0 просмотренных постов скрыто
Карманные часы "Молния"
.
Часовой завод "Молния" ведет свою историю с 1947 года, именно тогда было основано часовое производство в Челябинске.
В 1929 году обанкротившиеся часовые фабрики – нью-йоркская «Ансония» и «Дюбер-Хемпден» из Кантона – были куплены советским торговым представительством под названием Амторг.
На их основе были созданы 1-ый и 2-ой государственный часовой заводы, где в 1930-х годах начался выпуск первых советских часов.
В двадцатом веке в 1980-ые годы часы "Молния" можно было купить более чем в 30 странах мира.
Этот экземпляр выпущен в 1980 году.
До сих пор исправно и весьма точно ходят!
Вот оно, настоящее советское качество!
Показать полностью
1
Ответ на пост «"Страшный враг свободы: бедность"»1
Удивительно, что все комментарии к посту о Флавио да Силва только о том, зачем люди в фавелах плодятся, если они нищие, и никто не поинтересовался дальнейшей судьбой мальчика. Смог ли он выбраться из нищеты? Помог ли ему американский журналист Гордон Паркс или просто нащёлкал фоток, выпустил статью и забыл эту историю? Мне очень хотелось, чтобы это оказалась история с хеппи эндом. Дальше идёт компиляция и перевод нескольких статей с сайта Фонда Гордона Паркса и нескольких американских газет. И дополнительные фотографии, которые ТС не включил в свой пост.
В 1961 году журнал Life отправил Гордона Паркса в Бразилию для съёмок репортажа о бедности в Латинской Америке, сосредоточившись на фавелах – печально известных трущобах на склонах холмов Рио-де-Жанейро. В то время в них проживало более 700 000 человек. В одной из фавел, под названием Катакумба, или Катакомбы, смерть, казалось, подступала со всех сторон. Место было раздираемо недоеданием и болезнями; открытые канализации тянулись между жалкими хижинами. Несмотря на то, что Паркс был знаком с бедностью (он сам вылез из нищеты), он был шокирован теми условиями: «Очаги нищеты в нью-йоркском Гарлеме, на южной стороне Чикаго, в печально известном Эль-Фунгито в Пуэрто-Рико казались бледными по сравнению с ними. Ничто из этого не подготовило меня к… фавеле Катакумба» (Voices in the Mirror, 1990).
Флавио да Силва
Первоначально Парксу было поручено сфотографировать серию неимущих отцов в фавелах — людей, которые, по мнению его редакторов, лучше всего олицетворяли бы нищету этого места. Поднимаясь на холмы к трущобам, расположенным за гламурным побережьем Рио, известным туристам, Паркс и Хосе Галло, его контактное лицо в Life, остановились отдохнуть под джакарандой (красивейшее тропическое дерево). Там они заметили изможденного, истощенного мальчика, несущего на голове канистру воды. Он на мгновение остановился, согнувшись от сильного кашля, а затем, встретившись взглядом с Парксом, широко и совершенно неожиданно улыбнулся. Для Паркса этот мальчик, Флавио да Силва, олицетворял жестокость нищеты — и он решил сменить фокус своей истории.
Конечно, ни один из них не мог себе представить, что их первая короткая встреча на тропинке, ведущей вверх по крутому склону Рио, положит начало связи, которая продлится десятилетия, до смерти Паркса в 2006 году. «Я вижу его, Гордона Паркса — он — член семьи», — с любовью говорит да Силва в интервью Лос Анджелес Таймс в 2019 году. Тогда ему было уже 70 лет.
В день их первой встречи Флавио пригласил Паркса и Галло в крошечный дом своей семьи: четыре стены из разных старых кусков дерева (утильсырья, короче) под ржавой жестяной крышей, где ежедневная борьба за жизнь прерывалась любовью, юмором и жестокостью. Старший из восьми детей, Флавио представил остальных членов своей семьи: отца Хосе (торговца керосином), мать Наир (беременную очередным ребенком), сестер Лусию, Альбию, Изабель и Марию, а также братьев Марио, Баптисту и малыша Закариаса. Семья Флавио жила на 25 долларов в месяц (в наши дни это аналог чуть больше 200 долларов).
Паркс провел несколько недель, документируя жизнь Флавио и его семьи, запечатлевая тяготы их жизни, ежедневную боль, которую они терпели, и моменты смеха и нежности, которые они разделяли. В процессе он узнал, что Флавио страдает от тяжелой формы бронхиальной астмы и, по прогнозам, проживет не больше года.
После трогательного прощания Паркс вернулся в Нью-Йорк и представил свою историю редакторам журнала Life. Он ожидал, что статья будет достойна обложки журнала, но когда появился предварительный макет статьи, он был шокирован тем, что в ней была всего одна фотография Флавио. Паркс тут же напечатал заявление об увольнении. К счастью для Паркса и Флавио, редакторы передумали, и статья — «Страшный враг свободы: бедность» — была опубликована на десяти страницах 16 июня 1961 года.
