Осенняя слякоть размазывала по лобовому стеклу свет единственного фонаря, сиротливо вмерзшего в грунт на выезде к городу. Сзади — только черная пасть лесной дороги, ведущей в никуда, к дачным поселкам, вымирающим до следующего лета. Андрей мертвой хваткой вцепился в руль. Он гнал машину, но не от кого-то, а от самого себя. От того, что сделал всего час назад.
Дорога петляла, и за очередным поворотом свет фар выхватил из тьмы одинокую фигуру. Девушка. В одном легком красном платье, совершенно неуместном для промозглой октябрьской ночи. Она стояла на обочине, обхватив себя руками, и смотрела на его машину с отчаянной надеждой.
Андрей нажал на тормоз. Что за чертовщина? В такой глуши, в такое время. Первым желанием было проехать мимо, но что-то заставило его остановиться. Может, остатки совести, которую он, как ему казалось, похоронил вместе с…
Он опустил стекло. Холодный, влажный воздух ударил в лицо.
— У вас что-то случилось?
Девушка подошла ближе. Молодая, лет двадцати пяти. Мокрые волосы прилипли к щекам, на которых играл лихорадочный румянец.
— Машина… не заводится. Телефон… не могу дозвониться, — её голос дрожал, то ли от холода, то ли от страха. — Я пыталась поймать кого-нибудь, но вы первый за полчаса.
Андрей оглядел её. Тонкая ткань платья облепила стройную фигуру. В её глазах был такой неподдельный страх, что он на миг забыл о собственном.
— Садитесь, — буркнул он. — Куда вам?
— Тут рядом, в «Родниках». Дачный поселок. Вы не пропустите.
Она быстро села на пассажирское сиденье, принеся с собой запах дождя. Андрей тронулся. В салоне повисло неловкое молчание.
— Меня Марина зовут, — сказала она, нарушив тишину.
Он бросил на неё косой взгляд. Красивая. Даже очень. Испуганная и беззащитная. Полная противоположность его Ане. При мысли о жене внутри всё снова сжалось в ледяной комок.
— А вы куда так поздно? — спросила Марина, пытаясь завязать разговор.
Он врал. Никаких дел не было. Было только тело в неглубокой яме за их дачным домом, присыпанное влажной землей и опавшими листьями.
Машина ехала медленно, фары едва пробивали плотную стену дождя. Андрей был погружен в свои мысли, когда вдруг его нога сама вдавила в пол педаль тормоза.
— Что такое?! — вскрикнула Марина.
Прямо перед капотом, в пятне света, стояла женщина. Он не мог разглядеть ее лица, но видел главное — огромный, выпирающий живот. Беременная. Она смотрела прямо на него, и в следующий миг машина с глухим, мягким ударом ткнулась в её тело.
— Твою мать! — заорал Андрей, вылетая из машины под ледяной ливень. — Я сбил ее!
Он обежал капот. Пусто! Только мокрый асфальт и хлещущий с неба дождь. Никого! Он заглянул под машину, обшарил фарами обочину. Ни следа!
— Там никого нет, — раздался за спиной спокойный голос Марины. Она выглянула из открытой двери машины. — Вам показалось.
— Как показалось? Я же видел ее! Я почувствовал удар! Женщина… беременная…
— Андрей, — она посмотрела на него так, словно он был сумасшедшим. — Я все время смотрела на дорогу. Там никого не было. Вы, наверное, устали от дороги.
Ее спокойствие пугало больше, чем сама ситуация. Он вернулся в машину, руки тряслись. Может, и правда… Нервы. Шок. Галлюцинация на почве… вины.
— Мой дом уже за тем поворотом, — мягко сказала Марина. — Вам бы отдохнуть. Оставайтесь у меня. Куда вы поедете в такую ночь, в таком состоянии?
Он не хотел. Он хотел бежать отсюда, из этого леса, от этой дороги. Но ее дом казался кратковременным спасением. Тепло, свет, другой человек рядом. Он согласился.
