Как наш Батя говорит – три вещи есть, на которые хочется смотреть и смотреть неотрывно: огонь, море и чужая работа
День опричника
©Владимир Сорокин
День опричника
©Владимир Сорокин
Да и в целом я против какого-либо технологического прогресса, общественные мнения меня забавляют. Диванные нытики-эксперты продолжают писать мне сообщения, где они выражают недовольство моей нигилистической системой ценностей.
Да. У меня нет никаких моральных ценностей. Я легко вступаю в конфликты, из которых принципиально выхожу рукоприкладством. Я плюю клиентам в еду, вклеиваю в киноплёнку кадры насильственного содержания, пью дешевое пиво, докуриваю папироски, и рекомендую вам вести такой же дерзкий образ жизни. Друзья, с вами был ваш Григорий Победоносцев.
Опубликовав своё сообщение, я посчитал что пора ехать в больницу.
Сев в маршрутку, у Жоры Паскудникова началась паника: никак не могла его перестать беспокоить мысль, что ему придется сообщить о месте своей остановки.
У Жоры всю дорогу вызывала дискомфорт эта мысль, он обдумывал каждое свое слово, но в предложения они не складывались. На «остановке остановите» будет звучать глупо, - думал он, если сказать: “на остановке” просто не поймут, да и стыдился он своего высокого и юного голоса. Люди выходили и выходили к его остановке остался один человек в салоне, очень сильно Жорка на него надеялся, но все зря. Проехав остановку поликлиники, Жора собрал все силы в кулак и уверенно крикнул: «остановите на следующей!», - «У тебя голос пидорский, не указывай мне», - ответил довольный водитель».
Текст довольно старый, прошу не обращать внимания на ошибки.
Спасибо за внимание!
Мой иронический текст о смерти известного политика: Рассказ
Буду благодарен за подписку на мой блог в телеграме. Там найдете мои мысли, другие текста и рубрику «слово дня» (Уже 8 подписчиков).
Сидел в квартирке своей. Бесполезно время проводил. Целый день играл в компьютер. Вечерело. Друзья написали в Телеграм, пригласили в гости. «Идейные» будут, говорят. Делать было нечего, все видео интересные посмотрел. Играть от безделья надоело. Быстро собрался, накинул кофту, черные джинсы, кроссовки. Косарь наличкой взял. Забыл и вернулся за телефоном. Почти разряжен. Обидно. Девятый час вечера был. Думал, что маршрутка уже не приедет. Закурил. Выехавшая из леса маршрутка обнажила свои числа. Не успел докурить, бросил бычок, оплатил. Уселся поудобнее в конце. Там можно быстро выйти через заднюю дверь. Включил музыку в наушниках. Наблюдая в окне густую тьму, которую периодически освещал свет фонарей, я вспоминал, как буквально несколько лет назад беззаботно ездил зимними утрами и среди кучи толкающихся людей. Смотрел в запотевшее окно. Слякоть дорог.
Подходя к подъезду, написал в Телеграм. Мне сказали, что задержатся, подойдут позже, но мне там откроют дверь. Через пять минут выходит худой парень с длинными сальными волосами. Взгляд совершенно был пустой. Он представился как Андрей. Мы обменялись рукопожатиями и закурили. Поговорили. Он рассказывал о том, как в дурке лежал, как ему диагноз шизофрении поставили. О наболевшем, - подумал я.
Меня такие не пугали. В моём бытие это уже казалось нормой. Он предложил зайти покурить, пока эти подтягиваются.
Я был не в расположении духа, но решил: «так и быть.» Может, будет что вспомнить.
Мы поднялись на этаж. Лифт не работал. Устал, пока бодро переступал ступеньки.
Квартира выглядела ужасно, но родственно. Отклеившееся обои в некоторых местах рваные, старый советский диван со следами засохшего кофе и рваного поролона, деревянные белые оконные рамы, с которых сыпалась краска. Лампа горела тускло, что добавляло некоторого антуража в помещение. Мы уселись. Белую табуретку подкашивало. Держал равновесие второй ногой.
