя один способ за другим. В отличие от утра, теперь я не спешил – злость сменилась холодным, почти механическим упрямством.
Смена личности не помогла. Книги, которые дал босс, тоже оказались бесполезны. «Я чувствую деньги по запаху», – объяснял он. Легко ему говорить. Он – дракон. Его обоняние в сотни раз острее моего. И тогда меня осенило.

– Можно мне зеркало? – спросил я, стараясь звучать спокойнее, чем чувствовал. – Любое. В идеале – два.

Босс поднял бровь, но без лишних слов махнул рукой. Через минуту в кабинет вошла ассистентка и принесла два изящных зеркала в серебряных оправах – такие обычно держат в будуарах светские дамы.
Я взял их, ощущая прохладу металла под пальцами, и протянул одно Боссу.

– Поддержите, пожалуйста, вот так, – я показал угол, под которым нужно направить зеркало на конверт.

Он молча принял мою просьбу, его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах мелькнуло что-то вроде… интереса?
Я отошёл в дальний угол кабинета, поставил второе зеркало на пол и присел перед ним.
Сначала в отражении был только я сам – бледное лицо, тёмные глаза, сжатые губы. Но через несколько секунд мир вокруг сдвинулся. Я вошёл в «тень».
Комната погрузилась в полумрак, краски потускнели, будто кто-то вывернул реальность наизнанку. Если оставаться здесь слишком долго, мир постепенно возвращал свои обычные очертания – но мне хватит и минуты. Шагнув внутрь зеркала, ощущая, как стеклянная поверхность обволакивает меня, словно холодная вода. Затем – резкий рывок, и вот я уже в отражении, которое держал Босс. Теперь и мог видеть сквозь конверт.
Моё сердце колотилось в груди, пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Вглядываясь, стараясь разглядеть хоть намёк на купюры.
Но там ничего не было. Пустота… Только чистая бумага.
Резко выйдя из тени, и реальность с гулким щелчком вернулась на место. Оказалось, я сижу на столе, ноги бессознательно сжаты в пружину, а в висках стучит кровь.

– Ты мне наврал, – прошипел я, и голос мой дрожал от ярости. – Во всех трёх конвертах пусто!
Стефан рассмеялся на мои слова. Казалось, он был доволен, но чем именно – оставалось загадкой. То ли мной, то ли тем, что я выполнил его задание, то ли собственной шуткой, которая ему пришлась по душе.

– Молодец, верно, – кивнул он. – Во всех пусто. Но скажи, как ты догадался использовать тень?

Я ненадолго задумался, прежде чем ответить:

– Просто вспомнил, что в тени у… тварей больше возможностей.

Почесав затылок, я почувствовал легкое смущение. Наверное, мой ответ показался боссу не таким умным, как он ожидал. Может, он надеялся услышать что-то более глубокое?

– Почему сразу «твари»? – неожиданно строго сказал Стефан. – Ни ты, ни кто-либо другой не являются тварями.

Я удивлённо приподнял бровь. Его слова застали меня врасплох.

– Нет? А кто же тогда?

На моём лице, видимо, отразилось недоумение, потому что Стефан снисходительно похлопал меня по макушке.

– Ну, во-первых, слезь со стола.

Щёки мои мгновенно вспыхнули – я и правда забыл, что сижу на столе. Быстро спрыгнув обратно на диван, я пробормотал извинение, но получил лишь спокойный кивок: всё в порядке.

– Монстры. Или волшебные существа. Но никак не твари, – продолжил он. – Ты видел их лишь издалека, но никогда не оставался с ними один на один. И я тебе этого не желаю. Тварь – это тот, кто живёт во тьме, кто выбрал кривой путь. Никогда не называй ни себя, ни других существ тварями. Ты понял?

В его голосе не было ни злости, ни гнева, он даже не повысил тон. Но звучало это настолько весомо, что не допускало возражений. Я лишь кивнул:

– Понял.

Разговор плавно перешёл в другое русло. Стефан вручил мне гонорар – на этот раз без лишних испытаний – и мы попрощались, договорившись о планах на выходные.
Настроение было прекрасным. Я вышел из здания, ловя такси, шагая по тротуару с лёгким сердцем. Новых заданий пока не предвиделось, а значит, можно было просто наслаждаться жизнью. Дождь стучал по тротуару. В лужах отражалось небо… и что-то еще – длинные бледные пальцы, тянущиеся к моим ботинкам. Я ускорил шаг. Они последовали за мной.

Перед началом чтения советую сначала прочитать первую и вторую части, так как истории связаны и это продолжение предыдущих.
История про того, кто может менять личности
История про того, кто может менять личности (глава 2)

Глава 3

Идти по рынку доставляет мне странное удовольствие – разглядывать товары, наблюдать за людьми, подмечать детали. Конечно, хороший шелк здесь вряд ли найдешь, но вот продукты – да, продукты здесь вполне достойные.
Но ткань? Нет, никогда.
Я не стану покупать материал у непроверенных продавцов. Даже если он выглядит дорого и элегантно, это еще ничего не значит. Почему-то тканями здесь торгуют бедные продавцы – те самые, что обслуживают таких же бедных покупателей. Сама мысль о том, чтобы приобрести что-то у них, вызывает у меня отвращение. Нет, это даже не отвращение – это что-то близкое к ужасу.
Красная ткань привлекла мое внимание издалека. Уже по одному ее виду можно было сказать: дешевка. Подойдя ближе, я разглядел неровности, помятость на срезах. Человек с хоть каким-то вкусом сразу бы понял – это не шелк, а какая-то вискозная смесь, выкрашенная в кричащий красно-бордовый цвет.
Мне даже стало смешно. Наверняка какой-нибудь бедный портной купит этот материал, чтобы сшить рубашку. И как он будет выглядеть в этом? Конечно же жалко и не как по другому.
Но кто-то ведь купит.
Идя дальше по рынку мне пришла мысль : А зачем я вообще согласился на встречу в этом месте? Есть тысяча других, более подходящих мест.
Шаря взглядом по толпе, я вглядывался и искал знакомое лицо. Ненавижу это: сначала он назначает глупое место встречи, а потом заставляет меня его искать. Пройдя почти весь рынок и наконец заметя его в груди почувствовалось облегчение.
Увидев меня, он начал махать руками и выкрикивать мое имя. Совершенно нелепо. И самое противное – он даже не стеснялся этого. А мне, напротив, стало так стыдно, что я едва не развернулся и не ушел. Если бы кто-то спросил, знаю ли я его, я бы без колебаний ответил: «Нет».
Но… пришлось смириться. Я закатил глаза и направился к нему, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.

