Продолжение поста «Первая отечественная жидкостная ракета: довоенный проект Сергея Королёва»
Отличная шутка про советскую ракету ГИРД-Х от @sigma.3He!
Отличная шутка про советскую ракету ГИРД-Х от @sigma.3He!
Первая советская жидкостная ракета «ГИРД-Х» взмыла в небо ещё в далёкие 1930-е годы. Первый пуск состоялся 25 ноября 1933 года в подмосковном Нахабине. Её созданием руководил Сергей Королёв — на тот момент начальник Группы изучения реактивного движения или ГИРД.
Началось всё с разработки Фридрихом Цандером и его первой бригадой ГИРД жидкостных двигателей ОР-2 и ОР-10. На базе «десятого» двигателя бригада начала проектирование ракеты «ГИРД-X» конструкции Цандера. Двигатель ОР-10 работал на жидком кислороде и этиловом спирте, развивал тягу 70 килограммов. Ракета на его базе по современным меркам получилась небольшой. Чуть длиннее 2 метров при массе менее 30 килограммов.
Цандер не дожил до старта своей ракеты. Проект реализовал его соратник по ГИРД Сергей Королёв. Во время первого пуска ракета достигла высоты около 80 м, затем круто отклонилась от вертикали и упала на расстоянии 150 м от места старта.
Это стало прорывным событием для Советской России. ГИРД стал разрабатывать более мощные ракетные двигатели и изделия на их основе. В 1936 году был создан жидкостной ОРМ-65. На его базе сконструировали крылатую ракету «212». Она совершила первый полёт 29 января 1939 года. Конструкторами ракеты и двигателя были Королёв и Глушко.
«212» имеет узнаваемые черты современной ракеты ракетной техники. Например, она стабилизировалась в трёх плоскостях, пролетала расстояние, на порядок превышающее все разрабатывавшиеся тогда неуправляемые ракетные снаряды.
Так что ГИРД-Х стал первым ракетным проектом Сергея Королёва. А модель «212» — подарила миру дуэт Сергея Королёва и Валентина Глушко, которым удалось запустить человека в космос.
Данная статья относится к Категории 💤 Эффекты ослабления творческой деятельности
«Несколько слов о профессоре Бааде. После окончания войны он вместе с ещё несколькими сотнями пленённых нашими войсками немецких атомщиков, ракетчиков, авиаконструкторов, приборостроителей попал в Советский Союз. Мы, как всегда, опоздали, все сливки сняли американцы, но и нам кое-что досталось - не первосортные специалисты, но люди знающие. Американцы сразу приспособили немцев к делу. Все знают руководителя лунного проекта «Аполлон» Вернера фон Брауна. А вот что отцом одного из лучших американских ракетных истребителей F 86 «Сэйбр», достойного противника МИГ-15 в Корейской войне, был тоже вывезенный из Германии инженер, в России мало кому известно.
Советские же конструкторы (может быть, за исключением ядерщиков) встретили немецких «гостей» нелюбезно, видели в них не помощников, а опасных конкурентов. А потому постарались при первой же возможности спровадить их подальше. Ракетчиков во главе с Гельмутом Герттрупом Королёв услал на остров Городомля на Селигере, а конструктора самолётов профессора Бааде Туполев отправил на поселение в небольшой городишко на берегу Московского моря. Официально так поступали из соображений секретности, чтобы они не выведывали наши тайны, а по существу и Королёв, иТуполев, иМясищев не знали, как им избавиться от навязанных сверху консультантов-помощников. К тому у них имелись все основания. Они лучше кого бы то ни было знали научный потенциал немцев и откровенно боялись их. Даже «сосланные» с глаз долой, они доставляли немало хлопот своими отчётами и конструкторскими предложениями. Разработанная группой Герттрупа баллистическая ракета на две головы превосходила первые королёвские проекты. Оно и понятно: Королёв только учился, а Герттруп имел за спиной опыт разработки ФАУ-2, Королеву пришлось попотеть, чтобы потопить в бесконечных экспертизах и рассмотрениях немецкие «глупости».
Нечто похожее происходило и с Бааде, он задумал свой вариант тяжёлого «европейского» бомбардировщика, во многом превосходившего и Ту-16, и ЗМ. Я не знаю деталей, мне запомнилась необычная компоновка двигателей на пилонах под крылом, как у «Боингов», а не по-нашему прижатых к фюзеляжу у основания крыла. ТуполевсМясищевым, забыв о конкуренции друг с другом, совместными усилиями замотали проект Бааде.
Все они - и наши, и уставшие от бесконечных препирательств с анонимными оппонентами немцы - вздохнули с облегчением, когда отец (Н.С. Хрущёв – Прим. И.Л. Викентьева) договорился с Аденауэром о возвращении военнопленных и интернированных в результате войны на родину. И Королёв, и Туполев с лёгким сердцем подписали заключение о том, что немецкие специалисты ни малейшей ценности для нас не представляют. Большинство «возвращенцев» транзитом через ГДР укатили на Запад, но кое-кто задержался. Осел в Восточной Германии и профессор Бааде. Теперь он решил бомбардировщик переделать в пассажирский самолёт.
Ульбрихт (руководитель ГДР – Прим. И.Л. Викентьева) его активно поддерживал, он мечтал производить в Германии современные реактивные лайнеры и продавать их Советскому Союзу. Не раз он подъезжал с этой идеей к отцу, но безрезультатно. Отец резонно считал, что всю начинку самолёта: двигатели, приборы - немцы захотят получать подешёвке у нас. Затем всё запакуют в фюзеляж собственного изготовления и втридорога продадут нам же. Затея Ульбрихта отцу представлялась нестоящей: у нас уже имелись свои пассажирские Ту, АНы, Илы. К чему нам ещё немецкий Бааде?
Ульбрихт не терял надежды. Он надеялся на ярмарке, показав свой самолёт в полете, уговорить отца. Но произошло несчастье. На подлете к Лейпцигу самолёт разбился, а его конструктор, не дожидаясь разбирательства, собрал вещи, усадил в машину семью и от греха подальше укатил за демаркационную линию, на Запад, тем самым похоронив все амбициозные планы Ульбрихта. Отец в душе радовался такому исходу. Не катастрофе, конечно, и не бегству Бааде, а тому, что отпала необходимость спорить с Ульбрихтом и, в конце концов, отказать ему».
Хрущёв С.Н., Никита Хрущёв: рождение сверхдержавы, М., «Время», 2010 г., с. 240-241.