Дом оказался старой, но крепкой дачей полуторкой в почти вымершем поселке. Внутри пахло старой кирпичной кладкой. Марина щелкнула выключателем, но зажегся только тусклый светильник в коридоре.
— Электричество барахлит из-за непогоды, — пояснила она. — Проходите, не стесняйтесь. Я сейчас чай поставлю.
Андрей сел на диван, обитый старым выцветшим гобеленом. Он чувствовал себя опусташенным. События вечера — ссора, удар, яма, дорога, призрак — смешались в кошмарный калейдоскоп. Марина вернулась с двумя чашками.
— А вы тут одна живете? — спросил он, лишь бы хоть что-то сказать.
— Одна. Родители умерли, — она опустила глаза. — Тяжело, конечно. Но я привыкла. Вот, теплица, урожай собираю, консервирую… Выживаю, как могу.
Ее слова казались простыми, но за ними чувствовалась такая тоска, что Андрею стало не по себе. Теперь он посмотрел на нее по-новому. Не как на случайную попутчицу, а как на родственную душу, такую же одинокую и потерянную в этом мире. Глупость, конечно.
— Вы очень красивая, — неожиданно для самого себя сказал он. — Такой нельзя быть одной.
Она подняла на него глаза, и в их глубине он увидел что-то похожее на интерес.
— Я это знаю. — Он подался вперед. Адреналин от пережитого ужаса смешался с внезапным, иррациональным желанием. Забыться. Начать все с чистого листа прямо сейчас, с этой женщиной. — Если бы я встретил вас раньше…
Он протянул руку и коснулся ее щеки. И в тот же миг его ладонь пронзила такая боль, словно он сунул ее в раскаленные угли. Он с криком отдернул руку. На коже, там, где он касался ее, расплывался уродливый, пузырящийся ожог.
Андрей в ужасе посмотрел на Марину. Но ее не было! Рядом с ним, на диване, никого не было. Вторая чашка одиноко стояла на полу. Он был в комнате совсем один.
— Марина! — заорал он резко вскочив.
Тишина. Только дождь барабанил по крыше.
Паника ледяными кистями вцепилась ему в горло. Это сон! Бред! Он бросился к двери. Заперто. Ручка не поддавалась, будто ее заварили.
И тут он услышал. Тихий, едва различимый плач. Будто первый раз в жизни плакал новорожденный ребенок. Он доносился откуда-то сверху, со второго этажа. Андрей замер, прислушиваясь. Плач резко прекратился. И вместо него раздались шаги. Медленные шаги. Кто-то спускался по скрипящим ступенькам лестницы.
Он обернулся. В темном проеме стояла она. Марина. Но теперь она была другой. Ее красное платье было покрыто темными, влажными пятнами, похожими на грязь. Лицо было в тени, но он чувствовал, как оно исказилось от злости.
— Что тебе нужно? Кто ты такая? — прохрипел Андрей, пятясь к стене.
Она сделала шаг в полосу тусклого света из коридора. И он увидел ее лицо. Это была не Марина. Кожа землистого цвета, по всему лицу синяки и ссадины. Рассеченная губа. И глаза… пустые, безжизненные, но смотрящие прямо в его душу. Глаза Ани!
— Ты… — выдохнул он. И в ту же секунду его сковала нахлынувшая волна ужаса.
Андрей замотал головой, словно пытаясь скинуть с себя наваждение, и огляделся. Это была их дача. Их диван. Их чертова лестница. Он был дома! В том самом доме, за которым час назад закопал свою жену.
Призрак медленно поднял руку и указал на него.
— Ты думал, я позволю тебе уехать? Ты думал, можно просто закопать меня и жить дальше?
— Я не могу так больше, Андрей! — Аня плакала, сидя на полу кухни. — Ты снова пьян. Ты обещал! Нам скоро в роддом, а ты…
— Заткнись! — рявкнул он, опрокидывая в себя остатки коньяка. — Вечно ты ноешь! Роддом, ребенок… Ты мне всю жизнь сломала! Я был свободным, а теперь что? Я заперт в клетке! И ты — мой надзиратель!
