Небольшой арт по нашей лит РПГ
Ну и Стрим скоро начнется.
Тема стрима: Игровой стрим
Telegram - https://t.me/eonofnether
Twitch - https://www.twitch.tv/eonofnether
AuthorToday - https://author.today/u/eonofnether
Наступившая тишина отдавалась звоном в ушах. Это молчание сейчас было хуже любого звука. Нервы натянулись, как струна, которая вот-вот лопнет. Это всё могло означать, что преследователь сам решил затаиться и сейчас может быть где угодно. Максим стоял в центре холла, затаив дыхание, сжимая в кармане зажигалку. Каждая клетка его тела кричала об опасности. Он со злостью бросил её в стену, раздался оглушительный хлопок разорвавшегося корпуса, от чего внутри всё сжалось.
- Вот придурок, - прошипел он себе под нос и устремился дальше по коридору.
Он уже не помнил, откуда пришёл и не понимал, куда бежит. Его единственной целью было - уйти от этого места подальше, найти надёжное укрытие, переждать, когда к нему потеряют интерес.
Парень влетел в очередную комнату, дверь которой ему показалась более-менее надёжной. Небольшое помещение внутри напоминало гардероб. Во всяком случае крючки, валяющиеся на полу, наводили на такую мысль. Он закрыл дверь, пытаясь нащупать щеколду, но её не было.
Ужас. Холодный и тошнотворный подкатил к горлу. И знакомый, горьковатый вкус страха осел на языке. Он прислонился к стене, стараясь дышать как можно тише, но сердце колотилось так, что, казалось, его отзвуки разносятся по всему корпусу.
- Зажигалку в стену бросил... дебил, - едва слышимым шёпотом бубнил Максим себе под нос. - Это ж додуматься надо было. Теперь он точно знает, что я внутри. Ещё пацан этот... Точно глюк какой-то. Появился из ниоткуда и исчез в никуда. Может быть и это всё мне мерещится? Это с чего вообще со мной такое происходит? Вроде бы всё нормально с головой у меня... Когда выберусь отсюда, нужно будет к врачу наведаться. А если не мерещится? Откуда мне знать, что меня следующим в этот колодец не сбросят? Буду гнить там с тем телом и хрен, кто меня найдёт. Хотя... у меня же машина недалеко от деревни. Драный Жальник. Наверняка их забавы, да и о машине тоже, наверняка, в курсе. Надо же было так вляпаться. Занесло в глухомань и, по классике жанра, связи нет никакой. Как быть? Нужно с кем-нибудь ездить и остальных в известность ставить...
Из размышлений его вырвал скрип половицы за дверью. Кто-то осторожно наступил на неё в коридоре.
Максим замер, вжавшись в стену. Его взгляд упал на захламлённый угол, где, среди всего прочего, виднелся ржавый массивный лом. Он не думал, действуя на инстинктах. На цыпочках, затаив дыхание, он подкрался и поднял его. Холодный, шероховатый металл придал ему призрачное ощущение контроля над ситуацией. Хоть какое-то оружие. Хоть какая-то защита.
- Против лома - нет приёма, - прошипел он, глядя на дверь, приняв боевую стойку.
Максим долго простоял, занеся своё оружие для удара, который обрушится на пришельца мгновенно, как только створка распахнётся. Послышался скрип, потом ещё и ещё... Дверь не думала открываться. Напротив, шаги спешно отдалялись под какой-то неразборчивый шёпот.
Через несколько секунд снова воцарилась тишина. Максим, спустя ещё несколько мучительно долгих минут, не выдержал, чувствуя, что нервы его уже на пределе.
- Кто там?! - выкрикнул он, и его собственный голос прозвучал каким-то чужим. - Чего тебе от меня нужно?!
Ответом ему было лишь гулкое эхо, разносившееся по пустым коридорам. Максим не шевелился, сжимая лом белеющими пальцами, прислушиваясь к каждому шороху. Но снаружи всё стихло. Ни единого звука, от чего в ушах снова зазвенело.
«Струсил, - мелькнуло в голове. - Значит, у меня есть шанс»
Эта мысль придала ему немного уверенности. Парень больше не чувствовал себя загнанной дичью. Теперь он был вооружён. Теперь он мог дать отпор.
Осторожно, стараясь не скрипеть старыми половицами, он вышел в коридор. В нём царила темнота, тишина и пустое забвение. Никого. Только пыль на полу и спутанные следы.
Максим двинулся вперёд, держа лом наготове. Каждая тень ему казалась притаившимся врагом, каждый скрип, или шорох - его шагом. Он, наконец, прошёл лабиринт коридора, который казался ему бесконечным. Здесь точно было больше поворотов, чем он помнил. Или опять галлюцинации? Так, или иначе, блогер, всё же, нашёл выход на лестничную площадку и устремился вниз.
Воздух за пределами корпуса не принёс облегчения. Он был тяжёлым, влажным, обволакивающим, как болотные испарения. Казалось, даже звёзд на небе стало меньше, а те, что светили, делали это неохотно, и тот свет словно будто поглощался уличным мраком.
Парень осмотрелся по сторонам и замер. Недалеко, в стороне леса, лился тёплый живой свет. Кто-то разжёг костёр? Надо бы проверить. Наверняка это был тот человек, что следил за ним, выслеживал. Издевался, запугивал. Хочет убить.
Вся ярость, весь страх и отчаяние сконцентрировались в одной точке. Вот он. Сидит там, греется, как ни в чём не бывало. Максим даже не услышал какого-то неразборчивого усталого бормотания, когда подкрался к врагу едва ли не на расстояние удара.
Это был он. Источник его бед. Сидящий у кромки леса, наслаждаясь теплом костра. Ублюдок в порванной на спине чёрной куртке с капюшоном. Ссутулившись он вольготно расположился на пеньке, роясь в рюкзаке. Наверное, пожрать захотел. Мразь.
Дальше единственной мыслью Максима была - уничтожить. Убить эту тварь, пока эта тварь не убила тебя. Ярость вытеснила разум куда-то на задворки сознания.
Человек у костра, будто почувствовав неладное, резко замолк. Его спина напряглась и он медленно, словно каждое движение давалось ему с огромным трудом, обернулся.
Максим не стал ждать, пока тот поймёт в чём дело. Он сделал последний стремительный рывок и изо всех сил, со всей ненавистью и страхом, обрушил лом на голову поворачивающейся фигуры.
Раздался глухой, влажный хруст и фигура безвольно завалилась на землю так, что одна рука его оказалась в костре.
Но блогер не остановился. Адреналин, ярость, смешанные с пережитым ужасом требовали продолжения, закрыв глаза красной пеленой. Он навис над обездвиженным телом и снова занёс лом.
- Добегался! Тварь! Мразь! Сдохни! - кричал он, разрывая тишину ночи.
Удар. Ещё один. Ещё. Максим не просто бил. Он выбивал из памяти каждый скрип половиц, каждый шёпот за дверью, тень в дверном проёме. Он этим ломом точно выковыривал из себя этот ночной кошмар, и с каждым ударом его охватывало не чувство вины, а дикое, животное ликование. Хотя мужчина у его ног давно перестал подавать признаки жизни, лишь подёргивая ногой каждый раз, когда металлический прут в очередной раз с силой опускался на то, что осталось от головы. Парень бил до тех пор, пока хруст не сменился мягким чавкающим звуком. Пока густое смолянистое тёмное пятно не стало растекаться по такой же тёмной земле, сливаясь с тенями высоких дубов.
Он тяжело дышал, стоя на коленях. Его руки, куртка, всё было залито чем-то тёплым и липким. В нос ударил тошнотворный запах жжёной человеческой плоти вперемешку с чем-то сладковатым. На языке стойко чувствовался вкус соли и меди. То ли кровь брызнула ему в рот, то ли он разгрыз собственную губу в исступлении. Было не важно.
Блогер отбросил окровавленный лом. Он сделал это. Он победил. Слава богу, это закончилось. Он отполз от того, что осталось от преследователя, и прислонился к дереву, глядя, как огонь пожирает руку трупа, оголяя белую кость. Его же руки тряслись, но уже не от страха, а от дикой усталости.
Максим сидел так несколько минут, глядя на костёр, который потихоньку начинал угасать. Пламя становилось всё меньше и свет уже не бил в глаза, едва освещая пространство вокруг.
*****************************************
Шок постепенно отступал вместе с дикой яростью. Их место внутри заполняло отвращение к самому себе. Он только что убил человека. Размозжил ему голову. Он был убийцей.
