По Краснодару ходить горе, лихо черноватое
Шел и думал, обогнать или нет. Обогнать - вдруг плюнет в след?! Страшно такую встретить по ходу движения. А говорят нет лиха, а оно вот блин, рядом… Это как идти на рынок, и старуху с пустым ведром утром встретить💀💀💀Страшно… Ужас!!!
Охота на бекаса
Иногда детские шалости и желание разыграть новичка-горожанина могут обернуться чем-то большим, чем просто злой шуткой.
Автор: Keetah Spacecat. Перевод: BabudaiAga, вычитка моя.
Когда мне было лет двенадцать, на лето родители отправляли меня в деревню, и я целыми днями бродил по холмам и лесам, наслаждаясь полной свободой и красотой девственной природы тех мест. Мы с ещё несколькими ребятами весело проводили время вместе. Но порой случалось, что горожане, устав от своих больших городов, приезжали в маленький городок, который я считал своим домом, чтобы «отдохнуть от всего этого». Бывало так, что они привозили с собой ребёнка, или даже двоих, и эти дети прибивались к нашей компании. Порой они смотрели на нас, корча такие гримасы, будто мы появились на свет Божий прямиком из мусорного бака. Нам с ребятами это очень не нравилось, и мы частенько разыгрывали новичков. Мы рассказывали им байки о горных людях, которые только и ждут, чтобы украсть зазевавшегося ребёнка, или о призраках утонувших детей, которые живут в ручьях. Когда они понимали, что оказались совсем в другом мире, в другой вселенной, бесконечно далёкой от того, к чему они привыкли у себя в городе, страх, появлявшийся в их глазах, доставлял нам огромное удовольствие. Друг другу мы говорили, что делаем это для их же собственного блага: незадачливых приезжих нередко кусали змеи, а сами они любили мусорить в лесу. Они никогда не задерживались у нас надолго: сельская глушь надоедала их родителям не меньше, чем им самим, они собирали вещички и возвращались в город.
Но однажды летом всё пошло не по плану. До сих пор, пусть я давно уже вырос, те дни порой являются ко мне в кошмарных снах. Моя неосторожность привела к ужасным последствиям.
Началось всё с того, что в старом доме по соседству поселилась новая семья. Мы с ребятами решили проявить гостеприимство и заглянуть к ним поздороваться. Сначала всё шло своим чередом. Мужчина и женщина деловито распаковывали вещи, а их несчастный ребёнок, подросток наших лет, стоял у двери с очень кислым видом, сложив руки на груди. Один из парней, Марк, подошёл поприветствовать новичка, который возился с мобильным телефоном:
- Привет! – Марк бодрым шагом пошёл к нему навстречу, но мальчик неприветливо нахмурился.
- Чего тебе? – проворчал он. Заглянув ему через плечо, я понял причину плохого настроения. На экране мобильника горела надпись «Нет сигнала» ‑ ближайшая вышка сотовой связи находилась… далеко.
- Мы просто хотели поприветствовать тебя в городе, ‑ Джейсон, ещё один парень из нашей компании, обвёл нас рукой. – У нас так принято.
Мальчик нахмурился ещё сильнее, а потом резко развернулся и ушёл в дом, громко хлопнув на прощание дверью.
- Как грубо, ‑ насмешливо фыркнул я, оглядываясь по сторонам. Родители мальчика были заняты, так что мы, пожав плечами, отправились купаться на озеро.
Следующие несколько недель мы почти не видели новичка, у нас хватало собственных дел. Иногда я наблюдал, как он бродит по двору с очень несчастным видом. Наконец я придумал план, и мы всей компанией снова заявились к нему. Он с презрением оглядел нас, но, по крайней мере, не стал ругаться и кричать.
- Привет, парень, ‑ я приветливо улыбнулся. – Как настроение?
Он посмотрел так, будто у меня выросла вторая голова.
- Ненавижу это место, ‑ проворчал он. – Мама говорила, что мне надо «вернуться к природе», но тут же полный отстой! Как вы можете это терпеть?
- Ну, мы тут выросли, ‑ ответил я. – Тут есть и интересные вещи, если, конечно, ты готов их увидеть.
- Да? Это что же, например? – поинтересовался парень, сверля меня холодным, расчётливым взглядом.
- Пошли с нами, мы тебе всё покажем, ‑ подхватил, улыбаясь, Марк. – Обещаю, тебе это понравится.
На его лице мелькнуло сомнение, но увидев, что мы настроены серьёзно, он вздохнул и поднялся на ноги.
- Хорошо, ‑ сказал он. – Пойдём. Что бы там ни было, это будет интереснее, чем сидеть… здесь.
Он оглянулся на свой дом и помрачнел. Я улыбнулся и приглашающее махнул рукой.
Мы обещали показать ему кое-что интересное, и сдержали слово. Мы провели его по холмам и показали норы, где прятались днём маленькие ужи. Я показал ему особое дерево, которое росло возле моего дома. Его называли «вилы дьявола» из-за четырёх толстых, спиралевидных ветвей, которые расходились вверх и в стороны от одного ствола. Мы даже показали ему несколько окаменелостей с отпечатками рыб и кораллов, которые когда-то нашли в горах. Наконец, когда солнце начало клониться к горизонту, а деревья стали отбрасывать длинные, густые тени, новичок всполошился:
- Не пора ли нам обратно? – он испуганно огляделся. – А где мы вообще?
- Мы глубоко в лесу, ‑ улыбнулся я, ‑ и нет, ещё рано возвращаться. Сначала надо разобраться ещё кое с чем.
Пока я говорил, Джейсон достал из рюкзака большой рогожный мешок.
- Мы хотим показать тебе ещё кое-что.
Парень окинул мешок скептическим взглядом.
- Это ещё зачем? – пробормотал он.
- Это мешок для бекасов, – сказал я, забирая мешок. – Видишь ли, в этих лесах живёт очень необычное и редкое животное, оно называется «бекас». Это птица, она вылетает на закате, и она очень, очень ценная.
Я протянул новичку мешок.
- Держи его открытым, тогда бекас подумает, что это его нора, и спрячется внутри. Тут-то ты его и захлопнешь.
- И что дальше?
- И ты его поймаешь, – вздохнул я. – Это, на самом деле, довольно просто. Поймаешь бекаса, отвезёшь в город на продажу, и тебя будут здесь очень уважать.
Разумеется, никаких бекасов в наших краях отродясь не водилось. У нас говорили «охота на бекаса», когда имели в виду, что люди напрасно тратят время, отправляясь на поиски того, чего не существует.
- И ты хочешь, чтобы это сделал я? – он снова окинул меня этим своим жёстким взглядом.
- Да, и сделать это можешь только ты один, – сказал я. – Бекасы уже запомнили наш с ребятами запах, и к нам они не выйдут. Но тебя они не знают.
- Даже не знаю… А если тут есть ещё кто-то, кроме бекасов? – парень покосился на солнце, медленно опускавшееся к горизонту.
- Не волнуйся, – Марк решил мне помочь. – Другие животные не тронут тебя, если ты будешь стоять вот здесь.
Он достал большой, резко пахнущий пакет с какими-то специями и очертил ими круг на земле.
- Чувствуешь запах? Другие животные его ненавидят, они и близко к тебе не подойдут.
Паренёк потупился, но потом, как видно, не решился показать свой страх и согласился поохотиться на бекаса. Я пообещал, что мы вернёмся за ним через несколько часов, и мы, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос, ушли, оставив его там в лесу, наедине, с раскрытым рогожным мешком. Наш план был прост – мы хотели оставить несчастного идиота в лесу на всю ночь. По-настоящему ему ничего не угрожало, но страха он должен был натерпеться вдосталь. Да и проделывали мы этот трюк уже в пятый раз. Поводов для беспокойства не было, и мы, довольные собой, разошлись по домам. Ночь прошла спокойно, а утром мы собрались на опушке и отправились забирать парня.
Однако, вернувшись на поляну, где оставался новичок, мы обнаружили, что он лежит под деревом, сжавшись в клубок. Его лицо побелело, как простыня, он был весь покрыт синяками и царапинами, и я с тревогой осознал, что в этот раз, похоже, мы зашли слишком далеко. Я опустился перед ним на колени; паренёк тяжело и прерывисто дышал, взгляд его был совершенно диким. Когда я осторожно дотронулся до его плеча, он никак не отреагировал. Он не отрывал глаз от мешка, лежавшего на земле неподалёку. Его горловину придавливало несколько тяжёлых камней, а сам мешок ходил ходуном – кто-то, запертый внутри, отчаянно рвался на волю. Что бы это ни было, оно казалось довольно крупным, и двигалось как-то неестественно, будто рывками. Я схватил парня за плечи, пытаясь обратить на себя его внимание.
- Парень! Эй, парень! – я встряхнул его ещё разок. Наконец, вздрогнув, он перевёл на меня взгляд. – Что тут произошло?
- Б…бе… бекас… – едва выдавил он. – Это бекас…
- Парень, нет никакого бекаса и не было. Мы всё придумали, – я встряхнул его ещё разок. – Ты в порядке? Что с тобой?
- Это бекас… Не выпускай его, – прошептал он, с тревогой косясь на мешок.
Марк покачал головой.
- Похоже, он поймал кролика или ещё какую мелюзгу, – он склонился над мешком. – Наверное, было темно, вот он и перепугался до смерти.