– Ну, привет-привет-привет! – радостно воскликнул он.

Мне было неловко находиться рядом с ним, но вслух я этого, конечно, не сказал.

– Здравствуй. Давай к делу.

– Какой ты скучный! Мы же так давно не виделись. Неужели не скучал?

Я снова закатил глаза.

– Без этого, Рекс. Ты же знаешь, я не люблю подобного.

Он сделал вид, что расстроился, но это было наигранно.

– Не драматизируй, – сказал я. – Чем быстрее закончим, тем скорее будем свободны.

Мне всегда не нравились такие встречи. Почему они всегда сопровождаются дурацким поведением? Если бы я мог, я бы ушел в глушь, подальше от людей. Жил бы в лесу, питался тем, что найду, и не заботился бы о своем виде. Какая разница, как ты выглядишь, если тебя никто не видит?

– Ладно, идем быстрее, – буркнул Рекс и зашагал вперед.

Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Разве я мог просто уйти?
Чтобы жить в тепле и уюте, приходится поддерживать связи. Иногда это легко, но чаще – утомительно. Приходится играть роль друга, тратить время на пустые разговоры, участвовать в глупостях, которые интересны только другим.
Зато потом любые проблемы решаются легче – благодаря «хорошим знакомым».
И вот теперь я брожу по рынку, выбирая какую-то безделушку для его сестры. Гораздо проще было бы заказать что-то у ювелира или в антикварной лавке. Но нет – Рекс хочет «подарок с душой», поэтому мы здесь.
Хотя, будь на его месте я, давно бы отправил за этим экономку и не мучился.

– Как тебе это? – спросил он, протягивая мне фарфоровую статуэтку кота.
Фигурка показалась знакомой.

– Кажется, ты уже дарил такое своей матери. Разве нет?

Рекс задумался, неуверенно повертел в руках фарфоровую статуэтку, затем снова посмотрел на меня с сомнением.

– У матушки была другая… Нет, наверное…

Я усмехнулся.

– Ты уверен? Будет нелепо, если окажется, что ты дарил точно такую же в прошлом году. Как будто скупил целую партию этих котов, а потом разоряющийся бизнес вынудил тебя раздаривать их всем родственникам.

Глаза Рекса округлились, он замотал головой и поспешно поставил кота обратно на лавку.

– Нет-нет, выберем что-то другое. Идем.

***
Шум рынка накрыл нас волной – крики торговцев, смех, гул толпы. Мы шли по узким улочкам между рядами лавок, где воздух был густ от ароматов специй, жареных каштанов и чего-то сладкого.
Одни торговцы укрывались под навесами, другие – те, что победнее – мучились под палящим солнцем, обливаясь потом у своих скрипучих деревянных прилавков. Их товар был странным и бессвязным: то старье, то чьи-то ненужные сокровища.
Мы очутились в ряду, где теснились фарфоровые безделушки – кошек, собак, пастушков с неестественно розовыми щеками. Рядом лежали шкатулки, украшенные дешевыми камешками, бронзовые гребни для волос с поддельными самоцветами, зеркала в потертых оправах.
Напротив торговали «диковинками»: засушенными морскими звёздами, курительными трубками, мешочками с пряностями и даже мертвыми жуками, застывшими в кусках смолы. Хорошо хоть не живыми, подумалось мне.
Дальше шли лавки с детскими игрушками – деревянными лошадками, раскрашенными в ядовитые цвета, оловянными солдатиками и куклами для маленьких леди. Их стеклянные глаза смотрели пусто, а лица застыли в одинаковых улыбках.
А там, где ряды расступались, начиналось царство сладостей. Воздух здесь был густ от запахов меда, имбирных пряников, джема и специй – корицы, гвоздики, кардамона. Фрукты, обычные для Лондона, лежали горками, а торговцы наперебой зазывали покупателей, расхваливая свой товар голосами, привыкшими перекрывать рыночный гам.
– Свежие финики! Самые сладкие!
– Пряники с миндалем, два пенса за штуку!
– Варенье из крыжовника, мадам, попробуйте!

Рекс, казалось, уже забыл о фарфоровом коте и с интересом озирался по сторонам. Я же думал лишь о том, сколько еще времени придется потратить на этот бессмысленный поиск «идеального подарка».
Общение с ним выматывает. Но отрицать его пользу невозможно.
Поначалу он казался мне суровым, даже жестким – человеком, для которого ответственность превыше всего. Но чем ближе мы знакомились, тем больше я понимал: за этой показной строгостью скрывается доброта, какая-то детская мягкость. Он импульсивен, как ребёнок, и в некоторых вещах поразительно безответственен.
И всё же… если дело касается бизнеса – он гений. Именно благодаря ему я открыл своё ателье. И теперь, глядя на то, как мой небольшой бизнес растёт и приносит доход, я ловлю себя на мысли, что обязан ему куда больше, чем готов признать.
Размышления прервал его голос:

– Эй, хочешь, расскажу кое-что интересное? – Рекс лениво перебирал какую-то безделушку, даже не глядя на меня, и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Говорят, лучшие мастера – сплошь пьяницы. Бывает, пока не выпьют – за работу не возьмутся. Но стоит им выпить – и сделают всё идеально.

