Поколение ЕГЭ
Мне кажется, что пора в школе вводить новый предмет, где изучают значение слов. Русский язык уже не справляется.
Мне кажется, что пора в школе вводить новый предмет, где изучают значение слов. Русский язык уже не справляется.
Все моё детство было переполненно разными взглядами на жизнь. Маме нравился капитализм, папа был социалистом, бабушка коммунисткой, но при этом она ругала их за все что могла. Может у нее и было какое-то разочарование, бабушка говорила:"Это как с жизнью. Она может тебе нравиться или нет, но жить от этого ты не перестанешь." А деда я не помню, он спился и рано умер.
Наша семья существовала в однокомнатной квартире. Однажды к нам приехал двоюродный брат моего папы из Москвы. Много пил, ел и шутил не смешные шутки.
Он часто повторял: –Я человек нового времени–капиталист, людям работу даю.
Как появился, так и исчез.
Рассказывали, что он должен много денег людям. Не платил зарплаты рабочим, даже занимал у некоторых. Мама потом отошла от политики, и капитализм ее больше не интересовал, он был только страшным напоминанием о странном родственничке.
В десять лет я уже знала, кто прав в этой стране, кто виноват, это мог быть один человек. Знания мои были не от того, что я просветленный ребёнок, просто мне так сказали мама и папа.
Они всегда хотели для меня лучшего, предлагали мне стать врачом или бухгалтером, но случилась беда, в семье портных, слесарей и логистов родился творческий ребёнок.
Вечерние дебаты за кухонным столом привели к тому, что я не хотела выбирать, кто прав или виноват(оказалось потом, что это называется журналистский нейтралитет), но смотреть и анализировать родительские речи безумно любила. Плюсом была хорошая учительница по литературе и любовь к чтению. Так жизнь привела меня на первый курс журналистики.
2020г
* * *
Дополнение из 2023.
Я поняла, что если нет возможности избежать творческой профессии, значит не ты ее выбрал, а она тебя.
Я не оказала сопротивления, ведь главным моим талантом было говорить, мысли всегда настигали меня и удивляли.
Хотя я не знаю, талант ли это или дело практики. Ведь в моей многопартийной семье приходилось спорить с каждым, может это они привели меня сюда, сами того не понимая. Так что будьте аккуратны в разговорах рядом с детьми.
Хантер Томпсон был колоссальным засранцем, гением и эталонным нонконформистом. Его лучше всего помнят по книге «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» и созданному им жанру гонзо-журналистики. А еще по жизни рок-звезды и совершенно безумной биографии. Он отслужил в ВВС, где спал с дочерью полковника, водил дружбу с голландским убийцей-психопатом, год прожил в банде «Ангелы Ада», был доверенным лицом кандидата в президенты, закидывался всеми известными психоактивными веществами и однажды подкинул Джеку Николсону окровавленное лосиное сердце.
Уродливая и восхитительная колонна высотой с 12-этажный дом стоит посреди девственной долины в Колорадо. Пушка, размещенная в пылающем «кулаке» монумента, выстреливает смесью пороха и праха Хантера С. Томпсона прямо над толпой из 300 орущих человек. Среди присутствующих гостей напиваются и (по настроению) принимают запрещенные вещества Джек Николсон, Билл Мюррей, Бенисио Дель Торо, Шон Пенн и бывший кандидат в президенты Макговерн. У подножия колонны с ужасом взирает на происходящее пластиковый президент Никсон. Пока прах рассеивается над долиной, оглушительно играет Mr. Tambourine Man — еще одна часть завещания усопшего. Джонни Депп лично оплатил все расходы, отдав на все это 3 миллиона долларов.
Лучшие похороны, какие только можно придумать
Хантер Стоктон Томпсон родился в семье ветерана Первой мировой и библиотекарши из Кентукки.
Хантер гораздо быстрее своих сверстников понял, что мир — не самый дружелюбный аттракцион. Однажды, когда ему было 9, он с парнями из школы перевернул гигантский почтовый ящик и сбросил его под колеса школьного автобуса — так дети решили отомстить за то, что его водитель был редкостным мерзавцем. В дом Томпсонов пришли федералы — подельники сдали сопливого малыша Хантера с потрохами и назвали инициатором преступления. Получить ремнем по заднице было не так обидно, как осознать, что лучшие друзья готовы выдать тебя при первом же появлении копов.
Когда Хантеру было 14, его отец умер от миастении или «мышечной слабости». Он и два других младших брата остались на попечении у матери, которая так и не оправилась, начала пить и очень быстро превратилась в вечно пьяную развалину.
Следующие годы до окончания школы быстро выросший акселерат Томпсон провел играя в бейсбол, неплохо схватывая материал в школе, попивая пиво, соблазняя ровесниц и ввязываясь в хулиганские делишки. В 14 лет Хантер впервые занимается сексом — причем не с какой-нибудь одноклассницей Мэри-Джейн, а со зрелой дамой, знакомой семьи. Во время приступа страсти женщина вгрызается зубами в лицо паренька, да так, что остаются шрамы, и тот начинает вопить словно резаный. История быстро становится известна общественности, но Хантеру это только на руку — после такого уважение сверстников обеспечено на долгие годы.
«Она использовала меня как прыщавую секс-игрушку, я же считал ее любовью всей своей жизни… С чего ей взбрело в голову вцепиться мне зубами в лицо, я так и не понял», — напишет он в своих мемуарах за пару лет до самоубийства.
Последние четыре года у него даже был собственный лютый враг — узколобый кентуккийский жлоб и по совместительству коп Дотсон. Тот поднимал свои показатели за счет мнимого «раскрытия» подростковых преступлений, и Томпсон был любимым объектом его придирок.
Одна из рядовых выходок Хантера серьезно испортила ему жизнь. Всего за пару недель до сдачи последних экзаменов и выпускного он вместе с друзьями катался по окрестностям, празднуя грядущее окончание школы, горланя песни и попивая пиво. Затем одному из них, здоровяку Максу, захотелось стрельнуть сигарет у компании таких же молодых людей — он получил отказ, нахамил и пообещал «перебить их всех, а их девчонок трахнуть». Хантер затащил Макса обратно в машину, и пьяные товарищи уехали, моментально забыв об этой перепалке.
Тем же вечером парней загребли полицейские, и юный Томпсон получил второй после выходки со школьным автобусом важный урок. Всех, кроме него, даже Макса, сразу же отпустили — они были выходцами из благополучных семей среднего класса. Дело Томпсона досталось Дотсону, и тот оторвался по полной, обвинив паренька в попытке изнасилования и расправы. Впрочем, они жили в маленьком городке, где все друг друга знали, и посадить Хантера удалось лишь на 60 суток. Причем о его невиновности заявили даже «жертвы» из компании, к которой так неудачно подъехал Томпсон.
Хантер пропустил экзамены, выпускной и не получил аттестата об образовании в старших классах. Формально он остался неучем — отвратительная перспектива для дальнейшей жизни.
Выйдя из заключения, Томпсон обнаруживает себя во взрослом мире, где нужно зарабатывать на жизнь. Он начинает работать на отца девчонки, с которой встречался в школе, но вскоре все портит. Спустя две недели Хантер на доверенном ему грузовике врезается в машину на парковке — ничего особенного, но он приходит в настоящий ужас. Перепуганный паренек делает очередную глупость, которая меняет его судьбу. Через час после аварии он бежит записываться добровольцем в армию, чтобы избежать гнева отца своей бывшей, а заодно уехать подальше от матери-алкоголички и вездесущего Дотсона.