- Не выпускай его! – в отчаянии повторил парень.
Марк, само собой, не обратил внимания на его слова и начал откатывать тяжёлые камни, придавливавшие горловину мешка.
- НЕТ, НЕТ! НЕ ВЫПУСКАЙ ЕГО! – новичок попытался вырваться, но я удержал его на месте.
- Да ладно тебе, это просто какое-то животное, сейчас сам увидишь, – я пытался успокоить его, чувствуя жгучий стыд за то, что мы с ребятами сотворили с бедным парнем. Тот продолжал кричать, его крик становился всё громче и громче, пока Марк освобождал мешок.
Горловина распахнулась, и внутри, в темноте, я увидел большие сверкающие красные глаза. Из мешка донёсся утробный рык, и показались длинные веретенообразные ноги-иглы. Марк отшатнулся в сторону, когда существо вырвалось на свободу. Рыкнув ещё раз, оно, ковыляя, двинулось в нашу сторону, истекая чёрной субстанцией, струившейся по его тонким лапам.
Мы бросились врассыпную, и только новичок остался лежать на земле, что-то бессвязно бормоча. Оглянувшись, я увидел, как тварь своими тонкими, игольчатыми придатками заставила паренька запрокинуть голову и открыть рот. А потом, помогая себе свободными ногами, начало протискиваться ВНУТРЬ. Не знаю, что было дальше – ребята подхватили меня под руки и потащили за собой. Мы бежали целую вечность, как мне показалось, пока не добрались до дома. Не знаю, как спалось остальным, но я не выключал в ту ночь свет в спальне. И в последующие несколько ночей, если уж на то пошло.
К нашему удивлению, уже на следующий день паренёк, как ни в чём не бывало, вернулся домой. Но я чувствовал, что с ним что-то не так. Однажды, когда он думал, что его никто не видит, по его лицу скользнула злобная гримаса. Животные сбежали из его дома… да что животные, даже птицы не садились на деревья у него во дворе. Я чувствовал, как волосы встают дыбом, когда я подхожу к нему, так что мы стали избегать новичка.
Несколько месяцев спустя его родителей убили, а сам ребёнок бесследно исчез. Тела, покрытые десятками следов от ударов кухонного ножа, лежали на полу. Все вещи в доме остались нетронутыми, ужин стыл на столе. Горожане были потрясены: в этом маленьком, сонном городишке никогда не случалось ничего серьёзнее кражи скота. Шериф заподозрил, что кто-то убил взрослых и похитил ребёнка, и начал искать тех, кто мог бы затаить на них злобу. Но мы понимали, что это пустая трата времени.
Мы знали правду. Кто бы ни захватил тело паренька, это он их убил. И это была наша вина. Это мы выпустили его на свободу.
Перевод других рассказов этого автора на Пикабу:
Пожалуйста, не стесняйтесь оставлять отзывы о самом рассказе и о качестве перевода: нам очень важна обратная связь. Ну и напомню: все работы мы сперва выкладываем на нашем канале в ТГ: Сказки старого дворфа. Там то же самое, только больше и раньше. Заглядывайте, нам будет приятно.
Я живу в дуплексе. Что-то не так с семьей по соседству
Калхоуны приехали ночью.
Образцово-показательная семья втащила внутрь всю свою жизнь, наполнив дом, разделенный на две половины прямо посередине, приглушенным скрежетом и стонами.
Их было трое: мама – худощавая брюнетка, сильный и красивый отец и одиннадцатилетняя дочь, чуть младше меня.
Я вообще-то никогда толком и не видела Калхоунов. О них мне рассказали родители.
На следующее утро после переезда, мама пошла к ним с запеканкой, а вернулась с растерянным лицом. Она сказала только, что мать семейства была “холодной”. Что бы это ни значило.
Папа не был заинтересован в общении с мистером Калхоуном, а я не думала, что смогу подружиться с их дочерью, пока вечером не нашла первую записку в вентиляции.
Вот так я стала другом по переписке с девочкой, которой нельзя было дружить.
***
ПРИВЕТ. ХОЧЕШЬ ДРУЖИТЬ?)
Записка, старательно выведенная карандашом на плотной фиолетовой бумаге, скользнула в вентиляцию, в углу моей комнаты.
Металлическая решетка, вставленная в бежевую раму, закрывала отверстие в стене размером с обувную коробку. Если опуститься на колени, сквозь вентиляцию можно было увидеть такую же комнату, как моя, в конце полутораметрового металлического туннеля.
В тот вечер свет по ту сторону был выключен, и я ничего не смогла разглядеть, кроме сложенной вдвое записки, лежащей на полпути между ее комнатой и моей.
Сняв решетку, я выудила записку, с корявыми печатными буквами, приглашающую меня быть друзьями.
А потом схватила карандаш со стола и ответила:
ДА. Я КАЙЛА. КАК ТЕБЯ ЗОВУТ?
Просунула записку обратно, закрыла решетку и легла спать.
***
Ответ ждал меня утром на том же месте.
Я МИННИ. НЕ РАССКАЗЫВАЙ РОДИТЕЛЯМ.
Почему она так говорит? Я нахмурилась, перечитывая записку. Странно.
ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ?
Просунув записку в вентиляцию отправилась в школу.
***
КРИВАЯ ДАМА ГОВОРИТ, ЧТО МНЕ НЕЛЬЗЯ ЗАВОДИТЬ ДРУЗЕЙ(
Ниже Минни пририсовала человечка из палочек с копной растрепанных волос и множеством согнутых конечностей. Он был так похоже на паука, брр. От одного взгляда по коже побежали мурашки, а колени ослабли.
Кривая дама…
Я думала о том, чтобы рассказать родителям, но они отправятся к соседям, требуя ответов, и я не стала этого делать.
И просто написала Минни:
КТО ЭТО?
К тому времени, когда мое домашнее задание было выполнено, пришел ответ. Записка, от которой у меня сжало грудь.
Я уставилась на нее, пытаясь осмыслить увиденное.
Под рисунком появилось новое слово. Слово, от которого у меня почему-то закружилась голова, будто пол под ногами стал вязкой, колышущейся слизью, а стены завернулись вокруг водоворотом, и все продолжали свиваться в спирали. Слово, сошедшее с бумаги и отпечатавшееся на сетчатке, оставшееся кудрявыми завитками на тыльной стороне моих век.
Маленькая девочка по имени Минни ответила мне аккуратным курсивом:
СТРИНГМАСТЕР.
***
Дни проходили один за другим. Миновала неделя. Вторая. На улице похолодало, осень вступила в свои права и украла зелень с деревьев, окрасив их в яркие краски. Воздух стал студеным, ветер обнажил ледяные клыки, прокусывающие плоть и кости.
И все эти странные, холодные недели о Минни ничего не было слышно. Я отправляла записки через вентиляцию, но ничего не получала взамен, кроме странного шума, порой просачивающегося с той стороны ночами.
Там кто-то разговаривал приглушенными голосами, слишком искаженными жестяной трубой, чтобы можно было разобрать слова… если это вообще были слова. Иногда, если прислушиваться достаточно долго, они становились похожи на горловое пение – странные слоги звучали снова и снова – я никогда еще не слышала ничего подобного.
Я видела их иногда. Раз или два, как мать выносила мусор. И как отец семейства шел на работу.
Но никогда не видела Минни.
Родители так и не узнали о нашей переписке. Я похоронила её в воспоминаниях, надеясь, что щемящее чувство внутри живота пройдет.
Но он не прошло. Меня как-будто что-то грызло изнутри.
“Стрингмастер”.
В тот день на ужин был ростбиф. Я ненавидела ростбиф.
Подперев голову рукой, я гоняла кусочки еды по тарелке, наколола один на вилку, откусила, положила обратно и наконец решилась.
– Кто такой Стрингмастер? – спросила я у родителей.
Мама озадаченно на меня посмотрела. Папа даже не поднял глаз от традиционной вечерней газеты.
– Это такая забавна гитара, милая, – рассеянно пробормотал он.
Но мама не отрывала от меня пристального взгляда.
– Кайла, где ты это услышала?
– Не знаю…
Мама нахмурилась и утопила свое беспокойство в бокале красного вина.
– А какие они, наши новые соседи? – снова спросила я.
– Жена очень холодная. А с ее мужем я еще не встречалась. Их дочь… – Тонкое бледное лицо моей мамы под копной светлых кудрей сморщилось в попытке подобрать слова. – …она странная.
– Ты видела Минни?
Мама нахмурилась.
– Ее зовут Минни?
Я вспомнила записку: “не рассказывай родителям” – и решила соврать.
– Я не знаю. Наверное. Вроде бы ее так звала мама.
– Ну да, – фыркнула мама. – Просто она показалась странной. Я видела ее только мельком – маленькое паршивенькое создание. Уверена, что она милый ребенок, но…
Мама замолчала и как будто даже вздрогнула.
– Я не хочу, чтобы ты с ней играла, – заключила она. – Особенно там. Ее мать такая холодная.
Ужин закончился в молчании.
***
Я умылась и натянула пижаму, уже собираясь лечь. Но все же решила последний раз проверить свой “почтовый ящик” в углу комнаты.
Я не ожидала найти записку. Но она была там. Снова лежала ровно на полпути между нашими комнатами.
