9 настроений Ктулху
Думаю,что этот парень не должен никого звать, а звать должны его на главную роль в эпичном триллере .
И немного кадров из МК "Зимняя рыбалка-путь воина"
Мой Ктулху не только актёр, модель, рыбак, мудрый наставник, но и, конечно же, как водится, блогер, инфлюенсер, продюссер и прочее удивительное.
Короче, золотая находка уходящего года.
Сшит из мягкой ткани. Наполнителем служит лебяжий пух. Руки-лапы с проволочным каркасом. Глаза пластиковые, веки на глазах подвижны. Ростом около 30 см.
Немного Хэллоуина
Всех приветствую! Хотел бы поделиться своими несколькими музыкальными работами, написанными в тематике Хэллоуин в разных аранжировках.
Одним из основных используемых инструментов - это терменвокс (theremin или thereminvox), звучащий по-настоящему мистически, да и игра на нём со стороны тоже выглядит довольно интересно, словно магия руками. Влияние на инструмент происходит путем движений рук в электромагнитном поле на некотором расстоянии от терменвокса. Электромагнитное поле создают два генератора высокой частоты, которые встроены в инструмент.
Если музыка пришлась по душе, буду благодарен за подписку и лайк здесь и на Ютубе. На канале много разной авторской музыки в разных стилях :)
Как подготовить машину к долгой поездке
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
Один из моих старых рассказов
***
Говорят, что города давят. Ломают людей, закручивают, подобно соломинке и топят в себе либо выкидывают на берег. Город может посвятить человека в свои тайны либо отвергнуть этого же человека совсем. А ещё… А ещё город умеет забирать людей себе. Как на физическом уровне – в таком случае человек пропадает без вести, так и на ментальном – в таком случае человек теряет душу….
***
«… Сегодня, 13 октября, на улице Ленина было обнаружено тело молодого человека без явных признаков насильственной смерти. По предварительным данным, у двадцатилетнего жителя Керчи остановилось сердце. Наркотических средств и алкоголя в крови умершего не обнаружено…» - редакция газеты КерчьИнфо.
***
Лёха сидел на лавке в центе города. Дышал ночным осенним воздухом и смотрел, как в свете фонарей при порывах ветра начинался дождь из пожелтевших платановых листьев. Удивительно красивое зрелище.
Иногда мимо сновали редкие прохожие, либо неспешно прогуливаясь, либо торопясь по своим житейским делам. Где-то неподалеку от скамейки, на которой расположился парень, пел песни престарелый уличный музыкант, аккомпанируя себе на гитаре и иногда подключая окарину.
- «…Вижу: бьётся в неверье пацан молодой,
У которого нет ничего…» - выводил звонкий старческий голос. Алексей невольно заслушался. Он хотел было покинуть своё место и подойти поближе к музыканту, чтобы лучше слышать песню, как вдруг столкнулся взглядом с красивой, но, тем не менее, неопрятной девушкой. Взгляд её был весьма необычным, даже немного странным. Лишь присмотревшись, Лёха понял в чём дело – у девушки была необычной формы гетерохромия: левый её глаз был небесно-голубого цвета, в то же время как правый был цвета тёмно-синего, даже ближе к чёрному. Волосы её были пепельно-серого цвета, и парень в сумерках не смог разобрать, то ли это её природный блонд, то ли девица покрасилась в седой цвет.
Легкий серый плащ незнакомки местами имел на себе пятна разного цвета – рыжие, жёлтые, бурые, чёрные. На рукавах и по бокам имелось несколько мощных на вид латок из толстой ткани наподобие драпа. Полусапожки были мокрые, с прилипшим к носкам песком – девушка наверняка совсем недавно гуляла по берегу моря.
- Здравствуй, Лёша – обратилась она к парню.
- П-привет… - ответил растерянный Алексей, от увиденного не сообразивший, что совершенно незнакомая девушка обратилась к нему по имени. – Я Лёха!
Девушка улыбнулась, показав за пухлыми губками поразительно ровные, но с изрядным слоем налёта, зубы.
- Так, стоп! А откуда…
- Это совершенно неважно, Лёш – девушка не дала парню закончить свой вопрос. – Важно то, что мне невероятно скучно. А вековую скуку может развеять хорошая беседа, не так ли?
Она подобрала полу плаща и опустилась на лавку рядом с оторопевшим Лёхой. Тот смотрел на неё удивлённым взглядом. Она смотрела на него в ответ своим, разноцветным и немигающим.
- Как тебя зовут? – наконец выдавил из себя парень.
- Ты и сам это прекрасно знаешь. Правда, ещё не догадываешься о том, что знаешь. Впрочем, имён у меня много…
- Дейенерис Бурерождённая, Неопалимая, Разрушительница Оков, Матерь Драконов?
- Кто это? – тон вопроса был совершенно неопределённым, даже бесцветным, если термин «бесцветный» вообще применим к словам. Вопрос прозвучал так, будто это был и не вопрос вовсе, а какое-то нелепое и неправильное утверждение.
- Ты что, «Игру Престолов» не смотрела? – в который раз за последние десять минут удивился Лёха.
- Нет. И вообще не понимаю о чём ты. Но сейчас это исправлю.
Девушка закрыла глаза и сомкнула рот настолько плотно, что от её пухлых губ осталась лишь тоненькая ниточка. Сначала она как будто принюхивалась к чему-то, а потом начала втягивать ноздрями воздух. Вдох её казался бесконечно долгим, и в какой-то момент Алексею даже показалось, что он видит колебания этого самого воздуха. Мурашки какого-то непонятного страха пошли по его телу, неприятно стянув волосы на затылке.
- Знаешь, я, наверное, пойду – сказал он, когда девушка наконец открыла глаза. – Буду откровенен: ты какая-то странная и несколько меня пугаешь.
В ответ девушка засмеялась. Смех её прошелестел металлом, будто фольгу от шоколада Shogetten протянуло по асфальту под дуновением лёгкого сквозняка.
- Ты совершенно зря меня боишься. Я вижу, что ты парень неробкого десятка и не боишься ни драки, ни боли. – Это была чистая правда: Алексей с детства занимался спортом, в том числе и смешанными единоборствами, и ему случалось драться с несколькими противниками сразу. Но он никогда этого не боялся, и даже наоборот – испытывал некий задор. – Тогда почему тебя пугает какая-то девчонка?
Парень не нашёл, что ответить и поэтому просто молча пожал плечами.
Незнакомка пристально посмотрела на него, подумала и сказала:
- Давай так: ты задашь мне любые вопросы, и я на них обязательно отвечу. Какая-никакая, а всё же беседа. Единственное условие заключается в том, что ты не должен спрашивать моё имя. Ты должен догадаться сам, как меня зовут. Если не догадаешься, но тебе будет интересно его узнать – тебе придётся проводить меня домой. Согласен?
- Не нравится мне всё это. Найди кого-нибудь другого.
- Да ладно тебе! Я даже заплачу, если хочешь. Можешь выбрать любую. – девушка вытащила из кармана плаща горсть монет, среди которых интересующийся нумизматикой человек легко определил бы и драхмы, и оболы, и сестерции, и фоллисы и даже акче. Но Лёха не был сведущ в подобных вопросах и поэтому уставился ошалевшими глазами в ладонь девушки на знакомые ему имперские пятачки, советские копейки и украинские гривны.
- Что это? Откуда у тебя это старьё?
- Это деньги. И совершенно неважно сколько им лет – они были и остаются деньгами. Из-за них велись войны. Из-за них убивали. Из-за них отдавали собственные жизни на изнурительных работах. Сейчас, собственно, происходит то же самое. Что же касается того, откуда они у меня – я их собирала, начиная с того времени, как здесь появилась первая монета… Люди приходили ко мне и теряли свои деньги или просто дарили их мне…. Иногда за них пытались купить мою благосклонность, будто я портовая проститутка… Смешные люди. Во все времена были смешными…
Безинтонационный, но завораживающий голос девушки словно вводил Лёху в некий транс: он уже не хотел уйти, несмотря на всю эфемерность происходящего. Напротив, ему становилось интересно, хотя ирреальные вещи никогда его не интересовали. Его затягивало в пучину этого похожего больше на бред, чем на конструктивный разговор, общения. Казалось, будто ткань пространства утончается и сквозь реальность одного мира проступает реальность другого.
Кружил голову хоровод запахов, сменявшихся один за другим: запах рыбы, запах свежего винограда, запах крови и гари, запахи выпечки, парфюмов, специй и степных трав, и вновь запах гари, и вновь запах крови….
- И много ты… насобирала? – спросил парень, стараясь прогнать ощущение нереальности.
- Много. Очень много. За всю свою жизнь я собрала их столько, сколько нет ни у одного человека на свете.
- А сколько же тебе лет? – Лёха совершенно забыл о правилах приличия и мужском этикете.
- Тоже много. Я помню первых людей, которые жили здесь и ходили совершенно нагие. Их уже никто никогда не найдёт, и никто о них ничего не узнает, поскольку кости их давно поглотило море, а песок превратил эти кости в крошки. Потом была тишина длиною в вечность… Потом пришли всадники в кожаных куртках и островерхих шапках, потом привели свои корабли люди, покинувшие свой дом. Кого-то из них выгнали, кто-то ушёл по своей воле… Но все они приходили сюда. Одни сменяли других, другие третьих…. И до сих пор так… - Невыразительный голос незнакомки приобрёл некую задумчивость.
- Слишком уж хорошо ты сохранилась, как для столь древней бабушки. – Белозубо улыбнулся парень.
- Правда? А ты присмотрись внимательнее! Ты сидишь и думаешь: какая она неопрятная и грязная! А между прочим, еще 7 лет назад я была яркой, накрашенной, в чистой и аккуратной одежде, с хорошо подстриженными и уложенными волосами и маникюром – девушка потрусила пальцами с грязными обломанными ногтями у Лёхи перед носом. – А ведь это вы… Вы меня такой сделали… Посмотри!