Я медленно повернулся к нему, брови сами собой поползли вверх.

– Ты серьёзно веришь, что пьяный человек способен на что-то путное? – голос мой звучал холодно, с оттенком высокомерия. – Это же абсурд.

Но Рекс лишь усмехнулся, будто моё недоверие его забавляло.

– Бывает, ещё как бывает! Хотя… не всегда, конечно.

– Так что, по-твоему, – намеренно сделав паузу, подчёркивая нелепость его слов, – крупные компании с их обученными мастерами – просто пустая трата денег? И всё должны делать какие-то пьяницы?

Меня задело его заявление, хотя, казалось бы, какое мне дело? Я не мастер, не ремесленник… но сама мысль, что кто-то ставит пьяниц выше профессионалов, резала слух.
Рекс махнул рукой, будто отмахиваясь от моей логики.

– Да не об этом я. Просто иногда у этих ребят руки золотые, вот и всё.

– Тогда, может, мне нанять таких в своё ателье? – спросил я с сарказмом.

На что он фыркнул, его глаза блеснули весельем.

– Да брось! Они же ни дня не проработают – то не придут, то инструменты пропьют. Кто с тобой тогда свяжется?

Я лишь кивнул, не удостоив его ответом, и отвернулся, продолжая разглядывать товары. Нам нужно было выбрать подарок для его сестры, и теперь я, тоже включился в поиски желая поскорее закончить. Но что бы не предлагал каждый из нас, другой всегда отказывал в выборе по какой либо причине.

– Духи? – предложил он, ткнув пальцем в изящный флакон.

– Слишком банально.

– Статуэтка?

– Слишком безвкусно.

– Расчёска? Зеркальце?

– Вообще не то.

Казалось, этот бесконечный спор никогда не закончится.

***

И вот Рекс в очередной раз отвлёкся, перебирая кружевную ленту.

– Либо безвкусица, недостойная взгляда, либо что-то до боли ужасное, – пробормотал он, отшвырнув ткань в сторону.

Я уже хотел ответить, но вдруг его взгляд резко зацепился за удаляющуюся фигуру.
Высокий мужчина в поношенном, но добротном чёрном сюртуке шагал к выходу с рынка, крепко сжимая в руке небольшой деревянный футляр.

– Фосс! – Рекс резко схватил меня за рукав. – Видишь того человека?

– Какого ещё…

– Он купил что-то у старьёвщика. То, что нам нужно! – перебил он, не дав мне договорить.

Я нахмурился, собираясь возразить, но Рекс уже рванул вперёд, таща меня за собой и расталкивая толпу локтями.

– Чёрт возьми, ты совсем дурак?! – заорал я, едва поспевая за ним.

Погоня началась.
Торговец рыбой недовольно кричал нам вслед, когда мы пронеслись мимо, едва не опрокинув его бочку с селёдкой. Женщина в широкой юбке с визгом отпрыгнула в сторону, а Рекс, не останавливаясь, бросил через плечо:

– Простите, мадам!

Незнакомец со шкатулкой услышал шум, оглянулся – и ускорил шаг.

– Эй, стойте! – закричал я, но мой голос потонул в рёве аукциониста, выкрикивавшего цену на партию импортного табака.

Мы выскочили на узкую улочку, где толпа была реже, но под ногами хлюпали вечные лужи – они не исчезали даже в самую жаркую погоду. Воздух здесь пах мокрым деревом и углём.
Беглец резко свернул за угол, и на мгновение Рекс потерял его из виду.

– Он повернул к лодкам! – запыхавшись и указывая направление проорал я.

Рекс плюнул, перепрыгнул через ящик с гнилыми грушами и снова потянул меня за собой. Я споткнулся, но он даже не обратил на это внимания – сердце бешено колотилось в груди, ещё один поворот – и перед нами открылся вид на Темзу, главную портовую реку Лондона.
У причала качались лодки.
Беглец, которого мы преследовали, замедлил шаг, озираясь, будто искал кого-то.

– Он там! – крикнул Рекс.

В тот же миг незнакомец развернулся к нам – и в его руке блеснул нож.

– Отстаньте, щенки, – прошипел он хриплым голосом. – Или пожалеете.

Мне наконец удалось остановиться и отдышаться, но Рекс дёрнулся вперёд. Я резко оттянул его за локоть назад.

– Нам нужна только шкатулка. Мы заплатим вдвое больше, чем вы за неё отдали,– голос мой звучал ужасно от чего я даже удивился.

Глаза незнакомца сузились. Он явно не ожидал такого предложения.

– Не продаётся, – отрезал он.

Из ближайшей лодки вышли двое мужчин – либо зеваки, либо его знакомые. В любом случае это не делало ситуацию лучше.

– Кажется, нам стоит пересмотреть стратегию, – пробормотал я.

Но Рекс уже поднял с земли увесистую доску.

– Либо мы сейчас устроим тут представление – сказал он твёрдо, – либо вы отдаёте шкатулку и уходите целыми и невредимыми. Выбирайте.