ЧАЕПИТИЕ – СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ, ПЕРЕД СНОМ, ВНИЗ ПО КРОЛИЧЬЕЙ НОРЕ И ПРЯМО В СТРАНУ ЧУДЕС. МИННИ.
Сердце мое заколотилось, я едва дышала. Снова и снова я перечитывала записку, размышляя, стоит ли принять приглашение или просто скомкать его и забыть о подруге по соседству.
В нерешительности я сидела на краешке кровати.
А потом сгребла с прикроватной тумбочки деревянные четки с крестиком и полезла через вентиляцию в туннель, ведущий в комнату Минни.
Не знаю, зачем я взяла четки. Возможно интуиция подсказала, что они мне понадобятся. Но, протискиваясь по холодной металлической шахте вентиляции – кроличьей норе, – я поняла, что никогда не была ни за что так благодарна, как за то, что с шеи моей свисал холодный крест.
Распятие вело меня сантиметр за сантиметром и защищало от всего – в том числе Стрингмастера – что таилось вокруг.
А потом я встретилась с Калхоунами.
***
Спальня Минни должна была быть такой же, как моя. Одинаковые форма и размер, но на этом сходство заканчивалось. У меня были розовые обои, а у нее – голая штукатурка. Над моей кроватью висел балдахин, как у принцессы, а напротив стояло огромное зеркало, а у нее в углу валялся продавленный матрас с клубком грязных одеял, свернувшихся, как мертвое животное.
Я почти ничего не видела. Свет не горел и комната терялась в тяжелом мраке, сгущавшем сам воздух, заставлявшем меня пригибаться к земле, и наполнявшем легкие свинцом.
– Минни? – хрипло прошептала я.
Никого. Я сидела на полу прогнившей спальни в полном одиночестве, вдыхая спертый воздух.
Из коридора донесся скрип. Рассохшееся дерево стонало под тяжестью шагов.
Я заметила, что дверь спальни открыта и вздрогнула от темноты, сочащейся через порог. Дверной проем был похож на рот, голодный рот, только и мечтающий проглотить мое теплое живое тело.
Я вся напряглась. Легкие туго сжались, отказываясь вдыхать. Сердце бешено колотилось, впечатываясь в грудную клетку до хруста костей, горячая кровь стучала в ушах.
Скрип.
В горле пересохло.
Скрип.
Теперь ближе. Нечто шло ко мне по коридору под холодной вуалью тьмы. Нечто, живущее в темноте и плодящее ужасы ночи.
Скрип.
Крик нарастал в моем горле, готовый сорваться с губ…
– Кайла? – В дверном проеме появилась маленькая фигурка, угловатой девочки, выглядевшей так, словно всю жизнь прожила в мучениях.
Минни.
“Паршивенькое создание”, – сказала моя мама. И она была права. Крошечная, истощенная, с редкими, сальными соломенными волосами. Она выглядела так, словно под поношенным розовым платьем не было ничего кроме проволоки и кожи. Будто жалкая кукла.
– Минни?
Она кивнула в темноте. В слабом свете из вентиляции ее лицо будто менялось и плыло.
Минни прошаркала в комнату и улыбнулась мне.
– Ты как раз вовремя, – хрипло прошептала она.
Мне не нужно было спрашивать, почему она шепчет. Я знала почему – чувствовала беспокойство, будто колокол зазвенел внутри меня и затих.
– Где твои родители?
Минни наклонила голову и нахмурилась, будто это был странный вопрос.
– Они здесь. Они всегда здесь.
В ее доме не горел свет. И я не стала спрашивать почему.
Мы пошли по коридору, вниз по лестнице и в столовую. Тусклые свечи торчали под странными углами с полок и столиков, тускло освещая пространство.
На грани зрения танцевали тени, будто со всех сторон за нами наблюдали бесчисленные глаза и рты, полные клыков.
На кухне нас встретили пустые шкафы: ни тарелок, ни еды. А вдоль стен столовой громоздились коробки с вещами, сваленные как гигантские кирпичи.
В этом доме будто никто никогда не жил, не говоря уже о семье из трех человек.
Но обеденный стол был накрыт для чаепития. Сладости и выпечка, еще теплая и пахнущая сахаром, спиральными башнями поднимались вокруг начищенного чайника и четырех розовых чашек.
– Для кого это? – спросила я, имея в виду две лишние чашки.
Минни не ответила, только с улыбкой села на свой стул.
Я села напротив, едва живая от страха. Желудок скрутило, горячая желчь подкатила к горлу. Минни старательно разливала чай на четверых.
Я должна была уйти. Отшвырнуть стул и бежать, бежать, даже не думая оглянуться назад.
Но я этого не сделала.
Не могла.
Я больше себя не контролировала.
Теплый кислый страх заливал нос и горло, затоплял меня, как кипяток, но я не могла пошевелиться.
Только сидеть и ждать, когда появится Кривая Дама.
– Мои родители хотят с тобой познакомиться. – Минни поставила чайник.
Я хотела ответить, но не смогла. И все равно открыла рот, надеясь, что получится сказать, что я хочу уйти.
Неприкрытый кричащий ужас ошеломлял.
– Стрингмастер, – прохрипела я наконец. Не знаю, откуда это взялось, но так оно и было.
Минни склонила голову и ухмыльнулась. Губы растянулись, обнажая крошечные уродливые зубы, и она прошипела:
– Как пожелаешь.
И распалась на части.
Маленькое невинное личико моей подруги по переписке исказилось от едкой агонии, будто скрученное невидимой рукой. Глаза высохли и съежились, как слизняки на горячем бетоне, курносый нос провалился, оставив темную впадину.
Она захрипела. Что-то двигалось под ее кожей, извивалось, скользило вверх и вниз по телу, как рой насекомых.
Череп затрещал, выпуская черный мешок, раздувающийся, как переполненный водяной матрас. Черный насекомоподобный отросток, похожий на руку, покрытый жесткой щетиной, вылез из ее рта и ощупал лицо мерзкими тонкими пальцами.
Тело Минни, хрупкое и невесомое, съежилось к кресле, как бумага, пожираемая огнем.
А потом она просто… порвалась. Как тряпичная кукла в руках жестокого мальчишки. Под звуки рвущейся ткани, ее тело лопнуло, оросив стол и меня теплой кровью. И тогда явился Стрингмастер.
Минни больше не существовало. Она и была лишь оболочкой. Высокое, похожее на женщину существо заняло ее место, мясистое и пульсирующее, с множеством ломанных лапок, прорастающих сквозь копну жестких волос.
Голова с высокими скулами, несомненно женская, колебалась и расплывалась, будто отражение в воде. Вот это лицо Минни, а потом женщины, которая должна была быть ее матерью, а следом – лицо мужчины, твердое и застывшее в агонии.
Стрингмастер росла, ее суставы трещали, и вот она уже почти касалась потолка.
Она нависла надо мной, меняя тысячи лиц: мужских, женских и детских, незнакомых мне лиц. Лиц, искаженных мучениями, навечно впаянных в то, что зовет себя Стрингмастер.
Я не могла кричать, пока не раздался стук во входную дверь. За ней слышались голоса, родные, знакомые мне голоса.
Мои родители стучали в дверь, выкрикивая мое имя.
Наверное они нашли мою комнату пустой, вентиляцию открытой и увидели туннель в этот неимоверный кошмар.
Когда входная дверь распахнулась, я наконец обрела дар речи и закричала.
Боже, как я кричала.
***
Чаепитие у Минни случилось уже много лет назад, но следующие несколько мгновений я до сих пор помню с поразительной точностью.
Под аккомпанемент криков и стука, Стрингмастер с невероятной скоростью съеживалась, складываясь сама в себя, одновременно раздаваясь в стороны. Мясистые складки плоти навалились на два стула по обе стороны от меня, и приняли знакомые формы.
Мужчина и женщина вырастали на сидениях, будто надувные куклы.
Вот их плоть порозовела, согрелась жизнью. Вот они заморгали, будто просыпаясь ото сна…
А вот распахнулась входная дверь, открытая запасным ключом, все еще хранившимся у моих родителей. Они ворвались внутрь, крича мое имя и замолчали, увидев Калхоунов и меня за столом, накрытым к чаю.
Стрингмастер имитировала нормальность, ждала, что мои родители подойдут ближе, чтобы забрать всех нас и похоронить в очень-очень темном месте.
А я могла только кричать без остановки.
Когда родители подошли к столу, тело миссис Калхоун раскололось, словно расстегнули молнию, и дюжина волосатых щупалец вырвалась из ее тела.
Мама даже не успела закричать, когда мощные лапы сомкнулись вокруг нее и утянули в черную массу жидкой плоти, заменившую миссис Калхоун.
Я видела, как мама тает, как воск на жарком солнце, как пузырилась кожа, когда ее вплетало в плоть Стрингмастера… еще одно лицо для ее коллекции.
В то же мгновение сотни щупалец вырвались из мистера Калхоуна и Минни, пронеслись по комнате подобно яростному торнадо из плоти, подобно урагану, засосавшему нас с отцом туда, во тьму, где царила холод и серость, где оставалось только молить о смерти.
***
Я плыла по океану темной слизи, и множество других плыли вместе со мной. Слишком много, чтобы сосчитать, изломанные безвольные фигуры, молчаливо дрейфующие в потоке. Как марионетки, которых уносит река.
