В школе, когда я учился в классе в шестом или седьмом, сейчас не помню, пришла к нам новая учительница русского языка и литературы. Молоденькая, только с института. И конечно же, все парни класса в неё сразу же влюбились. Кто-то приносил ей тайком к общежитию цветы (мы так и не узнали кто), кто- то резко начал учить правила и читать книги школьной программы, чтобы заслужить её одобрение. Кто-то пару раз даже дрался за школой, доказывая оппоненту, кто более достоин её внимания. Я, ввиду своей хилости и крайней малорослости вплоть до одинадцатого класса, в драки за даму сердца не вступал. Я пошел другим путём.
- Она же учитель русского языка и литературы,- думал я,- а значит наверняка любит читать книги. А какие книги читают женщины? Правильно- про любовь. А что у нас про любовь? Правильно-стихи!
На две недели я оккупирровал школьную библиотеку, потому, что, хоть у нас в семье и любили читать, но в родительской библиотеке места стихам, почему-то, не нашлось. Может потому и по сию пору к стихотворным произведениям я холоден, хотя читать люблю. Я перечитал всего Леромонтова, Пушкина, Гумилева, добрался до Блока и Ахматовой. И, к концу второй недели я создал, как мне тогда казалось, шедевр. Я представлял себя почти что Александром Сергеевичем. Я даже ходить стал как-то манерно, смотрел с "некой поволокою в глазах", вел себя несколько отстраненно, "витал в думах", всё это, конечно, в меру тогдашенего моего разуменья. В повседневной речи стал употреблять обороты типа: "не соблаговолите ли вы", "ах, оставьте" и что-то еще такое. В общем вжился в роль пиита полностью. Настолько я влюбился в этот образ, что даже первичная цель- сразить наповал новую учительницу, отошла на второй план.
И вот, в один из дней, грезя славой нового Лермонтова, я положил красиво оформленный альбомный листок на стол той, что стала причиной моего преображения в поэта. Класс, как я помню, писал в этот день изложение. Я же, смотря как училка взяла мой листок и читает его, замерев ждал славы, ну или как минимум оваций. Но, она прочитав, положила листок на стол и начала что- то чиркать в нём. А затем, произошло то, что просто убило меня тогда (ну или поэта во мне).
-Ребята,- сказала русичка,- отвлекитесь на минуточку, сейчас мы на примере, ..хм, сочинения BoVeresa произведем разбор наиболее характерных орфографичесских и грамматических ошибок.
И принялась читать мои вирши! Это был сущий кошмар. Если одноклассники поняли только, что я выпендрился и посвятил стихи училке, и это вызвало у них максимум ухмылку или дружеское подтрунивание,то одноклассницы, эти вечне язвы и насмешницы, хохотали так, что у некоторых случалась истерика с катанием по полу. А еще и русичка эта- выделяла интонацией наиболее смешные для неё места, вызывая новые приступы гомерического хохота. Столько лет прошло, а я до сих пор краснею, вспоминая этот кошмар. Окончательно меня добил мой листок, который русичка передала мне по рядам. Текст на нём имел несколько исправлений красной ручкой и оценку в конце: 3/3. То есть за содержание- тройка и за ошибки тройка.Обиднее всего была первая тройка.
Я сидел в кабинете до конца урока, пунцовый, мокрый от пота, опустив голову и нахмурившись, ни с кем не разговаривая. На следующие два года в школе ко мне прилипла кличка "Поэт". Представляете, как я её ненавидел? И к изучению русского языка до конца учёбы я относился с большой прохладцей.