На мгновение повисла тишина.
Потом подул резкий ветер, неестественно горячий, будто из раскрытой печи. Воздух вокруг Рекса начал дрожать и искажаться, как над раскалёнными камнями в знойный день.
Я едва успел моргнуть – и там, где только что стоял мой беспечный знакомый, теперь высилось существо в три человеческих роста.
Дракон.
Его чешуя переливалась тёмно-багровыми оттенками, будто закат, пойманный в сталь. Каждая пластина размером с ладонь издавала тихий звон при движении, словно доспехи древнего воина. По гребню спины, от узкой морды до кончика хвоста, тянулись заострённые шипы, напоминающие кинжалы.
Крылья были огромные, кожистые, пронизанные тончайшими прожилками, но пока оставались сложенными, но их тень накрыла всех нас, как внезапная туча. Длинный хвост с ромбовидным наконечником нервно бил по земле.
Но больше всего пугали глаза.
Огромные, с вертикальными зрачками, они горели изнутри золотистым светом – не мистическим, а яростно-живым, полным хищной сосредоточенности. В них не осталось и следа от привычной беспечности Рекса.
Незнакомец с ножом отпрянул так резко, что упал навзничь. Его нож со звоном упал на землю.

– Ч-чёрт возьми! – его голос сорвался на визг.

Из слегка приоткрытой драконьей пасти вырвалось облачко дыма, а между клыками – каждый длиннее моего предплечья – мелькнуло пламя. Этого было достаточно чтобы напугать любого.
Незнакомец швырнул шкатулку в грязь и бросился бежать. Двое мужчин бросились за ним, исчезнув в ближайшем переулке с такой скоростью, будто за ними гналась сама смерть.
Через секунду… дракон исчез.
Нет, вернее не исчез – рассыпался на миллионы золотистых искр, которые тут же собрались обратно в знакомую человеческую фигуру.
Рекс снова стоял передо мной, даже не запыхавшись. Он просто поднял шкатулку, достал из кармана платок и аккуратно вытер грязь с перламутровой крышки.

– Идеальный подарок, – улыбнулся он, разглядывая шкатулку.

Я подошёл ближе, взял вещь из его рук и открыл её.
Внутри кружилась изящная балерина, и заиграла тихая мелодия.

– Надеюсь, твоя сестра оценит, во что нам это вылезло, дракоша.

– Оценит, – рассмеялся он. – Особенно если не стану рассказывать, как мы её добыли.

– О, поверь, я сам лично её оповещу о драконе у портовой реки, – процедил я, шагая прочь.

Рекс усмехнулся и пошёл за мной.

– О чём ты вообще думал?! – шипел на него я, когда мы оказались подальше от чужих ушей. – Показывать свою истинную форму без надобности запрещено!

– Об этом не волнуйся, корпорация об этом не узнает,– отмахнулся он. – Меня видели только трое, и те, скорее всего, решат, что им просто померещилось.

Он улыбался, совершенно довольный собой, и шагал, держа в руках шкатулку с танцующей балериной.
А я лишь вздохнул, понимая, что этот день запомнится мне надолго.


Очень хотелось бы узнать ваше мнение по поводу моей истории и увидеть ваши комментарии!

Перед началом чтения советую сначала прочитать первую часть, так как истории связаны и это продолжение предыдущей.
История про того, кто может менять личности

Глава 2

Теперь стало ясно: передо мной не просто две милые дамы, а существа, подобные мне. Но точно не удильщики – кто-то другой. Пока не знаю кто. И мальчик – он тоже не человек. Скорее всего, проекция их способности.
Если задуматься, то даже при детальном рассмотрении их не заподозришь. Они идеально сливались с реальностью. Все мои мысли крутились вокруг одного: в компании кого я нахожусь? Если так подумать, то и проводники, мелькавшие в коридоре, — тоже не люди. Вернее, не существующие люди. Хотя выглядели вполне правдоподобно — как эти дамы и спящий мальчик.
Оснований считать их людьми у меня не было. Ребёнок не мог потеряться в вагоне, где я находился. Мимо меня никто не проходил — ни с ребёнком, ни без. Кража исключена. Оставался лишь один вариант: мои попутчицы — чудовища. Как и я, впрочем.
Значит, моя роль завершена, и старая лампа просто погасла? Интересно, нахожусь, ли я сейчас в «тени»? Или, может, я вышел из нее ещё вчера?
Мозг начинал путаться. Когда слишком долго путешествуешь по зеркалам, ненароком забываешь, кто ты и где находишься. Границы между «тенью» и реальностью в таком случае стираются и уже не разобрать где ты находишься.
Я машинально поддерживал разговор, стараясь понять, где нахожусь. Их поведение ничем не выдавало нечеловеческую природу. Лишь одна нестыковка: мальчик не мог оказаться здесь, не пройдя мимо меня. Это было невозможно.
Именно поэтому я не спешил пить чай, а оживлённо болтал, выигрывая время.

— Ну и куда вы едете? — спросил я, изо всех сил стараясь не выказать отвращения.

— В Кентербери. А вы?

— О, а я — в Лондон. Секрет. А вам зачем в Кентербери?

Дамы усмехнулись:

— На экскурсию.

Кентербери… Довольно интересный городок. Полный старых соборов, подземелий и городских тайн. Вполне возможно, там водятся и другие монстры, куда опаснее моих попутчиц.
Подозрения росли. А вот мальчика я почти игнорировал, считая его безобидным. Даже если это не проекция их силы, а какое-то чудовище вроде меня — он явно слаб. Справиться с ним можно будет в два счёта.
***
Час бессмысленных догадок. Они – не люди. Я – не в «тени». Тогда почему не нападают?
Сжав пальцами хрупкую фарфоровую чашку – позолоченный край впился в кожу. Липкий, сладковатый запах поднимался от поверхности. Яд? Неважно. Пока они перешептывались, я опрокинул содержимое на бархатную обивку соседнего сиденья. Капля скатилась на пол, оставив тёмное пятно на полированном паркете.
Они не заметили.
Слишком много не состыковок. Эти женщины – в платьях, вышедших из моды лет двадцать назад, с лицами, густо замазанными дешёвой пудрой. Мальчик, появившийся ниоткуда, спал неподвижно – слишком неподвижно. Их голоса, теперь когда я прислушаться более детально, они звучали сладко, но в интонациях сквозило что-то... механическое.
Я провёл рукой по холодному стеклу окна. За ним мелькали огни городских окраин. Настоящие.
В соседнем купе лаяла собака. Одно из немногих отличий реальности от «тени» это наличие животных. В «тени» нет животных, а значит :

– Я в реальности! – сорвалось с губ прежде, чем успел подумать.