Статья вызвала огромный отклик у читателей Life, заслужив восторженные отзывы в адрес Паркса и побудив общественность собрать достаточно средств для переезда семьи да Силва из фавелы. В течение месяца было собрано свыше 25000 долларов, что позволило Парксу вернуться в Бразилию, переселить семью да Силва и помочь Флавио получить столь необходимую медицинскую помощь. После бурной встречи в Рио был непростой отъезд в США -Паркс сам отвез Флавио в Детский научно-исследовательский институт астмы и больницу в Денвере для лечения его изнурительного заболевания.
Этот проникновенный фотоочерк, опубликованный в журнале Life в июне 1961 года под названием «Бедность: страшный враг свободы», рассказывающий о семье да Силва, живущей в фавеле на склоне холма недалеко от богатого анклава Рио-де-Жанейро, имел длинное продолжение. В Бразилии история вызвала споры; новостной журнал O Cruzeiro отомстил Life, отправив фотографа Анри Балло документировать нищету в Нью-Йорке. Не испугавшись, Life начал многолетнюю «спасательную» кампанию, которая включала в себя переезд Флавио в больницу Денвера, переезд семьи в новый дом и распределение собранных средств для поддержки фавелы. История, как и отношения Паркса с Флавио, продолжали развиваться на протяжении многих лет. Спустя много лет в 1978 году Паркс даже выпустил книгу, посвященную истории Флавио и цепочке необычных событий, связанных с мальчиком. В этой книге, конечно, подробности этой необычайной истории представлены как захватывающий пример исключительности США начала 1960-х годов и демонстрирующий мощь и культурную силу «Великого американского журнала».
В наши дни Да Силва — стройный пожилой мужчина с густыми волосами, на которых видны лишь лёгкие следы седины. Сидя в 2019 на залитой солнцем террасе музея Гетти (там проходила очередная выставка фотографий Паркса), да Силва говорит, что в момент публикации истории Паркса он мало что понимал. «Я просто слышу это и вижу картинки», — говорит он. «Но я не знаю, насколько серьёзна ситуация». Его родители тогда едва сводили концы с концами на 25 долларов в месяц (около 215 долларов по сегодняшним меркам). Журналы не были частью его повседневной жизни. Но появление в журнале Life изменило его жизнь радикально и навсегда.
После публикации статьи Life получил более 25 000 долларов пожертвований от читателей, желающих помочь (что эквивалентно более чем 223 000 долларов в 2019 году). На эти средства сотрудники журнала купили дом для семьи да Силва — скромное бетонное бунгало в рабочем районе, которое представляло собой значительное улучшение по сравнению с их хижиной в фавеле. Журнал также организовал перевозку молодого Флавио в США для бесплатного двухлетнего лечения в клинике Денвера. Через месяц после публикации статьи Паркс вылетел в Бразилию, чтобы встретиться с семьёй и получить разрешение на переезд да Силвы в США.
И с этого момента всё закрутилось. В течение одного дня да Силва переехали в новый дом, а Флавио и Паркс сели на рейс, направлявшийся в Денвер, в центр лечения астмы. Плачущий да Силва, вцепился в Паркса, пока они шли по аэропорту. В Денвере Флавио получил медицинскую помощь. Помимо астмы, он страдал от истощения и инфекции. Но на первых порах ему было очень тяжело. Он оказался в месте, где говорили на чужом языке, и он не понимал местной культуры. «Я скучаю по семье», — вспоминает он свои чувства в первые недели там. «Иногда я плакал в одиночестве».
Но если отъезд из Бразилии был трудным, то возвращение оказалось ещё труднее. За два года да Силва освоился в США. Местная принимающая семья, Хосе и Кэти Гонсалвес, почти усыновила его. Он играл в бейсбол с друзьями, влюбился в девушку по имени Дебора и научился говорить по-английски (на удивление хорошо). На снимке, сделанном семьёй Гонсалвес, выставленном в музее Гетти, да Силва изображён в элегантном костюме, небрежно позирующим, закинув ногу на крыло автомобиля. Он выглядит счастливым и здоровым. Про возвращение в Бразилию, он говорит: «Я не чувствовал себя таким уж счастливым». Его возвращение означало столкновение с нищетой, в которой по-прежнему жила его семья, а также с ограниченными образовательными и экономическими возможностями. С тех пор профессиональная жизнь да Силвы состояла из множества низкооплачиваемых работ: работа в ресторане, уборка, строительство, работа охранником и подпольные подработки, которые являются неотъемлемой частью неформальной экономики Латинской Америки.
То, что да Силва стал звездой сериала Паркса изменило его жизнь. Это открыло ему дверь в другой мир, дало возможность даже войти в этот мир и какое-то время там постоять, но потом судьба безжалостно хлопнула дверью прямо перед его носом, вернув его обратно на родину, в его прежнюю жизнь.