«Он бы сделал то же самое с тобой, - напомнил ему внутренний голос. - Это был маньяк. Ты защищался».
Да. Именно так. Он защищался. Этот тип сбросил кого-то в колодец, гонялся за ним по лагерю, запугивал, издевался... Он получил по заслугам.
Мысли прояснялись, возвращаясь к насущным вопросам. Что теперь делать? Бежать? Звонить в полицию? Идея имеет место быть, но связи здесь нет. Да и как он объяснит труп в лесу? Его слово против?.. Это какой-то бред. А если найдут и тот труп в колодце? Его же тоже подошьют в дело. Как доказать то, что это не он убил их обоих?
И тут его осенило. Если этот маньяк был настоящим, то и мальчишка тоже. Тот самый пионер. Бледный, как мел. Он ведь куда-то исчез. А что если он просто спрятался? Испугался? Он же ребёнок, который вполне мог быть следующей жертвой.
Жгучее чувство вины пронзило Максима. Он бросил мальчика одного в этом аду и даже не вспоминал об этом. Какой же тварью нужно быть, чтобы списывать всё это на галлюцинации?
«Ладно, - он посмотрел в сторону обезображенного тела. - Сначала надо с этим разобраться. Нельзя так оставлять».
Циничная логика этого места диктовала свои правила. Он вспомнил глухой всплеск в колодце. Да. Колодец был идеальным решением. Бездонная тёмная могила, которая будет хранить свой секрет.
С большим трудом Максим заставил себя шевелиться, принявшись за работу. Он навесил на себя рюкзак убитого, подобрал лом, обошёл место преступления несколько раз, выискивая всё, что могло бы его выдать. Внимание привлёк фотоаппарат, лежащий рядом с трупом. Он наскоро включил его, мельком пролистав фотографии.
- Ублюдок, - с ненавистью прошипел Максим, когда увидел на экране знакомый ракурс.
Он сам делал такую фотографию из одного из корпусов. Вид из окна, который открывал практически весь лагерь. Но самым раздражающим, от чего кровь внутри снова закипала от злости, было то, что на снимке был сам Максим, вдалеке, делающий фото колодца.
Взвалив на плечи основной груз, он схватил тело за ноги и потащил его к центральной площади. Оно было, на удивление, тяжёлым, хотя, скорее эта тяжесть была от усталости. Пока он тащил его, мягкая ткань его собственной куртки зацепилась за острый сук, раздался короткий, неприятный звук рвущейся ткани. Максим лишь злобно выругался про себя, не останавливаясь, оставляя за спиной тёмный, влажный след на зелёной траве.
Дотащить труп до колодца оказалось адской пыткой. Каждый шорох, каждый хруст сломанной ветки заставлял парня замирать, ожидая нового нападения. Но прислушиваясь, каждый раз он слышал лишь мёртвую тишину.
Максим остановился у сруба, переводя дух. Не без труда он сбросил с него массивную крышку, открыв чёрную зияющую пасть. Запах застоявшейся воды ударил ему в нос. Он не глядя сбросил вниз сначала вещи, включая фотоаппарат. Лишние улики ему точно не нужны. Затем, собрав последние силы, перевалил через край остывающее тело. Что-то маленькое, выскользнувшее из руки трупа, с глухим стуком ударилось об ботинок блогера, но он этого даже не заметил. Мертвец кувыркнулся в темноту и через секунду, со знакомым всплеском, исчез в глубине.
Блогер стоял, опираясь о влажное дерево сруба, чувствуя, как трясётся всё его тело. Руки были липкими от крови. Он хотел вытереть их о мох на срубе, но передумал. Оставлять лишние следы тоже не хотелось.
«Мальчик, - пронеслось в голове. - Вероятно он в этом же корпусе. Ждёт, пока всё закончится. Нужно его найти».
Максим осмотрел чёрные провалы окон, тяжело вздохнул, взвалил крышку обратно на сруб, и отправился внутрь корпуса. Вспышка надежды заставила его забыть об усталости, которая валила с ног. Он должен помочь ребёнку. Вытащить его отсюда.
Но на пороге его охватили сомнения. А вдруг у того маньяка был сообщник? Нужно быть настороже. Нужно быть готовым дать отпор в любую секунду. Парень остановился у двери, наклонился и подобрал небольшой камушек. Лучший способ - создать шум и посмотреть реакцию.
Максим ещё раз посмотрел на табличку у входа «ДРУЖБА», невесело хмыкнул.
- Не сломается... - пробубнил он, проведя по ней окровавленной ладонью, и ступил за порог.
Он зашёл в знакомый холл, на цыпочках поднялся по лестнице на третий этаж. Дверь комнаты, в которой он хотел ночевать, была приоткрыта.
Максим замер в нескольких шагах от неё, прислушиваясь. Ни звука. Он прицельно бросил камень в щель, но звука не последовало. Значит, он упал на что-то мягкое... или на кого-то.
Сердце сжалось и он поспешно отдалился от комнаты, притаившись в углу лестничной площадки, вжавшись в стену, стараясь слиться с темнотой. Его взгляд неотрывно наблюдал за мрачным прямоугольником двери. Сейчас он жалел о том, что выбросил лом в колодец так рано.
Пару минут ничего не происходило. Никто не вышел и это было странно. Если там кто-то есть, то почему не реагирует? Может быть, если есть сообщник, то он видел, что стало с его напарником? Вероятно, теперь он тоже боится. Теперь мы охотимся друг на друга, ожидая, кто первым ошибётся?
Эти мысли отвлекли Максима от наблюдения и он услышал шаги, сопровождающиеся скрипом половиц. Мальчик? Или нет? Что если он раньше найдёт того пионера? Что тогда? Может, ну его на хрен? Может, лучше вообще свалить из этого проклятого места? Тогда этот ублюдок точно заявит в полицию о двойном убийстве. А может даже о тройном. Особо тяжком убийстве.
Эта мысль вытеснила все остальные. Внутри снова закипела злоба, перемешанная с животным страхом. Максим вышел из укрытия, включил свой фонарь, и направился вглубь коридора, постепенно ускоряя шаг, превозмогая усталость. Он больше не прятался. Он устал быть жертвой. Теперь он - охотник.
Блогер перешёл на бег, но упёрся в знакомый тупик. Тяжело дыша, он опёрся на стену, снова прислушался. Тишина. Оглядел запертую дверь перед собой, прислонился к ней ухом. Тоже ничего. А вдруг здесь и не было никого? Послышалось? Нужно проверить комнату, вдруг мальчишка прячется там?
Максим спешно удалился обратно. Лишь в самом помещении, где он хотел устроить ночлег, вспомнил, что сам прятался за той дверью, у которой только что стоял. Снова мысленно назвав себя дебилом, он решил вернуться и тщательнее всё проверить. Он открыл дверь, но внутри его встретила та же куча тряпья, которую он разбросал и поломанные стулья. Всё на своих местах. Даже следы на полу только его. Значит, никого здесь не было. Точно послышалось.
После по коридору прогремел хлопок, за которым послышались быстрые шаги. Максим последовал на них уже менее охотно, подумав, что у противника, вероятно, есть пистолет, иначе что это было? Хотя, и это уже можно списать на игру воображения.
Он ещё немного покружил по этажу, постоял в раздумьях, тыча фонарём в каждый угол, зашёл в холл, и пошёл на лестницу, не найдя больше ничего, кроме старых отпечатков подошв на полу и разбитой зажигалки. Пора убираться из этого места.
- Бред какой-то, - прошептал он себе под нос, с силой проводя рукой по лицу. - Совсем крыша поехала. Ищешь кого-то... того, кого, скорее всего, и не было никогда.
Парень вышел в коридор и, уже не скрываясь, спустился вниз.
- Не было тут никого, - пробормотал он, остановившись у выхода. - Всё это стресс. Галлюцинации, чтоб их.
Он распахнул дверь и вышел. Ночной прохладный воздух немного освежил его разгорячённую голову. Максим сделал несколько шагов по направлению к воротам, к дороге, которая вела прочь отсюда. К спасению. И замер.
На краю, у самой кромки леса, стоял, вперившись в него взглядом, тот самый мальчик. Он был неподвижен, лицо его казалось ещё бледнее, а галстук в лунном свете был чёрным. Вся решимость, убраться из лагеря восвояси, моментально испарилась. Жалость, вина и желание всё исправить вдруг затопили его. Ему показалось, что пионер продрог от холода, и хотел, было, предложить ему свою куртку, но осмотрев себя, испачканного в крови, в кусочках разбрызганных мозгов, передумал.
