Один год из жизни шахтарского общежития. Январь. Ч 1⁠⁠

Предыдущие посты (остальные опубликованы в серии):
Ноябрь, ч 1
Ноябрь, ч 2
Декабрь

Этот год точно будет замечательным. Надя почувствовала это первого января и всей душой верила в своё предчувствие. Верила, проводя время с родными и рассказывая им про работу в Шахтаре. Верила, когда садилась в поезд. Верила, когда поезд вынырнул из темноты горных тоннелей в объятия укутанного снегом городка. Верила, когда на пустом перроне её ждали Женя и Лена. Верила, пока не увидела общежитие.

Фасад здания испещряли трещины. С первого этажа кусками отвалилась штукатурка. Цоколь раскрошился, сугробы вокруг провалились куда-то вниз, обнажая бетон и сваи. По кругу бежала предупреждающая красная лента. Крыльцо шаталось и проседало под любым весом. Всех приходящих встречал приклеенный на уровне глаз лист с обновлёнными правилами. При его прочтении глаза у Нади полезли на лоб.

- Мы обе в пятьсот седьмую, - отчиталась соседка перед вахтёршей, пока Надя быстро прощалась с молодым человеком. Поздоровавшись, она потащила сумки к лестнице и мельком обернулась: вахтёрша достала одну из отставленных в сторону фигурок и поставила её внутрь макета. Ещё один жилец вернулся.

- Второму и третьему этажам запретили открывать окна, - повторила она новые правила, следуя за Леной мимо вахтёрши. – Нельзя посещать чужие комнаты, теперь совсем нельзя. Запрещено присутствие посторонних. Подвальные бани закрыли, а постирочные откроют только через неделю! И они снова написали про переселение на ночь. Что тут вообще происходило?

- Да, переселяют теперь чуть не каждый вечер, - вздохнула Лена. – Ты не волнуйся, такое обычно вводят на месяц, потом всё снова разрешат. Как обычно после новогодней ночи. Окна открывать запретили, потому что Костян с пацанами, как и каждый год, из окон в сугробы после бани прыгали по пьяной лавочке. Двое с переломами уехали. Прыгали только со второго этажа, третьему досталось за компанию. Бегали друг к другу ночью, ясное дело. В баньке народ тоже собрался новый год встретить, как же без этого…

– Вы что все, с ума посходили?!

– Не начинай! Каждый год так отрываемся, – отмахнулась Лена, не обращая внимания на скрипящий под их шагами коридор. – И каждый год на месяц гайки закручивают. Хотя, конечно, общажка с каждым разом всё тяжелее это переживает… Раньше штукатурка так не сыпалась.

– Хочешь сказать, через месяц все всё забудут? – Надя скептически осмотрела потрескавшуюся краску на стенах.

Лена беззаботно кивнула и пнула дверь комнаты – открывалась она теперь с трудом.

– Если мы будем вести себя хорошо, то да. Поэтому сейчас все ходят тише воды ниже травы и соблюдают правила, как послушные дети. Нарабатываем репутацию к майским праздникам, хотя тогда все просто уедут на горные озёра. Так что всё веселье ты пропустила.

– И слава богу, – вздохнула Надя, осматривая комнату. На первый взгляд ничего не изменилось, только оконные щели стали шире и дуло из них куда сильнее. Вещи на столе лежли совсем не так, как она их оставила.

– От тряски всё попадало, – объяснила Лена, видя недоумение соседки. – Я как-то расставила, поправь сама.

– Спасибо, – кивнула Надя и открыла ящики стола. Бумаги тоже перемешались, но даже в этом хаосе было заметно, что их стало меньше. Нахмурившись, она через силу отступила от стола и пошла переодеваться. Лена уже с интересом посматривала на привезённые ею сумки.

Приняв душ и отметив, что смеситель держится на честном слове, Надя нарочито медленно распаковала вещи. Вручив Лене гостинцы из дома и отложив упакованные подарки для Жени и Эльдара, она вернулась к столу. Теперь можно было заняться делом. Она прикрыла глаза, вспоминая, как раскладывала записи и документы в прошлом году, и вытряхнула всё из ящиков, чтобы всё проверить.

– Здесь ничего не происходило? – как бы невзначай поинтересовалась она. – Часть моих документов пропала.