В 1951-1953 годах немецкие специалисты были отправлены в ГДР.
Дополнительные материалы
см. термин КОНТР-инстинктивность в 🔖 Словаре проекта VIKENT. RU
+ Плейлист из 11-ти видео: КОЛЛЕКТИВЫ ТВОРЧЕСКИЕ / КРЕАТИВНЫЕ
+ Ваши дополнительные возможности: Идёт приём Ваших новых вопросов по более чем 400-м направлениям творческой деятельности – на онлайн-консультацию третье воскресенье каждого месяца в 19:59 (мск). Это принципиально бесплатный формат.
Изображения в статье
Д.Н. Туполев и С.П. Королев. 1966 год / Авиакосмический сборник
Генеральный конструктор Брунольф Бааде около 1957 года в своем кабинете в Дрезден-Клоцше / Flugzeug-Lorenz
Летчик-космонавт СССР Юрий Гагарин и генеральный конструктор ракетно-космической промышленности СССР, академик Сергей Королев с женами - Валентиной Гагариной и Ниной Королевой во время отдыха в мае 1961 года.
Длиннопост Антона Первушина
10 января 1938 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР был расстрелян Иван Клеймёнов, ранее возглавлявший Реактивный научно-исследовательский институт. Вскоре был казнён и его бывшийзаместитель Георгий Лангемак. Трагическая участь этих военинженеров сегодня воспринимается как ещё один пример политических репрессий,обескровивших Красную армию перед началом Великой Отечественной войны.Насколько достоверным можно считать утверждение, что устранение руководителей Реактивного института повредило развитию ракетного дела в Советском Союзе?
Отцы «Катюши»В советской историографии космонавтики, которая писалась под неусыпным надзором цензуры, не было принято обсуждать проблемы, аварии, катастрофы и другие «тёмные» эпизоды. По сути, она сводилась к рассказу о героическом противостоянии инженеров-конструкторов с природой, в ходе которого они смогли совершить технический прорыв, сделавший СССР лидером внеземной экспансии.
Политика сокрытия информации распространялась не только на деятельность ракетно-космической отрасли, но и на биографии фигур, сыгравших ключевую роль в её становлении. К примеру, Сергея Павловича Королёва до самой смерти в январе 1966 года называли в открытой печати обезличено «Главным Конструктором». Но и после того как появились статьи и книги о нём, один период его жизни оставался секретом. Разумеется, многие в отрасли знали, что конструктор «сидел» и был далеко не единственным советским ракетчиком, пострадавшим в годы Большого террора. Однако подробности этого мрачного дела и, тем более, связанные с ним архивные документы оставались вне доступа даже для профессиональных историков. Биографы Королёва аккуратно обходили этот эпизод стороной, ловко выкидывая целых три года из его жизни и сообщая наиболее дотошным читателям, что с 1938 по 1940 год тот «отсутствовал по независящим от самого конструктора обстоятельствам» или «был вынужден уехать, выполняя специальное задание».
Ситуация стала меняться в 1987 году, когда цензурные запреты начали слабеть под воздействием активно проводимой политики «гласности». Поводом к обсуждению стал вопрос об авторстве гвардейских реактивных миномётов М-13 (БМ-13), известных под прозвищем «Катюша», которые, несмотря на ограниченность боевого применения, считались одним из «символов Победы», и история которых в СССР описывалась как важнейший этап становления советского ракетостроения. В числе «отцов» этого оружия были названы Иван Терентьевич Клеймёнов и Георгий Эрихович Лангемак — военные инженеры, руководившие Реактивным научно-исследовательским институтом (РНИИ), имена которых увековечены в названиях кратеров на обратной стороне Луны. Оказалось, что теперь можно рассказывать публике и о том, что оба они стали жертвами репрессий. Например, физик и краевед Семён Бонфельд писал в статье «Когда “Катюша” была в колыбели» (1987), посвящённой Лангемаку:
«Родина не жалела средств на развитие ракетной техники. Надвигаласьсхватка с фашизмом. Необходимо было во всеоружии встретить врага.«Катюши» рождались долго, огромный труд и талант многих выдающихсяконструкторов способствовал их созданию. Они могли бы появиться ираньше, если бы не смерч необоснованных репрессий, пронёсшийся надстраной и обрушившийся также на РНИИ. В 1938 году безвинно погибли И.Т.Клеймёнов и Г.Э. Лангемак, пострадали другие специалисты, в том числеС.П. Королёв. Ракетному делу нанесли такой удар, от которого, казалосьбы, не оправиться. Но оставшиеся самоотверженно продолжали начатое.Мировое лидерство здесь сохранилось за нами».
Из этого фрагмента трудно выяснить какие-либо подробности, но главная мысль сформулирована предельно ясно: гибель военинженеров и репрессии против Королёва задержали развитие перспективного оружия, которое позднее стало гордостью Красной армии. Намного больше информации дал генерал-лейтенант юстиции в отставке Борис Алексеевич Викторов, поведавший на страницах журнала «Наука и жизнь» о том, как в 1955 году, будучи заместителем Главного военного прокурора Советской армии и Военно-морского флота, он изучал материалы по делу Королёва и пришёл к выводу о необходимости реабилитации конструктора. В частности, Викторов сообщил:«Печальную роль в деле Королёва сыграл некто К., сотрудник того же института, который в ноябре 1937 года, после ареста Лангемака, стал главным инженером, а через некоторое время директором. К. написал на Королёва донос (он хранится в деле), приложил руку к тому, чтобы убрать всех своих врагов, а потом присвоил авторство на машинную установку М-13, известную под названием «Катюша», хотя никакого отношения к ней не имел».
