‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗

Кабинет Реми

Четырнадцать дней. Четырнадцать дней тихого ада.

Клетка из Света уже не просто жжёт кожу — она прожигает каждую клетку, каждый нерв, оставляя после себя невидимые шрамы. Реми усовершенствовал рунный круг: теперь символы не просто пылают в воздухе, а вгрызаются в плоть, как раскалённые иглы, вонзаясь глубже с каждым новым витком магии. Каждый оборот — новый уровень боли, новый ярус этого бесконечного чистилища.

Но Гилен не кричит. Он даже не шевелится. Его тело стало картой пыток, испещрённой отметинами страданий: ожоги от Света, которые Чёрный Шов едва успевает зашивать, нити под кожей работают без остановки, сшивая плоть, пока её снова не разрывает; губы в трещинах от обезвоживания, но он не просит воды; одежда превратилась в лохмотья, но ему всё равно.

Он медитирует. Даже когда Реми включает круг на полную силу.
Даже когда падает в забытьё — его сознание не отдыхает, а копает глубже, вытягивая последние капли силы из Истока Крови.

«Помои», которые приносят раз в день, — серая жижа с запахом гнилой рыбы. Гилен ест, если не забывает. Ему неважно.

Он — не смертный. Он — не жертва. Он — палач, который пока позволяет себя пытать.

Реми входит. Дверь открывается бесшумно, будто боится потревожить тишину.

Реми входит, как всегда — с улыбкой, отполированной до блеска. Его мантия идеально чиста, волосы уложены с безупречной точностью, а в руках — новый инструмент. Сегодня это серебряный стилет с рунами подавления воли, тонкий, изящный, смертоносный.

— Доброе утро, Гилен. — Его голос сладок, как яд. — Как спалось? Надеюсь, вам не снились кошмары... хотя, учитывая ваше положение, это было бы даже милостиво.

Пауза. Гилен не реагирует. Реми вздыхает, будто разочарован нынешней молодёжью, её недостатком уважения к старым добрым пыткам.

— Ну что же... Может, сегодня вы смилостивитесь и расскажете мне что-нибудь? Хотя бы... откуда у вас эти прелестные рубиновые глаза?

Он включает круг. Символы вспыхивают, боль ударяет, как молот по наковальне, — но Гилен лишь чуть напрягает челюсть.

Реми наклоняется, любопытство звучит в его голосе, будто он действительно заинтересован в ответе.

— Или... может, вы просто скажете, кто вас создал? Я ведь могу угадать...

Гилен впервые за две недели открывает глаза. За чёрными стёклами — рубиновый холод, бездонный и безжалостный.

— Ты уже проиграл, Реми. — Его голос тих, без эмоций, но каждое слово падает, как приговор. — Ты просто ещё не понял.

Реми замирает. Потом смеётся — но в его смехе что-то надтреснуто, будто маска наконец дала трещину.

Тишину камеры разрывает шипение раскалённого металла — рунный круг вспыхивает ослепительным светом, прожигая воздух едким запахом озона. Реми активировал его изящным движением пальцев. Свет режет глаза, оставляя послеобразы на сетчатке, но Гилен не моргнул ни разу. Его грудь равномерно поднимается и опускается, поза сохраняет каменную неподвижность — будто он действительно погружён в медитацию где-то далеко от этой камеры пыток.

Но за чёрными стёклами очков Алый Взгляд фиксирует каждое движение, каждый микрожест. Зрачки сужены, как у хищника в темноте.

Реми скользит по каменному полу, стараясь не скрипнуть подошвами дорогих кожаных ботинок. В его руке играет отблесками тонкий серебряный стилет — изящное орудие с гравировкой рун подавления, каждая черточка которых светится зловещим голубым светом.

«Разрежь кожу — и воля ослабнет», — шепчут ему в ухо догмы Ордена. Губы расплываются в предвкушающей улыбке, когда он заносит лезвие...

Гилен — двигается. Его рука взмывает вверх с неестественной скоростью, пальцы сжимают запястье Реми с силой гидравлического пресса. Хруст ломающихся костей звучит как сухой треск ветки.

Из-под ногтей Гилена вырываются Кровавые Когти — хрупкие, но достаточно острые, чтобы оставить несколько аккуратных линий на коже инквизитора.

Руна "Кровоточащий Полумесяц" ꙮ — древний запретный символ, который Гилен видел только в глубинных слоях кода этого мира — вспыхивает на руке Реми алым светом, будто раскалённая проволока впивается в плоть.

Сначала — лишь лёгкое недоумение. Его брови приподнимаются, губы чуть размыкаются. Потом приходит боль.

Кровь начинает сочиться буквально отовсюду — из пор кожи, из уголков глаз, хлещет из ушей и носа. Алые струйки стекают по его безупречно выбритому подбородку, окрашивая белоснежный воротник мантии.

— Н-нет... НЕТ! — Его голос срывается в визг, теряя все следы былой элегантности.

Он бьётся в истерике, опрокидывает стол. Стеклянные флаконы разбиваются с хрустальным звоном, зелья смешиваются с кровью в ядовитый коктейль. Драгоценные пергаменты жадно впитывают алое месиво.

Дрожащими руками Реми хватает первый попавшийся флакон — зелёный, с иконкой сердца, зелье регенерации высшего качества. Он опрокидывает содержимое в горло, но кровь не останавливается.

Потому что это не просто рана. Это ошибка в самой матрице бытия.

Гилен. Он даже не встаёт с места. Рунный круг всё ещё пылает, но Чёрный Шов уже стягивает повреждённые ткани, нити под кожей работают с механической точностью.

Его голос звучит тихо, но каждое слово падает, как молот на наковальню:

— Ты хотел знать, кто я?

Пауза. В ушах Реми стучит кровь, его зрение заволакивает алая пелена.

— Я — ошибка, которую ты не смог исправить.

В последний момент, прежде чем сознание покидает инквизитора, он видит, как за чёрными стёклами очков вспыхивают два рубиновых солнца — холодных, безжалостных, чужих.

Кровь. Она повсюду — алые лужи на каменном полу, брызги на разбитых склянках, кровавые росчерки на испорченных пергаментах. Кабинет превратился в бойню, где единственной жертвой стал сам палач.

Реми бьётся в агонии, его тело съёживается, кожа трескается и скукоживается, как пергамент в пламени. Его пальцы, ещё минуту назад такие ухоженные, теперь когтеобразно искривлены, ногти впиваются в ладони, оставляя кровавые полумесяцы.

Гилен наблюдает. Хладнокровно. Без сожаления.

— Ан-Назгур...

Его губы шевелятся, произнося древнее слово, звучащее как скрежет металла по кости. Воздух вздрагивает, будто сама реальность на миг потеряла плотность.

Кровавый туман поднимается из луж на полу, собираясь в алые вихри, из разорванных вен Реми, вытягивая последние капли. Даже из пролитых чернил на испорченных пергаментах. Он тянется к Гилену, вплетается в его кожу тончайшими нитями, вливается в Исток Крови, как вода в иссушенную пустыню.

Реми кричит — но это уже не человеческий голос, а хрип иссушенного горла, звук лопающихся голосовых связок. Его тело обрушивается на пол с глухим стуком.

Сухое. Пустое.

Гилен закрывает глаза.

Боль не утихает — рунный круг всё ещё пылает, прожигая плоть, но теперь у него есть новый инструмент. Он направляет украденную кровь по энергетическим меридианам, заставляя её течь против законов природы.

Чёрный Шов просыпается: под кожей пробегает вибрация — будто ненасытный червь проснулся и потянулся за пищей. Тьма в жилах густеет, становится вязкой, как чёрная смола, смешиваясь с украденной кровью.

Десять минут медитации — и прорыв.

Кровяной Шов. Теперь запечатывает раны в два раза быстрее, нити теперь алые, как раскалённая проволока. Может впитывать и использовать чужую кровь для регенерации. Оставляет следы — тонкие алые шрамы, сплетающиеся в паутину по всей коже.

Гилен открывает глаза, взгляд скользит по иссушенному трупу Реми. Не идеально... но достаточно. Он встаёт. Рунный круг бьёт током, пытаясь удержать, но Кровяной Шов тут же гасит повреждения, алые нити мгновенно стягивают обожжённую кожу. Теперь... пора найти выход. Его рубиновые глаза за стёклами очков вспыхивают в полумраке камеры, освещая путь к свободе.

Несколько минут спустя дверь взрывается внутрь с оглушительным грохотом, ударяясь о каменную стену с такой силой, что сотрясаются полки с древними фолиантами. Тонкие клубы пыли поднимаются в воздух, смешиваясь с запахом гари и крови.

Трое инквизиторов врываются в кабинет, их латные доспехи с изящной гравировкой Ордена сверкают в тусклом свете. Мечи уже обнажены — сталь дрожит в напряжённых руках, лица искажены боевой готовностью.

Но картина, открывшаяся их взглядам, заставляет кровь стынуть в жилах. Тело Реми — иссушенная мумия, застывшая в неестественной позе. Его пальцы скрючены, словно в последний момент он пытался доползти до спасительной двери. Пустые глазницы смотрят в никуда, рот застыл в беззвучном крике.

Пол усеян осколками разбитых склянок, между которыми змеятся высохшие чёрные дорожки — всё, что осталось от луж крови. Драгоценные пергаменты испачканы, чернила расплылись в багровые кляксы, напоминающие кровавые отпечатки.

Рунный круг под клеткой пылает в полную силу, его символы режут воздух, как раскалённые лезвия, наполняя помещение гулом работающей машины пыток.

И в центре этого ада — Гилен. Сидящий в позе лотоса, абсолютно неподвижный. Его грудь поднимается в такт дыханию, пальцы сложены в медитативной мудре. Клетка из Света, которая должна была заставить его корчиться от боли, теперь выглядит просто душем из золотистых лучей.

Первый инквизитор, самый молодой, с лицом, на котором ещё не зажили юношеские прыщи, сжимает эфес меча до побеления костяшек. Его голос дрожит:

— Мастер Реми... мёртв.

Он делает шаг назад, его взгляд мечется между мумией и пленником. Второй инквизитор, мужчина в расцвете сил с грубым шрамом через левый глаз, медленно приближается к телу. Его меч описывает в воздухе защитные круги.

— Как...? Он же в клетке! Круг активен! Он не мог...

Его слова обрываются, когда он замечает пустые глазницы мумии. Что-то в этом взгляде заставляет его остановиться как вкопанного.

Третий инквизитор, женщина с лицом, высеченным из мрамора, безошибочно считывает ситуацию. Её голос, обычно такой уверенный, срывается на последнем слове:

— Это не просто убийство. Это... ритуал.

Первый инквизитор резко поворачивается к двери, его доспехи звенят от внезапного движения:

— Нужно доложить мастеру Сайлосу! Сейчас же!

Второй инквизитор в ярости бьёт мечом по столу, разбрасывая осколки стекла:

— И оставить это здесь?!

Его клинок дрожащим перстом указывает на Гилена.

Третья инквизиторша уже у двери, её плащ развевается за спиной:

— Я иду за подкреплением. Не подходите к нему!

Дверь захлопывается с гулким эхом.

Оставшиеся двое переглядываются. В их глазах — ужас, замешанный на долге. Мечи в их руках дрожат, отражая пляшущий свет рунного круга. Воздух наполнен электрическим напряжением, словно перед ударом молнии.

А в центре клетки, не шелохнувшись, продолжает сидеть Гилен. Его чёрные очки скрывают глаза, но оба инквизитора чувствуют — он наблюдает. И ждёт.

Гилен медленно поднимается во весь рост, словно тень, отделяющаяся от стены. Его движения текучи и неестественно плавны - суставы сгибаются без малейшего напряжения, будто кости заменены жидкой сталью. Адская боль от клетки Света, от которой обычное существо корчилось бы в агонии, для него лишь легкий дискомфорт, о котором он упоминает разве что мысленно.

Он протягивает руку к прутьям клетки. Искры Священной магии вгрызаются в пальцы, оставляя черные отметины на бледной коже. Но он не отдергивает ладонь. Напротив - пальцы сжимают раскаленный металл, проверяя его сопротивление. Кожа шипит, запах горелой плоти наполняет камеру, но его лицо остается невозмутимым.

Гилен поворачивает голову в сторону стражей. За черными стеклами очков вспыхивают рубиновые блики, когда он наконец открывает рот:

— Вы опоздали. Ваш мастер мёртв не из-за меня.

Его голос звучит спокойно, с легкой иронической ноткой, будто он рассказывает забавную историю в таверне. Он делает едва заметный кивок в сторону двери, и этот жест полон скрытого смысла:

— Один из пленников... сбежал. Вы знаете, кто здесь сидит в других камерах. Или думаете, что клетка — это гарантия?

Каждое слово падает, как камень в воду, создавая круги сомнения. Уверенность стражей начинает раскачиваться, как корабль в шторм.

Рейн, старший из оставшихся, сжимает меч так, что стальные пластины его перчатки скрипят. Шрам через левый глаз дергается:

— Заткнись, тварь. Мы сами разберёмся.

Но его клинок дрожит - этот ветеран видел, что творят высшие вампиры, как демоны обманывают смертных. Его опыт шепчет: эта ситуация пахнет ловушкой.

Бранн, молодой инквизитор, отступает на шаг. Его голос сдавлен, словно кто-то сжимает ему горло:

— Рейн... а если он прав? Что если... что-то вырвалось?

Его взгляд мечется к двери, словно он уже видит, как тьма сгущается в коридоре.

Рейн резко поворачивается к напарнику, стальные доспехи звенят:

— Бранн! Соберись!

Но и сам он не делает шага к клетке. Годы тренировок в Ордене кричат одно: «Никогда не доверяй пленнику». Но и другое: «Никогда не недооценивай угрозу».

Гилен остается неподвижным, но его Алый Взгляд фиксирует каждую деталь: пульс Бранна бьется так часто, что видно, как дрожит артерия на шее; пальцы Рейна белеют на рукояти меча, сухожилия напрягаются до предела; капля пота скатывается по виску младшего инквизитора.

Они не уверены. Они боятся. И в этом мире, где сила рождается из страха, это уже победа. Клетка еще стоит, но ее психологические стены уже рухнули.

Дверь распахнулась с оглушительным треском, от удара о каменную стену косяк раскололся, рассыпав щепки по полу. В проеме, окутанный дымкой коридорного полумрака, замер Сайлос де Сильва. Его плащ еще колыхался, будто живой, обвивая стройную фигуру.

Те всегда бесстрастные серо-голубые глаза теперь горели холодным пламенем - в них читалась редкая для этого мастера смесь ярости и изумления. Брови сведены в жесткую складку, тонкие губы сжаты в ниточку.

Бранн, молодой инквизитор, невольно сделал шаг вперед, его лицо озарилось надеждой:

— Мастер Сайлос! Мы...

Сайлос резким рубящим жестом прервал его. Голос прозвучал металлически:

— Только факты. Кратко.

Бранн вытянулся по стойке смирно:

— Мастер Реми мертв. Круг активен. Пленник невредим.

Рейн добавил хриплым шепотом:

— Тело... иссушено. Как пергамент.

Сайлос молча сбросил с плеча сумку из драконьей кожи - редкий артефакт, чья шкура переливалась синеватыми отсветами. Его длинные пальцы с безупречно подстриженными ногтями извлекли синий диск, испещренный рунами Хроноса.

Пальцы заскользили по символам с хирургической точностью, губы прошептали заклинание:

— Астральнум Реверто Видис.