– Я ничего такого не припомню, – пожала плечами Лена, откусывая половину пирожка. – Но Эля говорил, что у него опять комнату обшмонали.

Она задумалась, прожёвывая тесто и яично-луковую начинку. Проглотив, устремила на соседку внимательный и почему-то сочувствующий взгляд.

– Во что ты ввязалась, что теперь и твои вещи обыскивают? – печально вздохнула она и, ещё немного помолчав, спросила: – Что-то важное забрали?

– Нет, – подумав, ответила Надя. Когда-то эти записи были важными, но теперь большая часть написанного там не имела смысла. – Говоришь, комнату Эльдара обыскивали «опять»?

– С ним такое уже бывало, – кивнула Лена и вытащила ещё один пирожок. – Спроси, тебе он наверняка расскажет. Серьёзно, во что вы двое вляпались? Это из-за архива?

– И да, и нет, – уклончиво ответила Надя и быстро встала. – Не забивай голову, правда.

– Если ты так говоришь, - протянула медсестра, облизывая пальцы. – Обалденные пирожки, кстати, спасибо! А куда ты собралась?

Надя остановилась, не успев открыть дверь. Точно, новые правила. Она должна поговорить с Эльдаром, но ходить по чужим комнатам теперь было запрещено. Живи Эльдар не на первом этаже, она могла бы рискнуть, но пройти по первому этажу, не попавшись вахтёрше на глаза, было невозможно.

Недовольно цыкнув, она повернулась к телефону на стене. Использовать для такого внутреннюю линию казалось верхом глупости, но другого выхода не было.

– Слушаю, – отозвался в трубке недовольный голос.

– Привет, Эль, – торопливо пробормотала Надя, – Лена сказала, твою комнату…

– О, ты уже приехала? С возвращением, – тон голоса тут же поменялся. – Если хочешь побеседовать – пойдём, перекурим тогда. Буду ждать тебя на улице.

Не прощаясь, он повесил трубку. Надя поджала губы. Снова недомолвки, снова какие-то проблемы. Не успела приехать, а уже как будто и не уезжала никуда. Накинув куртку, она сунула ноги в зимние сапоги, взяла гостинец и вылетела из комнаты.

Шаткое крыльцо больше не вызывало доверия, и курильщики предпочитали кучковаться в холодной летней беседке, сооружая в пепельницах миниатюрные костры. Эльдар уже был среди них с сигаретой в зубах, как будто и сам вышел на перекур. Подходя к этой толпе, Надя мысленно порадовалась, что ещё не мыла голову: теперь нужно вымывать из волос не только ароматы поезда, но и сигаретную вонь.

– С приездом, – улыбнулся патологоанатом и аккуратно обнял подругу, придерживая зажжённую сигарету в пальцах. – Как отдохнула?

– Всё было отлично, пока я сюда не приехала, – фыркнула она. – Лена уже рассказала, что я пропустила настоящий дурдом, и я очень рада, что его пропустила. Но что важнее, кто-то рылся в моих вещах и...

– И у тебя хватило ума говорить об этом по внутреннему телефону, – прошипел Эльдар, больно хватая её за плечо и оттаскивая в дальний угол беседки. – Что-то ты дома совсем расслабилась.

– Будешь так разговаривать – пирожков не дам! – Надя помахала пакетом у него перед носом. – Отдам Ленке, она свои уже почти доела!

– Ладно, ладно, прошу прощения, – парень протянул руки к пакету и заискивающе улыбнулся: – Я отвык общаться с девушками. С этими новыми правилами всё время один, а на работе, сама понимаешь, тоже беседовать не с кем.

Она ещё немного подержала пакет в вытянутой руке, но всё-таки сменила гнев на милость. Эля тут же заглянул внутрь, довольно улыбаясь при виде домашней еды.

– Давно ты куришь? – поинтересовалась Надя, пока он прятал пакет под куртку, подальше от вечно голодных соседей.

– С института. На какое-то время бросал, теперь опять начал. У меня долгосрочный эксперимент: сможет ли никотин что-то сделать моим лёгким, или восстановление будет быстрее. Так что у тебя украли?

