Пост написан живым человеком

Доброе утро, Пикабу! Это @Woolfen, и сегодня я предлагаю вам немного погрузиться в мир археологии. Она долгое время находилась в тени источниковедения. Эта дисциплина зародилась как вспомогательная, и на то была веская причина: очень немногие археологические находки могут дать достаточный для их понимания контекст. Однако сегодня многое изменилось, но не все готовы это принять...

___________________________________________________________________

Оглавление цикла:
Введение
Нарративный источник — царь доказательств?

___________________________________________________________________

Глиняный черепок, найденный на берегу Тибра, сам по себе может сказать не столь и многое. Мы можем установить по стратификации слоев земли (чем глубже слой — тем он старше) или радиоуглеродному анализу примерную дату его захоронения и создания. По имеющимся каталогам воссоздать форму предмета и даже примерно определить место производства. А по химическому анализу узнать, что же было внутри. Выяснив, что это часть амфоры для вина 4 века н.э., произведенной на территории современного Туниса, удивиться тому, как же её сюда занесло. И только нарративный источник способен дать контекст того, как и почему эта амфора сюда попала.

При этом чем о более раннем периоде развития археологии мы говорим, тем меньше было инструментов для извлечения сведений из находок. В начале 20 века из всего методологического инструментария у археолога была только стратиграфия да редкие каталоги находок. Что толку от очередного черепка 4 века неустановленного происхождения? Такое положение сформировало у историков довольно пренебрежительное отношение к археологии и археологам. Долгое время их основной задачей считалось просто копать, каталогизировать и описывать найденное и не лезть в анализ находок — это дело следовало оставить профессионалам-историкам.

Однако, такое отношение раздражало археологов, как из-за того, что многие результаты раскопок оставались невостребованными и необработанными, так и из-за нередкого игнорирования находок и их интерпретаций. Всё это привело к тому, что на протяжении второй половины 20 века археологи всё чаще начинали сами заниматься обработкой материалов и их «погружением» в контекст, вступая с историками в ожесточенную полемику.

При этом вторая половина 20 века — это период значительного роста возможностей археологии, благодаря внедрению новых методов. Аэрофотосъемка (а позже — использование лидаров) привела к прорыву в способности обнаруживать места потенциальных раскопок. Распространение «спасательной» археологии (раскопок перед началом стройки) значительно расширило их географию. Радиоуглеродный анализ дал новые возможности по датировке предметов. Методы химического анализа позволили определять место происхождения и содержимое находок. А обширная аналитическая работа по классификации и категоризации находок и их характеристик позволила увеличить точность аттрибутации, благодаря чему был совершен не только количественный скачок в находках, но и качественный — в их анализе. Фактически, к 70-м произойдет археологическая революция, и с этого момента не замечать её достижения станет невозможно.

Более того, благодаря открытости археологов для сотрудничества с учёными других специальностей, бурно начнут развиваться междисциплинарные исследования, дававшие много уникальных новых данных. Здесь можно было бы ограничиться одной только радиоуглеродной датировкой, которая стала громадным шагом вперед. Но кроме неё есть большое число междисциплинарных подходов, давших результаты в последние годы. Например, по следам древней пыльцы [14: c. 290] или остаткам семян [17: c. 29-33] устанавливают какие культуры выращивали в различных регионах. По найденным костям животных устанавливают не только состав пищевой диеты, но и направление селекции [21: с. 250-272]. По исследованию человеческих костей выясняют не только возраст умерших, но и от чего они умерли, чем болели и как хорошо питались [45]. В сотрудничестве с гляциологами и специалистами по почвам изучают керны ледников и болотной почвы для определения климатических особенностей [28], а также уровней загрязнений воздуха металлами от промышленного производства [22].

Сегодня ни один труд по древней истории уже не может обойтись без обширного привлечения археологических данных. Хотя часто в книгах историков они всё ещё скорее дополнение к нарративным источникам, что раздражает археологов [14: с.1-2]. Однако археология не всесильна, и есть множество проблем и узких мест в ней, о чем кратко необходимо расписать.

1. Археологические обследования охватывают лишь очень небольшие географические области.

К сожалению, копать везде, где хочется, археологи не могут. И проблем тут масса. От того, что финансируется археология не то чтобы хорошо, до того, что многие интересные места находятся в черте городов или на частной собственности. В 20 веке значительно увеличила охват раскопок «спасательная археология» — когда перед строительством нового объекта по закону археологам дают покопать место. Однако далеко не всегда даже в Европе застройщики дотошно подходят к исполнению своих законодательных обязательств. А еще в некоторых интересных археологам регионам, например в Северной Африке или Леванте, может быть просто небезопасно.