Воздух замерцал, как нагретый над пламенем. Стены потеряли плотность, став полупрозрачными. В пространстве материализовались призрачные фигуры - силуэты Реми и Гилена начали разыгрывать последние минуты в обратном порядке.

Призрачный Реми приближался с серебряным стилетом, лицо искажено жестокой радостью. Затем - молниеносный бросок Гилена, его пальцы впились в запястье. Кровавые когти выводили замысловатую руну на коже. И наконец - ужасающий момент иссушения, когда тело Реми сжалось, как пергамент в огне.

Беззвучное представление разыгрывалось перед ними, отбрасывая мерцающие тени на бледные лица наблюдателей.

Гилен стоял неподвижно, но его Алый Взгляд за черными стеклами фиксировал каждую деталь. Сонная артерия Сайлоса пульсировала быстрее обычного - редчайшее явление! Перстень с печатью Ордена едва заметно дрожал на его пальце. Мышцы челюсти были напряжены, выдавая внутреннюю борьбу.

Сайлос повернулся к инквизиторам ледяным взглядом:

— Уйдите. Код "Рубин". Передать мастерам.

Бранн и Рейн исчезли в коридоре с поспешностью зайцев. Дверь захлопнулась с глухим стуком.

Сайлос уставился на Гилена — его взгляд стал тяжёлым, почти физически ощутимым. Глаза сузились — он снова использовал  «Опознание», как тогда на палубе корабля. Гилен не моргнул. Его поза оставалась расслабленной, но каждая мышца была готова к действию. Он знал: Сайлос понимал, что клетка больше не помеха.

Тишина между ними стала осязаемой, наполненной невысказанными угрозами. В этом молчании - тоже было оружие. И оба мастера владели им в совершенстве.

Сайлос медленно опустился на колени рядом с иссохшим телом Реми, его плащ распластался по каменному полу, словно черная лужа. Пальцы в белых перчатках методично исследовали останки: сухую кожу, напоминающую пергамент старинного фолианта; запястье с едва заметным отпечатком кровавой руны, похожей на древний запретный символ; пустые глазницы, где застыло последнее выражение ужаса

Блокнот из драконьей кожи в его руках быстро заполнялся точными зарисовками. Перо скользило по страницам, оставляя детальные изображения таинственного символа, медицинские заметки о состоянии тканей, а так же теоретические выкладки с пометкой "Гипотеза".

Его губы шевельнулись, произнося вслух наблюдения:
— Дегидратация на клеточном уровне... но не магический вакуум, а именно поглощение... Интересно.

За черными стеклами Алый Взгляд сканировал клетку, анализируя микроскопические дефекты в плетении заклинаний. Тонкие линии напряжения в магической матрице. Точки возможного перегруза.

Мысленный расчет пронесся в сознании:
— Если перегрузить здесь и здесь... да, сработает. Но не сейчас.

Дверь открылась беззвучно — вошли двое:

Бернан — его массивная фигура заслонила свет из коридора. Глубокий бас прокатился по комнате:
— Очередной умник, который думал, что контролирует тьму.

В его обычно насмешливых глазах читалась неожиданная грусть — Реми был его старым знакомым по академии.

Джереми — его гладкое, как полированный камень лицо оставалось невозмутимым. Голос звучал сухо:
— Он адаптировался. Клетка больше не эффективна.

Он постучал костяшками пальцев по прутьям — Свет взвыл протестующей сиреной, но Гилен даже не дрогнул.

Сайлос, не отрываясь от блокнота, произнес:
— Нужен новый протокол. Круглосуточный дозор. И... — его взгляд скользнул по Гилену, — пересмотр методов сдерживания.

Бернан скрестил руки, его латы блеснули — под сталью мерцали защитные руны:
— Я останусь первым. Мои чары не обмануть.

Джереми достал хрустальный шар с дымящейся фиолетовой жидкостью:
— А я усилю круг. Пусть попробует не сжечь себя теперь.

Он вылил содержимое на пол — руны вспыхнули багровым адским светом, боль в каждой клетке усилилась втрое.

Гилен сжал зубы до хруста, но не издал ни звука. Только тонкая струйка крови вытекла из уголка рта.

Сайлос закрыл блокнот с решительным щелчком:
— Я вернусь с новыми инструментами.

Его взгляд скользнул по Гилену в последний раз — в этих холодных глазах не было страха, только безжалостный ледяной расчет охотника, оценивающего добычу.

Продолжение следует...

Если хочется узнать, что будет дальше, книга полностью доступна на АТ/ Загляните, обещаю, вам понравится! А если не понравится, уделите ей хотя бы какое-то время и добавьте в библиотеку. Скажу заранее, что это не боярка и не гаремник. Спасибо, что читаете!)

Но самое главное — новая фигура на носу корабля. Резная женщина с пылающим сердцем в руках. Говорили, если приглядеться, её глаза следили за тобой.

Роберт Мейер сидел за угловым столом, его изумрудный глаз прищурен, а второй — тот, что под повязкой — ныл, предвещая смену погоды. Перед ним стояла глиняная кружка с ямарийским ромом — мутной бурдой, пахнущей жжёным сахаром и раскаянием.

«Черт бы побрал этот ром. На вкус — как помои, в которых мыли ноги после Горла.»

Он сделал глоток, скривился, но допил.

«Но хоть жемчуг не оказался проклятым. Мало ли — вдруг бы из него полезли зубы?»

Его взгляд скользнул к двери.

«И где этот чертов Рубиновый? Сайлос прихватил его, как щенка… Интересно, жив ли?»

Команда «Мэри» разбрелась по залу, как крысы после шторма: новый боцман Гарг (нос картошкой, татуировка "Целуй меня, шторм" на левом предплечье) разливал по стаканам "огненный эль" — смесь рома с порохом, от которой у неподготовленных людей слезились глаза; штурман Вирт (худой, с лицом голодного барсука) доказывал, что в Горле видел "каменных рыб с человечьими рожами"; юнга Томми по кличке "Крыса" ловко вытаскивал кошелёк у заснувшего наёмника.

Другие посетители — наёмники, контрабандисты, отбросы моря — смеялись, спорили, врали:

— А я говорю — там, в руинах, есть дверь, которая открывается только если спеть ей похабную песню!
— Враньё! Мы пробовали — она открылась только когда мы обмазались кровью того демона!
— Может, просто дверь стеснялась?

Дверь таверны распахнулась с грохотом, впустив порыв холодного ветра. В проёме стояла высокая фигура в плаще с капюшоном. Тень упала прямо на стол капитана.

Незнакомец заговорил — голос низкий, с акцентом верхних кварталов:

— Капитан Мейер. Вам есть что рассказать о чёрном жемчуге.

Это не был вопрос.

Роберт медленно поставил кружку. Его единственный глаз сверкнул.

— А вам есть что предложить?

Гул голосов на мгновение стих, словно волна перед бурей. Все взгляды устремились к высокой фигуре в плаще, застывшей в дверном проеме. Но капитан Роберт Мейер лишь хмыкнул, отодвигая полупустую кружку с остатками рома. Его изумрудный глаз, единственный видимый, изучал незнакомца с холодной насмешкой.

Слишком чистые сапоги. Слишком аккуратные ногти. Человек из Верхних кварталов. Незнакомец совершил лёгкий поклон, едва заметный, но исполненный неестественной для этих мест грации.

— Можно присоединиться?

Капитан жестом указал на скамью, небрежным, словно отмахивался от назойливой мухи. Незнакомец сел, поправив плащ — на мгновение мелькнула рукоять кинжала с изящной гравировкой в виде пера.

— Вы здесь... месяц и десять дней, если не ошибаюсь? — его голос был тихим, вежливым, но в нём звучала сталь. — Ремонт каррака — дело не только дорогое, но и долгое. Особенно с такими... улучшениями.

Его массивный корпус кажется неприступной крепостью, покрытой толстыми деревянными досками, обработанными смолой, чтобы защитить дерево от морской влаги. Поднятые борта словно сторожевые башни охраняют содержимое трюмов. Три высоких мачты возносятся вверх, каждая увенчана внушительным прямоугольным парусом.

Паруса натянуты крепко, чтобы ловить ветер своими полотнами, позволяя судну уверенно рассекать волны. Нос судна резко выдается вперед, словно клюв птицы. Форштевень (носовая деревянная балка судна, соединённая с килем и несущая обшивку носа) выглядит угрожающе мощным, будто готовый разбивать любые преграды на своем пути.

Задняя часть корабля оснащена огромной рубкой, похожей на замок на воде. Здесь расположены жилые помещения капитана и высших офицеров, окна украшены витражами, сквозь которые проникает свет солнца, отражаясь в золотистых украшениях интерьера. По бокам корпуса размещаются узкие отверстия — пушечные порты, откуда торчат стволы тяжелых бронзовых орудий, готовых обрушить шквал огня на любого неприятеля, осмелившегося напасть на корабль.

Корпус судна покрыт красочной краской, выделяя линии волн, имитируя чешую дракона, создавая ощущение движения даже тогда, когда корабль неподвижен.

Его взгляд скользнул к окну, где вдали виднелись мачты «Жгучей Мэри» — на палубе были видны редкие фигуры матросов, их фигурки казались мелкими, как муравьи.

Капитан хрипло рассмеялся, звук его смеха напоминал скрип старого дерева.

— Ага. И теперь Берег Чёрных Приливов снова под водой. Так что если вы надеялись набрать там жемчуга — опоздали.

Незнакомец улыбнулся, но его глаза оставались холодными, как лезвие ножа.

— О, нет. Меня интересует не жемчуг.

Он наклонился ближе, и его голос стал ещё тише, почти шёпотом:

— Может, пройдёмся? Вечер прекрасен, а здесь...

Его взгляд скользнул к Гаргу, который тупо пялился на них, рот приоткрыт, как у выброшенной на берег рыбы.

— ...слишком много ушей.

Капитан медленно поднялся, поправив повязку на левом глазу. Его голос был грубым, но в нём проскальзывало любопытство, словно кошка, учуявшая незнакомый запах.

— Ладно. Только предупреждаю — если это ловушка, ваш труп выбросит прилив ещё до рассвета.

Незнакомец рассмеялся, звук его смеха был лёгким, почти искренним, будто он действительно услышал шутку.

— Какая живописная угроза!

Вечерний туман полз по мостовой, цепляясь за сапоги, словно живой. Где-то в переулке скрипел флюгер с фигуркой утопленника, его жалобный звук напоминал стон. Верхние кварталы светились вдали, как чужие звёзды — недоступные, холодные.

Незнакомец остановился у ржавой чугунной ограды, за которой зияла бездна — чёрное море, бьющееся о скалы далеко внизу.

— Гилен. Что вы о нем знаете?

Капитан замер. Ветер шевелил его куртку, заставляя кожу скрипеть, как паруса в шторм.

— А кто это? — его голос звучал притворно равнодушно, но пальцы непроизвольно сжались.

Незнакомец достал пергамент, развернул его — на нём алела печать Ордена Серебряного Пера.

— Не притворяйтесь. Вы привезли его в Аль-Дейм. А потом его забрал Сайлос де Сильва.

Пауза. Волны бились о скалы внизу, их рокот напоминал голос разгневанного бога. Капитан резко повернулся, его единственный глаз сверкнул в темноте.

— И что вам от него надо? Он что, украл ваши священные трусы?

Незнакомец проигнорировал шутку, его лицо оставалось невозмутимым.

— Он опасен. И... нам нужен человек, который знает, как с ним говорить.

Капитан рассмеялся, но в его глазах промелькнул расчёт, холодный и точный, как удар гарпуна.

— Значит, потеряли своего рубинового мальчика?

Воздух густел, пропитываясь солёной влагой и едким дымом из труб Нижних кварталов. Где-то вдалеке прокричала чайка — её голос, резкий и пронзительный, напоминал скрип несмазанных шарниров.

Незнакомец опёрся на чугунные перила, его пальцы лениво барабанили по ржавчине, выбивая тихий, небрежный ритм. Он улыбался, будто они старые приятели, встретившиеся обсудить погоду и цены на ром. Но в уголках его глаз пряталось что-то острое, настороженное.

Капитан Мейер стоял чуть поодаль, скрестив руки на груди. Его единственный глаз, изумрудный и холодный, прищурен — он уже понял, что этот вежливый ублюдок выуживает информацию. Но он тоже умел играть в эту игру.

— Капитан, скажите, а что вы вообще знаете о вашем... необычном пассажире? — незнакомец говорил лёгким тоном, будто спрашивал о погоде. Его голос был тёплым, располагающим — будто они просто делились морскими байками.

Капитан пожал плечами, доставая трубку.

— Обычный наёмник. Ну, почти. — Он закурил, выпуская кольцо дыма в сторону незнакомца. — Платил серебром, не лез в драки, не буянил. Идеальный пассажир, если честно.

Незнакомец рассмеялся, звук его смеха был мягким, почти дружелюбным.

— О, вы слишком скромны! Я слышал, он помог вашей команде в Горле. Разве обычный наёмник справился бы с Бешеными Псами?

Глаза его блестели — он ловко подбрасывал "комплимент", чтобы капитан невольно подтвердил детали.

Капитан хмыкнул.

— Ну, парень оказался смышлёным. Умеет думать, прежде чем рубить. Редкое качество.

Он специально уходил от подробностей — но уже признал, что Гилен не просто "пассажир".

Незнакомец кивнул, делая вид, что просто поддерживает беседу.

— А как он... реагировал на море? Не укачивало?

Наивный вопрос. Но капитан понимал подтекст: инквизитор проверял, не боится ли Гилен воды — слабость многих тварей Тьмы.

Капитан ухмыльнулся.

— Стоял на палубе, как скала. Да в шторм, бывало, лучше некоторых моих матросов держался.

Правда. Гилен частенько подходил к борту. Но как бы то ни было, капитан не собирался выдавать подробности.

Незнакомец притворно восхитился.

— Надо же! А ещё что-нибудь интересное замечали? Может, странные привычки?

Его перстень с печатью Ордена лениво поблёскивал в свете фонарей. Капитан притворно задумался.

— Любил чёрный чай. И... очки не снимал. Даже ночью.

Полуправда. Но достаточно, чтобы незнакомец заинтересовался.

— Очки? Необычно. Может, зрение плохое?

Капитан пожал плечами.

— А кто его знает. Может, просто стиль такой.

Пауза. Где-то в порту кричал пьяный матрос, его голос разносился эхом по воде.

Незнакомец вдруг серьёзнел.

— Капитан, а если бы он снова появился... вы бы взяли его на борт?

Вопрос-ловушка. Но капитан уже был готов.

Он ухмыльнулся.

— Если заплатит — почему нет? Моя «Мэри» не разбирает, чьи деньги греют её трюм.

Незнакомец улыбнулся, но в глазах его мелькнуло лёгкое раздражение. Он понимал: капитан не даст ему больше, чем уже сказал.

Гул голосов в таверне нарастал волнами - где-то уже затягивали похабные баллады, где-то звенели разбитые бутылки. Эти звуки, знакомые как собственное дыхание, сливались в привычную симфонию Нижних кварталов.

Капитан Роберт Мейер тяжело поднимался по скрипучей лестнице, каждый шаг заставлял старые доски стонать. Его комната - крошечная каморка под самой крышей - встретила его запахом дешёвого табака, сырости и чего-то затхлого, что годами въедалось в деревянные стены.