Она скинула плащ и закатала рукава поношенного зелёного свитера, и приподняла его полу, немного оголив живот. И руки, и живот покрывала густая сетка шрамов.
- И так везде! И на спине, и на ногах. А этот вот – она приподняла свитер так, что практически оголила левую грудь, показав ошеломлённому парню глубокий кровоточащий порез где-то между третьим и четвёртым ребром – этот совсем свежий. Его оставил подросток, ставший орудием в руках алчных подлецов…
Она снова оделась и, немного помолчав, продолжила:
- Волосы мои седы, а не выкрашены.
Но Лёха это уже понял и сам. Как и то, что не только гетерохромия присутствовала во взгляде его собеседницы. Её взгляд исполнен древности, глубокой и печальной.
- Кто ты? – спросил он.
- Неужели не догадался?
- Нет. Ведьма какая-нибудь, раз прожила так долго?
Она засмеялась своим шелестящим смехом.
- Я ведь говорила, что имён у меня много, и они меняются. Когда-то меня звали и Кесарией, и Каршей. Рыцари из Генуи звали меня Черкио, а османские башибузуки – Черзети. Сейчас вы меня зовёте Керчью. Я дух этого места. Дух города, в котором вы живёте.
- Но это ведь невозможно! Это противоречит всем законам логики, это ненаучно и…
- И вообще духов не существует? Кто бы говорил о логике и науке? Ты даже имя моё угадать не смог, логик учёный. – Керчь улыбнулась. – Проводи меня домой.
- Как город можно проводить домой? – удивился Лёха.
- Не город, а дух города. Духи тоже должны где-то жить. Пойдём, я покажу. А заодно расскажу тебе свои тайны.
Она взяла парня за руку, и он почувствовал какое-то родное, практически материнское тепло. Они поднялись с лавочки и пошли вдоль по улице Ленинской, новая тротуарная плитка которой сменилась булыжной мостовой улицы Воронцовской, на которой то тут, то там проглядывали каменные плиты с византийскими крестами.
Лехё казалось, что он абсолютно невесом – настолько легко ему было идти рядом со своей новой знакомой. Оглянувшись назад, он увидел призрачные очертания скамейки и неподвижно сидящего на ней молодого, крепко сбитого парня, уставившегося остекленевшими глазами в вывеску кофейни «Фундук»…
P.S.: фото взято из интернетов
Один год из жизни шахтарского общежития. Январь. Ч 2
Предыдущие посты (остальные опубликованы в серии и на АТ):
Ноябрь, ч 1
Ноябрь, ч 2
Декабрь
Январь, ч 1
С самого возвращения Надя тратила всё рабочее время на приведение библиотеки в порядок. Она не задерживалась допоздна, чтобы соблюсти комендантский час и успеть сделать домашние дела: постирочные открыли, но их использование строго контролировалось. Письмо в институт было отправлено, и Надя верила, что без ответа оно не останется. О судьбе Фрекен она всё ещё ничего не знала: Эльдар и Никита в один голос утверждали, что в морге её тела никогда не было. Но если последний был в своих словах абсолютно уверен, то Эля стал подозрительно хмурым, когда услышал вопрос. Ещё больше он помрачнел, когда Надя рассказала о шантаже.
– Не обращай внимания. Всё это – просто слова, – он внимательно смотрел на сдуваемый ветром огонёк спички.
Они стояли на крыльце морга, куда Надя пришла в очередной попытке поймать его для разговора. В окружении сугробов это место уже не казалось таким страшным, но в чистом воздухе специфические запахи становились гораздо заметнее.
– Они уже убивали людей, – возразила Надя. – Где гарантия, что я не стану следующей?
– Мы уже это обсуждали. Да и не настолько много ты знаешь. Про подслушанное собрание они не в курсе, да и о том, что я тебе всё рассказал, могут только догадываться. Главное, что их угрозы пока работают, а значит, применять силу и тем самым привлекать к себе внимание нет смысла. Продолжай и дальше играть послушного библиотекаря, и всё будет хорошо.
– А если не будет?
– Запахнет керосином – зови меня, – спокойно ответил он, глубоко затягиваясь. – Меня они так или иначе убить не смогут. К тому же ты всегда можешь уехать в ещё один отпуск.
Успокоить эти слова вряд ли могли, но Надя не ощущала тревоги. Она смирилась с тем, что над её головой висит невидимый меч. Предсказать, когда и как он ударит, девушка не могла, а значит, и переживать об этом не было смысла. Однако она знала причину, по которой Комитет ходит кругами вокруг библиотеки и не спускает с неё глаз. И с этой причиной она была в силах разобраться.
Нужно было перевернуть библиотеку сверху донизу, но найти спрятанные архивариусом дневники или подсказки к их местонахождению. Даже если это означало внеурочную работу. Надя чувствовала, что надо торопиться: стоит Комитету назначить нового библиотекаря, и она потеряет доступ к читальному залу. Только он, лабиринт из стеллажей размером с целый этаж, оставался неисследованным. Каждый день по паре часов она тратила на осмотр шкафов, проверку подозрительных книг, быструю читку старых газет.
Нельзя было забывать и о повседневной уборке, и о постоянных и новых читателях. Однако архивариус никогда по-настоящему не покидал мыслей девушки. Даже протирая хрупкие стёкла выставочных шкафчиков, она внутренне перебирала места, которым ещё стоило уделить внимание.
– Надежда Дмитриевна! – окликнул её звонкий голос.
Девушка резко повернулась, дёрнула руку с тряпкой и угодила локтевой ямкой прямо в острую ручку.
– А-а-а! – она согнулась, прижимая к груди сведённую болью руку.
Пальцы тут же онемели, нерв от локтя до мизинца горел огнём. Сжав зубы, чтобы не выругаться при ребёнке, Надя обратила на обидевшую её витрину полный ненависти взгляд. Самый обычный, никому не нужный стеклянный шкаф с бесполезными экспонатами, на которые никто никогда не смотрел. Копии с приказов об основании поселения, куски добываемой в шахте руды, декоративный «ключ от города» на резной подставке, фотографии не известных Наде людей. Она не видела никого, кто был бы заинтересован в витрине и не понимала, почему она вообще стоит в библиотеке. Наверное, чтобы людей травмировать.
– Вы в порядке? – подбежал к ней один из знакомых школьников. На лице была нарисована такая боль, словно это он приложился локтем, а не она.
– Да, всё нормально, – через силу улыбнулась Надя. – Пойдём, уже выбрал книжку?
– Да, я четыре выбрал. Можно? Они маленькие, я прочитаю!..
Слова мальчонки вдруг выпали из восприятия. Надя, не замедляя шага, обернулась. Взгляд её был прикован к декоративному ключу на резной подставке. К ключу, на который никто никогда не обращал внимания.
Новая идея настолько захватила девушку, что она не моргнув глазом выдала больше книг, чем позволял регламент, и поторопилась вернуться наверх. Поискав в ящиках библиотечной конторки, она нашла маленький ключ с биркой. Дверь витрины с противным стекольным скрипом открылась, и Надя дрожащими руками достала ключ на подставке. Естественного света в январский день было слишком мало, и она вернулась к конторке и настольной лампе. Тщательно осмотрела металлическую статуэтку, но не нашла ничего необычного. Резная подставка тоже не вызывала подозрений – чуть грубоватая работа местного мастера. На подставке должна была стоять подпись – она нашлась на оборотной стороне. Даже две: мастера, делавшего ключ, и того, кто сделал подставку. Рассмотрев подписи, девушка разочарованно поджала губы: похоже, это не тот ключ, что ей нужен. В последний раз она пробежалась взглядом по подставке, и тут заметила блики. Это была не игра света на лакированном дереве, а короткие, едва заметные блики серого грифеля. Кто-то писал на подставке карандашом.
Надя поднесла её ближе к свету и прищурилась в попытке разобрать написанное. Похоже на цифры, но такие мелкие, что друг от друга не отличишь. Вслепую она потянулась к ящику с канцелярскими принадлежностями. У Олимпиады было настолько плохое зрение, что очков ей зачастую было недостаточно. На такой случай в ящике очень удачно хранилась лупа.
– Ну-ка, посмотрим, – пробормотала девушка, наводя увеличительное стекло на карандашные надписи.
Теперь она могла разобрать выстроенные аккуратным рядком буквы и цифры. Одного взгляда хватило, чтобы узнать формат инвентарного номера книги. За ним следовали наборы чисел, отделённые дефисами и косыми чертами. Переписав все числа, Надя осмотрела в лупу остальную статуэтку, но не нашла больше ничего интересного.
– Вряд ли он оставил бы свои драгоценные записи просто лежать на полке, – вслух решила она, подбирая лист с подсказкой и отправляясь к картотечному шкафу. – Значит, это только начало.
Книга нашлась быстро: сказки коренных народов. Но в ней не было ни пометок, ни закладок, ни согнутых уголков. Да и читателей, если верить вложенной карточке, было немного.
Ну конечно, вздохнула Надя и пошла обратно к столу. Простейший книжный шифр. Остальные наборы чисел должны указывать страницу, строку и слово. Чисел там немного, а значит, фраза короткая, и Надя очень сомневалась, что там прямым текстом указано место.
– Так или иначе, это большой шаг вперёд, – успокоила она себя и села за расшифровку.
Времени это заняло немного, но вот результат совсем не обрадовал.
– Второе дно каменного идола, – перечитала она полученную фразу. – Что за бред?
Она дважды проверила числа на подставке ключа и слова в книге. Она не могла ошибиться. Но, похоже, архивариус не хотел открыто говорить о своих дневниках даже в шифре. И у Нади не было ни малейшей идеи, о каком идоле он говорил. Она не припоминала в Шахтаре ни одной языческой скульптуры, тем более каменной.
Подумав какое-то время, она всё-таки подняла телефонную трубку.
– Городской морг, слушаю, – ответил знакомый голос.
– Привет, Никит, это Надя. Эльдар на работе?
