Один год из жизни шахтарского общежития. Ноябрь. Ч 2⁠⁠

Предыдущие посты (остальные опубликованы в серии):
Октябрь
Ноябрь, ч 1

Звон будильника принёс лишь головную боль и злость на весь мир. Надя протёрла глаза и села на диване. Тусклый свет лампы нестерпимо резал глаза. Всё тело ныло, а одежда ощущалась хуже колючего пледа. Неужели после вчерашней прогулки она всё-таки заболела? В комнату заглянул Никита и по его сочувствующему взгляду девушка поняла, что выглядит она так же плохо, как себя чувствует.

– Я там кофе сделал. Будешь?

– Спасибо, – зевнула Надя и взъерошила волосы. Сейчас бы в общежитие, под одеялко, слушать Ленин трёп…

Она умылась холодной водой и выпила две чашки кофе в тщетных попытках проснуться. Никита молчал рядом. На его лице не было ни следа усталости.

– Может, тебе подольше поспать? – предложил он. – На ходу засыпаешь же. Никуда Кощей из общаги не денется в такую рань. А днём он уже здесь будет.

– Нет, – упрямо покачала головой Надя. – Мне на работу к девяти. А до этого мне надо с ним поговорить.

– А почему ты ночью по городу шаталась вообще? В библиотеке всяко лучше, чем на улице. И наверняка лучше, чем в морге…

Надя окинула взглядом комнату отдыха. Почти что каморка гардеробщицы, только больше и окно есть.

– Да нет, у вас очень уютно, – через силу улыбнулась она. – Я думала переночевать там, но…

Она невольно сжала кулаки. Воспоминания о прошедшей ночи вернули все краски и эмоции, она могла повторить каждое подслушанное слово. Ноги заныли, как будто она всё ещё пряталась за цветочным горшком, боясь вздохнуть и шевельнуться. Голоса Александра, Бориса, бесстрастной женщины и неизвестного старика эхом отзывались в её голове. А ведь она наверняка видела этих людей в городе, проходила мимо них в магазине, ездила в одном автобусе…

– Но что? – она вздрогнула, понимая, что молчание затянулось. Никита с сочувствующей улыбкой подлил кофе в её чашку. – Не трясись так. Ну уснула с открытыми глазами, с кем не бывает.

– Точно, – нервно усмехнулась Надя, крепко обхватывая кружку. Керамика жгла руки, но так не было заметно их дрожь. Ей нужно было срочно поговорить с Эльдаром.

– Я… думала, что успею к комендантскому часу. Потом… не могла найти ключ от библиотеки. Потеряла, наверное… А запасной… в комнате остался. В общажной комнате, я его как раз сейчас заберу.

Она не поднимала глаз от кофе и не могла сказать, поверил ли Никита в сбивчивую ложь. Ведь действительно, у неё не было причин покидать библиотеку посреди ночи, и если бы не Комитет, она бы спокойно спала в каморке гардеробщицы до самого утра. Сказать же правду она бы ни за что не осмелилась. Чем меньше людей об этом знает – тем, наверное, лучше…

– Половина. Если сейчас выйдешь – как раз будешь в общаге к открытию, – заметил Никита. – Но ты не торопись, кофе-то допей.

Кофе она выпила залпом и поспешила откланяться, ещё раз поблагодарив Никиту за приют. К общежитию она чуть ли не бежала, не обращая внимания на темноту больничной аллеи. Город вокруг медленно просыпался и собирался на работу. В редких прохожих Наде мерещились люди Комитета, а их взгляды казались максимально подозрительными. Опустив голову, она шла знакомым маршрутом и оказалась на крыльце почти ровно в шесть. Здание всё ещё заваливалось на один бок, а внутри как будто не было ни одного живого существа. Ровно в шесть до Нади донёсся едва слышный звон будильника, в окошке комнаты вахтёрши зажёгся свет и запело радио. Вскоре показалась и сама вахтёрша, зевая, пошла отпирать двери. Недовольно посмотрев на Надю, она спросила:

– Куда, гулёна?

– В сто шестнадцатую, – ответила девушка и поспешила по коридору.