На покоробленном столе ждал незамысловатый ужин: бутылка ямарийского рома — такого же отвратительного, как вчера и позавчера, — и тарелка с треской, обгоревшей по краям, но еще сохранившей съедобную сердцевину.

Кровать скрипнула жалобно, когда капитан опустился на неё. Он налил полную кружку, наблюдая как мутная жидкость переливается в тусклом свете коптящей лампы.

«Чёртовы плотники», — мысль пришла с привычной горечью. — «Должны были закончить еще две недели назад».

Глоток рома обжёг горло, оставив послевкусие жжёного сахара и сожалений.

Сначала — «материалы задержались». Потом — «дождь мешает». А сегодня — «рунический мастер заболел».

Его пальцы сильнее сжали кружку.

— Да ну вас в корсарский ад!

Он отломил кусок рыбы вилкой - пережаренный, сухой. Как всегда.

— И этот тип… не первый же. — Капитан размышлял, пережевывая резиноподобную мякоть. — Вчера тот «торговец» с проклятым перстнем. Позавчера — «ученый», который слишком много знал про руны.

Ещё глоток. Где-то за тонкой стеной раздался стон - то ли от боли, то ли от удовольствия. Капитану было плевать.

«И матросы...» — он вспомнил, как Гарг рассказывал о назойливых расспросах. «Вирту аж три кружки налили — думали, он проболтается. А тот и не знал ничего, кроме того, что Гилен хорошо дерётся».

Капитан откинулся назад, уставившись в потолок, где плесень рисовала причудливые узоры, напоминающие морские карты неизведанных земель.

«Интересно, Рубиновый, что ты такого натворил, что за тобой охотится пол-Аргентайна?»

Он допил ром одним глотком и швырнул кружку на стол. Звон получился громче, чем он планировал.

— Ладно. — Капитан потянулся за бутылкой. — Если завтра эти безрукие уроды не закончат с «Мэри», буду ставить паруса сам.

Где-то внизу грянул очередной куплет похабной песни, и капитан невольно ухмыльнулся. Хотя бы здесь всё шло как обычно.

Серый свет едва пробивался сквозь плотную завесу утреннего тумана, окрашивая город в грязновато-свинцовые тона. Воздух был пропитан не просто привычным запахом гниющей рыбы и морских водорослей - в нём висела тяжёлая металлическая нотка, словно где-то совсем рядом пролилась не вода, а кровь.

Капитана Роберта Мейера вырвал из сна глухой удар в дверь - не вежливый стук, а настоящий удар плечом, от которого дрогнули даже стены его убогой комнатушки.

Он подскочил на кровати, рука рефлекторно схватила абордажный топор, всегда лежавший на стуле у изголовья. Лезвие блеснуло в полумраке, когда он рявкнул хриплым от сна голосом:

— Что там за ублюдок, решивший, что его мать не пожалеет о дне его рождения?!

За дверью раздались перебивающие друг друга голоса, сливающиеся в неразборчивое эхо. Вилли, задыхаясь от бега, выпалил:

— Кэп, в Верхних...

Но Дин тут же перехватил инициативу:

— ...кварталах полный швах!

Капитан распахнул дверь так резко, что та заскрипела на петлях. Топор он уже закинул за спину, но пальцы не отпускали рукоять. Перед ним стояли близнецы Вилли и Дин, их лица пылали от быстрого бега, а глаза были круглыми, как новенькие золотые монеты.

Не теряя времени на расспросы, капитан уже мчался вниз по скрипучей лестнице, бросив через плечо:

— Если это опять про пьяного алхимика, который взорвал свою лавку, я вас сам вздерну за кишки!

Таверна "Трезубец Зарукса"

Полумрак в зале был густым, как бульон, пропитанный перегаром, прокисшим пивом и потом. Несмотря на ранний час, за столами уже толпились матросы, наёмники и даже пара бледных богачей в испачканных шёлках - явно сбежавших из Верхних кварталов.

Гэвин, с трудом продираясь через толпу, кричал:

— Кэп! Чёрт возьми, тут... - он споткнулся о пьяного гнома, осыпавшего его отборной бранью, - ...слухи, будто в квартале алхимиков чёрт знает что творится! Башня...

Капитан взорвался:

— ЗАТКНИТЕСЬ ВСЕ!

В таверне воцарилась мёртвая тишина. Даже гном замер с открытым ртом, забыв о своей брани.

Капитан окинул всех колючим взглядом:

— Кто-то знает, что случилось? Или только сопли будете жевать?

Из толпы вышел Барнс. Его плащ был покрыт пылью, а лицо исцарапано - явные следы бегства по крышам. Он вытер пот со лба и начал, стараясь говорить чётко:

— Из Чёрной Башни что-то вырвалось. Не просто побег - взрыв. Полквартала в дыму. Богачи бегут в порт, но там... - он кашлянул, - ...там уже баррикады. Инквизиторы перекрыли выход.

В толпе кто-то сглотнул. Барнс понизил голос, но в наступившей тишине его слова звучали громко:

— Говорят, это твари Тьмы. Но... - его взгляд скользнул к капитану, - ...некоторые выглядели как человек.

Капитан застыл. В его сознании всплыл образ: чёрные очки, за которыми скрывались рубиновые глаза. Мейер вышел из таверны. Утро было холодным, но небо над Верхними кварталами полыхало алым - и это был не свет восходящего солнца, а отблеск пожаров. Где-то вдали раздавались крики, звон разбитого стекла.

"Рубиновый... ты долбанный псих".

"И где теперь мои проклятые плотники?"

Он резко повернулся к Барнсу, который выскочил следом:

— Собирай команду. «Мэри» отплывает сегодня.

Барнс кивнул, но в его глазах вспыхнуло понимание - капитан не просто бежал. В них горело то же, что и в небе над Верхними кварталами - предчувствие бури.

Порт Аль-Дейма в огне.

Гавань металась в предсмертных судорогах. Верхние кварталы, еще вчера сиявшие белоснежными шпилями, теперь пожирал багровый пожар, клубы дыма ползли к морю, словно испуганные звери. Нижние кварталы охватила паника - богачи в дорогих, но испачканных шелках толкались у причалов, их крики сливались с матросской бранью. Лодочники, почуяв момент, заламывали цены втрое, а над всем этим нависли свинцовые тучи, будто само небо замерло в ожидании развязки.

"Жгучая Мэри" - готовность номер один.

Каррак стоял на якоре, его недавно перекрашенные борта уже забрызганы грязью от мечущихся беглецов. Новые паруса, пропитанные алхимическим составом на основе крови морских демонов, туго натянулись - каждый шов, каждый блок проверен и перепроверен. Корабль дышал готовностью, будто живой.

Капитан Роберт Мейер метался по палубе, его изумрудный глаз выхватывал малейшие недочеты: Гарг с боцманами ставили последние клинья на реях, их руки мелькали с привычной сноровкой. У штурвала Вирт яростно крутил недоделанный рунный компас, проклиная мастера на все лады - стрелка дергалась, как пьяная девка после корсарской гулянки. Юнга Томми-Крыса уже успел обчистить трех перепуганных богачей и теперь прятал добычу в трюме, довольный как кот объевшийся сметаны.

Капитан с размаху ударил кулаком по борту, и эхо разнеслось по всей палубе:

— Где чертовы якоря?! Если через пять минут мы не отчалим, я сам вас всех привяжу к ним и брошу за борт!

Матросы оживились, как по мановению волшебной палки. Последние канаты срывали с кнехтов с такой яростью, что искры летели от железа.

Новые баллисты, прозванные "поцелуями Мэри", уже были заряжены - гарпуны с алхимическими бомбами ждали своего часа. А на носу корабля резная женщина с пылающим сердцем в руках смотрела в сторону горящих кварталов, будто знала то, что остальным только предстояло узнать.

Продолжение следует...

Если хочется узнать, что будет дальше, книга полностью доступна на АТ/ Загляните, обещаю, вам понравится! А если не понравится, уделите ей хотя бы какое-то время и добавьте в библиотеку. Скажу заранее, что это не боярка и не гаремник. Спасибо, что читаете!)

[ПРОТИВНИКИ УСТРАНЕНЫ: 11]

[НОВЫЙ АКТИВНЫЙ НАВЫК: "Адреналиновый рывок"] — в течение 10 секунд после активации скорость передвижения и сила ударов увеличены на 40%. При первом ударе создает «Ударную волну», которая отталкивает ближайших противников. Перезарядка: 20 секунд.

— О, вот это интересно, — усмехаюсь я, не сбавляя скорость. — Суперсила на время… как бонус в старых шутерах. Только вот, чую, мне она понадобится не для пробежки по парку.

Дорога до школы оказалась пугающе тихой. Город будто выдохся после судной ночной: витрины магазинов пустые, несколько алкашей спят на лавочке, даже ветер казался уставшим, лениво шевеля обрывки афиш на стенах. Машина шуршала по асфальту, и в этой звенящей тишине каждый поворот руля, каждый щелчок поворотника отдавался громче, чем хотелось.

И вот, впереди показался знакомый квартал. Серый девятиэтажный дом на углу, облупленная остановка, радом с которой знак с остатками надписи «ШКОЛА № 42»… А за ней — должно быть здание, которое я помню до мелочей: облезлый фасад, ободранные деревянные двери, запах спортзала и пыльных коридоров, где мы с одноклассниками гонялись друг за другом между уроками.

Но вместо этого — я врезался взглядом в груду железа и бетона. Стройка. Чёртова стройка. РЕНОВАЦИЯ?! НЕТ! УЕБАЦИЯ ПРЯМО В САМЫЙ УДАЧНЫЙ МОМЕНТ!

Громадный котлован, обнесённый ржавым забором, внутри — торчащие из земли сваи, кучи песка и гравия. Пара башенных кранов медленно вращают стрелы, как усталые часовые механизмы. И ни следа от моей школы. Даже пустого фундамента. Словно кто-то взял ластик и стёр кусок моего прошлого, а на его место поставил безликий серый каркас будущего.

Я заглушил двигатель и пару секунд просто сидел, вцепившись в руль.

— Но чего я точно не ожидал… — пробормотал я вслух, чувствуя, как скулы сводит, — так это вместо своей старой школы, где мы пили пиво с трудовиком, увидеть чёртову стройку.

Жизнь любит издеваться. Это я понял давно. Но сейчас это был удар ниже пояса, а я не китайский мастер «гну пруты горлом» или «бей по яйцам, я их умею прятать»…

Я вышел из машины, прошёл вдоль забора, пока не наткнулся на узкий проход, где сетка была разодрана. Пролез внутрь, спрыгнул с бетонной плиты — и пошёл туда, где когда-то была та самая площадка за школой. Место, которое я всегда называл своим.

Но сейчас там была пустота.

Только спрессованный гравий и несколько ящиков с инструментами, брошенных рабочими. Даже намёка на старые качели, на облупленные лавки, на кусты под кодовым названием «ПЕРЕКУР», за которыми мы прятались от посторонних взглядов... Всё стёрто.

Я стоял на том самом месте — ну, на том, что от него осталось, — и чувствовал, как воспоминания обрушиваются без спроса, как вода из прорванной дамбы.

Площадка за школой. Конец весны. Воздух тёплый, пахнет тополиным пухом, дешевыми сигаретами и чем-то сладким — кажется, кто-то жрал «Барбарис» из ларька у остановки. Краска на качелях облупилась, на лавке чьей-то нож вырезал «СЛАВА+МАРИНА=ЛЮБОВЬ». Мы тогда называли это место «тихим углом», хотя оно было тихим только для тех, кто умел держать язык за зубами.

Я помню, как дрожали руки. Не от страха — от какого-то липкого, непривычного чувства, которое лезло в горло, мешало нормально дышать. Я выдохнул, подошёл к ней. Лена… нет, не та Лена, а другая, школьная. Светлые волосы, собранные в хвост, серые глаза, которые всегда чуть прищурены, как будто она кого-то высматривает. Она стояла, облокотившись на лавку, и лениво листала что-то в телефоне.

— Слушай… — начал я, и голос сразу предательски дрогнул. — Мне нужно тебе сказать… ну, кое-что.

Она подняла взгляд, в котором было ровно столько интереса, сколько у учителя ОБЖ на контрольной по химии.

— Я… короче… — я сглотнул, чувствуя, как ком в горле превращается в камень. — Мне ты нравишься. Очень.

Три секунды тишины. Потом — смех. Громкий, резкий, как удар перчаткой по лицу.

Я не сразу понял, что это смех не от неловкости. Она смеялась так, как смеются, когда видят что-то глупое, нелепое и совершенно несерьёзное. И тут, из-за качелей, вынырнули её подруги. У одной в руках телефон. Красная лампочка записи горела, как приговор.

— О боже, ты это сняла? — визгнула одна.
— Конечно! — вторая едва держалась от смеха. — Это просто золото!

Я стоял, не в силах двинуться. Уши горели, сердце било так, что в глазах рябило, ноги налились свинцом.

— Марк, ты серьёзно? — сквозь смех произнесла она, прижимая телефон к уху, как будто боялась пропустить ещё что-то «смешное». — Ты реально думал, что…

Я не дал ей договорить. Развернулся и ушёл, слыша за спиной визг и хохот. Но хуже всего было не это. Хуже всего — на следующий день, когда я вошёл в школу и понял, что теперь все знают. Видео разлетелось по чатам, а я… я просто перестал смотреть людям в глаза.

Воспоминание растворилось, и я снова оказался на стройке. Те же бетонные блоки, те же брошенные ящики. Но во мне уже кипело.

Я пнул ближайший набор инструментов, так что гаечные ключи и молотки разлетелись по гравию с металлическим звоном.

— И ЧТО?! — рявкнул я в пустоту, в небо, в невидимые уши этой чёртовой Системы, если они у нее, конечно, есть... — ЭТОГО НЕДОСТАТОЧНО?!

Голос эхом отразился от кранов и плит. А потом тишина… сменилась звуками шагов.

Шаги. Много шагов. Сначала они были где-то далеко, глухо отдаваясь в бетонных перекрытиях, но с каждой секундой приближались, превращаясь в мерный, тяжёлый гул, будто сама стройка ожила и пошла на меня. Я развернулся — и увидел первые силуэты.

Из-за кучи кирпича вышел первый. Шлем на нём был треснут, осколок визора болтался на ремешке, из-под него текла мутная жидкость, капая на серый бетон. Куртка строительной формы с нашивкой «ТехноГрад» была разодрана, обнажая чёрную, сыпучую, словно из пепла, плоть. За ним показались ещё двое — один с арматурой в руках, другой с крюком, как у любимого всеми школьниками персонажа Dota 2. И все они двигались одинаково: чуть согнувшись вперёд, с подрагивающими головами, как куклы на сломанной шарнирной подвеске.

Я оглянулся — и понял, что они окружили меня. Слева, справа, из-за недостроенной стены, из пролома в заборе. Десятки. Бывшие рабочие. Теперь — просто ещё один тип местной фауны.
[ОКРУЖЕНИЕ: 27 ПРОТИВНИКОВ]
[РЕКОМЕНДУЕМО: БЕГСТВО!]

- А не пошла бы ты?! – закричал я. Внутри все кипело и единственное, чего мне сейчас действительно хотелось… КРУШИТЬ! Новый навык подходил для этого просто идеально!

Мир вокруг будто на долю секунды погрузился в слоумо. Я рванул вперёд, сокращая дистанцию до ближайшего мутанта, и в последний момент, вложив всю силу в, ударил плечом под рёбра. Ударная волна разлетелась вокруг, снося ещё двоих позади него, а сам он полетел в груду металлических труб. Звон и глухой хруст — и минус один.