– Почти все старые записи: об архиве, об архивариусе, о тебе… даже о Жене, хотя это было для маскировки. Конечно, многое из того, что там написано, неправда… как оказалось. Я забрала их из библиотеки, ожидая, что они явятся туда, пока меня не будет, но чтобы они обыскали мою комнату?!

– А чего ты ожидала? – покачал головой Эльдар, выпуская в сторону струю дыма. – Я ведь говорил, что общежитие было основано Комитетом.

– Хочешь сказать, здесь до сих пор есть люди Комитета? – Надя понизила голос и придвинулась к нему ближе. – Как Фрекен в библиотеке?

– Фрекен в библиотеке хотя бы одна, тут же я вообще не знаю, кому верить, а я живу здесь не первый год. Самое надёжное – подозревать всех, особенно коменданта, вахтёров и старших, ведь они контролируют всё общежитие. А учитывая то, что днём мы все на работе, в комнате лучше не хранить ничего важного. Оставляй там всякую мелочь или ненужные вещи, чтобы они могли что-то найти и успокоиться на этом.

Надя подняла на него взгляд. Удивлённым её новостью он не выглядел, расстроенным – тоже. Скорее довольным, но это Надя списывала на полученные гостинцы.

– Если ты об этом знал, почему не предупредил? – вздохнула она, прислоняясь к стене. Бетон приятно охлаждал голову сквозь капюшон, но ей всё равно было непривычно жарко. Очередной прилив адреналина, к которым она уже начала привыкать.

– Не ожидал, что они придут к тебе. Наверное, это потому что ты забрала записи с рабочего места и там они ничего не обнаружили. Меня-то обыскивают регулярно. Первые пару раз тоже обжигался, теперь всё самое важное держу здесь, – он постучал пальцем по виску, – или ношу с собой. Иначе никак.

– Значит, мы никому не можем верить?

– Почему же. Кому-то мы верить можем. Довериться – вот тут сложнее. У Комитета везде глаза и уши. Вряд ли ты хочешь впутывать в это ещё больше людей.

– Вот ещё, – процедила Надя. Нос неприятно холодил зимний воздух, отравленный запахом дешёвых сигарет. Ноги в лёгких домашних штанах кололо морозом, кончики пальцев уже почти не чувствовались. Она вытащила руки из карманов и подышала на них, стараясь согреться.

– Пойдём внутрь, – Эльдар потушил сигарету о снег и бросил в сугроб, под которым скрывалась урна. – Понадобится ещё поговорить – звони, а лучше приходи на работу. Пока всё это не уляжется, собираться у меня не получится.

Они протиснулись сквозь толпу курильщиков на тропу, и Надя с удовольствием вдохнула чистый воздух. Горло тут же обожгло холодом, но им хотя бы можно было дышать.

– В комнате ничего держать нельзя, на работе – тоже, – ворчала она, хрустя снегом по узкой тропинке. – Где тогда хранить важные записи? Не могу же я всё-всё запоминать!

– На кладбище, например.

Надя обернулась на идущего за ней парня. По непроницаемому лицу Эльдара нельзя было сказать, шутит он или говорит серьёзно, но его точно забавляло наблюдать, как она пытается его прочитать. Пройдя несколько шагов спиной вперёд, девушка сдалась и со вздохом повернулась обратно. Перед глазами мелькнули светлые волосы из-под красной шапки, и она врезалась в идущего навстречу человека.

– Ох, простите, – пробормотала Надя, отступая в хрустящий снег и тут же проваливаясь по щиколотки. За спиной сдержанно посмеялся Эля, и она бросила на него недовольный взгляд.

– Ничего страшного, тут такая узкая дорога, – услышала она знакомый голос. – Значит, ты вернулась? Мы уж заждались!

– Да неужели? – Надя проигнорировала фамильярность Ларисы и собиралась идти дальше, но следующие слова заставили её остановиться:

– Дети жаловались, что вахтёрша не знает, где какие книги лежат, и всё время выгоняет их из библиотеки раньше времени. Они будут так рады знать, что библиотекарь снова с нами. Вприпрыжку за книгами побегут!

Отдельно учительница поздоровалась с Эльдаром, одарив его очаровательной улыбкой. Кивнув на прощание, она пошла к беседке курильщиков, а Надя так и осталась стоять в снегу.

– Ты знал об этом? – её взгляд все ещё был прикован к красной шапке Ларисы. – Что за библиотеку отвечает вахтёрша?