– Сейчас позову.
Она услышала приглушённый крик, шаги и стук поднятой со стола трубки.
– Что-то срочное? Я немного занят?
– Я думала, в морге торопиться уже некуда, – усмехнулась Надя.
– Только-только гречку подогрел, – съязвил он в ответ, и где-то далеко отозвался ржач Никиты. – Так что у тебя?
– Ты знаешь о каком-нибудь «каменном идоле»?
Эльдар замолчал. Ответа не было долгие минут пять, Надя уже подумала, что связь прервалась.
– Ты здесь? Может, это что-то в краеведческом музее? Ты же там часто...
– Нет, не в музее. Так называют памятник одному из основателей города. Он стоит в центральном парке. Этому прозвищу сто лет в обед, я даже не знаю, откуда оно взялось.
– А в библиотеке есть что-то, с ним связанное? Может, книга о нём или...
– Есть, но не совсем в библиотеке. В актовом зале на первом этаже стоит его бюст. Там же, где флаг города, герб и прочая ерунда. Красный угол типа. Найдёшь, оно там около сцены. А зачем тебе? Что-то...
– Спасибо, – перебила его Надя и положила трубку.
Ещё рано было говорить, что она что-то нашла. Путь в актовый зал лежал через холл первого этажа, а там скучала гардеробщица. Конечно, нельзя было утверждать, что она донесёт Комитету о подозрительных действиях библиотекаря. Но нельзя было утверждать и обратное. Действовать нужно максимально осторожно, напомнила себе Надя. Посмотрев на подсказку в последний раз, она взяла ластик и стёрла карандашные числа с подставки. Теперь, даже зная про «ключ», безопасники ничего не обнаружат. Статуэтку ключа и книгу она вернула на прежние места, а листочек с расшифрованной подсказкой спрятала в карман. Потом нужно будет его сжечь.
Время тянулось невыносимо медленно. Архивариус занималась не своей работой, обмениваясь с читателями дежурными фразами и раскладывая книги по местам. То и дело она касалась пальцами записки в кармане и с улыбкой качала головой. Она восхищалась предшественником: спрятать и дневники, и подсказку к тайнику под самым носом у Комитета по безопасности, на виду у всех. Вот уж и правда, хочешь спрятать – положи на видное место. Теперь, оглядываясь назад, Надя не понимала, как могла так долго игнорировать ключ, лежащий под стеклом на уровне её глаз. А если бы не случайный удар локтем, как долго она бы не замечала очевидное?
Домой она ушла в приподнятом настроении, привычно попрощавшись с гардеробщицей. В обычное время вернулась в общежитие, переоделась, сложила в сумку фонарик и ключи, на всякий случай прихватила пилку для ногтей и кухонный нож с тонким лезвием, поблагодарила расписание работы больницы за то, что Лена всего этого не видит, и снова покинула общежитие, успев громко сказать парочке знакомых, что идёт в магазин. Она чувствовала себя героиней шпионского фильма. В крови кипело столько адреналина, что холод совершенно не ощущался, а в библиотеку Надя почти бежала.
Обернувшись у входных дверей, она вгляделась в темноту площади: пусто. Проскользнув в актовый зал, она включила фонарик. Мелькнула идея включить свет на третьем этаже как отвлекающий манёвр, но так она могла сама себя перехитрить. Она вспомнила загадку архивариуса и улыбнулась: чем проще, тем лучше.
Как и говорил Эльдар, в углу зала стоял небольшой стеллаж с неподвижно висящими флагами, гербами и гимнами в красивых рамах и несколькими бюстами. Среди них должен был быть и «каменный идол», но Надю уже интересовало другое. Бюсты стояли на таких же каменных постаментах, и второго дна в них явно быть не могло. Девушка собрала кудри заколкой, чтобы не мешались, сняла перчатки и, зажав фонарик в зубах, начала методично исследовать полки. В ход шли и ногти, и пилочка, и нож, но все перекрытия были слишком тонкими, чтобы прятать ещё одно отделение. Все, кроме самой нижней части. Спереди её закрывал филенчатый плинтус, а сверху стояли грамоты и кубки, выигранные городскими командами. Надя внимательно осмотрела полки и достала из сумки взятую в последний момент сантиметровую ленту. Бинго: одна была почти на сантиметр короче двух других. Да и при внимательном осмотре можно было заметить, что по цвету её днище немного отличается.
Девушка положила фонарь на пол и начала вытаскивать кубки один за другим, расставляя их в строгом порядке. Освободив полку, она с пятой попытки воткнула пилочку в угловой шов. Ноги свело от неудобной позы, тело в тёплой куртке и зимних штанах уже начало потеть, но она не могла остановиться, даже чтобы расстегнуться. Только не сейчас.
Пилка провалилась куда-то вниз и упёрлась в препятствие. «Есть!» - Надя триумфально сжала зубы и аккуратно начала расшатывать полку. Та поддавалась с трудом, простояв нетронутой десять лет, но всё-таки поддалась. Аккуратно приподняв крашеную фанеру, девушка направила внутрь луч фонарика. Узкий кружок света выхватил тетрадь в твёрдом переплёте. Четыре таких тетради были плотно уложены под фальшивой полкой и ровно держали её на себе. Надя взяла первую попавшуюся. Тонкие листы задрожали в такт её трясущейся руке. Трепетно, словно записям было не десять, а сто десять лет, она открыла титульную страницу.
«Нашедшему просьба вернуть в библиотеку гор. Шахтара лично в руки главному архивариусу...»
Надя шумно выдохнула. Глубоко вдохнула. Из горла вырвался нервный смешок, затем ещё один, и ещё, и ещё... Отсиженные ноги окончательно ослабели, и она повалилась на пол. По пустому зданию эхом покатился громкий девичий хохот.
Один год из жизни шахтарского общежития. Январь. Ч 1
Предыдущие посты (остальные опубликованы в серии):
Ноябрь, ч 1
Ноябрь, ч 2
Декабрь
Этот год точно будет замечательным. Надя почувствовала это первого января и всей душой верила в своё предчувствие. Верила, проводя время с родными и рассказывая им про работу в Шахтаре. Верила, когда садилась в поезд. Верила, когда поезд вынырнул из темноты горных тоннелей в объятия укутанного снегом городка. Верила, когда на пустом перроне её ждали Женя и Лена. Верила, пока не увидела общежитие.
Фасад здания испещряли трещины. С первого этажа кусками отвалилась штукатурка. Цоколь раскрошился, сугробы вокруг провалились куда-то вниз, обнажая бетон и сваи. По кругу бежала предупреждающая красная лента. Крыльцо шаталось и проседало под любым весом. Всех приходящих встречал приклеенный на уровне глаз лист с обновлёнными правилами. При его прочтении глаза у Нади полезли на лоб.
- Мы обе в пятьсот седьмую, - отчиталась соседка перед вахтёршей, пока Надя быстро прощалась с молодым человеком. Поздоровавшись, она потащила сумки к лестнице и мельком обернулась: вахтёрша достала одну из отставленных в сторону фигурок и поставила её внутрь макета. Ещё один жилец вернулся.
- Второму и третьему этажам запретили открывать окна, - повторила она новые правила, следуя за Леной мимо вахтёрши. – Нельзя посещать чужие комнаты, теперь совсем нельзя. Запрещено присутствие посторонних. Подвальные бани закрыли, а постирочные откроют только через неделю! И они снова написали про переселение на ночь. Что тут вообще происходило?
- Да, переселяют теперь чуть не каждый вечер, - вздохнула Лена. – Ты не волнуйся, такое обычно вводят на месяц, потом всё снова разрешат. Как обычно после новогодней ночи. Окна открывать запретили, потому что Костян с пацанами, как и каждый год, из окон в сугробы после бани прыгали по пьяной лавочке. Двое с переломами уехали. Прыгали только со второго этажа, третьему досталось за компанию. Бегали друг к другу ночью, ясное дело. В баньке народ тоже собрался новый год встретить, как же без этого…
– Вы что все, с ума посходили?!
– Не начинай! Каждый год так отрываемся, – отмахнулась Лена, не обращая внимания на скрипящий под их шагами коридор. – И каждый год на месяц гайки закручивают. Хотя, конечно, общажка с каждым разом всё тяжелее это переживает… Раньше штукатурка так не сыпалась.
– Хочешь сказать, через месяц все всё забудут? – Надя скептически осмотрела потрескавшуюся краску на стенах.
Лена беззаботно кивнула и пнула дверь комнаты – открывалась она теперь с трудом.
– Если мы будем вести себя хорошо, то да. Поэтому сейчас все ходят тише воды ниже травы и соблюдают правила, как послушные дети. Нарабатываем репутацию к майским праздникам, хотя тогда все просто уедут на горные озёра. Так что всё веселье ты пропустила.
– И слава богу, – вздохнула Надя, осматривая комнату. На первый взгляд ничего не изменилось, только оконные щели стали шире и дуло из них куда сильнее. Вещи на столе лежли совсем не так, как она их оставила.
– От тряски всё попадало, – объяснила Лена, видя недоумение соседки. – Я как-то расставила, поправь сама.
– Спасибо, – кивнула Надя и открыла ящики стола. Бумаги тоже перемешались, но даже в этом хаосе было заметно, что их стало меньше. Нахмурившись, она через силу отступила от стола и пошла переодеваться. Лена уже с интересом посматривала на привезённые ею сумки.
Приняв душ и отметив, что смеситель держится на честном слове, Надя нарочито медленно распаковала вещи. Вручив Лене гостинцы из дома и отложив упакованные подарки для Жени и Эльдара, она вернулась к столу. Теперь можно было заняться делом. Она прикрыла глаза, вспоминая, как раскладывала записи и документы в прошлом году, и вытряхнула всё из ящиков, чтобы всё проверить.
– Здесь ничего не происходило? – как бы невзначай поинтересовалась она. – Часть моих документов пропала.