Не теряя темпа, я схватил с земли армантуру, которая ещё секунду назад принадлежала одному из мутантов, но, думаю, он не обидится… Ведь я ему её верну! ХОТЬ И ЗАСУНУ ПРЯМО В ГОЛОВУ! Металл врезался в висок хозяину арматуру, тот качнулся, а я уже был рядом — удар ногой в колено, хруст, и тело сложилось, как сломанный стул для летней веранды кафе.

Но их было слишком много. Справа на меня уже наступали сразу четверо. Один замахнулся острым прутом — я успел нырнуть под удар, схватил его за запястье, провернул и направил собственное оружие ему в лицо. Прут вошёл в глазницу с глухим чмоканьем. Остальные трое, не замедляясь, шли на сближение.

Я отступил к куче кирпича, схватил первый попавшийся — и запустил в того, что шёл первым. Камень врезался в челюсть, выбив последние зубы, а я, используя заминку, метнулся к бетонной стойке, где висел ремень с инструментами. Выхватил молоток. Тяжёлый, строительный, с массивной головкой.

Первый — удар в висок. Второй — в затылок. Третий попытался схватить меня за горло, но я ушёл в сторону, и его руки вцепились в воздух. Резко развернулся и вогнал молоток прямо в рот, раздаваясь мерзким, вязким звуком, когда зубы и челюсть пошли крошкой.

Слева уже приближались новые. Человек десять.
— Да что вы, блин, тут размножаетесь?! ДЕМОГРАФИЮ поднимаете?! — выдохнул я, чувствуя, как адреналин растекается по телу.

Навык перезарядился, о чем мне любезно сообщило уведомление Системы. Дубль, мать его, два! МОТОР! Влетел в середину группы, сбивая сразу троих, а четвёртому в прыжке врезал коленом в лицо. Услышал треск костей и ощутил, как меня отбрасывает назад, но устоял, ухватившись за ржавый каркас строительных лесов.

Мутанты, что были позади, кинулись вперёд, но я ухватил ближайшую доску, что болталась на креплении, вырвал её и замахнулся. Первая голова — хруст, вторая — влажный плеск. Доска треснула, но осталась цела, и я отбивался ею, как копьём, пронзая гниющую плоть и вытаскивая обратно с усилием.

Трое из них попытались взять меня в клещи — я пятился, чувствуя, как спина упирается в бетонный блок. Нужен был манёвр. В последний момент я спрыгнул в сторону, а один из них, промахнувшись, врезался прямо в выступ арматуры, насаживаясь на него с жутким чавканьем. Он ещё пару секунд дёргался, будто не верил, что всё уже закончилось, и медленно осел, хрипя и булькая.

Я выпрямился, вытирая тыльной стороной ладони пот и кровь, и вдруг заметил — чуть левее, за металлическим ограждением, у самого края площадки стояла бетономешалка. Не просто пустая бочка на колёсах, а полновесный монстр на колёсной базе с цистерной, явно гружённой свежим цементом.

И в этот момент в голове щёлкнуло. Не просто убить. Сделать это красиво. И сразу всех.

— Ну что, — прошептал я, — давайте поиграем в «загонщика».

Я сделал пару шагов назад, намеренно показывая им спину. Мутанты зашипели, ускоряясь, поднимая тучи пыли. Их было ещё много — пятнадцать? двадцать? Чёрт с ним, хватит для моего плана. Я петлял между опорами строительных лесов, обрушивая на бегу пару досок, чтобы замедлить их, но не остановить. Нужно было, чтобы вся стая шла за мной, жадно, бездумно.

Котлован показался впереди — чёрная пасть глубиной метров в пять, с торчащими из дна железными прутьями и залитыми дождевой водой лужами. Отлично. Я специально замедлился, изображая усталость, и нырнул на край котлована, остановившись у самого обрыва.

— Ну? — выкрикнул я. — Чего ждёте? ОБЕД ПОДАН!

Первые трое рванули на меня. В последний момент я использовал «Адреналиновый рывок», но в этот раз, чтобы быстро обогнуть преследующую меня стаю и нанести один, тот самый важный удар! БИНГО! Никто из мутантов не успел среагировать, а я со всей силы засадил последнему пинком прямо под зад. Они падали, не крича — только с тупым, мясным звуком удара о дно. Ударная волна сделала своё дело!

Девять. Десять. Двенадцать тел уже барахтались внизу, но я не остановился — подзывал их жестами, орал, как безумный, чтобы последние в стае рванули на меня и разделили судьбу первых. Ещё мгновение — и весь котлован был забит ими, как гниющими мешками с мясом.

Теперь — финал. Занавес!

Я метнулся к бетономешалке, сдёрнул с рычага блокировку и изо всех сил толкнул её к краю. Машина заскрипела, колёса прокрутились на пыли, но она поехала. Я разогнал её и, когда передние колёса миновали край, дёрнул клапан сброса.

Серый, густой поток вырвался с тяжёлым, влажным звуком, и полетел вниз. Мутанты взвились в панике, некоторые пытались карабкаться по стенам, но цемент шёл сплошной массой, заливая, поглощая, замуровывая их в вязкий кокон. Их движения замедлялись, рёвы превращались в приглушённые бульки, пока, наконец, в котловане не осталось ничего, кроме серой, ровной поверхности, в которой кое-где пузырился ещё живой ужас.

Я стоял, опираясь на рычаг, и смотрел, как последние пузырьки исчезают.

[ПРОТИВНИКИ УСТРАНЕНЫ: 38]
[НОВЫЙ ПАССИВНЫЙ НАВЫК: «ИНСТИНКТ ВЫЖИВАЛЬЩИКА» — повышает восприятие угроз и позволяет быстрее находить тактические преимущества в окружении]

Я выдохнул, вытирая ладонью лицо. Внутри не было ни эйфории, ни торжества — только спокойная, вязкая уверенность. Система дала мне новый инструмент, а значит, теперь у меня больше шансов пережить следующую волну.

— Ладно, — пробормотал я, глядя на ровную, залитую поверхность внизу, — посмотрим, что ты придумаешь в следующий раз.

Я отошёл от края котлована, медленно, чувствуя, как мышцы в ногах дрожат от перенапряжения. Воздух был густым от пыли и цементной крошки, оседавшей на волосы, кожу, забивавшей дыхание. Пришлось пару раз откашляться, чтобы лёгкие снова начали работать в нормальном режиме.

Вокруг — тишина. Та самая, густая, как тёплый воск, в которой даже далёкие звуки города казались вырезанными из реальности. Я сел на обломок бетонной плиты, прислонился спиной к холодной арматурине и позволил себе просто… ничего не делать.

[ИНСТИНКТ ВЫЖИВАЛЬЩИКА: АКТИВИРОВАН]
Забавно, но с активацией нового навыка я прямо физически ощущал разницу. Вроде бы всё так же: та же стройка, те же кучи мусора, тот же котлован, но теперь мой мозг, как натренированный хищник, автоматически выстраивал схемы отхода, отмечал потенциальные укрытия, запоминал места, где можно найти оружие. Ненавязчиво. На уровне фона.

— Значит, «памятные места»… — пробормотал я, уставившись на ту точку, где когда-то была школьная площадка. — Моя школа — в небытие, «место памяти» залито цементом вместе с мутантами, а чекпоинта как не было, так и нет. Отлично. Просто прекрасно.

Я прокрутил в голове последние минуты боя. Количество. Динамика. Расположение. Всё указывало на одно: стаи становятся организованнее. Эти бывшие рабочие не просто ломились вперёд, они пытались прижать меня с флангов. Если так пойдёт дальше, к четвёртому или пятому чекпоинту я получу не разрозненные группы тупых тварей, а полноценные отряды с тактикой и распределением ролей.

И ещё… Лена. Пять чекпоинтов. Пять. Я только начал, а уже вляпался в мясорубку, где каждый шаг может стать последним. Если она права, и Система выбирает точки по эмоциональной насыщенности, значит, впереди меня ждут не просто схватки. Меня ждёт весь мой личный ад, собранный по кусочкам.

Я поднялся, бросил последний взгляд на котлован. Серое, ровное зеркало цемента отражало мутное небо. Не осталось ни звука, ни запаха, ни шевеления. Казалось, что всё кончено. Но я уже знал — в этой петле ничего не кончается по-настоящему.

— Ладно, — сказал я сам себе, поправляя ремень, — ищем следующее место. И, Система… — я посмотрел в сторону пустоты, где когда-то стояла школа, — а иди ты!

Я вышел со стройки, перешагнув через проржавевший забор, и на секунду мне даже показалось, что всё закончилось. Улица встретила меня привычным мертвенным безветрием, с выцветшими афишами на стенах и редкими машинами, припаркованными так, будто владельцы ушли за хлебом… и не вернулись уже несколько лет.

Сделал пару шагов — и замер.

Гул.
Но не тот, вязкий и нарастающий, который я уже ненавидел каждой клеткой. Этот был другим. Низким. Глухим. Он не просто вибрировал в костях — он отзывался где-то в животе, как голод, как предчувствие. А через секунду гул изменился, из него прорезался рык. Нечеловеческий. Протяжный, хриплый, будто рвущий само пространство впереди.

Я сжал в руке молоток, оставшийся после боя. Металл был холодным, рукоять влажной от пота. Сердце колотилось, но не от страха — от чего-то… другого.

И вдруг понял.

Это оно. Не место — зов. Что-то внутри кричало, направляло меня вперёд, будто каждая жилка в теле знала, куда нужно идти. Я почти видел эту точку — не глазами, а каким-то внутренним зрением, как если бы невидимая нить тянулась от меня прямо туда.

— Чекпоинт… — прошептал я.

Я сделал шаг в сторону звука. Рык повторился, теперь ближе, насыщеннее, с металлическим оттенком, словно хищник скрежетал клыками о сталь. И с каждым его эхом всё внутри меня твердило одно:

Там. Следующий чекпоинт ждёт именно там.

Его губы растянулись в широкой, неестественной улыбке, обнажая слишком ровные, слишком белые зубы. Глаза блестели — не от жестокости, а от чистого, почти инфантильного восторга, как у ребенка, разрывающего крылья бабочке.

Гилен приподнял голову. Несмотря на то, что его тело все еще сковывали волны боли, голос звучал ровно, лишь слегка напряженно, будто обсуждал погоду:

— Забавно... как смертные становятся беспечными в моменты мнимого превосходства.

Он медленно перевел взгляд на Реми, и в его глазах под темными стеклами вспыхнуло что-то древнее, нечеловеческое — рубиновый отблеск, глубже самой тьмы.

— И как же они удивляются... когда их иллюзии разбиваются. Как тончайший хрусталь.

Реми слушал, не перебивая. Его улыбка на мгновение дрогнула, края губ подрагивали, будто маска дала трещину. Но тут же вернулась — еще шире, еще неестественнее, натянутая до боли.

— Ох, какая жалость... — он покачал головой, изображая сожаление, но глаза его сверкали. — Значит, будет больно.

Он с преувеличенной театральностью вздохнул, отступил от клетки и закрыл флакон, его пальцы замедлились, лаская стекло, будто прощаясь. Затем убрал флакон на полку, где тот встал в ряд с другими — стеклянными гробами для неизвестных кошмаров.

Неспешно, прошелся к другому столу, заваленному бумагами, и уселся там, склонившись над какими-то записями. Его пальцы быстро перебирали страницы, перо скрипело по пергаменту, выписывая символы, что шевелились, как живые. Время от времени он поглядывал на Гилена, но больше не произносил ни слова.

Тишину нарушал только скрип пера, царапающего бумагу. Тихий треск рунного круга, продолжающего свою работу. И ровное дыхание Гилена, не выдававшее боли.

Реми работал с бумагами четыре долгих часа, его сгорбленная фигура казалась еще более жуткой в мерцающем свете магических ламп. Перо в его тонких пальцах скрипело по пожелтевшему пергаменту, оставляя за собой следы чернил, которые иногда пульсировали слабым синим свечением. Время от времени он бросал взгляды на Гилена - не из беспокойства, а скорее как коллекционер, любующийся редким экспонатом.

Когда последняя формула была записана, он аккуратно сложил листы, его движения были почти нежными. Встав, он поправил запачканный реактивами манжет и совершил изящный поклон, как придворный перед королём:

— До завтра, дорогой гость. Надеюсь, ты не заскучаешь без меня.

Его улыбка оставалась сладкой и искренней, будто он оставлял не пленника в кольце пыток, а старого друга у камина. Только расширенные зрачки выдавали истинное возбуждение.

Когда дверь закрылась с мягким щелчком, Гилен позволил себе едва заметный вздох. Его тело, измождённое часами боли, медленно выпрямилось, суставы хрустели, но он упрямо принял позу лотоса.

Черный Шов внутри него пульсировал живой энергией, словно миллионы невидимых игл сшивали разорванную плоть и дух. Каждая капля крови, вырабатываемая Истоком, направлялась в повреждённые меридианы, восстанавливая их с методичной точностью.

Боль, которая должна была сломить, стала топливом. Каждый новый импульс круга превращался в энергию для восстановления.

«Терпение... всего немного времени до отлива...»

Его сознание погрузилось вглубь, отрешившись от жгучего света рун, от запаха горящей плоти, от давящей тишины камеры. Осталось только ждать - и готовиться. В глубине его сущности что-то шевелилось, что-то древнее и неукротимое...

Прутья клетки давили, как свинцовый саван. Воздух был густ от запаха сухой крови, пыли и чего-то металлического — возможно, ржавчины, а может, остатков чьих-то недоделанных заклинаний. В центре этого мрака, на холодном каменном полу, сидел Гилен. Скрестив ноги, словно монах в медитации, он не подавал ни единого признака дискомфорта. Лишь пальцы слегка подрагивали — не от страха, а от постоянного, назойливого жжения рун, будто выжигающих его плоть изнутри. Но он не шевелился. Даже дыхание оставалось ровным, почти незаметным, будто он и вправду спал.

Черный Шов под кожей пульсировал, как живое существо. Каждый раз, когда магия пыталась разорвать его тело на части, подкожные нити сжимались, сшивая плоть кровавыми стежками. Паук, неутомимо латающий дыры в паутине. Гилен чувствовал каждый укол, каждый рывок — будто кто-то методично водил по его внутренностям раскаленной иглой.

Исток Крови работал на пределе. Капля за каплей, сила возвращалась, но процесс был мучительно медленным, словно кто-то вычерпывал океан наперстком. Он ощущал, как энергия сочится сквозь него, как ржавая вода через треснувшую трубу.

А вокруг гудел рунный круг — низкий, монотонный гул, напоминающий перегруженный сервер. Он сканировал, анализировал, пытался разложить его душу на составляющие. Безуспешно. Гилен представлял, как древние символы пожирают сами себя в бессильной ярости, не в силах понять, что перед ними.

"Ну вот, Рубиновый, ты и попался".

Мысль прозвучала в голове с плохо скрываемой издёвкой.

"Как последний юзер, который забыл пароль от админки и теперь пялится в экран, надеясь, что система сжалится".

Пауза. В темноте за решеткой шевелились тени — демоны из соседних камер. Они, наверное, тоже когда-то считали себя неуязвимыми.

"Хотя нет. Они хотя бы дрались. А ты? Ты сам полез в пасть к Псам, да еще и инквизиторов подставил. Гениально. Теперь сидишь в этой дыре, как экспонат в музее устаревшего кода. 'Вот, смотрите, дети, — последний дурак, который думал, что может переиграть систему'".

