На кривых ногах карлики засеменили друг к другу. Из толпы раздавалось гиканье и крики, подстегивающие бойцов.

Карлики сошлись. Мечи взлетали медленно, почти не представляя опасности. Каждый успевал защититься от медлительных ударов противника. Бой грозил затянуться.

Маленький боец в черных доспехах сделал ошибку, выставив далеко  щит, и  потерял равновесие. Противник сразу этим воспользовался, рубанув краем щита в шею врага, через мгновение опустил на шлем меч, не оставив шанса увернуться. Шлем слетел, кувыркнувшись на песке. Карлик в чёрном упал, победитель ринулся вперёд , двумя руками вонзил меч в шею − первая кровь окропила песок.

Победитель ликовал. Шлем наполовину съехал с головы. Карлик выбросил меч и щит, подняв руки кверху, сотрясал ими. Толпа ревела, в неистовстве размахивала руками. Кто радовался удачному выигрышу, кто кричал агонизирующему карлику оскорбительные слова.

Затихшего полумёртвого карлика зацепили крючьями за ноги и потащили в трупную комнату. Кровавый след наполовину затирался волочащейся левой рукой, оставляя борозду на песке.

"Ну, нет! – эта картина так потрясла Навиро, что он вскочил. − Меня вы крючьями точно не потащите!"

"Огромиус победитель! − вещал латенью. − А сейчас алдабаты! Ставка вслепую! Шесть заявленных бойцов! Ставьте на своего!"

Шесть гладиаторов появились из преисподней арены под торжественную музыку. При надобности, оттуда  поднимали различные декорации или животных.

Доспехи и щиты у всей разной расцветки. Алдабаты отличаются от других гладиаторов. У них "глухой" шлем, без возможности видеть. Забрало без прорезей, и они вынуждены драться вслепую.

"Артэй, Варом и Бусай! Тограс и Павсат, Бантер! − голос латенью достигал всех ушей, находящихся в пределах амфитеатра, услышав свое имя, гладиаторы сотрясали оружием над головой. − Ставьте на одного и выигрывайте один к шести!"

Грудь и спина у гладиаторов обнажены, лишь гибкими пластинами прикрыт живот. На левом плече защитный доспех − манника. Наручи и поножи, вот и все, что может защитить. Набедренные повязки стали стильными и вызывающими.

Загремели барабаны, и бойцы вступили в схватку. Со стороны, кажется, что они делают  нелепые телодвижения. Шум и гам не дают бойцам услышать друг друга. Трибуны ревут. Каждый кричит своему бойцу куда идти и что делать. Все это густо сдобрено смехом от глупых движений сражающихся, которые пытаются найти соперника, в то же время, закрываясь от возможного неожиданного нападения.

Вот уже один лежит на песке, нарвавшийся на противника. Пораженный  под ребра, он свернулся в клубок, и медленно гребет руками по песку.

"Гладиаторы ланисты Касара! Всем сбор в седьмом зале! Время − пять минут!" − огорошил Навиро интерком.

"Вот он, момент истины, скоро начнется", − рассеянно подумал Навиро и двинулся по коридору.

Справа на стене висел инфотлон − финансовый системник. Навиро подошел.

− Что желаете? − спросил монотонно инфотлон.

− Хочу сделать ставку на гладиаторский бой, − произнес Навиро.

− Идентифицируйте личность, − не меняя тона, затребовал системник.

Ладонь легла на черный матовый треугольник, который никогда не был ни холодным, ни тёплым.

− Есть совпадение. У вас повышена температура на полградуса. Вот список оставшихся боев, выбирайте своего участника, − экран засветился, отображая список.

Навиро бегло пробежал взглядом по списку.

− Бой − сюрприз, ставка на провокатора Навиро. Затем набрал код и поставил все деньги − сто пятьдесят сейро.

− Ставка принята, ставьте и выигрывайте, − отчеканил инфотлон.

Навиро двинулся в седьмой зал. А в нем уже было много народа. Стены увешаны ручным оружием. Дальнюю покрывали сплошным слоем  грозные доспехи, она словно шершавый панцирь чудовища.

Появился ланиста в сопровождении двух надзирателей.

− Провокаторы! Выбирайте любое оружие, покажите всем засранцам славный бой! Наш лудос лучший! − возбужденно выпалил ланиста.

− Да! Да! Мы всех сделаем! − раздались выкрики, многие гладиаторы стали сотрясать кулаками.

− Наши ворота западные, одевайтесь и двигайте туда. Я не знаю, что вас ждет, но желаю только победы! Удачи вам!

− Да! Только победа! − выкрикивали бойцы. – Мы лучшие!

Наставник торчал в зале, готовый помочь советом или поддержать духом. Но все находились под действием гертема и не особо журились перед  предстоящей бойней.

Ланиста ушёл, гладиаторы стали одеваться и готовиться. Наручи на руки, поножи на ноги. Маника на левое плечо, все как на тренировках.

Навиро пять минут ломал голову, что взять из оружия. Щит сегодня обязателен, остается один предмет в правую руку.

Огромный Барт уже размахивал утренней звездой. Шар, усеянный шипами, на короткой ручке, соединенный с ней цепью. Цепь зазвенела, тяжёлый шипастый шар начал делать ужасные круги.

