Внучек приходит к деду и говорит:

- Дед, ты же помнишь войну? Короче, я в школе пообещал, что ты придёшь и расскажешь как воевал.

Дед такой:

- Ты чо, внучок? Я же всю войну по лагерям!..

- Ну деда... Я пообещал...

Так уж и быть, согласился дед.

На следующий день приходит в школу. Вся школа собралась в спортзале. Ну, дед и начинает рассказ:

- В общем, едем мы на танке. И тут гитлеровцы нас подбивают. Двигатель поврежден и начинаем мы гореть. Я в верхний люк только сунулся, а там фашисты с винтовками, я в боковой, там эсэсовцы с автоматоми, я в нижний, а там МЕНТЫ С ДУБИНКАМИ!..

Старый дед Матвей жил на окраине деревни, в покосившейся избушке, пропахшей дымом и травами. Его единственным богатством, помимо пары коз и огорода, была его махорка и не простая а как он сам утверждал, волшебная. Никто в деревне в это не верил, посмеивались за спиной, но дед Матвей лишь загадочно улыбался, забивая трубку. Говорили, что махорка эта досталась ему от прадеда, который, в свою очередь, получил ее от лесного духа, что в ней было особенного, никто не знал, но стоило деду Матвею затянуться, как вокруг него будто разливалась особая атмосфера.

Однажды, в деревню пришла беда, заболел сын старосты, мальчик Петруша, которого любили все, лекарь разводил руками, знахарки шептали молитвы, но жар не спадал а силы мальчика таяли. В отчаянии староста, забыв про насмешки, пришел к деду Матвею:

- Дедушка Матвей - взмолился он - помоги! Нет больше сил смотреть, как мой Петруша угасает ...

Дед Матвей, не говоря ни слова, поднялся, взял свою старую трубку и вышел во двор, долго ходил по своему огороду, прислушиваясь к ветру, вдыхая запахи земли и трав, затем он вернулся в избушку, забил трубку своей махоркой, чиркнул спичкой и глубоко затянулся. Дым, густой и ароматный, окутал его и вдруг, в этом дыму, дед Матвей увидел тонкую, серебристую нить, которая тянулась от Петрушиной избы к его собственной, нить эта была тусклой, почти невидимой и казалось вот-вот порвется.

- Вижу, вижу - пробормотал дед Матвей - болезнь, она как паук, плетет свою паутину.

Он снова затянулся и в этот раз дым показался ему ярче, словно в нем зажглись крошечные искорки, представил, как эти искорки летят к Петруше, разрывая паутину болезни, наполняя мальчика силой и думал о здоровье, о смехе и о солнце.

Когда дым рассеялся, дед Матвей вышел к старосте:

- Иди домой - сказал он - и скажи, чтобы Петруше дали попить отвара из подорожника и ромашки, пусть он спит а завтра ему будет уже намного лучше.

Староста, хоть и не совсем понимал, но в глазах деда Матвея увидел такую уверенность, что не посмел спорить, вернулся домой, выполнил все, что велел старик. И, о чудо! К утру жар у Петруши спал а к вечеру он уже просил есть. С тех пор к деду Матвею стали относиться иначе, и не то чтобы все поверили в волшебство, но уважали его мудрость и как оказалось, его необычную махорку. Люди приходили к нему не только за советом, но иногда, с робкой надеждой, просили немного "той самой махорки". Дед Матвей никому не отказывал, но и не продавал, давал по щепотке, сопровождая это тихим наставлением:

- Дыми, но не забывай думать о добром, махорка - она как зеркало, что в нее вложишь, то и получишь ...

И действительно, те, кто курил махорку деда Матвея с чистыми помыслами, замечали перемены - у кого то проходила головная боль, кто то находил потерянную вещь а кто то просто чувствовал прилив сил и спокойствия. Конечно, это не были чудеса в привычном понимании, но скорее тонкое воздействие, помогающее человеку самому найти выход из затруднительной ситуации, обрести внутреннюю гармонию.