Шизофреник медленно повернул голову ко мне. - Ты как, по Марксу угораешь или Локка вкусить хочешь?
Я задумался. Маркс, конечно, дешевый, но крепкий. Правда, на тревогу с него подсесть можно. Локк — дороже. Сейчас более популярен среди молодежи, но с него плавно накрывает.
Да ладно, — Шизофреник похлопал меня по плечу. — Можем что-нибудь новенькое поискать.
Он сходил в другую комнату за ноутбуком, скоро вернулся, и мы пододвинули табуретки друг-другу. Сели рядом. Начали искать на специализированном сайте, что сегодня новенького в городе.
Смотри Русская идея у нас в городе появилась, — восторженно сказал шизофреник, — говорят, прикольная штука, все хотел попробовать, стоит дешево, но её вечно прячут далеко от городов, ближе к деревням. За культурной нужно гнаться. Но, говорят, стоит своего пути, – ухмыльнулся Шизофреник.
Моё безразличие и спокойствие было разрушено. Название меня, безусловно, заинтриговало, но ехать долго и дорого.
— Слушай, друг, - обратился я к шизофренику, — а давай сейчас поедем, но попросим всех скинуться? Можем себе еще взять немного. За пройденный путь, так сказать.
Шизофреник пересел на кресло, немного подумал, по мозолил глазки. Ему очень сильно не хотелось так далеко ехать. Я подбодрил его немного, он согласился.
Мы написали остальным, все одобрили покупку, тем более такой путь им не приходилось проходить. Я подумал, что просто так, ночью вызывать такси так далеко будет странно. Я предложил ему взять и распить бутылку водки, чтоб ситуация для водителя выглядела так: “Напились мужики, да спьяну голову решили к родственникам съездить”. Он сказал, что на таблетках и нельзя ему пить, но спустя какое-то время согласился. Мы взяли бутылку водки Русский стандарт, пачку темного донского табака, вернулись в квартиру, мило побеседовали, отпили совсем немного, одну треть от общего объема и вызвали такси.
Подъехавшая Лада Гранта с номером 410 меня позабавила. Вспомнил «Пазик» из «Бесконечного лето», с помощью которого в детский лагерь попадали. Мы с моим шизофреником уселись. От нас несло дешевой водкой и донским табаком, так что таксист всё понял. Шизофреник, на моё удивление, разговорился с шофером, начал рассказывать, как у него семья развалилась, как мать с отцом его делили, даже в слезы пустился. Но водитель мужиком оказался и даже подбадривал его. В итоге такие откровения водителя повергли, он как-то в себя ушел, и мы молча ехали оставшийся час.
Он высадил нас на трассе рядом с кладбищем. Оплата по карточке долго не проходила, связь была поганая, но в итоге минут через 10 прошла. Он попрощался, сказал несколько хороших слов.
Было уже темно. Совсем русская ночь. Звезды поражали своей откровенностью. Они были яркие и огромные. В городе эти прыщики на небосводе почти не заметны. Мы пошли в сторону кладбища. Постепенно наши кроссовки совсем промокли из-за росы и грязи. Мы медленно, но верно двигались в сторону старого покосившегося забора, покрытого мхом. Почти подойдя к главному входу, Шизофренику стало плохо.
Ща, подожди немного. – Задыхаясь, он обратился ко мне.
- Что случилось, устал? – недовольно подметил я.
Нет, таблетки, похоже, подействовали. Ну, с алкоголем, которые смешал. Ты иди пока что. Я пока здесь постою. Может, вырвет на земле мертвых. Стыдно будет подобным заниматься, – после этих слов Шизофреник сел на землю и схватился за голову.
Я молча двинулся вперед. Уточнил только, где именно лежит идея. Он показал мне с экрана телефона Могилу. Дальше я решил его больше не беспокоить и двинулся самостоятельно.