Я огляделась в поисках родителей…
Я не могла дышать. Легкие сжимались и горели без кислорода.
А потом во мраке появилась далекая бусинка света – серый мерцающий живой огонек, принадлежащий чему-то древнему и ужасному, – и я бросилась к ней, к манящей реальности, которую обещал этот свет.
Но он был так далеко, так…
…близко. Он плыл прямо передо мной – холодный шар серого свечения, пульсирующий в море слизи.
Я попыталась дотронуться, но руку обожгло невыносимым холодом. На коже вздулся волдырь.
Хоть бы глоток воздуха. Хоть один. Грудь наполнила яркая боль, и мне так нужен был…
Что-то серебристое проплыло мимо, словно маленькая рыбка.
Что-то знакомое.
Протянув руку, я выхватила четки из пустоты.
Распятие сияло теплом и безопасностью.
Я поняла, что нужно сделать… но слишком поздно.
Тьма затопила мое зрение, сводя картинку до размера булавочной головки, окутывая меня оцепенелым одеялом смерти.
Я больше ничего не чувствовала, холодная и омертвевшая, безжизненная, пустая – еще одна оболочка, которую натянет Стрингмастер, чтобы забрать других…
Этого нельзя было допустить.
Нельзя.
И когда мое зрение окончательно погасло, я подняла распятие и нанесла удар.
БАМ!
Серый шар света разразился какофонией криков и боли – голосами бесчисленных измученных душ.
Море слизи отхлынуло, оставив меня болтаться в пустоте, но теперь я могла дышать! В легкие хлынул воздух, и хоть он был суть смерть, гниль и разложение, я плакала от счастья…
А потом оказалась в дуплексе. Вся пропитанная кровью, как впрочем и стены, раскрашенные плотью, слизью и костями Стрингмастера, которую я убила маленьким крестом.
Мои родители лежали на полу – беспорядочная груда конечностей, – пораженные, с затуманенными глазами, но живые.
Остальным повезло меньше.
Минни Калхоун, ее мать и отец, чьих имен я не знаю, отошли в мир иной.
По крайней мере, мне нравится так думать.
Я не знаю, что случилось с ними – или с другими, – когда я проткнула пульсирующий жизнью шар своим крестом.
Но я знаю, что до сих пор мечтаю о нем.
О том странном океане слизи, внутри существа, зовущего себя Стрингмастер.
Существа с бесчисленными телами.
~
Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Родство
Часть третья
Стас подумал, что он физически не сможет не то что куда-то идти, но даже встать. Однако всё получилось, правда, боль по-прежнему рвала череп и покрывала туманом всё перед глазами.
Он толкнул дверь, ощутил порыв ветра. Ожидал увидеть дворик у дома ведьмы, но ноги ступили на шоссе с указательной табличкой «Мшанка». Стас заковылял по нему. Скоро показались рощицы по обе стороны дороги, а за ними – единственная, но уходящая в бесконечность улица села. Он остановился у первого же магазинчика с шестью-семью мужиками у крыльца. Глянул на часы и удивился: они показывали девять утра. Получается, он пробыл в доме ведьмы всего лишь пару минут! Ах да, время и пространство – самые неправильные явления мира. А что тогда правильное? Да то, чем он сейчас займётся – спасением своей Олечки. Он станет своим для этих мужиков, какой-то бабки, сельчан и выяснит всё, связанное с малышкой, найдёт её врагов и зачистит нелюдей, которые покушались на жизнь чудесной девушки.
Олечка… В пасмурный день она появилась в кафе солнышком, сказала голоском, напоминавшим журчание ручья:
– Здесь свободно? Разрешите присесть?
И Стас, свободный от радостей мира, угрюмый и никому не нужный отставник, сразу отрешился от вечно подавленного настроения, прошлых потерь и беспросветности. Он в одну минуту ощутил притяжение этого белокурого солнышка с наивными голубыми глазами. И погрузился в пламенные глубины нового «светила», сгорая в нём без остатка. Но вот теперь кто-то захотел отнять его счастье, его божество…
– Кто ж тебя так уделал-то? – спросил мужик.
Стас провёл рукой по лицу. Ах да, он же только что из аварии. На нём кровь и раны.
– Да и не спрашивай, брат. Не понравился кому-то… Хотел доказать, что я хороший, а мне не поверили, – ответил Стас и вытащил из кармана пачку сигарет, пустил её по кругу дожидавшихся открытия магазина мужиков.
Он не курил, но взял сигареты, собираясь в Мшанку. Для укрепления дружеских связей с местными.
Мужики задымили, а Стас не стал дожидаться вопросов:
– Я прямо из города. Заслали туда в командировку. Сразу подумал: надо бы навестить тётку. Не видел её лет тридцать. Может, померла уже.
– Как тётку-то звать? – спросил самый разговорчивый, вытаскивая из пачки ещё одну сигарету и определяя её за ухо – про запас.
– Вы не поверите, сам вчера еле имя вспомнил. Родители-то с ней не дружили. Антонина Горшкова, – ответил Стас, ловя реакцию собеседников.
Иногда она может дать больше информации, чем слова.
– А, бабка Тося, – скривился разговорчивый. – Немудрено, что твои родаки с ней не знались. Она ж давно ку-ку.
И он покрутил у виска пальцем с чёрным подноготьем.
Информации за десять минут Стас получил даже больше, чем ожидал: и номер дома, и чудачества бабки, и несчастья, которые карга любит насылать на соседей.
Явилась жирная продавщица, у которой не сходился плащ на подушкообразных груди и животе, походя обругала мужичков, скользнула цепким взглядом по Стасу. Он, пристроившись в конец очереди, купил семисотграммовую и пластиковые стаканчики. Возле крыльца поманил мужичков за магазин. Они словно предчувствовали угощение и не расходились.
– Ну, братва, отметьте со мной приезд на родину папы, Царствие ему Небесное…
Разлил водку по стаканам, а свой сжал в руке и сказал:
– Побежал я до тётки… Не знаю, как примет…
– Не примет, так ко мне заходи. Синий дом напротив, – пригласил один из «братвы».
Стас выплеснул водку за поворотом и зашагал к дому бабки Тоси. Как и говорили мужики, ворота были полуоткрыты, и давно: возле створок наросла горбом трава, ныне чёрная после заморозков. «Братва» считала, что бабка заманивала любую живую душу, чтобы навредить. А Стас понял старуху: если с ней что-то случится, люди смогут без проблем войти и вызвать врача, прибрать тело. От ворот тянулся след колёс, у дома возвышалась куча дров. Наколоть их, понятно, никто не спешил даже за деньги.
Тут же раздался крик с огорода:
– Больше сотенной не дам!
Ага, старуха явно жила в прошлом, когда за такую цену можно было справиться с дровами.
Стас прошёл к ней и увидел довольно моложавую для своих лет бабку, которая набирала миску – вот чудо-то! – спелых помидоров. Да и вся огородная растительность, хоть и спряталась в бурьяне, была словно заговорённая от осенних холодов.
– Я, бабушка, вам бесплатно дров наколю, – пообещал Стас.
– Партейный, штоль? – спросила старуха, прищуриваясь на него.
– Партейный, баба Тося, – отрекомендовался Стас.
– Моя сеструха Женька тоже была партейной, – сходу пустилась в воспоминания бабка. – А дочка ейная, Любка, ведьма. Внучка Улька вовсе дрянь, дьявольский хвост.
Стас унял стремление тотчас завязать разговор и сказал:
– Сначала дело, потом беседа. Так у нас, партейных, положено.
– И то верно. Топор и колун в сарае.
Стас весь взмок, пока намахался топором, всё-таки длительное отсутствие тренировок дало о себе знать. А вот как без году девяностолетняя бабка умудрилась стаскать дровишки в сарай, осталось для него загадкой.
Потом она сказала:
– Пошли, Лёнька, чай пить с пышками. У меня сёдни они с разным припёком.
«Лёнька» не стал сопротивляться, гадая, чем же окажется на самом деле этот «припёк» – угольками или тараканами.
Но дом оказался ухоженным, в нём и на самом деле пахло выпечкой.
Икон не было; на комоде с накидкой – фотографии: мужчины, видимо, Лёньки, старушки в платке, женщины с орденом на пиджаке, ведьмы Любки и ещё один порезанный, исцарапанный и зачернённый портрет. Надо полагать, «дьявольского хвоста» Ульки.
Стол поразил деревенским шиком и необычными в это время года свежими малиной и клубникой в миске. Однако баба Тося понесла всякую чушь, отчего у Стаса пропал аппетит.
– Мамонька с Любкой мне помогли пышек испечь да прибраться. Ты ж, Лёнька, годков тридцать за столом не сиживал, верно? Я вот сёдни только глаза открыла, а мамонька меня под бок толкает, вставай, мол, засоня, Лёнька придёт дрова колоть. И Любка в ухо шепчет: собери да собери красной ягоды, Лёнька её любит, – завелась баба Тося, пришепётывая из-за недостатка зубов.
Стас задумался, может ли эта ведьма Любка оказаться уже знакомой городской колдуньей.
– Баба Тося, а где сейчас ваши близкие: мама, сестра, ведьма Любка и дрянь Улька? – спросил он.