− Ты тише, размахался тут, − пробурчал Навиро. −  Люди ходят.

− Что, страшно? Тут все тренированы вообще-то. А если здесь под руку попадут, на арене им делать нечего, только нас подведут.

Наконец Навиро остановил выбор на трезубце. Стальная шершавая ручка, острые зубья блестели как зеркало. В комплект к нему шла сеть, такие бойцы назывались ретиариями. Навиро не любил сеть, люди не рыбы, чтобы их ловить. Сеть осталась висеть на месте. Выбранный стальной белый щит отбрасывал блики серых стен.

Шлем выбирался долго, это почти лицо на арене. Две широкие пластины закрывали скулы до самого подбородка, лёгкий и тёплый металл-лиурит удобно и плотно обхватил голову.

Многие еще собирались, спешить было некуда....

*  *  *

Мягкие на вид, но прочные борцовки. Они выдерживают удар копья, защищая плюсневые кости. И еще издают гулкие шаги, когда почва тверже, чем песок.

Гул медленных шагов…

Каждый шаг по коридору  приближает к арене, над которой завис  непрекращающийся рёв тысяч голосов. Железные решетчатые ворота, они словно переливаются, блестя чернотой воронова крыла. Вдоль стен длинные пластитовые  скамьи, на которых уже сидят многие из сорока бойцов, пристроив щиты и оружие возле себя. Решительные, напряжённые лица − бойцы ждут часа истины. Только ворота отделяют от арены, и скоро они откроются.

«Нет, это не со мной происходит, − подумал Навиро. – словно смотришь какое-то кино».

За воротами шёл поединок. Два бойца сошлись в ближнем бою. У обоих короткие мечи и небольшие фигурные щиты. Звон металла доносился отчетливо, несмотря на гул, исходящий от трибун.

Поединок завораживал, не давая оторвать от себя взгляд. Красивые воинственные шлемы, оригинальной формы щиты. Ловкие отточенные движения и трюки. Загорелая кожа сражающихся, под которой играли рельефные мышцы, блестела от пота.

Один из гладиаторов, с синим щитом и в шлеме с ирокезом, искуснее − это Навиро сразу подметил. Меньше движений, они плавны и точны. Второй боец, с красным щитом и гладким шлемом с сетчатым забралом, размашист и издёрган, иногда делает лишние шаги, а это может для него плохо закончится, и довольно скоро. Опытный глаз может практически в начале боя сказать, кто победит.

"Ирокез"  оправдал предположения Навиро. В движении щитом отбил удар меча, делая оборот вокруг себя, и, присев, ушёл на нижний уровень. Меч слету отрубил переднюю ногу противника ниже колена, почти не задержавшись на препятствии. Раздался дикий крик, разнесшийся поверх гула толпы. Сверх острого меча, с сабельной заточкой, не знает преград в сильной и опытной руке. Несчастный еще не успел упасть, а "ирокез" сделал  новый  оборот, и голова отлетела вслед за ногой. Толпа злорадствовала, хлопая в ладоши, боец показал искусный бой.

Вся арена уже усеяна бурыми пятнами крови, но это было только начало игрищ.

"Преступники. Что нужно с ними делать?" − прогрохотал по всему амфитеатру голос латенью.

"Казнь! Казнить!" − загудела обрадованная толпа, грозно сотрясая кулаками.

Посреди арены, под  нерасторопный бой барабанов, поднималась платформа, на которой расположились кругом около двадцати людей. Все одеты в обычную одежду, потому что не годятся в гладиаторы. Кволые и неспособные, не смогут развлечь толпу боем.

В руках у всех мечи. Они испуганно озираются, не зная, откуда придет опасность.

"Двадцать преступников − шестьдесят берсов!" − пробасил протяжно латенью.

Берсы − собаки-убийцы. С помощью генной инженерии люди вывели эту породу. Самые умные, сильные и быстрые из четвероногих друзей человека. И еще очень хитрые. При таком соотношении − один к трем,  у неподготовленных людей нет никаких шансов.

Барабаны ускорили темп, издавая частую дробь. Люди стали в круг, выставив перед собой мечи.

И тут из небольших отверстий в стенах начали выскакивать черные, словно демоны, берсы. Крупные подвижные собаки, выше пояса обычному человеку. Их становилось все больше, они носились вокруг людей и рычали, не осмеливаясь пока нападать. Когда собак стало много, животные  начали подбираться к людям, пытаясь вцепиться в жертву. Неопытные жертвы далеко выставляли мечи, не давая подобраться собакам на расстояние удара. Противостояние продолжалось около пяти минут, казалось, так будет долго. Но берсы специально обучены, и вот один, не выдержав, кинулся в атаку, пытаясь добраться до руки жертвы. Его встретили сразу два меча, но рычание и предсмертный визг подтолкнули других собак к атаке.

Собаки ринулись на несчастных, люди пытались отбиться, но тщетно. Все чаще обреченные падали под весом двух-трех грызущих их собак. И тут началась вакханалия…

Рычание и душераздирающие крики людей, все смешалось. Собаки рвали на людях плоть, отрывая куски с рычанием, вгрызаясь кровавыми пастями снова и снова в обезумевшие от боли, орущие жертвы, в их лица, руки и ноги.

Толпа затихла, никто не махал руками, все жадно смотрели.