Глупо. Но факт был настолько очевиден, что заставил меня даже усмехнулся.

Дамы повернулись ко мне в унисон. Их глаза – слишком блестящие, будто покрытые масляной плёнкой.

– Ну конечно, милый, где же ещё? – одна из них растянула губы.

Их улыбки поползли в стороны, дальше, чем позволяла анатомия. Кожа на щеках треснула, как пересушенный пергамент, обнажая ряды мелких, острых зубов.
Сирены.
Отвратительные твари. Я чуть не скривился – не из страха, а из брезгливости. Их вид в истинном обличье всегда вызывал физиологическое неприятие: что-то в изгибах их тел напоминало разлагающихся медуз, выброшенных на берег.
Моя рука уже скользнула к небольшому ножу, спрятанному в рукаве. Но нет, пока рано. Прекрасно зная, что сейчас причин атаковать нет, я себя остановил.
Мне было хорошо известно, что без голоса сирены ничто. Но пока я повременил с этим на случай если ситуация обостриться.

– Что вам от меня нужно? – голос прозвучал ровно, хотя я почувствовал, как напряглись мышцы спины.

Они переглянулись.

– О, мы просто наслышаны о твоей... осведомлённости, – прошипела старшая если возраст вообще имел для них значение. Её пальцы с длинными жёлтыми ногтями постукивали по столу. – Ты ведь не откажешься поделиться?

Я медленно выдохнул.

– Откажусь.

Тишина.
Потом одна из них резко вдохнула – её грудная клетка раздулась, как у лягушки, – и запела.
Звук был противный, скрипучий, будто ржавые ножницы по стеклу.
Я рассмеялся.

– Серьёзно? – мне даже пришлось прикрыть глаза на секунду, настолько это было жалко. – Вы что, думали, ваш морок на меня подействует?

Их рты захлопнулись.
Я встал, поправил манжеты.

– Если бы вы хоть немного следили за тем, что происходит за пределами ваших болот, то знали бы две вещи. Первое: я не человек. Второе: даже если бы был – ваш век уже прошёл.

Они замерли, будто я не просто оскорбил их, а нарушил сценарий.
Мальчик на сиденье растаял, как дым.
Я повернулся к выходу, но на пороге остановился.

– И да... в следующий раз, если решите кого-то очаровывать, – бросил через плечо, – хотя бы не берите платья из дешёвого борделя. Это оскорбительно для профессионалов.

Дверь купе захлопнулась за мной с приятной чёткостью.
На следующей остановке я сошёл, даже не оглянувшись. В воздухе уже пахло дождём – настоящим, резким, очищающим.
Как же предсказуемы эти древние твари.

***
Эта история получилась довольно забавной. Ещё никогда в жизни я не разбирался с подобным так легко. Хотя поначалу даже испугался...
Но, к счастью, мои "неумелые похитители информации" после того, как я их отчитал, не проронили ни слова. Вскоре я покинул поезд, оставив их в растерянности.
Смешно, кто вообще их послал? Может, это были их внуки, не желавшие марать руки? Впрочем, ответа на этот вопрос я так и не узнаю.

***
Поездка в этот раз оказалась тихой – купе было пустым, и я остался наедине с собой. Что ж, к лучшему. Никаких нелепых шпионов, никаких ненужных разговоров – только стук колёс, мерное покачивание вагона и бескрайние пейзажи за окном.
Сумерки медленно поглощали день, окрашивая поля в сизые тона. В дымчатом свете угасающего солнца силуэты животных казались размытыми, почти миражными. "То ли собаки, то ли коровы..." – пробормотал я, всматриваясь вдаль. Впрочем, вскоре стало ясно – обычные коровы, мирно жующие траву. Но даже это простое зрелище действовало успокаивающе. Оно напоминало: мир всё ещё на месте, всё ещё реально.
Лондон был уже близко. Скоро я снова окажусь в водовороте дел, планов, заданий... Мысль о новых путешествиях слегка будоражила – куда отправиться в следующий раз? Ведь за долгую жизнь монстра я повидал немало, но ещё больше – осталось за горизонтом.
А та глупая история с "воровками информации"? Нет, думать о ней не хотелось. Голова и так раскалывалась, да и настроение было не из лучших. Пусть останется просто нелепым эпизодом, затерянным где-то между полями, коровами и наступающей ночью.

Глава 1


Старая лампа перестала гореть сегодня. Уже несколько дней она вела себя странно: постоянно мигала, а теперь наконец – то погасла. Теперь можно вернуться. Моя роль завершена - значит, я больше не нужен. Карандаш в моих пальцах дрогнул – дерево треснуло под давлением. Закрыв глаза и выцарапав из памяти собственное имя, словно ножем, меня пробрал холодный пот и тут же обжёг кожу.


- Фосс Кассиан


Собственное имя прозвучало в моих устах и казалось незнакомым. На мгновение, в груди что-то сжалось, боль была настоящей, непроизвольно, уже по привычке я поднял голову и посмотрел в зеркало чтобы увидеть свое лицо. Отражение в зеркале показало незнакомца. Светлые волосы, беспорядочно падающие на лоб. Карие глаза, изучающие собственные черты, будто в первый раз. Вот и все. Личность глупого часовщика – Теодора, умерла сегодня. Это две недели под глупой личностью прошли довольно тяжело. Думаю, в следующий раз я точно не выберу эту профессию снова. Вообще ремонтировать что-то не люблю. Почему вообще изначально мне думалось, что быть часовщиком легко? Бедные мои пальцы, за это время мне пришлось отремонтировать наверное около сотни часов. Чтож, моя задача закончилась успешно. Я выполнил то, что должен был и теперь меня здесь ничего не держит.