– Никого сейчас нет. Мамонька-то нам не сродная, она нас с Женькой приветила и воспитала, когда ей лет было больше, чем мне сейчас. Померла сразу, как Женька партейной стала да убежала куда-то. Свою Любку она в подоле принесла, на меня кинула. Потом и Любка убегла, свой приблуд, Ульку, кинула незнамо где.
Стас ощутил, как у него при свете дня, за богато накрытым столом в чистой избе, шевельнулись волоски на руках.
– Баба Тося, не обо всех сразу. Начнём по порядку: где ваша мамонька, которая померла?
– Да не знаю. Лежала мёртвая на кровати, сохла, сохла… Да и высохла, видать, вся.
– Так… Про Женьку вы ничего не знаете… Известна только Любка. Где она?
– Да я ж говорю, что не знаю.
– А как тогда она и мамонька с вами говорят? Как помогают?
– Ну вот… говорят и помогают. Не запрещать же им?
– А Улька почему не помогает?
– Так она ж дрянь! Из-под хвоста дьявола упала! Я её и видела-то один раз. Карточку свою оставила. Но мне не нужно, чтобы она на меня зенки свои бесстыжие да кровожадные таращила. Я и изничтожила её. Карточку, не Ульку. Ульку-то сам сатана не возьмёт.
Стас непроизвольно обернулся к портретам. Чёрт подери, они все, скосив глаза, смотрели на него! Под усами Лёньки даже причудилась одобрительная усмешка. Стас зажмурился, снова посмотрел. Портреты по-прежнему разглядывали его. Он поднялся и подошёл к ним вплотную. И глаза на фотографиях приняли обычное положение для прямого взгляда.
Ну дела! Но ради Олечки он должен вытерпеть всё, даже этот маразм.
Стас вернулся к столу и продолжил пытать бабку. Так продолжалось до темноты. Стас дал ей денег и ушёл, оставив открытыми дверь и ворота.
Шагая по улице, он попытался свести всё к общему знаменателю. С мамонькой и племянницей Любкой всё ясно – они ведьмы. С сестрой Женькой – тоже. Стас одобрительно подумал о ней. Лучше партейность, чем дурдом, хотя неизвестно, что случилось с Женькой. А вот внучка Улька… Оказалось, её привезла к бабе Тосе какая-то женщина, рассказала, что девчонку сначала нашли на улице, а потом она стала кочевать по семьям. И в каждой из них умерли дети. Ребятишки этой женщины тоже погибли, кроме одного. Дрянь Улька сбежала от бабки, и мамонька с Любкой запретили ей искать. Мол, девчонка питается чужими жизнями. Случится нечто страшное, если она сгубит «корень» рода – отыщет прабабку или мать.
И похоже, что дрянь отыскала одну из них – городскую ведьму Любовь. И зовут сейчас эту дрянь не Улька, а Ольга.
Стас простонал от горя. Пожалуй, только ему удалось бы разделить мышление и душу. Он, старый служака, убийца многих дряней, привык к такому. Но как же больно… А память подсовывала факт за фактом. Ольга и в самом деле соткала любовь к ней из самого чистого и нежного, что хранилось в сердце Стаса. Солнышко, ручеёк… малышка… У него не было детей. Этот удар оказался самым страшным. Но, как когда-то с разрубленным черепом, он не позволил боли взять верх над долгом.
Ведьма отправила его именно за этим – за выбором по совести. Для колдуний невозможно убить единокровца. А он сможет?
Стас вдруг ткнулся лбом во внезапно вставшую перед ним преграду. Это была дверь. И он распахнул её.
В доме горел обычный свет – всего лишь светильники, никакого багреца. О в ноздри вполз железистый запах. Стас учуял бы его и среди благовоний, и среди смрада. Кто здесь истёк кровью, тоже стало ясно.
На полу возле шкафов лежала Любовь с тяжелейшей смертельной раной от подбородка до низа живота. Такой же раной, как у Петьки. Только нанёс её не извращенец, а родная дочь колдуньи.
Стас склонился над женщиной. Кровь запузырилась на её губах, и он услышал:
– Это она… вас… на дороге…
– Знаю.
– Ты не выйдешь… отсюда… если…
– Если что?
– Если… не при… мешь… род… ство…
– Родство с тобой, твоим ведьмовским родом?
– Да…
Стас опустил голову в раздумьях. Оказывается, ведьма была права даже в том, что и ему придётся быть причастным к колдовству. И он это сделает, чтобы зачистить любую дрянь, которая губит людей. Вся жизнь готовила его к этому.
– Как это сделать?
Ведьма из последних сил движением глаз указала ему куда-то под стол.
Стас посмотрел: там постепенно, как в кино, появлялся из воздуха узелок. Видимо, в нём был прах «мамоньки». Его действие Стас уже видел. Ну что ж… Теперь это его судьба. Он вытащил узелок. Ещё нужно бы оказать почести ведьме, которая пошла на заведомую смерть, но не смогла поднять руку на своего ребёнка. Похоронить её по-человечески.
Но когда он обернулся, на полу уже никого не было. Только кружились чёрные хлопья, таявшие в свете электричества…
– Берегись, тварь! – вымолвил угрожающе Стас сквозь зубы.
Он надеялся, что Улька-Ольга услышит его.
Родство
Часть вторая
Перед тем, как дать Ольге отвар ведьмы, Стас понюхал его и попробовал. Он отдал двадцать тысяч за обычную валерианку! Вот мошенница! Однако любимая сразу же заснула. А ведь иногда её не брали даже лекарства, которые когда-то Стас принимал сам от хронической бессонницы и болей. Значит, в отваре ещё что-то есть.
Стас позвонил двум людям, которые ему были обязаны жизнью. Один сразу согласился съездить с ним в бабе Тосе, то бишь Антонине Горшковой. Другой попросил его подъехать к одному НИИ.
Стас отлил несколько капель из бутылочки в пробирку из сейфа. Оделся и перед уходом глянул на Ольгу. Любимая спала сном младенца, наевшегося каши. Её обычно бледная кожа порозовела, дыхание сделалось глубоким и ритмичным. Сердце Стаса, как обычно, сдавила мягкая лапа нежности. Он, не дожидаясь нестерпимого жара внизу живота, который обычно следовал за нежностью, оделся и спустился к машине. По ночному шоссе он уже через сорок минут оказался около НИИ. Передал пробирку знакомому, договорился о звонке насчёт результатов и вернулся домой.
Сборы заняли не так уж мало времени – отвык за два года от дисциплины и того, что всё всегда должно быть под рукой. А потом навалились тяжкие думы. Прав ли он, оставляя свою малышку дома? Если верить ведьме, то это был оптимальный вариант. Но он привык не доверять никому, даже самому себе. Человек слаб и беззащитен по своей сути. Ему ли это не знать. И сегодняшнее его видение подтверждает это.
Ох, если бы не случай в лифте, он ни за что бы не отправился к этой Любови. Вылечил бы Олечку у лучших специалистов. Переехал бы с ней, в конце концов, куда-нибудь подальше. Но сломавшийся лифтовой механизм в новом доме… Если бы они спускались не с четвёртого этажа, наверняка погибли бы.
Значит, решено: если в отваре нет вредных алкалоидов или других химсоединений, ведьма не желала зла, просто пыталась разгрузить нервную систему Ольги. Если это не так… Придётся нанести ей ещё один визит. Она не скроется.
Звонок от знакомого из НИИ прозвучал довольно скоро:
– Чистейший отвар валерианы! Похоже, на дистиллированной воде, ибо нет никаких примесей. Стас, в чём дело?
– Простая проверка, друг. Ты уверен, что отвар не принесёт вреда моей девушке? Это точно валериана, а не какие-нибудь изомеры?
– Непонятные слова говоришь, да? Обидеть хочешь, да? – стал ёрничать его собеседник. – Говорю тебе, что всё в порядке. Сам выпил остаток, зевота рвёт рот, спать хочу. Бывай.
Ладно, так и быть. Ольге отвар на пользу. Молниеносный его эффект может свидетельствовать о том, что сырьё первоклассное, а не такое, как на производстве лекарств.
Стас сделал ещё несколько ночных звонков верным людям в разных структурах, которые объединяла лишь круглосуточная связь. Начертил схемки. Они не сложились в одну картину. Но он к ним ещё вернётся.
Утреннее расставание с малышкой было тяжёлым. Стас сделал всё, чтобы она не расстраивалась, а ждала его с лёгким сердцем.
В чужой машине он вытащил все схемы, изложил Михаилу, ныне напарнику, чем они будут заниматься:
– Едем в соседний Голотвинский район, село Мшанку. К восьмидесятидевятилетней бабке. Не улыбайся. Да, это не прежние наши забавы. Мы должны вытянуть из неё подноготную семьи, как говорится, до седьмого колена. Поговорить с местными, особенно по поводу переноса кладбища на другое место.
– Под прикрытием?
– Нет. Не может быть никакого прикрытия. Это, брат, не уголовка. Это хуже – ведьмовство.
Михаил не выдержал и захохотал.