Войдя на кладбище, было тихо. Только звуки тошноты «Шизофреника» и проезжающих машин. Пока я шел, мне постепенно становилось тревожно, но возвращаться к нему у меня не было никакого желания. Погружаясь все дальше, я заметил, что наступила совершенная тишина. Воспользовавшись фонариком телефона, я очень испугался, потому что путь, лежащий среди могил во тьме, казался значительно шире. Сейчас фонарик, освещающий мой путь, захватывал обе стороны могил, заборов которых я почти касался. Подул сильный холодный ветер, с одной из освещаемых мною могил упала икона. Мой животный страх всеми силами говорил мне возвращаться, но я настойчиво двигался дальше, постоянно освещая лица обитателей могил. В какой-то момент мои сырые стопы начали болеть, а в спину продолжал дуть сопровождающий ветер. Я решил возвращаться назад, но стоило мне только пойти в обратном направлении, мой телефон разрядился. В густой тьме мой путь продолжал сужаться, а не расширяться, как я ожидал. Мой страх продолжал накапливаться. До срыва оставалось совсем недолго. Пока я шел, не понимая куда, я очень резко зацепился кофтой за одну из изгородей могил. У меня полились слезы. Я начал плакать и молить Бога простить все мои грехи, мечтать вернуться. Я отцепился и решил сесть на лавочку, расположенную рядом с зацепившейся за меня могилу. Я продолжал плакать. Животный страх заставлял меня бежать в любом направлении, но головой я понимал, что это бесполезно.
Я оставался в сознании и старался не паниковать. Очень сильно хотел есть. Решил взять печенье и конфеты, помолиться за упокой лежащего. Конфеты были очень горькими, землянистыми и солеными. Я заметил, что луны начала постепенно озарять мне лицо, расположившееся на могильной плите. Это был человек, которого я и искал.
Пик моего страха был пройден. Тело было не способно двигаться. Душой я пытался убежать с этой могильной вечной земли. Я стал осознавать, что это и был наркотик. Наркотик был упакован в фольгу, которую я принял за конфеты. Меня заливал пот. Я считал, что передозировка неизбежна и я скоро умру. От подобных мыслей мне становилось все хуже и хуже. Кожа начала зудеть, я стал чесаться, рвать волосы на голове. Кости, охранявшие мои легкие, сжимались, казалось, что они надвигались друг на друга. Боль была невыносимой. Я свернулся на лавочке в позу эмбриона, плакал, рыдал и кричал, надеясь, что кто-то услышит и поможет. Я кричал со всей животной страстью, но никто не пришел. Я стал засыпать, но мне не дали. Неизвестный старичок поднял меня.
Что ты тут делаешь, сынок? Здесь ночью мертвецы упокоем наслаждаются, а ты живой. Что здесь забыл?
Я осознавал, что сейчас со мной разговаривает тот же человек, что расположен на могильной плите. Я был в состоянии шока, не способным что-либо ответить. Я сидел молча и потирал слезы.
Понимаю, испуган, - сказал мне седой мужчина в черном костюме. Нечего тебе здесь делать. Тут человеческие души в сопровождении богов отправляются на упокой.
После сказанного наступило несколько минут молчания. Мужчина отодвинул пиджак, достал пачку сигарет, протянул мне. Мы закурили. После этого он продолжил говорить.
Ты еще слишком молод. Мы свою жизнь прожили. Память человеческая всегда приятна. Льстит, что поминают. Здесь ты ничего не найдешь. Ты попал на задворки идеи Русской. Она непостоянна, неуловима, необъяснима. Безграничная Россия требует одной идеи. Без идеи она пропадет. Тяжела та ноша, что много весит. Душа должна наслаждаться своим путём, поисками ответов. Только это способно привести Россию к прекрасным результатам. Как там Тютчев говорил? Умом Россию не понять, аршином не измерить!
У меня полились слезы. Я не понимал почему все это происходит со мной. Я оказался просто не в состоянии что-либо ответить.
Нечего плакать. Уйдешь на рассвете. Русский человек умеет прощать, - он передал мне белый платочек. – На слезы вытри.
