Пелена (часть 3 из 3)
Нави поднялся, и отряхнувшись от снега оглянулся вокруг. Перед ним предстала удивительная картина, густая берёзовая роща, с зелёной травой у подножия деревьев, её окружали бескрайние пустоши белесого снега с потолком из ночного полярного неба, а в центре, прямо над рощей, будто люстра на потолке, виднелось голубое небо. Солнце, которому всё же удавалось пробиться сквозь густую пелену ночи, таяло снег и освещало рощу. Последним украшением ночного неба было северное сияние, разное, разнообразных цветов, количество, которых превосходило все мыслимые и не мыслимые объёмы. Будто разноцветные нити, оно стекалось к основанию потолочной люстры, прогалу голубого неба на небосводе. Периодически с неба то пропадали, то появлялись новые нити сияния, и так роскошно вписывались в узор, едва ли он должен был там быть.
Нави наконец, после долго оцепенения от увиденного, двинулся вперёд, это было и единственным, что ему оставалось делать. Либо свернуться калачиком в снежных пустошах и ждать ожидаемого конца, обморожения. Он не знал где он и когда, по факту, и сам он так же рассуждал, что он находился нигде и никогда одновременно. Мир вокруг остановился, время остановилось, едва ли здесь ощущалось даже дуновение ветерка. А уж здесь, в пустынных снежных пустошах, где нет ничего, что могло бы остановить поток воздуха, ветер, должен быть всегда. Хотя бы лёгкий, слегка колышущий волосы на макушке и освежающий, не обжигающий, как в южных степях. Когда складывается чувство, будто несчастный попал под разгорячённое дыхание дракона.
На границе с рощей, нави пришлось снять верхнюю одежду. Было довольно тепло, как прохладными осенними вечерами. Ненская накидка с сапогами остались на границе с рощей, Нави остался одет в просторные джинсы и белый свитер. Свитер хорошо сочетался с его светлой шевелюрой и такого же оттенка бородой, практически сливаясь в одно целое в местах их соприкосновения.
Роща высилась в небеса, так похожая на лес из рук, с расставленными широко пальцами. Сразу же бросалось в глаза привыкшему взгляду, так это голый белый берёзовый ствол без привычных чёрных насечек. И только благодаря опытному взгляду по другим признакам, можно было действительно определить берёзы ли это иль другие деревья, быть может даже и не существующие в привычном мире, а лишь являющиеся неотъемлемой частью этого потустороннего места. Вблизи Нави обратил внимание на ещё одну деталь, близость деревьев друг к другу. Они были на столько близко друг к другу, что едва ли между ними мог протиснуться взрослый мужчина. Но ему это было нужно, и он полез. Медленно, с боем, обтёсывая белоснежные берёзовые стволы своей широкой грудью, он пролезал всё дальше. Чем дальше он пробирался, тем сильнее становилось очень неприятное чувство. Похожее на страх, но не бывшее им, как таковым, нечто похожее и более размытое, едва уловимое чувство.
У одного дерева он случайно обратил внимание, обернувшись, что деревья не с голыми белыми стволами. Все чёрные зарубки переместились внутрь рощи и уставились на её центр. Именно уставились. Все без исключения, они были так похожи на глаза. Однажды заметив, Нави теперь не мог избавиться от этого чувства, постоянной слежки, постоянного взгляда в спину. Хоть подростковые проблемы, когда всё валится из рук при присутствующем наблюдателе, остались в той поре, но искусственные взгляды в спину древесных чёрных глаз на белом древесном фоне отлично справились со своей задачей. Такое едва ли уловимое чувство обрело очертания, тревога, она не спрашивала разрешения, чтобы прийти и мгновенно нахлынула.
Долгое время, пока Нави пробирался сквозь рощу, он слышал незнакомый звук, похожий на лёгкое дуновение ветра, смешанный со звуком резко тухнущих сбрызнутых водой раскалённых углей. И только подобравшись в небольшой опушке, он расслышал, что это были женские голоса. Приятные и мелодичные, ублажающие сердце, дающие наслаждение. Выбравшись на полянку Нави улёгся на траву, передохнуть. Закрыв глаза, он расслабился, под аккомпанемент нежных девичьих голосов.
Вдруг, прикосновение. Одно, потом другое. Приятное, будто кусочки бархата касаются кожи, будто кожи касается хлопковая ткань. Он открыл глаза, все берёзы исчезли, ни одной вокруг только сплошные стены из белых пустых глаз, а вокруг него на траве струились прекрасные девы. Все, как на подбор, лишь слегка отличались друг от друга. Большие голубые глаза, плотные русые косы, белые платья на осиных телах. Любой вожделел бы одну из, а их были сотни, если не тысячи, и все кружились вокруг единственного мужчины на всю рощу.
Нави дал глазам вдоволь насладиться, после направился по тропе меж мрачной стены из белых очей. Девушки всё не давали покоя, они ласкали и ублажали, но мужчина был непреклонен. Быть может, такое поведение покажется странным для других мужчин, или даже для женщин, и даже дело не в том, что Нави где-либо ожидало любимая. Нет. Дело в другом, Нави для любых плотских утех нужны эмоции и чувства по отношению к человеку, с которым он решил устроить усладу плоти. Иначе это всё бессмысленно для него, лишь бессмысленное трепыхание тел. Он прекрасно знал условия своей психики и получал только эстетическое наслаждение от окружающего его цветника. Но увы, а может и к счастью. А между тем, он вышел на другую опушку, она была другой. Разнотравье, различные цветы, иные деревья. Самое для него удивительное было в том, что нити, полупрозрачные, едва различимые, нити сияния стекались сюда, на эту опушку, точнее в её центр, в деревянный сруб под сенью большого раскидистого дуба.
Нова начал входить в сруб, обернувшись он увидел, что девушки, которые провожавшие его почти всю дорогу, испарились. Вместо них вновь была берёзовая роща, с голыми белыми стволами без единой без единой чёрной насечки.
Внутри было не то, чтобы темно, скорее мрачно. Лучи солнца едва ли проникали внутрь, в большей степени свет лился от нитей сияния. Да и деревянный сруб совсем не был похож на себя изнутри. Очередное ничто и нигде. Помещение было гигантским. Многие сотни метром, не только расступавшиеся в горизонтальном положении, но и в вертикально в том числе. Нити были везде, а на их изгибах, окончаниях, переплетениях и ответвлениях были руки. Тонкие девичьи руки, мертвенно белые и смертно худые, с аккуратными длинными пальцами витали вокруг нитей. Тел не виднелось, только руки, исходящие из бесформенной и не оканчивающейся тьмы. Тонкие пальцы впивались в ставшие более осязаемыми эфемерные нити.
В центре мрачного ничто, там куда стекались все нити и откуда они все растекались, были другие руки. Такие же девичьи, но на много, на много более изящные и аккуратные. Их движения были подобны танцу двух влюблённых в мерном тёплом лунном свете. Хозяйки также не было видно. Нави двинулся прямиком к ним. Он шёл мягкой, отчаянно неуверенной поступью. Страх, обуял его. Прежняя тревога рассеялась вместе с исчезнувшими девами и мрачными белыми очами. Теперь же, сейчас был именно страх. Сковывающий и в тоже время дающий невероятные силы. Страх перед неизвестным и неизведанным.
Приблизившись, с ним заговорил нежный, совсем уж потусторонний девичий голос. Этот голос так же, как и руки, которыми он повелевал, отличался от девичьих голосов в роще. Более отчётливый и на порядок более мягкий и бархатный. Голос поинтересовался для чего Нави прибыл к нему, на, что он сразу же ответил, что ищет друга. Руки тут же исчезли, они прикоснулись к лицу Нави и разлетелись в разные стороны. Едва ли он когда-нибудь забудет их прикосновение, думается, и ему самому, в тот момент, это невозможно. Вскоре руки вернулись с двумя нитями. Обе были повреждены. Первая была расслоившейся, руки восстановили её и отпустили во свояси. Вторая была разорвана. В месте её разрыва можно было видеть космические переливы, неземные и потусторонние, с непривычным для глаза человека сиянием и переливанием, фиолетового в чёрный, тёмно-синий и обратно, неземное зрелище. Одна рука осталась держать нить, вторая новь куда-то улетела и вернулась обратно, в её пальцах была другая разорванная нить. Нити в разрывах идеально друг к другу. Далее из пустоты появилась прозрачная бесцветная нить, лишь по утолщённым её очертания можно было понять, что это также нить. Её поверх, медленно, колечко за колечком, накручивали белые пальцы, колечко к колечку, и со временем образовав пружинку поверх двух нитей. Руки отбросили во мрак спаянную нить.
Когда нить улетела на своё место, Нави почувствовал, как пролетает над землёй. Пролёт сквозь плотное северное сияние в космическую бездну, а после долгий дрейф в космическом пространстве. Ни холода, ни обжигающего солнечного света, планеты, окружающие звёзды в созвездиях, проносящиеся астероиды и кометы. А внизу родная земля, такая родная, а сейчас такая далёкая. После, полёт, полёт над снежной пустотой, беззвёздной ночью, и всё той же ночью полёт над водной бесконечной гладью. После, тьма. Он открыл глаза. Он дома в своей постели.
Солярис (по мотивам)
Ракета изменила траекторию и направлялась прямо к поверхности неизвестной планеты. Сила тяжести приковала все конечности к креслу так, что мужчина даже не мог повернуть голову, чтобы посмотреть на Мэдлин.