Мысленный взгляд скользнул по столу Реми — груда склянок, потрёпанных книг, пергаментов с рунами, которые, казалось, шептались между собой. Может, там было что-то полезное...

"Ладно. Раз уж root-доступа нет, придется ковырять этот древний BIOS вручную".

Фокус снова вернулся к Черному Шву. Еще час. Еще капля силы. Еще один шаг к тому, чтобы снова стать целым.

"Интересно, они хоть понимают, что держат в клетке?"

Губы Гилена дрогнули в усмешке.

"Нет, конечно нет. Для них ты просто баг. Глюк. Ошибка в матрице, которую надо пофиксить перед следующим релизом".

Боль снова пронзила тело, но он лишь стиснул зубы.

"Ждите, сволочи. Сейчас пофикшу вас".

‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗‗

Дверь кабинета скрипнула, словно кость, вывернутая из сустава. Реми вошел с театральной небрежностью, будто переступал порог модного салона, а не камеры, пропитанной болью и отчаянием. Мерзкая улыбка не покидала его лица, а глаза блестели, как у кота, который только что загнал мышку в угол и теперь наслаждался ее последними судорогами.

Гилен не шевельнулся.

Только веки — медленно, словно через силу — приподнялись. За стеклами темных очков рубиновые зрачки сузились, холодным сканером зафиксировав Реми. Без эмоций. Без страха. Просто констатация факта: вот он, враг.

Рунный круг под ногами ноет, как перегруженный процессор, но боль уже стала фоном — монотонным гулом в крови, привычным, как собственное дыхание.

На столе у Реми аккуратно разложены инструменты. Не орудия пыток — нет, это слишком грубо. Скорее, изысканные столовые приборы для ужина, где главное блюдо — чья-то плоть.

— Доброе утро, Гилен.

Голос Реми звучал сладко, как сироп, налитый в рану. Он слегка наклонил голову, будто официант, уточняющий заказ у важного гостя.

— Выглядите... живо.

Пауза. Тишина сгустилась, стала осязаемой.

Реми наклонился ближе, его тень легла на Гилена, как пятно плесени. Улыбка треснула — на миг в ней проступил настоящий восторг, голодный и детски-жестокий.

— О, вы даже не сгнили! — прошептал он, почти с нежностью. — Какой восхитительный экземпляр.

Гилен не моргнул.

— Принеси завтрак. — его голос был хриплым, но тон — ровным, командирским, будто он отдавал приказы, а не сидел в клетке. — И чай.

Реми замер. Затем — разразился смехом. Звонким, как бьющееся стекло, и таким же острым. Он даже схватился за живот, будто это была самая смешная шутка на свете.

— Ха! — выдохнул он, вытирая несуществующую слезу. — Вы нуждаетесь в пище? Но ведь твари Тьмы питаются тьмой, разве нет?

Он ловко перевернул в пальцах тонкий серебряный стилет, будто проверяя его баланс.

— Или... вы недоговариваете?

Гилен медленно приподнял голову.

Стекло очков бликнуло, скрыв глаза — лишь на миг.

— Я познакомлю тебя с Тьмой, Реми.

Пауза. В кабинете резко похолодало.

— Обещаю, тебе не понравится.

Тишина в камере была густой, тягучей, словно застоявшийся воздух в склепе. Реми сделал театральную паузу, поднял руку и щелкнул пальцами.

Рунный круг под Гиленом затих — жгучая боль отступила, словно волна перед отливом. Но Гилен не вздрогнул. Не моргнул. Даже дыхание его осталось ровным, будто его не перестали жечь заживо, а просто сменили декорации.

Реми устроился напротив, изящно скрестив ноги. Блокнот лег на колени, перо замерло над страницей — на мгновение. Потом застучало. Методично. Как метроном, отсчитывающий секунды до чьего-то срыва.

В кабинете запахло лавандой — навязчиво-сладкой, приторной. Но под ней сквозило железо. Где-то на полке, в углу, засохли старые пятна крови, и теперь этот запах пробивался сквозь духи, как напоминание.

Гилен чувствовал, как Черный Шов тут же оживился — нити под кожей зашевелились быстрее, затягивая раны, восстанавливая плоть. Но внешне он оставался неподвижным. Как статуя. Как мертвец, который просто еще не упал.

Кабинет тонул в полумраке, лишь тусклый свет дрожащих свечей отбрасывал неровные тени на стены. Реми лениво развалился в кресле напротив, перелистывая страницы блокнота с преувеличенной небрежностью. Его перо постукивало по бумаге — легкий, почти музыкальный звук, так контрастирующий с мрачной атмосферой подземелья.

— Ах, как приятно наконец-то побеседовать без лишнего... фона, — протянул он, бросая взгляд в сторону, где за толстыми стенами слышался приглушенный вой демонов. — Вы даже не представляете, как надоедает этот шум. Но вы...

Его глаза скользнули по неподвижной фигуре Гилена.

— Совсем другое дело. Тихий. Вежливый.

Улыбка растянулась, обнажив слишком белые зубы.

— Почти как человек.

Гилен не ответил. Он сидел, скованный невидимыми нитями магии, его дыхание было ровным — слишком ровным для пленника, которого только что вытащили из рунного круга.

Реми наклонился вперед, упершись локтями в колени. Блокнот прижался к груди, как любимая игрушка.

— Ну же, Гилен. Вам ведь не нравилось в круге? Признайтесь.

Перо замерло в воздухе, готовое записать каждую микрореакцию.

— Это не стыдно — даже высшие вампиры скулят, когда их жжёт Свет.

Пауза.

— А вы... даже не пошевелились. Интересно.

Гилен медленно поднял голову. Стекло очков сверкнуло в полумраке, на миг отразив пламя свечи — два кровавых блика в черной пустоте.

— Ты ошибся.

Реми приподнял брови, изображая наивное любопытство.

— О?

— Мне не "не нравилось", — голос Гилена был спокоен, почти ленив. — Мне было скучно.

Перо в пальцах Реми замерло.

Всего на секунду.

Потом он тихо рассмеялся, но его глаза оставались холодными, как лезвие ножа перед ударом.

— Скучно.

Блокнот с легким шорохом опустился на стол.

— Ну что ж... Тогда давайте развлечёмся.

Он потянулся к ящику стола, доставая оттуда тонкий серебряный стилет. Металл сверкнул в дрожащем свете, когда Реми начал вертеть его между пальцами — ловко, с привычной грацией фехтовальщика.

— Вы знаете, что происходит с тварями Тьмы, когда им в сердце вводят освящённое серебро?

Гилен не дрогнул.

— Они умирают.

Пауза.

— Но ты не сделаешь этого.

Реми игриво подбросил стилет в воздух, поймал его за рукоять.

— А почему, собственно, нет?

Гилен слегка наклонил голову.

— Потому что ты не хочешь меня убить.

Его голос стал тише, но в нем появилась сталь.

— Ты хочешь, чтобы я боялся.

Пауза.

— А я... не боюсь.

Тишина.

Где-то за спиной Реми треснула свеча.

Внезапно инквизитор откинулся назад, разразившись смехом — слишком громким, слишком резким для этой могильной тишины.

— О, вы просто восхитительны!

Стилет со звоном упал на стол.

Реми встал, поправил манжеты с изящной небрежностью и подошел к полке. Его пальцы скользнули по ряду склянок, прежде чем остановились на одной — с мутной, переливающейся жидкостью.

— Давайте попробуем иначе.

Он повернулся, держа склянку между пальцами, как сомелье, демонстрирующее редкое вино.

— Знаете, что это?

Гилен взглянул на сосуд с абсолютным равнодушием.

— Яд. Или зелье правды. Или просто вода — ты любишь театральность.

Реми широко улыбнулся.

— И то, и другое, и третье.

Он приблизился к прутьям решетки из Света, опустив голос до конспиративного шепота:

— Но главное — оно покажет мне, что скрывается за этими...

Его палец медленно протянулся, указывая на черные круглые очки.

Гилен наконец повернул голову, напрямую глядя на следователя. Стекло по-прежнему скрывало его глаза, но уголок рта едва заметно дрогнул.

Когда он заговорил, его шепот был едва слышен, но каждое слово падало, как капля яда:

— Ты уверен, что хочешь это увидеть?

Улыбка Реми дрогнула. Всего на мгновение. Но это было достаточно.

Воздух внезапно наполнился едким ароматом ладана и чем-то горьким — как пережжённый сахар и пепел. Реми встряхнул склянку, и мутно-золотистая жидкость внутри заиграла густыми бликами. Его пальцы слегка дрожали — не от страха, нет, от предвкушения. Он уже видел, как кожа пленника задымится, как его ледяное спокойствие наконец расколется криком.

Гилен наблюдал. Не шевелясь.

Первая капля упала на его рукав, оставив тёмное пятно. Только тогда он медленно поднял бровь. Реми широко улыбнулся — слишком широко, неестественно, будто маска растянулась до предела.

— Ну что, "неуязвимый"? — его голос звенел искусственной веселостью. — Давайте посмотрим, как вы переносите святую воду, усиленную пеплом феникса!

Он резко брызнул зельем прямо в лицо Гилену. Жидкость стекала по его щекам, капала на грудь, пропитывая ткань.

Ни дыма. Ни шипения. Ни намёка на боль. Только мокрые пятна, медленно расползающиеся по одежде. Гилен медленно вытер щёку тыльной стороной ладони, осмотрел испорченный рукав.

— Ты deadlock’нутый, что ли?

Пауза. Реми застыл. Его улыбка оцепенела, словно превратилась в гипсовую маску.

— ...Что? — он прошептал, и в его голосе впервые дрогнули нотки чего-то, что не было ни злостью, ни игрой.

Гилен равнодушно продолжил:

— Ну знаешь, когда процесс зависает, потому что ждёт освобождения ресурса, которое никогда не произойдёт?

Он показал на пустую склянку.

— Так вот, это ты.

Звон разбитого стекла взорвал тишину. Реми швырнул склянку на пол — она разлетелась о каменные плиты, осколки рассыпались, как последние ошмётки его самообладания.

— ПОЧЕМУ?! — его крик прорвался, резкий, почти истеричный. — Это зелье выжигает плоть демонов за секунды! Почему ты не горишь?!

Гилен спокойно наклонил голову:

— Может, потому что ты перепутал склянки?

Пауза.

— Или потому что твои "святые" ингредиенты — просто дорогая подделка?

Лицо Реми исказилось.

— Ты... ты...

Гилен прервал, тонким, лекторским тоном:

— Ладно, раз уж ты так любишь аналогии...

Он сделал паузу, словно давая собеседнику время осознать неизбежность.

— Ты как бесконечный цикл в коде, который даже не понимает, что у него условие выхода недостижимо.

Реми резко схватил со стола серебряный кинжал — но замер на полпути. Его пальцы сжали рукоять до побеления костяшек.

Дыхание сбивалось, неровное, как у загнанного зверя. Он осознавал. Осознавал, что теряет лицо. Осознавал, что игра уже не по его правилам.

А Гилен молчал. И в этой тишине звучало больше, чем любые крики.

Собственное сердце бьётся в висках Реми тяжёлыми, глухими ударами, словно молот по наковальне. Идеально подпиленные ногти впиваются в ладонь, оставляя кровавые полумесяцы. Всё, что он может предложить – очередной круг пыток, но даже этот последний козырь рассыпается как пепел между пальцев.

Гилен сидит в позе лотоса, спина прямая, подбородок приподнят – будто на аристократическом приёме, а не в камере пыток. Его пальцы лениво отстукивают ритм по колену – счётчик потраченного впустую времени.

— Последний вопрос.

Голос Реми сдавлен, будто пропущен через тряпичный фильтр.

— Кто. Ты. На самом деле.

Хруст – перо ломается в его пальцах, чернила стекают по запястью тёмными ручейками.

— Ни один вампир не выдерживает Святого зелья. Ни один демон не игнорирует рунный круг. Так что ты за...

Гилен перебивает, монотонно, словно зачитывает техническую документацию:

— Ты либо буферизованный идиот, либо типичный невалидный хеш.

Реми моргает. Его брови медленно ползут вверх, рот приоткрывается. На секунду он выглядит точно студент-первокурсник, проваливший базовый экзамен по магической теории.

— ...Что? – звучит осторожно, почти неуверенно.

Гилен вздыхает, как взрослый, вынужденный объяснять очевидное ребёнку:

— Завтрак. Я всё ещё жду.

Тишина. Потом – резкий, истеричный хохот. Реми хватается за край стола, его плечи дёргаются в конвульсивном смехе. Звук трескается, переходит в надрывный кашель, затем – в шёпот, едва различимый в полумраке:

— О, конечно! Распоряжусь...

Он встаёт, поправляет манжеты с преувеличенной аккуратностью.

— ...чтобы вам принесли помои. Свежие.

Шаги эхом отдаются по каменному полу. У двери он останавливается, не оборачиваясь:

— А рунный круг...

Щелчок пальцев – символы вспыхивают кроваво-алым, заливая камеру неестественным светом.

— ...я отключу, когда вам надоест молчать.

Дверь захлопывается с глухим ударом, словно гробовая крышка.

Гилен остаётся один. Где-то за стенами воет демон – долгий, тоскливый звук, будто ветер в печной трубе. Где-то капает вода – метроном в этой мрачной симфонии. А он...

...считает секунды до отлива. Капля. Удар сердца. Тень на стене. Ожидание.

Интерлюдия: "Маска и Перо"

Чёрные базальтовые стены Башни поглощают звуки, как прожорливая утроба. Лишь эхо далёких голосов пробивается сквозь каменную плоть, теряясь в лабиринтах коридоров. Сводчатые потолки украшены руническими фресками — они мерцают в свете магических бра, холодном и безжизненном, как льды Аргентайна.

Реми идёт, и его тень — верный спутник — то вытягивается в бесконечную полосу, то сжимается до размеров ребёнка между островками факельного света. Улыбка. Всегда улыбка. Отполированная до блеска, как доспехи на параде.

«Сколько раз ты повторял этот путь?» — шепчет внутренний голос. «Сколько раз эти стены видели тебя таким — безупречным, нерушимым?»

Братья Ордена проходят мимо, их мантии шуршат по камню, словно стая нетопырей.

— Перо режет правду, — звучит хором, и пальцы в унисон касаются записных книжек — их библии, их оружия.

— Лёд не лжёт, — бросает Реми, не замедляя шага. Формальность. Пустой ритуал.

Лестница в библиотеку узка, как лезвие ножа. Его пальцы скользят по перилам из чёрного дерева — гладким от тысяч таких же прикосновений.

«Сколько здесь было тех, кто так же шёл за знаниями? И сколько из них нашли то, что искали?»

Библиотека встречает его тишиной, тяжёлой, как покрывало. Воздух пропитан запахом старого пергамента и чего-то ещё — горького, как полынь. Послушник, худой, с синяками под глазами (слишком много ночей без сна), вздрагивает при его появлении.

— Мастер Сайлос де Сильва здесь? — голос Реми сладок, как испорченный мёд.

— Он... ушёл в город, мастер, — бормочет юноша, взгляд прикован к полу.

— Как не вовремя, — улыбается Реми, но глаза остаются мёртвыми, как стеклянные бусины.

Отдел монстрологии. Пыль. Тишина. Книги, запертые в железные клетки — на всякий случай.