Кроме того, так как денег у археологов ограниченное количество, то чаще всего они работают по каким-то долгоиграющим проектам, копая одну конкретную область. С одной стороны, это позволяет сделать всесторонние исследования территории. С другой — ограничивает возможности увеличения территориального охвата. Из-за этого выборка мест археологических раскопок неравномерна от региона к региону.

2. Различная видимость материалов и их остатков в земле

Разные предметы сохраняются в земле по-разному: камень или металл имеют гораздо больше шансов уцелеть, чем дерево или ткань, которые подвержены гниению. Если с почвой не повезло, то и железо тоже может сохраниться плохо. Но обычно поиск каменных строений или металлических предметов для археологов проще. Нахождение каменного строения часто вообще не требует каких-то особенно тщательных методов обследования, тогда как следы деревянных структур подчас можно обнаружить только по косвенным признакам, например, следам ям под сваи, найти которые не так–то и просто [14: с. 396-397].

При этом усугубляется проблема тем, что нередко археологи копают целенаправленно — в рамках проекта по поиску определённых предметов. И нет ничего удивительного, что, концентрируясь на предмете исследования они могут упускать много интересного. Например, долгое время значительная часть археологии сельской местности античности была сосредоточена на поиске центральных строений вилл. Их не только проще было найти, но и находки роскошных мозаик и украшений куда как интереснее смотрятся в отчётах, чем следы развалин сараев [14: с. 265, 269-270; 17: с. 7].

Однако из-за этого упускались из виду многие вспомогательные строения даже на самих виллах, не то что где-то на расстоянии от них. Из-за чего вышла смешная ситуация, что о домах владельцев вилл из археологических данных мы знаем куда больше, нежели о хозяйственной деятельности, которая вообще-то во многих случаях была основной функцией такого типа землевладения. А ведь виллы были важнейшими игроками на рынке продуктов [14: с. 267-268].

Схожая история и с раскопками городов. Многим археологам куда интереснее исследовать города периода раннего принципата , тогда как культурный слой поздней античности многим мало интересен. Поэтому в Италии есть случаи уничтожения свидетельств городской застройки поздней античности в ходе попыток раскопать более ранние слои [68: c. 46].

Тут ещё очень показателен связанный пример. Археологи, раскопав виллу, могут восстановить её планировку, но… только первого этажа. Ведь именно его остатки и находят. Причем даже эти реконструкции страдают от неопределенности. Точно зафиксировать назначение комнат можно только в том случае, если они функционально чем-то отличалась — например, кухня или туалетная комната имеют видимые особенности. А вот прочие — во многом похожи друг на друга. В прошлом они отличались мебелью, но до наших дней она обычно не доходит [14: с. 237].

И в ту же степь ещё одно замечание. Вы, наверное, не раз видели возмущения археологов деятельностью черных копателей. Так вот оно часто связано не с как таковым копом, а скорее с тем, что он не просто не вводит в научный оборот находки, но и часто, из-за варварских методов раскопки, уничтожает окружающий находку контекст. А он иногда бывает интереснее самой базовой находки. Черепок керамики может свидетельствовать о том, что рядом кто-то жил. Взаимное положение находок — дать подсказку о том, что в этом месте произошло или какой деятельностью занимались. Но без контекста это просто черепок.

Проблема концентрации на поиске более монументальных строений, таких как виллы, приводит к тому, что именно такие типы поселений чаще всего археологи и находят. Т.е. число находок вилл в первую очередь свидетельствует о том, что их проще найти и их целенаправленно ищут, а не о их распространенности в прошлом.

Подобная ситуация иногда может приводить к курьёзам. C 1980 года в районе болгарского Никополя проводятся систематические поиски и раскопки древних поселений. Так как масштабы программы огромны, то концентрировались на наиболее очевидных местах, где могли быть капитальные каменные строения. И так вышло, что все они оказались виллами. Что поставило в тупик, так это полная невидимость в результатах обследований крупных деревень, о которых есть свидетельства из многочисленных источников [1: c. 252 - 256]. И это обычная для археологии ситуация: негативное свидетельство (свидетельство отсутствия чего-либо) не значит, что этого объекта не существовало, вероятно его просто пока не нашли.