– Нет. Мне как-то не до библиотеки было в последнее время. Может…

Он резко запнулся. Надя перевела взгляд на него, но парень смотрел куда-то в сторону. Брови и морщины на лбу изогнулись в знакомый рисунок: так Эльдар хмурился, когда на него снисходило неприятное озарение. Надя выжидала, перетаптываясь с ноги на ногу. Сапоги уже пропускали снег и ноги сводило от противной холодной влажности. Приду – и сразу в горячий душ, мыть голову, пообещала она себе. Какая жалость, что бани закрыты, сейчас бы отогрелась…

– Ничего конкретного сказать не могу, – медленно произнёс Эльдар и пошёл в сторону общежития. – Так что постарайся сначала узнать в библиотеке, что с ней случилось. Комитет наверняка придёт по твою душу, может, они расскажут.

– Но ты ведь что-то понял? – поспешила за ним Надя. – Эля, я знаю выражения твоего лица, ты точно что-то понял!

– Я же говорю, ничего конкретного! – вполголоса выругался он. – Вспомнил кое-что странное, но доказательств у меня нет. Сейчас у нас есть дела поважнее, а если я прав, то о Фрекен тем более можно забыть. Лучше подумай о том, что теперь вся библиотека ляжет на твои плечи, а они продолжат следить в оба.

– Пусть следят, – Надя сердито оттопталась на решётке у входа, стряхивая снег. Крыльцо взвыло, и она тут же пожалела о своём решении. – Мы всё равно не знаем, что делать дальше, а про мою работу они и так всё знают.

Эльдар ответил ей недовольным взглядом, но ничего не сказал. Зато вахтёрша высказала Наде всё, что о думает о ней и об её безответственном отношении к казённому имуществу. Это очень напомнило, как пару месяцев назад её так же отчитывали за мокрую и грязную обувь. Времена изменились: теперь сохранность общежития была важнее чистоты. Хотелось надеяться, что хотя бы в библиотеке всё осталось по-прежнему, но слова Ларисы продолжали эхом отзываться в Надиных мыслях. На работу она собиралась как на каторгу.

Предчувствие не обмануло. Если внешне библиотека совершенно не изменилась, то вот внутри архивариуса ждал совершенно новый мир: мрачный и заброшенный. За каких-то пару недель без надзора коридоры покрылись пылью, редкие растения в горшках склонили засохшие листья, даже воздух как будто остался прошлогодним. Слушая эхо своих шагов по пустому холлу, Надя ощутила неприятное дежавю: точно таким же, покинутым и неухоженным, она когда-то давно обнаружила архив. С той поры, казалось, прошли годы. Теперь же на двери архива, которую она собственными руками заперла пару недель назад, висел амбарный замок, а выше стояли крупные печати. Девушка уставилась на багровый воск, пресекающий вход на её территорию. Руки сами собой сжались в кулаки. От этого дежавю уже становилось страшно.

Она потрогала новый замок: тяжёлый. Ключа у неё нет, а даже если бы и был – Комитет сразу поймёт, что архив вскрывали. Окон там, внизу, тоже не было, а если бы и были, сейчас они были бы заклеены на зиму.

Попасть в архив у неё теперь нет ни единого шанса.

– Твою мать! – прошипела Надя и в бессилии пнула запертую дверь. Нога отозвалась болью.

Не слушая комментарии вахтёрши, девушка отправилась наверх. Ею уже овладевало болезненное любопытство: насколько хуже всё может быть.

– Ещё хуже, чем я думала, – ответила она самой себе, проходя по потайному коридорчику из детского отдела во взрослый.

Кто бы ни присматривал за библиотекой в её отсутствие, они делали это из рук вон плохо. На столах высились башни сданных книг, державшиеся в ровном состоянии вопреки законам физики. Карточки читателей и книг валялись за стойкой библиотекаря, так и не попав на свои места в картотеке. В тяжёлом, застоявшемся воздухе летала пыль. Первым делом Надя сняла кофту: здесь неделями не открывали форточек, и натопленные батареи превращали библиотеку в сухую баню. Проведя пальцем по корешкам сданных книг, она вздохнула: ну конечно, вахтёрша даже не задумывалась, что если книгу сдаёт взрослый, она вполне может принадлежать детскому отделу. Родители часто заходили сдать книги детей и наоборот. Теперь же второй этаж обратился в полный хаос.