«Как будто бумага может укусить».

Его пальцы скользят по корешкам:

— «Трактат о нежити» — переплёт шершавый, грубый. Человеческая кожа всегда такая.

— «Кровь и руны» — запах меди, въевшийся в страницы.

— «Ересь бездны» — книга шевелится под пальцами, словно живая. Он улыбается — по-настоящему, впервые за день.

Трапезная. Тепло. Шум. Запах жареного мяса и пряностей — острый, как напоминание о том, что он ещё человек.

Он выбирает угол — тёмный, укромный. Блюдо перед ним — жареный фазан в гранатовом соусе, картофель по-аргентайнски (тонкие ломтики, розмарин, чеснок — всё как положено). Вино — густое, тёмное, как кровь из вены.

Он ест медленно, листая страницы. Время от времени его губы растягиваются в улыбку — не той, что для мира, а другой. Настоящей.

«Голодной».

Вилочка звякает о тарелку. Где-то за спиной смеются. Он отрезает ещё кусочек мяса — аккуратно, методично.

«Сколько времени осталось до того, как ты перестанешь притворяться?» — спрашивает внутренний голос.

Он отпивает вина. Не отвечает.

Продолжение следует...

Если хочется узнать, что будет дальше, книга полностью доступна на АТ/ Загляните, обещаю, вам понравится! А если не понравится, уделите ей хотя бы какое-то время и добавьте в библиотеку. Скажу заранее, что это не боярка и не гаремник. Спасибо, что читаете!)

— Порождение Тьмы, выловленное в Горле, — произнес он, и каждое слово падало, как камень в воду. — Не обманывайтесь его видом — эти твари умеют маскироваться под кого угодно. Даже под детей.

Старшая стражница прищурилась, изучая Гилена. Ее пальцы непроизвольно сжали рукоять меча, кожаные перчатки затрещали от напряжения.

— Спасибо за предупреждение, ваше преподобие, — наконец сказала она, делая шаг назад. Ее латы скрипнули, будто вздохнув с облегчением.

Гилен поднял глаза. На мгновение их взгляды встретились — рубиновые зрачки против выцветших голубых. Его губы дрогнули в едва уловимой улыбке, прежде чем он снова опустил веки, возвращаясь к медитации.

«Запомни меня хорошенько», — промелькнуло у него в голове, пока клетка проплывала через ворота. — «Мы ещё встретимся».

Как только процессия пересекла границу Верхнего квартала, воздух изменился — будто перевернули страницу в книге, перейдя от грязного черновика к золочёному фолианту.

Тепло. Не тот удушливый, гнилостный холод Нижнего города, а ласковое тепло, словно ранней весной. На фонарных столбах мерцали руны климата — сложные, изящные узоры, отгоняющие холод и сырость, будто сама природа здесь подчинялась другим законам.

Ароматы. Цветущие сады, чьи лепестки падали на вымощенные белым камнем дороги. Дорогие благовония, струящиеся из окон богатых домов. Свежий хлеб из пекарен, где пекли не на продажу, а для удовольствия. Ничего общего с вонью немытых тел и гниющих отбросов, что царили внизу.

Люди. Сытые, ухоженные, в богатых одеждах из шелка и бархата. Они улыбались, кивали инквизиторам, но в глазах читалось лёгкое напряжение — никто не хотел задерживать взгляд на клетке. Дети в чистых платьях и камзолах притихали, увидев процессию, а их няньки поспешно уводили их подальше.

Гилен хмыкнул, наблюдая за этим контрастом.

«Как же вы предсказуемы, смертные», — подумал он, глядя на сверкающие витражи и вычурные фонтаны. — «Боги тоже любили позолоту, власть и иллюзию порядка. И так же слепо верили, что это навсегда».

Сайлос, заметив его реакцию, неверно истолковал её.

«Он удивлен», — решил инквизитор, сжав рукоять меча. — «Возможно, никогда не видел Верхний квартал... Или не ожидал, что у нас есть такая сила».

Он не знал, что Гилен видел миры, где дворцы парили в облаках, а боги пировали, пока реальность горела у них под ногами.

И вот она — Чёрная Башня. Материал — Чёрный мрамор, впитавший тьму веков. Казалось, он поглощает свет, а не отражает его, и даже в полдень его стены оставались холодными и безжизненными.

Руны. Они покрывали стены густой паутиной — древние, мощные, мерцающие кровавым оттенком при определённом угле зрения. Каждый символ дышал магией, и воздух вокруг них вибрировал от скрытого напряжения.

Стража. У входа стояли двое инквизиторов в полных доспехах — их шлемы скрывали лица, но энергия, исходящая от них, говорила яснее любых слов: «Здесь нет пощады».

Процессия замедлила шаг, подходя к вратам Башни.

Стальные алебарды со звоном скрестились перед процессией. Доспехи стражников мерцали тусклым свинцовым блеском, а голоса прозвучали механически синхронно, будто из одной глотки:

— Перо режет правду.

Инквизиторы ответили хором, их слова отдались эхом по чёрному мрамору:

— Лёд не лжёт.

Клетка с Гиленом вспыхнула ослепительно, и мощное заклинание подхватило её, плавно перенеся через порог. Световые прутья отбрасывали дрожащие тени на стены, будто живые щупальца.

Внутри Башни царила мрачная величественность: стены из чёрного камня, испещрённые мерцающими рунами, пульсировали тусклым багровым светом. Казалось, сама кладка дышит древней силой; пол — полированный мрамор с инкрустированными серебряными линиями, образующими защитные круги. При каждом шаге по ним расходились голубые искры; освещение — холодные голубые огни в нишах, отбрасывающие длинные, неестественно изогнутые тени.

Никакой показной роскоши — только аскетичная мощь, подчёркивающая, что здесь правят не люди, а принципы.

Бернан тяжко вздохнул, скинув капюшон. Его лицо, покрытое шрамами, исказилось в гримасе облегчения:

— Наконец-то. Я ожидал, что эта тварь устроит нам ад на пути сюда... — Он ощупал свой меч, будто проверяя, на месте ли он. — Видимо, клетка всё же лишила его сил.

Несколько инквизиторов кивнули, кто-то поспешно наложил на себя священный символ, шепча благодарность богам.

Гилен, осматривая зал сквозь тёмные очки, лениво бросил:

— Причина была в другом. Но вы узнаете её... позже.

Энтони не выдержал, его голос дрогнул, нарушая торжественную тишину:

— Почему он не бьётся в клетке, как другие? Почему он ведёт себя так... будто Свет ему не причиняет боли?

Луиза ответила прежде, чем старшие успели его заставить замолчать. Её пальцы сомкнулись на древнем фолианте у пояса:

— Тьма удивительна в своём обмане. Она может притворяться чем угодно — даже безобидной. Даже... разумной.

Гилен усмехнулся, его голос звучал почти тепло, если бы не лёгкий ядовитый оттенок:

— Ни одна стихия не обманывает. В этом нет смысла. Огонь горит, вода течёт, Тьма... поглощает, прячет. Всё просто. — Он наклонился вперед, и его очки блеснули в голубом свете. — А вот смертные — те да, мастера строить хрупкие иллюзии, которые рушатся под тяжестью их же ожиданий.

Он посмотрел прямо на Энтони, и его следующие слова упали, как капли яда:

— Коварство? Да, оно знакомо богам. Но Вечные... это те, кто не любит ложь.

Слово "Вечные" повисло в воздухе, заставив инквизиторов замереть. Даже факелы, казалось, потускнели на мгновение.

— Вечные...? — кто-то пробормотал, и эхо разнесло этот шёпот по залу.

Гилен пожал плечами, его голос звучал почти небрежно, но каждый слог был отточен, как лезвие:

— Спросите у своих богов. Если осмелитесь.

Джереми провёл ладонью по гладкому, словно отполированному лицу — жест, ставший уже механическим за долгие годы. Его пальцы дрогнули едва заметно, когда он устало вздохнул, и этот вздох прозвучал как шелест страниц в древней библиотеке:

— Доставить пленника в подвал. На третий уровень.

Голос его был сух и безжизнен, будто скрип пергамента, который вот-вот рассыплется в прах.

Сайлос шагнул вперёд, его сапоги глухо стукнули по мрамору, нарушая звенящую тишину:

— Я тоже спущусь.

Луиза слегка наклонила голову, её тёмные волны волос скользнули по плечам, как тени:

— И я.

Голос её был ровным, как поверхность озера перед бурей, но пальцы слегка сжали край плаща — бессознательный жест, выдававший напряжение.

Бернан обернулся к Энтони и Джен, его массивная тень накрыла их, словно предупреждение. Он поднял руку, указывая грубым, покрытым шрамами пальцем в сторону коридора:

— Вы двое — в храм. Читайте священные тексты. — Его голос прогрохотал, как обвал камней. — Через два часа у вас послушание в трапезной. Чистить котлы. До блеска.

Затем он обратился к остальным, его глаза сузились, словно высматривая слабину:

— Позовите мастера Реми. — Пауза. — Скажите... допрос будет особым.

Последнее слово он произнёс с мрачным ударением, и эхо разнесло его по залу, будто сама Башня вздохнула в предвкушении.

Гилен наблюдал за ними из-за тёмных стёкол, его губы искривились в гримасе самоиронии:

«Жёваный баг! — не успел достаточно усилить Кровавый туман».

Он мысленно представил, как мог бы на секунду стать неосязаемым, просочиться сквозь прутья...

«Буквально одна проклятая секунда!» — внутренний голос злился, но злость была приправлена горькой усмешкой. — «Ну конечно, мне непременно нужно было выбрать другие меридианы! "О, нет, Черный шов гораздо важней!" Теперь могу лишь наслаждаться видами. И даже кстати — именно тогда, когда эти фанатики устроили экскурсию по своим мрачным подвалам».

Его внутренний голос закатил ироничные глаза, словно разговаривал сам с собой:

«Отличный план, "Вечный". Сидеть в клетке, ждать, когда начнут пытать — просто гениально!»

Он вздохнул, но вздох его превратился в тихий смешок.

— Ну что ж… Раз уж попал в ловушку — сделаю её интересной.

Скрип древних механизмов разорвал тишину, когда платформа начала своё погружение. Глухой скрежет камня по камню, вибрация под ногами, мерцание рун активации — всё сливалось в жутковатую симфонию, словно сама Башня стонала под их тяжестью. Лифт опускался медленно, будто нехотя, оставляя за собой шлейф холодного пара. Тени скользили по стенам, искривляясь и растягиваясь, как живые существа.

Когда лифт остановился, их встретил воздух — тяжёлый, густой, пропитанный запахами, от которых сводило желудок. Запах горячего металла исходил от раскалённых докрасна цепей, шипящих от капель пота, падающих с тел пленников. Вязкий аромат гниющей плоти витал в дальних углах, где даже тени боялись задерживаться. Резкие ноты серы и озона исходили от магических ловушек, потрескивающих разрядами энергии, готовых взорваться при малейшей провокации.

Стены здесь были покрыты рунами сдерживания, мерцающими кровавым светом. Казалось, они пульсируют в такт чьему-то замедленному сердцебиению, наполняя коридор тревожным багровым свечением.

По обеим сторонам тянулись клетки — каждая представляла собой уникальное творение магического искусства и одновременно воплощение кошмара.

Клетки из синего пламени плясали холодными языками, внутри которых бились демоны Бездны. Их кожа, покрытая трещинами, сочилась лавой, а яростные рыки растворялись в огне, не долетая до слуха.

Висячие цепи с шипами сковывали тени Повелителей Ужаса — бестелесные существа, чьи крики звучали как скрежет стекла по душе. Каждые несколько минут цепи сжимались, вырывая новые вопли, которые эхом разносились по коридору.

Сферы из чёрного стекла заключали в себе высших вампиров. Их измождённые тела были прижаты к стенкам невидимой силой, и только глаза — горящие, полные ненависти — следили за каждым движением инквизиторов.

Каменные саркофаги с руническими печатями хранили полуразумных чудовищ — гибридов плоти и магии. Из щелей доносились хрипы, шёпоты и стоны, сливающиеся в жутковатую молитву о смерти.

Сайлос шёл ровным шагом, его лицо оставалось бесстрастным — он видел эти ужасы слишком много раз, чтобы они могли его тронуть. Луиза слегка прикусила губу, но её взгляд сохранял ледяную отстранённость, будто она наблюдала за всем через толстое стекло. Джереми провёл пальцами по ближайшей руне, оценивая её силу, его глаза методично изучали каждую деталь этого места.

Гилен окинул взглядом ловушки, отмечая про себя каждую слабость. Цепи были перегружены — металл трещал под напряжением, готовый разорваться в любой момент. Сферы пульсировали неровно, их магия теряла стабильность. Печати на саркофагах уже трещали по швам, их сила постепенно иссякала.

Его взгляд задержался на вампирах, заточённых в стеклянных тюрьмах.

"Интересно, они тоже считали себя бессмертными, пока не оказались здесь?"

В конце тёмного прохода возвышалась массивная металлическая дверь с огромным глазом в центре. Джереми приложил ладонь к холодной поверхности, и глаз медленно открылся, осматривая их безжизненным взглядом.

— Готовьтесь, — произнёс он, и его голос звучал как предсмертный шёпот. — Мастер Реми не любит ждать.

Тень от двери протянулась к ним, словно приглашая войти в самое сердце тьмы.

И всё же, несмотря на хаос и ужас, витавший здесь, ощущалось нечто зловещее и чуждое: словно само пространство искажалось вокруг клеток, подчиняясь таинственным силам, скрытым от глаз смертных...

Эти разнообразные порождения мрака, рожденные древней магией и ненавистью, были заточены здесь, на третьем уровне Черной Башни, скрытые от посторонних глаз, создавали неповторимую картину ужаса и опасности, достойную самого Темного Лорда.

Внезапно один из высших вампиров — тот, что был заперт в черной сфере — засмеялся. Его смех был хриплым, словно ржавые петли скрипели в такт, и он разносился по каменным стенам подземелья, заставляя даже демонов замолчать на мгновение.

— Среди всех глупых вещей, на что были способны эти жалкие черви... — его голос звучал как шелест сухих листьев под сапогом, — ...притащить ЭТО сюда — это новый рекорд.

Демоны Бездны зарычали, некоторые зашипели, будто поняли намёк. Тени Повелителей Ужаса забились в своих цепях, их вопли стали ещё пронзительнее, словно сама тьма содрогалась от осознания. Другие вампиры засмеялись — одни злорадно, другие — с оттенком страха, как будто уже видели, чем это закончится.

Один из младших братьев, сжимая посох так, что костяшки побелели, шагнул вперёд:

— Вы... узнали его?

Вампир лишь закатил глаза и замолчал, его губы растянулись в усмешке, полной древней ненависти. В этот момент дверь с глазом открылась с тихим скрипом, будто сам камень не хотел пропускать их дальше.

На пороге стоял мастер Реми:

Низкого роста, сухопарый, будто его плоть высохла от десятилетий пыток и экспериментов. Его лицо было изрезано морщинами, но на нём застыла улыбка — широкая, неестественная, как у куклы, которую слишком сильно натянули нитки. Глаза светились неестественным жёлтым блеском, будто за ними горел далёкий адский огонь.

— Ах, братья! Сестра! — его голос звучал слишком радостно для этого места. — Как я рад вас видеть! И... о!

Его взгляд упал на клетку с Гиленом, и его улыбка стала ещё шире, обнажая ряд слишком ровных, слишком белых зубов.