В ответ на многочисленные письма от читателей журнала, просивших раскрыть, кто же всё-таки спрятан под инициалом К., генерал-лейтенант подготовил новую статью, в которой заявил, что роковую роль в судьбе сослуживцев сыграл Андрей Григорьевич Костиков, получивший за создание реактивного миномёта звание Героя Социалистического Труда и Сталинскую премию 1-й степени. Викторов писал:
«В доносе, а иначе эту бумагу назвать нельзя, все просчёты, упущения, ошибки, неизбежные при создании новой техники, возводились в ранг вредительства, причём главарём вредителей Костиков называл Клеймёнова. Свою роль тут сыграло и то, что в середине двадцатых годов Клеймёнов как военный инженер был командирован в Берлин, работал два года в торговом представительстве (честно и безупречно, как мы выяснили, воспользовавшись архивами Германии).Публикация статьи Викторова сопровождалась очерком «Одни лишь факты» (1988) кандидата технических наук Алексея Владимировича Баженова, который много лет занимался историей РНИИ. Он подтверждал (правда, на основании не материалов дела, а свидетельств участников событий), что Костиков действительно был интриганом, использовавшим политическую ситуацию в стране для борьбы за власть в институте. Хуже того, из сохранившихся документов следовало, что он фактически присвоил авторство реактивной установки М-13, к разработке которой практически не имел отношения. Но даже став героем и лауреатом, возглавив институт, Костиков не сумел должным образом организовать его работу, поэтому в феврале 1944 года был отстранён от должности постановлением Государственного комитета обороны №5201 «О работе Государственного института реактивной техники при СНК СССР и о мероприятиях по развитию реактивной авиации», после чего почти год находился под арестом. Подводя итог своим изысканиям по этому вопросу, Баженов писал:
Донос, как и следовало ожидать, возымел действие: И.Т. Клеймёнова, Г.Э. Лангемака, В.П. Глушко, затем С.П. Королёва арестовали. 20 июня 1938 года Костиков возглавил экспертную комиссию, которая дала заключение органам НКВД о вредительском характере деятельности Глушко и Королёва. Костиков стал главным инженером, а через некоторое время директором института».
«Пора уже, видимо, восстановить справедливость и назвать не только имена создателей «катюши», но и тех, кто лишил их благодарности современников и потомков. Это поправить можно. Но многое уже не изменить. Кто знает, если бы Клеймёнов, Королёв, Глушко и другие продолжили успешно начатые в РНИИ работы, то к началу войны наша армия имела бы: ракетный истребитель-перехватчик (тема 318), крылатую ракету весом 150 кг с дальностью полёта 50 км (тема 312), управляемую крылатую ракету класса «воздух-воздух» (тема 301)».
«В статьях, о которых идёт речь, нет даже упоминания о том, что осенью 1937 г. в РНИИ состоялся партийно-хозяйственный актив коллектива института, сыгравший очень большую роль. Он был проведён по инициативе парторганизации, возглавляемой тогда Н.М. Беловым, и длился два дня. Я был его участником и отлично помню всё до сих пор.Таким образом, к началу 90-х годов в историографии Реактивного научно-исследовательского института сложились две версии причин, приведших к аресту его руководителей и ведущих сотрудников. Первая — интриги Костикова, который прошёл по головам к славе и должности; вторая — нездоровая атмосфера в коллективе, который следовало «очистить» от тех, кто мешал нормальной работе. Без наличия документов можно выбирать точку зрения, которая больше нравится. Впрочем, благодаря усилиям историка космонавтики Александра Валентиновича Глушко, сына академика Валентина Петровича Глушко, некоторые из архивных материалов поступили в свободный доступ, и теперь можно получить представление о том, что происходило в РНИИ в период Большого террора.
Подавляющим большинством присутствующих были осуждены, как порочные, уровень, стиль и методы руководства РНИИ, которые привели к расколу коллектива, низкому уровню работ по пороховым PC [реактивным снарядам], жидкостным ракетным двигателям и летательным аппаратам с ними. Говорилось и о дезинформации в корыстных целях об успешных работах РНИИ, о расправе с неугодными сотрудниками и многом другом. <…>
Однако в статьях, появившихся в последнее время в печати, скрывается этот важный факт, как и то, что репрессии в отношении И.Т. Клеймёнова, Г.Э. Лангемака, В.П. Глушко и С.П. Королёва последовали именно после проведения партийно-хозяйственного актива».
Московские ракетчикиРеактивный научно-исследовательский институт был создан приказом Реввоенсовета №0113 от 21 сентября 1933 года. В его стенах предполагалось объединить разрозненные организации, занимавшиеся ракетостроением, в единый центр, который должен был возглавить и координировать работы в новой области техники, имевшей прямое отношение к обороноспособности страны. РНИИ создавался на базе ленинградской Газодинамической лаборатории (ГДЛ) и московской Группы по изучению реактивного движения (ГИРД). Возглавил институт начальник ГДЛ — военинженер 1-го ранга Иван Клеймёнов, его заместителем назначили начальника ГИРД — Сергея Королёва.
Клеймёнов, выходец из семьи тамбовских крестьян, получил разностороннее образование: был курсантом артиллерийского отделения 1-х Московских советских курсов командного состава РККА, учился на агитаторских курсах ВЦИК, затем в Военно-хозяйственной академии РККА и на вечернем отделении физико-математического факультета 1-го МГУ. В августе 1923 года он подал заявление о приёме в Военно-воздушную академию РККА имени Н.Е. Жуковского, которую окончил в 1928 году. Однако в начале 1929 года распоряжением Реввоенсовета он был прикомандирован к Берлинскому торгпредству с задачей сбора информации о новинках и изобретениях в иностранной авиапромышленности. В мае 1932 года Клеймёнова отозвали в Москву, а в ноябре он стал начальником ГДЛ. Валентин Глушко, работавший в то время в лаборатории, рассказывал позднее на допросе у следователя:«До назначения И.Т. Клеймёнова ГДЛ была очень бедной организацией. <…> Когда к нам на должность начальника ГДЛ прибыл Клеймёнов, он в нашу работу внёс новую, как говорится, струю. Кроме того, что он был инженером и понимал дело, он ещё имел хорошие организаторские способности. Он сразу добился выделения для нашей лаборатории помещения и мастерских, а также увеличения средств на конструкторскую работу. <…> Я хочу подчеркнуть, что благодаря инициативе Клеймёнова научно-исследовательские работы в области реактивного дела были поставлены на хорошую производственную основу, и организация стала настоящей».
Почти сразу Клеймёнов занялся организацией лаборатории «в виде штатной единицы по типу научно-исследовательских институтов РККА», что и привело к созданию РНИИ. Примечательно, что глава ракетчиков переписывался с основоположником теоретической космонавтики Константином Эдуардовичем Циолковским и сообщал ему свежие новости. В послании от 7 февраля 1934 года Клеймёнов писал:«Осуществилась мечта всех исследователей этой новой области человеческого знания. Мы имеем базу для колоссального развития на научно-обоснованных началах тех идей, первым вестником которых явились Вы».