В темном проеме появился наставник. Наёмный добровольный гладиатор. Не все люди ценят жизнь.

"Итак, все в сборе, через пятнадцать минут наш выход. «Входите в боевой транс и сами помогите себе выжить», − произнес он. − Мы гладиаторы Касара! Выйдите на арену и покажите это всем!"

"Да! Касар! Мы непобедимы!" – яростно восклицали бойцы.

Затем все затихли, входя в боевой транс. Кто тряс головой, кто что-то бормотал. Навиро стал стучать кулаком в стену в пол силы, чтобы не повредить руку.

"Скотобойня! − вдруг дико заорал Малек, у которого была такая же кличка. − Сколько я перерезал глоток, сегодня добавлю!"

− Скотобойня, ты этим на врагов нагнать страху думаешь? Испугаешь ты их бараньими резаными глотками. Ха! − с сарказмом произнес подошедший Барт. − Тем, что ты работал на скотобойне, ты разве что детей перед сном можешь постращать.

Он взял у Наки пилообразный меч и начал медленно водить им по высунутому языку. На нем проступила кровь, затем язык полностью стал красным. Барт стал водить мечем-пилой по щекам. Через две минуты лицо стало красным от крови.

За решёткой, в десяти метрах от гладиаторов, продолжалась собачья экзекуция.  На неё не обращали внимания, бойцы уже вошли в транс, все стали делать надрезы на руках, груди и спине. Недалеко от них озверевшие собаки разрывали слабые тела, а им было уже всё равно...

Арена опустела. Последние изуродованные тела утащили в трупную комнату. Огромное ненасытное помещение, его трудно заполнить. Мёртвые здесь сбрасывались в кучи, как попало.

Арена, после собачьей расправы и предыдущих боев, превратилась из жёлтой в темно-бурую.

Все сорок выстроились в шеренгу по одному, для выхода на арену.

"Помните закон гладиаторской чести, принимайте смерть и боль молча. Сражайтесь, не крича. Победителю подставляйте горло, пусть вашу участь решит толпа, − наставник с хмурым лицом шел вдоль шеренги, глядя в лица. − Я дал вам все, что мог, и надеюсь, вы не подведете. Удачи".

Мрачные ворота плавно поднимались без шума, последняя преграда перед ареной исчезала в стену. Толпа бесновалась, шум стоял необычайный.

Барт, стоявший первым, ступил на песок, держа в левой руке щит и размахивая утренней звездой. Лицо залито кровью, высунутый язык темно-красный. При этом верзила дико заорал, оскалившись.

"Бой − сюрприз! Барт Костолом!" − латенью начал объявлять появляющихся из ворот. Толпа встретила Барта рёвом.

"Малек Скотобойня, Навиро Непробиваемый!" − протяжно объявлял выходивших на арену всеобъемлющий голос.

Бойцы выходили один за другим: кто кричал свое имя, кто, как Барт, просто вопил. Все кровавые, сотрясая оружием, гладиаторы выглядели воинственно и устрашающе. Толпа ликовала очень страстно, когда выходили  прославленные "старые" бойцы.

Вот он, запах арены. В нём пот, кровь, запах кишок и мочи. Такого не услышишь нигде.

Последний гладиатор из западных ворот ступил на песок, решётчатая перегородка опустилась.

"Граждане планеты Хиир! Делайте ставки на одного из сорока, того одного, кто останется в живых! Ставка сыграет один к сорока!

Навиро обвел взглядом амфитеатр. Счастливые и возбужденные лица зрителей, которые с интересом будут сейчас смотреть, как его будут убивать. Сверху бьют прожектора, но не слепят. Затем поднял лицо вверх, пытаясь увидеть  звезды. Видна лишь бездонная чернота неба. Люди забыли, что они пришли оттуда, покорив немыслимые пространства. Забыли, что называются людьми, на самом деле стали хуже зверей.

− Что за бред? Мы что, друг с другом  драться будем? Это же банально! В чем сюрприз? − произнес растерянный Барт.

− Нет, тут что-то другое, − ответил Скотобойня. Сейчас увидим, кто вывалится из восточных ворот.

Вдалеке раздался громкий рык, который, казалось, не могло издать никакое существо. По крайней мере, оно должно было быть огромным.

"Ужас Тертура! Сейчас вы его увидите сами!" − голос латенью стал самодовольным.

Зловещий рык повторился, почти одновременно, ему вторил другой.

− Скотобойня, это, кажется, по твоей части, − обратился к Малеку Барт. – Сейчас будем животных рубить!

− Кажется, так шерконы…  рычат шерконы Тертура! − сделал заключение Навиро.

− Шерконы? Таких громадин ещё не забивал, но сегодня попробуем, − Скотобойня вымученно улыбнулся и сплюнул на песок.

Восточные ворота еще начали подниматься, а люди уже рассматривали страшное животное через решётку. Эту массивное чудовище стало видно лучше, когда оно ступило на песок.

Покрытый серой короткой шерстью, шеркон шёл не спеша, на четырёх мощных лапах. Настоящее чудовище, созданное из прототипов различных животных. Величиной со слона, шеркон напоминал тушей медведя, только передние лапы были раза в три толще задних, а когти… они на передних лапах были как у ископаемых динозавров. Морда его была сродни обезьяньей, а голову украшали бычьи рога.