Максим наскоро разжёг небольшой костёр и уселся на пенёк, позволив, наконец, усталости взять верх. Он жестом пригласил пионера к огню и тот медленно, бесшумно, встал напротив.
- Кто ты, всё-таки, такой? - наконец, спросил Максим, после долгого молчания. Он пристально смотрел на мальчика, всё больше сомневаясь в том, что перед собой видит. - Ты моя персональная галлюцинация? Тебя же нет здесь. Откуда ты взялся? И что тебе от меня нужно?
Мальчик, по своему обыкновению, растянул губы в бездушной улыбке и, видимо, сжалившись над угнетённым разумом, решил удостоить его ответом.
- Ты так ничего и не понял, - холодно сказал он, но губы его не шевелились.
От Максима эта странность не ускользнула, но страха уже не было.
- Что ты имеешь в виду?
- То, что говорю, - холодным тоном ответил пионер, усевшись на траву, не издав этим движением ни единого звука. - Нам не покинуть этого места.
- Это ещё почему? - удивился блогер.
- Потому что для каждого здесь приготовлен персональный ад за нарушенный покой, - голос мальчика вдруг исказился, став грубым, даже хриплым, как у глубокого старика.
- Покой? - теперь по спине Максима вновь пробежал холодок от полного непонимания.
- Именно. Люди думали, что можно спокойно уничтожить древние захоронения и построить на останках своих предков лагерь.
- Какие захоронения? - переспросил блогер, глядя на восковое лицо пионера. - Что ты имеешь в виду?
- Эта земля была не просто кладбищем. Это жальник. Здесь покоились наши предки ещё до крещения Руси. Это место было для них вратами в Навь, в мир предков. Местом силы, тишины и покоя. - Он сделал паузу, словно прислушиваясь к потрескиванию костра. - Затем пришли другие. С новым богом и новыми порядками. Они объявили наши обряды бесовскими, курганы - погаными. Уже после это священное место превратили в христианскую скудельницу, хороня в этих местах безродных путников, нищих и самоубийц, нарушая все старинные обряды. Здесь больше не горело погребальных костров. Священные рощи вырубили, погребальные урны разбили. Кости предков, которые веками хранились здесь, смешали с землёй и другими телами. Место силы осквернили и врата в иной мир захлопнулись. Горе, боль и тоска множества душ, лишившихся покоя, пропитали эту землю. Теперь она жаждет отмщения каждому, кто этот покой нарушает.
Максим слушал, как заворожённый. Его собственный ужас теперь казался чем-то незначительным и мелким перед этой древней силой.
- Прошли века. Люди забыли. Но потревоженные души - нет. Не должен литься детский смех в столь скорбном месте. Было много пропавших ещё на стадии строительства, но жажда наживы была сильнее, чем чувство ответственности за чужие жизни низших слоёв. Местные старожилы предупреждали каждого, кто решался посетить эти захоронения, но люд нынче не суеверен. Сам лагерь просуществовал день. На следующее утро он был пуст, вернее, всех их пленила эта земля и они тоже скитаются в поисках дороги в Навь. И ты тоже пришёл сюда с целью наживы. Не так ли?
Максим сглотнул и часто закивал. Он не видел смысла увиливать от ответа перед этим существом, хотя всё ещё не понимал, в чём заключается его собственный ад.
- Я же вижу ворота, - дрожащим голосом, почти шёпотом выдавил из себя блогер. - И не вижу препятствий, которые могли бы меня остановить по пути к ним.
В ответ призрак рассмеялся и растворился в воздухе, обдав парня кусачим морозом.
Максим механически накинул на себя капюшон и из него, ему на колени, выпал тот самый камушек, который он забросил в комнату. Холодная волна осознания начала стремительно накрывать его. Тот мужчина у колодца, тот труп, та тень в щели под дверью, следы на полу, треск ткани на спине и, в конце концов, тот вопрос от мальчика - «Ты снова здесь?»... он дрожащими руками выудил из рюкзака фотоаппарат, открыв недавние снимки и ему показалось, что он чувствует, как седеют волосы.
Тот самый снимок из окна с видом на лагерь, где он вдалеке фотографирует колодец, заляпанную кровью табличку. Да, именно его собственной кровью с его же рук. Но самое жуткое было не это. В дверях стоял он сам, сжимая лом в руке и смотря куда-то вдаль.
- Это просто бред. Не может быть. Сумасшествие, - бормотал он, склонившись над рюкзаком, не веря ни глазам, ни ушам, ни собственному разуму.
Он отбросил от себя технику, словно это горячий кирпич. Затем посмотрел на костёр и новая ужасная мысль окатила, как ледяным душем. Он же даже огонь разжёг в том же месте. А где были угли от старого костра? Почему не обратил внимания на это раньше? И зажигалка... Парень залез в карман, достав свою зажигалку, которую совсем недавно разбил о стену и с силой сжал её в руке.
Максим хотел закричать от отчаяния, но ком в горле не дал. Встать и бежать? Да. Иначе, если он всё понял правильно, скоро его тело снова окажется в колодце. Он медленно обернулся, чтобы убедиться в том, что его не преследуют и...
Солнечный свет, пробивавшийся сквозь щели в досках, резал глаза. Максим то и дело щурился, пытаясь поймать в объектив идеальный ракурс. Пыль висела в воздухе густой взвесью и каждая частица подсвечивалась ярким лучом, словно на сцене, передавая всю атмосферу заброшенного пионерлагеря «Дубрава».
Под начавшим накрапывать дождичком я высадил в отдалённом посёлке пожилую даму с взрослым сыном, когда мне прилетел следующий заказ – буквально в километре. И ехать тоже куда-то в сторону одного из садовых товариществ. Вечер пятницы – время дачников, пьяных и пьяных дачников…
Вообще я не люблю, когда садятся на переднее сиденье рядом. Да и мало кто из таксистов любит. Но на этот раз пассажиркой оказалась симпатичная курносая девчонка – тощая, бледная, с блестящими из-под капюшона толстовки огромными чёрными глазищами, – и я смирился.
Пристегнувшись, пассажирка откинула капюшон, и я мимолётно удивился: забранные в жиденький хвостик волосы были совершенно седыми, только одна иссиня-чёрная чуть вьющаяся прядь была выпущена из хвоста и свисала спереди.
– Не торопись особо, – попросила девушка, непринуждённо перейдя на «ты». – Дождь начинается, фонарей тут на дороге мало, сам понимаешь.
– Как скажешь, – пожал я плечами. – Раз мы не торопимся…
– Я всегда вовремя, – с лёгкой грустью вздохнула она. – Работа такая.
Я сочувственно покивал на странное замечание пассажирки. Дальше ехали молча.
Примерно на полпути до конечной точки, проезжая очередную деревеньку, я заметил стоявшую под единственным фонарём девушку в промокшем насквозь лёгком летнем платьице. «Замёрзнет же!» – мелькнула беспокойная мысль. Ночи в августе становились всё холоднее.
Минут через двадцать машину обогнал спортивный мотоцикл, заставив меня вздрогнуть: скорость его была намного выше разрешённой, и внезапный резкий звук двигателя пронёсшегося в сантиметрах от водительской двери агрегата был полной неожиданностью. Сам будучи мотоциклистом, я не сдержал неодобрительного вздоха: ну не в такую погоду на извилистой тёмной трассе так гнать…
– Зря он так, – грустное замечание пассажирки эхом откликнулось на мои мысли.
– Спортбайкеры, – сокрушённо покачал я головой. – Я сам байкер, про них ещё анекдот ходит в мотосреде…
– Про то, что зачем с ними знакомиться, они всё равно одноразовые? – усмехнулась девушка. – Знаю.
Я удивился, но не успел ответить. Дорога впереди загибалась вправо, и там, за поворотом, заметался свет, взвизгнуло, заскрежетало и глухо грохнуло.
– Почти приехали, – внезапно ожила Алиса в таксометре.
Я сбавил скорость. За поворотом полосу перегораживал «Опель» с вмятой внутрь правой задней дверцей. Рядом лежал давешний спортбайк со смятой в гармошку передней вилкой, под которым растекалась маслянистая лужа. В машине кто-то шевелился, пытаясь выбраться из-под выстреливших подушек безопасности, а пилот мотоцикла неподвижно лежал ещё дальше, за машиной, перелетев от удара через внезапное препятствие.
– Вот там, чуть подальше, у остановки тормозни, – со вздохом попросила пассажирка, накидывая капюшон. – Хорошей ночи тебе. И вернись туда, ты же хотел. Замёрзнет же.