- Мэд, - позвал Гарри, стараясь перекричать шум грохота, исходящего из недр падающей машины.
Не ответила.
Преодолевая все немыслимые физические силы, Гарри все-таки повернул голову и увидел свою Мэд. Она была без сознания. Одна из выбившихся прядей парила в невесомости, словно пушистая змейка, а грудь нервно вздымалась. Такие перегрузки не выдержит ни один живой организм, ведь и сам он находился практически в состоянии отключки.
Это конец.
В последний момент мужчина взглянул в иллюминатор. То, что он увидел - поразило его. Вся поверхность планеты была покрыта парным молоком - белесой эфирной простыней, кое-где спокойной, чуть дальше - покрытой рябью, а вдалеке и вовсе виднелись гигантские волны, вздымающиеся и тут же опадающие. Вдох-выдох. Океан дышал также, как и его Мэдлин.
Гарри отключился.
Первым делом он увидел в иллюминаторе пустоту. Она была такой давящей и безразличной, что казалось, будто он находится в пузыре вечности, где проходят тысячи, миллионы лет, но ничего не меняется - все также смотрит на него бездонными глазами вековая пустота.
Его взгляд метнулся к Мэдлин.
- Мээд! - крикнул он. Как назло, ремешок застрял, несколько минут он выпутывался трясущимися руками, а когда, наконец, бросился к своей Мэд и достал ее из ремней, он понял, что она мертва. Крики самого одинокого человека раздавались еще долгое время, но никто им не внял.
Просидев в забытие день, или два, или дольше, Гарри надел скафандр и вышел наружу. Внешний шлюз был открыт и на нем виднелись белесые разводы, словно океан пытался прорваться внутрь.
- О, господи! - промолвив Гарри. Поверхность планеты покрывал безбрежный океан, оставив лишь крохотный островок вокруг мертвой ракеты, словно специально расступившись.
Гарри зачерпнул рукой и сразу поняв, что по консистенции вода напоминает неньютоновскую жидкость - более плотную по текстуре чем вода. Она обступила Гарри и он понял, что океан изучает его, а еще он понял, что океан относится к нему настороженно, как и человек опасается дикого зверя, встретив того в джунглях.
Гарри убрал ногу, вода нехотя отступила. Затем он вернулся на борт ракеты, проверил остатки кислорода, воды и пищи. С запасами еды и воды он сможет прожить двести пятьдесят один день, а кислород закончится ровно через триста шестьдесят дней.
Гарри взял ящик, вышел наружу и сел, сгорбившись. Где-то вдалеке терялся горизонт в белесой дымке. Солнца здесь не было, на небе можно было разглядеть лишь ту же белесую вечную пустоту, словно он находился в мыльном пузыре, а где-то за ним была жизнь, но ему никак не было дотянуться, и теперь все, что случалось с ним казалось сном - снующие переполненные города, велосипедисты в ярких шлемах, запахи еды и кофе.
- Ты ведь понимаешь меня? - обратился Гарри к океану и тот внезапно прошел рябью.
Потянулись бесконечные дни. Каждый день Гарри выходил к океану и беседовал с ним. Тот прилежно слушал, отвечая волнами. Он впитывал информацию от человека, словно маленький ребенок. В один из дней исхудавший мужчины показался в шлюзе. Он еле доковылял до того места, где стоял его ящик, и сел.
- Я растягивал припасы как мог, но уже почти месяц я ничего не ел. А сегодня заканчивается кислород. Это мой последний день.
Океан заволновался, а затем обвил ноги мужчины. Он поднимался все выше и выше, пока полностью не накрыл космонавта с головой. Гарри принимал свою судьбу смиренно, но вдруг он услышал голос.
- Гарри!
- Мэдлин! - воскликнул он в ответ.
Она была немного непохожа на себя - океан пытался воссоздать ее копию и Гарри понимал это. Однако, с каждой секундой ее изображение становилось все более четким и живым. Она взяла мужчину за руку и вместо цифровой пустоты он почувствовал тепло ее кожи.
- Идем! - она улыбнулась ему как тогда, в их первую встречу, и угасающее сознание мужчины наполнилось теплотой и радостью.
П.с. Всем привет!
Я люблю писать депрессяшки - это короткие рассказы, которые вмещаются приблизительно в один пост в тг. Жанр: философские притчи, сказки, эссе, иногда зарисовки.
Пишу для души. Я подумала, вдруг такое кому-то тоже интересно почитать. Буду публиковать периодически.
Если вам понравилось, можете подписаться на мой тг канал: https://t.me/dnevnikmira7 но это необязательно, не гневайтесь)
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Три фантастических фильма моего детства, которые оставили очень сильные впечатления в моем детском мире)
Не буду описывать кто , где, когда снимал, кратко опишу мои мысли и эмоции после просмотра.
Фильм номер один! "Полет навигатора"
Научно фантастический, детский фильм о дружбе разумного инопланетного межзвездного корабля и подростка.
После просмотра , я начала читать книги о физике, увлеклась фантастикой. Мне очень хотелось полетать на таком корабле.
Даже сейчас представляю себя навигатором)
Фильм номер два! "Короткое замыкание"
Кто сказал, что девочкам интересны куклы? Мне интересен был этот робот из фильма. При том в полном вооружении, но с собственной волей)
Я была настолько в восторге от него, что даже сделала подобного из папиного фотоувеличителя и очков для сварки)
Примерно из такого)) Надела на него очки и когда включала из его щели впереди в очки бил свет) В темноте было очень сильное сходство... с
С РИДИКОМ) Но это я поняла сильно позже, когда появился Ридик)
Фильм номер три! БИТЛ ДЖЮС! И этим все сказано) Я люблю этот фильм всей душой)
Почти по Стругацким
Как всегда -
его не ждали,
а оно пришло...
Ну о чём
твои печали?!
Что произошло?
Можно ж
выпустить
удила,
сбавить бег...
Вот
оно и наступило -
пятница в
четверг...
5 коротких рассказов, которые можно прочитать за 5 минут
Привет! Собственно, в заголовке поста всё сказано) В этой подборке — 5 современных рассказов в разных жанрах, объединённых тем, что все они очень читаются за 5 минут. Приятного чтения!
1. Пиши аккуратно! Дмитрий Гаршин
Александр Фирсов Хуторской вальяжно шёл по вытоптанной десятками ног земле каменоломни, обозревая свои владения. Деловитое, не прекращающееся ни на минуту движение, упорядоченная суета рабочих ложились бальзамом на душу немолодого управляющего, поднявшегося из таких же крестьян, батраков и отходников. Производство работало справно и ладно: лошадки волокли тяжеленные басмы из штолен, весело визжали пилы в огромных станках, стучали киянки, шпунты и кирки каменотёсов, тянули свои заунывные песни тёрщики, шлифующие вычурные мраморные ступени. Обычный рабочий день шёл чинно и благородно, и ничего не предвещало беды, но вдруг глаз управляющего зацепился за нечто инородное, нечто такое, чему на его заводе явно не было места.
Незнакомый чиновник в несколько запылённом мундире коллежского регистратора стоял столбом у безвольно покачивающейся на своём подвесе пилы и что-то сосредоточенно записывал в небольшую книжицу, а крестьянин-пильщик самым наглым образом грелся на солнышке подле него и потягивал устрашающего вида самокрутку. Вокруг простаивающего станка, вооружённые складными аршинами, увивались двое личностей совершенно затрапезного вида.
— Это что здесь такое происходит? Петро, почему не работаем? Сгною! По миру у меня пойдёшь! — набросился управляющий на работника с кулаками, но услышал за спиной деликатное покашливание.
— Хуторской? Александр Фирсов?
— С утра вроде так звался, — угрюмо откликнулся тот, сверля чиновника недобрым взглядом. — А вы кто ещё таков? И вообще, что делают посторонние на моём заводе?
— Не извольте гневаться, уважаемый. По указу свыше... — подняв палец вверх, чиновник сделал многозначительную паузу. — Описываем торговые и промышленные заведения. Вот и до вас очередь дошла. Государственное дело! Но не волнуйтесь, мы здесь практически уже закончили...
— Ваше благородие! — крикнул один из замерщиков. — Балка «Глаголь», три да три вершка, да на полторы сажени!
— Глаголь, глаголь... — пробормотал чиновник, вглядываясь в свои каракули. — Какая ещё «глаголь»? Забыли, что ли? Ну да и леший с ней! Кто это вообще когда читать будет?..
— Прошу простить, вашблагродь, — опомнился Хуторской. — А возможно ли ознакомиться с вашими удостоверяющими бумагами?
— Прошу вас, уважаемый, — с улыбкой облегчения коллежский регистратор протянул ему засаленный бланк. — А мы пока, с вашего же любезного позволения, пожалуй, продолжим.