История да Силвы была использована в политических целях. Во-первых, журналом Life, чей репортаж о бедности в Латинской Америке был продиктован не исследованием неравенства, а опасениями времен холодной войны, что неудовлетворительные условия жизни могут породить коммунистов. (На обложке репортажа о Бразилии было написано: «Шокирующая бедность порождает красных».) И бразильские СМИ отреагировали на эту статью. Многие журналисты списали репортаж Life и последовавшие за ним статьи, включая статью Life о лечении да Силвы в Денвере, на американский патернализм и империализм. Журнал Life, как писал журналист бразильской ежедневной газеты O Dia, создал «ложное представление» о социально-экономических проблемах страны. «Ввиду этой проблемы, которая подразумевает очевидные скрытые намерения, наша позиция может быть только протестной».
O Cruzeiro обвинил Паркса в постановке своих фотографий. В свою очередь, журнал Time (который, как и Life, принадлежал Time Inc.) обвинил O Cruzeiro в художественном оформлении своих нью-йоркских снимков. Примечательно, что во всех этих медийных перепалках никому и в голову не пришло дать да Силве камеру и попросить его задокументировать собственную реальность. Возможно, эту правду было бы слишком сложно отрицать.
В течение десятилетий после публикации его первой статьи, вплоть до смерти Паркса в 2006, Паркс и да Силва поддерживали оживленную переписку. Фотограф приезжал в Бразилию в 1970-х и 1990-х годах. В 1978 году он опубликовал «Флавио» — свои мемуары об этой истории. Реклама В книге Паркс выражает сомнения относительно своей роли в жизни да Силвы: «Как фотожурналист, я порой делал истории, которые серьезно меняли человеческие жизни. Оглядываясь назад, я иногда задумываюсь, не было ли мудрее оставить эти жизни нетронутыми». Но фотографии Паркса обладают притягательной силой, эта история не затихает и журналисты регулярно обращаются к да Силве за воспоминаниями о событиях.
На вопрос о том, что он думает о постоянном возвращении к этому моменту своей жизни, Да Силва отмахивается от вопроса. «Это Божий выбор», — говорит он. «Он создал тебя таким, какой ты есть. Я такой, каким Он хочет меня видеть».
Флавио да Силва, 70 лет, 2019.
Отрывок из «Интервью с Флавио да Силвой» (10–12 декабря 2016 г.), Гордон Паркс: История Флавио.
Интервьюер: Помните, как вы впервые увидели Гордона в Катакумбе? В своей книге он написал, что вы широко улыбнулись ему.
Флавио: Ну, если вы видите кого-то другого, какова ваша реакция? Столько всего изменилось. Трудно представить. Вы смеётесь или становитесь серьёзным. И, кажется, в тот день я обратил на это внимание. Вот и всё.
Интервьюер: Гордон сказал, что, по его мнению, вы отличаетесь от других. Что в вашем оптимизме есть что-то особенное. Он сказал, что, несмотря на болезнь и ужасные условия, вы были удивительно живым, энергичным и счастливым.
Флавио: Если он так говорит, я поверю. Я помню, что был очень болен, меня переполняла боль, и, кажется, я что-то делал, куда-то шёл. Может быть, нес воду. Не помню.
Интервьюер: Флавио, можно попросить вас взглянуть на эти фотографии? Это фотографии Гордона, где вы во время приступа астмы. Вы помните, каково это было, когда у вас случался приступ?
Флавио: Как это описать? Это ужасно, это что-то, чего вы не можете потрогать, что не можете найти, и что вам нужно. Ваше дыхание.
Интервьюер: Вы чувствовали, что можете умереть от этого? Было ли это страшно для вас?
Флавио: Я никогда не боялся, потому что не знал, чего бояться.
Интервьюер: Когда вы познакомились с Гордоном, он рассказывал вам о том, как сам рос в бедности? Он рассказывал о своей истории?
Флавио: Нет, тогда не рассказал. Позже, когда он приехал сюда позже, он мне рассказал.
Интервьюер: Когда он вернулся, чтобы написать книгу о вас? В 1976 году?
Флавио: Да, когда он вернулся.
Интервьюер: Помните, что вы подумали, когда впервые увидели книгу?
Флавио: Да. Я читал её, но потом бросил. Читал, потом бросил.
Интервьюер: Почему вы бросили?
Флавио: Чувства. Это так больно. Потому что столько ситуаций проходит, и... как бы это сказать? Столько ситуаций, где-то не очень радостно, а где-то очень радостно. Я расскажу вам просто. Она меня тронула, и я просто не смог дочитать книгу до конца.
Интервьюер: Что вы думаете о Гордоне теперь, когда его больше нет?
Флавио: Я скучаю по нему. Да. По правде говоря, если потеряешь родителя, ты… ты не забудешь этого. Но ты знаешь, что эта ситуация пройдёт, принесёт тебе покой, и ты… начнёшь плакать.
Интервьюер: Плакать?
Флавио: Слёзы, плачу каждый день, каждую ночь. И в один прекрасный момент ты перестаёшь плакать.
Гордон Паркс: «Я люто ненавижу бедность, потому что в молодости я был так отчаянно беден. Но моё прошлое — это вряд ли главная причина. Мне хочется верить, что это моя потребность признать право каждого человека на более-менее достойную жизнь».