Томпсон сдает экзамены приемной комиссии на 97 баллов из 100, и ему советуют отправиться во Флориду, служить в ВВС. Естественно, никаким пилотом ему быть не хотелось — его главной амбицией в этот момент было уклонение от наказания за разбитый грузовик.
В армии Хантер быстро осваивается, записывается на усиленные вечерние курсы во Флоридском университете и, фактически, получает что-то вроде высшего образования. Ему удается занять место редактора в армейской спортивной газете The Command Courier. Предыдущего, кстати, отстранили за беспробудное пьянство и систематическое осквернение городских зданий посредством уринации.
Кроме того, втайне от начальства он пишет под псевдонимом и для других изданий. Место журналиста давало ему невероятные по меркам простого кадета возможности: кататься по стране со спортивными командами, ходить в гражданском, отлучаться из части и вообще забывать об армейской рутине на месяцы.
Хантер во время работы полковым журналистом на авиабазе
Здесь же, в ВВС, будущий гений впервые пробует амфетамин и начинает спать с 25-летней дочерью полковника. Благодаря работе спортивным журналистом он впервые видит трагическую смерть прямо перед носом: его однофамильца, фотографа по имени Джордж Томпсон, расплющивает болидом во время гран-при «Формулы-1». Хантеру приходится в тот же день писать некролог о коллеге, который на его глазах превратился в фарш. После этого у него случился нервный срыв, недельный запой, и он окончательно понял, что хочет покинуть армию.
Уйти просто так было нельзя — по контракту он был обязан провести в ВВС еще два года. Поэтому Томпсон начинает вести себя пассивно-агрессивно — формально соблюдает все правила и субординацию, но действует так вызывающе и высокомерно, что в 1957 его «увольняют с почетом», да еще и с припиской о его дурном влиянии на других солдат.
Распрощавшись с ВВС, Хантер Томпсон едет в Нью-Йорк, где по армейской программе проходит курсы в Колумбийском университете. После этого он устраивается простым посыльным в «Нью-Йорк Таймс», а по вечерам перепечатывает на машинке романы Фицджеральда и Хемингуэя, чтобы проникнуться их стилем. Вскоре Томпсон получает место корреспондента в газетенке The Middletown Daily Record. Оттуда он с треском вылетает после того, как в ярости разбивает автомат для продажи конфет и избивает местного ресторатора, который оказывается спонсором его издания.
С такой рекомендацией делать в США ему было нечего. Однако тут же подвернулся вариант в Южной Америке. Хантера пригласили в Пуэрто-Рико — работать корреспондентом в газете El Sportivo. Та, впрочем, быстро накрылась, но к тому времени Томпсон уже обзавелся нужными связями и начал писать как внештатный сотрудник нескольких южноамериканских изданий.
Поколесив по Южной Америке, которая тогда была царством чистого безумия и насилия, Хантер снова возвращается в США и проезжает всю страну автостопом с запада на восток. Доехав до океана, он остается работать сторожем на горячих источниках Биг Сура. За эти 8 месяцев он пишет два романа: «Принц Медуза» и «Ромовый дневник». Последний стал автобиографическим рассказом о работе репортером в Пуэрто-Рико и впоследствии был экранизирован.
Хантер умудряется потерять даже работу сторожа после того, как описывает неприглядную жизнь местной богемы и отсылает текст в популярный мужской журнал Rogue, бывший прямым конкурентом Playboy.
С 1962 по 1963 год Хантер Томпсон проводит в Бразилии, работая в англоязычном издании Brazil Herald. В Рио он женится на давней подруге Сандре Конклин, и у них рождается сын, которого назвали Хуаном Фицджеральдом. Здесь же они в ужасе пережидают Карибский кризис, и здесь же Хантер встречает Гирлингиса, с которым проводит пьяные ночи в драках и ожидании ядерного Армагеддона.
«Гирлингс был 33-летним красавцем-голландцем с телосложением монстроузного культуриста… Гирлингс бежал из Голландии, потому что находился в розыске за убийство — он кокнул каких-то фашиков из кольта 45-го калибра, который украл у убитого американца. Гирлингс вырос во время Второй Мировой войны в оккупированной Голландии и ненавидел немцев, как своих кровников». — «Царство страха».
Хантер Томпсон со своей женой Сандрой Конклин
С этим же персонажем связана одна из самых диких историй, в которые попадал Хантер. Однажды выходя из бара, они наткнулись на двух молодых, неадекватных, но стильно одетых людей, которые прямо посреди Копакабаны истязали пса, пытаясь оторвать ему ноги. Ни Томпсон, ни Гирлингис такого вытерпеть не могли и бросились избивать живодеров. Те попытались сбежать, началась погоня с избиением, свидетелями которой стали сотни человек.
Несчастная псина была спасена, а негодяи наказаны. Однако выяснилось, что оба они — дети каких-то местных воротил (сам Томпсон называл одного из них сыном министра, но наверняка приврал). Учитывая, что Гирлингис был в розыске за убийство, а у Томпсона в кармане лежал заряженный револьвер, история вышла так себе. Голландцу удалось сбежать, прихватив хантеровский пистолет, так что действительно ужасающего скандала не вышло. Дело замяли, а Хантер с семьей в спешке отправился обратно в США.
Вернувшись в Штаты, Томпсон остается жить в Сан-Франциско, где погружается в местную контркультурную жизнь: много общается с хиппи, поэтами и писателями и пишет обо всех них в подпольной газете Spyder. Однажды он приходит к вдове Хемингуэя, чтобы написать о нем материал, и ворует на память лосиные рога — трофей, которым он будет гордиться до конца жизни.
В 1965 году The Nation предлагает Хантеру Томпсону совершенно сумасбродный контракт. Ему предстоит влиться в банду байкеров «Ангелы Ада» и регулярно писать о них серию материалов. Хантер год живет их жизнью: сотни раз рискует на трассах, участвует в стычках, пьет и принимает все наркотики, какие были способны достать «Ангелы».
Если сначала жизнь с байкерами пришлась ему по вкусу, то вскоре в их отношениях начался серьезный разлад. Многие из них начали считать, что Хантер получает неслыханные деньги и не делится. Следующим ударом по их отношениям стала кислотная вечеринка у писателя Кена Кизи, где «Ангелы» устроили групповуху, в которой были согласны участвовать далеко не все приглашенные женщины. Хантер воспользовался портативной камерой и записал часть оргии. Пленка стала культовой и расходилась среди битников как реликвия.
Вскоре «Ангелы» окончательно разочаровали Томпсона, когда выступили на стороне полиции и устроили показательное избиение студентов-демонстрантов:
«Идиллия закончилась резким разрывом 16 октября, когда Ангелы Ада атаковали демонстрацию под лозунгом «Вон из Вьетнама!» на границе Окленда с Беркли. Экзистенциальные герои, передававшие по кругу косяки вместе с радикалами из Беркли на вечеринках Кизи, неожиданно превратились в злобных, ядовитых тварей, набросившись на тех же самых либералов, размахивая кулаками и крича: «Предатели, коммунисты, битники!»… Ангелы Ада твердо сомкнули ряды с копами, Пентагоном и Обществом Джона Берча». — «Ангелы Ада».
В конце концов байкеры жестоко избили самого Томпсона во время перепалки в баре.
История о репортере, прожившем год в самой обсуждаемой банде Америки, имела бешеный успех у обывателей и контркультурной публики. Издательство Random House предложило опубликовать записи Хантера в виде книги, а телевидение начало приглашать его на различные шоу в качестве важнейшего в стране эксперта по «Ангелам Ада».
Отношения с «Ангелами Ада» закончились навсегда, но Томпсон сохранил любовь к диким скоростям и мотоциклам до конца жизни. Даже в возрасте за сорок он продолжал совершать безумные трюки и поездки по самым опасным трассам Америки. Еще одно странное увлечение Хантера: собирать информацию о наиболее гиблых участках дорог и отправляться покорять их, словно в паломничество.