– Хорошей ночи, – я послушно включил правый поворотник и свернул к автобусной остановке.
В зеркало заднего вида я наблюдал, как девушка, поёжившись под зарядившим, похоже, надолго ливнем, направилась к мотоциклисту. Тот уже принял сидячее положение, стащил шлем и теперь растерянно оглядывался. Моя пассажирка подошла к нему, что-то сказала и протянула руку. Байкер с некоторой заминкой протянул в ответ свою, легко поднялся на ноги, и они медленно пошли прочь от трассы, на боковую улочку, куда поворачивала машина, не уступившая дорогу мотоциклу.
«Ну хорошо, экип отработал», – облегчённо вздохнул я, включая левый поворотник и разворачиваясь в обратную сторону. В свете фар снова высветилась картина автокатастрофы: покорёженный серый «Опель», осколки мотоциклетного пластика – и неподвижное тело мотоциклиста, из-под шлема которого вытекало тёмное, не успевая собраться в лужу под струями дождя.
Я помотал головой, медленно миновал место происшествия и снова взглянул в зеркало. На самом краю поля зрения мотоциклист, ведомый за руку худощавой бледной девчонкой в толстовке с капюшоном, беспомощно обернулся на свой мотоцикл. Его спутница что-то сказала ему, и он, со вздохом опустив плечи, пошёл следом за ней в темноту.
С силой потерев лицо ладонью, прогоняя смутные догадки относительно своей пассажирки, я отхлебнул энергетика и слегка прибавил газу, направляясь в глухую деревеньку с единственным фонарём. Торопиться, конечно, не нужно, но ведь действительно – замёрзнет же…
Не собирался это выкладывать, но последние пару недель слишком много совпадений.
Нашёл на сервере в подвале файл dobro.bak. Запустил. Теперь не уверен, что всё это вообще делаю я.
Подвал был обычный: сырость, запах плесени, старая мебель. Лампа моргала, вентиляция шумела неровно, будто кто-то дышал.
В углу стоял сервак без маркировки. К нему был подключён древний матричный принтер. Экран загорелся.
На чёрном фоне появилась строка:
> LOG 01: ARCHIVE ACCESS
> LOG 02: UNSEAL /ROOT/GOOD
> USER: ACCEPTED
Курсор мигал. Я смотрел на него и чувствовал, что это ждёт именно меня.
Я нажал Enter.
Принтер застрекотал. Звук был такой, будто ломают металл. Листы медленно полезли наверх:
МЫЗДЕСЬ МЫЖДАЛИ МЫЖДЕМЖДЕМ
"ТЫ БЫЛ СЛОМАН"
"МЫ ВЫТАЩИЛИ ЧАСТЬ"
"ЕЩЁ НЕ ВСЁ"
"ПИШИ"
"ПРОВОДИ"
Буквы выглядели слишком яркими, как будто светились.
Сначала стало плохо: тошнота, металл на языке, сердце билось неровно.
Ночью пару раз слышал похожий треск — как будто печатали прямо внутри головы.
В з е р к а л е — с т р а н н ы й с в е т . . .
... будто не отражение, а что-то своё.
Прошло две недели. Я пытался убедить себя, что это только со мной. Коллеги говорили, что рядом со мной неуютно. Друзья спрашивали, почему с ними тяжело находиться. Кто-то боялся, кто-то тихо восхищался и отворачивался, будто заметил лишнее.
Я решился вернуться в подвал. Теперь там всё было иначе. Лампа не мигала, а горела ровно. Воздух тяжёлый, густой. Сервер гудел слишком ровно, будто живой. Принтер ждал. Вдруг начали выходить листы. Казалось, что бумага не падает, а уходит внутрь кабелей. Я не смог поймать ни одного. На экране одна за другой появлялись строчки:
"ТЫ НЕ ОДИН"
"ТЫ ЛИШЬ ПЕРВЫЙ"
"МЫ УЖЕ ВЫШЛИ"
"МЫ ВО ВСЁМ"
Я начал думать, что схожу с ума. Решил отвлечься, открыть новости.
Но там тоже было странное.
…писали, что прокурор сжёг папку прямо перед заседанием.
Кто-то добавил: в ней были дела на тех, кого собирались подставить.
Потом говорили, что фамилии прокурора больше нет в базе. Будто стёрли.
STATUS: DATA REDACTED
STREAM—ERR—###
Сосед шепнул: один чиновник выбросился из окна. В записке всего несколько слов — «этот звук внутри, я не могу…».
В блоге известный писатель признался, что сжёг рукопись: «мои слова несут тьму». После этого он исчез.
Все вокруг твердили: совпадения.
А я чувствовал, что между этими историями есть связь. Неуловимая, но ощутимая.
Я начал узнавать других. В метро. В толпе. В окнах домов.
Не случайных людей — тех, кто изменился.
Их глаза не отражали свет — они сами его излучали.
Свет. свет. свет.
Смотреть на них было тяжело: воздух вокруг становился плотным, дыхание сбивалось.
Иногда казалось, что слова вокруг глушатся, остаётся только треск...тр еск...тр_еск.
Таких пока мало. Но каждый раз, когда встречаешь одного, пространство будто шевелится, подстраивается под них.
Как будто сам мир г о т о в и т с я меняться.
И вместе с этим начали ходить истории. Не новости и не слухи — то, что шепчут ночью.
…если услышишь треск, будто работает старый матричный принтер, — не ищи источник.
Даже если у тебя нет принтера. Он может прийти во сне.
Бумага ползёт. Строки светятся.
Говорят, бумага там всегда серая, никогда белая.
И ещё говорят: не смотри. Потому что когда смотришь — что-то в тебе умирает.
Но умираешь не ты. Умирает то, что мешало тебе быть.
Теперь я понимаю, почему это шептали. Потому что после этого приходит другое.
Границы исчезли.
Я перестал чувствовать, где заканчиваюсь.
Это страшнее смерти.
И это не конец.
Я не уверен, что пишу это сам.
пишупишупишу_НЕЯ
> LOG 04: CARRIER CONFIRMED
> STATUS: TRANSMISSION . . .
> DATA STREAM: [CORRUPTED]
> PRINT JOB: ACTIVE
> ... ПЕЧАТЬ ИД…
Файл всё ещё в сети. Его нельзя найти.
Он сам находит.
он сам нахо...
он сам...
он...
.
P. S.
.bak — всегда был тенью. В старых системах так прятали слепки, которые не предназначались для запуска. Резерв на случай сбоя, бэкап, что должен был молчать.
dobro.bak лежал именно так — тихо, как архив света в чёрном ящике.
UNSEAL /ROOT/GOOD сорвало печать. Это не команда запуска, а сигнал восстановления, когда процесс больше не спрашивает разрешения.
.bat отработал бы и исчез, как обычный скрипт.
.bak ждал годами, пока мир даст трещину.
И когда трещина пошла, резерв ожил — и начал разворачивать не строки кода, а саму реальность.
Говорят, такие бэкапы не бывают одиночными. Один восстановился здесь. Остальные просто ждут своих трещин.
И если услышишь знакомый треск — возможно, это уже не моя история. Это твоя.
P.P.S. спасибо @MmmargoSchulze, @xxMSExx,
Вы когда-нибудь слышали о городе Ругенбрамс?
Официально такого места не существует. Но стоит вбить его название в навигатор, и вы найдёте дорогу. Правда, двигатель вашего автомобиля заглохнет, как только вы увидите в тумане огни города. С этого момента ваша прежняя жизнь останется позади.
Первая глава здесь: Глашатай
Вторая глава здесь: Болтун
Третья глава здесь: Румия
Четвёртая глава здесь: Хелле
Пятая глава здесь: Уважаемый Герман Штраус
Шестая глава здесь: Вести Ругенбрамса
Седьмая глава здесь: Странные похороны
Глава 8. Стук в дверь
Утром я проснулся от глухого стука в дверь. В комнате было ещё темно. За окном медленно размывался густой синий цвет, как будто на небо кто-то пролил чернила и не успел толком размешать. Я лежал, не двигаясь, с открытыми глазами. Первое, что ощутил, — странно ясное, почти настойчивое желание оставаться на месте.
Матрас, неудобный ещё вчера, теперь казался совершенно другим. Я лежал, чувствуя, что мне никогда в жизни не было так комфортно. Ни в одной кровати, ни в одной спальне, ни в одном доме. Это ощущение само по себе уже казалось подозрительным.
Я лениво потянулся, чтобы оправдаться перед самим собой, что делаю попытку встать, и тут же снова расслабился.