Навиро присел на подоконник, вздохнул, хотя отпечатка страданий не было в душе. Но не спалось сегодня… не спалось.

Вечером решится его судьба, как люди часто повторяют: быть или не быть. Но тут вопрос будет поставлен ребром – жить или умереть. Сегодня он первый раз обнажит меч в настоящем бою, прольёт кровь другого человека. Это при хорошем раскладе, а при плохом – испытает на себе, как лезвие меча рассекает мышцы и крошит кости.

Навиро, глубоко вдыхая прохладный свежий воздух, смотрел на солнце, которое на этой планете зовётся Арео. И не покидала мысль, что, может, сегодня он видит восход последний раз в своей жизни.

Конечно, он не простачок, можно даже сказать, один из лидеров. Мало кто может выстоять в учебном бою против Навиро по прозвищу Непробиваемый. Многие пасовали, лишь смотря на мощные рельефные мышцы. Часто видел он, как взгляд противника словно натыкался на стену, когда он играл желваками на своём скуластом лице, на котором отпечаталось чувство отрешённости. Короткие тёмные волосы не закрывали борцовские уши. Взгляд, казалось, выражал всю пережитую тяжёлую жизнь.

Всё равно как-то было не по себе. Выходить и просто рубить друг друга, стараясь ранить и убить. Но выхода нет, гладиаторы тут не по своей воле. Хотя, если разобраться по сути, то они уже и так давно смертники.

Как это часто бывает, многие люди оказываются в тюрьмах и могилах из-за борьбы за справедливость. Особенно в неспокойные времена, когда бушуют волнения и свергаются режимы, а вожаки кричат с трибун: «рэволюцыя».

Тысячи судеб тогда ломаются, а тела убитых людей, ещё недавно мирных и дружелюбных, валяются по улицам, разнося вокруг запах тошнотворного тлена.

Навиро попал сюда с планеты Горана – самой благополучной в империи. Но и на ней есть шахты, где трудятся с роботами и люди. Конечно, не плечом к плечу, но роботы ещё не так совершенны, чтобы полностью заменить человека. И всегда, в любой точке Вселенной, найдутся люди, недовольные режимом.

Этих людей, как овец, согнали в одну смену, а когда выдавали на гора в пневмовагоне, «случайно» включили грузовое давление в трубе – пятьдесят атмосфер. Человеческое тело – не медная руда − люди получились всмятку. Вот тогда и начался бунт. Режим, естественно, победил, А Навиро оказался здесь, избежав смертной казни лишь благодаря своему телосложению – на арене с голым торсом будет смотреться зрелищно.

Арена...  В переводе с древнего языка это слово означает песок. Его много на ней, и он − поглощающий кровь.

Эпоха звездолетов…

Казалось, люди должны в это время жить счастливо и беззаботно. Но на Горане правил Совет трех. Никого не интересовало, что творится на подвластных планетах. Лишь бы вовремя был уплачен в полной мере налог, да чтобы вассальная планета не наращивала вооружений. В остальном полная свобода. Вот правитель Хиира, помешанный на древних гладиаторских боях,  и устроил себе и всем развлечение. Плюс всепланетный тотализатор, приносящий в казну огромную прибыль. Для простых людей это развлечение и шанс разбогатеть. Удачная ставка в масштабах планеты за несколько минут может сделать любого нищего богачом.

Навиро сидел и смотрел: на горы, на солнце, на такой тихий сейчас океан. Позабыл даже про брошенную в постели обворожительную жрицу любви − брюнетку Айту, которую имел право выбрать вчера вечером, перед сегодняшним поединком. Та мирно спала, тихо сопя и раскинув руки на ложе.

Гладиаторский блок был точно таким, как в древности. Это благодаря помешательству на этого правителя планеты. Но сам амфитеатр, расположившийся внизу, как гигантский овальный оладий, огромен. Там двести тысяч зрительских мест, сотни подземных помещений и ходов.

Два года упорных тренировок, кучи стимулирующих препаратов сделали из Навиро отличного бойца с крутым нравом. Отменная реакция, умение выполнять все мыслимые акробатические трюки. Простой человек, видя такое, приходил в восхищение от совершенства владения телом, чего и добивались устроители – создать увлекательное зрелище.

Готовили жестко. За любую провинность били, бросали в карцер. Каждая школа старается держать марку, поэтому держит бойцов в крепком кулаке. Все это воспитывает терпение и силу духа, так нужные в бою.

Сзади подошел громадный мужчина по имени Барт. Просто гора мышц, и выдающаяся вперёд массивная челюсть. Через все лицо тянулся длинный шрам, другой шел от плеча к самому животу. Кличка −  Костолом.

− Ну, что… птенчик, страшно выходить сегодня? – ехидно произнес он, а когда Навиро обернулся, поиграл мышцами на груди. − Первый раз всегда не по себе.

− А второй как?

− Ну… так всегда же страшно, желторотик! − самодовольно сказал Барт и заулыбался, думая, что пошутил. − На арену всегда идешь с замиранием сердца, жить то всем охота.

− Да нет у меня страха… Со времён бунта пропал.

− Наслышан за тебя, бунт вы сотворили добрый, много алчных порезали. Только что толку? Справедливости не было, нет, и не будет. А я  попал сюда, грабя и бедных, и богатых, без разбора. − Барт присел рядом.