Но иногда бывают и обратные ситуации — как история с римскими водяными мельницами. Долгое время считалось, что в Риме эта технология хоть и была известна, но использовалась ограниченно (и я тоже так считал), тогда как в Средние века она начала внедряться повсеместно. Археологическая картина до конца 20 века соответствовала нарративной, пока не было обнаружено, что часть мельничных жерновов, которые ранее считались признаком мельниц с животным приводом, были, на самом деле, для водяных мельниц. И вышла забавная ситуация, что римские источники мало упоминали водяные мельницы, но их нашли уже довольно много, а вот в средневековье всё было наоборот — упоминаний много, а археологических свидетельств мало [30: 10.24-10.25; 32: 17-19].

3. Далеко не все археологические находки введены в оборот.

Это вообще смешная по своей глупости ситуация, корни которой лежат в старом добром снобизме историков по отношению к археологам. Долгое время работа археолога заключалась просто в составлении альбомов и каталогов находок, которые потом… частенько были невостребованы академическими историками. Многие эти альбомы до сих пор пылятся, никем не обработанные, потому что мало кому это интересно [41].

4. Мало раскопать, нужно ещё и погрузить находку в контекст и проанализировать. Тут тоже есть много нюансов.

Как я уже говорил раньше, археологические находки редко несут с собой контекст. И в зависимости от базовых тезисов, одни и те же артефакты могут подтверждать разные теории. Поэтому высоконаучные споры (а иногда и откровенные срачи) за методологию обработки результатов раскопок — это очень популярная спецолимпиада среди ученых. Так что разберём несколько показательных примеров.

Одним из известных явлений для поздней римской империи является «упадок вилл» в конце 4 века. Его свидетельством обычно называют то, что часть помещений, которые некогда были украшены мозаиками, стали использовать явно не по назначению — их могли разделять перегородками, делать проходы прямо через мозаики, застилать пол досками или землей. Классическое объяснение такого явления было в том, что виллы забросили, а их заняли «скваттеры» (беженцы, бездомные). Но в последние годы всё чаще звучат голоса, что на деле это было всего лишь перепрофилирование виллы владельцами для увеличения её прибыльности [11: с.9; 14: c.527]. Т.е. один и тот же факт можно интерпретировать диаметрально противоположно.

Другой схожий пример. После раскопок в 80-х в Италии археологи на основе одних и тех же данных сформулировали две противоположные модели развития городов в позднюю античность: «разрыв» — упадок античного города и потом возникновение на его месте средневекового и «продолжение» — постепенная трансформация от античных форм к средневековым через промежуточные стадии [68: c. 46].

Одним из способов выведения экономических показателей Рима является подсчёт различных находок и ранжирование их по векам. В идеале лучше всего, если сравниваются находки с одного места раскопок, тогда можно делать выводы о тенденциях на определенной территории. А вот если мы начинаем собирать воедино данные с разных раскопов, то возникает проблема выборки. Ведь частота находок может не совсем чётко коррелировать с частотой самого явления в прошлом.

Например, такая ситуация с раскопками костей животных. Во многих исследованиях механистически сложили по векам все находки костей из разных регионов и сделали вывод, что в 1-2 веках н.э. римляне ели в разы больше мяса, чем в 3-4 веках. Однако проблема в том, что нет понимания, были ли эти находки костей сделаны в идентичных условиях. Влиять могло место находки, размер ямы, число самих ям с костями и количество раскопов, где их обнаружили. Ведь, как уже указывалось, иногда число определённых находок выше просто потому, что археологи целенаправленно их ищут. Поэтому простое складывание абсолютных цифр находок на разных площадках методологически спорно [32: с.11].

Схожий пример, но куда более известный — это знаменитый график кораблекрушений в Средиземном море, который всплывает всегда и везде.

По этому графику выходит, что в 1-2 веках н.э. в Средиземном море тонуло огромное число кораблей, а потом оно резко снижалось до того, что в Средние века тонуло в десятки раз меньше кораблей. Из чего делается вывод, что в римскую эпоху движение кораблей было крайне интенсивным, а с 3 века начало резко сокращаться и даже в 15 веке оно не восстановилось.

Такая популярная трактовка, однако, вызвала серьёзные сомнения. И на то несколько причин. Во-первых, деревянные корабли отлично гниют в воде и чаще всего находят не их остовы, а груз. Каменные блоки и амфоры хорошо сохраняются и выделяются на морском дне. А следовательно, найти затонувшие корабли с таким грузом куда проще. И выходит, что сами по себе находки затонувших кораблей с амфорами и каменными блоками говорят больше о частоте перевозок этих конкретных материалов. В Средние века такие грузы не возили в принципе, а в античность, начиная со 2 века, есть вероятность роста перевозок товаров в бочках, которые сохраняются гораздо хуже.