Показать полностью
8
Ответ forajump в «Повседневная жизнь СССР 1930-е годы. 20 раскрашенных фотографий. Часть 3»2
На деле «кулаками» были зажиточные и крепкие крестьяне, которым лживые большевики обещали землю, а на деле обманули и убили их. А еще были «подкулачечники» - это те, у кого, например, пара куриц водилась. Таких большевики тоже записывали во враги и тоже высылали в Сибирь, где они умирали.
Читаем что пишет Шолохов про методы большевицкой коллективизации, о том, как расправлялся Сталин с русским крестьянством, которое считал врагами нового советского государства:
«Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хут. Волоховском Лебяженского колхоза ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми?»
Так что подумайте еще раз, пикабушные совкодрочеры, над тем на кого вы дрочите и кого восхваляете
Ответ на пост «Повседневная жизнь СССР 1930-е годы. 20 раскрашенных фотографий. Часть 3»2
Под термином «раскулачивание» понималось изъятие имущества, арест, высылка или уничтожение социально-экономического слоя крестьян, которые по решению государства признавались «кулаками» — эксплуататорами, сопротивлявшимися коллективизации. На деле к «кулакам» часто причисляли просто более обеспеченных или независимых крестьян, не желавших вступать в колхозы.
На деле кулаками обычно были местные ростовщики, загонявшие крестьян в долговую яму, и организаторы вооруженных банд, нападавших на председателей колхозов и партийных работников (нередко, буквально убивавших их), воровавших зерно и прочее колхозное имущество (это и было крайней формой сопротивления коллективизации, да и советской власти в целом, а не простое нежелание вступать в колхозы, мол, обычный крестьянин говорил: не, чето не хочу пока). Вот на фотографии представлены те самые типичные «три колоска», которые с 1980-х гг. внедряли в общественное сознание в качестве антисоветской пропаганды. Настоящее название постановления ЦИК СССР и СНК СССР от 7 августа 1932 года — «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», и направлен он был на борьбу с массовыми хищениями государственного и колхозного имущества, в том числе на транспорте (когда зерно воровали вагонами).
Обычный советский крестьянин сопротивляется коллективизации
Показать полностью
1
Повседневная жизнь СССР 1930-е годы. 20 раскрашенных фотографий. Часть 32
Девушка на скамейке. Кисловодск, 1939 год.
1930-е годы в СССР — время радикальных перемен, сочетавшее жёсткую централизацию с масштабными преобразованиями.
После коллективизации сельского хозяйства и индустриализации страна стремительно строила тяжёлую промышленность: возводились заводы, ГЭС, шахты. Города росли, формировался новый рабочий класс. Однако эти достижения сопровождались огромными человеческими жертвами, голод и репрессии внесли свою негативную лепту в это десятилетие. Ну не будем об этом.
Тем временем государство активно формировало новую идеологию: через пропаганду, школу, кино и искусство воспитывался «советский человек». Появились первые пятилетки, ударники труда, пионеры, герои труда.
Жизнь была суровой: дефицит товаров, карточная система, общежития, очереди. Но для многих — особенно молодёжи — это была эпоха веры в будущее, прогресс и мощь страны. Как и всегда собрал и раскрасил 20 фотографий посвященные этому десятилетию. Приятного просмотра!
Жители села Мысы. Пермская область, 1930-е годы.
Починка сетей на Волге, 1934 год.
Фотограф: Михаил Прехнер
Военно-Грузинская дорога. На перевале, 1933 год.
Фотограф: Уильям Осгуд Филд
Американец Уильям Осгуд Филд не был профессиональным фотографом — он работал гляциологом, специалистом по изучению ледников. В 1929, 1931 и 1933 годах он вместе с женой Элис Витроу, социологом по профессии, совершал поездки в СССР. Во время этих путешествий Филд сделал множество снимков, сегодня вызывающих большой исторический и культурный интерес. На этом снимке — момент в Грузию.
В рабочей столовой. Магнитогорск, 1931 год.
Фотограф: Маргарет Бурк-Уайт
Строительство Магнитогорского металлургического комбината (Магнитострой) — один из ключевых проектов индустриализации СССР в 1930-е годы.
Закладка комбината началась в 1929 году на юге Урала, у горы Магнитной — богатой железной рудой. Проект разрабатывался с участием советских и иностранных специалистов, включая американцев, немцев и французов.
Комбинат строился как символ новой социалистической индустрии: крупнейший в стране завод по производству стали и чугуна. Работу вели тысячи рабочих, комсомольцев и спецпереселенцев в тяжёлых условиях: морозы, нехватка жилья, дефицит продовольствия.
Первая плавка чугуна состоялась в 1932 году, что ознаменовало переход СССР к самостоятельному производству черных металлов.
Корпус генератора Днепрстроя, 1930 год.
Фотограф: Маргарет Бурк-Уайт
Строительство крупнейшей гидроэлектростанции, включая плотину и рабочий посёлок, заняло всего пять лет — значительно быстрее, чем прогнозировали скептики. В результате Советский Союз получил самую мощную электростанцию в Европе. Днепрогэс удерживал этот статус целых четверть века. При этом себестоимость вырабатываемой электроэнергии оказалась наиболее низкой в мире — достижение, подтвердившее эффективность масштабного инженерного проекта.
