Глава 2
«Голубые глаза»

Картинка резко поменялась; у окна стоял уже не Кирилл, а его мать, но, что странно, с головой отца, чья, все ещё, детская рука проникла в пасть кривого сине-зелёного дракона, а оттуда, гулким эхо отдавались по чернильным стенкам фразы:
- «Вон-а там ещё, морковку лучше дери!»
- «Вот-те 100р, малой , купи шо-нибудь!»
- «Лучок не вырви только-а!»
А сразу после этого темнота, которая перевоплотилась в фрагмент из книги, где шаман, стоя на коленях, склонивши голову перед стаей пещерных гиен, исподлобья наблюдал как те, терзая, раскидывают кишки его «защитников» во все стороны. Его губы шевелятся, но за место молитв, как было в книге, слышался голос его матери, становившийся с каждой секундой все громче и громче:
- «Баба! Зачем я тебя только родила?! Урод неблагода-А-А…» - ругательства перешли в визг, который был все сильнее и сильнее. Шаман не останавливался, и визжал так по-животному, как бы не смог ни один человек. Это было так громко, что барабанные перепонки начали наливаться кровью и пульсировать. От этого он и проснулся.
Перепонки все сильнее поддавались давлению, казалось, что они вот-вот лопнут, а визг все ещё усиливается, переходя в животный вопль и хрипоту.
Голова его болела, но не сильно, в глазах была пелена, а по затылку текло что-то тёплое, пропитывая обшивку «Хомяка», но дискомфорта это не вызывало. Он попытался встать; резкая боль так сильно пронзила ногу, что он бросил попытки, тихо обматерив все вокруг. Он подумал что просто подвернул её, когда потерял сознание. Сильно огорчившись, что стал слишком беспомощным, он сменил положение с лежачего на полулежащее. Успешно облокотившись, он кусал свою заячью губу, чтоб боль немного ушла.
На улице было уже не так темно, как было пару его «осознанных» мгновений назад. Холод понемногу стал возвращаться, окутывая его этим покалывающим чувством. Но ещё он почувствовал что-то странное – под ним хлюпала лужа, а его пуховик был пропитан грязной водой. Но не успев обсудить это с самим с собой, он почувствовал средней силы покалывание на «больной ноге» и тяжесть, и присмотревшись, он понял, что мокрая одежда в -50°С не такая уж и главная проблема, которую ему б стоило решить: на нем что-то сидело.
Когтями на пару с неокрепшими, по-видимому, зубами оно пыталось разорвать его очень плотные и прочные армейские штаны и подштанники, но так как выходило это плохо, удавалось только отщипнуть маленькие кусочки плоти, которые сразу отправлялись во что-то похожее на пасть. Темнота и помутнение в глазах не давали рассмотреть «это» полностью, и был виден лишь силуэт, чем-то напоминающий младенца.
Визг все ещё был слышен, но визжала не эта тварь, а что-то другое. Сам он стал тише и отдавался не воображаемым эхо от чернильных стен, а настоящим, от покрытых наледью домов.
Кто издавал эти звуки – ему было не до этого.
Ему было страшно. Не сильно, ведь он ещё не отошёл от лёгкой контузии и слабого болевого шока. Но за одно становилось холоднее, так как, чудом взявшаяся откуда-то вода под ним стала замерзать, примораживая его пятую точку, локти, и ноги к себе. Мысли в голове путались очень быстро.
От того нечеловеческого вопля не осталось практически ничего, он стал напоминать одновременное рычание собаки и мурлыкания кошки, на низкой чистоте с низкой амплитудой.
Мир остановился. В нем остались только он, и то, что сидело на ноге. Оно до сих пор пихало в пасть маленькие ошметки кожи и мяса. Кирилл это чувствовал, ему было больно. Но он ни мог ни заплакать, ни вскрикнуть, ни пнуть её, будто во время операции вышел с наркоза, или поймал очередной сонный паралич. Но в отличии от паралича, он точно понимал, что это не сон.
- Чёрт, сколько я уже здесь? – тихо прошептал он.
Но как оказалось - экран часов треснул и больше не подсвечивался, и увидеть сколько времени прошло в такой тьме было невозможно. Но это тоже не великая проблема, так как ядрёным морозом сковало все что только можно и тело стало деревянным, вместе с появившемся в затылке гулом. В этот же момент появилась и хорошая новость: глаза привыкают к темноте.
Как только он попытался осмотреть мелкую тварь более подробно, прищурившись через стёклышки, сразу же, в эту же минуту послышался не громкий, но отчётливый треск. Штаны поддались и разошлись вместе с подштанниками. Приятное морозное покалывание окутало неглубокие ранки левой голени, и сразу за этим последовала боль. Дикая, и необузданная боль, коей он никогда не испытывал, даже тогда, когда его пырнули в сантиметре от печени и оставили подыхать как собаку.
Он заорал так, что спокойно переплюнул то, что орало до этого. И никаких других звуков, кроме его ора и чавканья мелкого уродца для него больше не осталось и не существовало. Это было настолько больно, что снова хотелось приставить пистолет к подбородку. Но жить хотелось куда больше.
Оно, разорвав штаны, мощно вцепилось в ногу, кромсало и разрывало плоть, глотая не пережевывая, обливаясь тёплой кровью. Потом, находясь в экстазе, не разбирая что и где вцепилось в большеберцовую кость так сильно, что прежде чем начать её огладывать, ерзало секунд 10, оставив внутри Кирилла несколько зубов. Это и была ошибка. От такого наступил болевой шок и боль, хоть и не сильно, но сошла на нет и была терпимой, и совместно с этим в кровь была выброшена конская доза адреналина. Разум прояснился моментально и в голову само пришло решение.
«ЦОК-ЦОК-ЦОК» раздалось понедалеку отсюда, но он, не обращая на это внимание, оторвал локоть от мерзлой земли, и нащупал «Макаров» под боком, потом, деревянными руками, с неким усилием схватил его поудобнее. Он не помнил, был ли он заряжен, но помнил то, что при «пробуждении» слышал выстрел, хоть и понимал, что это мог быть сон. Но других вариантов нет. Шансы равны. Выкинув правую руку вперёд, не снимая с предохранителя, он нажал на спусковой крючок.
Осечка. Руки затряслись
Ещё одна попытка…
Опять осечка. Именитый ПМ замёрз. Паника окутала его.
Уродец, почуявший нехорошее, оторвавшись от трапезы и одновременной скорби по зубкам, поднял окровавленную морду.
В это время раздался выстрел. Потом ещё один. И ещё один. Все чётко в голову. Хоть гам от выстрела и заложил уши, но приближение цоканья было слышно очень явно. И опять же ему было не до этого. До него дошло: кратковременные вспышки яркого света открыли для него сморщенную, ярко-коричневую кожу, блестящую кроваво-багровым отблеском. И умные глаза голубого оттенка, которые могли принадлежать только одному виду. Человеку...
Да, он молодец что заранее снял ПМ с предохранителя. Без этого, с деревянными пальцами, он бы не смог ничего, и, возможно, даже бы и не очнулся, выстрелив в кого-то или что-то, что недавно сокрушало всю округу. Но при этом он не стал радоваться тому, что не выпустил себе мозги раньше. Он об этом пожалел.
Боль в голени постепенно усиливалась, а в далеке показался источник этого мерзкого звука…

Продолжение следует...

Страх Гиены
Страх Гиены. Часть 2

Национальный заповедник Масаи Мара, Кения.

Фотограф Ahmed Rashed.