Управляющий каменоломни углубился в изучение документа, но тут ясный день словно превратился в ночь. «Тучу, что ли, принесло?» — промелькнула мысль у Хуторского. Но то была не туча. Звуки работ затихли, вокруг раздались изумлённые возгласы. И когда Александр Фирсов наконец поднял глаза, дыхание его перехватило, а сердце пропустило пару ударов. Посреди заводской усадьбы из воздуха медленно протаивало нечто. Скрытое переплетением труб, каких-то ферм и множества вовсе непонятных деталей, изрыгающее в пространство струйки смрадного пара и клубы аспидно-чёрного дыма, окутанное мертвенным колдовским сиянием разноцветных светильников, оно плавно воплотилось в реальность и грузно водрузилось на мокрую почву у пильного станка. Со скрипом откинулась тяжёлая дверь, из-за которой выпрыгнули двое странно одетых — людей ли? В руке одного из них, носившего неприлично короткую кожаную куртку и странные, пятнистые, словно заляпанные грязью штаны, был зажат короткий кривой ломик, другой же, облачённый в васильково-синий комбинезон, держал в ладони какой-то пёстрый цилиндрик. Коротко оглядевшись и не сговариваясь, незнакомцы подлетели к коллежскому регистратору, и из цилиндрика в лицо тому ударила смрадная, разъедающая нос и глаза струя. Повалив чиновника на землю, странные пришельцы начали избивать его ногами, при этом один из них выкрикивал:
— Сука! Сволочь! Тварь! Ты мне все нервы попортил, скотина!!!
И когда их благородие уже готов был потерять сознание от боли и унижения, он почувствовал, что его грубо схватили за волосы. Сквозь слёзы он разглядел перекошенную злобой физиономию своего мучителя.
— Пиши! Сука! Аккуратно! — выкрикивал тот, сопровождая каждое слово хлёстким ударом наотмашь. — Каждую букву выводи! Это тебе — за твои помарки! А это — за твой почерк, понял?!
Коллежский регистратор попытался кивнуть. Язык его уже не слушался. Но тут пытка внезапно прекратилась, второй пришелец отпустил его, коротко бросив: «Время!» — после чего оба припустили к своей таинственной машине, начавшей заметно подрагивать.
— Помни, пиши аккуратно или я за тобой вернусь! — донеслось из-за хлопнувшей двери, и странное сооружение растаяло в воздухе.
* * *
— Алё, Димон, как жизнь, как твои архивные изыскания?
— Ох, Андрюха, прямо в удовольствие, такие документики, прямо м-м-м... Буковка к буковке, читай и читай. А половина — та и вовсе на пишмашинке набита. Короче, улов что надо!
— Ну вот, а ты всё злился и кипишил. А надо было всего лишь...
— Ну да, признаю... Есть толк и от твоей машины времени. Зря мы в неё не верили.
— Я вот что звоню. Пятница на дворе, а ты всё в своих бумажках залип. Санька на шашлык зовёт. А я рому подвезу.
— Оттуда?
— Ну! Личный запас сэра Моргана! В общем, через час у гаража, и никаких мне тут, чтоб был!
Дима спешно натягивал на себя штаны и куртку, предвкушая приятное и интересное завершение долгой трудовой недели. А где-то в пучине времён размазывал по лицу кровавые сопли некий коллежский регистратор, размышляя о пользе чистописания.
2. Миша, Ира Данильянц
Собака Миша считает, что лучшее спа — это полежать в яме, но раз в месяц приходится ходить в баню. Деревенская эстетика Мише не по душе. Когда он видит, что из трубы маленького дома идёт дым, то уходит на соседский участок, лезет на земляную гору и облаивает баню издалека. Соседский участок — Мишин Диснейленд. Там люди строят бассейн. Уникальная возможность копать землю, купаться в жидкой глине и валяться в яме одновременно.
Сегодня из города привезли несколько больших мягких полотенец, белую простыню, три мочалки (жёсткую, средне-жёсткую, нежёсткую), щётку для вычёсывания и органический шампунь в ассортименте: с авокадо, лимоном, белой глиной и «суперсила для лошадей». Всё это положили в чёрный непрозрачный мешок и спрятали в предбаннике. Далее, пока Миша фотографировался с Микки Маусом и катался на русских горках, затопили печь, положили в карман булку с повидлом — и аттракцион начался.
«Миша, сынок! — кричит Мишин хозяин, который всю их совместную жизнь обращается к Мише не иначе как „мишасынок“. — Пойдём, я тебе что-то покажу!» Миша на секунду останавливается, смотрит в сторону дома и переключает карусели на самую высокую скорость. «Миша, сынок! — говорит Мише его хозяин и вытаскивает из кармана булку с повидлом. — Смотри, что у меня есть». Миша смотрит, но не идёт. Тут хозяин Миши всё понимает: махровый халат. Миша не придёт до тех пор, пока видит на нём банный махровый халат. Мишин хозяин возвращается домой, надевает поверх халата длинный старый тулуп, выходит на улицу и снова заводит разговор про булку с повидлом.
Миша не идиот. Он лежит за забором поперёк ямы и прикидывается спящим. Приходится идти на крайние меры: «Я поехал в город! Где машина?» — кричат как будто не Мише. Миша теряет бдительность, прыгает через забор на улицу и несётся к машине. Ехать в город — его любимое после Диснейленда. За воротами Мишу перехватывают предатели и тащат в баню.
Миша не сопротивляется, терпит белую глину и авокадо, чихает от «суперсилы для лошадей», ест свою булку, выходит из бани мокрый, униженный и опустошённый. Дома его наряжают в белое, подкалывают уголки простыни английскими булавками, и он ходит по комнатам, красивый и печальный, как древнегреческая невеста. Когда он ложится на свой диван, то шлейф его платья художественно спадает на пол. Если бы можно было поставить памятник Гигиене, то это был бы бронзовый Миша весь в белом и с кривыми от возмущения ушами. Через полчаса с него снимают одежду и причёсывают. Он садится за печку и громко себя облизывает. А ещё через час кто-то забывает закрыть уличную дверь и всё становится хорошо.
Если прямо сейчас вам захочется выйти на веранду, то сквозь большое окно в кружевных шторах вы увидите, как абсолютно счастливый Миша лежит на земляной горе, весь в старом дожде и жидкой глине. Из окна видны только Мишины грязные уши и белый хвост, похожий на откусанный бублик.
3. Обычный парень, Юлия Поликарпова
— Эм, привет, слушай...
Я не сразу понял, что обращаются ко мне.
— Извини, что отвлекаю, один вопрос...
Уверен, сотни раз встречал его в коридоре и ни разу не запомнил. Его фотография должна выпадать в фотостоках по фразе «обычный парень». И имя, наверное, совершенно такое же, обычное — Ваня, Лёша, Саша.
— Саша? — предположил я и угадал.
Он сразу заулыбался, поверил, что я мог заметить его на планёрке или корпоративе. Но я не обращаю внимания на тех, кто готовит документы или заказывает воду для кулера.
— У тебя серьги такие интересные. Скажи, пожалуйста, где ты их купил?
Это было неожиданно. Такие, как он, в мою сторону обычно либо косятся, либо плюются, ещё могут гомосеком обозвать. Мне начхать: кольцо на моём среднем пальце стоит больше, чем они зарабатывают за месяц.
А серьги правда хороши — фарфоровые птицы с золотой окантовкой. Девочка знакомая ювелирный бизнес начала, подарила на счастье, ну и чтобы на фотке её аккаунт тегнул. Подружке, что ли, в подарок хочет взять? Прифигеет, как узнает ценник, да мне не жалко.
— Записывай адресок. Такие, как у меня, конечно, эксклюзив, их не найдёшь...
— Мне нужны именно эти. А можно у тебя одну купить?
И стоит, и смотрит своими обычными глазами.
— Зачем же, — говорю, — тебе нужны именно эти? Да ещё и не две, одна.
— Могу две купить, если одну не продашь. Но очень надо, правда.
Меня любопытство взяло.
— Просто так отдам, прямо сейчас, если расскажешь зачем.
Не жалко их, серьги эти. Знакомая ещё подарит.
Он смутился такой: и согласиться хочет, и рассказать боится. Решился в итоге.
— Хорошо, только это показывать надо. Пойдём в туалет, пока никто не видит.
Зашли в туалет. Я проверил, что в кабинках пусто, о входную дверь спиной облокотился, серьгу снял, протягиваю: показывай.
Он стащил футболку, вдавил два пальца в левый бок, и его обычный бледный живот распахнулся настежь.
Внутри был цирк — самый настоящий. Разноцветные шатры, акробаты, клоуны, мартышки в блестящих пиджачках, слон в плюшевой шляпе, огненные кольца, через которые прыгали лохматые львы. Раздался грозный рык, зрители у касс завизжали и разбежались.
— Я достал им дракона, но он пока никому не показывается, только рычит.
Саша протянул фарфоровую птицу человечку в строгом фраке. Тот схватил её, радостно залопотал и скрылся в шатре.
— Им так понравились твои серьги, я не смог отказать. Только не рассказывай никому, хорошо? Скажут, серьёзный человек, бухгалтер, устроил внутри себя балаган и потакает всем капризам.
Вечером я принял душ, встал перед зеркалом, надавил на левый бок.
Сухонький старичок храпел на старом диване. Рядом валялась мятая газета. Из-под тумбочки торчали протёртые на пятках носки.
Я растолкал старичка и протянул ему вторую серьгу:
— Смотри, что я тебе принёс. Фарфоровая, с золотом.
Он ошалело повёл глазами.
— На хрена мне сдалась твоя дребедень? Закрывай давай, чтоб не поддувало.
Плюнул на ковёр, повернулся на другой бок и снова захрапел.
4. Лучший день Хотару, Анна Фурман
— Эй, осторожно!