– Я ничего такого не припомню, – пожала плечами Лена, откусывая половину пирожка. – Но Эля говорил, что у него опять комнату обшмонали.
Она задумалась, прожёвывая тесто и яично-луковую начинку. Проглотив, устремила на соседку внимательный и почему-то сочувствующий взгляд.
– Во что ты ввязалась, что теперь и твои вещи обыскивают? – печально вздохнула она и, ещё немного помолчав, спросила: – Что-то важное забрали?
– Нет, – подумав, ответила Надя. Когда-то эти записи были важными, но теперь большая часть написанного там не имела смысла. – Говоришь, комнату Эльдара обыскивали «опять»?
– С ним такое уже бывало, – кивнула Лена и вытащила ещё один пирожок. – Спроси, тебе он наверняка расскажет. Серьёзно, во что вы двое вляпались? Это из-за архива?
– И да, и нет, – уклончиво ответила Надя и быстро встала. – Не забивай голову, правда.
– Если ты так говоришь, - протянула медсестра, облизывая пальцы. – Обалденные пирожки, кстати, спасибо! А куда ты собралась?
Надя остановилась, не успев открыть дверь. Точно, новые правила. Она должна поговорить с Эльдаром, но ходить по чужим комнатам теперь было запрещено. Живи Эльдар не на первом этаже, она могла бы рискнуть, но пройти по первому этажу, не попавшись вахтёрше на глаза, было невозможно.
Недовольно цыкнув, она повернулась к телефону на стене. Использовать для такого внутреннюю линию казалось верхом глупости, но другого выхода не было.
– Слушаю, – отозвался в трубке недовольный голос.
– Привет, Эль, – торопливо пробормотала Надя, – Лена сказала, твою комнату…
– О, ты уже приехала? С возвращением, – тон голоса тут же поменялся. – Если хочешь побеседовать – пойдём, перекурим тогда. Буду ждать тебя на улице.
Не прощаясь, он повесил трубку. Надя поджала губы. Снова недомолвки, снова какие-то проблемы. Не успела приехать, а уже как будто и не уезжала никуда. Накинув куртку, она сунула ноги в зимние сапоги, взяла гостинец и вылетела из комнаты.
Шаткое крыльцо больше не вызывало доверия, и курильщики предпочитали кучковаться в холодной летней беседке, сооружая в пепельницах миниатюрные костры. Эльдар уже был среди них с сигаретой в зубах, как будто и сам вышел на перекур. Подходя к этой толпе, Надя мысленно порадовалась, что ещё не мыла голову: теперь нужно вымывать из волос не только ароматы поезда, но и сигаретную вонь.
– С приездом, – улыбнулся патологоанатом и аккуратно обнял подругу, придерживая зажжённую сигарету в пальцах. – Как отдохнула?
– Всё было отлично, пока я сюда не приехала, – фыркнула она. – Лена уже рассказала, что я пропустила настоящий дурдом, и я очень рада, что его пропустила. Но что важнее, кто-то рылся в моих вещах и...
– И у тебя хватило ума говорить об этом по внутреннему телефону, – прошипел Эльдар, больно хватая её за плечо и оттаскивая в дальний угол беседки. – Что-то ты дома совсем расслабилась.
– Будешь так разговаривать – пирожков не дам! – Надя помахала пакетом у него перед носом. – Отдам Ленке, она свои уже почти доела!
– Ладно, ладно, прошу прощения, – парень протянул руки к пакету и заискивающе улыбнулся: – Я отвык общаться с девушками. С этими новыми правилами всё время один, а на работе, сама понимаешь, тоже беседовать не с кем.
Она ещё немного подержала пакет в вытянутой руке, но всё-таки сменила гнев на милость. Эля тут же заглянул внутрь, довольно улыбаясь при виде домашней еды.
– Давно ты куришь? – поинтересовалась Надя, пока он прятал пакет под куртку, подальше от вечно голодных соседей.
– С института. На какое-то время бросал, теперь опять начал. У меня долгосрочный эксперимент: сможет ли никотин что-то сделать моим лёгким, или восстановление будет быстрее. Так что у тебя украли?
– Почти все старые записи: об архиве, об архивариусе, о тебе… даже о Жене, хотя это было для маскировки. Конечно, многое из того, что там написано, неправда… как оказалось. Я забрала их из библиотеки, ожидая, что они явятся туда, пока меня не будет, но чтобы они обыскали мою комнату?!
– А чего ты ожидала? – покачал головой Эльдар, выпуская в сторону струю дыма. – Я ведь говорил, что общежитие было основано Комитетом.
– Хочешь сказать, здесь до сих пор есть люди Комитета? – Надя понизила голос и придвинулась к нему ближе. – Как Фрекен в библиотеке?
– Фрекен в библиотеке хотя бы одна, тут же я вообще не знаю, кому верить, а я живу здесь не первый год. Самое надёжное – подозревать всех, особенно коменданта, вахтёров и старших, ведь они контролируют всё общежитие. А учитывая то, что днём мы все на работе, в комнате лучше не хранить ничего важного. Оставляй там всякую мелочь или ненужные вещи, чтобы они могли что-то найти и успокоиться на этом.
Надя подняла на него взгляд. Удивлённым её новостью он не выглядел, расстроенным – тоже. Скорее довольным, но это Надя списывала на полученные гостинцы.
– Если ты об этом знал, почему не предупредил? – вздохнула она, прислоняясь к стене. Бетон приятно охлаждал голову сквозь капюшон, но ей всё равно было непривычно жарко. Очередной прилив адреналина, к которым она уже начала привыкать.
– Не ожидал, что они придут к тебе. Наверное, это потому что ты забрала записи с рабочего места и там они ничего не обнаружили. Меня-то обыскивают регулярно. Первые пару раз тоже обжигался, теперь всё самое важное держу здесь, – он постучал пальцем по виску, – или ношу с собой. Иначе никак.
– Значит, мы никому не можем верить?
– Почему же. Кому-то мы верить можем. Довериться – вот тут сложнее. У Комитета везде глаза и уши. Вряд ли ты хочешь впутывать в это ещё больше людей.
– Вот ещё, – процедила Надя. Нос неприятно холодил зимний воздух, отравленный запахом дешёвых сигарет. Ноги в лёгких домашних штанах кололо морозом, кончики пальцев уже почти не чувствовались. Она вытащила руки из карманов и подышала на них, стараясь согреться.
– Пойдём внутрь, – Эльдар потушил сигарету о снег и бросил в сугроб, под которым скрывалась урна. – Понадобится ещё поговорить – звони, а лучше приходи на работу. Пока всё это не уляжется, собираться у меня не получится.
Они протиснулись сквозь толпу курильщиков на тропу, и Надя с удовольствием вдохнула чистый воздух. Горло тут же обожгло холодом, но им хотя бы можно было дышать.
– В комнате ничего держать нельзя, на работе – тоже, – ворчала она, хрустя снегом по узкой тропинке. – Где тогда хранить важные записи? Не могу же я всё-всё запоминать!
– На кладбище, например.
Надя обернулась на идущего за ней парня. По непроницаемому лицу Эльдара нельзя было сказать, шутит он или говорит серьёзно, но его точно забавляло наблюдать, как она пытается его прочитать. Пройдя несколько шагов спиной вперёд, девушка сдалась и со вздохом повернулась обратно. Перед глазами мелькнули светлые волосы из-под красной шапки, и она врезалась в идущего навстречу человека.
– Ох, простите, – пробормотала Надя, отступая в хрустящий снег и тут же проваливаясь по щиколотки. За спиной сдержанно посмеялся Эля, и она бросила на него недовольный взгляд.
– Ничего страшного, тут такая узкая дорога, – услышала она знакомый голос. – Значит, ты вернулась? Мы уж заждались!
– Да неужели? – Надя проигнорировала фамильярность Ларисы и собиралась идти дальше, но следующие слова заставили её остановиться:
– Дети жаловались, что вахтёрша не знает, где какие книги лежат, и всё время выгоняет их из библиотеки раньше времени. Они будут так рады знать, что библиотекарь снова с нами. Вприпрыжку за книгами побегут!
Отдельно учительница поздоровалась с Эльдаром, одарив его очаровательной улыбкой. Кивнув на прощание, она пошла к беседке курильщиков, а Надя так и осталась стоять в снегу.
– Ты знал об этом? – её взгляд все ещё был прикован к красной шапке Ларисы. – Что за библиотеку отвечает вахтёрша?
– Нет. Мне как-то не до библиотеки было в последнее время. Может…
Он резко запнулся. Надя перевела взгляд на него, но парень смотрел куда-то в сторону. Брови и морщины на лбу изогнулись в знакомый рисунок: так Эльдар хмурился, когда на него снисходило неприятное озарение. Надя выжидала, перетаптываясь с ноги на ногу. Сапоги уже пропускали снег и ноги сводило от противной холодной влажности. Приду – и сразу в горячий душ, мыть голову, пообещала она себе. Какая жалость, что бани закрыты, сейчас бы отогрелась…
– Ничего конкретного сказать не могу, – медленно произнёс Эльдар и пошёл в сторону общежития. – Так что постарайся сначала узнать в библиотеке, что с ней случилось. Комитет наверняка придёт по твою душу, может, они расскажут.
– Но ты ведь что-то понял? – поспешила за ним Надя. – Эля, я знаю выражения твоего лица, ты точно что-то понял!
– Я же говорю, ничего конкретного! – вполголоса выругался он. – Вспомнил кое-что странное, но доказательств у меня нет. Сейчас у нас есть дела поважнее, а если я прав, то о Фрекен тем более можно забыть. Лучше подумай о том, что теперь вся библиотека ляжет на твои плечи, а они продолжат следить в оба.
– Пусть следят, – Надя сердито оттопталась на решётке у входа, стряхивая снег. Крыльцо взвыло, и она тут же пожалела о своём решении. – Мы всё равно не знаем, что делать дальше, а про мою работу они и так всё знают.
