Охота
Он продолжает сверлить меня взглядом. Как было в детстве, как было в юношестве. Да как было всю мою жизнь. За любой проступок, за любую невинную шалость я чувствовал прожигающий до костей взгляд своего отца даже тогда, когда он уходил из моей комнаты, громко хлопнув дверью. Он оставался в моей голове даже дольше, чем оставались синяки на теле после его наказаний.
«Боль сделает из тебя человека. Ты не опозоришь ни меня, ни себя так, как опозорила нас твоя потаскуха-мамаша. Запомни, Артур, лишь через боль ты становишься достойным членом этого общества» - говорил он мне каждый раз во время нравоучительной порки.
Но он ошибался. Не боль сделала меня тем, кто я есть. Это сделал выжигающий, мучительный взгляд, полный злобы и ненависти, который я до сих пор вижу в тёмных углах своего дома. Который до сих пор смотрит на меня с портрета моего отца на стене.
С момента его смерти прошло без малого десять лет. Каждый раз, смотря на него, я задаюсь вопросом: почему я всё ещё не вынес портрет на помойку? Может, дело в чувстве долга? Всё-таки я живу в доме, который изначально принадлежал ему и достался мне по наследству. А может, я храню его как напоминание самому себе. Напоминание о том, что моя цель несёт благо, а мои помыслы чисты. Как и подобает достойному человеку.
Из оцепенения меня выводит свист чайника. Не удивлюсь, если он кипит уже пару минут. Заварив небольшую чашку китайских трав, я перехожу в гостиную и усаживаюсь на плотный кожаный диван. С минуты на минуту начнётся моё любимое шоу.
И вот – заставка новостной программы встречает меня голубым цветом с экрана телевизора.
- Добрый вечер, уважаемые телезрители! На часах 22:00, а значит, пришло время вечерних новостей. Вчерашней ночью маньяк по кличке «Крестоносец» снова нанёс свой удар. На этот раз его жертвой стала невинная ученица десятых классов городской школы номер 6 – Елена Волкова. Нам удалось взять интервью у сотрудника местных органов правопорядка, занимающегося расследованием дела. Скажите, что произошло в квартире?
- Пока что трудно сказать, тело проходит медицинскую экспертизу. В целом – почерк схож со всеми предыдущими убийствами предполагаемого маньяка. Однако, утверждать, что это именно «Крестоносец» пока рановато. Его визитная карточка – деревянный крест на верёвочке, который он всегда вешал на шеи своим жертвам - так и не был найден. Вероятно, у него мог появиться подражатель…
Чашка чуть не выпала из моих рук от ярости. Как они могли не найти крест?! Я и так кладу его на самое видное место! О какой «поимке маньяка» может идти речь, если они не могут заметить очевидного?! И как только этих необразованных кретинов вообще допускают до защиты нашего города от всякого сброда? В который раз убеждаюсь: если хочешь сделать что-то хорошо - сделай это сам.
- Тело девушки было найдено её отцом, Дмитрием Волковым. Он и сообщил полиции о происшествии…
Надо же. Не думал, что старик очнётся. Я смотрю как картинка на экране меняется, показывая его лицо. Болезненное, высохшее, в рубцах и ссадинах. Вроде как ему около сорока, но выглядит он на все девяносто. Если не ошибаюсь, он был дворником или строителем… Да какая разница? Работа, на которую способна даже обезьяна, быстро высасывает из человека его достоинство.
Он ничего не говорит репортёрам. Хотя, не уверен, что он вообще способен на разговор в его-то состоянии. Вдруг он поворачивает голову и смотрит прямо в камеру. Я узнаю этот взгляд. Взгляд, полный злобы и ненависти. Я усмехаюсь, отпивая кипятка из фарфоровой чашки. Я знаю, кому он адресован. Это сообщение. «Я найду тебя». Ну, могу только пожелать удачи.
Щелчок – и вместо новостной программы из потемневшего экрана на меня смотрит моя собственная тень. Весь дом в одно мгновение погружается во мрак.
Ещё несколько минут я сижу не шевелясь. Стараюсь уловить хоть один звук снаружи или внутри дома. Ничего. Полнейшая тишина.
Когда глаза наконец привыкают к темноте, я аккуратно встаю с дивана, отставив чашку. Бесшумно подкрадываюсь к окну гостиной и выглядываю из-за занавески. В домах неподалёку всё ещё горит свет, а значит, только я один остался без электричества. Конечно, это может быть простой перебой с внутренним питанием, но осторожность не повредит.
Я прокрадываюсь на кухню и снимаю с магнитного держателя нож. В момент, когда лезвие отсоединилось от магнита с характерным лязгом, я услышал еле заметный шорох на другом конце комнаты. Прижавшись к стене, я всматриваюсь в темноту. Готов поклясться, что вижу, как из дверного проёма на меня смотрит тень. Размытая, нечёткая, выдавшая себя лишь блеском в глазах. Она промелькнула лишь на секунду, но теперь я точно уверен, что проблема не в плохой проводке.
Если это вор, решивший обнести дом немолодого учителя истории, то его убийство даже принесёт мне наслаждение. Паразиты, живущие за чужой счёт, не должны существовать в приличном обществе. Им место на помойках, в канализациях, а лучше на том свете. И беспечность моего вторженца сама вынесла ему приговор.
Вдоль стены я прокрадываюсь к дверному проёму, где только что видел подонка. Рука сжимает нож в предвкушении.
Вдруг - звук упавшего на пол предмета проносится по дому. Я слышу, как он скользит по кафелю прямо к моим ногам. Поганец понял, что я его заметил. Решил поиграть? Ну что ж. Я осторожно наклоняюсь и беру его подношение в руку.
Этого не может быть. По моему телу пробегает едва уловимая дрожь, хотя даже это не слишком частое ощущение для меня. Я сжимаю в своей руке небольшой деревянный крест, в верхней части которого через маленькое круглое отверстие проходит длинный отрезок бечёвки. Я смотрю на него и события вчерашнего дня проносятся у меня перед глазами.
Урок истории в десятом классе. Я вывожу на доске даты октябрьской революции. Не самая моя любимая тема, но план есть план. За моей спиной распахивается дверь, и я слышу, как по классу пробирается в который раз опоздавшая Лена.
- А где «извините за опоздание, Артур Дмитриевич, можно войти?» - говорю я, провожая её взглядом исподлобья.
Она смущённо смотрит на меня, подёргивая подол чёрного платья. Её волосы растрёпаны, под глазами следы недосыпа. С её приходом в дверь также проник лёгкий запах спирта. Видимо наша девочка весело провела ночь.
- Не хотите ли поделиться с классом причиной вашего опоздания? - я продолжаю напирать. Конечно, правды она не скажет, но оно и ни к чему. Достаточно время от времени прислушиваться к шёпоту школьников на перемене, невзначай расспрашивать других преподавателей. Стены имеют уши, а за этими стенами всегда стою я.
- Извините, Артур Дмитриевич… Я проспала… - она судорожно принимается доставать из портфеля учебник с тетрадью.
Можешь оправдываться, но мне известно всё. Ты практически не появляешься в школе. Могу предположить, что в свои 16 ты уже во всю гуляешь с парнями постарше, прыгаешь в каждую койку, пьёшь дешёвое пойло из подпольных магазинов. Ночами пропадаешь в криминальных районах города, покупая в сомнительных клубах пачку неподписанных таблеток. Может, в деталях я могу ошибаться, но людские слухи врать не станут.
Я замечаю на её бедре несколько свежих порезов, выглядывающих из под платья. Они явно сделаны нарочно и с особой силой, словно лапой дикого зверя. Неужели это ты с собой сделала? Ненавидишь себя за то, кто ты есть? Правильный ход мыслей. Лишь через боль ты станешь достойным членом общества. Хотя в твоём случае, боюсь, даже это уже не поможет. Дети – цветы жизни, я искренне верю в это. Но ты сорняк. Разрастающийся с каждым днём, пускающий свои распутные корни в умы юных дарований. И моя миссия – избавить их от твоего дурного влияния. Это мой крест.
Плюс работы учителя в том, что ты всегда имеешь доступ к личным делам своих учеников. Узнав адрес, я дожидаюсь вечера и отправляюсь на охоту.
Только общественный транспорт, никаких такси или собственной машины. Неприметная одежда. Разумеется, без плаща, шляпы и солнцезащитных очков. Оставим это частным детективам из американских фильмов. Хотя, медицинская маска может сгодиться для прикрытия лица. Благо в последнее время на это никто не обращает внимания.
Я выхожу из автобуса в нескольких кварталах до пункта назначения. Делаю пару кругов по району, хожу только по дворам и переулкам. Никаких освещённых улиц. Когда проходит достаточно времени, я подхожу к нужному дому. Потрёпанная временем пятиэтажка: краска на стенах давно облупилась, лавочки у подъездов покосились, а двор украшают уродливые лебеди, сделанные из покрышек.
Милая пенсионерка заходит в подъезд, и я учтиво придерживаю ей дверь. Дождавшись, пока бабушка запрётся в своём жилище, я вхожу внутрь дома и выискиваю нужный этаж. Квартира 71. Дверь деревянная и хлипкая. Видимо, оставшаяся с тех времён, когда соседи ещё могли без предупреждения заходить друг другу за солью, даже когда хозяев не было дома.
Я достаю пару отмычек и через минуту уже оказываюсь внутри. Я не шевелюсь, прислушиваясь к тишине и давая глазам привыкнуть к темноте. Я осторожно пробираюсь вглубь квартиры и вхожу в небольшую гостиную.
В нос ударяет резкий запах спирта, смешенный с гнилью. Пытаясь определить его источник, я замечаю вытянутое тело, распластавшееся на диване. Я вслушиваюсь в дыхание Дмитрия Волкова, но в комнате царит полнейшая тишина. Неужели он мёртв? Странно, что дочь ничего с этим не сделала. Ну, не мудрено, в такой-то семейке уродов. Мне же проще.
Я продвигаюсь к предполагаемой спальне, придерживаясь стены. Обои ободраны и заляпаны чем-то вязким. Надо будет постирать перчатки, когда вернусь. Наконец, я вхожу в комнату Лены. Она, в отличие от отца, ещё жива и мирно посапывает в небольшой кровати. Я замечаю пузырёк от таблеток у неё на прикроватном столике. Вглядываясь через темноту, мне удаётся разобрать слово «снотворное». Неужели ты сама отравила своего отца? Какая ирония. Не удивлюсь, что это было ради денег на дозу или очередную тусовку.
Я достаю из-за пазухи нож. Лежит в руке идеально, как и всегда. Я предвкушаю этот момент. Аккуратно провожу своей рукой по её волосам. Она слегка подрагивает во сне. Совсем скоро ты перестанешь загрязнять этот мир своим существованием. Перестанешь отравлять мысли сверстников своим дурным влиянием. Ты сорняк. А я садовод.
Я зажимаю ей рот рукой, от чего она резко просыпается. Ей требуется несколько секунд для того, чтобы осознать происходящее. Даже в темноте я вижу, как её глаза бегают из стороны в сторону. Наконец, она понимает, в какой ситуации оказалась. Она начинает извиваться, пытаться кричать, но моя хватка холодна и тверда как сталь. Я приставляю нож к её горлу и её пыл резко улетучивается, стоило только почувствовать лезвие на шее. Я чувствую, как мой палец слегка скользит по её щеке.
- Не нужно плакать и умолять. Это бесполезно. Ты ответишь за свои грехи, хочешь ты того или нет. И ответишь прямо сейчас. – я произношу эти слова с улыбкой на лице. Я знаю, что будет дальше.
Когда до неё доходит, что она уже слышала этот голос раньше, её одолевает паника. Она начинает с удвоенной силой вырываться и пытаться кричать. Вот тут то и наступает мой триумф. Я резко провожу рукой по её горлу и вслушиваюсь в хлюпающий звук…
Когда тело обмякает, я достаю из кармана деревянный крест на бечёвке. Подношу его к лицу и через маску целую его, после чего кладу на тело освобождённой души.
Тот самый крест, что я сейчас держу в руках в своём собственном доме.
Я чувствую, как холодный пот выступает у меня на лбу. В нос ударяет знакомый гнилостный запах… Неужели это её отец? Но как он нашёл меня? Я не оставляю следов, я предельно аккуратен в своей работе. Не мог же он учуять меня по запаху как собака?!
Снова шорох. Я поднимаю глаза и вижу выглядывающий из-за угла силуэт. Вероятно, дело в окружающей меня темноте и иррациональном страхе, но он кажется болезненно вытянутым, со странной, звериной осанкой. И всё тот же блеск глаз. На этот раз он задерживается на мне дольше, прежде чем снова исчезнуть в темноте.
Я стараюсь держать себя в руках. Это всего лишь человек. Он вряд ли убивал до этого. Я намного опытней и опасней его. Но всё-таки, почему меня не отпускает эта необъяснимая тревога?
Я слышу звук за своей спиной. Шаги. Очень быстрые шаги. Очень сильных ног. Как такое возможно? Он же секунду назад стоял передо мной! Я бросаюсь к ближайшей стене и прижимаюсь к ней. Нельзя давать ему ни малейшей возможности застать меня врасплох.
Но сзади никого нет. Ни малейшего движения. Тогда почему я продолжаю слышать этот постукивающий звук? Мои глаза расширяются от невозможности моего предположения. Я смотрю на потолок и вижу свисающую оттуда фигуру, отдалённо напоминающую человека. Я наконец заметил его. И он это знает. Он срывается с места и бросается в мою сторону.
Я не могу сдержать вскрик. Я ныряю в первый попавшийся дверной проём и сваливаюсь на кучу разного барахла. Несколько коробок сминаются под моим весом, на голову падает пара фарфоров блюдец, хранящихся здесь до прихода Папы Римского в гости. Кладовка. Ну почему меня занесло именно в комнату без окна?
Но, с другой стороны, где-то здесь должен лежать трофейный пистолет моего отца. Я не особый любитель огнестрела, но если это то, что поможет мне выжить, я буду не против.
Я начинаю судорожно ощупывать полки кладовой в поисках заветного сундучка. Наконец, я его нахожу. Пытаясь подавить дрожь в руках, я открываю защёлку и выхватываю небольшой револьвер из углубления. Патроны хаотично позвякивают, когда я пытаюсь в темноте вставить их в барабан.
И тут раздаётся рык. Одиночный, негромкий, как бы говорящий «я здесь». Я замираю, стараясь даже не дышать. Поворачиваю голову в сторону двери.
Сначала показалась рука. Точнее лапа. Как у исхудавшего медведя. Потом медленно выглянула иссохшая голова. Глаза всё также сверкали яростью откуда-то из глубины вытянутого черепа. Я слышал, как из приоткрытой пасти на пол падала густая слюна. Он наслаждался тем, что загнал меня в угол. Его силуэт продолжал вырисовываться из-за стены. Без спешки. С пониманием того, что всё уже предрешено. Но я не был с этим согласен.
Выждав момент, я вскинул руку с револьвером и выстрелил куда-то в район его головы. Громкий звук оглушил меня, и я еле устоял на ногах от непривычной отдачи в руку. Говорил же, не люблю я огнестрел. Голова твари резко запрокинулась назад, уводя за собой всё остальное тело. Клянусь, что услышал хруст позвоночника, когда высушенная фигура сложилась вдвое. Но его ноги так и не оторвались от земли. Так и не освободили прохода.
Внезапно его тело вновь распрямилось, словно кто-то отпустил резинку, привязывавшую голову к полу. С глубинным, пронзительным рёвом он бросился на меня, повалив на спину. Мои руки были прибиты к полу скрюченными когтями. Над лицом свесилась тёмная как ночь морда, дышащая в меня запахом гнили, от которого хотелось блевать. Из его лба мне на лицо падали сгустки крови. Прямо из отверстия, что я ему оставил в качестве прощального подарка.
Но хуже всего были его глаза. Ярость и ненависть которой он награждал меня всё время своей охоты, наконец достигли апогея. Мне словно снова 6 лет. Словно я снова разбил вазу футбольным мячом. Словно мой отец снова смотрит на меня воплоти.
Но было что-то ещё. За этим взглядом, полным животной злобы и мести я успел разглядеть что-то, что отличало монстра из настоящего от монстра из детства.
И тогда пазл наконец сложился. Все эти прогулы Лены. Все слухи о ней, таблетки, запах спирта, её шрамы. То снотворное, странный вид квартиры и её отца. Она не пыталась его убить. Она старалась его спасти. Через боль она пыталась оставаться человеком. А я отнял её у него.
И теперь, в блеске налитых кровью глаз, я успел увидеть что-то помимо мстительной ярости. Прежде, чем два ряда острых клыков сомкнулись на моём лице, сдирая кожу и плоть, выдавливая глаза и выбивая зубы, пока я не умру от боли, я взглянул в его глаза ещё раз. И я увидел любовь. Любовь, которую заполонила тоска.