− Оба мы против закона пошли, − подвел итог Навиро.

− Мы с тобой в одной заявке, нас в этой клёпаной заявочке сорок человек, − Барт вымученно улыбнулся. И по глазам его стало видно, что он тоже переживает, побаивается, хотя секунду назад хорохорился.

− А что это за бой такой? Сильно много народа − получится свалка. Что-то тут каверзное замышляется. – Навиро показал на арену. – Там должно быть зрелище. Надо разузнать, что нам уготовили.

− Ясно, что. Развлечение толпе, вот. От нашей школы сорок человек, а кто против нас, неизвестно. Но побоище будет, я тебе скажу…

− Ничего, мы с тобой провокаторы, разберемся.

− Да, я уже пятый год буду разбираться, − произнес Барт самодовольно.−  Слава и свобода дышат мне в затылок. Если сегодня победю, фу ты, побежу, то ворота раскроются, и  я выйду за стены этого амфитеатра с деревянным мечом. Буду на следующий год переживать за тебя на трибунах.

− А мне всё равно не по себе, − Навиро передернул плечами.

− Пошли в трензал, разомнемся, отвлечемся. Здесь ты в депрессию впадешь, мозги залипнут. А в бою надо будет думать. − Барт встал и пошел по коридору.

Навиро вскочил и поспешно зашагал следом.

*  *  *

Время захода солнца… Вот оно, уже близко. Навиро с тревогой в сердце подошёл к окну, окинул взглядом пустующую арену. Уже темнело, мягкое освещение слабо вырисовывало силуэты людей вдали. Народ не зевал, потихоньку занимая заранее купленные места, билеты на которые начинали продавать по бешеным ценам за полгода до боёв. Поэтому публика в основном из элиты, люди одеты в пёструю одежду, сновали по проходам, как в муравейнике. Здесь собралась элита, избалованная богатством и развлечениями. Гомон раздавался отовсюду. Мелькали в руках бутылки, многие люди перед представлением разогревались алкоголем. Было много женщин, что удивило Навиро.

Не всем выпадает счастье достать билет на зрелище. Многие смотрят прямую трансляцию дома и делают ставки, сидя в кресле.

Посреди арены, в пяти метрах друг от друга, возвышались два высоких столба из воронёного железа, называемые столбы жизни. При массовых побоищах можно стать к нему спиной и не бояться удара в спину.

"Внимание, сбор гладиаторов ланисты Касара в центральном зале! Через пять минут все там!" – громко затявкал интерком.

Навиро пошёл в центральный зал. Людей собралось много, но было необычно тихо. Когда все были в сборе, хмурые надзиратели раздали каждому по пять жёлтых таблеток.

Встревоженный ланиста громко заговорил: "Возьмите гертем, его нужно съесть сейчас, это проверенное средство. С ним вы будете драться как дьяволы. Через час собираемся в оружейной комнате, уже для выхода на арену. Ну, а пока свободны. Не подведите меня, я рассчитываю на вас!"

Все подняли сжатые кулаки и проскандировали три раза: Касар, Касар, Касар!

Так звали ланисту − хозяина гладиаторской школы – лудоса. Он распоряжался жизнью гладиаторов, если посчитает нужным, то может и казнить. Хозяин и бог своих людей, почти рабов.

Время ещё было и Навиро, проглотив таблетки, вернулся к своему окну, которое тянуло магнитом. Трибуны уже были заполнены, освещение стало ярким, ядовито-оранжевым. По арене бегало десяток клоунов-гладиаторов с деревянными мечами, смешили толпу, устроив на песке кавардак. Толпа гикала и смеялась, клоуны свою работу знали − кувыркались по-настоящему весело.

Пир во время чумы… Кривляния и прикольные пируэты рассмешили Навиро. Вдруг стало весело. И как-то всё равно, исчез страх, тревога − действовал гертем.

Минут пятнадцать веселили клоуны народ. Затем разбежались по ходам, оставив на песке простые следы.

Внезапно повсюду раздался громкий голос невидимого латенью − глашатая:  "Граждане планеты Хиир! Поприветствуем нашего правителя Викториана! Поздравим его с юбилеем, многая лета!"

Двухсоттысячная толпа заревела, ликуя и выкрикивая приветствия.

"А сейчас, уважаемые, вы увидите танцы на стеклах!" − громко и торжественно объявил латенью после паузы.

Толпа одобряюще зашумела. Посреди арены появилось отверстие, из которого под наплывающую музыку поднялся помост, на котором было все усеяно стеклами битых бутылок. И перед этими сверкающими острыми осколками, замерев, стояла молодая стройная девушка в платье из тёмно-красных мятых полос, перевитых, как попало, вокруг тела. Края полос свисали чуть выше колен, образуя огненные языки.

Прожектора с ярко-оранжевым, каким-то туманным, светом повернулись к танцовщице. В перекрестье этих лучей казалось, что её кожа бронзового цвета, а сама девушка − словно статуя. Лишь ярко-красные волосы, в тон платью, плавно двигались в слабом потоке воздуха. Голова обрамлена светлым обручем, с искристым драгоценным камнем. Две чёрные крупные змеи обвились вокруг рук, а девушка удерживает их головы пальцами.