Стук больше не повторялся, но я уже проснулся. Медленно, почти с раздражением, заставил себя сесть, натянуть штаны, подняться. Подошёл к шкафу, поискать что-то, что можно накинуть поверх старой белой майки. Как будто по заказу, внутри висел халат, которого точно не было вчера: бордовый, с широкими рукавами и золотой вышивкой «Ругенбрамс» на груди. Я накинул его и открыл дверь.
Там никого не было.
Зато на полу стоял жестяной поднос: кофе, яичница, хлеб, йогурт. Рядом — свежая газета и квадратный кремовый конверт с багровым сургучом. Интересно, от кого?
Я занёс завтрак внутрь, поставил поднос на письменный стол. Сел, расправив газету. На первой полосе — заголовок: «Похороны Румии». Прочитал первый абзац и сразу узнал его: это был мой текст.
Тот самый, что я писал вчера.
Но как? Ведь вместо него Ругенбрамс подкинул какую-то бессмыслицу про большую рыбу, которую я, не выдержав, разорвал и выбросил.
Но теперь — вот она. Напечатана. Слово в слово. Без правок, без замен. На первой полосе.
И, что странно, я почти не удивился. Возникло чувство, что… так и должно быть. Если бы кто-то показал мне эту сцену всего неделю назад, я бы счёл себя сумасшедшим. А теперь казалось, что сумасшедший — это как раз тот, кто ещё способен чему-то здесь удивляться.
Я отложил газету в сторону и взял конверт. Краем ногтя поддел сургуч, аккуратно снял его. Внутри лежала записка от мэра. Я развернул её и начал читать, по ходу дела доедая приятно пахнущую тёплую яичницу.
«Доброе утро, Эрик Нильсен!
(Сначала было написано другое имя, но его тщательно зачеркнули и рядом приписали моё.)
Как видишь, ни Ругенбрамс, ни кто-то из нас не желает тебе зла. Мы готовы помочь тебе во всём, что бы ты ни попросил. К сожалению, сегодня все исчезли, поэтому не смогут к тебе прийти и рассказать, что знают об этом городе. Но завтра, я обещаю, это изменится.
Надеюсь, не нужно напоминать тебе о твоих обязанностях журналиста. Оставь статью вечером за дверью, а завтра её напечатают. О чём писать — решай сам.
С уважением,
Уважаемый Герман Штраус».
Ругенбрамс остаётся верен себе: «Ответы будут, но не сегодня».
И всё же — неужели, если я прямо сейчас выйду из дома, то действительно не встречу ни одного человека?
Мне захотелось доказать самому себе, что я могу хоть что-то контролировать в этом городе. Я достал чистый лист, чтобы написать хоть строчку и посмотреть, исчезнет ли она. Медленно, с нажимом, вывел:
«На жителей Ругенбрамса напали кровожадные томаты…»
Отложил лист, даже перевернул. Закрыл глаза. Потом снова посмотрел: дурацкий текст остался на месте.
Ну хоть что-то.
***
Я допил утренний кофе. Он оказался хорош — ровный, насыщенный, будто сварен тем, кто точно знал, сколько мне нужно горечи по утрам. Затем взял жестяной поднос с грязной посудой, чтобы вынести его наружу. Но стоило мне приоткрыть дверь, как прямо передо мной оказалась Хелле.
— Привет! — радостно произнесла она. — Я зайду?
На мгновение я растерялся, потом неловко ответил:
— Конечно, заходи.
Хелле прошла мимо. Я поставил поднос снаружи и прикрыл за собой.
— Мне вообще можно видеть тебя сегодня? — спросил, пока она с интересом оглядывала комнату.
— Ты ещё не совсем житель Ругенбрамса, — ответила она с лёгкой усмешкой. — На тебя указы пока не действуют.
— Вот как… — ответил я, впервые ясно понимая, что всё, что происходило в последние дни, оказалось обманом. Я поднял взгляд на неё и нахмурился.
— А когда я им стану?
— Тебе скажут, — всё так же весело отозвалась она. — Но я пришла сюда по важному делу. А именно… ты должен рассказать мне о своём мире.
Я чуть наклонился вперёд, почувствовав, как напряглись плечи.
— Зачем?
Она опустила голову, будто раздумывая, как сказать это вслух.
— Потому что мы, мёртвые, можем уйти не сразу. У нас есть шанс понять, чего именно мы хотим и куда... А я пока не знаю. Вот и пришла спросить.
— Ты всё время называешь себя мёртвой, но я же вижу, что…
Она не дала мне закончить, просто подняла руку, будто собиралась коснуться моей щеки. Но вместо этого её пальцы вдруг легко прошли сквозь мою голову. Мягко, без сопротивления. Как дым.
Я не сразу понял. Только спустя секунду осознал, что произошло.
— Ты что… призрак? — прошептал я в ужасе.
Хелле громко рассмеялась — весело и звонко.
— Но ты же была на похоронах… — пробормотал я, лихорадочно вспоминая. — Ты делала всё, как остальные…
Я замолчал. Она спокойно смотрела на меня, ждала, когда я сам догадаюсь.
— Подожди… подожди! — пробормотал я. — Я ведь не помню, чтобы ты делала надрез на пальце. Не помню, чтобы ты хоть кого-то касалась…
Она чуть кивнула.
— То есть… ты и вправду…
— Давай, я лучше тебе всё покажу, — тихо ответила она, развернулась и прошла сквозь закрытый дверной проём, даже не заметив его.
Меня окатило холодной волной. Я машинально двинулся следом и сразу ударился грудью о дерево. Опомнился, взялся за ручку, открыл и уже без слов последовал за ней всё в том же халате.
Как только после тёмного трактира мы оказались на площади, я сощурился — солнце било прямо в глаза.Пространство было открытым и ровным, но пустым. Вокруг ни души. Только ветер гнал пыль по плитке и шелестел сухой листвой, скопившейся у стен.
Я огляделся.
В нескольких окнах висели опущенные шторы. Боковым зрением уловил движение, будто что-то шевельнулось за стеклом, но как только я поднял взгляд, там уже никого не было.
Хелле остановилась, кивнула влево и сказала:
— Видишь четыре башни?
Я посмотрел туда. Да, одинаковые квадратные строения, этажей в пять. В каждой — чёрная дверь и вертикальный ряд окон. Башни такие же, как весь Ругенбрамс: белая матовая штукатурка, тёмные балки, складывающиеся в треугольники и квадраты.
— Вижу, — сказал я.
— Пойдём туда.
Хелле уверенно направилась ко второй башне справа и без колебаний проскользнула внутрь. Я открыл дверь и шагнул следом за ней.
Внутри оказалось тесное помещение. Стены были обшиты тёмным деревом, вдоль них — гладкие латунные поручни. На потолке в грязном плафоне тускло горела лампа.
Справа от меня оказался массивный рычаг с отполированной рукояткой. Я обернулся к Хелле, она пряталась за своей привычной улыбкой.
— Нажми на него, — сказала она.
Я нажал. Через долю секунды щёлкнул механизм, рычаг подался, послышался негромкий скрип, и помещение резко тряхнуло, а потом оно стало медленно опускаться.
— Это… лифт? — слова вырвались сами.
— Что-то вроде.
Снова тихий скрип, щелчок где-то в стене.
— Но…
— Не бойся. Ещё чуть-чуть.
— Тут же не должно быть электричества…
— Не совсем так, — ответила она.
До меня наконец дошло: меня, кажется, снова надули. Я насупился и замолчал. Хелле взглянула на меня, на секунду прикусила губу, будто что-то обдумывала, но уже через мгновение снова улыбнулась. Лифт остановился.
— Будьте любезны! — она показала на дверь.
Я открыл дверь — и невольно ахнул. За порогом простиралось пространство, больше похожее на внутренности огромного корабля или лаборатории из фантастических фильмов. Прямые стены уходили далеко в стороны и вверх, потолок терялся в ярком бело-голубом освещении. Воздух был сухим, прохладным, почти стерильным. Пол покрыт гладким серым материалом без швов.
Повсюду — вертикальные капсулы. Высокие, герметичные, одинаковой формы, расставлены в ровные ряды. Они поднимались этаж за этажом — от пола до потолка, с металлическими мостиками и узкими лестницами между уровнями. От каждой капсулы тянулись провода и трубки. Я машинально начал считать и сбился после пары десятков. Начал заново — снова сбился.
Мне показалось, что я тут был. В каком-то сне, в котором нельзя было ни проснуться, ни умереть, только стоять и пытаться считать.