Вскоре, 17 февраля, по взаимной договорённости глава РНИИ посетил Циолковского в Калуге. Основоположник был избран почётным членом Учёного совета института. Таким образом, Клеймёнов думал не только о научном и материально-техническом обеспечении ракетчиков, но и об идеологическом обосновании их деятельности.
В то же время окончательно завершился переезд ленинградских специалистов в Москву. Среди них был и Георгий Лангемак, который получил должность главного инженера РНИИ.
Лангемак происходил из семьи учителей, благодаря которым с ранних лет овладел немецким и французским языками. В 1916 году, окончив школу с серебряной медалью, он поступил в Петроградский государственный университет, решив посвятить себя изучению японской филологии. Осенью того же года Лангемак был призван в армию и направлен в Школу прапорщиков по адмиралтейству. После большевистской революции он демобилизовался, но снова оказался в армии, попал в Кронштадт и даже был арестован участниками восстания как командир форта «Тотлебен». Лангемака освободили, он продолжил службу, а в 1923 году поступил в Военно-техническую академию. Во время учёбы вместе с другими слушателями он выполнял заказы по внутренней баллистике, выдаваемые лабораторией Николая Ивановича Тихомирова, переименованной позднее в ГДЛ. В 1928 году, по окончании академии, Лангемак получил распределение на Черноморский флот, но по личной просьбе Тихомирова его оставили в Ленинграде.
Несмотря на общность интересов, двум коллективам РНИИ оказалось трудно ужиться под одной крышей. В ГДЛ приоритетными были создание пороховых реактивных снарядов и жидкостных ракетных двигателей с азотно-кислотным окислителем, а в ГИРД проектировали летательные аппараты в целом, следуя идеям Королёва, который был, прежде всего, авиаконструктором и планеристом. Сначала вроде бы удалось найти компромисс: в тематический план института включили проекты и азотно-кислотных, и кислородных двигателей. Однако Королёв, которому не терпелось приступить к созданию высотного ракетоплана, настаивал на расширении тематики крылатых ракет. Конфликт между начальником РНИИ и его заместителем дошёл до Наркомата тяжёлой промышленности (НКТП), в ведение которого находился институт, и приказом от 25 января 1934 года должность заместителя была упразднена, Королёва назначили руководить сектором в отдел крылатых ракет, а Лангемак, став главным инженером, фактически занял его место.
В результате реорганизации была окончательно утверждена тематика работ и структура РНИИ. 1-й отдел, самый многочисленный, занимался пороховыми снарядами. 2-й отдел, где трудились Королёв и Глушко, проектировал крылатые ракеты с жидкостными двигателями, 3-й отдел создавал твердотопливные ускорители для самолётов, а 4-й экспериментировал с порохами на заводе в Софрино.
Крах далеко идущих планов побудил Королёва обратиться 29 мая 1934 года к заместителю председателя Реввоенсовета Михаилу Николаевичу Тухачевскому, по инициативе которого и был создан РНИИ. В отправленном письме конструктор подверг Клеймёнова резкой критике за ошибочные решения, из-за чего опытные сотрудники ГИРД покидают институт, однако его пыл не нашёл поддержки.
Несмотря на конфликты, типичные для больших коллективов, РНИИ рос, а тематика исследований расширялась, привлекая новых специалистов. В 1934 году в институте работали 395 человек, в 1935 году — 580, в 1936 году — 700. Когда НКТП разделился, Клеймёнов добился передачи института Наркомату оборонной промышленности (НКОП), после чего тот был переименован в НИИ-3 и стал «закрытой» организацией. Эффективность работ тоже росла: в 1936 году план впервые был выполнен на сто процентов. В итоговом отчёте перечислялись следующие достижения:
«По ракетным моторам — отработан и сдан в эксплуатацию первый ракетный мотор на жидком топливе тягой 150 кг. <…> Таким образом, создана база для разработки воздушных торпед по борьбе с воздушным противником.
По химическим снарядам — разработан образец ракетного химического снаряда близкого действия. <…> Особенностью этого вида снаряда является простота и лёгкость пускового станка, дающая возможность быстро подготовить залпы огромным числом снарядов. <…>Согласно приказу по НКОП №0058 от 22 марта 1937 года «За выдающиеся достижения, достигнутые НИИ-3 4-го ГУ НКОП в разработке крупнокалиберного вооружения авиации, мощных авиационных бомб и создание первого в Советском Союзе ракетного двигателя на азотном топливе», ведущих специалистов премировали крупными денежными суммами. Кроме того, было решено представить особо отличившихся сотрудников к правительственным наградам.
По баллистике — разработанные ранее 82-миллиметровые фугасно-осколочные снаряды вначале при испытании с земли на малой дистанции давали большое рассеивание, что препятствовало вводу их на вооружение. Однако упорной и последовательной исследовательской работой удалось установить причину, влияющую на большое рассеивание, и наметить пути решения».
Заговор троцкистовОднако политическая обстановка в стране быстро менялась. В ночь на 12 июня 1937 года в числе других обвинённых в измене военачальников был расстрелян Михаил Тухачевский, покровительствовавший РНИИ. Стало ясно, что институт не оставят без внимания. Чтобы пережить жестокое время, ракетчикам стоило бы объединиться и не выступать с обвинениями, но нашёлся человек, который воспользовался моментом, чтобы свести счёты с коллегами. Ещё в апреле, на волне борьбы с «троцкистами», военинженер 2-го ранга Андрей Костиков, который занимался жидкостными ракетными двигателями, обратился в партийный комитет (партком) института с заявлением на шести машинописных страницах, копию которого переслал в ЦК ВКП(б). Чтобы оно точно попало к руководству Наркомата внутренних дел, Костиков начал с очень сильного утверждения:«Раскрытие контрреволюционной троцкистской диверсионно-вредительской шайки, их методов и тактики настойчиво требует, от нас, вновь ещё глубже присмотреться к нашей работе, к людям возглавляющим и работающим на том или ином участке Ин-та. Конкретно я не могу указать на людей и привести факты, которые давали бы достаточное количество прямых улик, но по моему мнению мы имеем ряд симптомов, которые внушают подозрения и навязчиво вселяют мысль, что у нас не всё обстоит благополучно. В основном мне кажется, что методы руководства работой и вся наша система направлены на заниженные темпы в работе и на неправильное ориентирование».