Тихая медленная музыка становилась громче и убыстрялась. Вот она стала громкой и ритмичной. Танцовщица сделала осторожный шаг вперед и изогнулась, начиная танец. В ритм музыке начали вибрировать расставленные в стороны руки, ноги всё смелее ступали по стеклу. На лице  можно разглядеть улыбку.

Притихшая толпа заворожено смотрела на девушку. Вверху арены появилось голограммное увеличенное изображение танцующей. Ступни красны от выступившей из порезов крови, полосы ткани огнём вились у колен.  Но она продолжала рискованный и увлекательный танец с улыбкой. Вибрирующее изящное тело не давало оторвать от себя взгляд. Изящные ноги приковали внимание толпы.

"Многие люди танцуют на стеклах, ставя на кон жизнь, − подумал Навиро, любуясь девушкой, которая уже закончила  танец. − Ей больно, а всё равно улыбается, не сдаётся".

На чердаке Карамелькин пнул коробку со старыми платами, включил маленький ночник, достал свой чайный набор, бросил в кружку с водой древний кипятильник и принялся настраивать трансивер, занимавший половину стола. Поймав нужную частоту, он включил микрофон и произнес:

— Прием, Георгич, как слышно? Прием.

— Прием, Николаич, слышно нормально. А меня? Прием.

— Хорошо слышу. Надо поговорить. Прием.

— Что, опять семейные неурядицы? Прием.

— Опять, Георгич, опять…

***

Всё началось полтора года назад, когда гений радиофизики Карамелькин собрал свою новую высокомощную антенну и установил ее на маленьком чердачном балкончике. Раньше его трансивера хватало только на то, чтобы подслушивать дальнобойщиков, пьяных полицейских в глубинках, куда не дошла цифровизация, да своих бывших коллег из института, откуда его выперли за сумасбродство. Диме нравилось шпионить за другими. Что-то вроде аудиоспектакля. Хорошо успокаивало нервы. А тут взбрело ему в голову разработать совершенно новую, мощную антенну — и он стал ловить такие слабые сигналы, о которых раньше и не мечтал.

Спустя три дня радиосерфинга и подслушивания индийских таксистов Карамелькин поймал очень странный сигнал.

Сначала Дима подумал, что наткнулся на волну иностранных шпионов и что человек, передающий послание, говорил шифрами — язык был уж больно инородным, не похожим ни на один известный. Но когда Карамелькин ради прикола включил микрофон и передал в эфир: «А я вас слышу, гы-гы-гы», — ему тут же ответили: «Я вас тоже слышу. Помогите. Срочно нужна помощь!».

Стало не до смеха.

— Кто это? Что случилось? Прием, — спросил Карамелькин спустя пару минут ступора.

Было опасно ввязываться в не пойми какую историю. Карамелькина за его установку могли привлечь, и привлечь очень серьезно. Но вдруг человек застрял где-нибудь на горном пике? Попал в авиа- или автокатастрофу? На необитаемый остров? Возможно, Карамелькин его единственный шанс во Вселенной. Что ж, в одном своем предположении Дмитрий был близок к истине.

Голос в динамике принадлежал дальнобойщику, но не какому-нибудь Васе Редькину из Новокузнецка, а самому настоящему космическому «рейсовику».

— Гор-сик-нкрж сорок девять. Мой идентификатор — Гор-сик-нкрж сорок девять, — сказали в динамике. — Я с планеты Ди-Си-Эк 1. Нужна помощь. Топливо закончилось в Солнечной системе. Прошу выслать буксир или заправочный модуль. Мои координаты... Не могу выслать точные координаты. Навигационные системы повреждены.

Сначала Дима решил, что над ним шутят коллеги, которые перехватили сигнал и раскрыли его. Но чем больше они общались с незнакомцем, тем понятнее становилось, что всё намного сложнее и интереснее.

— Меня зовут Дмитрий Николаевич Карамелькин, я инженер с планеты Земля. Откуда вы знаете наш язык? Куда и зачем направляетесь? — сначала подыгрывал Карамелькин, всё еще не веря в искренность собеседника.

— Мой идентификатор Гор-сик-нкрж сорок девять, — повторил голос. —Направляюсь в систему Альфа Центавра. Везу ценный груз. Судя по вашим хронометрическим данным, застрял в вашей системе три тысячи триста пятьдесят один год, три часа и двенадцать минут назад. Во избежание столкновения с кораблем, вылетавшим с прилегающего пространственного коридора, мною был совершен аварийный налет на комету. Ваш сигнал транслируется через автоматический переводчик. Прошу выслать помощь.

Карамелькин задавал и задавал наводящие вопросы, пока окончательно не убедился, что ему не врут и что космошофер действительно находится в беде. Причем, судя по данным, находится он в беде еще до нашей эры.

Для простоты общения Дима попросил у нового знакомого разрешения называть его Георгичем, а себя ради справедливости предложил называть Николаичем.

Георгич был не против. Ему вообще было плевать, как его будет называть условный землянин, если тот поможет. Пусть хоть фекалиями марсианского носорога именует — только бы прислал топливо. Но Карамелькин не мог помочь...

Целую неделю он посвящал Георгича в свои возможности и в возможности своей планеты, после чего обоим стало ясно, что без координат ждать спасения бесполезно. Да и с ними, если честно, шансы не сильно возрастали.