Кроме того, на число кораблекрушений могли влиять маршруты. Средиземное море до эпохи пара было не очень-то простым для судоходства, и в зимний период плавать было попросту опасно. При этом в раннюю Античность или Средние века часто предпочитали каботажное (прибрежное плавание), что было безопаснее (а также снижало вероятность стать жертвой пиратов), но увеличивало время в пути. А вот римляне в имперский период часто плавали напрямик, что увеличивало как скорость, так и риск. Соответственно, частота кораблекрушений зависела не только от числа кораблей на маршруте, но и его рискованности. И большое число кораблекрушений в 1-2 веке может говорить не только о росте морского трафика, но и о том, что капитаны выбирали более опасные маршруты [23: 36-39; 14: 411-414; 42: с.315].

Таким образом, графики числа кораблекрушений не служат сами по себе доказательством роста морского трафика. А вот как свидетельство роста перевозок товаров в амфорах и камня для строительства — вполне.

А знаете, что самое смешное в этом примере? Сам автор A. J. Parker в работе «Ancient Shipwrecks of the Mediterranean and the Roman Provinces» [46], где и дебютировал данный график, указал на сильную ограниченность выборок мест находок и бо́льшую видимость кораблей с амфорами, по сравнению с иными. И он даже предостерёг от поспешных выводов других исследователей [46: с.15-16]. Но на это, почему-то, обратили внимание далеко не все.

Если резюмировать, то археология может дать много материалов по тем аспектам прошлого, которые плохо освещены в источниках. Кроме того, она даёт немало материала и для проверки фактажа из них. Но археология тоже не всемогуща, и без контекста из нарративных источников она имеет довольно ограниченные познавательные возможности. Поэтому источниковедение и археология взаимно дополняют друга, а не конкурируют.

Продолжение следует...

Источники данной главы:
1 - Сборник «The transformation of economic life under the roman empire» под ред. LUKAS DE BLOIS & JOHN RICH, 2002 г.
11 - Tamara Lewit «Villas, Farms and the Late Roman Rural Economy (third to fifth centuries AD)», 1991 г. (новое предисловие от 2004 г.)
14 - Simon Esmonde Cleary «The Roman West AD 200-500: an archaeological study», 2013 г.
17 - Jonathan Broida «The Villa and Agricultural Economy of Late Roman Sicily: An Archaeobotanical Perspective», 2019 г.
21 - PAUL ERDKAMP, KOENRAAD VERBOVEN, and ARJAN ZUIDERHOEK «Ownership and Exploitation of Land and Natural Resources in the Roman World», 2015 г.
22 - Noemí Silva-Sánchez, Xose-Lois Armada «Environmental Impact of Roman Mining and Metallurgy and Its Correlation with the Archaeological Evidence: A European Perspective», 2022 г.
23 - Andrew Ian Wilson «Developments in Mediterranean shipping and maritime trade from 200 BC to AD 1000», 2011 г.
28 - Michael McCormick, Mark A. Cane, Ulf Büntgen, Edward R Cook «CLIMATE CHANGE DURING & AFTER THE ROMAN EMPIRE», 2012 г.
30 - Сборник «Performances économiques de l’Empire romain. Une nouvelle archéologie du commerce et des techniques» под ред. Jean-Pierre Brun, Despina Chatzivasiliou and Willem M. Jongman, 2024 г.
32 - Wilson Andrew «QUANTIFYING ROMAN ECONOMIC PERFORMANCE BY MEANS OF PROXIES: PITFALLS AND POTENTIAL», 2014 г.
41 - Bret Devereaux «Collections: What Do Historians Do?», 2025 г.
42 - «THE CAMBRIDGE ANCIENT HISTORY. VOLUME XIII», 2008 г.
45 - Willem M Jongman, Jan PAM Jacobs, Geertje M Klein Goldewijk «Health and wealth in the Roman Empire», 2019 г.
46 - A. J. Parker «Ancient Shipwrecks of the Mediterranean and the Roman Provinces», 1992 г.
68 - Pilar Diarte-Blasco «Urban Transformations in the Late Antique West Materials, Agents, and Models», 2020 г.