Я вытер слезы, хотел вернуть платочек обратно, но он сказал оставить себе. Он встал, похлопал меня по плечу и двинулся в неизвестном направлении, постепенно поглощаясь в темноту он исчез.
На работе сегодня по радио читали немножко из "Декамерона". Чтица хорошая, с настроением. Тот эпизод, где монашка и настоятельница монастыря уличили друг друга в прелюбодеянии. И настоятельница, подумав, решила, огласив всем, что "искушения плоти преодолеть трудно, но уступать им следует скрытно".
"Декамерон"- классика мировой литературы, обязательная для прочтения "культурным" человеком с высшим образованием.
А листочки на столбах "Анжела ждёт тебя", "Таня, любовь 24" почему-то - "фу, шлюхи".
Один не разберет, чем пахнут розы. Другой из горьких трав добудет мед. Дай хлеба одному — на век запомнит. Другому жизнь пожертвуй — не поймет.
Омар Хайям.
Никогда не ходите к черной проститутке. В наших северных широтах африканские дамы малопригодны – они ленивы и вялы. Негритянки возбуждаются исключительно при виде крупных купюр, но спрятав оплату в дверку холодильника, приходят в первоначальное состояние «ленивы и вялы» и механически, без энтузиазма исполняют служебные обязанности. Эта аксиома верна для Москвы, Санкт-Петербурга и даже для уездного Пскова, где автору доводилось бывать.
В Гомеле, обогащенном девушками сельского происхождения, поиск любви не требует больших денежно-временных усилий. Это одно из достоинств наших провинций. В Северной же столице НЮРА и КЛАВА (эти прозвища так прочно прикипели к студентам ‒ героям романа, что называть их настоящие имена не поднимается рука) столкнулись с проблемой свободного времяпрепровождения. Сырость и холод, как известно, любви не способствуют.
Первый раз наши друзья выпили чашу разочарования в ночном клубе в переулке у Дворцовой площади. Увидев вывеску с обещающим силуэтом, студенты сделали роковую ошибку. Они спустились по лесенке в полуподвальное помещение, открыли входную дверь и очутились у стойки бара. Это была засада, западня, хищный капкан, выбраться из которого можно только расставшись с деньгами. И чем дальше от выхода вы отойдете, чем больше уровней преодолеете, тем беднее станете на финише этого квеста.
В тот первый раз студенты не искали приключений, они зашли осмотреть интерьер, согреться и прицениться. Но не успели и глазом моргнуть, как полуодетая девица усадила их в кабинете, заказала абсент и заерзала на коленях. Хищница что-то шептала на ухо НЮРЕ и терлась задницей о ширинку КЛАВЫ. Приглушенное освещение и красный бархат диванов располагал провинциальных простаков к отдыху и наслаждениям. Выпив горящего зелья, студенты расслабились и потеряли всякую бдительность. Это стоило им двух бутылок шампанского по цене доброго французского коньяка. В магазинчике за углом такое шампанское продают вдесятеро дешевле.
Захмелев, студенты заказали водку и барменшу, поскольку одной девицы им показалось мало. Барменша легко согласилась, оставив дежурить за стойкой пару громил в черных костюмах. Компания переместилась в джакузи, веселье продолжилось. Водные процедуры со стриптизом плавно перешли от стадии «потрогать» к стадии «поиметь», но тут друзьям предъявили счет за уже оказанные услуги. Это стало сюрпризом: столько нулей НЮРА и КЛАВА увидеть не ожидали. Студенты от стадии «удивления» перешли к стадии «осознания». Костюмы у выхода ясно давали понять, что живыми им не уйти.
Друзья стали изворачиваться, на ходу сочиняя отмазки – платить за услуги, понятное дело, не было никакой возможности. По версии студентов, они вместе с блогером Михой Зеленым снимают кино и сейчас выбирают место для съемок. Этот клуб вместе с девицами, напитками и охраной у входа вполне им подходит и следует затащить Миху сюда для знакомства с дизайном и интерьером. Для убедительности студенты предъявили визитки Зеленого и продюсера Матвея.