Эльдар ответил ей недовольным взглядом, но ничего не сказал. Зато вахтёрша высказала Наде всё, что о думает о ней и об её безответственном отношении к казённому имуществу. Это очень напомнило, как пару месяцев назад её так же отчитывали за мокрую и грязную обувь. Времена изменились: теперь сохранность общежития была важнее чистоты. Хотелось надеяться, что хотя бы в библиотеке всё осталось по-прежнему, но слова Ларисы продолжали эхом отзываться в Надиных мыслях. На работу она собиралась как на каторгу.
Предчувствие не обмануло. Если внешне библиотека совершенно не изменилась, то вот внутри архивариуса ждал совершенно новый мир: мрачный и заброшенный. За каких-то пару недель без надзора коридоры покрылись пылью, редкие растения в горшках склонили засохшие листья, даже воздух как будто остался прошлогодним. Слушая эхо своих шагов по пустому холлу, Надя ощутила неприятное дежавю: точно таким же, покинутым и неухоженным, она когда-то давно обнаружила архив. С той поры, казалось, прошли годы. Теперь же на двери архива, которую она собственными руками заперла пару недель назад, висел амбарный замок, а выше стояли крупные печати. Девушка уставилась на багровый воск, пресекающий вход на её территорию. Руки сами собой сжались в кулаки. От этого дежавю уже становилось страшно.
Она потрогала новый замок: тяжёлый. Ключа у неё нет, а даже если бы и был – Комитет сразу поймёт, что архив вскрывали. Окон там, внизу, тоже не было, а если бы и были, сейчас они были бы заклеены на зиму.
Попасть в архив у неё теперь нет ни единого шанса.
– Твою мать! – прошипела Надя и в бессилии пнула запертую дверь. Нога отозвалась болью.
Не слушая комментарии вахтёрши, девушка отправилась наверх. Ею уже овладевало болезненное любопытство: насколько хуже всё может быть.
– Ещё хуже, чем я думала, – ответила она самой себе, проходя по потайному коридорчику из детского отдела во взрослый.
Кто бы ни присматривал за библиотекой в её отсутствие, они делали это из рук вон плохо. На столах высились башни сданных книг, державшиеся в ровном состоянии вопреки законам физики. Карточки читателей и книг валялись за стойкой библиотекаря, так и не попав на свои места в картотеке. В тяжёлом, застоявшемся воздухе летала пыль. Первым делом Надя сняла кофту: здесь неделями не открывали форточек, и натопленные батареи превращали библиотеку в сухую баню. Проведя пальцем по корешкам сданных книг, она вздохнула: ну конечно, вахтёрша даже не задумывалась, что если книгу сдаёт взрослый, она вполне может принадлежать детскому отделу. Родители часто заходили сдать книги детей и наоборот. Теперь же второй этаж обратился в полный хаос.
Ради интереса она поднялась ещё выше. Двери третьего этажа оставались запертыми, на ручках лежал толстый слой пыли. Возможно, их не открывали с самого нового года. Надя вспомнила свой последний разговор с Олимпиадой Васильевной. Что тогда, что сейчас она не замечала ничего необычного, но по коже пробежал холодок. Убегая от неприятного чувства, она поспешила вниз, к простой и понятной рутинной работе, которой хватало на недели вперёд. Она надеялась навести хоть какой-то порядок до окончания учебного дня и нашествия в библиотеку детей, но в коридоре её уже ждали.
– Здравствуйте, Наденька! – поприветствовал девушку старый знакомый по Комитету. Теперь она знала, что его зовут Борис. – Как отдохнули?
– Хорошо, но мало, - холодно улыбнулась она. – Чем могу быть полезна?
– Отдых – это замечательно, – он первым прошёл в двери взрослого отдела, явно чувствуя себя здесь хозяином. – А после хорошего отдыха и поработать можно хорошо, верно?
Надя обошла его и встала за конторку, обратив всё внимание на разложенные по столу карточки. Она уже успела забыть, каким раздражающим может быть этот опасливо-приторный голос. В памяти невольно всплыли подслушанные угрозы, сказанные этим же сладким голосом.
– Я бы с радостью занялась своей работой, но кто-то опечатал архив и повесил на него замок, - отрезала она, не поднимая взгляд от стола. – А Олимпиада Васильевна, похоже, совсем перестала заниматься библиотекой.
– Боюсь, Олимпиадушка пришлось покинуть свой пост. В связи с этим у меня для вас кое-что есть.
На стол лёг лист бумаги. Машинописный текст оповещал Надю, что приказом городской администрации её временно переводят на должность библиотекаря, а архив закрывают в связи с отсутствием архивариуса. В горле встал ком.
– А если я откажусь? – она знала, что не откажется. Но не спросить об этом не могла.
– Будет очень жаль. Очень, очень жаль.
По вздохам Бориса и опустившимся уголкам губ можно было подумать, что ему действительно будет жаль. Жаль потерять рабочую силу.
– В таком случае у вас не будет здесь работы, – продолжил он. – Ведь нам не нужен архивариус, пока нет библиотекаря. А поиски нового библиотекаря могут затянуться... Ну и конечно же, мы не можем позволить специалисту без работы занимать место в общежитии.
Надя подняла голову, глядя на него со всем возможным презрением. Бумага захрустела в побелевших пальцах. Она едва сдерживалась, чтобы не порвать приказ на мелкие кусочки.
– Какая банальная угроза, – процедила девушка. – Найду работу в другом месте, невелика потеря.
– Что вы, Наденька, это не угроза, – засмеялся Борис. – Угрозой было бы сказать, что вы можете отправиться на пенсию раньше положенного срока. Составите Олимпиадушке компанию, так сказать.
Он улыбался, говоря эти слова, но в выцветших, обрамлённых морщинками глазах не было и следа улыбки. Эти глаза смотрели на Надю с таким холодом, что все волоски на коже встали дыбом. Жара и духота помещения куда-то делись, и она словно вновь оказалась на улице, под порывами ледяного ветра с кислым привкусом сигарет и страха. Больше всего она мечтала, чтобы в этот момент в библиотеку кто-то пришёл, или позвонил, или произошло хоть что-нибудь, что оторвало бы её от этого оцепеняющего взгляда. Но как назло, библиотека оставалась совершенно безлюдной.
Наваждение прошло, только когда сам Борис шевельнулся, отводя взгляд от побледневшей девушки. Он нарочито-задумчиво осмотрел стопки книг и покачал головой:
– Напоминает времена, когда библиотеку только-только собирали. Много у вас намечается работы, да, Наденька?
Она опустила голову, пока их взгляды снова не встретились. Она чувствовала себя пешкой на шахматной доске Комитета, но сделать с этим ничего не могла.
– Да, – прошептала она и потянулась за ручкой.
Не успела она поставить свою подпись, лист с приказом тут же исчез со стола. Борис одобрительно улыбнулся, но глаза его оставались всё такими же ледяными.
– Что ж, не буду мешать вам работать, – он снова окинул взглядом бардак в библиотеке, покачал головой и развернулся к двери.
Не успела Надя выдохнуть, как он уже повернулся обратно.
– Совсем забыл! – он шутливо похлопал себя по лбу. – Теперь они ваши.
Он бросил на конторку ещё одну связку ключей и, кивнув на прощание, ушёл. Надя взяла ключи и пересчитала их в руке, перебирая, как чётки. Один ключ от главного входа, по ключу от отделов второго этажа, ключ от актового зала и ещё два, которых в её собственной связке не было. Надя какое-то время смотрела на них. В голове было пусто, а все силы, накопленные днями отдыха, словно высосали пылесосом. Она поддалась на дешёвые угрозы и шантаж. От этого было обидно и стыдно. Ещё обиднее было от понимания, что другого выбора у неё не было. Отказаться – значило потерять всё, что она уже успела приобрести в Шахтаре, и всё, что она могла ещё найти. Например, дневники архивариуса.
Со вздохом Надя покинула отдел и вновь поднялась на третий этаж. Ключи ожидаемо подошли, и читальный зал вновь распахнул свои двери. Такой же душный и пыльный, как остальные два отдела библиотеки, он хотя бы не был завален книгами. Однако Надю это не обрадовало. Сжав в руках ключи, она подумала, что именно эта связка могла когда-то принадлежать Олимпиаде Васильевне, как и вся эта огромная комната. Пустовал и кабинет директора библиотеки, и конторка, из-за которой Олимпиада смеряла приходящих пренебрежительным взглядом снизу вверх. Пропали её очки, календарь с пометками под стеклом, таблетки от болей в желудке, плед, в который она укутывалась даже в разгар летней жары. Исчезла даже фотография, спрятанная в самый дальний угол. Словно здесь никого никогда и не было.
Озноб, не отпускавший Надю с ухода Бориса, стал ещё сильнее. Она будто стояла в мавзолее, в который ещё не принесли тело умершего. Как говорил Эльдар, если где и хранить секреты, то только на кладбище.
– Если она умерла, почему он просто не сказал? – вздохнула Надя. Уж кто-кто, а патологоанатомы точно знали бы о смерти библиотекарши, и в этот раз Эльдар просто не мог не обратить на это внимания. А если она не умерла, то на что намекал Борис?
В раздумьях девушка подняла трубку телефона. Она могла бы позвонить в больницу прямо сейчас и узнать о смерти Олимпиады если не у Эльдара, то у кого-то из его коллег. Уже набрав первые цифры, она остановилась. Подумала какое-то время, слушая тишину в трубке и нажала рычаг сброса.
«Нет, это было бы глупо, – сказала она себе. – Если внутренний телефон общежития могут прослушивать, то почему не телефоны библиотеки? Это же главная вотчина Комитета. Нет, если и звонить в больницу, то из таксофона. А лучше сходить туда лично и посмотреть ему в глаза».