Колхозная молодежь на отдыхе в свободное от работы время. Куйбышевская область, 1939 год.
Фотограф: Анатолий Гаранин
Где-то на лужайке у деревни, у костра или в избе, под раскатистый аккордеон звучат песни, раздаётся смех, пляшут парни и девушки в простой, но опрятной одежде. Это не сцена из кино, а реальная жизнь советской деревни 1930–1950-х годов, когда после долгих дней в поле единственным развлечением становились музыка, танцы и общение.
Гармонь была символом душевности, простоты и жизнелюбия. Её брали с собой и на поля, и на вечерки, и в дорогу. Она объединяла людей, давала ощущение тепла и единства даже в суровых условиях коллективизации и послевоенных лишений.
Набережная. Аптека и гастроном №1. Крым, Ялта, 1937–1938 год.
Жители села Мысы. Пермская область, 1930-е годы.
Деревенская школа. СССР, 1931 год.
Фотограф: Маргарет Бурк-Уайт
Дети у сброшенного колокола в Троице-Сергиевой лавре. Загорск (Сергиев Посад), 1930 год.
Фотограф: Михаил Пришвин
Сброс колоколов в Троице-Сергиевой лавре — трагическое событие, произошедшее в 1929–1930 годах в рамках масштабной советской кампании по ликвидации церковной собственности и борьбе с религией.
Троице-Сергиева лавра, один из духовных центров Русской православной церкви, была не только монастырём, но и обителью с богатой историей, архитектурой и благозвучием своих колокольных звонов. Однако после Октябрьской революции началась секуляризация: храмы закрывались, имущество конфисковывалось, а колокола — снимались с колоколен.
Муж учит жену грамоте. Деревня Пуир, Дальневосточный край, СССР, 1931 год.
На сборочной линии тракторного завода. СССР, 1931 год.
Фотограф: Маргарет Бурк-Уайт
Сталинградский тракторный завод имени Ф. Э. Дзержинского — одно из крупнейших промышленных предприятий Советского Союза, заложенное в 1926 году как символ индустриализации страны. Располагался в городе Сталинград (ныне Волгоград). 17 июня 1930 года с конвейера Сталинградского тракторного завода сошёл первый трактор — модель СТХ-15/30. А к весне 1932 года с конвейера сходило 144 трактора в сутки.
Счастливое материнство, 1935 год.
Фотограф: Марк Марков-Гринберг
Райвоенкомат. В столовой для призывников. Галич, 1931 год.
Фотограф: М. Смодор
Советские работницы на электростанции в Магнитогорске, 1931 год.
Фотограф: Маргарет Бурк-Уайт
Полевые ясли. Воронежская область, 1936 год.
Полевые (или сезонные) ясли организовывались для временного освобождения матерей от забот о детях только на период напряженных сельскохозяйственных работ: с апреля по сентябрь — октябрь включительно или перед уборкой урожая, то есть в конце лета.
Крестьяне возле мешков с зерном, найденных у кулака, 1932 год.
Раскулачивание в СССР в 1930-е годы — одна из самых трагических и масштабных кампаний советской власти в период коллективизации сельского хозяйства.
Под термином «раскулачивание» понималось изъятие имущества, арест, высылка или уничтожение социально-экономического слоя крестьян, которые по решению государства признавались «кулаками» — эксплуататорами, сопротивлявшимися коллективизации. На деле к «кулакам» часто причисляли просто более обеспеченных или независимых крестьян, не желавших вступать в колхозы.
Кронверкский пролив. Ленинград, 1933 год.
Набережная реки Ждановки у стадиона им. В. И. Ленина. Ленинград, 1935 год.
Автор: Eirik Sundvor
Также буду рад всех видеть в телеграмм канале, где публикуется множество раскрашенных исторических снимков со всего мира или в группе ВК.
Показать полностью
20
"Мучил долго". История Марии Скобцовой
Пальцы штурмбаннфюрера СС впились в ключицу. Мария вскрикнула от боли, слезы заструились по ее прекрасному лицу.
- Думаешь, если ты русская монахиня, то мы тебя не заставим говорить? - прошипел эсэсовец. - Ошибаешься!
Бедняжке казалось, что ее мучения никогда не закончатся.
20 декабря 1891 года в Риге 29-летняя красавица София Борисовна, урожденная Делоне, родила своему супругу, известному юристу Юрию Дмитриевичу Пиленко долгожданного ребенка - очаровательную девочку..
Родители, не успев нарадоваться на малышку, едва ее не потеряли. Произошло это 27 декабря в Рижском православном Христорождественском Соборе во время крещения новорожденной. Священник отвлекся, окуная девочку в купель, выронил ее и кроха едва не захлебнулась. К счастью, все обошлось.
Малышке дали имя Елизавета, ее крестным отцом стал дедушка Дмитрий Васильевич Пиленко, патриот, генерал и винодел, превративший Кубань в винный край.