В заявлении выдвигались прямые обвинения в адрес Клеймёнова, Лангемака, Глушко и Королёва. Партком не мог не отреагировать, и с мая в НИИ-3 начались поиски «троцкистов». Были подготовлены запросы на четырнадцать беспартийных сотрудников, в том числе Лангемака, Глушко и Королёва, с целью получить сведения о них. Бывший сотрудник института Леонид Константинович Корнеев через три дня после расстрела Тухачевского написал наркому обороны Клименту Ефремовичу Ворошилову:«В конце 33 г. Постановлением Правительства СССР был организован РНИИ, но, к великому нашему огорчению во главе его был поставлен некто Клеймёнов — удивительный солдафон и хам. <…> И вот только теперь, в свете последних событий, как-то стало ясно, что Клеймёнов — тоже вредитель, стоящий за спиной подонков человечества, — исключительных мерзавцев XX века Пятакова, Тухачевского и др. <…> Дело о его руководстве необходимо расследовать — чем раньше, чем скорее будут собраны материалы о Клеймёнове и его сегодняшних покровителях, тем больше пользы получит страна».
Клеймёнов как опытный руководитель опознал интригу и ответил в том же духе: 1-го, 23-го и 27-го июля он отправил письма в Экономическое контрольное управление (ЭКУ) НКВД, в котором обвинил Андрея Костикова, Михаила Тихонравова, Леонида Корнеева, Леонида Душкина и Якова Терентьева в сознательном «снижении темпов работ по реактивному вооружению», фактически — в саботаже. Запросы на беспартийных сотрудников удалось перехватить, о чём Клеймёнов известил Октябрьский райком ВКП(б).
В июле в институт была направлена комиссия Отдела науки, научно-технических изобретений и открытий ЦК ВКП(б). Её выводы звучали так:
«Проведённое отделом науки ЦК ВКП(б) обследование Реактивного научно-исследовательского института (НИИ-3 НКОП) выявило, что в результате невнимания к нему 4 Главного Управления НКОП, неумелого руководства и голого администрирования директора Клеймёнова этот институт дезорганизован и мало продуктивен.
Исключительное значение НИИ-3 в разработке новых средств вооружения требует, как известно, особого внимания к подбору и проверке кадров, к организации охраны и установления порядка, предотвращающего деятельность в нём шпионов и вредителей. Однако этого нет. <…>
В институте имеют место частые аварии и только после нашего вмешательства введена система их расследования и изучения. <…>
Считаем необходимым провести следующие мероприятия:
1. Немедленно укрепить руководство НИИ-3, сняв с этой работы т. Клеймёнова. <…>16 августа состоялось заседание бюро Октябрьского райкома ВКП(б), на котором Клеймёнову не дали выступить грубыми выкриками из зала. В результате ему объявили выговор с занесением в личное дело и сформулировали просьбу в Наркомат обороны об освобождении его от занимаемой должности. В том же месяце состоялся двухдневный партийно-хозяйственный актив, на котором Клеймёнова обвинили в создании «вредительской и диверсионно-шпионской группы». 30 августа он ушёл в длительный отпуск, пользуясь тем, что не брал его много лет. Есть сведения, что в октябре он договорился с руководством Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ) о переводе туда из НИИ-3.
4. Обязать нач. 4-го ГУ НКОП упорядочить организацию работы в институте и очистить институт от подозрительных элементов…»
Можно подумать, что именно интрига специалистов из НИИ-3 сделала своё «чёрное» дело, но это будет не совсем верно. Компрометирующие материалы на Клеймёнова сотрудники НКВД собирали и с другой стороны. Вот что указано в справке, подготовленной следователями в том же году:«3-м отделом ГУГБ [Главного управления государственной безопасности] НКВД вскрыта в системе Наркомвнешторга антисоветская троцкистская шпионско-вредительская организация, участники которой занимались вредительством, финансировали троцкистско-заграничный центр, были связаны с германской разведкой и фашистскими организациями. <…> По показаниям арестованных участников троцкистской организации Розенгольца, Зенека, Бельгова и других был назван в числе участников этой организации и Клеймёнов Иван Терентьевич, директор Научно-исследовательского реактивного института Наркомтяжпрома, ранее работавший в Берлинском торгпредстве».
Нарком внутренних дел Николай Иванович Ежов представил Сталину списки сотрудников Наркомвнешторга, обвиняемых в «шпионско-вредительской» деятельности с уточнением: «Всех этих лиц проверяем для ареста». Сталин эти слова подчеркнул и назидательно написал рядом: «Не проверять, а арестовывать нужно».
Спешка, с которой сотрудники НКВД готовили дела, порой приводила к проколам. Например, в подготовленной Главной военной прокуратурой справке значилось: «К моменту ареста Клеймёнова никаких материалов о якобы производившейся им контрреволюционной деятельности в органах безопасности не было»,поэтому следователь Соломон Эммануилович Луховицкий, которому поручили вести расследование, вначале арестовал подозреваемого без санкции прокурора и только через месяц составил заключение о мере пресечения. На предварительном следствии Клеймёнову предъявить обвинение не смогли из-за отсутствия фактов, однако вскоре были получены показания Мордуха Рубинчика (сослуживца по торгпредству) и Георгия Лангемака.
Следователю Михаилу Николаевичу Шестакову, который вёл дело главного инженера, пришлось «повозиться»: тот упорно отказывался признать себя виновным. Только на двенадцатый день, 14 ноября, после применения пыток, Лангемак подписал заявление на имя Ежова о том, что он «решил отказаться от никчемного запирательства и дать следствию показания о своей контрреволюционной преступной деятельности». После этого, 17 ноября, ему предъявили обвинение в том, что он «является участником антисоветской троцкистской организации и по заданию последней вёл вредительскую работу в институте, <…> мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей».
Через месяц Лангемака вызвали на допрос. К делу были приобщены два экземпляра протокола: первый, заготовленный заранее и без даты, аккуратно написан от руки на девятнадцати страницах; второй экземпляр отпечатан на машинке и датирован 15 декабря 1937 года — всё это наводит на мысль о «фальшивке», изготовленной Шестаковым на основе материалов, поступивших из НИИ-3. Вот только один фрагмент:
«При вовлечении во вредительскую группу Клеймёнов мне не говорил о составе группы, и об этом я не спрашивал его. В середине 1934 года при одном из разговоров я спросил Клеймёнова, есть ли у него такие люди, на которых он опирается во вредительской работе, на что он мне ответил, что весь состав группы он мне не сообщит по соображениям конспирации, а может назвать мне одного участника группы — инженера ГЛУШКО, который примечен им в одно время со мной, и что с ГЛУШКО я могу говорить как со своим человеком. Я знал Глушко как антисоветски настроенного человека. Поэтому сообщение Клеймёнова о вхождении его во вредительскую группу меня не удивило, а в дальнейшем я установил с ним личный контакт по антисоветской работе. <…>
В 1935 году участником нашей организации Королёвым были подготовлены чертежи крылатых ракет под кислородный двигатель, так как азотного тогда ещё не было. Однако и с кислородным двигателем можно было бы провести все необходимые предварительные испытания, а затем уже при окончательной разработке торпеды заменить кислородный двигатель азотным.