— Вы принесли мне гостя! Входите, входите!

Внутри просторного кабинета царил хаотичный порядок:

Алхимические приборы — реторты, тигли, дистилляторы — мерцали остатками зелий, некоторые пузырились, будто живые. Полки ломились от фолиантов в кожаном переплёте, некоторые шевелились, будто что-то пыталось вырваться из-под обложек. В углу был вычерчен рунный круг — сложный, многослойный, явно готовый для "особого гостя".

Мастер Реми провёл рукой по ближайшей полке, его пальцы дрожали от возбуждения, оставляя следы на запылённых корешках книг.

— Ну что, дорогой... — он наклонился к клетке, его глаза сузились в лицемерном подобии дружелюбия. — Давай познакомимся поближе?

Реми весело махнул рукой в сторону двери, его движения были резкими, словно марионетка на невидимых нитях:

— Братья, сестра — прошу, оставьте нас. Допрос требует... конфиденциальности.

Его голос звучал слишком сладко, как перезревший плод, готовый вот-вот лопнуть. Когда последний инквизитор вышел, дверь захлопнулась с глухим стуком, словно гробовая крышка, отрезая последний луч надежды.

Реми подошел к рунному кругу, его длинные пальцы с желтыми ногтями провели по символам, бормоча заклинание активации. Его губы шевелились быстро, как у молящегося фанатика:

— Активация транспорта... да, да, всё в порядке...

Клетка с Гиленом вспыхнула и плавно переместилась в центр круга, световые прутья зашипели, соприкасаясь с древними рунами.

Гилен огляделся, его глаза за очками скользили по каждой детали комнаты:

— Как мило. А с сокамерниками мне удастся познакомиться? Или сразу к делу?

Реми не ответил. Он уже копался в бумагах на столе, его руки лихорадочно листали книгу с пожелтевшими страницами, что-то бормоча себе под нос. Слюна блестела в уголках его неестественно растянутых губ.

Гилен коротко взглянул на рунный круг.

Он увидел код, написанный на древнем языке, что даже боги побоялись бы вспоминать, боясь позора:

FUNCTION Containment_Circle:
IF (entity.type == "Chaos") THEN
CONTAIN(entity)
DRAIN(power)
ELSEIF (entity.type == "Unknown") THEN
ANALYZE(soul_structure)
ERROR: UNKNOWN_COMMAND
ENDIF
ENDIF
LOOP_UNTIL (command == "release")
// ОШИБКА: Бесконечный цикл без выхода
END

Он поднял взгляд на Реми, его голос звучал спокойно, но с лёгким оттенком насмешки:

— Кто создал этот... шедевр? Где логика — в безумии или в стабильности? Или автор просто надеялся, что никто не заметит дыры в коде?

Реми на секунду отвлекся, его жёлтые глаза сверкнули в полумраке. Улыбка не исчезла, но стала... напряжённой, как маска, которая вот-вот треснет.

— О-о, умный пленник... — пробормотал он, затем вернулся к книге, листая страницы быстрее, словно пытаясь найти ответ, который уже ускользал.

Гилен закрыл глаза, отсекая внешний мир. Внутри него бурлила кровь — не просто физиологическая жидкость, а концентрированная сила, которую вырабатывал его Исток Крови, впитавшая страхи и ярость поверженных врагов. Каждая капля пульсировала скрытой энергией, готовая взорваться в любой момент.

«Нужно успеть до отлива...»

Его мысли текли чётко, словно отточенные клинки, отсекая всё лишнее, оставляя лишь холодный расчет:

«Если этот алхимик-психопат активирует круг — будет больно. Очень больно. Но не смертельно. А вот если я не успею связаться с Белегорном до смены прилива...»

Он мысленно представил Морского Короля — того самого, кто когда-то был Героем, а теперь правил Берегом Мёртвых Приливов.

«Он единственный, кто знает, где искать ответы. Да и вообще, он может ответить на вопросы об этом мире. А без него...» — Гилен усмехнулся про себя. «Можно поговорить и с пленниками, только они скорее будут заняты местью. А мне нужны факты, а не крики».

Кровавый Туман внутри него зашевелился, принимая силу, что текла тонким ручейком от Истока Крови. Он ощущал, как тьма сгущается, как тени становятся гуще, готовые вырваться по первому зову.

Тем временем Реми метался вокруг своего алхимического стола — весь дрожал от возбуждения, каждое движение было стремительным и выверенным до последней капли точности, словно часы, настроенные сумасшедшим мастером столетие назад.

Склянки, выстроившиеся рядами перед ним, наполнялись таинственными сумеречными жидкостями, едва заметная пульсация заставляла содержимое мигать в такт невнятному бормотанию хозяина, подобно тёмной душе, жаждущей вырваться наружу.

Порошки текли через пальцы, соприкасаясь друг с другом, превращались в ослепительные вспышки синего огня, озаряя пространство дьявольской усмешкой на лице мастера, который становился ещё гротескней и зловещей с каждой секундой, словно чьё-то невидимое прикосновение вытягивало эту ужасную ухмылку, делая её почти нечеловеческой.

Время от времени взгляд его мечущегося взора останавливался на Гилене, после каждого такого взгляда уголки губ расползались ещё шире, будто чья-то рука внутри натягивала губы ремня безумия, готовая вот-вот разорвать ткань реальности своей страшной издевательской кривизной.

— Скоро, скоро, мой дорогой... — прошипел он, его голос звучал как скрежет ножа по стеклу. — Мы с тобой поговорим...

Реми подошёл к клетке, его тень, длинная и изломанная, легла на пол, словно живое существо. Пальцы с длинными, желтоватыми ногтями протянулись к рунам на полу, скользя по ним с отвратительной нежностью, будто лаская давно желанную добычу.

— Ну что, дорогой... Давай начнём?

Его улыбка растянулась до ушей, обнажая слишком ровные, слишком белые зубы, будто вставленные в рот чужеродным существом. Глаза сверкали нездоровым азартом, жёлтые, как гной, зрачки сузились, стали словно у кошки, играющей с мышью.

Он произнёс заклинание — и рунный круг вспыхнул, заливая комнату багровым светом, от которого закипала кровь в жилах.

Гилен вздрогнул.

Ощущение было как будто его тело пронзили тысячей раскалённых игл, каждая из которых вонзалась в нервы, в кости, в саму душу. Кровь в его жилах вскипела, пузырясь под кожей, оставляя ожоги изнутри. Меридианы сжались, как проволока под напряжением, готовая лопнуть в любой момент.

Даже Исток Крови на секунду замер, словно поражённый, будто сама тьма в нём отшатнулась от этой боли.

Реми засмеялся — на этот раз искренне, с детским восторгом, будто мальчишка, впервые раздавивший жука.

— О-о, чувствуешь? Это только начало! — завизжал он, его голос дрожал от возбуждения, слюна брызгала из уголков рта.

Он присел на корточки перед клеткой, его колени хрустнули, как сухие ветки. Глаза сверлили Гилена, впитывая каждую гримасу боли, каждый микродвижение мышц.

— Так кто ты, милашка? Откуда пришёл? Кто тебя послал?

Каждое слово он протягивал, наслаждаясь звуком собственного голоса, будто смакуя каждый слог. Его дыхание стало чаще, горячее, влажное от предвкушения.

— Ты говорил с демонами? С богами? Или... может, с кем-то ещё?

Его пальцы постукивали по колену в нетерпеливом ритме, ногти царапали ткань штанов, оставляя мелкие дыры.

— Не молчи! Это только усилит боль! — прошипел он, его лицо исказилось в гримасе, напоминающей восторг маньяка, увидевшего свою жертву беззащитной.

Гилен приподнял голову, его голос звучал хрипло, но без тени страха — только ледяное обещание, прорезающее боль:

— Я... не стану тебя убивать.

Его губы искривились в подобие улыбки, несмотря на то, что кожа трескалась от боли, обнажая на мгновение рубиновый блеск под ней.

— Я выберу самую отвратительную тварь из всех, что пируют на страхе. И... позволю ей напиться твоих эмоций. До последней капли.

Реми рассмеялся, его глаза блестели от восторга, как у ребёнка, которому подарили новую игрушку для пыток.

— О-о, как оригинально! — он захлопал в ладоши, его длинные ногти цокнули друг о друга, как кости. — Знаешь, все они говорят что-то подобное. Демоны, вампиры, даже те полубоги, что мы ловили... Все обещали. А потом...

Он наклонился ближе, его дыхание пахло гнилыми зубами и кислым потом.

— "...сломались.

Щелчок пальцев — и круг сжался ещё сильнее, багровые лучи впились в Гилена, вырывая тихий хрип из его горла.

— Так кто ты? Настоящее имя. Или продолжим играть?

Гилен сосредоточился, игнорируя боль, игнорируя насмешки.

Чёрный Шов — меридиан, отвечающий за восстановление, — запульсировал внутри него, кровавые нити в его теле уплотнились, сшивая повреждённую плоть.

"Ещё... ещё..."

Он чувствовал, как кровь внутри него шевелится, готовясь.

— Смертные... изредка слышали обо мне, — проговорил он, играя на времени, растягивая слова. — Но в этом мире... вряд ли.

Реми оживился, его улыбка стала ещё шире, губы растянулись до неестественных пределов.

— Другие миры? О-о, расскажи подробнее!

Он придвинулся ближе, его колени скрипнули, а глаза расширились с нездоровым любопытством, как у ребёнка, слушающего страшную сказку.

— Какие они? Кто там правит? Можно ли... попасть туда?

Его пальцы дрожали, царапая собственные ладони, будто он уже представлял себя там. Гилен посмотрел на него сверху вниз, будто уже видел его конец, уже хоронил его в своих мыслях.

— Есть миры... где тебе бы понравилось.

Пауза.

— Жаль, ты не доживёшь.

Реми развёл руки в фальшиво-сожалительном жесте, его пальцы изогнулись, как лапы паука, готовящегося к прыжку.

— Увы, дорогой гость, моё свободное время подошло к концу. — Его голос звучал сладко-ядовито, словно мёд, смешанный с цикутой. — Но будь добр... подожди немного.

Его улыбка не дрогнула, когда он развернулся и зашагал к столу, где уже кипели и переливались склянки с мутными жидкостями. Тени от колб плясали на стене, искривляясь в уродливые силуэты. Рунный круг продолжал жечь, вытягивая из Гилена силы, сжимая его тело, как тисками. Каждый нерв горел, каждая мышца деревенела от боли.

Но он не сдавался. Чёрный Шов внутри него пульсировал, словно живая нить, сшивающая разрывы плоти и духа. Каждая волна боли подпитывала меридиан, каждый вздох превращался в топливо для восстановления.

«Ещё... ещё...» — мысли Гилена были четкими, несмотря на ад, в котором он находился. — «Жёваный баг, как же я давно этого не испытывал...»

Тем временем алхимик бормотал себе под нос, его голос сливался с шипением кипящих жидкостей.

— Капля кровоцвета... щепотка костей скорбного... и... да, это — пепел падшего серафима...

Он дистиллировал зелье, переливая его в литровый флакон с мутным зеленоватым содержимым. Жидкость пузырилась, меняя оттенки от ядовито-жёлтого до трупно-синего.

— Совершенно. Идеально. — прошептал он, глаза его сверкали как у алхимика, нашедшего философский камень.

Гилен анализировал ситуацию, игнорируя боль, игнорируя жжение в жилах.

«Кровавый Туман… нет, он не спасёт. Инквизиторы подготовились».

Воспоминания о подземелье всплывали перед ним:

Демоны в клетках из пламени — даже бестелесные не могли сбежать. Тени, запертые в цепях — их нематериальная сущность не стала защитой.

Продолжение следует...

Если хочется узнать, что будет дальше, книга полностью доступна на АТ/ Загляните, обещаю, вам понравится! А если не понравится, уделите ей хотя бы какое-то время и добавьте в библиотеку. Скажу заранее, что это не боярка и не гаремник. Спасибо, что читаете!)

Гилен расхохотался — громко, искренне, будто услышал лучшую шутку в своей жизни. Его смех звенел, как бьющееся стекло, и эхом отражался от каменных стен.

— Ох, простите, простите... — он вытер несуществующую слезу, всё ещё давясь от смеха. — Просто... «лично благословил»... Ха! Ладно, ладно, не буду мешать вашему... торжественному шествию.

И затем, к всеобщему недоумению, спокойно скрестил ноги, приняв позу для медитации. Его лицо мгновенно стало бесстрастным, будто предыдущие несколько десятков минут были всего лишь дурным сном.

Только лёгкая дрожь в уголках губ выдавала, что он всё ещё смеётся — но уже про себя.

«О, они даже не понимают, насколько правы…» — подумал он. — «Это действительно священное знание. Просто не их».

Луиза медленно провела пальцами по складкам своего плаща, словно перебирая страницы невидимой книги. Её голос, когда она наконец заговорила, прозвучал задумчиво, почти отстранённо — но в нём чувствовалась напряжённая работа мысли:

— Он ни разу не использовал ментальную магию. — Она сделала паузу, давая словам осесть. — Ни попыток внушения, ни чтения мыслей, ни даже базового эмпатического сканирования. Странно... для твари Тьмы. Слишком странно.

Её слова повисли в воздухе, как дым после залпа. Несколько инквизиторов переглянулись, а Сайлос нахмурился, его пальцы непроизвольно сжали древко посоха.

Энтони нервно переступил с ноги на ногу, его голос дрогнул, когда он нарушил молчание:

— Но... но он же говорил правду? Хотя бы частично? Ошибки в рунах, перерасход энергии... — Он замолчал, почувствовав на себе тяжёлый взгляд Бернана.

Один из старших инквизиторов фыркнул, его голос прозвучал предельно презрительно:

— Это невежественное создание не способно прочесть и сотой части священной вязи рун! — Он ударил посохом о землю, и искры магии брызнули из навершия. — Только магистры Ордена, посвятившие десятилетия изучению, могут постичь их истинный смысл. Он просто блефует — как все из его племени. Конечно, есть навыки, позволяющие видеть многое, высокоуровневые маги способны чувствовать колебания маны. Есть даже артефакты, позволяющие увидеть уровень! Но ни одна тварь Тьмы не сможет смотреть на священные руны, наложенные такими последователями Света как сам Грандмагистр!

Другие закивали, их уверенность казалась непоколебимой, как скала. Но Луиза не присоединилась к этому единодушию. Её глаза, скрытые капюшоном, были прикованы к неподвижной фигуре в клетке.

Но Гилен уже не слушал. Он погрузился в медитацию, его сознание свернулось до тончайшей нити, следящей: за током крови, бегущей по меридианам — каждая капля теперь была на счету; Истоком Крови, который пульсировал, как второе сердце, перерабатывая накопленную силу из останков убитых. Сейчас оно медленно вырабатывало капли Силы; За Чёрным Швом, что вибрировал под кожей, готовый в любой момент стянуть раны и перенаправить энергию; За Алым Взглядом, тлеющим под закрытыми веками, который фиксировал каждое движение вокруг с точностью до миллиметра.

Он не реагировал на слова, на насмешки, на угрозы. Даже когда один из инквизиторов плюнул в сторону клетки, слюна, не долетев, испарилась со злобным шипением в световом поле. Даже когда Энтони, преодолевая страх, подошёл ближе и попытался разглядеть его лицо. Даже когда Луиза прошептала что-то, что заставило Бернана резко обернуться к ней.

Он просто... ждал.

