Оставь меня наедине с собой.
Но как бы ни было грустно, наступил момент, когда нужно было идти назад. Со смерти бабушки уже прошел не один год, и убиваться, как выразилась незадолго до ее кончины маман, было совершенно бессмысленно.
Когда я шла с кладбища, меня обуревали противоречивые чувства. Печаль, тоска по детству и вместе с тем как будто какое-то ощущение невыполненного долга, некой забытой задачи, смутной нереализованности.
Я пыталась понять, что это, и не могла.
Потом все-таки догадалась: это было чувство, что цепочка любви и преданности, последним звеном в которой была я, на мне не должна прерваться. Что та бесконечная любовь, что когда-то была обращена на меня, должна быть передана дальше, во вселенную, в вечность.
Эта любовь кричала о праве на жизнь.
Но на кого должна быть она обращена, разве есть кто-то, с кем я могла бы осуществить этот безумный замысел?..
Я подняла голову, подставила его холодному осеннему солнцу.
У меня есть только мое искусство.
Люди вокруг чужие мне, и явно не те, с кем стоило бы пуститься в такую авантюру.
Я вспомнила Вика и невольно поморщилась.
Я все время его вспоминала, и это бесконечно раздражало. Он засел в моей голове, как клещ. Он был моей дурной привычкой, как алкоголь или сигареты. Его образ возникал в сознании по тысячу раз на дню – и это было безумно тягостно и почти невыносимо, ведь я вовсе не чувствовала любви.
Родство. Неприязнь. Ностальгию.
Странный коктейль из застоявшихся, перепревших эмоций. Сборная солянка, из которой даже при желании не выйдет ничего толкового. А ведь у меня и желания-то как такового не было…
Я не хотела строить с Виком семью. Я не хотела выходить за него замуж.
Я просто не могла от него избавиться.
Он застрял в моей голове, как какой-то паразит, питающийся дурными нейронами. Надо было давным-давно его оттуда выбросить – а я почему-то не могла.
Но если все это прошлое, только прошлое, если нас больше действительно ничего не связывает, какого черта происходит все то, что происходит? Почему он следит за мной в соцсетях (а в том, что это так, я не сомневалась), зачем он явился на выставку, почему мы после этого занялись сексом?
Ведь мы не любим друг друга, мы плохо расстались, у нас обоих есть причины для ненависти? Какого черта?!
Самое страшное, что у меня не было ответа на этот вопрос.
Все это могло довести до белого каления гораздо более уравновешенного человека, чем я.
Окружающие, те, кто не участвовал в этой распре, совершенно не понимали, что происходит.
Когда-то я пыталась пересказывать подругам подробности нашего разлада, не столько для того, чтобы посоветоваться, сколько ради того, чтобы выговориться. В глазах умной, интеллигентной Али читалось недоумение. Она вежливо слушала, даже вовремя вставляла вроде бы подходящие к делу реплики, но суть явно не улавливала.
Может быть, дело было в том, что в жизни Али просто не было столь длительных отношений, но мне казалось, она была просто другой. Не склонной к зависимости, более самодостаточной, более цельной. Находящей счастье в работе – настолько, что личное шло даже не вторым, третьим, четвертым планом.
Замужняя и более приземленная Ляська, как ни странно, ближе подбиралась к пониманию проблемы.
Внимательно слушая потоки моих излияний, она рано или поздно начинала орать:
– Да хватит трахать уже друг другу мозги! Вы заколебали себя и всех вокруг! Разойдитесь наконец и успокойтесь! Просто успокойтесь! Придите в чувство!
И мы действительно разошлись. После энного количества скандалов, взаимных упреков и оскорблений бросились в разные стороны. Но не нашли покоя.
Короткие романы, мимолетные увлечения, даже горячий секс не могли перебить тоску по утраченной близости.
Это была тоска по другу – по человеку, который в первую очередь тебя всегда понимал. Да, вы не питали особых иллюзий на счет друг друга, не строили воздушных замков, да, можно сказать, что вы друг друга раздражали, а временами просто ненавидели (и было за что), но вы все-таки друг друга прекрасно понимали. Как себя.
Потому что вы были похожи – и потому что прошли вместе большой путь.
И даже сейчас, когда мы практически не общались, у меня было смутное ощущение, что я не совершенно одинока, что случись со мной что-то серьезное, я могу рассчитывать на защиту. Что, покривившись и отпустив пару ядовитых реплик, Вик все равно придет на помощь – он как будто стоял за моей спиной, молчаливый, неприязненный, отстраненный и все-таки свой.
Он присутствовал в моей жизни незримой тенью, неясным фантомом, просвечивая сквозь экран смартфона, вкрадываясь в мои сны, вплетая свои шутейки в мои мысли.
Я не замечала, как начинала думать его словами, заимствуя едкие и точные формулировки (на язык Вик был очень зол), примеряла к знакомым его суждения, набрасывала на мир вокруг его систему координат, сетку его личности.
Смотрела его глазами, рисовала его приемами.
И этого не понимали подруги. Они думали, тут была любовь, привычка, а тут было что-то еще. Выученность мозга. Ожог от чужой души.
Отношения, когда нет уже никакой идеализации, когда невозможна влюбленность, но есть абсолютная сонастроенность. Ощущение другого как себя.
Может быть и даже скорее всего, поэтому и не получалось, было невозможно выстроить какие-то другие, нормальные отношения – я не отошла от Вика, я еще была зациклена на нем, я слишком много о нем думала.
Я, как герой Лимонова в «Эдичке», «искала себе человека, а человека не было».
Мне был нужен кто-то вроде него – я даже целенаправленно искала того, кто будет похож. Адекватную замену.
И не находила. С другими было не так интересно. Или они были недостаточно злы.
Дорогу от кладбища я почти не заметила. Погруженная в свои мысли, не увидела толком ни крепости, ни домиков на фундаменте из известняка. И даже коты не привлекли моего внимания.
Тетя Соня пила кофе на веранде. Было довольно зябко, но ее, кажется, не смущал холод – спасала вышитая пышными красными розами телогрейка и русский платок на плечах.
Вообще в манере одеваться у тети Сони было что-то театральное, претенциозное. Когда одежда не столько для удобства, сколько для создания образа.
– Ну, как сходила? – приветствовала она меня.
– Как вообще твои дела, Анечка? Ты ведь ничего не рассказала…
– Ты молодец. Мы все тобой гордимся.
– А как на личном?.. Прости за, быть может, бестактный вопрос…
– А этот, помнишь… Твой молодой человек… с которым ты была так долго?.. С ним все?..
– Почему? Он тебя предал?
– Мы предали друг друга… Мы уже не могли быть вместе.