Какими бы ни были достижения Хантера в журналистике или политике, больше всего он все же известен как автор книги «Страх и отвращение в Лас-Вегасе. Дикое путешествие в сердце Американской мечты».
Она — синоним его творчества и гонзо-журналистики вообще. Даже если это звучит чертовски банально, «Страх и отвращение» — действительно самая глубокая по содержанию из крупных работ Хантера. В 1972 году, когда она вышла, писатель был на максимальном подъеме — самый злой, самый растерянный, но при этом жадный до правды и впечатлений Томпсон.
Хантер утверждает, что эта история — даже не роман, а развернутое и точное описание его поездки в Лас-Вегас. В книге мы видим двух героев — Рауля Дюка и Доктора Гонзо, за которыми скрываются сам Томпсон и его друг Оскар Зета Акоста — мексиканский правозащитник, адвокат, бешеный тип, «слишком дикий, чтобы жить, слишком редкий, чтобы сдохнуть».
Хантер Томпсон и Оскар Зета Акоста
Акоста, пожалуй, — единственный из окружения Томпсона, кто может сравниться с ним по энергии, ненависти к президенту Никсону и любви к запрещенным веществам. Тем, кто знаком с историей лишь по фильму, может показаться, что их с Хантером поездка в Вегас — это просто наркотрип двух безумцев, окончательно расплавивших свои мозги в Америке 60-х.
Но это вовсе не так.
Все началось в 1968, когда издательство Random House, видевшее в Томпсоне золотую жилу, дало ему 6000 долларов авансом и абстрактное задание написать об американской мечте. Хантер начал метаться по стране и оказался в Чикаго во время садистского и бессмысленного подавления демонстраций. Увидев, как полиция забивает протестующих, словно скот, он понимает, что американская мечта издохла как раз на излете 60-х. За пару месяцев до этого был убит Роберт Кеннеди, брат того самого Джона Кеннеди, и у страны не осталось достойного кандидата. Писать, вроде как, было уже не о чем.
В 1970 случилось событие, которое снова заставило броситься на поиски американской мечты. Во время антивоенных демонстраций полицией был застрелен журналист и хороший знакомый Хантера Рубен Салазар. Нити расследования вели из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас. К тому же, Томпсону дали задание описать два события, которые как раз должны были случиться в Вегасе: мотогонка «Минт 400» и антинаркотический съезд полиции.
Пасьянс сошелся: расследование смерти друга, мотоциклы и наркотики смешались с американской мечтой, которая, казалось, осталась только в Лас-Вегасе. Хантер и Акоста под завязку набили багажник целым музеем психоактивных веществ и отправились в город, переполненный всеми сортами человеческих отбросов.
Рауль Дюк и Доктор Гонзо едут в Лас-Вегас. Рисунок Ральфа Стедмана
Вместо американской мечты они нашли то самое место, в котором она умерла и, кажется, уже начала смердеть. Вегас, полный проституток, мошенников и копов, приехавших на конференцию, заставляет Томпсона задуматься о протестном движении. Именно тогда оно было на самом пике: хиппи заполнили каждую щель в Америке, рок-н-ролл звучал повсюду, а сексуальная революция была в разгаре. Казалось, еще пара лет, и ход истории поменяется раз и навсегда. Но Хантер говорит нечто совершенно неожиданное: весь этот балаган с Миром и Любовью подходит к концу, революция хиппи провалилась, дети цветов превратятся в торчков или остепенятся и найдут работу.
Вскоре так и случилось. Праздник 60-х кончился, и началось похмелье 70-х. Пришло время огребать от копов с дубинками или идти в клерки и смириться с приходом Никсона.
У Хантера Томпсона были тяжелые формы зависимости от многих вещей: мотоциклов, оружия, павлинов, наркотиков и прочего. Но политика была одной из первых в его списке — ее он ставил выше секса. Даже несмотря на всю свою любовь к оргиям.
Выборы Томпсон видел как азартный злой спорт и однажды решил к нему подключиться. В 1970 он баллотировался на пост шерифа округа Питкин в Колорадо и едва не выиграл гонку. Хантер сам тогда жил в городе Аспен. Тот как раз стал местом притяжения всевозможных «фриков»: хиппи, байкеров, фанатов психоделики и битников. Томпсон решил, что сделав ставку на них можно здорово подняться. Расчет был следующий: такие элементы почти никогда не голосуют, но если начнут, то могут стать решающей силой.
Программа Томпсона включала легализацию наркотиков, снос всех зданий, которые загораживали горы, а также переименование Аспена в «Жирдяево» (Fat City), чтобы отпугнуть от города инвесторов и сохранить его очарование глухомани. Как видно по этим пунктам, на победу он особо не надеялся. При этом Томпсон умудрился набрать 44% голосов и, если бы не вмешательство властей, мог бы стать новым шерифом округа.
Хантер с самого начала сделал одну фатальную ошибку: еще до старта предвыборной гонки отправился в Rolling Stone и рассказал эту историю, заявив, что с удовольствием напишет о ней во всех подробностях. Попутно Томпсон с успехом пытался эпатировать редактора: притащил с собой 6 париков, которые менял по ходу рассказа. К тому же он пришел с паком пива и выпил его весь прямо во время собеседования.
Благодаря публикации забавная провинциальная история превратилась едва ли не в дело национальной важности. Она привлекла слишком много внимания, чтобы от нее отвели взгляд крупные политики. Если сначала власти округа вообще не воспринимали Томпсона и его партию фриков всерьез, то после публикаций забили тревогу и подключили административные ресурсы. К тому же, в Rolling Stone написали о том, что кандидат от фриков сам даже не надеется на победу. Из-за этого он потерял множество избирателей.
Хантер Томпсон во время оглашения результатов выборов
В какой-то момент дело приняло серьезный оборот. Хантеру и его семье начали поступать угрозы, источники в полиции сообщали о возможной вооруженной засаде на кандидата от фриков, и его сторонники начали повсюду таскаться за ним с оружием, чем только накаляли обстановку. Сам Томпсон вспоминает, что в последнюю ночь перед выборами он и его товарищи забаррикадировались в доме с заряженным оружием — трезвые и ждущие вооруженного нападения или «коктейля Молотова» в окно.
Кроме прочего, местная администрация отправляла в штаб Хантера стукачей и провокаторов. Один из них, Бромли, вообще оказался агентом ФБР. Этот неудачливый и узколобый байкер ходил повсюду с обрезом, угрожал Томпсону взорвать его дом, а потом агрессивно лез в телохранители Хантера. Затем, когда Бромли несколько раз погорел то на оружии, то на наркотиках, но федералы каждый раз вытаскивали его на свободу, стало понятно, на кого и как он работает. История о Броули попала в Rolling Stone, так что неудачливый агент прославился на всю страну.
Томпсон и Макговерн
В 1972 году Хантер Томпсон, уже плотно сотрудничающий с Rolling Stone, взялся освещать предвыборную гонку. Казалось, что в ней не будет ничего особо интересного. Ричард Никсон, про которого Хантер сказал: «Он был свиньей, а не человеком, и простофилей, а не президентом», планировал переизбраться на второй срок, и демократы не могли ему в этом помешать. Но Томпсон, присоединившийся к избирательному штабу кандидата в президенты Макговерна, заглянул за кулисы большой политики и вытряхнул оттуда наружу всю грязь.
Несмотря на то, что изначально Хантер рьяно поддерживал Макговерна (он был бы готов поддержать хоть самого Сатану, если бы тот выступил против Никсона), досталось в результате всем. Ни демократы, ни республиканцы не избежали осмеяния и потоков желчи.