То ли ей недосып брал своё, то ли здание действительно прогибалось под ногами, словно она шла по плечу весов. Чем дальше от холла, тем ровнее казался коридор и тем спокойнее скрипело здание. Да и вахтёрша явно с облегчением услышала, что девушка шла именно в правое крыло. Значит, знала про перекос. Интересно, может ли здание накрениться ещё сильнее? И что тогда случится?

Остановившись у комнаты Эльдара, Надя потрясла головой. Сейчас у неё есть проблемы поважнее. Она постучала. Тишина. Постучала ещё раз.

– Твою мать, – тихо вздохнула она, оглядывая пустой коридор. Не хотелось шуметь в такой ранний час, но выбора не было.

– Эльдар, открывай, я знаю, что ты дома! – закричала она, молотя в дверь кулаком. – Эх, надеюсь, остальные достаточно крепко спят…

Внутри послышались шаги и поворот ключа в замке. Эльдар молча смотрел на неё сверху вниз, медленно открывая и закрывая глаза.

– Ты на часы смотрела? – первым делом спросил он и лишь потом заметил её наряд. – Ты что, только что пришла? Где ты ночевала?

– В морге, но это неважно. Комитет по безопасности хочет меня убить!

Эльдар смотрел на Надю в упор, словно не понимая сказанных ею слов. Медленно он набрал воздуха в лёгкие и медленно выдохнул. Отодвинулся, пропуская девушку в комнату, и запер дверь изнутри.

– Нет, – твёрдо сказал он. – Комитет распустили.

– Официально, может, и распустили, но они всё ещё действуют! Проводят заседания, обсуждают архив, обсуждают меня! Там был тот парень, который за тобой следил, и те, кто сейчас копается в архиве…

– Комитет распустили! – рявкнул Эльдар. – Десять лет назад, убив архивариуса, они перешли черту, и их закрыли! Шахты больше нет, охранять им нечего, единственного человека, который мог что-то об этом знать, они сами же и прихлопнули! Их. Больше. Нет. Не знаю, кого ты там видела, но…

– Есть ещё Вечный, – торопливо вставила Надя. – Они сказали, что он приступил к активным действиям и что с этим надо что-то делать.

Лицо Эльдара мгновенно изменилось. Жар несвойственного ему гнева отступил так же резко, как нахлынул. Впервые Надя увидела, как человек бледнеет на глазах. Вся его осанка развалилась, на секунду показалось, что он стал ниже ростом. Пройдя в комнату, он опёрся руками о стол и уставился в пустоту.

– Кто об этом говорил? – тихо спросил он. Надя, повесив пальто в прихожей, села на край кровати.

– Александр. Тот, кто следил за тобой. Потом какой-то старик, я его не знаю, сказал, что с Вечным ничего не сделать, можно только наблюдать. И что дневники архивариуса он не отдаст. А потом Борис, мужик с мерзким голосом, сказал, что его можно задержать. Они хотят найти дневники раньше него. И, похоже, с Вечным они уже сталкивались.

Эльдар спрятал лицо в ладони и неслышно что-то зашептал. Когда он убрал руки, Надя поняла, что всё куда хуже, чем ей казалось. Если при прошлом упоминании Комитета на его лице не отразилось даже особого страха, то сейчас он словно постарел на глазах.

– Прошу прощения, – откашлялся он. – Я так-то не религиозный человек, просто… Не таких новостей я ждал с утра пораньше. Кофе будешь?

– Я уже выпила три чашки, но не откажусь. Всё равно глаза закрываются…

Эльдар кивнул, всё ещё пребывая где-то в своих мыслях.

– Расскажи мне, что ты видела и слышала. Слово в слово. Как ты вообще ухитрилась… Так и не отнесла часы в ремонт?

Надя невесело усмехнулась и, пока комната наполнялась ароматом по-медицински крепкого кофе, в подробностях пересказала свои ночные приключения от каморки гардеробщицы до комнаты отдыха морга. Описать сотрудников Комитета она не могла, но как запомнила, рассказала об их голосах. Слушая о старике, который возражал Борису, Эльдар задумчиво кивал. С каждым словом морщины у него на лбу становились всё глубже.