— Значит, я обречен на вечное одиночество… — сделал очевидный вывод Георгич. — Теперь жена точно будет уверена, что у меня любовница в созвездии Скорпиона.

— А у тебя и жена есть? — удивился Карамелькин.

— А как же! И дети тоже. Сорок пять штук. Чего, ты думаешь, я по Вселенной с этим хламом в кузове мотаюсь. Кормить же всех надо...

— Ого… А мы никак на одного не решимся.

— Зря. Дети — это к'артальные споры жизни! — уверенно заявил Георгич. — Я по ним очень скучаю.

— Ну да, понимаю… Я подумаю, как тебе помочь. А пока я бы хотел кое-что обсудить…

Теперь они общались ежедневно. Карамелькин случайно прознал, что Георгич по диплому психолог, а вот уже по жизни — водитель-дальнобойщик. И пусть их миры разделяли сотни световых лет, проблемы у обитателей этих миров были плюс-минус одинаковые, если, конечно, не считать разницу политических устройств и анатомию населения планет.

Несмотря на то что в беде оказался Георгич, жертву во время бесед изображал Карамелькин: жаловался на бывших коллег, на жену, на нынешнее поколение, на прошлое, на правительство, на капитализм, на коммунизм, на соседей, на почтовое отделение возле дома, откуда ему вечно забывают принести уведомления о посылках, заказанных из Китая…

Так как у Георгича не было выхода, а за три тысячи земных лет Карамелькин стал его первым собеседником, то он и выслушивал все эти жалобы, стараясь проработать их вместе с Димой. А тот в свою очередь обещал сделать всё, чтобы помочь спасти бедного дальнобойщика.

Дима собирал новую антенну на основе первой. С ее помощью он планировал послать сигнал на родную планету Георгича, а потом собрать доказательную базу и стать вторым Теслой или Эйнштейном. Он должен был вписать свое имя в историю, как всегда мечтал, а для этого можно было пожертвовать многим. Разумеется, ни о каком поиске новой работы речь не шла — от этого факта жена Карамелькина была категорически не в восторге. Тем более что ее он в свои дела и новое знакомство не посвящал. А еще вечно огрызался, если его просили объясниться.

— Когда я закончу со своей антенной, я совершу такой прорыв, что денег нам с тобой хватит до конца жизни, — без конца повторял он.

— Не уверена, что я именно о такой жизни мечтала… Слушай, а ты вот такую же чушь про антенну и так же уверенно газовикам можешь наплести? А то на зиму нам с тобой дрова придется заказывать, если коммуналку не оплатим.

— Ничего, успею я до зимы, — уверенно заявил Карамелькин. Но, естественно, не успел.

Благо жена умудрялась приносить ему с работы неисправные бытовые приборы коллег, а заодно дала объявления в интернете. Раз уж муж не выпускает из рук паяльник, так пусть хоть таким образом какую-то копейку в дом приносит. Карамелькин брал эту работу неохотно, но жена угрожала разводом, и Дима каждый раз сдавался, а потом бежал на чердак и жаловался Георгичу. Тот, разумеется, его очень внимательно выслушивал. Про проблемы самого Георгича Карамелькин спрашивал редко.

— Ну у тебя-то и так понятно всё — дело дрянь. Соболезную, конечно, — перебивал его Дима каждый раз, когда тот пытался вставить свои пять копеек, и снова начинал про себя.

И вот сегодня, когда у Карамелькина уже всё было готово для теста, а жена, как назло, закатила очередной скандал, Дима бросился изливать душу своему бесплатному космическому психотерапевту.

— Николаич… — попытался прервать поток нытья тот, но Дима продолжал жаловаться. — Карамелькин!

— А?

— Слушай, я больше так не могу. Прием.

— Да я знаю, знаю… Ты ждешь уже три тысячи земных лет, навигация не работает, по жене скучаешь и…

— Нет! — снова перебил его Георгич. — Я не могу больше тебя слушать! Да и смысла не вижу. Ты в очередной раз рассказываешь мне о том, как буквально наплевал на свою жену. А то, что мы с тобой прорабатывали сотню раз, — антропоморфному коту под хвост. Ты вообще не меняешься, и твой эгоизм уже всех достал, включая меня. Прием.

— Что-о? — возмутился Карамелькин. — Да ты… ты… Я же для тебя стараюсь! День и ночь с этой антенной ковыряюсь, семью забросил…

— Ты для себя стараешься. И жену ты сам забросил. Я тебе сто раз говорил, что если ты с ней выходные проведешь, я даже не замечу, потому что мне два ваших дня, что тебе — две секунды. И детей, судя по всему, ты один не хочешь. Из твоих слов мне давно стало понятно, что ты свои интересы не готов отодвигать в сторону. Похвально, конечно, вот и похвали себя. А я всё равно не питаю иллюзий насчет спасения. Но лучше я снова буду сидеть тут в одиночестве, чем продолжу слушать твое нытье. Надоело. Я отключаюсь. Прием.

— Ах так! — Дима ударил кулаком по столу. — Ну и сиди! Неблагодарный водятел! Я умываю руки. Прием! — Дима нажал кнопку и выключил трансивер.