Как то под Рождество в деревню приехал городской чиновник, человек суровый и прагматичный, он слышал о странном старике и его "волшебной" махорке и решил разоблачить этот "обман" и пришел он к деду Матвею с насмешкой, требуя показать ему эту чудо-траву. Дед Матвей, как всегда, спокойно забил свою трубку, чиновник, наблюдая за ним, ехидно усмехался. Но когда дед Матвей затянулся, чиновник вдруг почувствовал, как его охватывает странное спокойствие - он увидел, как дым, выходящий из трубки, переливается всеми цветами радуги, а в нем мелькают образы: его детство, его мать, его первая любовь и впервые за долгие годы он почувствовал, что не все в жизни измеряется деньгами и должностями. Когда дед Матвей выпустил дым, чиновник стоял, пораженный и не мог объяснить, что с ним произошло, но чувствовал себя другим человеком. Он уехал из деревни, оставив свои насмешки позади а через некоторое время в деревню пришла посылка от него - в ней были книги по медицине и траволечению а так же мешок отборного, очень дорогого табака, который дед Матвей потом с благодарностью смешал со своей махоркой.

Шли годы.

Дед Матвей старел, но его глаза попрежнему светились мудростью а руки, хоть и дрожали, ловко забивали трубку, его махорка продолжала дарить утешение и надежду. Все шло своим чередом, деревня готовилась к празднику урожая но пришла плохая новость: на соседней реке, где всегда водилось много рыбы, вдруг исчезла вся живность, рыбаки были в отчаянии, ведь это был их основной промысел.

Староста снова пришел к деду Матвею:

- Дедушка - сказал он - беда опять пришла, река то пуста а осень да зима уж близко!

Дед Матвей, выслушав, кивнул, взял свою трубку, вышел к реке и сел на берегу, солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона. Дед Матвей забил махорку, чиркнул спичкой и глубоко затянулся, в этот раз дым был не просто ароматным, он был наполнен запахом свежей воды, зелени и чего то неуловимо живого. Дед Матвей увидел, как по реке плывет невидимый поток, несущий с собой нечто темное и тяжелое, понял, что это не болезнь а скорее … обида реки, которой возможно, кто то из жителей деревни нанес вред, не задумываясь о последствиях.

- Река тоже чувствует - прошептал дед Матвей, выпуская дым - и она тоже может обидеться ...

Он снова затянулся и в этот раз в дыму он увидел, как из глубины реки поднимается маленький, серебристый огонек - словно крошечная рыбка, плыл к нему и дед Матвей почувствовал, как его наполняет легкое, чистое чувство. Он представил, как этот огонек разгорается, освещая реку, изгоняя тьму и обиду и когда дым рассеялся, дед Матвей встал, подошел к старосте, который с тревогой ждал его у кромки воды.

- Скажи всем - сказал дед Матвей - чтобы завтра утром пришли к реке, пусть каждый принесет с собой что то чистое, цветок, камень, что угодно и пусть бросят это в воду с просьбой прощения и больше никогда не вредят реке.

Староста, хоть и недоумевал, но знал, что словам деда Матвея можно верить, собрал жителей и на следующее утро вся деревня стояла на берегу реки. Люди бросали в воду цветы, гладкие камешки, веточки зелени, шепча слова раскаяния и просьбы о прощении и случилось чудо - к полудню вода в реке стала прозрачнее а к вечеру рыбаки, вышедшие на промысел, с удивлением обнаружили, что река снова полна жизни, рыба шла косяками и казалось, что река сама радуется возвращению своих обитателей.

С тех пор жители деревни стали бережнее относиться к природе, они поняли, что даже самые простые вещи, как махорка деда Матвея, могут нести в себе глубокий смысл, если смотреть на мир с открытым сердцем. А дед Матвей продолжал жить в своей избушке, пропахшей дымом и травами, его махорка оставалась его тайной, но ее волшебство стало частью жизни деревни.

Дед Матвей, хранитель тайны волшебной махорки, ушел из жизни тихо, оставив после себя не только аромат трав, но и мудрость а его махорка, как зеркало души, научила жителей деревни видеть добро, прощать и беречь природу. И теперь, когда кто то затягивался дымом, он вспоминал о тонких нитях, связывающих все живое.

Хотя секрет травы остался неразгаданным, ее волшебство продолжало жить в сердцах людей, делая мир вокруг немного добрее и мудрее ...