Обязанности крестной матери приняла на себя двоюродная бабушка Лизы, бывшая фрейлина Елизавета Яфимович, водившая дружбу со всесильным обер-прокурором Священного Синода Константином Победоносцевым.
Жило семейство Пиленко в Риге на улице Элизабетес в самом центре города, однако, после рождения в 1893 году второго ребенка, Дмитрия, Юрий Дмитриевич решил переехать в Анапу, в Джемете - имение своего знаменитого отца-винодела.
Дмитрий Васильевич Пиленко.
Имение Джемете было совершенно удивительным местом. Дмитрий Васильевич превратил пустые земли в цветущий сад, от которого лучами расходились в стороны бесконечные виноградники с разными сортами винной ягоды. В огромных подвалах, расположенных прямо под господским домом, хранилось в пыльных бутылках вино разной степени выдержки.
Лиза с братом росли на лоне природы, получая вволю южного солнца, горного воздуха, изумительных фруктов и ягод из садов и оранжерей своего деда.
Лиза Пиленко, 1903 год.
В 1895 году патриарх рода виноделов, Дмитрий Васильевич Пиленко, скончался, и имение Джемете со всеми виноградниками досталось Юрию Дмитриевичу.
Отец Лизы не отказался от наследства, не продал его, но успешно продолжил дело Пиленко-старшего.
В 1905 году, когда Лизе исполнилось 14 лет, Юрия Дмитриевича назначили директором Императорского Никитского ботанического сада в Ялте. Семья переехала в Крым, но отец регулярно наведывался в Анапу, проверял свои владения.
В Ялте Лиза окончила четвертый класс гимназии, удостоившись награды второй степени.
В 1906 году из столицы в Ялту пришло уведомление: Юрия Дмитриевича переводили в Петербург в Главное управление землеустройства и земледелия. Пиленко предстояло принять участие в реализации реформ П.А. Столыпина, которые Юрий Дмитриевич считал исключительно полезными для России.
С огромным желанием принести пользу Отечеству, Юрий Дмитриевич приказал домочадцам собираться: они переезжают в Петербург!
Увы, его мечтам не суждено было сбыться. 17 июля 1906 года Юрий Дмитриевич внезапно скончался от заболевания почек в возрасте 49 лет.
Юрий Дмитриевич Пиленко.
Лизе в момент смерти отца было пятнадцать лет. Трагедия до такой степени потрясла девочку, что она, до того очень религиозная и богобоязненная, утратила веру в Господа.
Мать Лизы, похоронив мужа, все-таки решила переехать в Петербург: в столице дети могли получить лучшее образование. В августе Пиленко прибыли в город на Неве, где Лиза окончила с серебряной медалью гимназию Марии Стоюниной и поступила на философское отделение Бестужевских курсов.
В Петербурге подросшая, похорошевшая Лиза оказалась в эпицентре культурной жизни. Барышня с детства интересовалась поэзией, пробовала сочинять стихи, всей душой тянулась к поэтам.
В 1908 году хорошим знакомым Лизы стал 28-летний Александр Блок, через которого она познакомилась с 22-летним помощником присяжного поверенного Дмитрием Кузьминым-Караваевым.
Между Елизаветой и Дмитрием пробежала искра, и вскоре было объявлено о свадьбе.
19 февраля 1910 года в возрасте 19 лет Елизавета стала законной женой Дмитрия и сменила отцовскую фамилию на Кузьмина-Караваева.
Дмитрий Владимирович Кузьмин-Караваев.
Муж Лизы был человеком невероятно активным и разносторонним. Одно время он увлекался большевизмом, затем от политики отошел и с головой окунулся в мир поэзии, став одним из руководителей знаменитого "Цеха поэтов".
С супругом Елизавета побывала на самых известных собраниях петербургской поэтической богемы, познакомилась с Анной Ахматовой, Осипом Мандельштамом, Николаем Гумилевым и многими другими знаменитостями Серебряного века.
Все это время Лиза и сама писала стихи, мечтала их опубликовать. Весной 1912 года молодая женщина бросила Бестужевские курсы, так и не завершив образование. Вместо этого Елизавета напечатала в одной из столичных типографий свой первый поэтический сборник, получивший название "Скифские черепки". Сборник был тепло встречен критикой, удостоился похвалы Гумилева и Блока.
Однако Елизавету мир поэтической богемы уже тяготил, ей хотелось уединения на лоне природы, хотелось в усадьбу своего отца и деда.
Весной 1913 года, будучи беременной, Елизавета сообщила мужу, что оставляет его, и уехала в Анапу. 18 октября в усадьбе Джемете поэтесса родила дочь Гаяну, что в переводе с греческого означает "Земная".
В Анапе Елизавета много писала, работала над рукописями, принимала гостей-писателей. Так, в Джемете побывал Алексей Николаевич Толстой, ставший крестным отцом девочки Гаяне.
Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева.