Я, Клеймёнов и Королёв, с целью затянуть работы по торпедам, договорились сдать заказ на первую серию на сторону, заранее зная, что там он будет медленно изготавливаться, а Королёву начать строить вторую серию под азотный двигатель, не дожидаясь ни результатов испытаний первой серии, ни готовности азотного двигателя».
Под давлением следователя Клеймёнов тоже «сломался» и 16 декабря начал давать показания:
И так далее. Признания подследственных было вполне достаточно. 3 января 1938 года члены Политбюро ЦК ВКП(б) Климент Ефремович Ворошилов, Андрей Александрович Жданов, Лазарь Моисеевич Каганович и Вячеслав Михайлович Молотов своими подписями утвердили «Список лиц, подлежащих суду Военной Коллегии Верховного суда Союза ССР», в котором фигурировали Клеймёнов и Лангемак.
Судебные заседания под председательством Василия Васильевича Ульриха шли по отработанному «сценарию» и продолжались не более двадцати минут: обоих ракетчиков приговорили к высшей мере уголовного наказания. 10 января в подвале московской комендатуры, располагавшейся на Страстном бульваре, расстреляли Ивана Клеймёнова, 11 января — Георгия Лангемака.
Тогда же, в январе, в партком НИИ-3 начали поступать заявления о вредительской деятельности Валентина Глушко. 23 марта он был арестован, а 27 июня сотрудники НКВД пришли и за Королёвым.
В 1955 году Военная коллегия Верховного суда СССР, рассмотрев дела Клеймёнова и Лангемака, отменила приговоры, оба были полностью реабилитированы. В июне 1991 года указом президента Михаила Сергеевича Горбачёва им было посмертно присвоено звание Героев Социалистического Труда.
История не терпит сослагательного наклонения, и мы не можем сказать, каких успехов добился бы РНИИ, если бы его руководители остались живы, а ведущие специалисты не попали в тюрьму. Но можно сравнить результаты деятельности Андрея Костикова, который, став начальником института, полностью провалил проект ракетоплана-истребителя 302П, за что был арестован в марте 1944 года, и труд «вредителей» Королёва и Глушко, которые, работая в Особом конструкторском бюро 4-го Спецотдела НКВД, сумели снабдить Пе-2 ракетным двигателем, с которым он совершил сто десять успешных полётов. Сравнение явно не пользу Костикова.
В то же время нельзя возлагать на Костикова всю вину за произошедшее. Политическая система, построенная в СССР во второй половине 30-х годов, позволяла фабриковать обвинения с нарушением существовавших процессуальных норм и в мирное время вершить скорую расправу над гражданами собственной страны, тем самым превращая любой профессиональный конфликт в смертельную угрозу для обеих сторон. Историческую ответственность за репрессии в таком случае несут архитекторы этой системы.
2 июня 1955 года проект строительства «Научно-исследовательского испытательного полигона № 5» (НИИП-5) был утвержден Генеральным штабом Министерства обороны СССР. Этот день считается днем рождения комплекса «Байконур», который включает в себя город и космодром. Как возникло это название? Космодром так назвали по имени ближайшего города? Или новый построенный город назвали по имени космодрома? Оказывается, в самом начале истории города и космодрома ни один ни другой не назывались Байконуром…
Из воспоминаний В.А. Скробана: «Место, в котором я служил, закрытый город Ленинск, и космодром в его окрестностях в казахской пустыне Тюра-Там называли Байконуром неофициально, из соображений секретности. Мы знали, что на самом деле Байконур — это глухая деревушка севернее, в которой нет никакого космодрома. Надо было, чтобы враги Родины думали, что запуски ракет производятся там, чтобы отвлечь внимание от космодрома настоящего». Представляете! У меня не укладывалось в голове, как это легендарное название оказалось пустышкой! Если вы начнете искать на эту тему информацию, то не найдете абсолютно НИ-ЧЕ-ГО! И вот почему: «12 февраля 1955 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР совместным постановлением утвердили создание Научно-исследовательского испытательного полигона. Этот полигон предназначался для проведения испытаний ракетной техники, способной как доставлять ядерные заряды на огромные расстояния (в частности до США), так и исследовать космическое пространство, о чем человечество мечтало с давних времен. Расположение космодрома было выбрано не случайно. Удаленность от больших трасс и ж/д путей, удаленность от границы. С точки зрения климата этот район для стартов ракет благоприятен — более 300 солнечных дней в году, мало осадков, низкая влажность, короткая зима. Место для космодрома было выбрано из трех вариантов — северокавказского, дальневосточного и казахстанского. Размещение космодрома южнее было нежелательным из-за расположения трасс и основных полей падения отработанных ступеней в Китае или густонаселенных районах Средней Азии. Территория космодрома и сопутствующих ему служб оказалась в излучине Сырдарьи, посередине между двумя райцентрами Кзыл-Ордынской области — Казалинском и Джусалами, около разъезда Тюра-Там. Естественно, что все У-2, пролетавшие над Казахстаном, включая самолет Пауэрса, тщательно фотографировали гигантское строительство реального объекта.
Для обеспечения секретности объекта было начато строительство мнимого космодрома. На северных отрогах хребта Алатау в Казахстане есть поселок Бойконыр или, по-русски, Байконур. В начале 50-х годов с большими трудностями туда завезли лесоматериалы и возвели из них макет стартовых устройств космодрома. Как это было во время войны, когда для отвлечения бомбардировочной авиации противника строили ложные аэродромы с фанерными муляжами самолетов. Ни дорог, ни источников водо- и электроснабжения там не было. То есть и прятать было нечего. Американские разведывательные самолеты Байконур вниманием не жаловали. Тем не менее «космодром» на Байконуре охраняли вплоть до начала 70-х годов. Все сообщения в советской печати о запусках спутников местом запуска указывали Байконур. Постепенно это название стало ассоциироваться с настоящим космодромом. Хотя, «чтоб никто не догадался», этот настоящий космодром и район формирования полигона в первой половине 1955 года имел условное наименование «Тайга». Строительные работы на полигоне были начаты во второй половине зимы 1955 года военными строителями под руководством Г.М. Шубникова. Поначалу военные строители жили в палатках, весной появились первые землянки на берегу Сырдарьи, а 5 мая было заложено первое капитальное (деревянное) здание жилого городка. Официальной датой рождения города и полигона считается 2 июня 1955 года, когда директивой Генерального штаба Министерства обороны СССР была утверждена организационно-штатная структура 5-го Научно-исследовательского испытательного полигона и создана войсковая часть 11284 — штаб полигона. Полигон и поселок получили неофициальное название «Заря».