Ради интереса она поднялась ещё выше. Двери третьего этажа оставались запертыми, на ручках лежал толстый слой пыли. Возможно, их не открывали с самого нового года. Надя вспомнила свой последний разговор с Олимпиадой Васильевной. Что тогда, что сейчас она не замечала ничего необычного, но по коже пробежал холодок. Убегая от неприятного чувства, она поспешила вниз, к простой и понятной рутинной работе, которой хватало на недели вперёд. Она надеялась навести хоть какой-то порядок до окончания учебного дня и нашествия в библиотеку детей, но в коридоре её уже ждали.

– Здравствуйте, Наденька! – поприветствовал девушку старый знакомый по Комитету. Теперь она знала, что его зовут Борис. – Как отдохнули?

– Хорошо, но мало, - холодно улыбнулась она. – Чем могу быть полезна?

– Отдых – это замечательно, – он первым прошёл в двери взрослого отдела, явно чувствуя себя здесь хозяином. – А после хорошего отдыха и поработать можно хорошо, верно?

Надя обошла его и встала за конторку, обратив всё внимание на разложенные по столу карточки. Она уже успела забыть, каким раздражающим может быть этот опасливо-приторный голос. В памяти невольно всплыли подслушанные угрозы, сказанные этим же сладким голосом.

– Я бы с радостью занялась своей работой, но кто-то опечатал архив и повесил на него замок, - отрезала она, не поднимая взгляд от стола. – А Олимпиада Васильевна, похоже, совсем перестала заниматься библиотекой.

– Боюсь, Олимпиадушка пришлось покинуть свой пост. В связи с этим у меня для вас кое-что есть.

На стол лёг лист бумаги. Машинописный текст оповещал Надю, что приказом городской администрации её временно переводят на должность библиотекаря, а архив закрывают в связи с отсутствием архивариуса. В горле встал ком.

– А если я откажусь? – она знала, что не откажется. Но не спросить об этом не могла.

– Будет очень жаль. Очень, очень жаль.

По вздохам Бориса и опустившимся уголкам губ можно было подумать, что ему действительно будет жаль. Жаль потерять рабочую силу.

– В таком случае у вас не будет здесь работы, – продолжил он. – Ведь нам не нужен архивариус, пока нет библиотекаря. А поиски нового библиотекаря могут затянуться... Ну и конечно же, мы не можем позволить специалисту без работы занимать место в общежитии.

Надя подняла голову, глядя на него со всем возможным презрением. Бумага захрустела в побелевших пальцах. Она едва сдерживалась, чтобы не порвать приказ на мелкие кусочки.

– Какая банальная угроза, – процедила девушка. – Найду работу в другом месте, невелика потеря.

– Что вы, Наденька, это не угроза, – засмеялся Борис. – Угрозой было бы сказать, что вы можете отправиться на пенсию раньше положенного срока. Составите Олимпиадушке компанию, так сказать.

Он улыбался, говоря эти слова, но в выцветших, обрамлённых морщинками глазах не было и следа улыбки. Эти глаза смотрели на Надю с таким холодом, что все волоски на коже встали дыбом. Жара и духота помещения куда-то делись, и она словно вновь оказалась на улице, под порывами ледяного ветра с кислым привкусом сигарет и страха. Больше всего она мечтала, чтобы в этот момент в библиотеку кто-то пришёл, или позвонил, или произошло хоть что-нибудь, что оторвало бы её от этого оцепеняющего взгляда. Но как назло, библиотека оставалась совершенно безлюдной.

Наваждение прошло, только когда сам Борис шевельнулся, отводя взгляд от побледневшей девушки. Он нарочито-задумчиво осмотрел стопки книг и покачал головой:

– Напоминает времена, когда библиотеку только-только собирали. Много у вас намечается работы, да, Наденька?

Она опустила голову, пока их взгляды снова не встретились. Она чувствовала себя пешкой на шахматной доске Комитета, но сделать с этим ничего не могла.

– Да, – прошептала она и потянулась за ручкой.