Стас смолчал. Он бы и сам засмеялся над собой, если бы смог. Потом сказал:
– А теперь помоги мне обдумать следующее. Я узнал всё от нашего сверчка в Минздраве и по каналам МВД. Слушай внимательно. На мою девушку шесть раз было совершено покушение. Вот данные Больницы скорой медицинской помощи: острое отравление, больная Чуднова Ольга скончалась. Похоронена за счёт государства как не имеющая родственников. ДТП, Несмелова Ольга скончалась. Родственников не нашли. Отравление угарным газом, Совиных Ольга скончалась. Безродная. Изнасилование, удушение – Сакулина Ольга скончалась. Кремирована за счёт неизвестного лица. Ножевое ранение в подземном переходе — Голубева Ольга скончалась. Захоронена за счёт государства. После падения лифта в шахту в больнице скончались Таюрский Станислав и Молчан Ольга.
– И что?
– Посмотри на даты. В эти же дни пострадала от тех же самых причин моя Ольга. Но она жива! Получается, что вместо неё умер кто-то другой.
– Да, круто! Везёт же твоей Ольге, – вполне серьёзно заметил Михаил.
– А вместо меня и неё ушли из жизни какие-то Таюрский и Молчан. Кремированы за счёт неизвестного лица.
– Ну поздравляю! Круто же! Возьми в компанию, хочу жить вечно, – усмехнулся напарник.
– Что ты сказал? Жить вечно? Ладно, это вовсе какая-то фантастика.
– Ведьмовство, всякая магия – та же самая фантастика. В реальной жизни это простое везение. Вспомни, мы с тобой оставались живы благодаря случаю, врачам, своей носорожьей шкуре, – ответил Михаил.
– У моей Олечки нет носорожьей шкуры. Не было матери, отца. Только та бабка, к которой мы едем. Но и она виделась с внучкой один раз.
– Ну-ка, расскажи мне о ней, – вроде бы равнодушно попросил друг, но Стас-то знал цену этому показному безразличию.
– О ней можно рассказывать весь день… – начал Стас и замолчал.
–Ууу, – прогудел насмешливо Михаил. – Влюблён, как лягушка в болото.
– Ладно. Слушай: её нашли на перекрёстке. Через три года вернули туда же. В семь лет повторилось то же самое. В пятнадцать приёмные родители отыскали эту бабку. Но Олечку назад не повезли, отправили в город учиться. Я так и вижу, как она стояла одна у полуразрушенной будки, где раз в день останавливается маршрутка их дальних сёл.
– Знаешь, что я тебе скажу? Такое бывает, когда ребёнок выпал из-под хвоста дьявола.
– Что?! – крикнул Стас. – Думай, что говоришь. А то ведь я тебе по старой дружбе-то морду набью.
– Ты не горячись, так в народе говорят о трудновоспитуемых. Рассуждай логически: от девчонки отказывались всякий раз не просто так, а по причине. Может, крала, может, ещё что-то творила… Других детей била, в конце концов. Такие очень хитры и изворотливы, могут выдумать амнезию, мол, ничего не помню. Это сразу снимает ответственность за поступки, мешает найти бывших родителей и узнать правду. Или, что более вероятно, она сама сбегала. И снова – ничего не помню, не понимаю. Это поведение социопатки.
– Ольга ничего не рассказывала ни о кражах, ни о чём-нибудь другом… Она любила приёмные семьи.
– Послушайте, Станислав Летунов, вы капитан ГРУ в отставке или воспитатель ясельной группы? Как можно верить девице с такими странностями?
– Ты со своей-то дочей не равняй, – огрызнулся Стас.
ؘ– Да, моя роднуля – настоящая курва, вся в мать. Лентяйка, шлюшка и, похоже, наркоманка. Но ничего, ещё не вечер. Выдам замуж, как закончит учёбу. Одному мне с дочей и её мамой не совладать.
– Разбаловал.
– Просто слепо любил, как вот ты сейчас свою Ольгу. Мы дома-то сколько дней в году бывали? Вечные командировки, базы, лагеря, война, кровь… Приедешь и не знаешь, как наглядеться… Может, другого возвращения уже не будет…
Мужчины замолчали.
Осенняя непогода оказалась как раз под настроение. Подул ветер, понёс пыль с полей. А потом сыпанул мелкий дождь, который осел на стёклах брызгами слёз умиравшей природы.
– Какая у тебя версия-то? – спросил Михаил.
– Ольгина мать жива. И, похоже, одержима желанием свести мою малышку с ума или, как вариант, подтолкнуть к самоубийству. Ты на дорогу гляди, не на меня. Я не чокнулся, в полном здравии, – заметил Стас.
– Я-то зачем тебе понадобился? Давай догадаюсь: ты подозреваешь, что мать действует не одна? Так ведь? Одной ей не провернуть дельце со столькими смертями, скрутить их в клубок с такими противоречиями и совпадениями. Однако скажи: почему она сразу не убила ребёнка? – спросил Михаил.
– Думаю, дело связано с каким-то наследством… или наследием. Врагам удобнее видеть Ольгу в дурке, чем в гробу, – ответил Стас. – И я точно знаю, что концы нужно искать в Мшанке.
– «Точно знаю», – передразнил Михаил. – Что именно знаешь? Поделись.
Увы, Стас не мог поделиться тем, что так велела ему ведьма.
И тут с машиной что-то случилось. Глухо хлопнуло под днищем, дёрнуло в сторону. Михаил не успел выматериться, как они полетели в кювет.
Первым очнулся Стас, вытер ладонью кровь с лица, толкнул в плечо напарника:
– Эй, Миха, жив?
Михаил простонал.
– Сейчас… сейчас я вытащу тебя, друг… Ты держись, паря, держись…
Это смешное слово «паря» он узнал, когда впервые приехал на тренировочную базу. Оно означало «хороший, но дурак» и присваивалось новичкам. Ввёл его в лексикон как раз Михаил, который когда-то приехал из Сибири. Он был старше всех, он и обучал курсантов всему. Кто ж знал, что даже на территории своей страны секретная база не защищена от диверсии. И Стас, сам раненый, тащил своего инструктора под чёрным дымом и среди взрывов боеприпасов, повторяя: «Ты держись, паря, держись…» А через некоторое время отомстил за него и погибших товарищей. Не без помощи данных разведки, конечно. Но сам отправил на тот свет и «руки», и «голову». Исполнителя и руководителя.
Старая рана взрезала череп болью, но Стасу удалось вытянуть напарника… прямо в ночь. Хотя выехали они утром.
Эта ночь закончилась, когда сквозь ресницы проник багровый приглушённый свет. Стас пошевелил руками-ногами. Вроде жив? Тут же вспомнил о Михаиле и попытался подняться. Но чудовищная боль снова опрокинула его.
Однако рядом были люди. Кто-то стонал, кто-то шептал. Стас неимоверным усилием чуть повернул голову. На топчане напротив него лежал Михаил. Женщина в чёрном молилась и касалась его тела то в области живота, то у сердца, то лба каким-то предметом.
Стас попытался сморгнуть то ли сукровицу, то ли пот. Но не получилось. Он попробовал дотянуться до лица рукой. К счастью, с ней оказалось всё в порядке, и Стас смог утереть глаза и разглядеть берцовую кость человека в руках женщины. Раздались глуховатые мелодичные звуки, и в его мозгу моментально сложилась мозаика: багровое освещение, бой часов, чёрная одеяние… Он снова в логове ведьмы! Что эта тварь делает с его другом?!
Ведьма выпрямилась со словами:
– Я всего лишь пытаюсь вернуть его к жизни. Сейчас ты увидишь кое-что неприятное… но без него никак. Вытерпи, дай шанс человеку, которого ты вверг в своё сумасбродство, потащил с собой в Мшанку.
– Ты? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнёс Стас. – Как мы здесь…
– Не только время, но и пространство – не самая правильная вещь в мире. Если хочешь видеть товарища живым – вытерпи всё, что увидишь, – ответила ведьма.
Стас стиснул зубы, напрягся, пытаясь встать и сжать пальцы на горле ведьмы. Не шарлатанки, не мошенницы… Просто твари, которой удаётся грубо вмешаться в жизнь людей. Но его снова свалил приступ чудовищной боли.
Ведьма с красивым, но противоестественным её сути именем Любовь подошла к столу, взяла плошку, нож…
Стас замер, его прошибло потом: неужто она собирается убить его и Михаила?
Но нет, она вышла, и за дверью сначала послышалось краткое блеянье козы, а потом кудахтанье петуха. Ведьма вошла с плошкой крови, поставила её на стол и резанула себя по ладони. Сжала пальцы, помогая багровой струйке быстрее стечь в плошку. Затем, кропя пол красными горошинами, направилась к невысокому постаменту с каким-то узелком. Развязала его окровавленными руками, зачерпнула нечто вроде земли, прошептала:
– Прости, дорогой прах. Я знаю, ты была бы не против помочь человеку.
Стас сквозь приступы давящей боли разглядел осколок лобной кости в остатках земли.
Любовь смешала всё в чаше и запричитала гортанным голосом что-то непонятное. Потом затихла, уставившись в одну точку.
Стас подумал, что он бредит: над серединой пола закружились чёрные хлопья, и из них поднялась фигура, точь-в-точь напоминающая всем известный символ: скелет в плаще и с косой. Ведьма преклонила колени и протянула плошку. Скелет приял её костлявой рукой, подержал и вернул ведьме.
«Смерть не приняла жертву? Значит, Михаил умрёт?» – подумал Стас и зажмурился от невыносимых страданий, которые известны лишь тому, кто терял близкого человека по своей вине.