В течение второго полугодия 1955 года продолжалось строительство деревянных административных и жилых зданий (в основном барачного типа) на улицах Набережной и Пионерской, впоследствии за этим районом (южная часть города) закрепилось название «Деревянный городок». Общая численность гражданского и военного персонала, работающего на полигоне, к концу 1955 года превысила 2500 человек. Летом 1956 года началось строительство кирпичного казарменного городка в квартале, получившем название «Десятая площадка» (ныне ул. Гагарина). Позже этим термином в разговорной речи нередко называли и весь поселок Заря (впоследствии — п. Ленинский и г. Ленинск). В конце 1956 года для военнослужащих полигона был установлен новый почтовый адрес — Кзыл-Орда-50 (позднее он был сменен на Ташкент-90, который действовал до конца 1960-х годов). К началу 1957 года численность персонала полигона превысила 4000 человек. Первоначальным проектом предусматривалось, что поселок расположится на обоих берегах реки, однако мощное весеннее половодье заставило уже через несколько лет отказаться от этого замысла, тем более что постройка моста через реку потребовала бы значительных финансовых и временных затрат. Строительство поселка развернулось на правом берегу реки, для защиты от паводковых вод в южной части поселка была сооружена специальная двухметровая дамба. 29 января 1958 года Указом Президиума Верховного Совета Казахской ССР поселку на площадке 10, не имевшему названия, а неофициально называвшемуся Заря, присвоено название Ленинский. По проекту поселок был рассчитан на постоянное проживание около 5 тысяч человек. Однако, благодаря интенсивному расширению проводимых на полигоне опытно-испытательных работ, уже в конце 1959 года в поселке Ленинский проживало 8000 человек, а к концу 1960 года — более 10 000 человек. В конце 1950-х — начале 1960-х годов проводилась массовая застройка поселка трехэтажными кирпичными домами («сталинского» типа с высокими потолками) в границах улиц Осташева — Коммунальная — Носова — Ленина, Носова — Коммунальная — Шубникова — Речная; построены четырехэтажные здания — штаб полигона и универмаг — на площади Ленина. Жилой город получил вполне официальное название Ленинск, и уже намного позже, в конце 90-х годов, ему было присвоено его сегодняшнее имя. В связи с чем на карте Казахстана появился второй Байконур. А 5-й НИИП получил открытое название «Космодром Байконур» (для публикаций в прессе и т.п. целей) после первого полета в космос человека — Ю.А. Гагарина, состоявшегося 12 апреля 1961 года, в этот день космодрому было вручено Боевое знамя».
Вот делится воспоминаниями заслуженный строитель России, прораб легендарного «Гагаринского старта» полковник в отставке Сергей Алексеенко. — Сергей Андреевич, понятно, засекреченность строительства космодрома была страшная. Но вы-то, военные строители, знали, что возводили? — Нет. Знали только, что минобороны создает ракетную базу для защиты своих рубежей, нанесения ответного ядерного удара по США в случае войны. В легендах прикрытия Генштаба она имела название «Стадион». Первые строители прибыли на станцию Тюра-Там в январе 1955 года. Но лишь в сентябре начались работы по рытью котлована под первый старт. Техники поначалу не хватало: каких-то пять скреперов, два бульдозера, столько же экскаваторов, пять самосвалов. Все. И это чтобы за считаные месяцы вынуть из котлована глубиной 50 метров более одного миллиона кубометров породы! Все равно что Азовское море вычерпывать ложкой. А тут еще с глубины полтора-два метра пошел не песок, а ломовые глины, которые не брал ни один ковш. Попробовали рыхлить отбойными молотками — бесполезно. Зато разные представители из инстанций, глядя в чертежи, удивлялись «безделью и лености» тогдашнего прораба. И так довели его, что он, разочарованный в своих способностях «выкопать какую-то яму», слег в больницу. Я тогда работал на других объектах. Помню, еще подумал: не дай бог попасть на котлован. И как сглазил: с января 1956 года меня назначили прорабом на первый космический старт. Так что начал Байконур с нуля и прошел всю стройку. До подписания акта сдачи «Гагаринского комплекса», а потом и прочих в эксплуатацию.
— Сергей Андреевич, почему, по вашему мнению, лунную ракету Н-1 преследовали неудачи: аварии следовали одна за другой?
— Я убежден: «лунник» погиб из-за плохой газодинамики стартового сооружения. Трехлепестковый старт лунной программы Н-1, на котором настояли проектировщики, «экономично» сокращал объемы земляных работ. Но за такой «экономичностью» маскировалось отсутствие главного условия нормального старта — не было места для свободного пробега газовой струи ракеты. И она сама себя сжигала при старте.
— Правда, что Королев считал Байконур счастливым местом на земле?
— Да, наряду с Одессой, Москвой и Троице-Сергиевой лаврой. Почему? При рытье котлована под «Гагаринский старт» на глубине 35 метров было обнаружено древнее костровище. Несколько поленьев были уже покрыты серебристыми высолами. Мы срочно вызвали археологов из ближайшего города. Но они так и не приехали. Тогда я сложил остатки костра в ящик, а одно полено отправил в столицу. Оттуда через три месяца пришел ответ: находке 10-30 тысяч лет. Узнав об этом, Сергей Павлович резюмировал: «Самое главное, что мы строим сооружение на берегу жизни древней цивилизации, значит, это место будет счастливым и для нас». А небольшой уголек положил в спичечный коробок и унес с собой.
— Скажите, а ракетчики не чувствовали себя на космодроме белой костью по сравнению со строителями?
— Никогда! Мы жили в равных условиях: тяжело — так всем. Полегчало — так тоже всем. Главный конструктор говорил: «Наземные стартовые сооружения — это больше чем ракета. Ракета без них — металл, начиненный оборудованием. И потому мы к строителям относимся так же, как и к ракетчикам, ибо они вместе делают одно большое дело».