Помню, на даче, ещё будучи подростком, я колесил на велосипеде, где только было можно и нельзя. Заезжал дальше, чем кто бы то ни было и находил то, о чем, вероятно, до сих пор никто и не знает. Поэтому меня до мурашек пробрало, когда я приехал на дачу и нашёл свой старый велосипед в сарае. Ностальгия нахлынула на меня со страшной силой, я сразу бросил все дела и начал накачивать колёса. Удивительно, за столько времени велик почти не пострадал. Цепь на месте, рама синяя в белую полоску всё также немного погнута и стёрта после тщательного обследования кювета. Руль немного ржавый, а так всё отлично! Вот руль мне особенно нравился. Он изгибался у основания и ручки шли вверх, образуя что-то вроде буквы “Ү”. Обычно я ехал с горки вниз в протёртых трениках и футболке, даже не крутя педали, и представлял, что веду свой личный “Харли Дэвидсон” в стильной кожаной куртке и джинсах.
Я выкатил из сарая железного коня. Закрыв дом и сарай, я отрегулировал сидение, после чего залез на двухколёсного. Ну не велик, а мечта! Я начал крутить педали и выехал из своей деревни в сторону леса. Мчимся навстречу приключениям, прямо как в былые времена! Дорога почти не изменилась. Деревья-гиганты, густой папоротник, высокая трава и поля цветов. Всё было на своём месте. Я уже проехал все соседние деревни. Дорога меня увлекала всё дальше, ветер приятно развевал волосы и шумел в ушах. О, а вот и речушка перед лесом, где бобры построили плотину! Как здорово видеть, что в месте, где осталось столько воспоминаний, почти ничего не поменялось!
Я ехал глубже в лес. Эту часть я уже не так хорошо помнил, хоть и периодически там бывал. Узкая дорога извивалась между деревьев, постепенно редея, пока и вовсе не исчезла. Я ехал по бездорожью на своём "Харлее", старательно маневрируя между деревьев и объезжая овраги, как вдруг сбоку что-то золотистого цвета зацепило моё внимание. Я подъехал ближе. Ого! Да тут небольшое поле пшеницы! Кому в голову взбрело здесь её сажать ума не приложу, до ближайшей деревни порядка километров двадцати. Да и на машине никак сюда не доехать, я и на велосипеде не без труда это сделал. Поле было в форме идеального квадрата, метров пятьдесят на пятьдесят, навскидку. Золотые колоски слегка качались от дуновений ветра. Если подумать, то я никогда раньше пшеницы и не видел вживую. Я просто стоял и смотрел, наслаждаясь видом. Тут я услышал, что кто-то косит. Планомерные звуки срезания раздавались с другого конца поля. Решив уточнить зачем ухаживать за огородом так далеко от деревни, я решил подойти поближе к косившему. Было ощущение, что коса отдалялась от меня тем дальше, чем ближе я подходил, но я решил для начала пройти до конца поля. Какого же было моё удивление, когда передо мной оказался мирно отдыхающий дед в самой славянской одежде, что мне доводилось видеть. Он лежал на земле, в умиротворённой позе, с руками за головой, опираясь на пень. На нём были самые настоящие лапти, мешковатые штаны, замотанные какими-то тонкими верёвками у пояса и от лаптей до колена, а сверху он носил белую рубаху с красивыми узорчатыми красными нашивками на рукавах. Его голову опоясывала красная повязка из какой-то ткани, на котором были вышиты уже знакомые мне руны. Но удивителен был даже не наряд. Сейчас всякое можно купить. Удивительно было то, какая у него была борода. Длиннющая, седая борода доходила ему почти до самих ног! Я глазел самым неподобающим образом. Дедушка открыл глаза и, нахмурившись, уставился в ответ, показав необычно холодные синие глаза. В конце концов, он сдался и выпалил:
- Чаво пялишься?
- У Вас такая борода классная!, - очнулся я, решив начать издалека.
Кажется, дед не ожидал и немного смягчился. Он перестал хмуриться. Его лицо медленно расслабилось и теперь уже было сложно сказать, что именно он испытывает, потому что кожа была совсем дряблая, а морщины были уж очень глубокими.
- Спасииибо!, - протянул он.
- Я такую никогда не отращу
- Эт верно! Хотя поживи с моё, может, и тебе повезёт заиметь такую.
- А Вы зачем так далеко от деревни поле засеяли?
