В профиле Рут не было информации о себе, только фотографии. И через несколько сообщений она пригласила меня к себе домой. Два тревожных звоночка с самого начала, но она уверяла, что никакая она не разводила, и я предложил для начала встретиться в баре. Так, если на встречу придет волосатый байкер и захочет меня поцеловать, я смогу сбежать через пожарный выход.
Рут выглядела как греческая богиня в мини-юбке и тренче. Ее глаза цвета оникса, казалось, сияли в этом небольшом невзрачном баре. Каждый раз, когда она встряхивала волосами, остальные посетители украдкой поглядывали на нее в зеркало за барной стойкой.
На фотографиях она, конечно, выглядела по-другому, но все еще куда лучше меня. Я хотел обнять ее, но она только крепко пожала мне руку. От камина в углу исходил жар, но она была в теплых зимних перчатках. Когда я уловил ее аромат, свежий и очаровательный, остаток моего разума закричал: «В чем подвох?»
Наверняка в любую секунду она обманом выпотрошит мой кошелек. Черт, может, она уже украла мою карту?
Я похлопал по карманам. Кошелек, телефон, брелок с Покемоном. А нет. Все на месте. Но я уже начал слышать третий тревожный звоночек.
Бармен подошел принять заказ – я попросил кружку Гиннесса, а Рут ограничилась водой из-под крана – и мы погрузились в разговор друг о друге. Когда я начал рассказывать ей о жизни в «IT-игре», она саркастически зевнула.
– Ну а ты чем занимаешься?
– Мечусь между хирургией и всем остальным, что не содержит биологические жидкости.
– Что ж. Я думал, тебя предупреждали о них в медицинском.
– У меня не всегда были проблемы с ними. Я пережила… болезненный опыт. – Она вздрогнула, как будто вновь пережила болезненное воспоминание. – Впрочем, неважно. Поговорим о твоей половой жизни.
Это было неожиданно, и я выплюнул свой Гиннесс на барную стойку. Рут нервно вытащила влажную салфетку, все убрала, а потом поправила салфетки и пепельницу так, чтобы они стояли ровно. Рыжий бармен покосился на нее, но ничего не сказал.
Красивая брюнетка призналась, что у нее куча кинков. Не буду врать, сердце мое слегка затрепетало. Она спросила, не хочу ли я выпить еще. Хотел, но пил маленькими глотками. Я не очень себя контролирую, когда пью. И если выпью больше четырех кружек, буду цепляться за унитаз, как спасательный плот.
Наконец, я решился задать мучивший меня вопрос.
– Рут, не пойми меня неправильно, но ты вообще настоящая? В чем подвох? Завтра утром я проснусь без почки?
– Буду откровенна, подвох есть. Расскажу, если пообещаешь не смеяться.
Она наклонилась ко мне, прижала свои пухлые губу к моему уху и сказала:
– Я помешана на чистоте. Прям помешана. Я отправлю тебя в душ сразу, как мы придем. – Когда ее палец в перчатке провел по воротнику моей рубашки, ей пришлось сдержать рвотный позыв. – Одежда тоже должна быть чистой. Я могу дать тебе свежий комплект. И ты должен будешь почистить зубы. У тебя есть чем убрать серу из ушей? Я одолжу тебе свой прибор из аварийного наборчика.
Я спросил, серьезно ли она.
– Максимально. Я абсолютно не переношу грязь. Мне нужно, чтобы ты был идеально чистым. Идет?
Ко мне в руки прилетел выигрышный лотерейный билет. Я осушил кружку одним глотком, вытер пену с усов и сказал: «Абсолютно».
Когда мы сели в ее Вольво, Рут дала мне жвачку. Наверное, в моем дыхании еще чувствовалась тетушкина знаменитая запеканка с картошкой и мясом.
Мы поехали за город на Запад к ультрасовременному дому напротив леса.
Прямые углы белого здания странно смотрелись на фоне сосен, а сзади стоял угловатый забор от грызунов.
Как только мы вошли, мне в нос ударил стерильный запах хлорки. Все в доме было тщательно организовано, сплошь прямые линии и идеальная чистота, как в каталоге ИКЕА. В любой из комнат можно было смело проводить операцию на открытом сердце. Вся мебель была покрыта полиэтиленом, а на лестничной площадке внизу стояли на страже два плюшевых котенка, хлопающих по невидимой веревке.
– Милые, скажи? – спросила Рут, когда увидела, что я смотрю на них.
Она будто жила в альтернативной полиэтиленовой вселенной.
Она заставила меня скинуть обувь, и я прошел за ней в конец коридора. Она осталась в ванной и смотрела, как я раздеваюсь. Ее безразличное выражение лица меня задело. Она кинула мою одежду в пакет с застежкой, держа его как можно дальше от себя, словно это были радиоактивные отходы, а потом рассказала мне, каким именно мылом и шампунем мне нужно помыться. Я прикусил язык, чтобы не сказать ей, что я моюсь уже многие годы (мой сарказм, наверное, та причина, по которой у меня все еще никого нет) и зашел в душ. Рут аккуратно сложила на вешалку для полотенец белую льняную рубашку и пару джинсов. Прибор для удаления ушной серы на краю раковины работал как нечто из «Звездного пути». Но в конце концов я разобрался с настройками.
В гостиной она протянула мне порцию чего-то фруктового и кислого. Мы чокнулись и выпили. В горле у меня загорелось.
Я хотел сесть на диван, но из-за полиэтилена он был скользким, как горки в аквапарке. Я свалился на пол, и, прежде чем я смог подняться, голова у меня стала тяжелой, а воздух стал спертым.