— А были в истории космодрома анекдотические случаи?
— Сколько угодно. Скажем, такой. На 1957 год помощник Королева заказал цистерну спирта — 12 тонн для промывки систем и прочее. А израсходовали только 7 тонн. Что делать? Ведь знали, что Госснаб СССР на очередной год выделит не больше «расхода». Помощник вызвал бульдозер, вырыли возле цистерны яму и туда слили оставшийся спирт. Засыпали песком. Но кто-то разнюхал, разгреб песок… Черпали прямо котелками. Так на полигоне, где царил сухой закон, появилась выпивка. Правда, порядок навели быстро — остатки спирта просто-напросто выжгли. А Сергей Павлович потом еще долго вздыхал: «Вот стыд-то какой, такое добро и в землю!»
Всем доброго времени суток. Недавно посетил культурную столицу, поездка выдалась довольно спонтанной а от того немного скомканной. Для погружения в атмосферу было решено как следует погулять по улицам, музеям и знаковым местам. Будучи в Петропавловской крепости забрёл в музей космонавтики... О, космонавтика, подумал я... Должно быть интересно. Ведь это второй по значимости город (да простят меня жители этого прекрасного города, для них он конечно первый) и музей наверняка с богатой экспозицией.
Итак. Выставка начинается с несколько кабинетов, имитирующих аскетичную рабочую обстановку 30х-40х годов, макетов первых ракет, обилие жидкостных реактивных ракетных двигателей образца70х...
Фото из интернета.
Фото из интернета.
Обратите внимание на высокое качество исполнения макета.
Мы плавно приближаемся к окончанию экспозиции, где по задумке автора находится наследие Роскосмоса. Ну наконец то. Если в 70х были такие детальные и технически сложные штуки, если отрасль по сути зародилась в 30е и за 40 лет так шагнула, то в 2000х там наверное уже и световые мечи и R2D2 и стиратель памяти из Люди в чёрном... Но... Я подхожу поближе и вижу какую то хуергу...
Концепт марсохода из мантоварки и спутниковой тарелки Триколор... Понятно что это не самый главный космомузей, но блин... Я же в СПБ а не где то в сельском клубе в сибирской глубинке. Макет увенчан тарелкой 60х90 см. Как же он на Марсе будет МатчТВ ловить?
А... Вот и обьяснение. Оказывается масштаб 1х10... Ну теперь я спокоен. Тарелка будет 600х900 см, труба которая будет её держать будет 40см в диаметре, а для крепления чудотарелки на алиэкспрессе видимо закажут самый ебейший кронштейн. Чтож... Идём далее. Майка поло... Часы, очки... Нет, это не сувенирная продукция музея. Это экспозиция. Вот в этих очках Сергей Константинович Крикалев летал в космос. Вот в этой майке. И вот прям по этим часам, сквозь эти очки смотрел время.
Ещё были тюбики с рационом питания. Таксы, которую топил один малоизвестный певец, не было. Ну собственно и всё на этом.
Впечатления на выходе весьма двойственные. В моих глазах Константин Эдуардович Циолковский и Сергей Павлович Королев гении своего времени. Восхищён их фигурами. И, считаю как то не достойно смешивать в одной экспозиции их вклад в отрасль с тем что наспех сляпали и назвали макетом марсохода.
В завершении хотел бы поделиться мнением что немного не разделяю позицию сокрушающихся над упадком космоотрасли в духе "прости нас Юра, мы всё просрали". Так разве Юрий Алексеевич был создателем отрасли? Он был безусловно профессионалом своего дела и светлым человеком. Да, безусловно, он первый побывавший в космосе. Но какое отношение он имел к конструированию? Даже не представляю каково было бы сейчас например Сергею Павловичу Королёву (который даже получил в свое время 10 лет (срок сокращён до 8ми) за "большой процент неудачных запусков" при экспериментах) видеть что стало с космонаследием СССР. Байконур, Буран, выход из программы МКС...
Можно долго развивать эту тему. Хотелось просто поделиться увиденным. Закончу на оптимистично-ироничной ноте, любимым стишком.
А где здесь руль спросил Гагарин
Деревня буркнул Королев
Ещё спроси а где здесь вожжи
Ещё поехали скажи.
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
В посте «Обсудили новости космоса» зашла речь о Сергее Королёве. Вспомнили о нём в контексте «а у вас гениальных конструкторов сажают!»
Для справки: Сергея Королёва осудили в 1938 году по обвинению во вредительстве на 10 лет лагеря и 5 лет поражения в правах. В 1940 он был переведён в шарашку, в 1944 досрочно освобождён, в 1955 реабилитирован. В 1957 запустил в космос первый искусственный спутник Земли, а в 1961 — человека.
Всё это общеизвестно: факт, что Королёва просто затащило под маховик репрессий, признала сама советская система его реабилитацией. Вопрос в том, как этот факт интерпретируется. Почему-то упоминание «гениальный конструктор был репрессирован» я всегда встречал только в одном контексте: это
Во-первых, гениальность к этому вопросу вообще перпендикулярна. Гениальные неподсудны? Ну так его и выпустили по личному распоряжению Сталина в 1944.
Во-вторых, история Королёва показывает силу пропаганды и предвзятости в интерпретации истории даже при полном согласии по фактам. Человека осудили по ошибке, выпустили досрочно, полностью реабилитировали и он смог дойти до легендарных вершин карьеры — стал генеральным конструктором, отправившим первого человека в космос.
Ошибки случаются во всех системах. Системы надо судить по тому, как они с ними справляются. При честном взгляде, это пример того, что советская система могла свои ошибки исправлять. Будь та же история рассказана про США: человека посадили по ошибке, досрочно выпустили, а потом он стал самым богатым человеком мира — её рассказывали бы как пример того, какая американская система замечательная, в ней у каждого есть второй шанс и никто не ограничен от восхождения на самые высокие высоты, если того заслуживает.
СССР тоже заслуживает честного отношения. Построить новую страну на руинах старой без жертв ни у кого в истории не получалось. Это касается всех стран. Но не всем странам удавалось построить, в результате, страну, запустившую первого человека в космос.
Намерения бывают только у людей, у систем бывают только результаты. История Королёва вовсе не про то, что в СССР были проблемы (или не было ничего, кроме проблем), а про то, как СССР проблемы преодолевал, чтобы выйти к звёздам.