Забавный момент: однажды во время этой кампании Никсон подбросил Томпсона на своей машине до аэропорта. В дороге президент предложил ему обсудить политику, но тот отказался, и всю дорогу они болтали о футболе. В конце пути Хантер даже признал, что у Никсона есть свое обаяние — притягательность действительно плохого парня. Нация любила плохих парней и выбрала его снова.
Ричард Никсон, президент, заслуженно получивший прозвище Tricky Dick
Результатом политической авантюры стала книга «Страх и отвращение предвыборной гонки ‘72», которую вскоре признали классикой политической документалистики и гонзо-журналистики. Многие неожиданно для себя открыли, что Томпсон — это не только тот психопат, который пишет про психопатов, но и автор, который действительно разбирается в современной политике и готов обсуждать ее с сумасшедшим упоением азартного игрока.
Потом Томпсон будет много и часто писать о выборах и войнах, но такого большого и мощного материала так и не создаст.
В 1974 году в Томпсоне что-то ломается. Возможно, сыграли роль наркотики, всеобщее признание или уход Никсона — потеряв злейшего в своей жизни врага, Хантер начал чахнуть. В августе ненавистный (теперь уже всей стране) президент досрочно вылетел из Белого дома как пробка из-под шампанского. А уже в октябре Томпсон теряет всякий вкус к жизни.
Тревожным симптомом стал «Грохот в Джунглях» — великий боксерский поединок между Мохаммедом Али и Джорджем Форманом, который прошел в африканском Заире. Хантер прибыл в Киншасу вместе со своим другом Ральфом Стедманом с заданием от Rolling Stone освещать бой. Но вместо этого он проводит все время поединка в омерзительном состоянии в бассейне, даже не взглянув на битву по телевизору. Задание было провалено, Томпсон впал в писательский ступор и, кажется, больше никогда не смог работать с таким же рвением, как раньше.
Следующие десять лет выдались для него невероятно странными. Он посвятил себя двум вещам: секс-бизнесу и военной журналистике.
Хантер отправляется посмотреть на последние аккорды Вьетнамской войны в Сайгон прямо перед его сдачей войскам коммунистического Северного Вьетнама. Там он застает мрачную и дьявольскую картину массового отступления, и войны, которая идет на каждом квадратном метре страны:
«Пока зловещий хор «Бай-бай, мисс Американ Пай» выл у нас над головой в ресторане, где мы ели крабов, я с ненавистью разглядывал противоположный замусоренный берег реки Сайгон. Там, за горизонтом, земля дрожала от взрывов вьетконговских бомб, и рисовые делянки разлетались на длинные чистые лоскутья, словно на рукаве рубашки разошелся шов. Ковровые бомбардировки, артобстрелы, последнее обреченное рычание империи белого человека в Азии». — «Царство Страха».
Затем Томпсона отсылают на Гранаду во время вторжения туда американских войск. На маленьком клочке суши, с зачисткой которой справился бы пьяный отряд «Ангелов Ада», высаживаются тысячи десантников. Вертолеты, бронетехника и авианосцы превращают остров в одну гигантскую траншею.
После такого безумия Хантер бросает военную журналистику и берется написать о феномене «феминистического порно» для Playboy. Не исключено, что он сам придумал этот термин, и до него никто о подобном даже не думал. Этот маленький эпизод приводит к совершенно невероятным последствиям.
Пытаясь разобраться в том, чем живет современное ему порно, Хантер едет на встречу с секс-магнатами братьями Митчеллами. После интервью они оказываются настолько впечатлены хваткой и напором Томпсона, что приглашают его стать ночным менеджером своего порно-стрип-клуба «Театр О’Фаррелл». В качестве зарплаты предлагается такая сумма, что Хантер соглашается немедленно.
Братья Митчеллы — воротилы секс-индустрии и ушлые подонки
В действительности, роль Томпсона в этом бизнесе была куда тоньше и важнее. Работа ночного менеджера лишь давала Митчеллам повод платить ему большие деньги. На самом деле, главная услуга, которую оказывал Хантер — политические и медийные консультации. Братья были гениальными хапугами и матерыми бизнесменами секс-индустрии. Но они поднялись так высоко, что начали задевать потолок политики и таких сфер, о существовании которых лишь догадывались. Хантер как раз был нужен для того, чтобы вовремя одергивать их от необдуманных действий или давать стратегические советы. Говоря языком мафии, он был их консильери.
Хантер Томпсон с работницами «Театра О’Фаррелл»
Весь 1985 год Томпсон прожил как король во время бунта. Он обитал в царских апартаментах с видом на виллы крупнейших шишек города и позволял себе стрелять там из пистолета по мишеням. При этом его едва ли не ежедневно таскали по судам — слишком многим мешали Митчеллы и их новый любимчик-выскочка.
Хантер проработал консультантом порно-воротил около года. Окончательно же эта история закончилась в 1991 году, когда один из братьев застрелил другого во время ссоры.
Дальнейшая жизнь Хантера С. Томпсона была сумбурной, а истории о ней остались скомканные и противоречивые.
С середины 70-х Хантер стал настоящей рок-звездой от журналистики. В его уединенное поместье в Колорадо постоянно приезжали гости, прихлебатели, друзья, поэты, актеры и музыканты. Встретить Джека Николсона или музыкантов Rolling Stones здесь было проще, чем на съемках или концерте.
Но Томпсон спекся, в нем что-то сломалось. Создание статей и книг шло с трудом, им начали овладевать ярость и тоска. Он продолжал вести безумный образ жизни, выпивал по бутылке бурбона в день, стрелял из своей коллекции оружия по кабанам, взрывал самодельную взрывчатку, тащил в дом толпы порнозвезд и согласных на все актрис. В том же 80-м его жена Сандра Конклин, уставшая от измен, уходит вместе с сыном.
Обстановку разряжает второй брак, выход фильма «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» 1998 года с Джонни Деппом и Бенисио Дель Торо, а также 11 сентября и Джордж Буш. Война с терроризмом и приход президента, сравнимого с Никсоном по опасности для страны, сначала побудили снова броситься в политическую журналистику как в былые годы, но затем лишь удвоили злобу и подавленность.
Хантер начинает чудить и попадает в передряги, из которых ему уже не так просто выбраться как раньше. К примеру, оказывается в центре уличной драки в Монреале вместе с Биллом Мюрреем:
«Мы вышли наружу подышать свежим воздухом и увидели, как пьяный француз на Камаро зет-28 сбил двух людей на узкой улице недалеко от клуба и попытался скрыться, но запаниковал и врезался в хлебный фургон. Разъяренная толпа погналась за ним и била, пока он не признал свою вину… У меня были свои причины присоединиться к толпе, что я и сделал — вместе с Билом Мюрреем, и Бобом Эйрамом, и с десятком панков, кричавших «Ублюдок! Ублюдок!» и «J’accuse!» (Я обвиняю (франц.)». — «Поколение свиней».
Или, к примеру, однажды он вызывает панику и доводит до панической атаки гостившего недалеко от него Джека Николсона. Хантер по приятельски подбрасывает ему окровавленное лосиное сердце в качестве подарка. Как оказалось, по «счастливой» случайности, за актером как раз охотился какой-то маньяк, который обещал убить Джека и всю его семью. Николсон реагирует соответственно: вызывает полицию, которая, ясное дело, выходит на Хантера. Но все разрешается благополучно.