– Вот ведь старый хрен, – вздохнул он, дослушав. – В глаза же мне, сука, улыбался… Хах. Понятно теперь. Теперь понятно…

– Что понятно?

– Старик, которого ты слышала – бывший главврач. Руку на отсечение ставлю, что это он. То-то он в последнее время в больницу зачастил… Когда шахта обвалилась, он ещё был на посту и вроде как занимал высокий пост в Комитете по безопасности. У них длинные руки тогда были. Так вот, после смерти архивариуса его с должности-то и попёрли, как и всех остальных. Надо сказать, очень удачно для меня. Тогда, наверное, только его уход и помог мне сохранить работу и эту комнату. Любил он этим угрожать. Знал, сука, что мне некуда податься… Как говорится, кто старое помянет – тому глаз вон, а кто забудет – тому оба. И он, видимо, знает, что ничего я не забыл.

Он отвлёкся на кофе, отпил из чашки и протянул Наде другую.

– Что ж, теперь я знаю об их планах. Но они пока не знают, что я знаю, и это хорошо. Старый хрен прав, ничего они мне не сделают. Подумаешь, крови попьют, не первый раз. За тебя как-то тревожнее, но, похоже, твой университет пока тебя защищает, – он усмехнулся. – Помнят, видать, как их после прошлого архивариуса всех на улицу выставили. Нет, пока что они тебя не тронут. А если будем осторожными, не тронут и дальше. Вот ведь… Если бы не ты, я бы и знать не знал. Вроде все знаки видел, а всё равно…

Надя сидела на кровати и наблюдала, как он, отвлекаясь только на кофе, разговаривает сам с собой и измеряет комнату шагами. Поток слов изливался из него, словно Надя открыла шлюз огромного водохранилища, и понять что-то из этого потока она могла с трудом. Бледность сошла, уступив место румянцу от горячего кофе, но что-то в нём необратимо поменялось. Поменялось в тот момент, когда она произнесла услышанное прозвище и увидела его белое от страха лицо в темноте коридора. Ясно было, что парню известно гораздо больше, чем ей, как будто он и сам был участником событий.

– Так ты и есть Вечный, – поняла она. Эльдар остановился и удивлённо уставился на девушку.

– Ну да, – спокойно признался он и хмыкнул: – Я думал, ты догадалась. Ты с Вечным «на короткой ноге», да? У тебя здесь близких друзей – по пальцам руки фрезеровщика, а Лена с Женей на вечных никак не тянут. Так о чём я говорил…

– Эльдар, – прервала Надя, нащупав наконец единственный вопрос, что так долго не давал ей покоя. – Сколько тебе лет?

Парень на секунду застыл. Посмотрел в опустевшую чашку и повернулся к шкафу. Насыпал кофе, залил его ещё горячей водой и медленно размешал.

– Думал, ты не спросишь, – невесело вздохнул он, поворачиваясь к Наде. – Тридцать восемь. Хорошо сохранился, скажи?

Девушка уставилась на него в ожидании смеха, но он не смеялся. И, судя по печальной усмешке и понимающему взгляду, не врал. Нет, этого не могло быть. Надя встала и подошла ближе, вглядываясь в его лицо, шею, руки. Да, выступающие вены действительно были жуткими, но на коже не было ни следа морщин или пигментных пятен, ни одного шрамика или мозоли, ничего обвисшего или потерявшего форму от течения лет. Она проследила взглядом ровную шею, острую линию подбородка, чёрную щетину, едва заметные морщинки у глаз. Ему не могло быть сорок лет. На тридцать она ещё, может, согласилась бы, сославшись на хорошую наследственность, но и это с его работой звучало как выдумка. Как сказка.