Он ненавидел жену. Ненавидел за этот раздувшийся живот, который перечеркнул все его планы. За то, что она превратилась из яркой, веселой девчонки в вечно уставшую, озабоченную клушу.
— Я хотел поехать с друзьями на рыбалку на выходные…
— На какую рыбалку, Андрей? У меня срок, через три недели рожать! Доктор сказал, мне нужен покой! А ты хочешь бросить меня тут одну?
— Да лучше бы бросил! — злоба вскипела в нем черной волной. Он схватил ее за плечи, встряхнул. — Ты и твой выродок! Вы мне не нужны!
Она с ужасом посмотрела на него. И этот взгляд стал последней каплей. Он ударил. Раз, другой. Она упала, прикрывая живот руками.
— Не трогай… его… — прошептала она сквозь кровь, текущую из разбитых губ.
Что-то в его мозгу щелкнуло. Он больше не видел перед собой жену. Он видел проблему. Препятствие, которое нужно убрать. Он выволок ее, теряющую сознание, на задний двор, в холодную темень. Схватил из сарая саперную лопатку. Первый удар пришелся по затылку. Глухой, мокрый звук. Она обмякла. А он продолжал бить. В исступлении, в животном безумии, пока не понял, что бьет уже мертвое тело.
Потом был час осознания, отупляющего ужаса. Он вырыл яму прямо у старой яблони. Сбросил туда тело и торопливо закидал землей, утрамбовывая ее ногами. Затем сел в машину и поехал. Куда — он и сам не знал. Просто прочь отсюда.
— Ты не уйдешь!, — закричал призрак, делая еще один шаг. Ее фигура замерцала, и на миг Андрей увидел ее такой, какой она лежала в яме — в грязной одежде, с размозженной головой, с землей во рту и мокрых от крови и грязи волосах. — Ты хотел начать новую жизнь? Ты ее начнешь. Прямо здесь.
Андрей закричал. Диким, животным воплем. Он бился в запертую дверь, ломал ногти о дерево, но она не поддавалась. Призрак был уже совсем близко. Он чувствовал холод, исходящий от него.
— Не надо… Аня, прости… Я не хотел…
Она протянула к нему руки. На ее пальцах не было плоти — только голые кости, облепленные грязью. Она коснулась его плеча. И он почувствовал, как его тело коченеет, как мышцы перестают слушаться. Он мог только смотреть, как она медленно разворачивает его и толкает к выходу на задний двор. Дверь, которая секунду назад была намертво заперта, распахнулась сама.
Она вела его, парализованного, под ледяной дождь, к той самой яблоне. Под ногами была свежевскопанная земля.
— Ты оставил меня здесь, в холоде и темноте, — прохрипел ее срывающийся на плач голос у самого его уха. — Тебе здесь не будет одиноко.
Она отпустила его. Андрей рухнул на колени прямо в грязь. Перед ним лежала та самая саперная лопатка, которую он бросил в кусты. Призрак указал на нее костлявым пальцем.
Он не хотел, но его руки сами потянулись к лопатке. Он начал копать. Сначала медленно и неуверенно, потом все быстрее, подчиняясь невидимой воле. Он рыл землю рядом со свежим холмиком, выбрасывая комья грязи. Он рыдал, из его горла вырывались бессвязные хрипы, но он не мог остановиться. Он рыл собственную могилу.
Когда яма стала ему по пояс, силы вконец оставили его. Он упал на дно, задыхаясь. Призрак Ани склонился над ним. Ее лицо было уже совсем близко — он увидел ее глаза залитые темной кровью и оскал зубов, с которых капала грязная вода.
— Теперь твой дом здесь. Вместе со мной. И с ним.
Она погладила руками круглый живот, и Андрею показалось, что под слоем грязи и порванной ткани что-то шевельнулось.
Последнее, что он увидел — это лопата, взметнувшаяся в воздухе. Последнее, что он услышал — звук удара и обрушившаяся на него тяжесть холодной, мокрой земли, забивающей рот, нос, глаза. Она хоронила его заживо. Рядом с собой.