Список всех источников цикла, так как их очень много и Пикабу не переварит полный список, вынесены в отдельную статью: https://teletype.in/@catlegat/A5X_XkBcTH7

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Также читайте мои тексты первым на других ресурсах:

ВК
Телеграм

Найдена в Честере, Англия в 1899-1900-ых годах и датируется 79 годом н.э.

Предполагается, что свинцовая труба находилась на месте претория. Надпись на ней типична для римских водопроводных труб:

«IMP. VESP. VIIII. T. IMP. VII. COS. CN. IULIO. AGRICOLA. LEG. AUG. PR. PR.»
«(Сделано) когда император Веспасиан был консулом в девятый раз, а Тит император в седьмой раз, когда Гней Юлий Агрикола, был легатом Августа пропретором (наместником Британии)»

Объект находится в музее Гросвенор.

В начале II века Римская империя всё ещё оставалась огромной державой, но уже без той уверенности, что несколько столетий назад.

До первых крупных готских и вандальских разграблений ещё пара веков, но на границах постоянно давят варвары. Появляется запрос на новый курс — не расширяться, а удерживать. Эти перемены воплотил император Адриан.

Политика Адриана

• Адриан отказался от политики агрессивной экспансии и борьбы за новые земли. Он вернул парфянам территории за Евфратом, ослабил римский контроль над Арменией и дал ей больше самостоятельности.

• Вместо завоеваний он сосредоточился на мощных фортификациях вдоль границ. При нём построили Вал Адриана длиной около 117 километров. А ещё он активно развивал экономику, культуру и искусство. И параллельно менял роль армии в жизни империи.

• Легионы всё чаще закреплялись на границах, становились менее подвижными. В войска начали принимать людей из соседних провинций.

• Приграничные лагеря перестали быть временными стоянками, они превращались в постоянные военные базы со своим укладом жизни и бытом. Вокруг появлялись мастерские, лавки с торговцами. И конечно — традиционные римские термы.

Сам Адриан нередко бывал в приграничных базах легионеров. И его возмущала чрезмерная роскошь, в которой они жили. Политика императора была направлена на усиление порядка и дисциплины, отказ от излишеств.

По некоторым свидетельствам, Адриан даже приказал разрушить несколько лагерных терм, посчитав их слишком дорогими и шикарными для военных. Его возмущало, что солдаты живут с большим комфортом, чем жители некоторых соседних городов.

Адриан вошёл в историю как один из пяти хороших императоров. При этом историки подчёркивают его строгость к армии. И хотя легионеры старались сохранить прежний комфорт и преференции, мир менялся и Рим менялся вместе с ним.

Читатель помнит, что после того как была разбита последняя карфагенская армия, Сципион отправил в погоню за Сифаком и Газдрубалом Лелия и Масиниссу. Две недели потребовалось преследователям, чтобы достичь Нумидии. Мезулии, которые были подданными отца Масиниссы с радостью приняли его и провозгласили своим царем.

Но оставалось еще собственное царство Сифака, обильное людьми и лошадями. Сифак призвал всех способных носить оружие, вооружил их и посадил на коней. Получилась хотя и плохо обученная но многочисленная армия. Противники стали лагерями недалеко друг от друга. Как это часто бывало, началось с мелких стычек небольших групп всадников, в которые постепенно начали втягиваться все больше людей. Сифак бросал в бой все новые сотни, и за счет численного перевеса стал иметь некоторый успех. Но вот перед конниками Сифака появились ряды римской пехоты. Этого удара новобранцы Сифака уже не выдержали и стали пятится. Сам Сифак вышел в первые ряды в надежде остановить отступающих, но удачно (или неудачно, с какой стороны смотреть) брошенное копьё убило под ним коня. Увидев падение своего вождя нумидийская армия рассеялась. Сифак оказался в плену. Убитых в бою было не много, меньше пяти тысяч, еще меньше пленных, остальные укрылись в Цирте,

Масинисса первым достиг Цирты. Ворота города закрылись перед ним и оставались закрытыми пока он не предъявил закованного в цепи Сифака. После этого город сдался. Поставив везде где было необходимо караулы Масинисса направился ко дворцу. Там, на самом пороге, он увидел прекрасную Софонибу, дочь Гасдрубала и жену Сифака. Она бросилась ему в ноги .

Смилуйся над умоляющей: реши сам по своему усмотрению судьбу твоей пленницы, но не допусти ее оказаться во власти надменного и жестокого римлянина.