– Кощей… – прошептала она уже знакомое прозвище. Теперь оно заиграло на языке совсем иначе. Эльдар кивнул. – Нет-нет-нет, это же невозможно! Тебе не может быть тридцать восемь, ведь…

Она остановилась, оглушённая лавиной мыслей. Паззл начал складываться сам собой. Его болезненный интерес к событиям десятилетней давности и одержимость закрытым архивом, личное участие в событиях, которых не застали Лена и Женя, знакомство со старожилами, даже подчёркнутая вежливость пожилых алкашей и то, как он дистанцировался от молоденькой сестрёнки Жени… А ещё эти постоянные оговорки, что он живёт в Шахтаре «давно», без уточнения, насколько «давно», его замкнутость при упоминании прошлого, странная реакция на фотографии из кабинета архивариуса и та скорбь в глазах при взгляде на заголовки старых газет. Та же скорбь, какую Надя видела в глазах Олимпиады при упоминании почившего архивариуса. Скорбь ещё живого свидетеля.

– Ты был здесь десять лет назад. Ты был здесь, когда убили архивариуса. Ты был здесь, когда… обвалилась шахта.

Она без сил рухнула на кровать. Рассудок отказывался принимать услышанное, но только так образ Эльдара становился цельным и понятным. Все прошлые странности можно было объяснить, если накинуть ему с десяток лет возраста. И не смотреть на его лицо, конечно же.

– Я спала с сорокалетним… – неосознанно пробормотала она, и Эльдар разразился хохотом.

– Женщины! – воскликнул он, присаживаясь на край стола. – Если тебя только это волнует, спешу успокоить – под сорок мне только в паспорте и в моей собственной памяти. Тело же осталось… сколько мне тогда было, лет двадцать семь? В самом расцвете сил.

Она тяжело вздохнула.

– Как это вообще возможно? То есть… это не должно быть возможно, – уточнила она, цепляясь за остатки здравого смысла, – но это единственное объяснение… Нет, я уже ничего не понимаю!

– Кое-что я могу объяснить. Но дай мне слово, что никому не расскажешь то, что услышишь.

– Никому? Я думала, Лена и Женя…

– Те, кто работает в больнице, знают мой настоящий возраст и мои… особенности. Я стараюсь ограничивать круг общения, но со временем кое-что становится очевидно. А вот то, что я сейчас скажу, знают очень немногие. И чем меньше народу об этом знает, тем лучше.

– Согласна, – с готовностью кивнула Надя. – Не думаю, что я вообще когда-нибудь решусь обо всём этом кому-то рассказывать. Слово архивариуса.

Эльдар улыбнулся, но улыбка эта задержалась лишь на секунду. Он поёрзал на столе, подобрал ноги, уставился в кружку и сглотнул, собираясь начать рассказ.

– Ты в целом правильно всё поняла. Десять лет назад я уже работал в Шахтаре и жил в этой самой комнате. Рук было мало, работы много. Мужиков в больнице вообще всё время не хватало, поэтому я ещё на скорой помогал. Вот и тогда поехал. У шахтёров что-то случилось. Редкость, но бывало. Травма на производстве. Подумаешь…

Надя уже поняла, про какой день он говорит. По спине поползли мурашки. Она крепче обхватила чашку с остывающим кофе. Эльдар не поднимал взгляд от своей, с трудом подбирая слова.

– Сначала всё шло как по учебнику, а потом… Сколько раз пытался вспомнить – всё как в тумане. Эти горы, они ведь и сейчас стоят, словно ничего не было. А я готов поклясться, что тогда они рухнули нам на головы. Я так не хотел умирать… Эгоистично, да? Это, наверное, была единственная мысль в моей голове. Почему я, я ведь слишком молод, чтобы умирать!

Он замолчал, приподняв голову. Взгляд был устремлён куда-то далеко, сквозь время и пространство. Надя боялась даже пошевелиться. Вздохнув, Эльдар снова уставился в чашку.

– И я не умер. То есть, это тогда мы так подумали. Все говорили, что я в рубашке родился – вытащили из-под завалов целехоньким. Все царапины за неделю зажили. Легко отделался.

– А что потом?

– Ничего особенного, – Эльдар неопределённо повёл плечом, всё ещё во власти тех событий. – Вернулся на работу. Много работы было, похороны – одни за другими. Шахту закрыли, началось разбирательство. Люди начали разъезжаться. Я за этим не следил особо, работал себе и работал. А потом меня один мужик в подворотне отпиздил.