Как это ни удивительно, но в эту басню поверили. Имя Михи Зеленого уже было известно в культурной столице. На клубной машине друзья в сопровождении девиц отправились в отель за блогером и деньгами. В холле студентам кое-как удалось избавиться от эскорта и ускользнуть через ресторанную кухню.
После первого опыта НЮРА и КЛАВА стали осмотрительней. Они изучили местность, расценки и прилагаемые к ним фотографии и выбрали салон с приличными девушками по сходной цене, после чего решились на второе свидание.
В такси, вместо того чтобы молчать в предвкушении, студенты стали расспрашивать водителя-гастарбайтера о репутации выбранного заведения: опыт первой неудачной попытки давал знать о себе. Услыхав о ценах, таксист резко затормозил и стал отговаривать наших искателей приключений. Он утверждал, что знает место гораздо дешевле, а после сеанса в качестве бонуса бесплатно доставит друзей обратно в отель.
Водитель был столь убедителен, что друзья согласились попробовать. По пути к новому месту таксист куда-то непрерывно звонил и с кем-то совещался на своем языке. Через короткое время машина остановилась у старого дома, какие определяют пейзаж этого района Санкт-Петербурга. Четырехэтажное здание смотрело облезлым фасадом на темную улицу. Ходить в этом месте вечером считалось опасным.
‒ Улица разбитых фонарей! – прокомментировал КЛАВА окружающую среду.
Через железные скрипучие двери друзья проникли в подъезд. Здесь пахло плесенью и мышами. Величественная, в чугунных сплетениях лестница – свидетель прошлого величия этих окраин, вела наверх. Друзья поднялись на третий этаж. На лестничную площадку, мощенную потертой шахматной плиткой, выходило три двери, ведущие в апартаменты. Слабый свет уличного фонаря едва проникал сквозь пыль подъездного окошка. Номер квартиры отыскивали с помощью подсветки мобильника.
Позвонили. Дверь приоткрылась. Изнутри выглянул лысый мужчина интеллигентного вида в спортивных штанах и растянутой майке. С ним друзья попали в темную прихожую, освещенную светом из ванны. Оттуда выглянула интеллигентная женщина в очках и переднике. Ее мокрые руки и шум стиральной машины выдавали ее занятия. Пара представилась и любезно предложила гостям выпить чаю.
В диком изумлении от этой домашней обстановки друзья согласились. Они едва разместились за узким столиком маленькой кухни. Хозяева остались стоять. За чаем вели непринужденную беседу о питерской погоде. В ходе обмена мнениями выяснилось, что девушка сегодня одна, а двоим будет стоить дороже.
НЮРА с сомнением посмотрел на хозяйку. Она напомнила ему учительницу начальных классов Веру Сергеевну – тот же усталый вид, те же скорбные морщины на лбу и мешки под глазами. Поняв ошибку, хозяева приветливо заулыбались и вежливо объяснили, что любовь ожидает в отдельном помещении.
Через темный коридорчик, завешенный одеждой, друзей провели в комнату, к цели их путешествия. Целью оказалась черная женщина невероятных размеров. Влезть на нее – что покорить Джомолунгму. Уже через час студенты на собственном опыте убедились, что в нашем прохладном отечестве африканские дамы ленивы и вялы. Местные хищницы вполне себе приспособлены к нашим суровым условиям, импортные – для любви не пригодны.
Впоследствии НЮРА и КЛАВА оправдывали себя на том основании, что отступить в той ситуации они не могли: одно дело обвести вокруг пальца хищниц из клуба, совсем другое – кинуть интеллигентную пару, содержащую притон вследствие нищеты.
Главы из романа «Навоз как средство от простуды (хроники пандемии)». Читать роман можно на портале Литрес.
Руководитель КГБ Юрий Андропов назвал его "убежденным антисоветчиком". В 1974 году молодой писатель был вынужден покинуть страну, за отказ сотрудничать со спецслужбами (по его словам). Эдуард эмигрировал в США, где обосновался в Нью-Йорке.