В 1990 году с Томпсоном происходит совершенно идиотская и крайне паршивая история. Он устраивает скандал с прибывшей к нему в поместье порно-звездой Гэйл Палмер. Женщина была невероятно раздражающей, наглой и, к тому же, приехала для того, чтобы прочитать Хантеру лекцию о том, что он совершенно ничего не понимает в феминистическом порно, а все его статьи — просто мусор. Томпсон без особых церемоний вышвыривает мутную (и пьяную) посетительницу. Та немедленно идет в полицию и заявляет о попытке изнасилования и убийства. Приехавшие копы, естественно, в нагрузку находят у писателя наркотики и взрывчатку.
Судебные разбирательства продлились 13 лет, закончившись полным оправданием Хантера в 2002. Гэйл Палмер оказалась посрамлена и вынуждена была принести извинения. Но осадок, понятное дело, остался.
В 2003 Томпсон выпускает мемуары, в которых признается в таких вещах, что будь ему поменьше лет, судебная система снова взялась бы за него со всей яростью.
В 2005 году Хантер Томпсон оставляет жене записку маркером на бумаге:
«Никаких больше игр. Никаких бомб. Никаких прогулок. Никакого веселья. Никакого плавания. 67. Это на 17 лет больше, чем 50. На 17 больше того, в чем я нуждался или чего хотел. Скучно. Я всегда злобный. Никакого веселья ни для кого. 67. Ты становишься жадным. Веди себя на свой возраст. Расслабься — будет не больно»
20 февраля 2005 года Хантер печатает слово «Адвокат» на печатной машинке и тут же, за столом, стреляет себе в голову из пистолета. Домашние, которые как раз гостили в поместье, принимают хлопок за звук упавшей книги и не придают ему значения. Через какое-то время вошедший в комнату сын Хантера Хуан обнаруживает тело отца. Он берет дробовик, заряжает его, выходит на заснеженную улицу и трижды стреляет в воздух, чтобы воздать почести величайшему нонконформисту XX века.
P.S.: Спасибо всем кто читает, подписывается, ставит "+" и поддерживает рублем (https://pay.cloudtips.ru/p/9c59405f). Всем хорошего настроения и удачного дня! Еще увидимся)
Петр Кассин / Коммерсантъ
Следственный комитет России сообщил о возбуждении уголовного дела по факту нападения на журналистку «Новой газеты» Елены Милашиной и адвоката Александра Немова 4 июля в Чечне. Дело заведено по двум статьям — об умышленном причинении вреда здоровью средней (ст. 112 УК РФ) и легкой тяжести (ст. 115 УК РФ).
«В настоящее время следственной группой проводится комплекс следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий, направленных на установление лиц, причастных к данному преступлению, и всех обстоятельств произошедшего», — говорится в сообщении СК.
Ведомство сообщило о возбуждении дела спустя час после того, как редакция «Новой газеты» рассказала, что у Милашиной после обследования в московской клинике диагностировали закрытую черепно-мозговую травму, до 14 переломов костей кистей рук и множественные ушибы мягких тканей. «Сознание [Милашиной] ясное, состояние стабильное», — отметило издание.
Днем 5 июля адвокат Немов, также подвергшийся нападению в Чечне, рассказал RTVI о своем состоянии. По его словам, у него зафиксировано множество гематом, ушибов, а также ножевое ранение, но «динамика хорошая».
Журналистка «Новой газеты» Елена Милашина и адвокат Александр Немов подверглись нападению в Чечне во вторник, 4 июля. Они приехали в Грозный на оглашение приговора Зареме Мусаевой, супруге экс-судьи Верховного суда Чечни Сайди Янгулбаева.
«Команда против пыток»* сообщала, что журналистку и адвоката били в том числе ногами, а также угрожали убийством, у обоих зафиксированы множественные ушибы и травмы. На фотографиях Милашиной видно, что у нее обрита голова, она облита зеленкой.
В Кремле заявили, что президенту Владимиру Путину доложили о произошедшем в Чечне. Пресс-секретарь главы государства Дмитрий Песков отметил, что «речь идет об очень серьезном нападении, которое требует достаточно энергичных мер».
Глава Чечни Рамзан Кадыров поручил установить личности нападавших. Чеченский омбудсмен Мансур Солтаев назвал нападение на Милашину и Немова «дерзкой диверсионной провокацией против республики».
Министр Чечни по национальной политике, внешним связям, печати и информации Ахмед Дудаев в свою очередь выступил с утверждением, что в нападении якобы виден «характерный почерк западных спецслужб». По его мнению, некоторые общественные деятели «усиленно раздувают» тему нападения на Милашину и Немова.
Омбудсмен Чечни Мансур Солтаев вечером 4 июля сообщил, что напавшие на журналистку и адвоката передвигались на машине без номерных знаков. По словам Солтаева, личности нападавших не установлены.
Избитый адвокат Немов должен был представлять в суде интересы Заремы Мусаевой, но после нападения не смог присутствовать на оглашении приговора. Суд в отсутствие представителей стороны защиты приговорил Мусаеву к 5,5 годам колонии общего режима по делу о применении насилия к сотруднику полиции и мошенничестве.
Сын Мусаевой, оппозиционный активист, юрист и правозащитник Абубакар Янгулбаев, назвал приговор «равнозначным смертному».
* бывший «Комитет против пыток», который был признан иноагентом и самоликвидировался
Когда несколько лет назад некие молодчики пытались запугать Владимира Сорокина (им казалось, что тот писал неприличные книги) и принесли ему под дверь гроб, кто-то заметил: попробовали бы они сунуться к Хантеру Томпсону, сразу бы получили пулю в лоб. И это правда: не все писатели люди мирные, а с американцем Томпсоном, автором культового романа «Страх и отвращение в Лас-Вегасе», такие шутки бы точно не прошли.
Роман о приключениях двух друзей-наркоманов, поехавших в Лас-Вегас посмотреть на автогонку и заодно попавших на конференцию окружных прокуроров, оказался в ряду таких революционных книг, как «Тропик рака» Генри Миллера и «Голый завтрак» Уильяма Берроуза. «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» стал великим соблазном для писателей и журналистов: многим захотелось писать, как Томпсон, или жить, как Томпсон. Поскольку за полвека никто с ним так и не сравнялся, приходится признать, что человеком Томпсон был уникальным.
Томпсон – герой созданного им и его окружением мифа о Великой Акуле Ханте, в котором на редкость много правды. Может быть, он просто хорошо играл свою роль, но очевидцы уверяют: Хантер был именно таким, каким показывал себя в книгах и статьях – без тормозов, но с трезвейшим рассудком, который не смогли помутить тонны спиртного и наркотиков. Непредсказуемый, рисковый, способный наслаждаться жизнью в самой гуще хаоса. Порой неприятный, невыносимый и даже опасный для окружающих.
«Не признающий законов сквернослов-журналист, весьма грубо высказывающийся о правоохранительных органах, политических реалиях и образе жизни современной Америки», – так Томпсон представлялся избирателям, выставляя свою кандидатуру на пост шерифа округа Питкин. Лучше и не скажешь.
В мифе об Акуле, упроченном экранизацией «Страха» 1998 года с Джонни Деппом в главной роли, Хантер – этакий прожигающий жизнь полубезумный писака-наркоман, умеющий ловко или не очень ловко выкручиваться из различных переделок. За кадром остается то, что увлекало Томпсона больше всего: политика и спорт. Пускай он действовал нетрадиционными методами, но его политические репортажи были на высоте.