– За что?

– За то, что выжил. Его сын с нами в бригаде был, в закрытом гробу хоронили. Сломался мужик. Можно понять. То ли пьяный был, то ли я ему просто неудачно подвернулся, но отделал он меня знатно. Его, конечно, в обезьянник, а меня – в больницу. Вот тогда и стало ясно, что со мной что-то сильно не так…

Повернувшись к Наде, Эльдар встретил лишь непонимающий взгляд. Через силу встряхнувшись, он забрал её кружку и отнёс к чайнику.

– Извини, что нагружаю такими рассказами. Сам бы с радостью не вспоминал, но с этого всё и началось. По крайней мере, для меня.

Он взял лежавший у чайника кухонный нож и вернулся к Наде, поигрывая блестящим лезвием. Обхватив лезвие ножа рукой, он сжал кулак, чуть поморщившись, и резко выдернул нож из сомкнутой ладони. Надя вскрикнула, глядя на покрытый свежей кровью нож и красные капли, беззвучно падающие на пол. Эльдар же спокойно разжал кулак и потряс руку.

– Неприятное зрелище, но сразу станет понятно, что со мной случилось, – хмыкнул он и вытянул к ней раненую ладонь.

Надя смотрела на линию глубокого пореза, сочившуюся кровью. Помня, как сама резалась бумагой, она понимала, что заживать такое будет долго, но увиденное сломало все её ожидания. Кровь остановилась через минуту, и вскоре порез начал затягиваться сам собой. На её глазах ткани стягивались и зарастали, и через десять минут от глубокой раны не осталось и следа. Надя моргнула и ущипнула себя за плечо. Нет, это точно какая-то сказка…

– Можно догадаться, что от последствий избиения я тоже оправился быстро. Слишком быстро, – Эльдар спокойно продолжил рассказ, теперь разглядывая окровавленный нож. – Но всё было ещё занятнее. Мало того, что сломанный нос вернулся в свою изначальную позицию, так ещё и выбитые зубы тоже решили отрасти обратно. Опять коренные. И, втройне забавно, с тем же недолеченным кариесом. Грубо говоря, я вернулся в исходное состояние. Удивительно, не правда ли?

Надя не ответила – слов у неё уже не осталось.

– Вот и главврач решил, что это уж слишком удивительно. От него узнал и Комитет по безопасности. А дальше уже начинаются мои догадки. Город тогда кишел людьми из-за гор, и Комитету это сильно не нравилось. И пока обо мне никто из приезжих не узнал, они решили от меня просто избавиться. Если коротко – у них не получилось. Когда в третий или четвёртый раз я проснулся уже в морге, до них дошло, что убить меня не получится. Как же вся смена обосралась тогда! – он невольно рассмеялся. – С тех пор меня Кощеем и прозвали.

– А Комитет назвал тебя Вечным?

– Это вроде их внутреннего кода, – кивнул Эльдар. – Я там не один закодированный, не знаю, правда, зачем. Они вообще ребята скрытные. Такое чувство, будто они защищают историю города и шахты от… да от всех подряд. Думаю, всяким важным людям из-за гор это тоже не нравилось, а когда случился обвал, Комитет с его секретами к ногтю прижали. Вот они и запаниковали.

– И поэтому убили архивариуса тоже?

– Думаю, да. Стыдно признаться, но его убийство прошло мимо меня. У нас с Комитетом продолжался взаимный шантаж, и я очень старался сохранить работу, пусть даже ценой сдачи своего тела на опыты. Я потому и начал сейчас газеты изучать, что в то время мне не до новостей было. Вот только газеты о многом не говорят.

– Может, они уже сожгли всё…

– Нет, об этом просто не писали. Не писали, как люди после посещения шахты дохли как мухи. Как патанатомию без вазелина ебали за то, что мы не понимали причин этих смертей. Как трупы отсюда вывозили, потому что Комитет отказывался хоронить их в Шахтаре. И как Комитет активно делал вид, что у них всё под контролем. Тут такой ад творился… Смерти архивариуса никто не придал значения.