Осталось только найти экипаж и вернуться домой.

Хотя «дом», довольно странное понятие. Для меня «дом» это место где можно отдохнуть и поспать в своей тёплой и удобной кровати. Моя кровать конечно же самая лучшая.

Но думая об этом, мне вспомнилась моя знакомая. Для нее «дом», это глаза. Ведь это просто нелепо. Как глаза могут быть домом? Я там не смогу поспать, там не найду холодильника, да ведь там даже жить нельзя! Глупость какая-то называть глаза – домом.

Продолжая думать об этом дальше, я не спеша вышел из квартиры, в которой жил последние две недели. Вообще за квартирку было заплачено на месяц. Но раз задача была окончена быстрее срока, то в этой квартире я больше не нуждался. В любом случае, платил за нее не я. И мне было всё равно дальнейшая судьба этой квартирки.

Желая убраться с этого города как можно скорее я ускорил шаг. Нужно скорее найти экипаж, уехать отсюда, а потом мне удастся отдохнуть в своей любимой тёплой кровати.

Быть бедным - значит вечно таскаться пешком. А зачем, если можно просто сесть в экипаж и поехать? Быстрее, удобнее, и ноги не болят. Всё упирается в деньги - без них ты вечно плетёшься в хвосте, а с ними мир становится гораздо комфортнее.

***

Устроившись в вагоне поезда, я тут же взялся за письмо к боссу, уведомляя его об успешном завершении миссии и обещая явиться через три дня по прибытии в Лондон. На первой же остановке, едва поезд замедлил ход, я поспешил опустить конверт в почтовый ящик на перроне. Теперь, когда обязанности были исполнены, оставалось лишь коротать время в пути.

Я решил развлечь себя, разглядывая попутчиков, разделявших со мной это купе. Занятие, надо признать, оказалось не самым удачным. Рядом со мной восседала пожилая дама, которую при первом взгляде можно было бы назвать милой — если бы не одно 'но'. При ближайшем рассмотрении вся ее внешность вызывала непроизвольное отторжение: седые, неухоженные волосы торчали в разные стороны, словно испуганный ёжик, а лицо, густо замазанное косметикой, напоминало потрескавшуюся маску. Румяна лежали неровными пятнами, словно их наносили в полной темноте, а губы, выкрашенные в ядовито-розовый цвет, криво улыбались, будто насмехаясь над самой идеей эстетики. Её ногти, выкрашенные в пронзительно-синий цвет, выглядели столь же безвкусно, как и весь её облик. Я понимал, что подобные мысли могут показаться невежественными, но что поделать – истина часто бывает нелицеприятной. Особенно когда её подчёркивает оглушительный голос, которым моя попутчица общалась с такой же эксцентричной спутницей.

Их смех – резкий, пронзительный, лишённый всякой умеренности – буквально терзал мои барабанные перепонки. Я невольно размышлял: неужели старость неизбежно превращает человека в подобную карикатуру? В существо, не ведающее ни о вкусе, ни о такте, ни о простейших нормах приличия?

Если судьба когда-нибудь сведёт меня к подобному состоянию, я умоляю – пусть кто-нибудь избавит меня от такого существования. Лучше достойная смерть, чем жизнь в роли шумного, безвкусно разукрашенного пугала, вызывающего жалость и раздражение у окружающих.


***

До Лондона оставалось еще четыре часа пути – срок, достаточный, чтобы в полной мере насладиться обществом этих почтенных дам. Два часа, проведенные в их компании, оказались для меня исчерпывающими: они втянули меня в бесконечную беседу, заставили играть в «города», и я едва сумел вырваться из этого кошмара под благовидным предлогом необходимости справить нужду. Как вовремя я это сделал. Одна из моих попутчиц уже собиралась предложить мне какой-то свой «фирменный» чай – словно отравления мне не хватало…

Выбравшись из купе, я решил пройтись по вагонам – хоть какое-то спасение от навязчивого внимания пожилых леди. Пусть лучше я буду выглядеть странным, бродящим без цели пассажиром, чем снова окажусь в плену их неуемного простодушия и синего лака для ногтей.

***

Один… два… три…


Счёт — странная штука. Он успокаивает, когда нужно не сорваться, не ударить первым, не сделать что-то импульсивное. Считай до десяти, а потом бей, — говорили мне. Но не слишком медленно, а то станет скучно.


Четыре… пять… шесть…


Эти тёмные улицы — они словно ждут, когда ты начнёшь шептать цифры себе под нос. Попробуй, посчитай до десяти в глухом переулке. Говорят, тогда из теней выползают твари. Вы не пробовали? Очень зря. Это, наверное, самый эффективный способ покончить с жизнью.


Семь… восемь…


Шутка? Забавно, не правда ли? Хотя, если честно, вовсе не смешно. Я с вами согласен. Но что поделать — такой уж я не интересный человек.

А вообще, человек ли я?

Вот вопрос, который заставляет задуматься. Биология твердит, что мы произошли от обезьян. А мораль? Мораль шепчет: «Не все из нас — люди»


Девять…


Я знаю, кто я. Я — удильщик. Не человек. Если бы меня назвали монстром, я бы лишь кивнул. Да, я монстр. Удильщики — не люди. Разве можно считать кого-то человеком, если он каждый день совершает столько грехов?


Десять.


Завтра схожу в церковь. Помолиться. Когда я был там в последний раз?

Но даже молитва не смоет этого.