- Так а я не из деревни. Я тут прямо живу.
- КАК ТУТ? Круглый год?!, - опешил я.
- Ну да. Выбора у меня нет.
- Почему же?
- Ну так судьба распорядилась. Я здесь живу и работаю уже испокон веков.
Домов поблизости не было.
- Тут в смысле прямо тут? На поле?
- Агась.
- А Вы тут один? Если позволите спросить.
- Один как перст.
Я обратил внимание, что звуки срезания пшеницы явно отдалились. Видимо, в ту сторону, откуда я пришёл. Кто-то, похоже, прятался, а дед отвлекал внимание.
- И давно Вы тут живёте?
- Ух, да я счёт лет уже потерял. Когда там Русь крестили? Аккурат через месяц после этого меня и загубили.
У меня сначала сердце в пятки ушло, но я старался не подавать вида. Интересненькая картинка вырисовывается. Кто-то прячется от меня в поле пшеницы в лесной глуши, вдобавок я общаюсь с каким-то бредящим стариком, утверждающим, что живёт уже тысячу лет. Один. Круглогодично в лесу без дома.
- Что, простите?
- Не расслышал? Такой молодой, а уже со слухом проблемы?
- Нет, слышу я Вас прекрасно. Просто столько же никто не живёт. То есть Вам уже тысяча лет? Тысяча тридцать семь, на данный момент если я правильно понял?
- Ну, выходит, так. Тысяча тридцать семь и месяц примерно., - уточнил дед.
Вот ведь душнила, промелькнуло у меня в голове. Но в слух говорить я не стал. Сам такой же. Да и старость уважать надо, тем более настолько древнюю.
- Поделитесь тогда секретом долголетия что ли. Я хочу подольше пожить. Ну если не тысячу лет, то хотя бы около ста.
- Да а что тут делиться. Сложно вообще назвать это жизнью.
Он на минуту затих и призадумался, после чего продолжил.
- Видишь ли, это не совсем поле. Тут древнее кладбище. Славянское. Вон, проглядывают деревянные надгробия.
Я обернулся на поле и присмотрелся. В поле действительно были какие-то деревянные изваяния. На них мне удалось рассмотреть разные силуэты людей, которые, к слову, были довольно искусно выполнены. Между тем, звук косы стал громче. Мимо надгробий что-то пролетело, блеснув на солнце. Оказывается, дед и правда был один. Его серп косил пшеницу сам! Уж не знаю, что это за девайс такой, но это был самый обычный серп. Не миниатюрный автоматический комбайн и по блютусу никакому он явно не работал. Это был кусок металла, с красивой резной деревянной ручкой, который работал САМ! Старик хлопнул в ладоши и серп упал на землю. Бородатый долгожитель продолжил вещать.
- Я надгробия меняю примерно каждые двадцать лет. Срубаю деревце, строгаю и вот ухаживаю за могилками своих братьев. Ну и за своей, конечно.
- То есть Вы мертвы?
- Сложно сказать, не в земле же лежу. Я кладбищенский сторож. Слыхал о такой должности?
- Нет. Точнее, то, что вы охраняете это место, я догадался. Надо думать, в это понятие заложен ещё какой-то смысл?
- Ничего молодёжь не смыслит. С каждым поколением всё хуже и хуже! Расскажу уж, ладно., - проворчал он.
- Ну, значится, кладбищенским сторожем становится первый похороненный на кладбище. Такая вот мне судьба и выпала. Перестану ухаживать исчезнет кладбище. И я вместе с ним.
- Как это печально! А чем Вы занимаетесь изо дня в день? Только работаете?
- Ну дык да. А что ещё делать? Я пшеницу высаживаю токмо потому, что глаз радует. Сегодня-завтра вот серп дело закончит, новую буду высаживать. Вообще, тяжело найти себе в лесу увлечение, потому сутками и работаю. Сон мне не нужен, еда тоже. Нахожу себе забаву какую получится. Иногда вот по лесу гуляю и с лесными обитателями общаюсь. Он показал на деревья, с которых за нами наблюдали две белки, которые словно тихо шушукались, замышляя недоброе. Дедушка перехватил мой взгляд.
- Да ты не переживай. Они опять сговариваются у меня пшеничку украсть. Это игра у нас такая. Я сделаю вид, что хочу их остановить, побегаю за ними, но в последний момент дам уйти.
- Так, а Вы... Как Вас назвать-то правильно? Дух?
- При жизни меня прозвали Ратибором. Ну а вообще, да, что-то вроде духа. Но, как видишь, многое могу и руками делать. Привилегии моей должности, видимо. Хотя я особо об этом не задумываюсь.