Не успела она поставить свою подпись, лист с приказом тут же исчез со стола. Борис одобрительно улыбнулся, но глаза его оставались всё такими же ледяными.

– Что ж, не буду мешать вам работать, – он снова окинул взглядом бардак в библиотеке, покачал головой и развернулся к двери.

Не успела Надя выдохнуть, как он уже повернулся обратно.

– Совсем забыл! – он шутливо похлопал себя по лбу. – Теперь они ваши.

Он бросил на конторку ещё одну связку ключей и, кивнув на прощание, ушёл. Надя взяла ключи и пересчитала их в руке, перебирая, как чётки. Один ключ от главного входа, по ключу от отделов второго этажа, ключ от актового зала и ещё два, которых в её собственной связке не было. Надя какое-то время смотрела на них. В голове было пусто, а все силы, накопленные днями отдыха, словно высосали пылесосом. Она поддалась на дешёвые угрозы и шантаж. От этого было обидно и стыдно. Ещё обиднее было от понимания, что другого выбора у неё не было. Отказаться – значило потерять всё, что она уже успела приобрести в Шахтаре, и всё, что она могла ещё найти. Например, дневники архивариуса.

Со вздохом Надя покинула отдел и вновь поднялась на третий этаж. Ключи ожидаемо подошли, и читальный зал вновь распахнул свои двери. Такой же душный и пыльный, как остальные два отдела библиотеки, он хотя бы не был завален книгами. Однако Надю это не обрадовало. Сжав в руках ключи, она подумала, что именно эта связка могла когда-то принадлежать Олимпиаде Васильевне, как и вся эта огромная комната. Пустовал и кабинет директора библиотеки, и конторка, из-за которой Олимпиада смеряла приходящих пренебрежительным взглядом снизу вверх. Пропали её очки, календарь с пометками под стеклом, таблетки от болей в желудке, плед, в который она укутывалась даже в разгар летней жары. Исчезла даже фотография, спрятанная в самый дальний угол. Словно здесь никого никогда и не было.

Озноб, не отпускавший Надю с ухода Бориса, стал ещё сильнее. Она будто стояла в мавзолее, в который ещё не принесли тело умершего. Как говорил Эльдар, если где и хранить секреты, то только на кладбище.

– Если она умерла, почему он просто не сказал? – вздохнула Надя. Уж кто-кто, а патологоанатомы точно знали бы о смерти библиотекарши, и в этот раз Эльдар просто не мог не обратить на это внимания. А если она не умерла, то на что намекал Борис?

В раздумьях девушка подняла трубку телефона. Она могла бы позвонить в больницу прямо сейчас и узнать о смерти Олимпиады если не у Эльдара, то у кого-то из его коллег. Уже набрав первые цифры, она остановилась. Подумала какое-то время, слушая тишину в трубке и нажала рычаг сброса.

«Нет, это было бы глупо, – сказала она себе. – Если внутренний телефон общежития могут прослушивать, то почему не телефоны библиотеки? Это же главная вотчина Комитета. Нет, если и звонить в больницу, то из таксофона. А лучше сходить туда лично и посмотреть ему в глаза».

Она запустила пальцы в волосы, пытаясь сосредоточиться. Поиски дневников должны отойти на второй план. Теперь она исполняет обязанности библиотекаря, а значит, должна навести в библиотеке порядок. Кроме того, нужно обшарить читальный зал сверху донизу, раз уж ей вручили ключи на блюдечке с голубой каёмочкой. А ещё как можно скорее отправить письмо научной руководительнице в институт. Если Комитет так боится вмешательства из-за гор, пора напомнить им, что в большом мире у Нади ещё есть связи. В архиве, может, и не осталось ничего полезного, но вернуть власть над ним теперь стало делом принципа. Архивариус она или где, в конце-то концов?

Теперь она не столько боялась Комитета, сколько злилась на них. Эта злость приятно согревала, разгоняя мучивший девушку озноб. Она возвращала силы, позволяя глубоко и полно дышать. Надя вновь почувствовала, как лёгкие заполняет застоявшийся пыльный воздух, но терпеть это больше не собиралась. Она ураганом промчалась по читальному залу, открывая все форточки и впуская свежий холодный воздух. Подгоняемая сквозняком, сбежала на второй этаж, который тоже задыхался без неё. Впереди было ещё очень много работы.