Никогда не смоет.

Если бы меня спросили, что я люблю – я бы растерялся. Не от скудости чувств, а от их избытка. Я – надевал слишком много масок, каждая из которых в какой-то момент становилась правдой. Где же настоящий я? Возможно, он остался там, где впервые примерил чужое лицо. Или растворился между ролями, как тень между вспышками света.


***

Бродя по вагонам, я предавался размышлениям, украдкой заглядывая в приоткрытые двери купе. Однотипные интерьеры спальных отделений различались лишь своими обитателями – здесь семья с шумными детьми, там одинокий путник… Детский смех, такой искренний и беззаботный, радостно наполнял пространство, но для моих уставших ушей становился настоящим испытанием. Голова постепенно начинала ныть, но я не смел осуждать – кто из нас совершенен? Каждый несёт свой крест, а дети – своё особенное, шумное счастье.

Достигнув хвоста состава, я развернулся и медленно пошел обратно. Мысль мелькнула внезапно: а почему бы не заглянуть в кабину машиниста? Нужно лишь принять облик кого-то из персонала – благо, даже переодеваться не придется. План заманчивый, почти невинный, особенно на фоне того, что приходилось делать во время задания.

Если бы не эта проклятая совесть, я бы давно превратил свою способность – если это можно так назвать – в инструмент для личной выгоды. Родители, видимо, слишком хорошо вбили в меня понятия чести. Использую свои возможности для себя – и тут же чувствую жгучий стыд. Но когда начальство приказывает творить настоящие мерзости… странное дело – ни капли раскаяния. Лишь холодная пустота, будто душа уже давно отбывает где-то в другом месте, пока тело выполняет приказы.

Но зато за эту работу хорошо платят – а значит, оно того стоит. Подняв с пола случайную бумажку (видимо, чей-то ненужный клочок), я окинул взглядом коридор – никто не смотрит. Вдохнул глубже, представил себе новый облик: черты лица, походку, даже мимику.

Знакомое жгучее чувство – будто по коже пробежались раскаленные иглы. Сжал зубы, зажмурился, резко выдохнул через нос – и боль отступила. В темном окне мелькнуло отражение: совсем другой человек смотрел на меня.

— Имя мое – Маркос, — пробормотал я вслух и тут же поморщился. Какое идиотское имя. Почему именно это имя пришло мне в голову? Но для пятиминутной роли сойдет.

Провел рукой по изменившимся волосам, ощутил под пальцами незнакомую фактуру – да, все реально. Теперь вперед, к кабине машиниста.

Я едва успел насладиться своей новой ролью. Кожа ещё пощипывала после перевоплощения, а в груди приятно щемило — как у ребёнка, получившего новую игрушку. Шаг был лёгким, почти пружинистым, когда…


- Ты! Эй, ты!


Жёсткая хватка на моём локте вырвала меня из приятных мыслей. Проводница — полная женщина с потными висками и выцветшей формой — дёрнула меня назад. Её пальцы въелись в рукав моего пиджака.


— Чего стоишь без дела, а? — она хрипло дышала, пахнуло дешёвым кофе и сигаретами. — В девятом вагоне беда! У женщины дитё пропало! Рыженький пацан, в синей курточке, лет восьми. Бегом проверяй другие вагоны!

Я открыл рот, но она уже развернулась и заковыляла прочь, крича через плечо:


— И смотри в оба! Может, его кто увёл!


Моя рука дёрнулась в странном спазме — будто сама собой. Я отряхнул рукав, потом ещё раз, сильнее. На ткани остались влажные пятна от её пальцев. Брр…


— Чёртовы нищеброды, — прошипел я сквозь зубы, — вечно лезут, вечно хватают…

Пальцы сами собой потянулись к карману за платком. Вытереть. Обязательно вытереть. Эти людишки… их прикосновения словно оставляют невидимую грязь. Как будто их бедность заразна.

Я резко зашагал вперёд, намеренно стуча каблуками. Пусть слышат, пусть убираются с дороги. Кого волнует какой-то сопляк? У меня свои дела.

Я замер у входа в вагон, наблюдая, как молодой проводник лихорадочно заглядывает в каждое купе. Его движения были резкими, нервными – видно, начальство уже надавило. Он ещё не заметил меня, но это вопрос секунд.

Глубокий вздох. Пальцы сжали в кармане тот самый клочок бумаги – мой «якорь». Разрыв. Острая, знакомая боль пронзила тело, будто тысячи игл впиваются под кожу. Я стиснул зубы, чувствуя, как черты «Маркоса» тают, словно воск. Через мгновение в отражении окна уже смотрел я – настоящий.


— Чёрт возьми… — прошептал я, потирая виски. Всё ради чего? Чтобы полчаса побегать в чужой шкуре?


Плечи обмякли. Словно ребёнок, у которого отняли игрушку. Оставалось только брести обратно – к своему купе, к этим невыносимым старухам. Хотя бы надежда теплилась: а вдруг они уже вышли? Или уснули? Или… Нет, слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Но когда я отодвинул дверь купе, меня ждал сюрприз:

Две пожилые дамы сидели, увлечённо играя в карты. Между ними, развалившись на сиденье, дремал… рыжий мальчик лет восьми. В синей куртке.

Одна из старух подняла на меня хитрые глазки:


- О, это наш сосед! Милок, не хочешь присоединиться? Мы тут мальчика нашли – совсем одинокий был. А ты что такой грустный?


Её подруга вдруг хихикнула, доставая из сумки термос:


— Или чайку боишься? Мы же не отравим!


Я застыл в дверях, чувствуя, как реальность мягко издевается надо мной. Вот же ирония – ребёнок, которого я отказался искать, нашёлся сам. И именно там, куда я так не хотел возвращаться…


- Чай… — я медленно закрыл за собой дверь. — Да, пожалуй, я попробую.