Что было дальше, я помню очень размыто. Сначала у меня из-под ног ушла земля, и вот я уже лежу на спине. Ноги не шевелятся. Под ложечкой булькает алкоголь. И дышать практически невозможно.
Я заставил себя посмотреть вниз – это оказалось неожиданно трудно. На том конце кровати я увидел Рут с подлой ухмылкой на лице. Она обматывала мои ноги пленкой, как египетскую мумию, постепенно продвигаясь наверх.
Я открыл рот. Но не смог сказать ни слова.
– Тише-тише, я быстро закончу, – сказала она.
Она перекинула ногу через мой живот, оседлав меня. Затем она наклонилась вперед и прижалась губами к моему уху.
– Не волнуйся, я позабочусь о тебе. Ты такой красивый, такой милый и безупречный. Я просто сделаю так, чтобы ты остался таким. Навсегда.
Ее язык скользнул к моему уху, а затем она пошла за медицинским оборудованием в углу комнаты.
Мой мозг никак не собирался в кучу, но я знал, что надо выбираться отсюда. Как можно быстрее. Я попытался согнуть ноги, но у меня не хватало силы.
Рут крепко сжала мои лодыжки.
– Не надо. Ты все испортишь.
Изо всех сил, которые получилось собрать, я начал изгибаться из стороны в сторону, пока не упал с кровати. Падать на деревянный пол оказалось больнее, чем на бетон. Я открыл рот, чтобы застонать, но вместо этого из него вырвался поток моего сегодняшнего рациона, как будто включилась поливальная машина. Во все стороны фонтаном разлетелись кусочки запеканки: полупереваренная говядина, лук, морковка и чеснок. Рут бросилась задержать меня, но я откатился. Ее туфли заскользили по прогорклому содержимому моего желудка, и она упала.
И вот он, гермофоб во всей красе. Она посмотрела на свои ладони, на мокрые пятна на одежде, и ее горло издало звук, как будто кошка выкашляла комок шерсти. Она схватила влажные салфетки и яростно начала оттираться.
Почуяв шанс сбежать, я пополз вперед, как червяк, оставляя за собой улиточный след рвоты.
– Вернись на место! – закричала Рут.
Она физически не могла перестать оттирать свои руки и погнаться за мной.
Я пополз по коридору, завернул за угол. В какой-то момент мне пришлось открыть дверь макушкой головы. Все это время я кашлял и пытался сдерживать остатки завтрака.
Вскоре я достаточно пришел в себя и понял, что левая рука у меня свободна, а правая примотана к торсу. Слева от меня была кухня. Может, там есть что-то острое, чем я смогу разрезать пленку?
Я нащупал стол, подполз к нему и потянул на себя ящик. Вокруг меня с металлическим звоном рассыпались приборы, а затем упал и ящик. Свободной рукой я шарил в этой куче в поисках ножа, но находил только ложки. Наконец, я схватил вилку и втыкал ее в пленку, пока не освободил вторую руку. Я чувствовал себя бабочкой, вылупляющейся из кокона.
Я услышал приближающиеся шаги в сторону кухни. Освобождать ноги я буду слишком долго, в них у меня было всего пару сантиметров для маневра. Я окажусь во власти Рут.
В этот момент что-то прогорклое проскользнуло мне в горло, поэтому я открыл рот и выплюнул на ладонь толстую, липкую устрицу из того, что когда-то было яичницей с беконом, но теперь выглядело как инопланетная форма жизни.
Спятившая красотка ворвалась в дверь. В руке у нее был шприц. Она бросилась на меня сверху. В самую последнюю секунду я схватил ее одной рукой за предплечье, а второй размазал по ее лицу свое биологическое оружие. Рвотный омлет закапал с ее щеки жирными каплями, она выронила шприц и забилась в яростных конвульсиях. Я быстро перекатился на нее, схватил упавший ящик и ударил ее по голове. Я бил ее, пока ее глаза не закатились. Потом я отполз от нее на локтях.
В коридоре на столике был телефон. Я набрал 999. Диспетчер меня не понял, но все равно вызвал наряд. Я помню, как убеждал себя не отключаться на случай, если моя похитительница очнется, но мое следующее воспоминание – сверху на меня смотрят сотрудники экстренной помощи.
Полиции было трудно поверить в мою историю. У Рут было сотрясение, и она говорила, что я сошел с ума и набросился на нее. По пути в участок нас завезли в больницу обработать порезы и синяки.
Все, похоже, считали меня виновником, пока полиция не обыскала территорию вокруг дома. В лесу они нашли стайку крыс, снующих в каких-то кустах, а под ними обнаружили тело, частично закопанное, сильно разложившееся и завернутое в полиэтилен.
При вскрытии подтвердилось, что это было тело местного жителя, пропавшего полгода назад. Я видел по телевизору его маму в слезах. В промежности и на левой руке его пластиковой тюрьмы нашли отверстия, куда Рут, скорее всего, вставляла катетер и капельницу, чтобы сохранить бедному парню жизнь, но в том состоянии, которое не позволяло ему осквернить ее безупречный дом.
Рут все отрицает. Надеюсь, прокуратура скоро возьмется за дело, хотя меня предупредили, что до вынесения приговора может пройти год. Жернова правосудия и все такое.
Я все еще на пути к моральному выздоровлению. Но я готов снова отправиться на поиски любви.
Только на этот раз я не буду игнорировать тревожные звоночки.