Свист тормозов оглушил всю улицу, движение замерло в считанные секунды. Неестественно-яркий свет ударил разом со всех сторон. Водитель успел остановить машину и схватиться за сердце. Его обезумевший взгляд на миг попал в фокус её восторженных глаз.
Хотару наконец-то посетила город. Пусть всего на один день, зато какой! Она напросилась с отцом как старшая дочь, и тот не смог ей отказать. В конце концов, хоть они истратили на дорогу лишние деньги, но исполнение давней мечты того стоило. Сегодня Хотару увидит, как живут люди в больших городах. Может, однажды и она переберётся в один из этих красивых многоэтажных домов, станет гулять по опрятным улицам, заходить в музеи, смотреть кино с нарядными подругами.
Отец улыбался, глядя, как улыбается Хотару. Она не могла, да и не хотела скрывать своих чувств. Нечто внутри, под рёбрами, подсказывало, что этот особенный день останется с ней навсегда.
Хотару с детским волнением готовилась: она выпросила у матери лучший наряд и скрупулёзно привела его в порядок, залатав и подшив всё, что нуждалось в залатке и подшивке.
— Да ты настоящая горожанка! — восхищался отец.
Мать улыбалась одними глазами, стараясь держать суровую мину. Ей не нравилось, что муж растит в детях, вероятно, несбыточные надежды, но счастье, которое излучала Хотару каждой клеточкой тела, было настоящим. Самым настоящим и чистым.
Хотару рассматривала толпу, кишащую на центральной улице. Людей было так много, и все они, несомненно, спешили по важным поручениям. Лица серьёзны и сосредоточены. Движения уверены и сильны. Хотару мечтала однажды стать такой же — собранной, деловой и, может быть, даже учёной!
Сама улица казалась целым отдельным миром. Новым, ярким, современным и таким манящим. Вывески магазинов с диковинными названиями, некоторые из которых Хотару даже могла прочесть (у матери был старый учебник грамматики), большие белые фонари, висевшие тут и там, просто для украшения. Подумать только!
Летний, приятно холодящий кожу ветер играл с подолом платья Хотару. Она поймала поток и принялась кружиться в нём прямо посреди улицы. Отец рассмеялся. Он был так счастлив видеть сияние своего маленького Светлячка. Солнце слепило всех, кроме Хотару. Она замерла в изящной позе, будто танцовщица, подняла вверх свою чуть загрубевшую от работы ладонь, растопырила пальцы и посмотрела на самый большой, небесный фонарь.
— Что это? Самолёт! — воскликнула Хотару. Улица замерла. — Папа, смотри, настоящий самолёт!
Хотару впервые увидела самолёт. Леденящий душу свист заполнил собой всё. Воздух вокруг задрожал.
— Берегись!
Неестественно-яркий свет ударил разом со всех сторон.
Водитель нажал на тормоза и схватился за сердце. Он потерял дар речи и способность двигаться всего на секунду, но вскоре ожил и выскочил из машины. Пешеходы и другие водители с изумлением наблюдали за таксистом, остановившимся посреди дороги. Особенно нетерпеливые уже вовсю сигналили сзади, призывая странного человека вернуться в автомобиль и продолжить движение. Под колёсами такси никого не было. Водитель, тяжело дыша, уселся за руль. Пассажир сзади недоуменно поднял бровь.
— Вы видели её? — обернулся таксист.
— О ком вы говорите?
— Девушка! На дороге была девушка в старомодном наряде! Разве вы не видели её?
Лицо таксиста было совершенно белым, а сердце колотилось так, словно он пробежал стометровку.
— Нет. Могли бы мы... — Пассажир кивком указал на дорогу и, утратив всякий интерес к произошедшему, уткнулся в свой телефон.
— Да. Да... Конечно. Простите.
Движение восстановилось. Машины и люди вновь поспешили по своим несомненно важным делам.
— А знаете, — сказал пассажир, покидая такси в месте назначения, — этот город полон призраков.
Мужчина на прощание похлопал по крыше автомобиля и смешался с толпой. Водитель вздохнул, покачал головой, прогоняя из мыслей сегодняшнее видение, и развернулся, чтобы ехать обратно.
Хотару наконец-то посетила город. Две Хиросимы, видимая и невидимая, продолжили жить своей жизнью, изредка пересекаясь на бесконечной спирали времени.
5. Успех, Алексей Левинский
Покачиваясь на табуретке из стороны в сторону, Руфь отрывала клочья хлеба от горбушки, разминала их и клала в рот. Вошёл Стефан.
— Ну как прошло? — не глядя на него, спросила она.
— Отлично. Сам не ожидал. Ты-то как? Сидишь в потёмках.
Стефан щёлкнул выключателем. Руфь досадливо поморщилась от яркого света, и Стефан поспешил погасить люстру.
— Голова болит? — участливо спросил он.
Руфь не ответила, и Стефан продолжил:
— Ну да, я видел твоё сообщение. Жаль, что у тебя не получилось пойти. А почему хлеб жуёшь всухомятку? Там паста с креветками в холодильнике. Всё утро готовил.
Руфь едва заметно покачала головой.
— Ну, как хочешь. — Стефан сел на табуретку напротив. — Я тоже не хочу пока. Слишком на волне. Ты знаешь, это было что-то! Последнюю неделю только и делал, что переживал, замучил тебя, несчастную. Но теперь... Сперва, конечно, было стрёмновато, но потом стало так комфортно, я прямо физически ощутил поток энергии из зрительного зала! Ничего похожего не было ни на одной репетиции! Волна энергии ударила куда-то в ладони. Мне вдруг захотелось развести руки в стороны, вверх, будто это и было их естественным положением, будто это не руки, а крылья! Стоило это почувствовать, как ушла вся тревога, страх неодобрения. Я наконец принял сам себя, я понял, на что способен. Как жаль, что тебя не было там со мной! И знаешь, я просил тебя сегодня об одной вещи — ты наверняка помнишь... Я бы хотел отменить.
— Вот как? — Руфь подняла одну бровь. Стефан так не умел.
— Да. Мне нужно было отвлечься. Крыша чуть не съехала на этих репетициях, ты видела. Мне нужно было знать, что в ночь после премьеры это непременно со мной произойдёт — вне зависимости от того, хорошо я сыграю или плохо... Да, чтобы отвлечься, чтобы ощутить ту самую неотвратимость. Чтобы не так сильно концентрироваться на своей игре, на публике, на впечатлении, которое я произвожу. Но теперь я хочу отменить.
— Вот как? А в спальне всё готово.
— Ты ведь знаешь, как со мной обращались дома, как мать и отец убеждали меня в моей ничтожности, вдалбливали это в меня. Я от них ушёл. Я выбрал жить с тобой. Но приволок губительные паттерны из родительского дома и в наши с тобой отношения. Так больше продолжаться не может! Я тяну, тяну за собой этот шлейф. Разве нам это нужно, Руфь? Разве мы не можем быть обычной парой?
— Обычной парой… А ты мне пара? Чего-то не то про нас решил. Слишком уж, видимо, на волне, как ты выразился.
— Почему ты так со мной?
— Голова раскалывается. Сижу, жую этот хлеб. А ты ноль внимания.
— Но я спросил тебя о самочувствии! Я предложил тебе ужин! Ах, Руфь, ты снова за своё! Сейчас я вижу, как ты манипулируешь, как вселяешь вину! Сейчас мне всё открылось!
— Открылось, говоришь? Так и вали на хер из моего дома.
Настало молчание.
После премьеры партнёры по спектаклю звали Стефана на шумную вечеринку в просторной квартире в центре города, и тот хотел пойти, но беспокоился за Руфь. «Как там она с больной головой в одиночестве?» — думал Стефан. Но ему, конечно, хотелось пойти, отметить свой успех среди улыбок, бокалов шампанского, букетов цветов, ярких ламп. Стефан бросил взгляд на синюю стену кухни — там за тонкой трубой батареи стояли сухие розы и тюльпаны; их тени вытянулись по стене в тускловатом свете настольной лампы. Руфь любила только засушенные цветы, и все свои букеты Стефан сегодня раздарил партнёрам, не стал тащить домой это благоухающее великолепие. И вот Руфь прогоняет его. Что ж, давно пора! Трещина на стене, тёмный подтёк на потолке, капающий кран, голая лампочка в ванной, подсвечивающая закрытую дверь жёлтым прямоугольным контуром, Руфь в рваной рубашке с пустым взглядом и поджатыми губами, — всё это он прямо сейчас оставит без сожаления, чтобы, пройдя двором, выйти на оживлённый проспект и помчаться в ярком автобусе навстречу жизни, приключениям, старым и новым друзьям. Как он жил всё это время, в этом полумраке, в этой сырости? Кто ему Руфь? Он оставит всё без сожаления, решил Стефан, но всё-таки бросил мимоходом прощальный взгляд на Руфь. Ему вдруг стало её жаль. Стефан уедет, будет веселиться, а Руфь? Так и продолжит, жуя батон, качаться взад-вперёд на табуретке?
— Не уйду я никуда, — вдруг решил Стефан. — Высеки, чего уж там. Сам ведь тебя попросил, а тебе только того и надо, вот и наслаждайся. Надо ж за слова отвечать. Высеки, насладись. Мне теперь про тебя всё понятно. Ты просто завистливая стервочка. У меня премьера, а ты тут, как сыч в потёмках, упиваешься своей маленькой властью, радуешься, что поймала на слове, что мне теперь не отвертеться. Но знай: я от своего не отступлюсь. Я уже не верю в эти средства, в эти игры. Я просто буду терпеть. Я знаю, что не заслуживаю такого обращения.