– Их всех убил Комитет? – побледнела Надя. С одним убийством она уже почти смирилась, но столько…

Эльдар задумчиво пожевал губы и покачал головой.

– Они не дураки. Они защищают город от внимания снаружи, а марафон смертей внимание очень сильно привлекает. Думаю, они сами были в ужасе, потому и ошиблись так сильно. А те смерти… До сих пор никто точно не знает, что это было. В итоге, когда про город предпочли забыть и перестали сюда ездить, смерти прекратились сами собой. Местные говорили, что это шахта убивает чужеземцев. Байки, конечно, но тут уже не знаешь, во что верить. Жителям было проще считать, что всё это – воля шахты. Меня тоже записали в число «покалеченных шахтой», и всех это устроило.

– А вот с архивариусом было немного иначе, – вспомнил он, немного помолчав. – Там слепой бы понял, что он не своей смертью умер. Уж не знаю, за что они его. Наверное, копнул слишком глубоко в историю города или воспользовался смутными временами. Безопасники были на взводе от внешних проверок, измотаны необъяснимыми смертями и, быть может, немного потеряли границы дозволенного после экспериментов с моим бессмертием. Так или иначе, убили его очень… некрасиво. И побежали закрывать архив и подчищать следы. Хотя, опять же, всем местным на это было глубоко наплевать.

– А потом Комитет распустили?

– Да, через пару месяцев. Видимо, кому-то выше убийство уж сильно не понравилось. Главврача «ушли» на заслуженную пенсию, коменданта в общаге сменили, да в общем-то много где руководство поменялось. Говорю же, у Комитета были длинные руки. Не знаю, наказали ли кого-то конкретно. Сомневаюсь, если честно. Но стало так спокойно… Я хоть жить начал.

Надя задумчиво постучала пальцами по колену. Перед ней расстилалась новая история города, сумбурная и сбивчивая, но всё же многое объяснявшая. Нерешительно подняв взгляд на Эльдара, она увидела его уже другими глазами. Одна мысль о том, что ему пришлось пережить, внушала ужас. Понятно, почему он так мало говорил о том периоде своей жизни, а когда говорил, это было похоже на обрывочные воспоминания.

– То есть, все эти годы все думали, что Комитета больше нет?

– Все хотели так думать. Я точно хотел. Наверное, я заставил себя в это поверить, потому что иначе скатился бы в паранойю. Но если их создали ради защиты тайн города, то вряд ли они когда-либо вообще по-настоящему перестанут существовать. Ведь ни архив, ни общежитие, ни шахта никуда не делись, и это только то, о чём мне известно. Думаю, архивариус знал гораздо больше, поэтому за его дневниками все и охотятся. Он мог знать, почему со мной случилось… то, что случилось. Если Комитет найдёт их раньше, они либо их уничтожат, либо начнут снова меня шантажировать, а скорее всего, оба сразу. А значит, я должен найти их первым.

Надя отвернулась к окну, напряжённо размышляя. Всё указывало на то, что ей нужно отступить, пока не поздно. Сделать вид, что ничего не было, продолжать молча работать и строить отношения с Женей, надеясь, что когда-нибудь она сможет уехать и забыть всё это как страшный сон. У Эльдара с Комитетом свои разборки, битва бессмертного человека и непобедимой структуры, которая её совершенно не касалась. В этой гонке за секретами один архивариус уже погиб, а её имя стояло в очереди. Официально Комитета не существовало, а значит, они никого не боялись. А она, в отличие от Эльдара, совсем не была бессмертной…

– И что мы теперь будем делать? – услышала она свой голос и сама себе удивилась. Эльдар тоже выглядел потрясённым.

– Я был уверен, что ты выскочишь отсюда как ошпаренная и больше никогда не вернёшься, – устало хмыкнул он. – У Комитета к тебе лично пока претензий нет. Прекратишь мне помогать – они тебя не тронут. Слишком боятся вмешательства из-за гор.

Надя подтянула колени к груди, сворачиваясь в клубок. Она и сама это понимала. Оставаясь рядом с Эльдаром, она только подвергала себя опасности. И всё ради чего?