Когда он открыл глаза, Смерти уже в комнате не было. В плошке пылало золотистое пламя. Любовь подошла к раненому (или мёртвому?) Михаилу и вылила огонь ему в открытый чёрный рот. Друг закашлялся и вздохнул.
– Он будет жить? – прошептал пересохшими губами Стас, даже не надеясь, что ведьма услышит его.
– Будет, – откликнулась ведьма. – Но только до той поры, пока не кончится прах в этом узле.
И она осторожно завернула останки.
– Но это случится нескоро, – продолжила она. – Я использую его только в исключительных случаях.
Стас задал далеко не главный вопрос:
– А вы не боитесь вот так запросто общаться со Смертью?
Ведьма тихо рассмеялась:
– Ты увидел Смерть? Поди, так, как её изображают: в плаще и с косой? Нет, уверяю тебя, это сущность гораздо, гораздо более страшная… и опасная.
– А чьи останки в узелке?
Но ведьме, видимо, уже надоели вопросы. Или последний причинил ей настоящую боль.
– Может, это твой будущий прах.
И она поглядела на него полыхнувшими багрецом глазами.
– Простите… – прошептал, а может, только подумал Стас.
– Поднимайся и иди в Мшанку. Там ты узнаешь всё. А потом поступай, как велит тебе совесть.
– А почему вы не можете мне рассказать то, что я узнаю в селе? Вам точно это известно, – возразил Стас.
– Ты должен пройти свой путь, – ответила Любовь и почти выкрикнула: – Иди!
***
Родство
Часть первая
Стас распахнул перед Ольгой калитку без запора и сказал:
– Ну что, малышка, заходим?
Девушка подняла на него глаза, казавшиеся огромными в ночных тенях и свете ближайшего фонаря, и кивнула.
– Странно. Живёт твоя ведьма на отшибе, а никого не остерегается. Даже собаки нет, – удивился Стас.
Ольга приложила к губам тонкий пальчик и шепнула:
– Тихо… Я же просила…
Мужчина только вздохнул. Да, любимая что-то такое говорила: прийти на своих двоих, не разговаривать, не шуметь. Он отнёсся ко всему как к чудачеству, но ради Олечки был готов ещё и не на такое.
Чахлый свет фонаря дотягивался только до начала плиточной дорожки, бликовал на уцелевших листьях сирени, а дальше начинался полный мрак. Остро пахло осенней прелью, сырой землёй и влагой, будто рядом находилась река или ручей.
Стас первым шагнул в темноту.
Подул мягкий для осени ветерок, и в шорохе листьев, похожих на жестяные, ему послышалось: «Тишше… тишше…».
Но позади раздалось прерывистое дыхание Олечки, и Стас перестал прислушиваться и оглядываться. Скорее уж закончить здесь все дела и забрать любимую домой. Сварить ей какао, накрыть двумя пледами, заслонить собой от осени, ведьм, всего остального. Чтобы остались в мире только они… И ветки не цепляли волосы и куртку, не касались щеки сухими листьями, и Ольга не тряслась при каждом их прикосновении. И были бы только домашний уют, тепло и запахи любимой, нежные ласки, тихое счастье.
Дорожка и шероховатая стена высоких кустов оборвались маленьким двориком, выложенным всё такими же плитками. Перед Стасом и Ольгой оказался довольно большой дом. Все его окна были темны. Только одно уставилось на них красным светом. «Точно глаз разъярённого циклопа», – подумал Стас.
Они взошли на высокое крыльцо, и Ольга постучала три раза. Тишина. Стас обозлился – договаривались же! – и бухнул кулаком о металлическую поверхность.
В тот же миг темнота за их спинами словно ожила, взметнулась злым, холодным ветром, пахнула могильным тленом. Ольга повисла на плече Стаса и затряслась так сильно, что застучала зубами. Ему и самому стало не по себе. Он многое видывал в жизни, не один раз был лицом к лицу со смертью, но вот такое – замешательство на пустом месте – ощутил впервые.
Замок щёлкнул, и дверь медленно приоткрылась. Стас шагнул вперёд и почти втащил за собой девушку. В прихожей она укоризненно посмотрела на него, мол, просила же не шуметь. А ему бросилось в глаза громадное, в полстены, зеркало, затянутое тёмной материей. Здесь что, кто-то недавно умер? Встревожил и красный свет, лившийся из двери, которая вела в комнату. Какой-то странный, точно не от лампы, абажура или огня в камине, а из адовых глубин.
Стас снова взял инициативу на себя, сжал Ольгины хрупкие пальчики и повёл в комнату.
Во дела-то! Ожидалось ведьмино логово со всеми прибамбасами: черепами, свечами, колдовскими книгами, пучками трав, короче, со всем, о чём обычно рассказывают люди, увлечённые магией. А здесь – высокие, до потолка, шкафы из тёмного дерева, большой стол под чёрной материей, стул и несколько кресел. Справа раздались глуховатые, но мелодичные звуки. Гости странного дома повернули головы. Это пробили три часа ночи напольные часы. Как такое могло случиться? Они приехали в посёлок около двенадцати, без труда нашли дом. Топтание возле калитки и входной двери заняло максимум пять минут. Стало быть, сейчас всего лишь четверть первого, не больше.
Стас глянул на свои часы. Они особенные, их подарил инструктор с базы, где несколько лет назад Стас прошёл обучение и весьма отличился. Так вот, в этих часах можно было погружаться на большую глубину без всякого вреда для механизма. А сейчас большое стекло покрылось испариной изнутри. Стас тряхнул рукой – стрелки встали. Причём испортилась и электронная часть. На дисплее застыли какие-то символы. Но удивляться этому и страдать по порче часов не время. Он здесь, чтобы защитить свою девушку и помочь ей.
– Зачем вы пришли? – прозвучал низкий, с хрипотцой голос.
Вошедшие посмотрели на звук. За столом сидела женщина в чёрном. И когда она только успела появиться? Главное – откуда? Три стены занимали шкафы.
Олечка промолчала, не в силах что-то сказать. Стас обнял её за плечи, но не объяснил цель визита, а сказал:
– Ваши часы неправильно показывают время.
– Время вообще одно из самых неправильных явлений в мире, – откликнулась ведьма и повторила вопрос: – Зачем пришли?
Ольга наконец-то отмерла и заговорила срывающимся голосом:
– Я хочу найти свою маму…
Стас ещё сильнее прижал её к себе. Ольга благодарно на него посмотрела и сказала уже увереннее:
– Хочу выяснить, почему в моей судьбе столько странностей. Почему меня несколько раз хотели убить. – В её голоске зазвенели слёзы. – Почему в могиле мамы люди обнаружили пустой гроб. Она жива? Где она?..
Сердце Стаса зашлось от любви к своей малышке и боли за неё. Он познакомился с ней только три месяца назад и сразу ощутил, что Ольга – единственный человек в его жизни. Главный человек.
Ведьма склонила голову к плечу, как бы с любопытством присматриваясь. Странно, что её лицо было невозможно разглядеть и понять, какая она: миловидная или уродина, пожилая или молодая. Вся её фигура была окутана тёмными тенями с багровыми бликами света, источник которого тоже не был виден.
– Садитесь, – она указала рукой на кресла и велела Ольге: – Рассказывай.
Стасу не понравилось, что ему придётся оторваться от своей малышки, но Ольга ласково провела по его руке холодными пальчиками, мол, всё хорошо.
– Вся моя жизнь – череда несчастий и одиночества… – начала она, вытащив на всякий случай носовой платок из кармана. – Как сказала нянечка из Дома малютки, которую я давно отыскала, меня нашли люди зимой на перекрёстке. Они и усыновили. Потом вдруг что-то случилось, и я, трёхлетняя, снова оказалась на перекрёстке, но уже в другом городе. Несколько лет посчастливилось жить в хорошей семье. Я её до сих пор помню. А вот как потом в семь лет очутилась на другом пересечении дорог, в безлюдном месте между сёлами, не помню. Потом были детприёмник, детдом, и снова передышка в многодетной фермерской семье. Мама, папа, братья и сёстры, школа, домашняя тяжёлая работа… Но я просыпалась по ночам в страхе: вдруг всё это кончилось? Приёмные родители тайком стали разыскивать мою настоящую мать.
Ольге всё же пришлось вытереть слёзы.
Стас подскочил и сказал:
– Хватит, Оля. Не рви себе душу.
А потом обратился к ведьме:
– Короче, вы можете помочь девочке? Не как в полиции, а своими какими-нибудь способами? Видите же – человек на грани. Я заплачу.
– Конечно, расплачиваться придётся тебе… Любишь её? – усмехнулась ведьма.
– Люблю больше жизни… – начал Стас, но ведьма прервала его взмахом руки.
– Продолжай, – велела она Ольге.
– Приёмные родители отыскали след моей настоящей мамы. И мы вместе приехали в одно село. Там жила старушка, родная сестра моей покойной бабушки. Она рассказала, что мама однажды приползла к ней… – Ольга шмыгнула носом, сглотнула слёзы. – Буквально приползла, раненая… Старушка, баба Тося, нашла её в огороде… Мама умерла у неё на руках, даже фельдшер не успела прибежать. Её похоронили. Через год в половодье подмыло берег реки, на котором находилось кладбище. Когда вода схлынула, гробы и останки стали переносить в другое место. В маминой разрушенной могиле гроб оказался пустым. Я думаю, она жива… И по-прежнему ненавидит меня. Или находится в плену у людей, которые меня ненавидят за что-то…
– Сказки! В жизни не слышала такой ерунды, – сказала ведьма.