Она запустила пальцы в волосы, пытаясь сосредоточиться. Поиски дневников должны отойти на второй план. Теперь она исполняет обязанности библиотекаря, а значит, должна навести в библиотеке порядок. Кроме того, нужно обшарить читальный зал сверху донизу, раз уж ей вручили ключи на блюдечке с голубой каёмочкой. А ещё как можно скорее отправить письмо научной руководительнице в институт. Если Комитет так боится вмешательства из-за гор, пора напомнить им, что в большом мире у Нади ещё есть связи. В архиве, может, и не осталось ничего полезного, но вернуть власть над ним теперь стало делом принципа. Архивариус она или где, в конце-то концов?
Теперь она не столько боялась Комитета, сколько злилась на них. Эта злость приятно согревала, разгоняя мучивший девушку озноб. Она возвращала силы, позволяя глубоко и полно дышать. Надя вновь почувствовала, как лёгкие заполняет застоявшийся пыльный воздух, но терпеть это больше не собиралась. Она ураганом промчалась по читальному залу, открывая все форточки и впуская свежий холодный воздух. Подгоняемая сквозняком, сбежала на второй этаж, который тоже задыхался без неё. Впереди было ещё очень много работы.
Пятничный Ктулху
"Ктулху понедельника" произвёл неизгладимые впечатления на людской род, поэтому сегодня пришёл пятничный Ктулху :)
Немного другой характер и цвет шкурки, но суть неизменна.
Оцените, с какой полнотой чувств парень встречает этот день и грядущие выходные!
Этот Мир способен удивить даже его:)
Пупа и Ктулху неплохо приспособились к условиям жизни и готовы поделиться радостью своих открытий с добропорядочными людьми :)
Сшит из мягкой ткани. Наполнителем служит лебяжий пух. Руки-лапы с проволочным каркасом. Глаза пластиковые, веки на глазах подвижны. Ростом около 30 см.
Один год из жизни шахтарского общежития. Ноябрь. Ч 2
Предыдущие посты (остальные опубликованы в серии):
Октябрь
Ноябрь, ч 1
Звон будильника принёс лишь головную боль и злость на весь мир. Надя протёрла глаза и села на диване. Тусклый свет лампы нестерпимо резал глаза. Всё тело ныло, а одежда ощущалась хуже колючего пледа. Неужели после вчерашней прогулки она всё-таки заболела? В комнату заглянул Никита и по его сочувствующему взгляду девушка поняла, что выглядит она так же плохо, как себя чувствует.
– Я там кофе сделал. Будешь?
– Спасибо, – зевнула Надя и взъерошила волосы. Сейчас бы в общежитие, под одеялко, слушать Ленин трёп…
Она умылась холодной водой и выпила две чашки кофе в тщетных попытках проснуться. Никита молчал рядом. На его лице не было ни следа усталости.
– Может, тебе подольше поспать? – предложил он. – На ходу засыпаешь же. Никуда Кощей из общаги не денется в такую рань. А днём он уже здесь будет.
– Нет, – упрямо покачала головой Надя. – Мне на работу к девяти. А до этого мне надо с ним поговорить.
– А почему ты ночью по городу шаталась вообще? В библиотеке всяко лучше, чем на улице. И наверняка лучше, чем в морге…
Надя окинула взглядом комнату отдыха. Почти что каморка гардеробщицы, только больше и окно есть.
– Да нет, у вас очень уютно, – через силу улыбнулась она. – Я думала переночевать там, но…
Она невольно сжала кулаки. Воспоминания о прошедшей ночи вернули все краски и эмоции, она могла повторить каждое подслушанное слово. Ноги заныли, как будто она всё ещё пряталась за цветочным горшком, боясь вздохнуть и шевельнуться. Голоса Александра, Бориса, бесстрастной женщины и неизвестного старика эхом отзывались в её голове. А ведь она наверняка видела этих людей в городе, проходила мимо них в магазине, ездила в одном автобусе…
– Но что? – она вздрогнула, понимая, что молчание затянулось. Никита с сочувствующей улыбкой подлил кофе в её чашку. – Не трясись так. Ну уснула с открытыми глазами, с кем не бывает.
– Точно, – нервно усмехнулась Надя, крепко обхватывая кружку. Керамика жгла руки, но так не было заметно их дрожь. Ей нужно было срочно поговорить с Эльдаром.
– Я… думала, что успею к комендантскому часу. Потом… не могла найти ключ от библиотеки. Потеряла, наверное… А запасной… в комнате остался. В общажной комнате, я его как раз сейчас заберу.
Она не поднимала глаз от кофе и не могла сказать, поверил ли Никита в сбивчивую ложь. Ведь действительно, у неё не было причин покидать библиотеку посреди ночи, и если бы не Комитет, она бы спокойно спала в каморке гардеробщицы до самого утра. Сказать же правду она бы ни за что не осмелилась. Чем меньше людей об этом знает – тем, наверное, лучше…
– Половина. Если сейчас выйдешь – как раз будешь в общаге к открытию, – заметил Никита. – Но ты не торопись, кофе-то допей.
Кофе она выпила залпом и поспешила откланяться, ещё раз поблагодарив Никиту за приют. К общежитию она чуть ли не бежала, не обращая внимания на темноту больничной аллеи. Город вокруг медленно просыпался и собирался на работу. В редких прохожих Наде мерещились люди Комитета, а их взгляды казались максимально подозрительными. Опустив голову, она шла знакомым маршрутом и оказалась на крыльце почти ровно в шесть. Здание всё ещё заваливалось на один бок, а внутри как будто не было ни одного живого существа. Ровно в шесть до Нади донёсся едва слышный звон будильника, в окошке комнаты вахтёрши зажёгся свет и запело радио. Вскоре показалась и сама вахтёрша, зевая, пошла отпирать двери. Недовольно посмотрев на Надю, она спросила:
– Куда, гулёна?
– В сто шестнадцатую, – ответила девушка и поспешила по коридору.
То ли ей недосып брал своё, то ли здание действительно прогибалось под ногами, словно она шла по плечу весов. Чем дальше от холла, тем ровнее казался коридор и тем спокойнее скрипело здание. Да и вахтёрша явно с облегчением услышала, что девушка шла именно в правое крыло. Значит, знала про перекос. Интересно, может ли здание накрениться ещё сильнее? И что тогда случится?
Остановившись у комнаты Эльдара, Надя потрясла головой. Сейчас у неё есть проблемы поважнее. Она постучала. Тишина. Постучала ещё раз.
– Твою мать, – тихо вздохнула она, оглядывая пустой коридор. Не хотелось шуметь в такой ранний час, но выбора не было.
– Эльдар, открывай, я знаю, что ты дома! – закричала она, молотя в дверь кулаком. – Эх, надеюсь, остальные достаточно крепко спят…
Внутри послышались шаги и поворот ключа в замке. Эльдар молча смотрел на неё сверху вниз, медленно открывая и закрывая глаза.
– Ты на часы смотрела? – первым делом спросил он и лишь потом заметил её наряд. – Ты что, только что пришла? Где ты ночевала?
– В морге, но это неважно. Комитет по безопасности хочет меня убить!
Эльдар смотрел на Надю в упор, словно не понимая сказанных ею слов. Медленно он набрал воздуха в лёгкие и медленно выдохнул. Отодвинулся, пропуская девушку в комнату, и запер дверь изнутри.
– Нет, – твёрдо сказал он. – Комитет распустили.
– Официально, может, и распустили, но они всё ещё действуют! Проводят заседания, обсуждают архив, обсуждают меня! Там был тот парень, который за тобой следил, и те, кто сейчас копается в архиве…
– Комитет распустили! – рявкнул Эльдар. – Десять лет назад, убив архивариуса, они перешли черту, и их закрыли! Шахты больше нет, охранять им нечего, единственного человека, который мог что-то об этом знать, они сами же и прихлопнули! Их. Больше. Нет. Не знаю, кого ты там видела, но…
– Есть ещё Вечный, – торопливо вставила Надя. – Они сказали, что он приступил к активным действиям и что с этим надо что-то делать.
Лицо Эльдара мгновенно изменилось. Жар несвойственного ему гнева отступил так же резко, как нахлынул. Впервые Надя увидела, как человек бледнеет на глазах. Вся его осанка развалилась, на секунду показалось, что он стал ниже ростом. Пройдя в комнату, он опёрся руками о стол и уставился в пустоту.
– Кто об этом говорил? – тихо спросил он. Надя, повесив пальто в прихожей, села на край кровати.
– Александр. Тот, кто следил за тобой. Потом какой-то старик, я его не знаю, сказал, что с Вечным ничего не сделать, можно только наблюдать. И что дневники архивариуса он не отдаст. А потом Борис, мужик с мерзким голосом, сказал, что его можно задержать. Они хотят найти дневники раньше него. И, похоже, с Вечным они уже сталкивались.
Эльдар спрятал лицо в ладони и неслышно что-то зашептал. Когда он убрал руки, Надя поняла, что всё куда хуже, чем ей казалось. Если при прошлом упоминании Комитета на его лице не отразилось даже особого страха, то сейчас он словно постарел на глазах.
– Прошу прощения, – откашлялся он. – Я так-то не религиозный человек, просто… Не таких новостей я ждал с утра пораньше. Кофе будешь?
– Я уже выпила три чашки, но не откажусь. Всё равно глаза закрываются…
Эльдар кивнул, всё ещё пребывая где-то в своих мыслях.
– Расскажи мне, что ты видела и слышала. Слово в слово. Как ты вообще ухитрилась… Так и не отнесла часы в ремонт?
Надя невесело усмехнулась и, пока комната наполнялась ароматом по-медицински крепкого кофе, в подробностях пересказала свои ночные приключения от каморки гардеробщицы до комнаты отдыха морга. Описать сотрудников Комитета она не могла, но как запомнила, рассказала об их голосах. Слушая о старике, который возражал Борису, Эльдар задумчиво кивал. С каждым словом морщины у него на лбу становились всё глубже.
– Вот ведь старый хрен, – вздохнул он, дослушав. – В глаза же мне, сука, улыбался… Хах. Понятно теперь. Теперь понятно…
– Что понятно?
