1895 год. Страницы альманаха “Русские символисты” увидели новую, доселе невиданную форму стиха. Произведение Валерия Брюсова, как камушек, от которого по спокойной глади озера пошли широкие круги, вызвал бурную реакцию литературной общественности.
Прежде чем я процитирую это стихотворение, несколько моментов из биографии Брюсова — для лучшего усвоения его творчества.
Валерий Яковлевич увлекался оккультными науками (впрочем, как и многие в то время), и его по праву можно считать одним из величайших русских мистиков, мистификаторов. Можно было бы предположить, что он жил несколько оторванно от реальности ввиду своего увлечения эдаким эльфом из параллельной реальности, ан-нет. Тот факт, что поэт родился в богатой купеческой семье, обусловил твердость его характера, домовитость, даже властность.
Писать он начал в 13 лет. Многие начинающие писатели и поэты в столь юном возрасте нуждаются в неких ориентирах, идеалах. Для меня таковой была Вера Полозкова, а для Брюсова — поэзия французского символизма. Если коротко и без этих литературных премудростей, то символисты воспевают иррациональное через систему символов. Если до них была эпоха веры в разум, то с развитием символизма стали делать ставку на душе, на иррациональное, то, что не поддается конкретному точному описанию. Символисты не принимают обыденные детали - скажем, яблоки, книги, свечи, бутылки с моднейшими напитками…Это неинтересно. Интересны неощутимые и неосязаемые вещи.
Так вот если с наскока читать эти стихотворения, то понятного, на самом деле, мало, ну или совсем ничего. Это все потому что смысл зашифрован в символах. И в этом, собственно, вся суть и прелесть символизма. Конечно, дается это не всем, но критики и толкователи все подробно разжевали. Про Брюсова, например, известна одна забавная история. Поэт Ходасевич как-то сообщил ему, что написал критический разбор на эти его всякие “латании на эмалевой стене” и объяснил вот так и вот так. На что Брюсов ему ответил, мол, спасибо, теперь и мне стало понятно, о чем это стихотворение. Он, конечно, слукавил тогда. Ибо был он одним из самых блистательных безжалостных критиков стиха, и его боялись, наверное, не только лишь все тогдашние юные и не очень дарования.
Да и вообще за что только Брюсов ни брался, во всем он становился мастером дела, все доводил до высочайшего уровня мастерства. История, теория искусства, философия, поэзия, литературная критика, 20 иностранных языков (да, 20, серьезно), да хоть свое издательство. С самооценкой тоже было все в порядке - первый сборник стихов собственного сочинения он назвал не иначе, как CHEFS D’OEUVRE (“Шедевры”, да-да).
Так вот представьте, такой восхитительный во всех смыслах человек просто взрывает общественность всего одной строчкой.
О, закрой свои бледные ноги
Именно так звучало стихотворение. Ни буквой больше, ни буквой меньше. Однострочное стихотворение стало первым оригинальным (т.е. не являющимся переводом) русским моностихом, опубликованным за 90 лет (предыдущее однострочное стихотворение было опубликовано в 1804 году Д. И. Хвостовым), и вообще первым литературным моностихом в новейшей западной поэзии.
Разумеется, критики тут же не преминули воспользоваться возможностью поехидничать, рецензии запестрели всевозможными колкостями, а газеты превратились в площадку для упражнений в остроумии (впрочем, это была долгоиграющая история, и даже, в общем-то, начало конца). Обвиняли Брюсова, его творчество, вообще всю новую поэзию — однострочное стихотворение неочевидного содержания виделось им наиболее концентрированным проявлением таких пороков символистской поэзии, как склонность к формальному эксперименту и невнятность смысла.
Не могу обделить вниманием Владимира Соловьева (нет, не того самого с НТВ): «Для полной ясности следовало бы, пожалуй, прибавить: „ибо иначе простудишься“, но и без этого совет г. Брюсова, обращенный очевидно к особе, страдающей малокровием, есть самое осмысленное произведение всей символической литературы». В общем, тролль он был знатный, только Брюсову до этого дела особо никакого не было.
Поначалу он даже и не придал значения скандальной славе своего создания. В интервью Н. Ракшанину он, «смеясь самым добродушным образом, начал цитировать все журнальные и газетные остроты, вызванные стихотворением», «а затем, быстро приняв серьезный тон», стал убеждать корреспондента, «что идеал стихотворения — это путем одной строки вызвать в читателе нужное настроение: „Если вам нравится какая-нибудь стихотворная пьеса и я спрошу вас: что особенно вас в ней поразило? — вы мне назовете какой-нибудь один стих. Не ясно ли отсюда, что идеалом для поэта должен быть такой один стих, который сказал бы душе читателя все то, что хотел сказать ему поэт?“…»
Брюсов даже не мог предположить, насколько пророческими станут эти слова, потому что именно этому стихотворению суждено было со временем стать едва ли не его визитной карточкой.
Так а в чем все же суть-то стихотворения, спросите меня вы. Лично у меня эта строчка вызывает массу ассоциаций. Начнем с того, что образ женский. Веет чем-то античным, изысканностью форм древнегреческих скульптур. Но в то же время переплетается это с неким вневременным символом - женскими ногами. Длинные стройные манящие женские ноги, вскружившие голову не одному мужчине, что может быть эротичнее? Нежный женский образ, чья бледность кожи отзывается мраморной гладкостью скульптур. Это сладкое “О” в начале намекает на некую истому, соблазн, которому хочется поддаться, но нельзя, а потому - “закрой”. Думаю, ваша фантазия уже подсказала возможные сюжеты :)
Было множество попыток объяснить смысл этого стихотворения, вплоть до предположений, что это все же начатый и незаконченный перевод некого стихотворения. Однако нет достоверных сведений о том, чтобы поэт сам объяснял, что имел в виду. Впрочем, это как объяснять собственные шутки. Ясно только одно — это был яркий крик против шаблонности, взбудораживший литературные умы того времени и зашевеливший мозг не в одной голове.
П.С. Слава этого стихотворения со временем стала обременительной для Брюсова. Дошло в том числе до того, что вспоминать его стало чем-то неприличным, эдаким моветоном. С тех пор тень “бледных ног” неотступно преследовала поэта, чиня всяческие препятствия для того, чтобы его литературные — и не только — заслуги могли быть оценены общественностью по достоинству. Впоследствии даже и в некрологе они были упомянуты Сергеем Есениным.
© Тень Афродиты