Манеру, в которой писал Томпсон, он именовал гонзо. Термин ему подарил бостонский журналист Билл Кардозо: по его словам, так называют людей, дольше всех остающихся на ногах в чаду кутежа. Гонзо-журналистика Томпсона – бурлящая от ярких эпитетов, метафор, гипербол, полная неожиданных поворотов и умозаключений речь, яростная энергия которой, по признанию автора, была почерпнута из «Апокалипсиса» Иоанна Богослова. Тема Апокалипсиса ему, абсолютному атеисту и гедонисту, была удивительно близка: тексты Томпсона – это репортажи о последних днях и даже последних часах перед концом света. На глазах автора рушится все: цивилизация, общество, демократия, мораль, американская мечта.
Стиль жизни он себе выбрал соответствующий: каждый день как последний. Он рассчитывал прожить в таком темпе 27 лет. Когда срок прошел, Томпсон не поверил своему счастью, но вскоре начал томиться и в особо тяжелые периоды угрожать миру самоубийством. Так прошло еще 40 лет, пока 67-летний буян, устав ждать прихода смерти, не отправил сам себя ей навстречу.
Имя нашему герою досталось очень подходящее (Hunter – охотник): в нем отразились и страсть к расследованиям, и любовь к огнестрельному оружию, и всегда кипевшая в Томпсоне энергия. Для одних жизнь Хантера – пустая бравада, для других – смелость, которой не хватает большинству журналистов и писателей.
Для многих эпигонов и критиков Томпсона стиль гонзо сводится к рассказу о себе любимом: что выпил, куда сходил, о чем подумал. Ладно бы это касалось прозы, но крамола Томпсона в том, что он внедрил принцип гонзо в документальную журналистику. И вот уже предмет очерка, будь то спортивное мероприятие или политический скандал, отступает на задний план, а на передний выходят похождения самого автора. Хантеру ставят в вину, что он едва не угробил традиционное репортерство. Мало что раздражало его так же, как пресса – ангажированная и тенденциозная и при этом кричащая об объективности. Устав от игр политической журналистики, он придумал свою игру. Объективности не существует, а существует только личная правда, поэтому ничто не запрещает автору начать очерк с упоминания жидкости, которой он опохмелился в рабочее утро.
Шарж на Томпсона от Ральфа Стедмана, ставшего бессменным иллюстратором его текстов
Сутью гонзо была не самовлюбленность, а внедрение автора в гущу описываемых событий и рассказ о них изнутри, с «поля боя» вместо якобы объективного освещения со стороны. В качестве примера Томпсон любил приводить массовые протесты во время съезда Демократической партии в Чикаго в августе 1968-го, когда он находился на улицах среди демонстрантов, получая от полицейских дубинкой по голове. В это же время его конкурент, один из столпов модной в то время «новой журналистики», Норман Мейлер, наблюдал за происходящим из окон дорогого особняка, где полным ходом шла вечеринка.
Томпсон стирал грань между литературой и журналистикой: его проза вырастала из очерков и репортажей, а колонки читались, как рассказы. В отличие от большинства пишущих, он был человеком действия. А в отличие от большинства людей действия, он умел рефлексировать, анализировать происходящее, не позволяя себе растворяться в вихре событий.
С самого детства Томпсон любил писать и не менее этого любил влипать в истории. Удивительно, как много ему сходило с рук: драки с учителями, поджоги и потопы в школе, грабеж и даже вандализм в полицейском участке. Бузил в школе, бузил в армии (где работал в газете), гулял на широкую ногу в редакции журнала Time, где проработал год на нижайшей должности, перенося бумажки из кабинета в кабинет.
В середине 1960-х он, казалось бы, нашел себе братьев по разуму: калифорнийских байкеров из мотоклуба «Ангелы Ада», как и он сам, презиравших порядок и любивших провоцировать обывателей. Но, прожив год в их среде, Томпсон понял, что слишком романтизировал «ангелов», чьи моральные принципы, точнее, их отсутствие, стали его изрядно напрягать. Закончилось все избиением Хантера до полусмерти – он вступился за женщину, которую колотил ее муж-байкер.
Опыт жизни с беспредельщиками Томпсон живописал в книге «Ангелы Ада», принесшей ему первую известность. Появились деньги, чтобы купить ферму неподалеку от городка Аспен, штат Колорадо. Здесь неуемный Томпсон быстро нашел себе новые приключения: втянулся в местную политическую жизнь и вскоре уже баллотировался на выборах окружного шерифа от партии «Власть фриков».
Предвыборная программа Хантера отдавала дичью («разоружить всех полицейских и доверить охрану порядка росомахам»), но, несмотря на это, а может быть как раз благодаря этому, он был очень близок к победе, набрав 44% голосов. После этого местные власти приняли специальный закон, впредь надежно защищавший их от конкуренции со стороны фриков.
Конец 1960-х был на Западе временем больших социальных потрясений. По мнению особенно восторженных граждан, в воздухе попахивало революцией. Студенческие протесты, антивоенные митинги, марши на Вашингтон, активизация радикалов всех мастей: молодое поколение пробовало если не взять власть в свои руки, то по крайней мере как-то повлиять на ход истории. Томпсон был на передовой: писал репортажи о зарождении хиппи-культуры в кварталах Сан-Франциско, подставлял бока под дубинки и резиновые пули полицейских в Вашингтоне, Чикаго и других горячих точках страны, расследовал убийства политических активистов.
К началу 1970-х он был готов засвидетельствовать: революция провалилась, и надежды на деятельное соучастие граждан в политической жизни страны рухнули. В этот момент ему подвернулся заказ от солидного журнала Sports Illustrated – осветить гонку «Минт-400» в Лас-Вегасе. Хантер отправился в поездку, прихватив друга – адвоката Оскара Акосту. Репортаж, который он подготовил, меньше всего говорил об автомобилях и спорте и больше всего – о горькой и безумной атмосфере времени, гибели надежд и иллюзий. Ко всему прочему он в 10 раз превышал требуемый объем. В Sports Illustrated отказались публиковать это безумие, а вот Rolling Stone, в те годы молодой и дерзкий рок-журнал, оценил текст по достоинству и напечатал его в двух номерах.
Репортер журнала Rolling Stone Хантер Томпсон в здании суда во Флориде, 1982 год
Так не вписывавшийся в привычные рамки репортер-фрилансер Хантер Томпсон превратился в культового писателя. Для культа было все в сборе, и прежде всего личность самого Хантера, любителя сомнительных похождений, оружия, огненной воды и кокаина, вдохновенного рассказчика, тараторящего с неразборчивым акцентом уроженца Кентукки. Имелся и «придворный художник» – иллюстратор Ральф Стедман стал эксклюзивным оформителем текстов Томпсона, и его дикий бредовый стиль как нельзя лучше подходил к гонзо-прозе Великой Акулы.
«Страх» стал триумфом Томпсона и вместе с тем камнем его преткновения. То, что казалось началом многообещающей карьеры, осталось ее высшим достижением. В последующие 30 лет Хантеру не удалось написать ничего, что превзошло бы этот роман, хотя он часто твердил о какой-то великой книге, которую вот-вот напишет.
Поначалу все шло неплохо. Томпсон получал солидные заказы, освещал президентскую гонку 1972 года, дружил с конкурентом Никсона кандидатом от демократов Джорджем Макговерном, писал военные репортажи из Сайгона, хвастался, что на пресс-конференции будущего президента Джимми Картера дал больше автографов, чем сам Картер. Сетовал, что стал таким узнаваемым, что уже не может быть незаметным репортером, как прежде.
«Ему нужно было блистать», как говорил его друг Дуг Бринкли, профессор и распорядитель литературного наследия Томпсона. «Он был матерым эксгибиционистом, показушником, любил шокировать людей», – добавляет сын писателя Хуан.