– Старик, которого ты слышала – бывший главврач. Руку на отсечение ставлю, что это он. То-то он в последнее время в больницу зачастил… Когда шахта обвалилась, он ещё был на посту и вроде как занимал высокий пост в Комитете по безопасности. У них длинные руки тогда были. Так вот, после смерти архивариуса его с должности-то и попёрли, как и всех остальных. Надо сказать, очень удачно для меня. Тогда, наверное, только его уход и помог мне сохранить работу и эту комнату. Любил он этим угрожать. Знал, сука, что мне некуда податься… Как говорится, кто старое помянет – тому глаз вон, а кто забудет – тому оба. И он, видимо, знает, что ничего я не забыл.
Он отвлёкся на кофе, отпил из чашки и протянул Наде другую.
– Что ж, теперь я знаю об их планах. Но они пока не знают, что я знаю, и это хорошо. Старый хрен прав, ничего они мне не сделают. Подумаешь, крови попьют, не первый раз. За тебя как-то тревожнее, но, похоже, твой университет пока тебя защищает, – он усмехнулся. – Помнят, видать, как их после прошлого архивариуса всех на улицу выставили. Нет, пока что они тебя не тронут. А если будем осторожными, не тронут и дальше. Вот ведь… Если бы не ты, я бы и знать не знал. Вроде все знаки видел, а всё равно…
Надя сидела на кровати и наблюдала, как он, отвлекаясь только на кофе, разговаривает сам с собой и измеряет комнату шагами. Поток слов изливался из него, словно Надя открыла шлюз огромного водохранилища, и понять что-то из этого потока она могла с трудом. Бледность сошла, уступив место румянцу от горячего кофе, но что-то в нём необратимо поменялось. Поменялось в тот момент, когда она произнесла услышанное прозвище и увидела его белое от страха лицо в темноте коридора. Ясно было, что парню известно гораздо больше, чем ей, как будто он и сам был участником событий.
– Так ты и есть Вечный, – поняла она. Эльдар остановился и удивлённо уставился на девушку.
– Ну да, – спокойно признался он и хмыкнул: – Я думал, ты догадалась. Ты с Вечным «на короткой ноге», да? У тебя здесь близких друзей – по пальцам руки фрезеровщика, а Лена с Женей на вечных никак не тянут. Так о чём я говорил…
– Эльдар, – прервала Надя, нащупав наконец единственный вопрос, что так долго не давал ей покоя. – Сколько тебе лет?
Парень на секунду застыл. Посмотрел в опустевшую чашку и повернулся к шкафу. Насыпал кофе, залил его ещё горячей водой и медленно размешал.
– Думал, ты не спросишь, – невесело вздохнул он, поворачиваясь к Наде. – Тридцать восемь. Хорошо сохранился, скажи?
Девушка уставилась на него в ожидании смеха, но он не смеялся. И, судя по печальной усмешке и понимающему взгляду, не врал. Нет, этого не могло быть. Надя встала и подошла ближе, вглядываясь в его лицо, шею, руки. Да, выступающие вены действительно были жуткими, но на коже не было ни следа морщин или пигментных пятен, ни одного шрамика или мозоли, ничего обвисшего или потерявшего форму от течения лет. Она проследила взглядом ровную шею, острую линию подбородка, чёрную щетину, едва заметные морщинки у глаз. Ему не могло быть сорок лет. На тридцать она ещё, может, согласилась бы, сославшись на хорошую наследственность, но и это с его работой звучало как выдумка. Как сказка.
– Кощей… – прошептала она уже знакомое прозвище. Теперь оно заиграло на языке совсем иначе. Эльдар кивнул. – Нет-нет-нет, это же невозможно! Тебе не может быть тридцать восемь, ведь…
Она остановилась, оглушённая лавиной мыслей. Паззл начал складываться сам собой. Его болезненный интерес к событиям десятилетней давности и одержимость закрытым архивом, личное участие в событиях, которых не застали Лена и Женя, знакомство со старожилами, даже подчёркнутая вежливость пожилых алкашей и то, как он дистанцировался от молоденькой сестрёнки Жени… А ещё эти постоянные оговорки, что он живёт в Шахтаре «давно», без уточнения, насколько «давно», его замкнутость при упоминании прошлого, странная реакция на фотографии из кабинета архивариуса и та скорбь в глазах при взгляде на заголовки старых газет. Та же скорбь, какую Надя видела в глазах Олимпиады при упоминании почившего архивариуса. Скорбь ещё живого свидетеля.
– Ты был здесь десять лет назад. Ты был здесь, когда убили архивариуса. Ты был здесь, когда… обвалилась шахта.
Она без сил рухнула на кровать. Рассудок отказывался принимать услышанное, но только так образ Эльдара становился цельным и понятным. Все прошлые странности можно было объяснить, если накинуть ему с десяток лет возраста. И не смотреть на его лицо, конечно же.
– Я спала с сорокалетним… – неосознанно пробормотала она, и Эльдар разразился хохотом.
– Женщины! – воскликнул он, присаживаясь на край стола. – Если тебя только это волнует, спешу успокоить – под сорок мне только в паспорте и в моей собственной памяти. Тело же осталось… сколько мне тогда было, лет двадцать семь? В самом расцвете сил.
Она тяжело вздохнула.
– Как это вообще возможно? То есть… это не должно быть возможно, – уточнила она, цепляясь за остатки здравого смысла, – но это единственное объяснение… Нет, я уже ничего не понимаю!
– Кое-что я могу объяснить. Но дай мне слово, что никому не расскажешь то, что услышишь.
– Никому? Я думала, Лена и Женя…
– Те, кто работает в больнице, знают мой настоящий возраст и мои… особенности. Я стараюсь ограничивать круг общения, но со временем кое-что становится очевидно. А вот то, что я сейчас скажу, знают очень немногие. И чем меньше народу об этом знает, тем лучше.
– Согласна, – с готовностью кивнула Надя. – Не думаю, что я вообще когда-нибудь решусь обо всём этом кому-то рассказывать. Слово архивариуса.
Эльдар улыбнулся, но улыбка эта задержалась лишь на секунду. Он поёрзал на столе, подобрал ноги, уставился в кружку и сглотнул, собираясь начать рассказ.
– Ты в целом правильно всё поняла. Десять лет назад я уже работал в Шахтаре и жил в этой самой комнате. Рук было мало, работы много. Мужиков в больнице вообще всё время не хватало, поэтому я ещё на скорой помогал. Вот и тогда поехал. У шахтёров что-то случилось. Редкость, но бывало. Травма на производстве. Подумаешь…
Надя уже поняла, про какой день он говорит. По спине поползли мурашки. Она крепче обхватила чашку с остывающим кофе. Эльдар не поднимал взгляд от своей, с трудом подбирая слова.
– Сначала всё шло как по учебнику, а потом… Сколько раз пытался вспомнить – всё как в тумане. Эти горы, они ведь и сейчас стоят, словно ничего не было. А я готов поклясться, что тогда они рухнули нам на головы. Я так не хотел умирать… Эгоистично, да? Это, наверное, была единственная мысль в моей голове. Почему я, я ведь слишком молод, чтобы умирать!
Он замолчал, приподняв голову. Взгляд был устремлён куда-то далеко, сквозь время и пространство. Надя боялась даже пошевелиться. Вздохнув, Эльдар снова уставился в чашку.
– И я не умер. То есть, это тогда мы так подумали. Все говорили, что я в рубашке родился – вытащили из-под завалов целехоньким. Все царапины за неделю зажили. Легко отделался.
– А что потом?
– Ничего особенного, – Эльдар неопределённо повёл плечом, всё ещё во власти тех событий. – Вернулся на работу. Много работы было, похороны – одни за другими. Шахту закрыли, началось разбирательство. Люди начали разъезжаться. Я за этим не следил особо, работал себе и работал. А потом меня один мужик в подворотне отпиздил.
– За что?
– За то, что выжил. Его сын с нами в бригаде был, в закрытом гробу хоронили. Сломался мужик. Можно понять. То ли пьяный был, то ли я ему просто неудачно подвернулся, но отделал он меня знатно. Его, конечно, в обезьянник, а меня – в больницу. Вот тогда и стало ясно, что со мной что-то сильно не так…
Повернувшись к Наде, Эльдар встретил лишь непонимающий взгляд. Через силу встряхнувшись, он забрал её кружку и отнёс к чайнику.
– Извини, что нагружаю такими рассказами. Сам бы с радостью не вспоминал, но с этого всё и началось. По крайней мере, для меня.
Он взял лежавший у чайника кухонный нож и вернулся к Наде, поигрывая блестящим лезвием. Обхватив лезвие ножа рукой, он сжал кулак, чуть поморщившись, и резко выдернул нож из сомкнутой ладони. Надя вскрикнула, глядя на покрытый свежей кровью нож и красные капли, беззвучно падающие на пол. Эльдар же спокойно разжал кулак и потряс руку.
– Неприятное зрелище, но сразу станет понятно, что со мной случилось, – хмыкнул он и вытянул к ней раненую ладонь.
Надя смотрела на линию глубокого пореза, сочившуюся кровью. Помня, как сама резалась бумагой, она понимала, что заживать такое будет долго, но увиденное сломало все её ожидания. Кровь остановилась через минуту, и вскоре порез начал затягиваться сам собой. На её глазах ткани стягивались и зарастали, и через десять минут от глубокой раны не осталось и следа. Надя моргнула и ущипнула себя за плечо. Нет, это точно какая-то сказка…
– Можно догадаться, что от последствий избиения я тоже оправился быстро. Слишком быстро, – Эльдар спокойно продолжил рассказ, теперь разглядывая окровавленный нож. – Но всё было ещё занятнее. Мало того, что сломанный нос вернулся в свою изначальную позицию, так ещё и выбитые зубы тоже решили отрасти обратно. Опять коренные. И, втройне забавно, с тем же недолеченным кариесом. Грубо говоря, я вернулся в исходное состояние. Удивительно, не правда ли?