А почему вы себе дом не построите? Могли бы уже деревню соорудить.
- Ну, во-первых, лишнее внимание мне не нужно. Придут люди всё перевернут вверх дном, а я исчезну. Во-вторых, мне приятнее на сырой земле лежать, на звёзды смотреть. Да и травушка приятно щекочет шею.
Бывают, конечно, казусы могу проснуться с жуками на лице или ещё что похуже.
Не понимаю, как вы со скуки второй раз, простите, не померли. За столько-то времени! Делать совсем нечего!
- Ну бывает скучно, да. Перемен иногда требует сердце. Но я стараюсь спокойно жить себе и не жаловаться, довольствоваться тем, что имею и могу. С белками вот играем, как видишь. Зимой, правда, кручинюсь немного, когда некоторые животные спят.
- Подход, несомненно, хороший. Но может быть я всё же могу помочь как-нибудь со скукой?
- А чем ты мне тут поможешь-то?
Я поразмыслил и пошарился по карманам. Ничего дельного не нашлось, а телефон ему тут явно без надобности.
- Слушай, де... Ратибор. Я могу почти всё что угодно тебе достать. Скажи только, что хочешь.
- Да не надо, наверное, ничего... Хотя я иногда люблю прогуляться до одного места, там замечательные виды. Красивая горка, внизу карьер, речушка течёт. Там душа просто поёт. Но мне добираться долго и опасно. В лесу медведи, волки бывают, а я не всех их в лицо знаю. Точнее, в морду. Вот некоторые и напасть могут, а мне потом по кусочкам себя собирать и мыться... Мне однажды не повезло встретить медведя, вставшего из спячки преждевременно. Пополам меня порвал и руку откусил, с которой убежал. Я потом срастался, ждал, когда косолапый руку вернёт. Короче, до весны я с культёй ходил.
- Кошмар какой. Да, тяжело ухаживать за кладбищем в таком состоянии. Может хотите взять мой велосипед тогда? На нём немного быстрее будет, чем пешком. Не знаю, успеете ли спастись, в случае чего, но это лучше, чем ничего.
- Если он тебе дорог, то не приму. Да и такая штука наверняка дорогая.
- Нет, он старый, не сильно и дорогой. Разве что как память. Но если на нём будет кататься такой хороший дух как Вы, то я только рад буду. Редко на даче бываю. Забирайте пожалуйста!
- Правда?,- его синие глаза совсем подобрели и немного наполнились слезами.
- Конечно!
- Только я ж седлать эту штуку не умею!
- Да всё просто, смотрите!
Я помог ему усесться на сидение и показал, как ехать. Он быстро всё схватил и даже бодро поехал вперёд сам. Проехав метров двадцать, на повороте подул ветер, борода дедушки запуталась в переднем колесе, из-за чего он улетел через руль вперёд и шмякнулся прямо на землю.
Белки, наблюдавшие с деревьев, захихикали.
- Пошли прочь! Ржать надо мной вздумали! Всех на шашлык пущу! И никакой больше пшенички вам, дармоеды!
- Ладно Вам, не злитесь на них. Давайте помогу встать.
- Бороду заплету, чтобы не мешала ездить.
- Это замечательная идея.
Он завязал бороду в несколько узлов и попробовал снова. У него явно был талант. Сразу всё схватывает, налету, да и уже быстро и уверенно прямо ездит. Думаю, в городе он был бы прекрасным велокурьером. Только правила разъяснить и вперёд зарабатывать. Дух же не знает усталости.
- Ладно, Ратибор, я пойду уже. Берегите себя и правила дорожного движения соблюдайте, если к людям выходить собираетесь.
- Спасибо за такой подарок! До чего же здорово! Такое приятное чувство внутри, словно в первый раз ребёночком на телеге еду!
- Рад, что понравилось! Счастливо!
- Бывай! А, возьми вот, на память!
Он подъехал ко мне и протянул свою красивую красную повязку.
- И давай уже на ты! Я всего на тысячу лет старше. Заходи как-нибудь, буду рад тебя видеть.
- Будь здоров, Ратибор! Спасибо большое за подарок и за приглашение! До встречи!
Наверное, это был первый раз в моей жизни, когда было приятно получить приглашение на кладбище.
Я пошёл назад, иногда оборачиваясь, чтобы ещё раз посмотреть, как старец искренне улыбается, крутя педали. Какое-то время ещё было слышно его заразное хихиканье.
Уже смеркалось, когда я наконец вернулся домой. Совершенно уставший, но такой довольный, я положил его подарок на стол и лёг в кровать.