Пророческая тень Жириновского в контексте мистического сценария ударов по Ирану

Связь прогнозов и мистики

Первый рассказ о мистических последствиях удара Трампа по иранскому объекту Фордо неожиданно перекликается с предсказаниями Владимира Жириновского. Еще в 2019 году он предупреждал, что конфликт на Ближнем Востоке станет катализатором глобального хаоса: Именно с Ирана начнутся все самые страшные события... здесь будут самые страшные события. В нашем рассказе пробуждение «Стражей Кира» после удара GBU-57 символизирует вторжение прошлого в современность – идея, созвучная жириновскому тезису о том, что войны уже не объявляются, а начавшись – идут не по привычному шаблону.

Роль Трампа в двух реальностях

Реальность пророчеств: Жириновский предсказал возвращение Трампа к власти, его конфликт с ЕС и переговоры с Путиным по Украине. В январе 2025 года Трамп заявил, что Крым останется российским , а в мае провел двухчасовой телефонный разговор с Путиным, обсуждая судьбу Новороссии.

Мистическая реальность : В рассказе Трамп, отдавший приказ об ударе по Фордо, становится «ключом» к пробуждению древнего зла. Его попытка контролировать хаос («Любой ответ Ирана встретим силой!») зеркалит реальные угрозы Трампа в адрес Тегерана.

Ближневосточный апокалипсис как точка схождения

Прогноз Жириновского о ядерном конфликте Израиля и Ирана начал сбываться в июне 2025 года: удары Израиля по Натанзу и Тебризу, убийство командующего КСИР и физиков-ядерщиков. В рассказе это трансформируется в каменных воинов, поднимающихся из руин Натанза. Политик предрекал:

«После нанесения удара Иран обязательно ответит... США мобилизуют НАТО и начнут бомбить Иран».

В мистическом сюжете это эволюционирует в «песчаную бурю» над Багдадом, принимающую форму гигантской руки – символ неконтролируемой мести.

Символизм войны и исторические циклы

Жириновский видел в истории спираль насилия:

* Сравнение Украины с Сербией-1914 («ведет Европу к третьей мировой»).

* Прогноз о «переделе мира» к 2050 году с Россией как одним из пяти центров силы.

В рассказе этот мотив воплощен в цилиндре Кира ( «Я восстановил святилища богов» ), который становится артефактом, связывающим эпохи. Кровь Второй мировой питает древних Стражей, а предупреждение «Сожженный ветром вернется с Востока» отсылает к жириновской идее о возмездии за колониализм.

Почему Жириновский – проводник между мирами?

1. Аналитическая точность : Путин подчёркивает , что Жириновский «не был предсказателем», а «всё, что он говорил, сбывается, потому что он говорил на основе анализа» . Его прогнозы об ударе по Ирану базировались на знании региональной динамики.

2. Политический мистицизм : Его эпатаж («это его замысел») позволял озвучивать табуированные сценарии, например, применение «очень страшного оружия локального действия» против Ирана – аналог «инопланетного механизма» из рассказа.

3. Тема обреченности: В обоих нарративах Запад слеп к последствиям. В реальности Жириновский предрекал распад ЕС и НАТО; в рассказе – тени Кира пожирают Багдад, игнорируя границы.

Заключение: Пророчество как диагноз цивилизации

Смерть Жириновского в 2022 году превратила его прогнозы в тексты-призраки. Его записка «2025 – объединение Русского мира в границах СССР» и сценарий удара по Ирану – попытки описать мир, где политика и мистика сливаются. Как заметил эксперт ООН Анатолий Салуцкий: «Жириновский – блестящий учёный, труды которого могут помочь в написании работ по политологии» . В контексте рассказа его идеи становятся ключом к пониманию механики исторического возмездия: «Забыть урок истории – значит разбудить древнее зло».

#Жириновский #Трамп_и_Иран #Пророчества_политики #Мистика_войны #Альтернативная_история #Ближневосточный_апокалипсис #Цилиндр_Кира #Геополитический_мистицизм #Исторические_циклы #Тень_Кира

Источники и ссылки:

1. Удар по Фордо (RIA Новости): [https://ria.ru/20200108/1563188587.html](https://ria.ru/2020...

2. Цитата Жириновского об Иране (2019): [https://www.youtube.com/watch?v=...] (Конкретное видео требует уточнения, но многочисленные его выступления на эту тему доступны)

3. Цитата Трампа ("Любой ответ Ирана..." - Truth Social): [https://truthsocial.com/@realDonaldTrump] (Конкретный пост в архиве)

4. Удары Израиля по Ирану (июнь 2025 - прогноз Жириновского): [https://www.youtube.com/watch?v=...] (Поиск по его прогнозам 2020-2022 гг.)

5. Цитата Жириновского об ответе Ирана и НАТО: [https://www.rbc.ru/...] (Аналогично, требует поиска по его интервью)

6. Цитата Путина о Жириновском: [https://tass.ru/obschestvo/13634115](https://tass.ru/obsches...

7. Цитата Жириновского о "страшном оружии": [https://www.youtube.com/watch?v=...] (Из его эфиров)

8. Прогноз Жириновского о распаде ЕС/НАТО: Частая тема его выступлений, например: [https://ria.ru/20211118/evrosoyuz-1759682882.html](https://r...

9. Записка Жириновского "2025": [https://www.mk.ru/politics/2022/04/06/zhirinovskiy-ostavil-z...

10. Цитата Анатолия Салуцкого: [https://regnum.ru/news/3553042.html](https://regnum.ru/news/...

11. Текст Цилиндра Кира (British Museum): [https://www.britishmuseum.org/collection/object/W_1880-0617-...

na2rafire

Также смотри в группе телеграмм Pisaka ©