Руфь впервые за вечер посмотрела на Стефана.
— Мне совершенно безразлично, Стефан, во что ты веришь или не веришь, — размеренно заговорила она. — Сейчас ты треплешь языком, а через несколько минут будешь лежать молча — раздетым и зафиксированным. Сосед по этажу уехал на рыбалку с ночёвкой, и мне даже не потребуется включать Rammstein, чтобы заглушить твои крики, Стефан. Ты получишь сполна, а по окончании признаешь необходимость этой меры. В очередной раз ты познаешь глубину своего ничтожества, и найдёшь в этом успокоение, и уснёшь, нарыдавшись, с головой у меня на груди, ведь такова твоя чёртова природа, о, мой Стефан...
Улица, стремительно летящий по ней автобус, пузырьки шампанского, цветы, просторная квартира с друзьями, овация зрительного зала, — в этот сияющий витраж будто кинули булыжником: радужный образ пошёл трещинами и обрушился ливнем осколков. Стефан опять услышал стук капель о дно раковины, увидел синюю кухню, пятно на потолке, сухие цветы и сидящую напротив Руфь, но всё теперь казалось ему прекрасным, исполненным значения...
_________________________________
Если вам понравились эти истории, ищите ещё больше классных современных рассказов здесь: https://t.me/v_stile_prochitano и здесь https://prochitano.ru/
Книга
Рукопись издательство мне вернуло. Опять. Они сказали, что им такое не подходит. Мало динамики и объёма. Это была научно-фантастическая повесть, чуть больше ста страниц, и к середине я, пожалуй, действительно слишком ударился в философствования. Читателям такое, по мнению издательства, не нравится. Удивительно, учитывая, что последними их бестселлерами стали роман-размышление от лица таксиста с тремя высшими образованиями под названием "Муки выбора" и его продолжение "Шабли я не уважаю". Суммарным объёмом две тысячи страниц.
Я пытался понять, о чём таксист может размышлять на протяжении двух тысяч страниц, и даже купил первую книгу, и понял, что ни о чём.
Однако, зависть плохое чувство.
Началась новая рабочая неделя и я, как обычно, отправился в редакцию кропать короткие ежедневные заметки на тему науки и техники. Подходящее занятие для писателя-неудачника.
У кулера меня встретил Артёмкин и, к сожалению, заметил.
--О, Борян, как дела? Пока не родила?
И Артёмкин заржал. Он был кладезем дурацких шуток, которые считал очень смешными.
Я на ходу помахал рукой и дежурно улыбнулся, стараясь не дать ввязать себя в разговор. Разговор с Артёмкиным--это каждый раз испытание. Как он стал журналистом--для меня загадка.
Я сел за своё рабочее место и включил ноутбук. Разочарование от очередного отказа от очередного издательства давило на меня и не давало сосредоточиться на работе. Я зашёл на несколько сайтов для публикующих свои произведения начинающих писателей, бегло прочитал пару рассказов. Затем покопался на научных и околонаучных сайтах в поисках интересных новостей. Никакого научного прорыва за последний уикенд не случилось, всё те же затёртые темы: новые облачные решение, очередные изыскания в области квантовой механики, новинки нейронных сетей.
К десяти пришёл босс.
--Борис, работаешь сейчас над чем-то?--спросил он меня.
--Вот, ищу,--я кивнул на экран.
--Не надо, я всё уже нашёл за тебя. На сегодня твой день распланирован. Отправляйся по этому адресу.
Он протянул мне визитку.
--Что там?--спросил я без энтузиазма.
--Презентация какой-то новой книги.
--В каком смысле книги?--удивился я,--Я же технический журналист, а не литературный критик.
--Нет, ты не понял,--ответил босс,--Там не та книга, что книга, а какое-то новое техническое решение в области книгоиздания или книгопечатания или... что-то в этом роде, в общем.
--Типа электронной читалки, что ли?--предположил я.
"Что тут может быть нового?"-- поймал я себя на мысли.
Ну что же, не самый плохой вариант. Поеду, развеюсь, послушаю презентацию, выпью шампанского. Нас, журналистов, часто приглашают на такие мероприятия для раскрутки очередного продукта.
Это была выдающаяся презентация, хотя вряд ли кто-то из присутствовавших тогда понимал всю значимость этого события в истории человечества.
На полутёмную сцену вышел мужчина в чёрном деловом костюме и взял с журнального столики одну из книг. Те, кто сидел в первых рядах, смогли разобрать, что это Гёте. Мужчина выставил руку с книгой перед собой и произнёс в микрофон, провоцируя эхо:
--Книги--что это такое?
Зал притих.
--За историю существования письменности книги прошли эволюцию длиною в тысячи лет,--продолжал человек,--Начиная от клинописи и петроглифов к первым записям на папирусе и бумаге. Изобретение печатного станка и массовое книгопечатание. Изобретение компьютера и Интернета. Электронные библиотеки. Электронные книги.
Книги эволюционировали и все эти тысячи лет книги служили одному предназначению: воспитывать нас, вкладывать в наши головы новые идеи и бороться со старыми. Книги учили нас, кого любить, а кого ненавидеть, как вести себя за столом и кого отправлять в газовые камеры! Книги рождали религии и идеологии! Рушили наши убеждения и навязывали новые!
Но этому пришёл конец!
Он раскрыл книгу, разорвал её вдоль корешка и отбросил в сторону.
--Гегемонии книг пришёл конец! Отныне никто не будет считать себя инженером наших с вами душ!
--Вот!--он взял со стола две другие книги, по одной в каждую руку, и выставил вперёд правую,--Это Библия! Самая продаваемая книга за всю историю человечества!
Он сделал паузу и вдруг убрал руку с Библией за спину.
--Но с этого момента--нет!
Он выставил вперёд левую руку с другой книгой. Она была похожа на Библию внешне: такая же чёрная обложка, на обложке было написано "Книга".
--Наше издательство гарантирует, что отныне это станет самой продаваемой книгой в мире!
--В Издательстве поняли, что книги более не приносят того дохода, который приносили раньше. Сейчас любой может написать собственную книгу и выложить её в Интернет в свободный доступ. Предложение писателей давно превысило спрос. Но мы не сдались и не стали сидеть сложа руки. На основании последних исследований, сочетающих себе новейшие открытия в области квантовой механики, а также нейронных сетей, мы разработали и создали новую Книгу. Книгу, которую пишет сам читатель, пока читает её.
Книга предугадывает настроение и ожидания своего читателя! И за доли секунд до того, как взгляд читателя переместится на следующее слово, она пишет на этом месте именно то слово, которое читатель хотел прочитать! Книга...нет, сам Читатель...пишет то, что хочет прочитать!
Он раскрыл книгу. Внутри была единственная, ярко-белая, страница.
--Достаточно пройти простую процедуру регистрации. Как только аккаунт создан, вы может смотреть в любое место на странице, и перед вами будут появляться слова вашей книги. Одновременно ваша книга будет копироваться в облако и станет доступна всем. Вы сможете написать лучшую книгу, идеальную книгу с вашей точки зрения, именно такую, какую хотите вы!
"Занавес..."
После презентации нам, присутствовавшим, каждому дали Книгу в подарок. Конечно, с умыслом, чтобы мы могли ознакомиться и составить рецензии на основании собственного опыта использования.
К пафосу официальных презентаций у меня давно сложился иммунитет, однако же как человек, интересующийся свежими изобретениями, я был заинтригован.
В офис сегодня можно было уже не возвращаться, и я отправился домой.
Устроился на диване.
Форзац книги был интерактивным, печатая по нему пальцами и следуя подсказкам я без труда создал свой аккаунт и активировал Книгу.
И вот я перенёс свой взгляд с форзаца на первую (и единственную) страницу Книги. И там появилось слово. Едва я его прочитал, оно съехало влево, и на его месте возникло новое слово, и новое, и новое, и новое... Слова возникали бесконечно, съезжая влево и вверх, уступая место новым, складываясь в текст, в повествование. Никогда ещё чтение не было таким лёгким, а образы такими яркими и очевидными. Волнение заставляло моё сердце учащённо биться, а руки дрожать. Иногда из моего горла вырывался возглас радости или восхищения. В повествование вплетались новые линии сюжета и вводились новые персонажи, рождались живописные декорации и происходили идеальные диалоги!..
Не без усилий заставив себя сделать перерыв, я заметил, что уже поздний вечер и за окнами темно. Чувствовал я себя так, словно пережил самое яркое приключение в своей жизни.
Словно был праздник! Или я уехал в отпуск, туда, где карнавал, где яркое солнце и пляж! Или я влюблён в самую красивую и желанную женщину в мире и только что понял, что это взаимно!
Вприпрыжку я отправился на кухню и сварил себе кофе.
Завтра на работу? Плевать! Я чувствовал в себе силы не спать всю ночь!
Я и не спал. Я читал до утра.
Я поехал на работу и взял Книгу с собой. Я украдкой, а потом уже внаглую, читал на рабочем месте весь день.
Поняв, что работать я не могу, я пошёл к боссу и попросил неделю отпуска. Он был удивлён, но согласился.