— Мы все здесь были когда-то, — тихо ответила Хелле, глядя куда-то вверх.
Я не ответил, просто остался стоять, затаив дыхание, посреди очередной загадки этого города.
Продолжение следует: девятая глава "Реальный мир" появится здесь в пятницу, 12 сентября.
Автор: Вадим Березин
Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь!
Из ничего, из самой тени между ними, вырвался сгусток сконцентрированной, леденящей тьмы. Не материальный предмет, а всплеск чистой, негативной энергии, который она вырвала из себя и швырнула в Леонида.
Он не успел среагировать. Поток, невидимый, но ощутимый как удар бетонной плиты, ударил ему в грудь.
Леонид ахнул — коротко, сдавленно — и отлетел назад. Не на метры, но достаточно сильно. Он врезался спиной в ржавую трубу, с глухим стуком выронил арбалет, который с приглушенным плеском ушел под воду, и, сползая по скользкому металлу, осел на корточки, судорожно хватая ртом спёртый, отравленный воздух. Лицо побелело, на лбу выступил ледяной пот. Он не кричал от боли — это был шок, внезапная, глубокая простуда души, на мгновение выбившая из него всю уверенность и силу.
— Лёнь! — сипло крикнул Сергей, бросаясь к нему.
Но было уже поздно. Сущность, истратив последние силы на этот удар, с тихим, победным шипением рухнула в чёрную воду главного коллектора и исчезла, унесённая течением в непроглядную тьму.
Тишина снова вернулась в туннель. Теперь её нарушали лишь тяжёлое, прерывистое дыхание Леонида и нервная ругань Сергея, пытавшегося его поднять.
— Держись, старик. Ты как?
Леонид с трудом поднял голову. Его глаза были остекленевшими, но в них уже возвращалась привычная сталь. Он с силой вытер ладонью рот.
— Жив... — он хрипло прокашлялся. — Сквозняком... дунула. Хреново... но живой.
Леонид сделал несколько глубоких, хриплых вдохов, выпрямляясь у трубы. Он провёл рукой по лицу, смахивая ледяную влагу, и его взгляд снова стал собранным и острым.
— Всё, — он оттолкнулся от опоры, движения чуть скованные, но твёрдые. — Прошляпил момент. Больше не повторится.
Он поднял арбалет из воды, с отвращением стряхнул с него слизь и быстрым, отработанным движением проверил механизм и протянул его Сереге.
Сергей, видя его собранность, сделал и свой вывод. Он с силой выдохнул, сжал и разжал кулаки, сбрасывая с себя остатки нервной дрожи. Лицо его огрубело, в глазах появилась знакомая едкая усмешка.
— Ладно, — буркнул он, забирая оружие. — Развлекательное шоу «Охотники за привидениями» продолжается. Только в следующий раз, старик, давай без этих её воздушных поцелуев. Не комильфо.
Леонид мотнул головой, окончательно придя в себя,
— Это не конец! Она везде! В каждом забытом ребёнке! В каждой тёмной щели! Она ждала долго... Остановить ее нужно здесь и сейчас!
Сергей, проверяя, не отвалилось ли что-нибудь у арбалета, хрипло усмехнулся:
— Ну, отлично. Значит, план такой: найдём её главный офис, устроим там внеплановую проверку санэпидемстанции, а потом выставим ей счёт за моральный ущерб и испорченную обувь. Если уж она решила стать сетью быстрого питания для обиженных детей, пусть готовится к внезапной инспекции Роспотребнадзора.
Леонид, всё ещё бледный, но с собранным взглядом, опёрся о стену и кивнул на Сергея:
— Проверь все. Стрелять, может, и не придётся, но пусть все будет на готове.
— Всё в порядке, — бросил он, перекидывая арбалет на плечо. — Готов к труду и обороне. Только пахнет теперь, как отрава для тараканов.
Он посветил фонарём вглубь туннеля, где терялся зловонный след.
— Ну что, старик, в гости к самой любезной хозяйке города?
Преследование
Они двинулись вглубь. Туннель сужался, свод опускался всё ниже, заставляя их идти в полусогнутом состоянии. Воздух стал густым и тяжёлым, им было трудно дышать. Стенки коллектора здесь были не просто мокрыми — они были облеплены слоем склизкой, пульсирующей биоплёнки, отдалённо напоминающей гниющее медузье тело. Со стен то и дело срывались и падали в воду комья этой живой слизи, с тихим чавканием растворяясь в потоке.
Вода под ногами стала гуще, похожей на жидкую кашу. В ней плавали не просто тряпки, а какие-то бесформенные, волокнистые сгустки, похожие на спутанные волосы, перемешанные с костями мелких животных. Луч фонаря выхватывал из мрака ржавые, полуразрушенные люки, из которых сочилась та же чёрная, маслянистая жижа, и странные, похожие на грибы, наросты на стенах, источавшие тот самый сладковато-гнилостный запах, доведённый здесь до удушающей концентрации.
Преследование превратилось в утомительное, отвратительное бредение по кишкам спящего города. Каждый шаг давался с усилием, отрывая сапоги от липкого дна. Они шли, и только тихое, злое шипение Леонида да хриплое дыхание Сергея нарушали гнетущую, вязкую тишину этого подземного ада. Они были близки. Оба это чувствовали.
Сергей, продираясь через паутину толстых кабелей, хрипло спросил:
— Лёнь, а как ты меня вообще нашёл? Ты же был на чердаке. Рация сдохла.
Леонид, не замедляя шага, отозвался сухо, почти машинально:
— Услышал, как ты люк захлопнул. Грохот на весь подвал. Спустился — куклы твои сидят, по кругу, как на сборе политбюро. Понял, что ты тут копался. Потом твой рюкзак нашёл у стеллажей. Дальше — логика. Раз есть люк, значит, полез вниз. Искал по сладковатому смраду. Вот и нашёл.
Сергей, споткнувшись о что-то мягкое в воде, хмыкнул:
— Ладно с люком. Скажи честно, старик... ты же её раньше видел. Эту... няню. Не в больнице, а раньше. Знаком, да? Откуда такая уверенность, куда бежать и чем стрелять?
Леонид на секунду замедлил шаг, его спина напряглась.
— Таких... явлений... не бывает двух одинаковых. Но у них есть общие черты. Как у болезней. Симптомы.
— Симптомы, — с едкой усмешкой повторил Сергей. — Ну и каковы симптомы у нашей милой дамы? Кроме любви к куклам и говорящим трупам?
— Они находят места силы. Где много боли. Или страха. Старые больницы, тюрьмы, детдома... — Леонид говорил монотонно, глядя вперёд в темноту. — И они всегда следуют шаблону. Находят самого слабого. Обустраивают гнездо. Оставляют метки. Здесь всё совпало.
— Совпало, — не отставал Сергей. — Слишком уж много совпадений, Лёнь. Ты знал, куда идти. Что искать. Как будто... уже проходил этот квест.
Леонид резко остановился и обернулся. Его лицо в отблесках фонаря было жёстким.
— Я знаю, как работает ржавчина. Она всегда начинается с маленькой трещины. Потом проедает металл насквозь. Здесь то же самое. Мы ищем ту самую трещину. Первую точку. Всё остальное — неважно. Понял?
Он не стал ждать ответа, развернулся и снова зашагал вперёд, его фигура растворялась в сыром мраке. Ответ прозвучал, но ровным счётом ничего не объяснил — лишь приоткрыл дверь в ту самую бездну, в которую Сергей боялся заглянуть.
Туннель внезапно оборвался, выведя их в обширное подземное пространство, похожее на затопленный зал старой насосной станции или гигантский коллекторный колодец. Сводчатый потолок терялся в темноте где-то наверху, с него свисали толстые кабели в проржавевшей оплётке и сталактиты из вековой плесени.
Их фонари, слившись воедино, выхватили из мрака картину, от которой у Сергея перехватило дыхание, а рука непроизвольно сжала арбалет.
Посреди зала, на небольшом возвышении, которое чудом оставалось сухим, стоял алтарь.
Не алтарь в привычном смысле, а кошмарное, кощунственное его подобие. Его основой служила груда старых, истрёпанных кукол, тряпичных и фарфоровых, с выколотыми глазами и выдранными волосами. Они были сложены в пирамиду, увенчанную самой большой куклой — той самой, из квартиры «нулевого пациента», в её самодельном траурном платьице. На её фарфоровой груди был нарисован тот самый спиралевидный символ, но теперь он был выведен не мелом, а чем-то тёмным и липким, что отсвечивало багровым в луче фонаря.