Слава славой, но Томпсон все больше времени пребывал во фрустрации: за вершиной «Страха» открывалась безрадостная пустота. Было ли это неожиданным? Ведь «Страхом и отвращением» Томпсон красноречиво поставил себе диагноз: переизбыток энергии и таланта при полном отсутствии достойных целей, в достижение которых все это богатство можно было бы вложить. Мир катится в пропасть, остается лишь остроумно протоколировать закат времен, не забывая и о собственном разрушении.
Томпсон так налегал на запрещенные вещества и алкоголь, что близким казалось – конец придет со дня на день. Но шли годы, десятилетия, а Томпсон не ломался. Это начало раздражать его самого. В последние годы жизни у него были проблемы с опорно-двигательным аппаратом, но внутренние органы, которые, казалось бы, должны давно сгореть, работали на удивление исправно. В том числе мозг.
Томпсон вовсе не был убежденным аутсайдером и контркультурщиком, каким его часто изображают. Ему хотелось признания, его тянуло в среду власть имущих: гольф с сенаторами, закулисные беседы с политическими шишками и тому подобное. Но политики чурались буйного и неуправляемого Хантера. Он выглядел как человек, от которого можно ждать проблем. Зато голливудские звезды ему были рады. Хантер обзавелся знаменитыми друзьями вроде Джека Николсона, Дона Джонсона, Джона Белуши.
Не менее важным было для него признание в литературной среде. «Он желал, чтобы его считали серьезным американским писателем, чтобы его имя произносили через запятую с именами Марка Твена, Амброза Бирса, Джека Керуака, Уильяма Берроуза», – утверждал Бринкли. В молодости Хантер постигал «тайны ремесла», перепечатывая на машинке романы Хемингуэя, Фицджеральда – от корки до корки. Томпсон хотел почувствовать плоть текста. В этом видна редкая одержимость. Вряд ли кто из желающих подражать Хантеру сдюжил бы перепечатать хотя бы небольшой по объему «Страх и отвращение».
Несмотря на обстановку непрекращающегося дебоша, в 1980–1990-х Томпсон продолжал писать – пусть и не так активно, как от него ждали. Писал по ночам, накануне основательно нагулявшись с друзьями или в одиночестве. Под утро тексты улетали по телефаксу в редакции. Согласно мифу об Акуле, то были блестящие, разящие наповал, как очередь из пулемета, очерки, но в действительности все было немного иначе.
Терри Макдонелл, редактор нескольких журналов, сотрудничавших с Хантером, утверждает, что тексты, которые присылал Томпсон, как правило, представляли собой набор лидов, то есть броских, эффектных вступлений. «Хорошие, яркие фрагменты, но часто без связи одного с другим. Приходилось их как-то сшивать и подгонять один к другому», – вспоминает Макдонелл. Соединять разрозненные всплески фантазии в единую картину становилось для Томпсона все более тяжелой работой, и чаще всего ее делал кто-то другой. Например, роман «Проклятие Гавайев» скомпоновал из набросков редактор книги и приятель писателя Алан Ринзлер, пока автор лежал в отключке.
В 1980-м Томпсона впервые экранизировали: фильм «Там, где бродит бизон» с Биллом Мюрреем не понравился ни критикам, ни зрителям.
Другое дело «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» (1998) Терри Гильяма с Джонни Деппом и Бенисио Дель Торо в главных ролях. Коммерчески это была неудача: прокат не окупил даже затраты на производство. Но шума вокруг фильма и восторгов ценителей было достаточно, чтобы имя Хантера Томпсона вновь засияло в лучах славы – правда, уже не как бойкого журналиста, а как культурного идола.
Хантер Томпсон и Джонни Депп на съемках фильма "Страх и ненависть в Лас-Вегасе", 1997 год
Новые поколения узнали, что где-то в горах Колорадо обитает уникальный тип, вся жизнь которого – одна сплошная наркотическая галлюцинация. Вообще-то Томпсону были больше по душе люди вроде бывшего президента Картера, чем обдолбанные восторженные неформалы, но он принимал любые формы поклонения. Мэрилин Мэнсон, Винсент Галло, Мэтт Диллон и другие звезды потянулись к нему на ферму за мудрым наставлением, как когда-то интеллигенция ехала ко Льву Толстому в Ясную Поляну.
Статус особо приближенного ученика получил Джонни Депп, ставший специалистом по изображению Хантера в кино (помимо «Страха» есть еще и «Ромовый дневник» 2011 года). Он же оплатил громкие похороны писателя (пять миллионов долларов, как-никак), на которых прах Акулы был развеян выстрелом из пушки. Такой способ Хантер придумал еще в 1970-х.
С уходом Хантера мир стал скучнее. Сегодня не хватает столь отчаянного и остроумного писателя-репортера, чьи заметки о футбольных матчах и политических скандалах были намного интереснее самих матчей и скандалов. Впрочем, он ушел, считая, что все сказал и что лучших времен ждать уже не имеет смысла.
Автор текста: Александр Зайцев
Источник: https://profile.ru/culture/akula-pera-kak-hanter-tompson-sta...
Последняя поп-икона нулевых — как Эми Уайнхаус меняла музыку и погубила себя
Промежуточные итоги — 10 лучших игр первой половины 2023 года
Кто скрывается под маской — самая полная история культового жанра слэшер
Технологии как угроза — 12 книг в духе сериала «Черное зеркало» (6 фантастических + 6 нон-фикшн)
Не только Индиана Джонс — 7 легендарных героев, которые возвращаются на экраны
Мамины дочки в Голливуде — краткий обзор главных женских архетипов в кино
Из чего сделаны Malchiks — два «Заводных апельсина»: Кубрика и Бёрджесса
Стартовали съемки фильма «Волшебник Изумрудного города» — доступны первые кадры
«Тот самый Мюнхгаузен» — отрывки из биографии немецкого барона
Недооценённая Нина Агапова — мастер эпизода, не исполнившая ни одной главной роли в кино
Жизнь как антиутопия — биография и творчество Джорджа Оруэлла, к 120-летию со дня рождения писателя
Генри Райдер Хаггард — писатель, мистик, общественный деятель
Вышел тизер сериала «Задача трех тел» — адаптации романа Лю Цысиня от шоураннеров «Игры престолов»
Сверхъестественный ужас — в «Смешариках»: Лавкрафт, Лем, Карпентер, Стивенсон
Утром 4 июля в Грозном произошло нападение на журналистку «Новой газеты» Елену Милашину и адвоката Александра Немова. Они приехали на оглашение приговора Зареме Мусаевой — жене бывшего судьи Верховного суда Чечни Сайди Янгулбаева и матери чеченских активистов Абубакара и Ибрагима Янгулбаевых. Адвокат и журналистка были жестоко избиты, а их техника разбита. О том, как работает правовая система в Чеченской республике, а также о том, понесут ли нападавшие ответственность за свой поступок, RTVI рассказал партнер коллегии адвокатов «Фрейтак и сыновья» Вадим Багатурия.
С точки зрения законодательства России у нас есть разделение на федеральное законодательство и на местное. Уголовный кодекс и Уголовно-процессуальный кодекс относятся к федеральному законодательству. В Чечне не может быть своих кодексов, посвященных реализации политики государства по уголовному преследованию. То есть все, что применяется в любом другом субъекте России, будь то Москва, Камчатка, Забайкальский край, должно применяться и в Чечне без всяких отступлений.
Некоторые новости, которые мы читаем про Чечню, вызывают у нас удивление. Например, месяца полтора назад дело о сожжении Корана передали именно в этот регион. Сегодняшнее событие потрясает воображение. Безусловно, все это вызывает больше вопросов не к Чеченской республике, а к федеральному центру, который имеет все полномочия для неукоснительного соблюдения закона и при этом допускает подобного рода инциденты.