Спросил только:
--А что там со вчерашней презентацией? Тема стоящая?
Я едва сдерживался, чтобы не взвизгнуть, словно ребёнок, и ответил, что тема кажется интересной, и во время отпуска я планирую изучить её более тщательно.
--Ну хорошо,--пожал плечами босс.
Работы всё равно особо не было, и начальство это знало и относилось к работникам более чем лояльно.
С трудом дождавшись окончания рабочего дня, я поспешил домой. По дороге предусмотрительно заехал в магазин и запасся продуктами. Ибо предстоящую неделю я планировал из дома не выходить и потратить её всецело на чтение. Чтение запоем!
В среду я позвонил Алёнке и сказал, что встретиться с ней на этой неделе не смогу.
--Ты заболел?--забеспокоилась она.
Сумбурно я попытался объяснить, что хочу поработать над очередной книгой. Что у меня вдохновение, и если она не обижается...я бы хотел...чтобы не потерять настрой..пока вдохновение не ушло...
Она не обижалась, или, по крайней мере, сделала вид, что не обижается.
--Ну работай, работай, писатель ты мой,--сказала она с улыбкой. Мы распрощались и, отключив телефон, я кинулся снова читать.
В субботу я прикинулся больным и уговорил начальство ещё на несколько дней работы из дома. Конечно, я не работал--я читал.
Не меня одного свела с ума "эпидемия" Книги. Если в первую неделю продажи составили примерно сто тысяч Книг, то к концу второй недели было продано уже более миллиона.
Никакое из устройств за всю историю человечества не распродавалось с такой интенсивностью. Казалось, мощности Издательства не хватит, чтобы удовлетворить растущий спрос, но они справлялись. При этом стоимость устройства была не маленькая. Однако, люди во всём мире, в разных странах, независимо от благосостояния и уровня жизни, всё же покупали Книгу, как покупают дом, автомобиль, мобильный телефон--то, что "обязательно к приобретению", несмотря на цену.
Отрезвление пришло ко мне к концу второй недели. За чтением у меня совершенно вылетело из головы, что я не только и не столько читаю книгу, сколько прежде всего пишу её, и всё написанное сохраняется в облачном сервисе Издательства.
Я включил ноутбук, зашёл на сайт под своим аккаунтом и попробовал перечитать написанное.
Прежде всего в глаза бросалась пунктуация. Её практически не было. Точнее, были лишь очевидные и самые необходимые пунктуационные знаки, вроде точек в конце предложения или тире в диалогах. Но отсутствовали те знаки, необходимость которых обычно диктуется лишь традицией языка и вбиваемыми в школе правилами, вроде запятых или точек с запятой в сложных предложениях.
Когда читаешь Книгу, ты не видишь знаков препинания. Очевидно, они добавляются позже самим облачным хранилищем. Тем не менее, такая упрощённая пунктуация нисколько не мешала воспринимать текст. Это что касается формы.
Что касается содержание, здесь было всё значительно весомее.
Прежде всего, перечитывать это было, всё равно что вспоминать сон. Пока ты спишь, он кажется тебе чем-то прекрасным и логичным, но пытаясь вспомнить его по пробуждении, ты понимаешь, насколько нелепым и несуразным он был.
Не без тревоги, наскоро, что называется "по диагонали", я перечитал значительную часть написанного. Неужели такое могло родиться в моей голове? Читать это было неловко.
Если бы я написал такое обычным, традиционным способом, то есть без использования Книги, я бы без сомнений и колебаний удалил написанное.
Мало того, что временами это выглядело, как бессвязный поток сознания, так и темы повествования заставляли краснеть.
Смущённый, я на некоторое время отложил чтение-написание своей Книги, вышел на работу, а в течение нескольких следующих недель занимался тем, что читал Книги других людей.
И в скором времени понял, что все их можно охарактеризовать примерно одинаково.
Итак, Книги всех людей можно описать примерно следующим образом:
Во-первых, секс-секс-секс. Очень много секса. Процентов тридцать всех Книг занимали сцены Секса. Самого разного, со всеми возможными извращениями. Ну что же, этого следовало ожидать--значительную часть нашего подсознания занимают мысли о сексе.
Но это лишь самый очевидный показатель. Здесь следует прямо заявить, что Книга эксплуатировала самые подспудные и вожделенные эмоции читателей.
Месть! Месть в каждой Книге. При чём жестокость Мести всегда была несопоставимо выше тяжести проступка.
Персонажи Книг мстили всем налево и направо. Мстили злодеям, мстили коллегам, мстили работникам ЖКХ, мстили незнакомым людям! Бывшие жёны мстили неплательщикам алиментов, бывшие мужья мстили корыстолюбивым жёнам.
Брошенные девушки мстили парням, а парни девушкам. В каждой Книге неверный любовник приползал на коленях и получал свою порцию Мести!
Кроме того, бросалось в глаза, что повествование в любой Книге скакало с первого на третье лицо. Примечательно при этом было то, что в случае физических страданий главный герой описывался в третьем лице, а в случае страданий моральных--в первом. Люди как бы отдавали боль абстрактному третьему лицу, в то время как наслаждаться чувственными страданиями предпочитали лично.
Очевидно, это возвышало.
Герой любой Книги предпочитал был "чуть выше остальных". Нарочито или с душещипательной скромностью, но он всегда ставил себя чуть-чуть над толпой. Всегда был немного другим, всегда лучше. Хоть это в большинстве случаев и не говорилось прямо, но всегда так или иначе декларировалось. Это было ещё одной характерной чертой почти каждой Книги.
Love stories. Куда же без них! В любовных историях герой тоже был выше других, но не сам по себе, а как бы глазами другого человека. Любовь могла быть взаимной или безответной. Взаимная заканчивалась Сексом, а безответная Местью.
При этом в Книгах Месть могла вершиться как руками самого Героя, так и внешними силами в лице Стечения Обстоятельств либо проявления Высшей Справедливости, что, впрочем, приравнивалось одно к другому.
Юмор, великий во всех свои ипостасях: ирония, сатира, сарказм! Странное дело, в Книгах угадывались начало и окончание шутки, но сам элемент юмора отсутствовал.
Я вспомнил Артёмкина с работы, чьи шутки были смешны лишь ему самому. Очевидно, что каждый из писателей Книги был таким же артёмкиным, составляющий лишь ему одному интересный и понятный коктейль из Юмора, Секса и Мести.
Я укорил себя за собственный снобизм. Какое право я имею судить их за то, что нравится им самим, но расходится с моими вкусами? Пусть миллиарды артёмкиных творят каждый свою Книгу.
За первые полгода продажи Книги превысили миллиард. К концу года Книга была почти у каждого дееспособного представителя человечества. Большинство издательств, пытавшихся делать деньги на традиционных книгах, уверенно шли ко дну. В магазинах была только классика, а проще говоря: книги давно умерших писателей. Новых поступлений не было и не предвиделось. Были, конечно, ещё покупатели, но количество их было столь незначительным, что магазины выходили из бизнеса и закрывались один за другим.
Было лишь одно Издательство, и лишь одна Книга, и каждый человек сам был её Творцом.
Я продолжал, хотя уже вовсе без энтузиазма, почитывать чужие Книги, всё более утомляясь их однообразием, как вдруг обнаружил кое-что новое. Это была Книга Константина Сергеевича Андреева.
Вроде ничего необычного, ты ничего не ожидаешь, всё те же буквы, сложенные в те же слова, но... Вдруг книга тебя захватывает, безжалостно поглощает всё твоё внимание,
отвлекает тебя и ведёт за собой, словно верный друг, а ты боишься отпустить руку.
Книга Андреева была непохожа на остальные.
Книга была про семью. Мужчина и Женщина--странно, но они не были выше других и друг друга, просто любили друг друга, без Мести, без описаний сцен Секса.
У них был ребёнок. Они его тоже любили. Да и как его можно не любить?! Он был смышлёным весёлым малышом, с большим количеством друзей, любящим своих родителей и всех вокруг.
Жаль, что к Книгам нельзя было оставлять комментарии. Я бы написал Константину Сергеевичу, что его Книга наполняет меня теплом и радостью. Я был заворожён её непохожестью.
Я читал Книгу Андреева запоем. Невероятно, но её содержание увеличивалось каждый день. Кто мог писать так много и часто?
Неделю за неделей, из месяца в месяц. Я следил за жизнью этой семьи, Мамы, Папы и Малыша. Казалось, я уже наизусть знал весь их быт и знал, как выглядит каждый предмет в их доме.
Следил за всеми перипетиями их жизни. Однажды Папа заболел, но Мама и Малыш выходили его, и Папа стал ещё здоровее, и я искренне этому радовался. Я знал поименно всех друзей и знакомых Малыша, даже белку, которая жила в саду напротив его окна.
Константин Сергеевич писал подробно и много.
Приходя уставший с работы, я снова с радостью погружался в чтение, возвращался мысленно к этой семье, с улыбкой слушал без умолку болтавшего Малыша и узнавал новости из жизни Мамы и Папы.
И вот однажды, когда я уже не мог представить себе ни дня без этой Книги, Константин Андреев перестал писать. Я никогда ранее не задумывался об этом, но ведь сама Книга не предполагала завершения, Книги писались, пока их читали. Нельзя было завершить одну Книгу и начать новую. Вы всё время продолжали писать одну и ту же книгу. В ней менялись герои, сюжет, стиль, жанр, но это была всё та же Книга, которую вы однажды начали. Перестать писать Книгу можно было, только если вы перестали её читать.