– Это правда! – воскликнула Ольга и заторопилась доказать: – Я закончила девять классов, уехала в город учиться на бухгалтера. И сразу же началось… Сначала отравление… Чудом выжила. Потом маршрутка попала в ДТП. Мне повезло чуть больше, чем другим. Потом случился пожар в общаге. Пожарные нашли меня на лестнице, а в больнице еле откачали. В подземном переходе напали… В подъезде ножом пырнули… И так все три года…
Ольга расплакалась, а ведьма откровенно хохотнула:
– Понятно, тебе сейчас просто везёт. Но что мешало твоей матери или каким-то мифическим людям прикончить тебя раньше, когда ты была беспомощным ребёнком?
– Убить малыша – это далеко не то же, что убить взрослого человека… Поэтому я думаю, что всякий раз это была моя мать, – сказала Ольга с таким отчаянием, что Стас не выдержал.
Он подошёл к столу ведьмы, опёрся о него сжатыми кулаками и сказал, еле сдерживаясь, чтобы не врезать ведьме или, если уж Ольга так в этой мошеннице нуждается, хотя бы треснуть по столу:
– Не верите? Понятно. Для вас трагедия человека – пустые слова. А если я хорошо заплачу? Не сомневайтесь, деньги у меня есть.
– Не сомневаюсь, что у тебя и деньги есть, и отвага, и сила. Ума только маловато, — спокойно ответила ведьма и снова обратилась к Ольге: – От меня-то ты что хочешь?
– Помогите найти маму. Всё выяснить. И попросить её, чтобы отпустила меня… – прошептала Ольга, а потом продолжила, всё повышая голос: – Мне от неё ничего не нужно – ни любви, ни жалости… Раньше я даже хотела добровольно отдать ей свою жизнь, раз уже она этого добивалась. А теперь – нет! Хочу прожить со Стасом всю жизнь, родить и воспитать детей. И своего будущего я ей не отдам!
– Люди, которые так думают, в магии не нуждаются, – с сарказмом заметила ведьма. – Тем более, если у них такие помощники. Откуда про меня узнала? Говори честно.
– Честно? Не помню, если честно… В голове всё смешалось. Но многие, не один человек, посоветовали – иди к Любови. Сильнее её нет. Дали телефон. Предупредили: если тебе судьба получить от неё помощь, по телефону ответят. Вы мне сразу ответили. А кто-то так и не дозвонился… – ответила Ольга.
Она выглядела такой усталой, будто из неё выпили жизнь. И потерянной, и одинокой… Как котёнок, которого выбросили на улицу.
У Стаса в который раз кончилось терпение.
– Сколько? – коротко спросил он.
И теперь он уже не казался влюблённым увальнем. Теперь он был самим собой. И всем стоило остерегаться, чтобы не оказаться у него на пути.
– Немного, – всё так же спокойно ответила ведьма, явно оценившая такое преображение Стаса. – Только за успокоительный отвар для неё. – Она кивнула на Ольгу. – Ты сделаешь остальное сам. И рубленая рана головы не помешает.
Стас даже бровью не повёл. В магию он не верил от слова «совсем». И если ей известно про его ранение, значит, у этой Любови широкая агентурная сеть, звенья которой можно обнаружить даже там, куда не под силу дотянуться обычным людям.
Ведьма опустила руку ниже столешницы и тут же вытащила её с бутылочкой из тёмного стекла.
– Это пока твоя защита от мира, – сказала она Ольге. – Живи спокойно, ничего с тобой не случится. Тебе же, – ведьма глянула на Стаса, – предстоит отправиться к бабе Тосе, Антонине Горшковой. Да не медли, она вот-вот помрёт. С тебя двадцать тысяч.
– Я бы и за половину согласился денёк поработать ведьмой, – попытался пошутить Стас, доставая из бумажника купюры.
– Кто знает, может и придётся, – ответила ведьма. – Когда будешь выходить, сними покрывало с зеркала. Это для тебя, чтобы ты перестал считать магию мошенничеством.
Стас глянул на неё и улыбнулся. Ну конечно же, для него уже подготовлен какой-нибудь фокус, к примеру, появление в зеркале умерших родителей, погибших товарищей. Или, в конце концов, первый сексуальный опыт. Знаем, проходили.
Он взял бутылочку, бережно опустил её во внутренний карман, подхватил Ольгу и вышел из комнаты, в которой тотчас погас свет.
«Ну вот, киносеанс, как и предполагалось», – снова усмехнулся Стас.
Однако в полной темноте он определил, где покрывало, и сдёрнул его. Стаса обучали по этой части, и наукой он овладел на уровне автоматизма.
И в тот же миг оцепенел от того, что увидел.
Такого просто не могло быть! Про этот момент из последнего задания не знал никто, потому что не осталось живых свидетелей.
Ему и однокурснику по Академии, сослуживцу и задушевному другу, предстояло устранить одного из руководителей запрещённой во всём мире организации. Главарь бандитов имел порок, страсть к кое-кому. За это непотребство его зачистили бы свои же ортодоксы-правоверные. Однако благодаря аятолле Хомейни и влиянию США непотребство давным-давно, ещё в прошлом веке, перестало быть таковым в обществе. А что особенного, если человек добровольно принимает обязанности женщин, положенные шариатом. Зато убийство главаря однозначно сочтут местью своих же, стоящих за чистоту веры. Отсюда неизбежен раскол среди горячих мусульман. Двойная выгода.
И ряженые Стас с Петькой, полиглотом, востоковедом, культурологом и по совместительству капитаном ГРУ, должны были сделать всё, чтобы проникнуть в покои главаря. Они и сделали: Стас – сутенёр, Петька – красивый, как гурия, транс – предстали перед жестоким бандитом и палачом. Но кто знал, что у международного преступника сорвёт крышу, и он сразу же, сходу, распорет мечом-зульфикаром Петьку от горла донизу? А у них с собой ничего не было, кроме шёлковых шнурков на одежде. Они полагались на силу своих рук…
Второй замах зульфикара почти скальпировал Стаса и снёс ему часть черепа. Тогда Стасу пришлось действовать в беспросветной багровой мгле. Руки его до сих пор помнили хруст шейных позвонков бандита и треск вырываемого кадыка. Потом он пополз к окну, вокруг которого стараниями своих людей не оказалось никого…
Полгода Стас провёл в госпиталях и больницах. Он решил, наконец, задачу – почему никто из охраны не ворвался в комнату, где слышалась борьба и звуки смерти. Охрана и слуги знали настоящую страсть главаря: он просто любил проливать кровь своими руками.
И всё это в деталях увидел Стас в зеркале.
Он очнулся только тогда, когда Олечка потерлась лбом о его плечо.
Они вышли, миновали два-три дома.
И тут Стас сказал:
– Малышка, постой здесь, я ещё раз гляну на ведьмин дом. Не бойся, заходить не стану. Это всего три минутки. Подойди ближе к забору.
Но Ольга вцепилась ему в руку.
«Переволновалась, зайка», – подумал Стас.
И они пошли вместе. Однако знакомого забора с калиткой без запора не увидели.
– Ведьмин дом исчез, – чуть не заплакала Ольга.
– Ну и хорошо. Это значит, теперь мы снова стали сами собой.
– Это как?
– Видишь ли, малышка, с древности люди обладают умением внушать, создавать иллюзии. А в наше время по этой части вообще бомбические технологии.
– Не поняла, – с интересом сказала Ольга.
Стас порадовался, что она успокоилась, сжал её руку и продолжил рассказывать:
– Слышала про цыганскую петлю? Цыгане издревле матера по части внушения. Некоторых прямо с хода гипнотизируют. Так вот, эта петля – полное лишение человека воли, подчинение себе.
– А ты умеешь внушать? – неожиданно спросила Ольга.
Стас засмеялся:
– Кое-что умею. Вот сейчас внушаю тебе, как хорошо было бы закутаться в пледы, полежать, обнявшись…
Последние слова он прошептал девушке в ухо. Ольга притворно рассердилась, стукнула его по носу и засмеялась.
«Смех, как звон ручейка. Сладкого прохладного ручейка, который льётся в мою обожжённую душу», – пришла ему в голову мысль.
– Расскажи, что ты видел в зеркале, – снова неожиданно потребовала Ольга. – Я вот ничего не увидела, потому что было темно. А ты так напрягся, прямо закаменел весь. Я почувствовала, что тебе больно. И ещё что ты на кого-то так обозлился, что готов убить.
– Войну я видел, любимая. Войну и врага.
– Как такое могло случиться-то? Ты видел, а я – нет.
– Наверное, ведьма Любовь мастерски умеет обращаться с сознанием. Она просто вытянула из меня самое страшное из того, что когда-либо со мной произошло. Создала иллюзию из моих же скрытых воспоминаний.
Ольга замолчала, потом неуверенно произнесла:
– Она не захотела, чтобы я её увидела, вот и спряталась за иллюзиями. Сейчас даже не могу сказать, какая она.
– Верно, малышка. И я её толком не разглядел, хоть и стоял очень близко. Вон и моя машина. Нам пора домой в наш рай.
***
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi