Однако побои крестьянка «старалась сносить безропотно, покоряясь постигшей» ее участи. По прошествии трех лет совместной жизни, когда уже вся деревня знала о прелюбодеянии Федора Андреевича с крестьянской вдовой Феодорой Марковной Гончаровой, его супруга увидела причину его «буйства» и ненависти к ней.

Вынудило же написать прошение о разводе Анну Антоновну случившееся в 1899 г.: Федор Андреевич избил ее до полусмерти и выгнал из дома, не пуская обратно, несмотря на приказание волостного старшины. К тому же в дом крестьянин привел новую хозяйку — ту самую Феодору, а свою жену не подпускал к дому, угрожая «убить или задавить как собаку».

И лишь 16 января 1902 г. было подано прошение, в котором Анна Антоновна просила не только расторгнуть ее брак, но и предать ее мужа и его любовницу «законной за осквернение брака ответственности».

Само прошение изобилует эмоциями: «Насколько я старалась ласками и слезами возвратить к себе своего супруга?! Это только одному Богу известно! Также неоднократно вызывал нашего общества сельский староста в нарочито собранный сельский сход, дабы вразумить моего несчастного мужа, но все напрасно! Как нарочно, мое положение с каждым днем становилось хуже и безотраднее». Вызывает удивление тот факт, что после увещевания приходским священником просительница хотя и не сразу, но согласилась примириться с мужем, который тогда находился в отлучке (ил. 3).

В итоге Анну Антоновну не удовлетворило решение ТДК, переданное через волостное правление, о продолжении супружеской жизни с Федором Андреевичем [там же, д. 77, л. 1—1 об.].

<...>

При подаче прошения о разводе вследствие прелюбодеяния или побоев приходской священник обязывался увещевать супругов, чтобы они помирились; иногда ему это удавалось, и тогда он извещал консисторию рапортом с приложением подписки, причем достаточно было подписки только просительницы.

Развестись в конце XIX — начале XX в. стало уже проще, чем раньше, но бракоразводный процесс по-прежнему являлся сложным и продолжительным. Содержание изученных архивных дел свидетельствует об очень больших сроках производства дел — от 9 месяцев до почти 4 лет (в среднем 1,5 года), а просительнице могли и отказать.

Таким образом, процедура расторжения брака в рассматриваемый период включала следующие этапы: 1) подачу прошения о разводе в ТДК; 2) рассмотрение ТДК прошения и запись на нем резолюции; 3) собирание через волостное правление недостающих сведений, документов, марок, денег (при необходимости правление обращалось к просительнице); 4) принятие решения ТДК и его фиксацию в протоколе; 5) осведомление через волостное правление просительницы о принятом решении.

Модернизационные преобразования второй половины XIX — начала XX в. повлекли за собой изменения в структуре и жизненном укладе крестьянской семьи. Это проявлялось, в частности, в перераспределении традиционных обязанностей мужчин и женщин, что оказывало влияние на статус крестьянки.

Косвенным свидетельством возросшего самосознания женщин явились участившиеся случаи их жалоб в волостные суды на оскорбления и побои мужей, а также подача прошений о разводе. Однако крестьянки подавали соответствующие прошения только тогда, когда сохранить брак было уже невозможно, т. е. терпели сравнительно долгое время.

<...>

// Причины разводов крестьянок в конце XIX - начале XX В. (на материалах Тобольской епархии).Текст научной статьи по специальности «История и археология». Автор: Спичак Александра Владимировна. Опубликовано по лицензии:CC BY

https://cyberleninka.ru/article/n/prichiny-razvodov-krestyan...

С начала XX века доминирующим основанием для расторжения брака как в целом по России, так и в Новгородской губернии стала супружеская измена.
При анализе рассмотренных 14 дел о разводах архивных материалов фонда №480 ГАНО, более 70% составляют дела о разводе по причине прелюбодеяния, около 7% - по причине безвестного отсутствия супруга наряду с указанными не являющимися по законодательству основаниями для развода причинами: раздельной жизни супругов или нежелания жить совместно.

Зачастую брак не расторгался даже по установленному в законе основанию прелюбодеяния супругов.
Неудачи в таких делах были обусловлены отсутствием требуемой доказательной базы.
Ст. 249 «Устава духовных консисторий» недвусмысленно гласила: «Главными доказательствами преступления [авт. - прелюбодеяния] должны быть признаны а) показания двух или трех очевидных свидетелей и б) прижитие детей вне законного супружества». Всякие прочие аргументы - например, любовные письма или показания лиц, не наблюдавших прелюбодеяние воочию, - «только тогда могут иметь свою силу, когда соединяются с одним из главных доказательств».

В конце XIX - начале XX вв. в Российской Империи юридически грамотных граждан среди населения было очень мало. Новгородская губерния не была исключением. Зачастую неудача бракоразводного процесса была как раз результатом правовой неграмотности жителей при обосновании причины расторжения брака, тем более что прошение о разводе более чем в половине всех дел подавали крестьяне. Подтверждением являются дела фонда №480 ГАНО «Документы Духовной консистории разных уездов Новгородской губернии». Люди пытались развестись, например, по причине пьянства одного из супругов, чаще всего мужа, хотя это не являлось официальной причиной для развода, прописанной в законе. Такие дела практически не рассматривались Духовной консисторией.

Одним из распространенных оснований для развода был самовольный уход от супруга. Примером может служить дело о расторжении брака крестьянина Ивана Осипова с женою Евдокией, где супруг жалуется на жену, значительно старше его, которая открыто нарушает обязанности супружеской жизни и живет отдельно от него третий год1. Данное дело получает отказ Духовной консистории потому, что нежелание жены жить с мужем не служит основанием для расторжения брака.

// Проблемы практической реализации института расторжения брака в Новгородской губернии в конце XIX - начале XX вв. Текст научной статьи по специальности «История и археология». авторы: Прохорова К.С., Макарова Е.А. опубликовано по лицензии: CC BY

https://civil.consultant.ru/reprint/books/211/5.htmL

https://runivers.ru/bookreader/book388202/#page/1/mode/1up

Первые задокументированные встречи европейцев с австралийскими аборигенами датированы 1605 годом. Голландский корабль «Дейфкен» под командой Виллема Янсзона из Бантама наткнулся на западный берег полуострова Кейп-Йорк. В заливе Альбатросс (12°30' ю.ш.) произошло столкновение с аборигенами, воспринятыми как «дикие, свирепые черные варвары»; погибли люди с обеих сторон. Далее в 1611 году — Хендрик Броувер, в 1616 — Дирк Хартог (северо-западный мыс), в 1618 — Фредерик Хаутман. В 1623 году на «Арнеме» и «Пере» — Ян Карстенс. Систематическое обследование провёл Абель Тасман в 1640-х, назвав землю Новой Голландией (до 1814 года). Затем в 1688 и 1699 — пират Уильям Дампир, оставивший описание: «Годмадоды (мифическая раса), — также были жалким народом, но их можно назвать джентльменами по сравнению с туземцами, так как последние не имеют домов и одежды из коры, овец, птицы, корнеплодов, страусовых яиц… и несмотря на человеческий облик они мало чем отличаются от животных. Все они высокого роста и худы… У них большие головы, покатые лбы и густые брови. Их веки всегда полуприкрыты, чтобы оберегать глаза от мух… У них большие, утолщенные носы, красные полные губы и широкие рты. Два передних зуба верхней челюсти отсутствуют у всех — мужчин и женщин, молодых и стариков… Лица удлиненные, выглядят очень неприятно… Они не носят никакого платья. Лишь кусок древесной коры, обернутой вокруг талии в виде пояса, да пучок длинной травы или маленькие, покрытые зелеными листьями ветки, загнутые за пояс, прикрывают их наготу». Джеймс Кук контактировал с июня по 6 августа 1770 года. В 1788 году в Порт-Джексоне (Сидней) высадились для колонии преступников — от убийц до оппозиционеров короны (аналог сибирской каторги). С ними прибыли миссионеры, проповедующие Евангелие. Им противостояли полудикие аборигены, утратившие человеческие черты, озлобленные каторжники и равнодушные власти. При губернаторе Дарлинге (1825-1831) приняли инструкцию по «распространению религии и образованности среди аборигенов», защищая их права (Роуз Ф. Аборигены Австралии, М, Наука, 1981, с. 69). Создавались миссии с церковью или домом пастора, где проповедовали, лечили, учили грамоте, решали быт — подобно педагогам 1920-х с беспризорниками. Только любовь и терпение превращали дикаря в человека. Проповедь Истинны была сложна для деградированных существ. Миссионеры следовали Павлу: «Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона, — не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9:20-22). Истину несли на понятном языке, учитывая культуру. Миссионер У. Чеслинг племени юленгоров водрузил крест и объявил: «Иисус — тотем, самый важный из всех тотемов» (Чеслинг У. Среди кочевников Северной Австралии, М, 1961, с. 163-171), затем раскрывал суть. Многие миссионеры погибли, неся добро. Благодаря им аборигены выжили, интегрировались: окончили вузы, стали врачами, учителями, журналистами. Важно: преуспели принявшие Христа, сохранив язык и идентичность. Оставшиеся в язычестве деградировали до иждивенцев на пособия белых. Слово Бога за десятилетия возродило тех, кто веками регрессировал. Воистину, для Бога возможно всё при нашем выборе следовать за Ним. Многие аборигены откликнулись на милость, обретя новую жизнь.