В январе 1914 года Елизавета отправила дорогому другу Александру Блоку рукопись своего второго сборника - "Дорога". Поэт стихи прочитал, сделал пометки на полях, однако книжка издана не была, что, вкупе с неурядицами в личной жизни, стало причиной душевного кризиса и, вместе с тем, возвращения к Богу.
Елизавета, впервые после смерти отца, стала молиться, стала интересоваться православием, религиозной жизнью.
Февральскую революцию Елизавета встретила восторженно и даже вступила в партию эсеров. Почти весь 1917-й год молодая женщина прожила в Анапе с дочерью, где ее, как представительницу уважаемой фамилии виноделов, избрали заместителем городского головы по вопросам образования и здравоохранения.
В феврале 1918 года Елизавета Юрьевна, которой на тот момент было всего-навсего 27 лет, стала городским головой Анапы.
После того, как власть в городе заняли большевики, Елизавета, не питавшая иллюзий относительно Ленина и его сподвижников, предпочла остаться в городском правлении, заняв должность комиссара по здравоохранению и народному образованию. В этот период Елизавета Юрьевна спасла много анапских семей от грабежей и насилия.
Анапа. Конец XIX века.
28 августа 1918 года Белая гвардия отбила у большевиков Анапу. Если ранее в городе был Красный террор, то теперь в нем начался Белый террор.
Елизавету немедленно арестовала деникинская контрразведка. Молодой женщине грозила смертная казнь за "комиссарство и участие в национализации частной собственности".
15 марта 1919 года в Екатеринодаре состоялся суд. Благодаря поддержке друзей-писателей, опубликовавших в прессе открытое письмо в поддержку Елизаветы, а также умелым действиям защиты, Кузьмина-Караваева получила лишь две недели ареста.
Приговор вынес судья, видный деятель кубанского казачества Даниил Ермолаевич Скобцов. Судья, который был старше Елизаветы на семь лет, влюбился в подсудимую, и да такой степени, что вскоре после отбытия осужденной наказания, предложил ей руку и сердце.
Елизавета согласилась, и в конце лета 1919 года стала супругой Даниила Ермолаевича, сменив фамилию на Скобцова.
Елизавета Скобцова.
Весной 1920 года Белая армия на Кубани потерпела полный разгром. Елизавета, взяв с собой дочь Гаяне и пожилую мать Софию Борисовну Пиленко, спешно выехала в Новороссийск, откуда пароходом эвакуировалась в Грузию.
В Тифлисе Елизавета родила сына, которому дала имя Юрий. После того, как Красная Армия направилась на Кавказ, Скобцовы окончательно покинули Россию.
Сначала жили в Константинополе, затем - в Сербии. В Белграде 4 декабря 1922 года Елизавета Юрьевна родила своего последнего ребенка - дочь Анастасию. Из Сербии семья уехала в начале 1924 года: после нескольких лет скитаний, Скобцовы окончательно осели в Париже.
В изгнании Елизавета Скобцова стала писать прозу, эссе и автобиографические очерки, которые публиковала в эмигрантской прессе. Ее супруг, Даниил Ермолаевич, был одним из руководителей "Общеказачьего дома" в Париже.
7 марта 1926 года в жизни Елизаветы Юрьевны произошла очередная трагедия. В Пастеровском институте скончалась от менингита ее 4-летняя дочка Настенька. Для матери, души не чаявшей в малышке, это был ужасающий удар, однако, на этот раз, Елизавета не отвернулась от Бога, а, напротив, нашла в вере утешение и новый смысл жизни.
В 1927 году мадам Скобцова стала активистом РСХД (Русское студенческое христианское движение). Елизавета Юрьевна помогла многим эмигрантам, оказавшимся в крайне тяжелой жизненной ситуации.
В 1932 году, обсудив все с супругом, Елизавета Юрьевна приняла монашеский постриг под именем инокини Марии. Даниил Ермолаевич согласился дать жене церковный развод, однако в официальном браке Скобцовы оставались до конца жизни.
Инокиня Мария.
Матушка Мария, как стали называть Елизавету Юрьевну, использовала всю свою кипучую жизненную энергию на помощь ближнему своему. Трудами Марии в Париже была создана организация "Православное дело", устроено общежитие для одиноких женщин, открыт дом отдыха для выздоравливающих туберкулезников, организованы миссионерские курсы.
В 1935 году - новый страшный удар. Старшая дочь Гаяна самовольно выехала в СССР, а через год стало известно о ее смерти в Москве от брюшного тифа. Лишь необходимость ежедневно помогать людям спасли матушку Марию от черной меланхолии.
Женщина, юность и молодость которой прошли в окружении поэтической богемы, сама стирала больным одежду, добывала им продукты, ухаживала за стариками, посещала психиатрические лечебницы. И, при этом, Мария успевала писать стихи, пьесы, очерки!
Нацистская оккупация Парижа стала огромным испытанием для русской интеллигенции в эмиграции. Многие, как, например, писатель Шмелев, как Мережковский и Гиппиус, как Нина Берберова, не сдюжили, соблазнились возможностью выступить против СССР на стороне Гитлера.