Надя не ответила – слов у неё уже не осталось.
– Вот и главврач решил, что это уж слишком удивительно. От него узнал и Комитет по безопасности. А дальше уже начинаются мои догадки. Город тогда кишел людьми из-за гор, и Комитету это сильно не нравилось. И пока обо мне никто из приезжих не узнал, они решили от меня просто избавиться. Если коротко – у них не получилось. Когда в третий или четвёртый раз я проснулся уже в морге, до них дошло, что убить меня не получится. Как же вся смена обосралась тогда! – он невольно рассмеялся. – С тех пор меня Кощеем и прозвали.
– А Комитет назвал тебя Вечным?
– Это вроде их внутреннего кода, – кивнул Эльдар. – Я там не один закодированный, не знаю, правда, зачем. Они вообще ребята скрытные. Такое чувство, будто они защищают историю города и шахты от… да от всех подряд. Думаю, всяким важным людям из-за гор это тоже не нравилось, а когда случился обвал, Комитет с его секретами к ногтю прижали. Вот они и запаниковали.
– И поэтому убили архивариуса тоже?
– Думаю, да. Стыдно признаться, но его убийство прошло мимо меня. У нас с Комитетом продолжался взаимный шантаж, и я очень старался сохранить работу, пусть даже ценой сдачи своего тела на опыты. Я потому и начал сейчас газеты изучать, что в то время мне не до новостей было. Вот только газеты о многом не говорят.
– Может, они уже сожгли всё…
– Нет, об этом просто не писали. Не писали, как люди после посещения шахты дохли как мухи. Как патанатомию без вазелина ебали за то, что мы не понимали причин этих смертей. Как трупы отсюда вывозили, потому что Комитет отказывался хоронить их в Шахтаре. И как Комитет активно делал вид, что у них всё под контролем. Тут такой ад творился… Смерти архивариуса никто не придал значения.
– Их всех убил Комитет? – побледнела Надя. С одним убийством она уже почти смирилась, но столько…
Эльдар задумчиво пожевал губы и покачал головой.
– Они не дураки. Они защищают город от внимания снаружи, а марафон смертей внимание очень сильно привлекает. Думаю, они сами были в ужасе, потому и ошиблись так сильно. А те смерти… До сих пор никто точно не знает, что это было. В итоге, когда про город предпочли забыть и перестали сюда ездить, смерти прекратились сами собой. Местные говорили, что это шахта убивает чужеземцев. Байки, конечно, но тут уже не знаешь, во что верить. Жителям было проще считать, что всё это – воля шахты. Меня тоже записали в число «покалеченных шахтой», и всех это устроило.
– А вот с архивариусом было немного иначе, – вспомнил он, немного помолчав. – Там слепой бы понял, что он не своей смертью умер. Уж не знаю, за что они его. Наверное, копнул слишком глубоко в историю города или воспользовался смутными временами. Безопасники были на взводе от внешних проверок, измотаны необъяснимыми смертями и, быть может, немного потеряли границы дозволенного после экспериментов с моим бессмертием. Так или иначе, убили его очень… некрасиво. И побежали закрывать архив и подчищать следы. Хотя, опять же, всем местным на это было глубоко наплевать.
– А потом Комитет распустили?
– Да, через пару месяцев. Видимо, кому-то выше убийство уж сильно не понравилось. Главврача «ушли» на заслуженную пенсию, коменданта в общаге сменили, да в общем-то много где руководство поменялось. Говорю же, у Комитета были длинные руки. Не знаю, наказали ли кого-то конкретно. Сомневаюсь, если честно. Но стало так спокойно… Я хоть жить начал.
Надя задумчиво постучала пальцами по колену. Перед ней расстилалась новая история города, сумбурная и сбивчивая, но всё же многое объяснявшая. Нерешительно подняв взгляд на Эльдара, она увидела его уже другими глазами. Одна мысль о том, что ему пришлось пережить, внушала ужас. Понятно, почему он так мало говорил о том периоде своей жизни, а когда говорил, это было похоже на обрывочные воспоминания.
– То есть, все эти годы все думали, что Комитета больше нет?
– Все хотели так думать. Я точно хотел. Наверное, я заставил себя в это поверить, потому что иначе скатился бы в паранойю. Но если их создали ради защиты тайн города, то вряд ли они когда-либо вообще по-настоящему перестанут существовать. Ведь ни архив, ни общежитие, ни шахта никуда не делись, и это только то, о чём мне известно. Думаю, архивариус знал гораздо больше, поэтому за его дневниками все и охотятся. Он мог знать, почему со мной случилось… то, что случилось. Если Комитет найдёт их раньше, они либо их уничтожат, либо начнут снова меня шантажировать, а скорее всего, оба сразу. А значит, я должен найти их первым.
Надя отвернулась к окну, напряжённо размышляя. Всё указывало на то, что ей нужно отступить, пока не поздно. Сделать вид, что ничего не было, продолжать молча работать и строить отношения с Женей, надеясь, что когда-нибудь она сможет уехать и забыть всё это как страшный сон. У Эльдара с Комитетом свои разборки, битва бессмертного человека и непобедимой структуры, которая её совершенно не касалась. В этой гонке за секретами один архивариус уже погиб, а её имя стояло в очереди. Официально Комитета не существовало, а значит, они никого не боялись. А она, в отличие от Эльдара, совсем не была бессмертной…
– И что мы теперь будем делать? – услышала она свой голос и сама себе удивилась. Эльдар тоже выглядел потрясённым.
– Я был уверен, что ты выскочишь отсюда как ошпаренная и больше никогда не вернёшься, – устало хмыкнул он. – У Комитета к тебе лично пока претензий нет. Прекратишь мне помогать – они тебя не тронут. Слишком боятся вмешательства из-за гор.
Надя подтянула колени к груди, сворачиваясь в клубок. Она и сама это понимала. Оставаясь рядом с Эльдаром, она только подвергала себя опасности. И всё ради чего?
– С друзьями так не поступают, – пробурчала она. – А мы друзья. Ты много мне помогал, настала моя очередь. К тому же…
Она потянулась и увалилась на подушку, снова подтягивая к груди ноги.
– Я, конечно, не знала прошлого архивариуса, но в какой-то степени я ведь его наследница, верно? Я пытаюсь сохранить архив, в котором он работал, я защищала его кабинет от сотрудников администрации, и, если он хотел спрятать свои записи от Комитета, я должна ему помочь. Думаю, он не был бы против дать их тебе почитать.
Эльдар печально улыбнулся и сел на кровать рядом с ней.
– Спасибо, – прошептал он, гладя девушку по бедру. – Правда, спасибо. Не знаю, что бы я без тебя делал.
– Жил бы свою вечную жизнь…
Он только фыркнул.
– Я не могу уехать из города, не могу завести нормальные отношения, не могу вылечить свой гастрит и вынужден каждый год удалять восьмёрки, потому что они всё время неправильно вырастают обратно. Отличная вечная жизнь, рекомендую!
Надя захихикала и легко пнула его по колену. Эльдар снова превращался в обычного человека со своими проблемами, сожалениями и трудностями. Да, его проблемы были довольно необычными, но в перекошенном общежитии, стоящем на трупе мистической шахты, он выглядел так нормально, как только возможно. Здесь, рядом с этим странным и не таким уж молодым человеком, Надя наконец-то почувствовала себя в безопасности. От Комитета, от шахты, от выдуманных монстров, живущих в подвале общежития. Эльдар всё это знал и, она была уверена, мог её защитить.
– Хорошо, что я тебя встретила, – сонно улыбнулась она. – Теперь не так страшно…
Эльдар посмотрел на неё, потом – на свой будильник. Стряхнув с себя её ноги, он дёрнул девушку за плечо.
– Подъём! Тебе скоро на работу выходить, а мы ещё не обсудили план действий.
– Не хочу на работу… Спать хочу, – потёрла глаза Надя, с трудом сопротивляясь накатившей сонливости. – Скажу, что заболела…
– Болеть даже не думай, и без тебя в больнице не протолкнуться, – Эльдар снова поставил чайник и насыпал в её кружку две ложки кофе. – Да и не отпустит тебя администрация просто так, в библиотеке никого больше не останется.
– Сделай мне больничный, ты же врач.
– Я патологоанатом. Могу заключение о смерти сделать. Вставай давай, – он поводил чашкой у неё под носом, и Надя потянулась за крепким ароматом. – Ты на Новый год домой едешь?
– Наверное. На пару дней.
– Возьми отпуск и задержись дома на неделю. Пусть они помнят, что ты можешь свободно покидать город, в отличие от меня. Это будет держать их в узде. А ещё поддерживай связь со своим универом, лишним не будет.
– А что насчёт «ключа», о котором говорил архивариус?
Эльдар разочарованно пожал плечами.
– Пока никаких идей. И, чувствую, у меня будет не так много времени, чтобы этим заниматься.
– Почему бы пока не приостановить поиски? – предложила Надя. – Они хотят тебя задержать – сделаем вид, что у них получается. С архивом они закончат в течение месяца. После этого причин постоянно торчать в библиотеке у них не будет. Возможно, это развяжет нам руки.
– Неплохо рассуждаешь для сонной мухи. Мне эта идея не нравится, но так и быть. Пусть считают, что хотя бы один из нас у них под колпаком. А раз их внимание будет сосредоточено на мне и том, чтобы мне помешать, загадка архивариуса на тебе. Вдруг он оставил в библиотеке какие-то подсказки о своём «ключе».
Надя задумчиво отпила кофе. Она будто спала наяву. В этом сне она была Штирлицем, разведчиком с невероятно важным заданием, оперирующим в стане врага. Что страшнее, её провал действительно мог бы караться смертью.
Нет, надо выжить, подумала она. Выжить, чтобы рассказать эту историю своим детям.
– Прогуляемся до вокзала? – вновь услышала она себя словно со стороны. – Возьму билеты на поезд. Пора планировать отпуск.