Этим же вечером он отнес новую антенну на помойку, где ее тут же перехватили бомжи. Затем, впервые за полтора года сделал дома уборку: разложил весь инструмент по порядку, расфасовал крепеж, смотал провода. Потом починил фен и вручил жене со словами:

— Завтра буду искать работу.

Жена никак не отреагировала, решив, что это всё очередное липовое обещание ее эгоистичного супруга. Но в течение двух недель Карамелькин и правда успел съездить на несколько собеседований, а к концу месяца устроился в одну очень перспективную контору инженером.

С того последнего разговора с Георгичем что-то в Диме изменилось. Ему очень не хватало их бесед. Георгич был его единственным другом, но он больше не выходил на связь. А Диме очень требовалось общение — хоть какое-нибудь.

Отныне каждый раз, когда ему хотелось поныть или пожаловаться кому-то, он сильно прикусывал язык и просто молчал либо переводил разговор на собеседника и его проблемы. Как ни странно, люди начали к нему тянуться и сами в какой-то момент задавали вопросы, чему Карамелькин был несказанно рад. Выстраивалась нормальная беседа. У Димы появились друзья на работе. С женой тоже мало-помалу наладились отношения. Они словно начали заново узнавать друг друга. Георгич был прав: супруга давно хотела детей. Карамелькин тоже решил, что пора.

Так прошло десять лет. А когда сын Димы подрос и начал, как папа, интересоваться физикой, они вместе поднялись на чердак, где хранился старый трансивер, и Карамелькин показал, как им пользоваться.

***

— Папа! Папа, там тебя к приемнику просят! — послышался однажды возбужденный крик юного Карамелькина. Он летел с чердака сломя голову.

— Меня? — удивился Дима. — Кто это?

— Не знаю! Какой-то Георгич! Хочет поблагодарить!

— Ге… Георгич? — не верил своим ушам Карамелькин. Он уже давно решил, что всё это ему тогда просто почудилось и никакого космического друга вовсе не было.

— Всё верно, Николаич. Прием, — поздоровался старый знакомый, когда оба Карамелькина поднялись наверх.

— И тебе прием, Георгич! — дрожа как осенний лист, поприветствовал его Дима. — Ты всё еще там, на приколе?

— Уже нет. Твоя антенна сработала!

— Антенна? Как это? Я же ее выбросил...

— Выбросил, но ее подобрал какой-то нищий инженер, которого жена выгнала, и запустил тем же вечером. В общем, он тоже поймал мою волну, а потом мы вместе отправили сигнал на ближайшую станцию моей конторы. Короче говоря, ты меня спас, Николаич, но я не знал, как с тобой связаться...

Карамелькин не мог поверить в услышанное. Кто-то воспользовался его изобретением, присвоил себе его открытие... Он, конечно, был рад за друга, искренне рад, но это было нечестно... Хотя, с другой стороны, он ведь сохранил семью и даже приумножил. А так бы, наверное, он ничего не понял, и остался бы в итоге один…

— Это тебе спасибо, Георгич, поверь, ты помог мне не меньше, — посмотрел Дима на своего восторженного сына, которого безумно любил.

— Не за что. Главное, что до тебя дошло. Слушай, я тут в отпуск собираюсь с женой. Мы подумываем к тебе заехать. Ты как, не против?

— К нам? Сюда? На Землю?!

— Ну конечно, к вам. У вас, говорят, очень привлекательные и малозаселенные торфяные курорты. Хотим проведать.

— Ну да… Конечно. Конечно, прилетайте! Тебе координаты мои дать?

— Не надо, я же починил навигатор, скоро буду. И у меня для тебя подарок.

— Это какой же?

— Антенна новая. Сможешь выдать за своё открытие. Я же знаю, как это для тебя важно. Правда, я тебе везу то, что у нас дети в первом классе собирают, но для вас это передовые технологии. В общем, жди, скоро будем.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут информацией о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr

— Подсунь заявку Рианнон, — пожал плечами Бруни. — У неё хватит авторитета подписать «эксперимент ради интереса».

Тавель хлопнула ладонями по столу.
— Именно! Назовём интерес терапевтическим.

— Это всё равно откажут, — буркнул Бруни.

— Не факт, — Тавель понизила голос. — В западном городе массовая бессонница. Люди сутки не спят, автоматы срываются в аварийный режим. Если покажем, что низкое урчание животного стабилизирует пульс и сон — нам дадут квоту хотя бы на пилот.

Норр поднял глаза:
— Без него я действительно не могу уснуть.

Тавель кивнула.
— Значит, пишем: «Мобильная комфорт-единица. Живое средство нормализации сна. Пилот — одна особь». Под это мне подпишут корм и клетку.

— Но это же просто… кошка, — прошептал Норр.

— Пусть будет кошка, — усмехнулась Тавель, вписывая в бланк:
«Felis catus, масса 3 кг, акустический диапазон урчания 25–150 Гц, назначение — стабилизация режима сна персонала».

Бруни посмотрел на них и вздохнул:
— Ладно, считайте, что нашли аргумент. Только когда ваш “антистресс” залезет в шкаф с серверами, не зовите меня.

Норр улыбнулся впервые за много лет — будто в темноте тоннеля вспыхнула крошечная лампа.

тгк, где можно узнать больше о мире, где даже котов приходится создавать и оправдывать