Рассказ "Соседи сверху"
У каждого есть свои утренние ритуалы. У меня - полторы ложки мелкомолотого растворимого кофе, два кубика рафинада и сигаретка. Каждое утро я стоял на балконе и размышлял о том, что же мне сегодня написать. Жена и соседи уже ушли на работу. Кайф. Весеннее утро. Птички поют. Под окнами расцвела сирень и пахуче била своим ароматом в нос, перебивая даже мою никотиновую невосприимчивость.
Все было прекрасно в этом моменте. У меня родилась идея о новой сюжетной арке для книги, которую я недавно начал. Но что-то было не так. Что-то однозначно было не так. Что-то напрягало. Что-то шелестело вверху. Я поднял глаза. Это были розовые шарики с надписью: «У нас родилась дочь». Блять.
Блять. Блять. Блять. С нашими перекрытиями в квартирах бессонные ночи будут не только у счастливых родителей, но и у всего подъезда. Может нам сказочно повезет. Может эта юная леди не буйных нравов и будет спать без истерик и воплей. Ну нет, везение – это не про меня. Прощай, спокойный сон! Привет, круги под глазами! Теперь мы все здесь будем представителями клуба панды.
К подъезду подъехало несколько машин, украшенных ленточками и шариками. Все были счастливы. Кроме юной леди, которая вопила как не в себя. Эти люди умилённо улыбались. Правильно, вы ж – суки все уедете, останемся мы – любимые соседи, лишенные сна. Я был прав. Я был чертовски прав. Девочка дала просраться всем. Абсолютно всем. Своим родителям, которые через несколько недель прошли бы кастинг в любой фильм о зомби. И соседям, составившим им бы компанию. Надо было что-то делать.
Эта история началась задолго до появления юной соседки.
Квартиру сверху купил некий Егорка, решивший, что его великовозрастной мамашке, счастливой обладательнице трешки возле МГУ, пора освободить жилплощадь для сынки.
Под лозунгом: «Мама, тебе нужен свежий воздух!», Алла Григорьевна переехала в Люберцы. Свежего воздуха здесь было действительно хоть отбавляй. Окружающая атмосфера помоек, строек и пробок создавала невероятно экологически чистый поток воздуха в организм старушки. Егорка же переехал в мамкину трешку страдать от грязной атмосферы Лужников.
Вместе с Аллой Григорьевной в квартиру над нами заехал и рояль, который периодически вытирался от скопившейся пыли. Играла она редко, но иногда концерты все же случались. В эти моменты я ее ненавидел. Она нарушала мой покой и тишину. Поток мысли убивался раздражающей музыкой. Вот если б она на гитарке что-то слабала. Это уже другой разговор, но Алла Григорьевна – манерная бабка. Она принесла в наш убитый подъезд нотки остатков своего богемного мира, выраженные, блять, в мерзких звуках этого чертового рояля. Я стал понимать Раскольникова.
Крамольные мысли все чаще посещали меня, но природа опередила. Рояль навсегда утих и стал модным аксессуаром в квартире, которую Егорка выставил на сдачу. Началась эпоха кочевников, которые приезжали покорять столицу, а затем сваливали в район получше. Не всем нравились мрачные Люберцы.
А мне здесь вот хорошо. Атмосферненько и в тон моим рассказам. Я находился внутри пиздеца, о котором писал. В самом эпицентре мрачности бытия. Писалось легко, если было тихо. Мне просто нужна была тишина. Тишина и все.
Егорка заселил семейку, в которой юный паренек обожал скрипку. Чертову скрипку. Он играл на ней целыми днями. Хотелось засунуть ему смычок куда-то поглубже, чтобы тот не скрипел. Благо они нас залили. Какое же это было счастье, когда Егорка спустил всех собак на скрипача и его семейку. Он выгнал их без зазрения совести, чем вызвал у меня порыв уважения в его адрес.
Как оказалось, временно. На смену им заехала абьюзивная пара, трахающая целыми ночами друг другу мозг, а затем свои тела. После разъяснительной беседы был не понят, но понят был участковый. Егорка снова расклеивал объявления с надписью: «Сдам квартиру» и отрывными бумажками с его номером телефона. Я отрывал их. Я хотел тишины.
Следующим стал тихий алкаш. Идеальный сосед, в которому я захаживал, и он становился громким. Громко становилось в подъезде, когда наши творческие вечера нарушала моя обезумевшая жена. Жена, которая всячески пресекала мою музу, лежавшую на дне бутылки. Женщина, которая ничего не смыслит в искусстве. Даже Алла Григорьевна респектовала моим рассказам, а жена орала. Иногда в ход шли снаряды из кухонной утвари. В прошлой жизни она явно была артиллеристом, ибо всегда била точно в цель. Как-то ее достали наши посиделки, и она достала скалку, которой, словно мечом начала, карать приверженцев моей писанины. Моему новому другу не очень понравилось. Я-то привыкший. Да и это моя жена. Моя любимка. Он съехал. Очень печально. Печально потерять друга, умеющего слушать. Умеющего слушать мои великие идеи.
Тихая семейка, ставшая следующими кочевниками, удостоившими своим присутствием наш дом, меня очень радовала. Их не было не слышно и не видно. До тех пор, пока на балконе не появились розовые шарики. Я перестал писать. Я постоянно хотел спать. Но как спать под гул сирены. Это было невыносимо.
- Егор, ты должен что-то сделать! – с отчаянием сказал ему я.
- Виталь, нормальная семья, не гунди.
- Их чадо не дает спать всему подъезду.
- И что? Дети – цветы жизни. Погоди, подрастет и все норм будет.
- Слышь! – не выдержал я, - Приезжай в гости на недельку, а потом поговорим о цветах.
- Нееее, спасибо за гостеприимство, но я – пас!
- Сдам тебя понял?
- Виталь, да иди ты, понял?
- Сдам тебя в налоговую, пусть покарают тебя буржуя.
- За что? – напрягся Егорка.
- Налоги сто пудов не платишь со сдачи.
- Плачу!
- Вот кто-надо и разберется, платишь ты или нет.
- Пошел ты на хер, Виталик! Я думал, ты – нормальный мужик, а ты –стукачок, оказывается.
- Я тебе все сказал, понял?
- Козлина! – сквозь зубы, процедил Егорка.
- Че ты сказал?
- Понял, говорю.
Спустя пару дней тихая семейка освободила хоромы. Я снова наслаждался тишиной. Полторы ложки мелкомолотого растворимого кофе, два кубика рафинада и сигаретка. Жена и соседи уже ушли на работу. Кайф. Весеннее утро. Птички поют. Под окнами расцвела сирень и пахуче била своим ароматом в нос, перебивая даже мою никотиновую невосприимчивость.
Мое величайшее умиротворение нарушил довольно знакомый звук. Звук рояля. Сука! Егорка! Когда это все, блять, закончится?
Виталий Штольман, 2022 год