«Скоро», — думал он, ощущая, как глоток тени наконец начинает раскрываться где-то в глубинах его существа. — «Очень скоро».

Тишина после слов Луизы повисла густым, тяжёлым облаком, словно сам воздух застыл в ожидании. Даже факелы перестали потрескивать, будто огонь притаился, наблюдая.

Энтони первым не выдержал.

— Но если он... если он действительно видит ошибки в рунах... — его голос дрогнул, словно мальчик боялся не только произнести это вслух, но и подумать. Пальцы сжали край плаща так, что побелели костяшки.

Бернан резко обернулся, его медвежья тень накрыла юношу целиком.

— Ты что, всерьёз веришь этой твари? — его бас прорычал, как разъярённый зверь. — Он тебе ещё скажет, что луна из сыра сделана, а солнце — это просто фонарь какого-нибудь древнего бога!

Но Луиза вдруг кашлянула в кулак — звук был тихий, но намеренно чёткий, как удар ножом по стеклу.

— Бернан. — её голос звучал ледяной сталью. — Ты сам видел, как он читал запретные символы в ловушке. Без подготовки. Без гримуаров. Как будто... — она сделала паузу, — ...как будто это его родной язык.

Наступила неловкая пауза. Даже ветер стих.

Энтони широко раскрыл глаза:

— Это... это правда? Мне казалось, он просто... ну... угадывал...

Старший инквизитор с рыжей бородой (тот самый, что прежде кричал громче всех) яростно тряхнул посохом, и эхо удара покатилось по камням:

— Да хоть бы и так! Это не значит, что...

— Значит, он может, — тихо, но чётко закончила Луиза, перебивая его. Её пальцы разжали край плаща, и теперь она стояла прямо, будто сбросив невидимые оковы.

Ветер шевельнул капюшоны, будто сам Горло затаил дыхание, ожидая, чем закончится этот спор.

А Гилен в клетке даже не пошевелился. Но уголок его губ дрогнул — настолько чуть-чуть, что этого никто не заметил.

«Растёт, растёт моё маленькое зёрнышко сомнения...», — подумал он, чувствуя, как Исток Крови отвечает ему пульсацией. «Скоро прорастёт».

Гилен медленно открыл глаза. Солнечный свет, преломленный темными стеклами очков, отбросил на его лицо странные блики - будто трещины на маске. Через затемнённые линзы его зрачки были невидимы, но Сайлос вдруг почувствовал на себе тяжёлый, изучающий взгляд - будто кто-то водил ледяным пальцем по его позвоночнику.

Он резко обернулся к клетке, впиваясь взглядом в лицо пленника, словно пытаясь разглядеть то, что скрывали очки.

— Скажи, Сайлос... — голос Гилена звучал почти дружелюбно, если бы не лёгкая ядовитая нотка, как капля стрихнина в бокале вина. — Как так вышло, что такого перспективного парня, как ты, никто не обучил чтению рун? Или... — он нарочито сделал паузу, причмокнув языком, — всё же у вас обучают, но избирательно? Классы и уроки специально для избранных... или, может, для особых случаев?

Сайлос на мгновение застыл. Его пальцы непроизвольно дёрнулись, будто желая схватиться за оружие, но он сдержался.

— Я такой же, как все братья Ордена, — ответил он слишком быстро, словно заученную молитву. Глаза метнулись от Гилена к остальным инквизиторам.

Гилен ухмыльнулся, будто только этого и ждал. Его зубы блеснули в полумраке совершенно неестественной белизной.

— Ах вот как... Значит, блондинчик решил кое-что утаить даже от своих любимых братьев и сестёр? — Он наклонил голову. — Ну кто бы мог подумать! Такой примерный орденец - и такие секреты!

Энтони резко перевёл взгляд на Сайлоса. Его лицо выражало смесь потрясения и щенячьего любопытства.

— Сайлос... это правда? — спросил он, не в силах скрыть дрожь в голосе. — Ты действительно... ну... знаешь больше, чем нам говорили?

Старшие инквизиторы зашикали, размахивая руками, как стая встревоженных гусей:

— Не слушай его, мальчишка!
— Это же очевидная провокация!
— Да он просто пытается нас поссорить!

Но семя сомнения уже проросло. Энтони продолжал смотреть на Сайлоса с немым вопросом, а тот упорно избегал его взгляда, изучая трещину на ближайшем камне с внезапным интересом.

Гилен удовлетворённо откинулся назад, сложив руки на груди в позе довольного кота. Его очки коварно блеснули, отражая перепалку.

«Ох, и зачем я только налил масла в этот огонёк?» — мысленно похихикал он. — «Ах да… затем, что это чертовски весело».

Внезапно он громко зевнул, растягиваясь, как ленивый театрал во втором акте скучной пьесы:

— Ну что, продолжим наше увлекательное путешествие? Или вам ещё нужно минут пять пошикать, как рассерженным гусям?

Бернан побагровел от ярости, но Луиза вдруг фыркнула - и тут же прикрыла рот рукой, делая вид, что просто поперхнулась.

«Игра только начинается», — подумал Гилен, наблюдая, как Энтони теперь смотрит на Сайлоса совсем другими глазами. «И кажется, у меня появился новый любимый зритель».

Луиза сделала несколько лёгких шагов, её плащ колыхнулся, как тень живого существа, когда она поравнялась с Сайлосом. Её голос, бархатный и обволакивающий, намеренно прозвучал громче обычного — так, чтобы каждый слог достигал ушей окружающих:

— Это не ментальное влияние, Сайлос. — Она провела рукой по воздуху, и бледно-голубые искры диагностической магии рассыпались вокруг клетки. — Никаких следов магии, никаких колебаний в ауре... Он даже не пытается вторгаться в разум. Совсем.

Она слегка наклонила голову, будто размышляя вслух, но её глаза при этом оставались острыми, как скальпель:

— Это что-то иное. Тонкое. Он не контролирует мысли — он просто... подбрасывает идеи. — Её губы искривились в полуулыбке, лишённой всякой теплоты. — Как будто разводит костёр из наших же собственных сомнений. И наблюдает, как мы сами подбрасываем в него дрова.

Её слова повисли в воздухе, заставляя нескольких инквизиторов непроизвольно переглянуться. Один из младших братьев даже нервно облизнул губы, прежде чем осознал, что делает.

Энтони открыл рот, готовый что-то сказать — его глаза горели смесью понимания и ужаса — но тут же замолчал, почувствовав на себе тяжёлые взгляды старших. Его пальцы сжались в кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, но дисциплина оказалась сильнее.

Он лишь глубоко вдохнул — как ныряльщик перед прыжком в бездну — и опустил глаза, стараясь не смотреть ни на Гилена, ни на Сайлоса. Его подбородок дрожал, выдавая внутреннюю борьбу.

Гилен тихо рассмеялся в своей клетке — звук был похож на потрескивание сухого пергамента.

— Какая проницательность, мадам де Лис, — произнёс он, делая театральный поклон, насколько позволяли световые прутья. Его очки коварно блеснули, отражая лица окружающих. — Но скажите... если я действительно такой мастер подбрасывания идей... — Он нарочито медленно обвёл взглядом круг инквизиторов. — ...может, это вы сейчас как раз играете по моим правилам? И эти прекрасные догадки — всего лишь ещё одна искорка в моём костре?

Его слова эхом отразились в напряжённой тишине. Даже факелы, казалось, потускнели на мгновение.

Луиза замерла. Её пальцы непроизвольно дёрнулись к фолианту у пояса — старой книге в потрёпанном кожаном переплёте, которую она никогда не показывала другим.

«Он знает…» — мелькнуло у неё в голове. «Но как?..»

Гилен лишь улыбнулся — улыбкой человека, который только что поставил шахматную фигуру на нужное поле — и снова закрыл глаза, будто устал от всей этой суеты.

Только лёгкое дрожание его губ выдавало, что он всё ещё смеётся — тихо, про себя, но от этого не менее торжествующе.

Сайлос резко повернулся к остальным инквизиторам, его плащ взметнулся, словно крыло встревоженной птицы. Голос звучал жёстко, но в глубине — если прислушаться — можно было уловить тончайшую трещину сомнения:

— Я допрашивал его ещё на корабле. Отчёты вы все читали. — Его пальцы нервно постукивали по рукояти кинжала. — Никаких следов Тьмы тогда не было — только рунные наручники слегка вспыхнули рядом с ним. Но я... я списал это на дефект металла.

Он сжал кулаки так, что кожа на костяках побелела, вспоминая детали:

— Он вёл себя... неестественно. Даже ел руками, как... — Сайлос сделал паузу, подбирая слово, — ...как существо, никогда не видевшее столовых приборов. Никакой магии. Никаких намёков на силу. Просто... человек. — Последнее слово прозвучало почти как обвинение — но кому, было неясно.

Луиза плавно провела ладонью по воздуху, её движение напоминало успокаивающий жест укротителя зверей. Бледно-голубые искры диагностической магии рассыпались вокруг, сглаживая тревожные мысли остальных.

— Мадам де Лис права, — вмешался Бернан, его медвежья тень накрыла группу. Он хмуро наблюдал за Гиленом, словно пытался разглядеть трещину в его маске. — Твари Тьмы всегда играют в такие игры. Сначала — безобидные. Потом... — Он значительно постучал пальцем по эфесу меча. — ...потом ты просыпаешься с перерезанным горлом.

— Именно, — Луиза кивнула, её голос звучал как тёплый шёлк, обволакивающий разум. — Они никогда не проявляют себя сразу. Сначала — маскировка. Потом... — Она провела пальцем по горлу в элегантном жесте, — ...разложение изнутри. Как плесень в бочке с вином.

Её глаза холодно сверкнули в сторону Гилена:

— Не обманывайтесь его словами. Каждая фраза — ловушка. Каждая идея — яд. Даже сейчас он...

Гилен, всё ещё сидящий в позе лотоса, лишь приподнял бровь из-за очков. Его губы дрогнули в едва уловимой усмешке.

— Удивительно, — прошептал он так, чтобы услышали только ближайшие. Голос звучал искренне восхищённо. — Сколько сил вы тратите, чтобы убедить... кого? Себя? Друг друга? — Он покачал головой, словно наблюдая за детьми, играющими в сложную игру. — Такой упорный труд... и всё ради того, чтобы не задать один простой вопрос.

Он намеренно замолчал, оставляя фразу висеть в воздухе — недорисованный узор, незаконченную мысль.

Энтони не выдержал:

— Какой вопрос?! — вырвалось у него, прежде чем старшие успели его остановить.

Гилен только улыбнулся — улыбкой кота, наблюдающего, как мышь сама идёт в пасть.

Рубин сидел, скрестив ноги, в мерцающей клетке из чистого Света. Лучи магической энергии переплетались в ажурную решетку, обжигая при малейшем прикосновении. За полчаса пути он успел изучить каждого из своих конвоиров. Особенно одного - молодого парня по имени Энтони.

Парень то и дело поглядывал в сторону - туда, где шла рыжеволосая девушка, чуть младше его. Её капюшон слегка съехал, выпуская наружу огненные пряди, которые ярко выделялись на фоне серых камней дороги. В её движениях чувствовалась юношеская неуклюжесть, выдававшая новичка в Ордене.

Уголки губ Гилена поползли вверх, обнажая белоснежную улыбку — широкую и уверенную, от которой веяло опасностью и расчетливой уверенностью.

— Эй, Энтони. На кого это ты так заглядываешься? Как будто впервые увидел женщину.

Парень резко отвернулся, поджав тонкие губы. Но девушка уже заметила его взгляд и нахмурила брови, отчего веснушки на её носу сдвинулись.

Гилен ухватился за возможность и заговорил — голос его полился мягко и коварно, словно отравленный мёдом янтарный поток.

— Ох, понимаю… Когда вокруг одни старые фанатики, даже такая посредственность кажется цветком в пустыне. — Он нарочно зевнул, растягивая слова. — Хотя, если честно, я видел и получше. Но что поделать — в вашем ордене явно не до эстетики.

Девушка мгновенно повернулась — её пронзительные голубые глаза засияли огненными искрами, будто в тихие воды горных озёр внезапно кинули горячий уголёк.

— Что ты сказал?! — её голос дрожал от ярости.

Гилен изобразил нарочитое изумление, выразительно приподняв брови в знак недоумения.

— Разве не очевидно? Ты же сама знаешь, что тебя взяли в инквизицию не за красоту. Хотя… — он многозначительно посмотрел на Энтони, — может, у кого-то были другие мотивы?

Её лицо мгновенно вспыхнуло ярким пламенем смущения, словно осенний лист под лучами полуденного солнца, и щёки окрасились нежным багряным румянцем.

— Ты…! Я прошла испытания честно! Не то что ты, грязная тварь! — она задыхалась от гнева, сжимая рукоять дубинки.

Энтони неуверенно попытался вмешаться:

— Джен, не слушай его, он просто провоцирует...

Но Гилен уже наносил последний удар:

— Ах, вот как тебя зовут… Джен. Ну что ж, раз уж ты так уверена в своей правоте — может, докажешь это? Или будешь дальше краснеть и злиться, как девчонка с базара?

Девушка сжала кулаки так, что побелели костяшки. С громким криком она рванула к клетке, выхватывая руническую дубинку. Старший инквизитор закричал:

— Хватит! Он играет с тобой!

Но он, не меняя позы, лишь молниеносно поднял руку — и поймал дубинку на лету, будто ловил брошенный цветок.

Руны вспыхнули ослепительно, пытаясь сжечь его кожу, но он лишь усмехнулся, будто это была не магическая дубинка, а детская погремушка.

— Мило, — прошептал он, разглядывая руну „Оглушение“ на древке. — Но знаешь, дорогая... если бы ты целилась в голову, это могло бы даже сработать.

Затем — резко дёрнул дубинку на себя, притягивая девушку к решётке так, что её лицо оказалось в сантиметрах от световых прутьев.

И в тот же миг — сорвал очки свободной рукой.

И взглянул ей прямо в глаза.

Его рубиновые зрачки излучали холодный, бездонный взгляд, в котором, казалось, отражались все её страхи — каждый ночной кошмар, каждая неуверенность, каждое сомнение.

Сердце застучало быстрее, будто пытаясь вырваться наружу, каждая клеточка тела откликнулась внезапной дрожью, пробегающей вдоль позвоночника тонкой паутиной мурашек. Мир вокруг замер, растворился в абсолюте Времени, оставив её одинокой точкой сознания посреди бездны неизведанного. Пульсирующая боль в груди сменилась странным покоем, похожим на тихий шёпот древних миров, зовущих её отправиться вслед за ними во тьму…

Когда подоспела помощь, Гилен уже отпустил её руку. Дубинка с глухим стуком упала на мокрые камни. Джен стояла бледная, как полотно, а Луиза пыталась её успокоить.

Гилен улыбнулся, встречаясь взглядом с Энтони. В глазах молодого инквизитора читался ужас... и тихая ненависть. Теперь он был уверен - Энтони - слабое звено. И когда придёт время, эта слабость станет ключом к свободе.

Конвой двинулся дальше, оставляя за собой лишь лужицу воды, в которой отражалось хмурое небо. Но в воздухе уже витал привкус будущего мятежа.

Продолжение следует...

Если хочется узнать, что будет дальше, книга полностью доступна на АТ/ Загляните, обещаю, вам понравится! А если не понравится, уделите ей хотя бы какое-то время и добавьте в библиотеку. Скажу заранее, что это не боярка и не гаремник. Спасибо, что читаете!)