– С друзьями так не поступают, – пробурчала она. – А мы друзья. Ты много мне помогал, настала моя очередь. К тому же…

Она потянулась и увалилась на подушку, снова подтягивая к груди ноги.

– Я, конечно, не знала прошлого архивариуса, но в какой-то степени я ведь его наследница, верно? Я пытаюсь сохранить архив, в котором он работал, я защищала его кабинет от сотрудников администрации, и, если он хотел спрятать свои записи от Комитета, я должна ему помочь. Думаю, он не был бы против дать их тебе почитать.

Эльдар печально улыбнулся и сел на кровать рядом с ней.

– Спасибо, – прошептал он, гладя девушку по бедру. – Правда, спасибо. Не знаю, что бы я без тебя делал.

– Жил бы свою вечную жизнь…

Он только фыркнул.

– Я не могу уехать из города, не могу завести нормальные отношения, не могу вылечить свой гастрит и вынужден каждый год удалять восьмёрки, потому что они всё время неправильно вырастают обратно. Отличная вечная жизнь, рекомендую!

Надя захихикала и легко пнула его по колену. Эльдар снова превращался в обычного человека со своими проблемами, сожалениями и трудностями. Да, его проблемы были довольно необычными, но в перекошенном общежитии, стоящем на трупе мистической шахты, он выглядел так нормально, как только возможно. Здесь, рядом с этим странным и не таким уж молодым человеком, Надя наконец-то почувствовала себя в безопасности. От Комитета, от шахты, от выдуманных монстров, живущих в подвале общежития. Эльдар всё это знал и, она была уверена, мог её защитить.

– Хорошо, что я тебя встретила, – сонно улыбнулась она. – Теперь не так страшно…

Эльдар посмотрел на неё, потом – на свой будильник. Стряхнув с себя её ноги, он дёрнул девушку за плечо.

– Подъём! Тебе скоро на работу выходить, а мы ещё не обсудили план действий.

– Не хочу на работу… Спать хочу, – потёрла глаза Надя, с трудом сопротивляясь накатившей сонливости. – Скажу, что заболела…

– Болеть даже не думай, и без тебя в больнице не протолкнуться, – Эльдар снова поставил чайник и насыпал в её кружку две ложки кофе. – Да и не отпустит тебя администрация просто так, в библиотеке никого больше не останется.

– Сделай мне больничный, ты же врач.

– Я патологоанатом. Могу заключение о смерти сделать. Вставай давай, – он поводил чашкой у неё под носом, и Надя потянулась за крепким ароматом. – Ты на Новый год домой едешь?

– Наверное. На пару дней.

– Возьми отпуск и задержись дома на неделю. Пусть они помнят, что ты можешь свободно покидать город, в отличие от меня. Это будет держать их в узде. А ещё поддерживай связь со своим универом, лишним не будет.

– А что насчёт «ключа», о котором говорил архивариус?

Эльдар разочарованно пожал плечами.

– Пока никаких идей. И, чувствую, у меня будет не так много времени, чтобы этим заниматься.

– Почему бы пока не приостановить поиски? – предложила Надя. – Они хотят тебя задержать – сделаем вид, что у них получается. С архивом они закончат в течение месяца. После этого причин постоянно торчать в библиотеке у них не будет. Возможно, это развяжет нам руки.

– Неплохо рассуждаешь для сонной мухи. Мне эта идея не нравится, но так и быть. Пусть считают, что хотя бы один из нас у них под колпаком. А раз их внимание будет сосредоточено на мне и том, чтобы мне помешать, загадка архивариуса на тебе. Вдруг он оставил в библиотеке какие-то подсказки о своём «ключе».

Надя задумчиво отпила кофе. Она будто спала наяву. В этом сне она была Штирлицем, разведчиком с невероятно важным заданием, оперирующим в стане врага. Что страшнее, её провал действительно мог бы караться смертью.

Нет, надо выжить, подумала она. Выжить, чтобы рассказать эту историю своим детям.

– Прогуляемся до вокзала? – вновь услышала она себя словно со стороны. – Возьму билеты на поезд. Пора планировать отпуск.