Вне всяких сомнений, все разбирательства в судах Чечни производятся в таком же порядке, как и в Москве. По крайней мере, те процессы или дела, на которых я присутствовал лично, говорят в пользу того, что все-таки процедура едина для всех. Но мы сейчас говорим чуть-чуть про другое. Вопиющий случай нападения на адвоката и журналистку посреди бела дня связан с тем, что они направлялись на оглашение приговора по громкому политизированного процессу, как следует из заголовков СМИ.
Весь северокавказский регион России существует в некой другой реальности. Потому что у каждого из северокавказских народов, преимущественно мусульманских, всегда во главе угла находится понятийное право. Оно включает в себя то, что написано в Коране и то, как надо разбираться «по совести». Вполне возможно, что в ряде случаев уголовные правонарушения не оценивается как уголовные. А в ряде случаев административные могут переводиться в уголовные или наоборот, не восприниматься как правонарушение вовсе — ведь по понятиям ислама это вроде как и не правонарушение.
Так и получается, что даже при наличии признаков правонарушения местные правоохранители могут на них не реагировать. И наоборот, при отсутствии правонарушений они могут создавать их видимость.
Но здесь они опять же не будут ничем отличаться от других субъектов России. Потому что «натянуть сову на глобус», переделать реальность в сюрреализм, можно с таким же успехом и в Москве — что регулярно происходит.
Я считаю, что преступление не будет раскрыто. Дело будет возбуждено, потому что резонанс действительно имеется, и такой дикий случай обязательно должен к этому привести. Другой вопрос состоит в том, что мы с вами знаем, как расследовались многие из громких инцидентов, исполнителей или организаторов которых искали в Чеченской республике. Местные власти могут препятствовать или по крайней мере не оказывать содействие следственным действиям, которые станут проводить федеральные правоохранительные органы.
@babinetssergey / Telegram
Предположим, Следственный комитет возбудит сегодня уголовное дело, и центральный аппарат СК начнет его расследование. Но все опять же упрется в то, что следователь из Москвы должен поехать в Чечню и, допустим, изучить видеозаписи с места происшествия, если они есть. Кто ему должен оказывать содействие? Естественно, местные полицейские или коллеги из чеченского Следственного комитета.
Тут начнется самое главное. Они могут улыбаться, ездить, разговаривать, рассказывать, как они возмущены произошедшим. Создавать видимость того, что они помогают, но по факту ничего не делать.
Подчеркну, что эти выводы сделаны мною исключительно исходя из предыдущих прецедентов по другим громким делам. И об этом неоднократно сообщалось и в ходе каких-то служебных мероприятий в Следственном комитете. Следователи из центрального аппарата сталкиваются с саботажем со стороны местных коллег и в итоге никуда продвинуться по делу не могут. Так что в результате дело в отношении избиения журналистки будет возбуждено, но, как я уже сказал ранее, останется «висяком».
Для того, чтобы делу дали ход, я вижу только одну предпосылку: кто-то очень уважаемый в Кремле должен сказать кому-то очень уважаемому в Грозном о том, что лучше бы этим нападавшим явиться, например, с повинной и объяснить свой поступок. Ну а дальше пусть с ними правоохранители разбираются в таком режиме, в котором посчитают нужным.
Этот режим может предполагать, например, подписку о невыезде, которая выльется в дальнейшем в условный срок или квалификацию дела по более мягкому составу, что, например, приведет в дальнейшем к применению амнистии.
Но повторюсь, по факту это дело никто не будет расследовать в таком режиме, чтобы это привело к его раскрытию.
В Чеченской республике все будут знать, кто это сделал и почему. Те же самые подозреваемые могут и сами этого не скрывать и даже бравировать своим поступком, выражая ликование от вседозволенности. И это ни к чему не приведет. Прецедентов масса.
Это на самом деле проблема больше не для остальных субъектов России, а для самих чеченцев, которые находятся в правовом вакууме. Потому что когда они сами, будучи жителями этой республики, сталкиваются с беззаконием, им просто некуда обратиться. И это большая беда гуманитарного характера. По факту это свидетельствует о том, что правовая практика находится в стране на уровне XVIII века, когда все решается по понятиям, а не неукоснительно по закону.
Вряд ли стоит ожидать репрессий или перемены вектора отношений Кремля с руководством Чеченской республики. Это не мятеж, это не терроризм. Это просто, грубо говоря, какие-то понятийные местные разборки, связанные с тем, что чеченцы считают деятельность избитых адвоката и журналистки противоречащей их правилам поведения. Какое до этого дело Москве? Ну, побили кого-то в Чечне, да, громкая история получилась. Ничего, как-нибудь разберутся. Такой, скорее всего, будет позиция в верхах.
Игорь Иванко / Коммерсантъ
В России сейчас других проблем хватает, и никто в это все окунаться и пытаться разобраться, кто кого и за что избил, не будет. Давайте вспомним одну из любимых фраз нашего президента и его пресс-секретаря. Когда речь касается просьбы дать комментарий касательно громких ситуаций такого рода, что нам они отвечают? Они отвечают следующее: вмешиваться в деятельность суда и правоохранительных органов считаем недопустимым, у нас есть разделение властей, и любое решение суда считается независимым. Хотя в то же время мы неделю назад услышали про прекращение дела о мятеже по мотивам того, что президент пообещал никого не наказывать.
Повторю, в области права мы живем в XVIII веке, причем, насколько я понимаю, эта парадигма распространяется на всю страну. Неприкасаемость есть у нас и на региональном, и на федеральном уровне. И только лишь когда происходит что-то вопиющее, власти начинают реагировать. Причем поначалу они запрягают и едут быстро, а потом притормаживают. Вспомните дело об убийстве Немцова.
Когда, допустим, в Москве хотят заволокитить какое-то уголовное дело, это происходит с помощью более интеллигентных методов. Правоохранители очень вяленько ищут подозреваемых, а если и находят, то об этом не сообщают. Тему замалчивают, ее делают неинтересной.
В Чечне же все всегда проходит нарочито громко. Показательно демонстрируется: да, мы знаем, кто виноват, мы знаем, что он формально совершил преступление, но по понятиям шариата он был прав.
Или же в каком-то другом случае наоборот, он — враг чеченского народа и своей критикой наносит ущерб нашей республике. Вот его наши неравнодушные сограждане и наказали.
Они даже не говорят, что будут искать подозреваемых и привлекать их к ответственности. Они гордятся тем, что в их социуме есть люди, которые взяли на себя смелость преступить закон, но тем не менее поступить по совести. И даже если их потом федеральный центр поймает, им все равно организуют почет и уважение.
Это Северный Кавказ. Такое же происходит и в Дагестане, и в Карачаево-Черкесии, и в остальных таких субъектах. Но Чечня здесь стоит, конечно, в авангарде по причине личных отношений между Путиным и Кадыровым.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
Долго пытаюсь найти оригинальные статьи журналистов Washington Post Вудворта и Бернстайна о Уотергейтском деле, глухо. Если кто-то знает библиотеки в Москве с архивами западной прессы, онлайн-архивы или что-то вроде того, напишите плз!
ps. Если кто-то читал книгу "Вся королевская рать", скажите, это абсолютно художественная литература, или там есть журналистская работа?
Заранее спасибо!
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Я корреспондент, ну или журналист, кому как удобнее. Фото последних лет и разной степени моей упитанности и волосатости. Работу люблю, разок даже в ювелирку уходила, но вернулась, потому что сами видите, почему)
Помнится, даже работала со сломанной рукой - оч непривычный опыт)
И да, мое издание независимое, а потому нас часто кроют матами обе стороны конфликта, что называется. Эх, а так хотелось бы писать только про хорошее....