Матушка Мария была не из таких. В общежитии монахини Марии был создан один из штабов Сопротивления.
В июле 1942 года гитлеровцы устроили массовую облаву на парижских евреев. Людей хватали повсюду, сгоняли на зимний велодром, а уже оттуда отправляли в Освенцим.
Зимний велодром в Париже во время облавы 1942 года.
В этот мрачный период Мария Скобцова стала одним из немногих жителей Парижа, отважившихся помочь гонимым. Монахиня самолично спасла четырех еврейских детей, провезя их по улице перед самым носом нацистов в мусорном контейнере.
Общежитие матушки Марии превратилось в убежище, и в феврале 1943 года об этом стало известно гестаповцем.
Сначала был арестован Юрий Скобцов, сын Марии, затем СС схватило и отважную монахиню.
Инокиню за укрывательство врагов Рейха отправили в тюрьму форта Роменвиль, где штурмбаннфюрер СС, стремясь получить информацию от 51-летней, все еще очень красивой, женщины, как писали позднее во французской прессе, "мучил долго матушку Марию". Но эсэсовец так ничего и не добился от арестантки.
Матушка Мария Скобцова.
Юрия Скобцова гитлеровцы отправили в концлагерь Дора-Миттельбау, где он погиб 1 февраля 1944 года.
Матушка Мария, скорее всего, не узнала о смерти своего последнего ребенка. Она находилась в концлагере Равенсбрюк и не могла переписываться с сыном.
31 марта 1945 года закончился и земной путь Марии. Она погибла героически, заставив весь мир вспомнить, что такое настоящая русская женщина.
Дело было так. Немцы собирались отправить в газовую камеру некую молодую женщину. Матушка Мария взяла у несчастной ее робу с номером и приняла смерть вместо обреченной.
Через неделю концлагерь Равенсбрюк был освобожден Красной Армией. Бойцов-освободителей встречала и та женщина, которую спасла матушка Мария.
Подвижническая жизнь и подвиг Марии Скобцовой не остались незамеченными потомками. В январе 2002 года Константинопольский патриархат канонизировал Марию как преподобномученицу. Немного позднее архиепископ Парижа заявил, что католическая церковь собирается почитать святую Марию Скобцову наравне с православными братьями как покровительницу Франции.
В XV округе Парижа была открыта улица, примыкающая к улице Люрмель, где находилось то самое общежитие "Православного дела".
Эта улица называется - Rue Mere Marie Scobtzov. Улица Матери Марии Скобцовой.
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Тем временем, моя книга о русских женщинах в истории получила дополнительный тираж, что очень радует!
Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen
Всегда ваш.
Василий Грусть.
ПС: Буду благодарен за донаты, работы у меня сейчас нет, а донат, чего греха таить, очень радует и мотивирует писать.
Показать полностью
14
Три "П" Микояна: подполье, пломбир, парады
Хозяйственник, дипломат, революционер, проработавший «от Ильича до Ильича». Кем на самом деле был Анастас Микоян?
130 лет назад в бедной армянской семье из Тифлисской губернии родился один из самых долгоживущих политиков в советской истории. Широкой аудитории он известен прежде всего как человек, организовавший производство в СССР того самого «советского пломбира», наладивший выпуск «микояновских котлет», сформировавший полноценную культуру общественного питания.
Но за этим фасадом скрывался прагматичный и хитроумный политик, политически переживший многих своих товарищей. Анастас Иванович начал свою карьеру в бакинском подполье, в годы молодой советской власти быстро вырос до наркома торговли и снабжения, а в 1934–1938 руководил пищевой промышленностью, одной из важнейших отраслей наладившего человеческий быт Союза.
Микоян был хитрее, чем на первый взгляд казался: в сталинские годы он был одним из тех, кто боролся с «врагами народа», а после Сталина стал одним из самых активных сторонников Хрущева в его разоблачении «культа личности».
И Сталин, и Хрущев Микояну доверяли. Именно протекции Иосифа Виссарионовича Микоян был обязан своей карьере, в годы войны он входил в Государственный Комитет Обороны, где курировал снабжение фронта, а после смерти Сталина направлялся с особыми дипломатическими визитами в Югославию и на Кубу, восстанавливая испорченные отношения с Тито и налаживая связи с молодым революционером Фиделем Кастро.
С приходом к власти Брежнева политический вес Анастаса Ивановича снизился: хоть его и назначили председателем Президиума Верховного Совета СССР, то есть формальным главой государства, тем не менее в принятии реальных решений он больше участия не принимал.
Над ним по-доброму подшучивали, что единицей политического долгожительства должен стать «один микоян», а в советском фольклоре появился присказка:
«От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича»
В октябре 1978 года почетный пенсионер скончался и был похоронен рядом со своей женой.
Так что, когда в очередной раз будем наслаждаться мороженым в вафельном стаканчике – давайте вспомним о человеке, буквально воплотившем в своей жизни краткий курс истории Советского государства.
Источник данных: https://www.vedomosti.ru/society/galleries/2025/11/25/115754...
Показать полностью
1