С такими словами обратилась она к победителю. Мансинисса был сражен. Его сердце не устояло перед красотой пленницы, и о тут же поклялся, что спасет её. Но как это сделать? единственно что придумал Масинисса, это тут же сделать пленницу своей женой, и тогда уже никто не сможет распорядиться ей как пленницей. Свадьбу справили ( при живом муже!) сразу же. Прибывший в Цирту Лелий, был взбешен и был готов отправить Софонибу прямо с брачного ложа к Сципиону вместе с Сифаком и прочими пленными. Масинисса едва умолил его оставить вопрос о женщине на усмотрение Сципиона.

Тит Ливий весьма эмоционально и драматично описывает встречу Сципиона и плененного Сифака. Предоставляю слово ему, у меня лучше не получится.

Сифак не оправдывался: он виноват, он поступил как безумец, но еще раньше, чем поднял оружие против римского народа: этим его безумие завершилось – не началось; разум его помутился тогда, когда, забыв об узах гостеприимства и о договоре меж государствами, он ввел в свой дом женщину-карфагенянку. Дворец его сгорел от пламени брачных факелов; эта фурия, эта чума ласкала и улещивала его и не успокоилась, пока не лишила его разума, не отвратила от друзей, пока своими руками не дала ему оружие против гостя и друга. Его, погибшего, сломленного, утешает лишь то, что теперь эта чума и фурия пришла в дом самого ненавистного ему человека. Масинисса не разумнее Сифака и также необуздан, а по молодости своей он и неосторожнее: женившись на ней, он поступил еще глупее и опрометчивее, чем сам

Перед Сципионом встала сложная задача - не потерять союзника, но и добиться своего. Принял он Масиниссу приветливо, даже ласково. Он говорил о его заслугах, о их дружбе и о том, что все это может быть потеряно в одно мгновение. Он говорил что и Сифак и его жена добыча римского народа, их следует отправить в Рим: пусть сенат и народ римский решат,судьбу их обоих. В противном случае он лишит себя благодарности Рима. Сципион был дипломат, за его приветливой речью ясно читалось: подчинись и будешь в шоколаде, в противном случае твоя судьба будет печальна.

Вновь предоставляю слово Ливию, его описание дальнейшего по своей трагичности может поспорить текстами с Шекспира:

В смятении ушел он от Сципиона к себе; выпроводив свидетелей, долго сидел, вздыхал и стенал – это слышали стоявшие вокруг палатки – и наконец с глубоким стенаньем кликнул верного раба, хранившего яд, и велел ему отнести Софонибе отравленный кубок и сказать: «Масинисса рад бы исполнить первое обещание, которое дал ей как муж жене, но те, кто властен над ним, этого не позволят, и он исполняет второе свое обещание: она не попадет живой в руки римлян. Пусть сама примет решение, помня, что она дочь карфагенского вождя и была женой двух царей."

Слуга передал эти слова и яд Софонибе. «Я с благодарностью, – сказала она, – приму этот свадебный подарок, если муж не смог дать жене ничего лучшего; но все же скажи ему, что легче было бы мне умирать, не выйди я замуж на краю гибели». Твердо произнесла она эти слова, взяла кубок и, не дрогнув, выпила.

Так кончили жизнь красавица Сафониба. А Масинисса на следующий день, после хвалебной речи Сципиона в его честь, получил от римского полководца золотой венок, золотую чашу, курульное кресло, жезл из слоновой кости, расшитую тогу и тунику с узором из пальмовых ветвей. И как венец всего Сципион назвал Масиниссу царем Нумидии- первым царем теперь единой страны.

Лептис Магна — древнейший город Ливии, достигший расцвета во время Римской империи. Руины города расположены на берегу Средиземного моря в 130 километрах к востоку от Триполи. Предположительно город был основан около 1100 года до н. э. как финикийская колония и служил главным портом региона. Значение города резко усилилось в IV веке до н. э., с ростом могущества Карфагена. Город, хотя признавал протекторат Карфагена, оставался независимым, и был занят римлянами только после победы в Третьей Пунической войне в 146 году до н. э.

Город стал частью провинции Африка в 46 г. до н. э., после битвы при Тапсе, когда Юлий Цезарь обратил в бегство армию Помпеи. В период правления Августа город начал приобретать облик, который сохранит и в последующие времена. В 126 г. при Траяне Лептис стал колонией и спустя 17 лет, благодаря Адриану стал привлекательным благодаря комплексу терм в юго-восточной части города. Город достиг максимального расцвета после 193 года, когда двадцатый римский император Септимий Север, родившийся в Лептисе, возглавил империю.