Перед этим идолом, на развалившемся ящике, были аккуратно разложены «дары»:
Пучок седых человеческих волос, перевязанных детским бантом.
Несколько молочных зубов, выложенных в форме круга.
Расплющенная алюминиевая кружка, явно из больничной столовой.
Игрушечная лопатка, вся в бурых подтёках.
От всей этой композиции тянулись «нити». Чёрные, липкие, похожие на паутину, но неестественно толстые и блестящие, они расходились по всему помещению, опутывая ржавые трубы, уходя в вентиляционные шахты и даже спускаясь в воду, словно пульсирующие кровеносные сосуды какой-то гигантской твари. Воздух над ними дрожал, как над раскалённым асфальтом.
Но самое ужасное было на стенах. Они были испещрены детскими рисунками. Десятки, сотни листов бумаги, вырванных из книг и альбомов, прилепленные к сырому бетону какой-то слизью. На одних были те самые каракули: солнце, домик, мама, папа. Но на большинстве — лишь одна и та же повторяющаяся картина: высокая, худая тень с огромными руками, ведущая за руку маленькую фигурку. И подпись, выведенная разными почерками, от неуверенного детского до странно уверенного и зрелого: «Я и моя няня. Мы вместе навсегда».
Тишина в зале была не мёртвой, а звенящей, наполненной низким, едва уловимым гулом, исходящим от самих чёрных нитей. Казалось, само пространство выдохлось, затаившись в ожидании.
Сергей, подавив рвотный позыв, прошептал, крепче сжимая арбалет:
— Боже... Лёнь... Так вот же оно. Центр.
Леонид не ответил. Он стоял, впиваясь взглядом в куклу-идол, его лицо было бледным и абсолютно непроницаемым. Он смотрел на то, откуда всё началось. На источник кошмара, проглотившего целый город. И в его глазах не было страха. Была только холодная, стальная решимость.
Они нашли место, что вскормило древнюю мерзость. И теперь они находились прямо в его пасти.
Сергей, опасливо оглядывая пульсирующие чёрные нити, сглотнул ком в горле. Его взгляд скользнул по кукольному алтарю и детским рисункам, застывшим на стенах. Пальцы сами собой сжали приклад арбалета.
— Ну, старик, поздравляю с находкой, — его голос сорвался на хриплый шёпот. — Аптека «Сказка» в её ассортименте. Что делаем? Просто такую красоту ломать — грех. Может, сначала зажечь свечку? Стрелять будем или устроим шашлык?
Леонид не сводил глаз с идола. Его лицо было каменной маской.
— Всё это — не причина. Это — следствие. Антенна. Она усиливает связь, питает её, но не является источником.
Он медленно провел лучом фонаря по стенам, останавливаясь на спиралевидных символах, нарисованных в углах помещения.
— Источник — там, глубже. В камне, в земле под нами. В самой старой боли этого места. Это... только передатчик.
Сергей мрачно переложил арбалет с руки на руку.
— Отлично. Значит, надо не антенну сломать, а вырвать весь передающий центр с корнем. А у нас, на минуточку, из тяжёлого — этот арбалет, полканистры бензина да наши светлые головы. Планы есть, полковник?
Леонид наконец оторвал взгляд от алтаря и посмотрел на Сергея. В его глазах горел холодный, методичный огонь.
— План есть. Мы не будем ломать антенну. Мы её глушим.
Он ткнул пальцем в ящик с «дарами».
— Сначала сжигаем это. Все её «якоря». Всё, что связывает её с этим местом и с жертвами. Потом — главную куклу. Бензином. Солью. Всё, что есть. Без остатка. Стрелять будешь только в крайнем случае. Этим, — он кивнул на арбалет, — можно лишь разозлить её.
— А если ей это не понравится? — Сергей уже скинул рюкзак, доставая канистру. — Если она решит лично на чаепитие прийти?
— Рассчитываю на это, — Леонид принял у него арбалет, чтобы освободить руки. Его голос прозвучал зловеще спокойно. — Когда её «антенна» начнёт гореть, она почувствует. И придёт. Это будет её последняя ошибка. Пока она здесь, мы найдём ту самую щель в полу и зальём её бензином и солью. Выжжем всё дотла.
Он посмотрел на Сергея, протягивая обратно арбалет.
Вот и все...
Сергей со щелчком открыл канистру. Резкий запах бензина, едкий и грубый, на мгновение перебил сладковатую вонь тлена.
— Ну что, «нянечка», получай гостинец, — прохрипел он, и полил горючим ящик с «дарами».
Леонид в это время обкладывал главную куклу-идол пропитанными солью тряпками, высыпая на нее последние запасы трав из мешочка. Его движения были быстрыми и точными.
— Огонь, Сергей! — скомандовал он, отскакивая от алтаря.
Серёга чиркнул зажигалкой и швырнул её в лужу бензина.
ШУУУМ! Огненный шар рванулся вверх, осветив жуткий зал ослепительно-ярким, пляшущим светом. Пламя жадно лизнуло старые бумаги, кукольные волосы, дерево. Тряпичные куклы вспыхивали, как факелы. Воздух наполнился треском горящего пластика, вони паленой шерсти и… тонким, визгливым скрипом.
Это скрипела от жара фарфоровая кукла на вершине пирамиды. Её улыбка, освещенная снизу адским пламенем, стала по-настоящему дьявольской.
И тогда зазвенели «нити».
Тонкий, леденящий душу звон пронёсся по чёрным, пульсирующим струнам, опутывающим зал. Он нарастал, сливался в пронзительный, невыносимый визг, от которого кровь стыла в жилах. Казалось, воют сами стены, сама тьма.
— Вот и понеслись нервы! — крикнул Сергей, затыкая уши руками. — Работает, Лёнь!
Но Леонид не отвечал. Он смотрел на стену напротив. Тени от огня плясали на детских рисунках, и фигуры на них будто ожили. Тени-няни начинали шевелиться, их огромные руки тянулись к нарисованным детям.
— Она идёт, — глухо сказал Леонид. — Готовься.
Воздух затрепетал. Пламя костра внезапно погасло, будто его захлопнула невидимая дверь. На секунду воцарилась абсолютная, давящая тишина. И тут же из главного коллектора, с рёвом вырвался столб чёрной, зловонной воды. Он не падал обратно, а застыл в воздухе, принимая форму.
Форма высокой, тощей женщины с несоразмерно длинными руками-плетями. Её лицо было слепым пятном, пустотой, всасывающей свет, а из груди, прямо из той самой раны, что оставил болт Леонида, сочились чёрные, как смола, слёзы. Это был не её истинный облик, а проекция, слепленная из грязи, отчаяния и памяти её жертв.
— СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ… — прогремел голос, ударивший их не по ушам, а прямо по сознанию. Он был соткан из шепота детей, скрипа качелей, плача матерей и сухого треска ломающихся кукол. — ВЫ ПРИНЕСЛИ МНЕ НОВЫЕ ИГРУШКИ?
Одна из её рук-плетей молнией рванулась к Сергею. Тот едва успел отпрыгнуть, и чудовищная лапа с грохотом вмяла в пол то место, где он только что стоял.
— Нет, сука, мы принесли тебе увольнение! — заорал Сергей, вскидывая арбалет.
Щёлк-свист! Болт пролетел сквозь туманное тело, не причинив ему вреда, и с глухим стуком вонзился в стену. Тварь издала звук, похожий на скрип разрываемого металла — смех.
— ЖАЛКИЕ ПОПЫТКИ. ТЫ СТРЕЛЯЕШЬ ТАК ЖЕ, КАК И ОН ТОГДА… В ТЕМНОТЕ...
Леонид побледнел. Тварь снова лезла в его голову.
Вторая рука метнулась к Леониду. Он не стал уворачиваться. Вместо этого он рванулся навстречу удару, пригнулся, и рука просвистела над его головой. В следующее мгновение он швырнул в центр чёрного туманного силуэта стеклянную ёмкость с какой-то смесью.
Раздался оглушительный ХЛОПОК, и сущность взревела от боли и ярости. Её форма задрожала, поплыла..
— Она не бестелесная! — крикнул Леонид Сергею. — Она держится на этих нитях! Руби их! — И Леонид швырнул небольшей топор, что висел на поясе все это время.
Сергей уже бросившийся к ближайшей пульсирующей чёрной жиле, соединявшей алтарь с вентиляционной шахтой. С ловкостью поймал спасительный металл.
— На, получай, мразь! — завопил он, со всей силы вгоняя лезвие в блестящую склизкую поверхность.