Книга исключала возможность творческого кризиса--это была бы тогда неисправная Книга. Ведь, когда вы читали Книгу, она читала вас и знала вас лучше, чем вы сами, и осознавала ваши идеи раньше, чем их успеете осознать вы.
Но Андреев больше не писал.
Я прождал несколько недель и, наконец, решил связаться с Андреевым. Я захотел сказать ему, что его Книга великолепна, и в отличие от всех этих миллиардов пустых однотипных поделок она стоит того, чтобы её продолжать.
Казалось бы, что может быть проще, чем найти человека в наше время соцсетей. Но Константин Сергеевич не был зарегистрирован ни в одной из них. По крайней мере, под своим настоящим именем.
Не без труда, в течение следующего месяца, через какие-то косвенные ссылки и сомнительные базы данных я смог сузить предполагаемый круг поиска до области, затем до города, и, наконец, до точного адреса проживания Константина Сергеевича Андреева.
Я гнал свою машину целый день и ближе к вечеру приехал в нужный мне загородный посёлок, что называется "частный сектор", застроенный домами на одну семью.
Постучал в дверь.
Дверь мне открыла уставшая женщина лет сорока пяти.
--Я бы хотел видеть Константина Сергеевича Андреева.
--Костю?--переспросила она тихо,--Проходите.
Мы поднялись с ней на второй этаж, вошли в небольшую комнату. На невысоком столе стоял ноутбук, рядом фотография.
--Вот Костя,--сказала женщина. Она присела на стоявший у книжного шкафа стул и прижала ладонь к лицу.
На фотографии был изображён мальчик лет десяти.
--Это и есть Константин Андреев?--произнёс я, не веря своим глазам.
--Костя,--тихо сказала женщина.
Я вдруг всё понял. Понял, почему Книга прекратилась.
--Он?..
--Костя умер,--кивнула женщина,--Три месяца тому назад.
Я огорошенно произнёс:
--От чего?
--Костя был болезненным мальчиком. Мы с мужем поздно познакомились и полюбили друг друга. Мы оба хотели ребёнка. Оба боялись, но врачи сказали, что беременность проходит нормально. Однако, Костя родился... аутистом.
Вдруг её тон изменился, стал запальчивым, она словно оправдывалась:
--Нет, он был хорошим мальчиком, понимаете?! Костя был хорошим мальчиком,--она заплакала,--Просто не таким, как все!
Я видел это на фотографии: взгляд ребёнка был обращён словно куда-то в сторону или внутрь. Казалось, он делает огромное усилие, чтобы посмотреть в объектив, но ему это едва удаётся.
--Мы стали беспокоиться, когда поняли, что он не начинает говорить. Но он был умным мальчиком! Он очень рано научился читать и писать! Но не разговаривать. Всё время сам в себе был, никаких друзей, ни с кем не общался. Только с книгами.
--А потом,--продолжала женщина,--Муж, Костин отец, погиб, и Костя совсем закрылся в себе. Не знаю, понял ли он, что папы не стало. Просто стал ещё более замкнутым.
--Он всё понял,--заверил я мать, вспомнив, как Папа в Книге заболел, а потом на радость всей семье выздоровел.
--А вы откуда его знаете?--спросила женщина.
--Я читал его книгу.
--Книгу?--повторила мать без удивления, тяжело встала со стула и включила ноутбук,--Которую? У Кости их было много.
На экране появилась папка с огромным количеством текстовых файлов. Я удивлённо уставился на экран. Невероятно для десятилетнего ребёнка.
--Нет, нет,--сказал я тем не менее,--Понимаете: Книгу.
--Ах, эту.
Мать взяла со стола Книгу в чёрной обложке.
--Понимаете, для Кости в книгах была вся жизнь. Он постоянно читал их и сам писал. Казалось, это помогало ему жить. Не уверена, дописал ли он хоть одну из них, но писал непрестанно.
А когда появилась эта... Книга... я решила подарить её Костеньке. Говорили, что это новое слово техники. Он постоянно её читал. Я надеялась, что это ему поможет. А только вместо этого Костя чах последнее время, и три месяца назад его не стало.
Когда я покидал дом Кости, я оглянулся. Костина мама стояла в дверях и смотрела мне вслед опустевшим обездоленным взглядом. Я хотел сказать ей, что Костя мог говорить. Он сказал всё, что хотел сказать маме и отцу, в своих произведениях, через свои рассказы. Но стоило ли ей это знать теперь, стоило ли множить её горе?
Поэтому я просто сказал:
--Знаете, Костя всё понимал, и очень любил, и папу, и вас.
Она закрыла рот ладонью и горько зарыдала.
Я ехал домой и думал про Костю--мальчика, вся жизнь которого была в писательстве. Который писал о том, что не мог сказать или сделать в силу своих особенностей. Что стало с ним в последние месяцы его жизни? Понял ли он, что все его книги стали не нужны. Человек, смысл жизни которого был в том, чтобы быть писателем. Надломило ли его осознание того, что писатели стали не нужны?
Я написал рассказ про Костю. В нём не было ни динамики, ни объёма, и я даже не стал отправлять его в издательство. Да и издательств уже почти не осталось. Я опубликовал его в свободном доступе в Интернете, хотя не уверен, что электронные библиотеки ещё кто-то посещает. Теперь у каждого есть своя книга, которую он читает.
Но я знаю, что среди миллиардов Книг где-то там в облаке есть одна Костина. Пусть она не спасла его, но спасла меня. Ведь я понял, что книги--это не только то, что ты хочешь прочитать, но и то, что хочет сказать тебе кто-то рядом. Кто-то, для кого, возможно, это единственный способ выразить себя.
Если вы профи в своем деле — покажите!
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
Я ВЕРНУСЬ
Знаешь, ночное небо потрясающе красиво. Ныряешь в пульсирующую бездну с головой и ощущаешь себя песчинкой в безбрежном океане бытия. Все твои желания, проблемы, заботы - лишь тлен, прах на подошвах мироздания. Звезды так близко, что стоит лишь протянуть руку и можно зачерпнуть пригоршню.
-Смотри! Сияющая точка прочертила дугу на черном полотне неба. Падающая звезда! Загадать желание? Глупо. Но, в конце концов, что я теряю? Была не была. Загадал. Какое? Не скажу, а то не сбудется. Думаешь, я стал романтиком? Не хочется тебя разочаровывать, но все гораздо прозаичней.
Единственное доступное мне развлечение - это окно. Всего одно окно, из которого виден кусочек небосвода. И здесь совершенно нечем заняться, остается только философствовать, да любоваться светилами.
Не верь фантастам! Звезды здесь такие же, как и на Земле. Может, их мерцание чуть холоднее. А, может, это игра моего воображения. Никаких фиолетовых закатов, никакого зеленого солнца. Уж поверь мне.
С тех пор как я здесь, я смотрю на небо чаще, чем за все время, что прожил на Земле. Если, конечно, 'они' не врут, и мы не на Земле. Впервые в жизни пожалел, что всегда был равнодушен к астрономии и не могу отличить Большую Медведицу от Водолея
Ты спрашиваешь, где это - 'здесь'? Они утверждают, что 'здесь' - на одном из спутников Земли с непроизносимым названием - куча букв и цифр. Я не запомнил. Увы, я лишен возможности проверить. Они держат меня в полной изоляции, в информационном вакууме.
Кто такие 'они'? Люди в белых халатах, чьим пленником я стал. Хотя... люди ли они? Мучители, душегубы, изверги. Кажется, я тебя окончательно запутал. У самого иногда голова кругом.
Попробую начать сначала.
Декабрь две тысячи шестнадцатого. Преддверие Нового года. Люди словно с ума посходили. В дверях супермаркета меня чуть не сшиб здоровенный мужик:
- Хотя бы извинился, - возмутился я.
- Сам дурак, - огрызнулся он.
Впрочем, совершенно беззлобно, скорее, устало. Я покачал головой и, вооружившись тележкой, двинулся по проходу. "Где же у меня список?" Измятый листок обнаружился во внутреннем кармане. Округлым почерком старательно выведено: колбаса, сыр, майонез, хлеб.
Я улыбнулся. Наполнив тележку, потерял полчаса в очереди в кассу. Наконец вырвался на свободу. Сложил пакеты в багажник. Еще полчаса занял выезд с парковки. Два 'барана' никак не могли договориться, кто кого должен пропустить. Ура! Вырулил на трассу. Потом... потом набрал твой номер:
- Привет, солнышко, все купил. Скоро буду. И я тебя. Очень-очень.
Бросив телефон на пассажирское сидение, занял левый ряд и до упора выжал педаль газа. В салоне было холодно, изо рта шел пар. Я поежился, потер усталые глаза. Крупные хлопья снега залепляли лобовое стекло. Дворники работали на полную мощность. Наконец раскочегарилась печка, в салон полилось тепло, из динамиков вырывалась музыка.
Наша любимая. Металлика. "Nothing else matters". Я прибавил звук. Подпевая, барабанил пальцами по рулю. Подавил зевок, тряхнул головой. Неумолимо клонило в сон. Сказывалась практически бессонная ночь (до утра изучал контракт, вносил правки) и заполошный день: совещания, звонки, встречи.