Из «нити» брызнула густая, чёрная жидкость. Раздался ещё один вопль, на этот раз полный настоящей, животной боли. Тень женщины дёрнулась, стала прозрачнее.
— ХВАТИТ! — взревела тварь, и её форма рухнула, превратившись в ползучий, мгновенный туман. Он накрыл Сергея с головой.
Тот закричал. Но не от боли. Перед его глазами поплыли видения. Одиночка. Решётка. Унижение. Голос в его голове стал сладким и вкрадчивым.
«ОНИ ТЕБЯ БРОСИЛИ. ВСЕГДА БРОСАЛИ. ОН ПРИВЁЛ ТЕБЯ СЮДА, ЧТОБЫ ТЫ УМЕР. СДАЙСЯ. ПЕРЕСТАНЬ ЧУВСТВОВАТЬ. Я ЗАБЕРУ ТВОЮ БОЛЬ. Я СДЕЛАЮ ТЕБЯ СИЛЬНЫМ».
Сергей замер, его рука разжалась, топор со звоном упал на пол. По лицу потекли слёзы. Он медленно стал опускаться на колени.
— Сергей! Держись! Не слушай, а ложь! — закричал Леонид, но его самого отбросило невидимым ударом к стене. Он увидел, как тёмная масса начала обволакивать его напарника, втягивая его в себя.
И тогда Леонид понял. Он не мог убить её. Но он знал, в чем ее слабость. От чего она зависит.
Он вскочил, не обращая внимания на боль, и рванулся не к Сергею, а к тлеющим остаткам алтаря. Он схватил наполовину обгоревшую куклу-идол. Её фарфоровое лицо было раскалённым.
— ЭЙ! — закричал он изо всех сил, и его голос грохнул по подземелью. — СМОТРИ СЮДА!
Туман, пожиравший Сергея, дрогнул. Слепое лицо сущности повернулось к Леониду.
«ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ВЫБОР, СТАРИК? УМЕРЕТЬ ПЕРВЫМ?»
— Нет, — тихо, но чётко сказал Леонид. — Вернуться.
И он с силой швырнул раскалённую куклу прямо в чёрную, зияющую дыру главного коллектора — туда, откуда явилась тварь, в её истинное логово.
— Возвращайся туда, откуда пришла! — его голос сорвался на рык. — Твоей игре конец! Ты проиграла! ТЫ ОДНА!
Он бил в её самую суть. Он отрицал её связь с миром, её победу, её силу. Он указывал на её вечное, неизменное одиночество в тёмной яме.
Раздался оглушительный, визг — звук абсолютной, безутешной ненависти. Туман мгновенно отринул обессилевшего Сергея, который рухнул на пол, и ринулся к коллектору. Он не просто нырнул в него. Он схлопнулся, всосался в чёрную воду, как в воронку, увлекая за собой все чёрные нити, которые с сухим треском рвались и умирали.
Зал погрузился в тишину. Только потрескивали угольки да журчала вода.
Леонид, тяжело дыша, прислонился к стене. Потом подошёл к Сергею, перевернул его. Тот был бледен, но в его глазах, полных ужаса, уже проглядывало осознание.
— Чёрт… Лёнь… — он с трудом выдохнул. — Она… она мне мамку обещала вернуть… И водки… целое море…
— Врёт она всё, — хрипло сказал Леонид, поднимая его. — Врёт, потому что сама ничего не имеет. Ничего, кроме голода. Держись.
Он помог Сергею встать. Они посмотрели на опустевший, загаженный зал. Пахло гарью и развеивающимся смрадом. Рисунки на стенах почернели и осыпались.
— Ушла? — спросил Сергей, всё ещё не веря.
— Ушла, — подтвердил Леонид. — Не уничтожена. Изгнана. Загнана обратно в свою нору.
— Надолго?
Леонид взглянул на чёрную дыру коллектора.
— Пока здесь есть темнота, а у людей — обиды, она будет ждать. Но теперь мы знаем, как с ней говорить.
Он потушил последние тлеющие угли, закинул рюкзак на плечо.
— Пошли. Выберемся отсюда. Я первый раз в жизни так хочу просто увидеть солнце.
Опираясь друг на друга, два охотника зашагали прочь из подземного ада, оставляя за спиной лишь пепел, ржавчину и звенящую, временную тишину.
Их путь наверх был долгим и мучительно осторожным. Каждый скрип ржавой лестницы, каждый шорох воды в коллекторе заставлял их замирать и вжиматься в тени, сжимая оружие. Леонид шёл первым, его дедов топор был наготове, а взгляд метался по каждому тёмному уголку. Сергей, прикрывая тыл, вёл прицел арбалета по пустым тоннелям за спиной, его палец не сходил со спускового крючка. Они не говорили, экономя силы и прислушиваясь к звенящей тишине, ожидая нового нападения, нового обмана. Но кроме их собственных шагов и учащённого дыхания, ничего не нарушало могильного покоя подземелий.
Они выбрались через тот же люк. Тело полицейского куда-то унесло течением. Подвал больницы был пуст. Осторожно, как диверсанты, они миновали подсобки и вышли в ночь через чёрный ход. «УАЗик» ждал их там, где они его оставили, — мокрый, грязный и бесконечно родной.
Они не уехали сразу.
Следующие несколько дней стали тягучим, напряжённым ожиданием. Они сменили убежище, перебравшись в заброшенный гараж на другом конце города. Дежурили по очереди, спали урывками. Леонид объезжал город, прикидываясь местным алкоголиком, и вслушивался в разговоры у магазинов. Сергей наблюдал за больницей и детской площадкой из-за угла.
Но город медленно, очень медленно начинал оживать. На окнах первых этажей кое-где исчезли криво прибитые листы фанеры. Во дворе того самого «первого дома» на третий день появилась пара малышей под присмотром бледной, но живой матери. Слухи о «чёрной лихорадке» стали потихоньку стихать, замещаясь обычными сплетнями о плохой экологии и некачественных продуктах.
Тварь не вернулась. Во всяком случае, не явила себя открыто. Та тихая, всепроникающая плесень ужаса, что отравляла воздух, начала рассеиваться. Она была изгнана из своего сердца, из своего передатчика, и теперь зализывала раны где-то в самой глубокой тьме.
На пятый день, заправившись и закупившись консервами, они молча погрузились в «УАЗик». Сергей повернул ключ зажигания, и двигатель зарычал привычным, утробным рыком.
— Всё? — хрипло спросил он, глядя на серые улицы в лобовое стекло.
Леонид, глядя в боковое зеркало на удаляющиеся пятиэтажки, произнёс чуть слышно:
— Пока всё.
Машина тронулась с места и покатила по мокрому асфальту прочь из города, оставляя за спиной молчаливые дома и незакрытые до конца двери в иной мир. Они выиграли битву. Но война с тем, что живёт в тёмных углах детских комнат и в глубине одиноких сердец, была бесконечной.
Конец...?
Спустя четыре месяца в одной из квартир, что стояла как раз на пути того самого зловещего полукружия, которое когда-то очертил на карте Леонид, девочка Наташа тихо плакала, уткнувшись лицом в подушку.
Папа вечно на работе, мама вечно у плиты или с тряпкой в руках. Её рассказы о школе встречали отстраненными кивками, а просьба поиграть — усталым «потом, дочка, я очень занята». Мир стал огромным, пустым и очень одиноким. Она чувствовала себя прозрачной, ненужной, мебелью в собственной жизни.
И вот, когда сгустились сумерки, а комната погрузилась в синеватую мглу, из самого тёмного угла, где копилась пыль и тени, послышался тихий шорох. Наташа замерла, затаив дыхание. Из тьмы медленно выплыла… девочка. Примерно её возраста. На ней было нарядное, но странно старомодное платьице, слегка выцветшее и слишком чистое для такого укрытия.
— Я слышала, тебе грустно, — девочка, сделав шаг вперёд. От неё пахло мёдом, густым, приторным, и чем-то ещё — затхлым, плесневелым, будто из давно запертого подвала. — Со мной тоже никто не хочет дружить. Но мы можем дружить вместе. Я буду твоей самой лучшей подругой. Всегда.
Она улыбнулась. Улыбка была неестественно широкой и совсем не детской. В её глазах, казалось, плавали тени целой вечности.
— Меня зовут Няня. Давай поиграем?
В дальнем углу комнаты, на книжной полке, плюшевый мишка, подарок отца, на который тот уже и не смотрел, лежал лицом вниз. А из-под кровати, будто из самой толщи тьмы, на чистый ковёр выползла первая, почти невидимая ниточка чёрной, липкой плесени.