И все это тридцать первого декабря. Нонсенс. Но заказчики ждать не будут. Им подавай здесь и сейчас. По большому счету, все это мелочи. Только ты имеешь значение. Ты и предстоящий вечер вдвоем.
Когда ушла Лида, мир стал черно-белым. Я жил в пепельном кошмаре, не понимая: кто я? откуда взялся? куда иду? за что мне это? Но время шло. Рана затягивалась. В мир возвращались краски. Не сразу, постепенно, словно кто-то прибавлял яркость.
Росток жизни пробился сквозь толщу депрессии и горя. Этим ростком стала ты. Ты указала мне путь, подарила надежду, вернула вкус к жизни, веру в себя и в людей. Я предвкушал, как обниму тебя, вручу приготовленный подарок. Потом мы сядем за праздничный стол. Только ты и я... Улыбнулся своим мыслям. На секунду прикрыл глаза.
Очнулся 'здесь'. Надо мной склонились лица в масках.
- Где я?
- Вы на спутнике Земли...
- Что со мной? - перебил я.
- Вы попали в аварию, получили множественные повреждения.... Вас практически собрали заново.
- Бред какой-то. - Я дернулся, ремни туго натянулись - Я... меня ждут. Новый год. Я опоздаю.
- Уже нет, - глаза над маской оставались холодны. Как звезды. - Новый год не скоро.
- Как же так? - нехорошая догадка поползла под кожей морозцем. - А какой сейчас год?
- Две тысячи девятнадцатый.
- Сейчас две тысячи шестнадцатый, - пересохшими губами возразил я.
Не было ни сил, ни желания спорить. В конце концов, еще будет время все узнать. В этом я не ошибся. Чего-чего, а времени у меня хватает. Как долго я 'здесь'? Неделю, месяц, год, вечность? Я совершенно потерял счет времени. Моя жизнь превратилась в один бесконечный день. Длинный, как путь к тебе.
Я - подопытный кролик. В папке с грифом 'совершенно секретно' я значусь под номером пять. Правильно, зачем кроликам имена? Они долго не живут. Подозреваю, что предыдущие четыре отдали концы. Мне повезло больше. Или меньше? Меня круглосуточно изучают, за мной постоянно следят, от всего ограждают.
Я словно малый ребенок, меня кормят, укладывают спать, читают на ночь. Я учусь ходить. Правда, получается неважно. Ноги слушаются плохо, все время норовят взбрыкнуть и опрокинуть нового хозяина на спину. Но научиться ходить - не самое сложное. И не вынужденная немощь.
И даже не боль, изматывающая, неизбывная боль, ставшая моей постоянной спутницей. Самое сложное - научиться жить... жить без тебя. Порой мне кажется, что я умер и попал в ад. Иногда я, напротив, мечтаю умереть.
Потом вспоминаю тебя. И успокаиваюсь. Ты не даешь мне свихнуться. Ты - мой маленький секрет. 'Они' знают меня лучше меня самого. Но они не знают о тебе. Не знают, что я помню, смакую милые сердцу воспоминания, перебираю, словно скупец - золото. Ты - мой якорь, моя пристань, моя жизнь.
- Это, безусловно, прорыв. Поразительно, коллега, поразительно. - Один белый халат с чувством пожимает руку другому. Я тут же забыт, словно сломанная игрушка. Со вздохом опускаюсь на постель
- Да, но мы до сих пор не можем найти причину. Предыдущие эксперименты, проводимые на Земле, провалились.
- Хм... нулевая гравитация? Высокая жизнеспособность организма?
- У вас будет время разобраться, профессор. Мы подготовим вам все данные. Номер пять в вашем распоряжении. Мы на вас рассчитываем, - доносятся до меня обрывки разговора из коридора.
У меня появился новый мучитель. Моя живучесть сыграла со мной злую шутку. Когда голоса научных светил стихают, в палату робко заглядывает медсестра.
- Вам что-нибудь нужно?
- Нет, - отвечаю я, не поднимая глаз.
- Может, почитать?
Открываю рот, чтобы отказаться, но вижу раскрасневшееся личико в ореоле пламенеющих волос, выбивающихся из-под белого чепчика, и меняю решение:
- Почитайте. - Она несмело входит, словно в клетку к тигру - Новенькая? - усмехаюсь с видом старожилы. Она кивает, садится на краешек стула, готовая в любой момент вспорхнуть и улететь. - Давно здесь?
- Неделю, - произносит она, внимательно изучая узор на полу.
Хороша. Я с интересом ее рассматриваю. Совсем девчонка. Сколько ей? Двадцать? Двадцать три? Чем-то напоминает тебя. Мимикой? Наклоном головы? Разрезом глаз? Сам не знаю. Сходство неуловимо.
Недавно я стал замечать, что не могу вспомнить твоего лица. Это меня пугает. За то время, что я 'здесь', ты стала символом, путеводной звездой, напоминанием о прошлой жизни, связующей нитью с реальностью.
- Только из училища? - опомнился я. Вот болван. Совсем вогнал девчушку в краску. Она снова кивает. Щеки заливает густой румянец, маленькие ручки нервно теребят подол белого халатика. - Как давно я здесь? - спрашиваю наобум. - И сколько пробуду еще? - 'Они' держат эту информацию в секрете. Боятся, что кролик покажет зубы.
- Два... - она прикрывает ладошкой рот, на меня испуганно смотрят два широко-раскрытых голубых глаза.
- Прости, это было глупо, - вздыхаю. - Инструкции. Я понимаю.
Мы одновременно смотрим на красную точку камеры в углу.
- Так вам почитать? - Я киваю, устраиваюсь на кровати, прикрываю глаза. - Что бы вы хотели?
- На твой выбор.
Шелестят страницы:
- Среди обширной канзасской степи жила девочка Элли. Ее отец, фермер Джон, целый день работал в поле, а мать Анна хлопотала по хозяйству.
- Неужели это?.. - от удивления я сел в кровати. - Не верю своим ушам.
-Да, "Волшебник Изумрудного города", - с улыбкой произносит она. На щечках 'играют' ямочки.
- Эту сказку еще читают?
- Да. Но если вам не...
- Нет, нет, продолжай, - опускаюсь на подушку. - Это была моя любимая сказка в детстве.
- И моя, - отвечает медсестра.
- Помню, мечтал об этой книге. В магазине ее было не достать. В библиотеке - очередь на полгода вперед. А на черном рынке она стоила десять рублей. Целое состояние. Отец не купил. И я рыдал всю дорогу до дома. Смешно, правда? - Она качает головой. - Так что там с Элли?
У нее приятный тембр. На словах "Под гул ветра, плавно качавшего домик, Элли крепко заснула", я задремал. Мне снится Бастинда. Как же ее звали? Софья Никитична? Марфа Петровна? Мы за глаза звали старушку Бастиндой. Помнишь? Из какой она квартиры? Из шестой? Или из десятой? Вечно всем недовольная, ворчала по любому поводу.
А ее коты наводили ужас на весь подъезд. Сколько у нее их было? Десять? Двенадцать? Надо же. Чего только не приснится. К чему бы это? Надо будет спросить у Жанны.
Очаровательную медсестричку зовут Жанна. Она верит в сонники, гороскопы, предсказания и всякую муть. А еще у нее аппетитная задница. Руки так и чешутся ущипнуть. Жаль, у меня пока нет рук. Ну, не ревнуй. Поверь, тебя мне никто не заменит. А с Жанной хоть немного веселей.
Она бы тебе понравилась. Кажется, мы подружились. Я знаю о ней почти все. Отец бросил их, когда Жанна была совсем малышкой. Она живет с мамой. Вернее, жила, пока ее не направили 'сюда'.
- К монстру... Ой, - она по-детски зажимает рот ладошкой. В огромных голубых глазах блестят слезы, - Простите. Я не хотела.
- Не надо плакать, - я саркастически усмехаюсь. - Так и есть. Я - монстр. Железный дровосек, - рассматриваю свои стальные ноги. - Что он хотел попросить?
- Что? - ее голос дрожит.
- Железный дровосек? Что он хотел попросить у Гудвина?
- Кажется, сердце, - едва слышно произносит Жанна.
- А что бы попросила ты?
- Вы о чем? - шепчет медсестра.
- Что бы ты попросила у великого и ужасного волшебника? Она, не задумываясь, выпаливает: - Я бы попросила для вас... для тебя руки.
И рыдая, выбегает из палаты. Я не стал ее останавливать. Пусть поплачет. Обо мне, о себе, о нас. О том человеке, который заточен в тело монстра. О том, кто некогда был, наслаждался жизнью, дышал полной грудью. Когда-то давно, в далеком прошлом.
Да, здесь я один, но не одинок. У меня есть ты. Воспоминания о тебе. О нас. О том недолгом времени, когда я был счастлив. Счастлив и горд. Ты держала меня за руку, и весь мир готов был лопнуть от зависти. Потому что у меня есть ты, а у тебя - я.
Пусть 'они' говорят, что для всех я мертв. Я не верю, не могу, не хочу верить. Я знаю, ты меня ждешь. Я все вынесу. Все вытерплю. Я вернусь. Вернусь, чтобы сказать тебе:
- Здравствуй, дочь.
Буду благодарна за подписку и лайк
Рассказ входит в СБОРНИК РАССКАЗОВ О ЛЮБВИ
Мой канал на дзене