Я еду утром
на работу и меня вдруг начинают душить слёзы. Я вспоминаю о тебе. Я не была у
тебя на похоронах из-за командировки, я не могла плакать, когда узнала, что
тебя больше нет. Общество. Я обязана была держаться. И теперь, наверное, пришло
время…
Мне лет
пять. Мы стоим с тобой в очереди за молоком. Ты держишь в руках бидон. Я помню
себя на уровне этого бидона, белого с голубыми цветочками. А когда я устаю, ты
берешь меня на руки. Ты не раз брал меня с собой.
Мне семь
лет. Вы с бабушкой купили мне велосипед «Школьник», ты собрал его и учил меня
кататься. Бежал за мной, придерживая за багажник, смеялся. Вёл себя так
искренне, как будто учишься сам. А потом отпустил. И я, проехав два дома, ещё
не научившись разворачиваться, упала в яму с колючками. Мне не больно. С этого
дня я умею управлять велосипедом!
Мы с
двоюродной сестрой играем в «Титаник». Разложили кукол на диване, столе и полу.
А потом уронили стол, как будто корабль тонет. Ты пришел с кухни и хорошенько
отругал нас за перевернутый стол. И мы ещё минут пятнадцать сидели и боялись
пошевелиться, даже после того как ты лег на диван. Ты вообще часто просто
лежал, закрыв глаза. Мы не понимали как так можно, ведь это же скучно. Сейчас
мне почти тридцать и я считаю это самым прекрасным занятием.
Мне лет двенадцать.
Мы сидим с тобой на вокзале, ждём автобус. Я опять еду к вам на целый летний
месяц, и ты не в первый раз приезжаешь за мной. У тебя небольшая кожаная сумка,
она тяжелая. Ты везёшь творог, у вас такого нет. Мы едим бутерброды и взятый у
нас с мамой дома чай. Мне неудобно, и как всем подросткам немного стыдно, мало
кто ест в зале ожидания, почти все идут в кафе. Вернись! И мы с тобой будем
сидеть на этом вокзале бесконечно…
Мне
четырнадцать. Ты подстриг мне челку так коротко, что её невозможно было прихватить
заколкой, на моё негодование ты возмущенно ответил «Зато долго не отрастёт!».
Спустя четырнадцать лет я буду так стричься, потому что это модно и расскажу
тебе эту историю, но ты не вспомнишь.
Ты пёк
удивительно вкусный хлеб. Мы с сестрой постоянно украдкой отрезали от ещё
горячей булки, прекрасно зная, что нам попадет от тебя, но сдержаться и не
съесть горячую корочку с молоком, было выше наших сил.
Мне
семнадцать, моему двоюродному брату шесть. Вы идете провожать меня на вокзал
через обвалы. Это минут сорок. Лето, жарко, но нам весело. Ты несешь мою сумку,
брат несет пакет с моими босоножками на каблуке, а я иду в бабушкиных зелёных тапочках.
Ты рассказываешь про свою юность и армию. Ты вообще никогда не унывал. Ты часто
ворчал на нас, а мы обижались. Мы были малы понять, что таким тебя сделало
военное детство. Ты до конца жизни хотел узнать, где похоронен твой пропавший
без вести отец, и был зол на немцев за его смерть. Я бы многое отдала, чтобы
пережить эту прогулку ещё раз…
Мы смотрим
твои армейские фотографии, ты почти всех помнишь по именам. Ты часто
рассказывал про то, как служил, мы знали наизусть все, что ты скажешь, но всё
равно слушали и смеялись. Смешного там, кстати, ничего не было.
А ещё ты
любил спорт. У тебя было плохое зрение, но ты слушал радио и был в курсе всех
новостей в мире футбола, хоккея и волейбола.
А помнишь,
ты прищемил мне палец дверью автомобиля? Ты так переживал. Мне сейчас тебя
больше жаль, чем себя тогда. Не так уж это и больно было, по сравнению со всем,
что пришлось пережить в жизни потом. А ты, наверное, корил себя.
А помнишь,
я приехала в гости в босоножках с тонкими ремешками? Ты сказал, что это не
обувь вовсе, и что пока я буду спать, ты обошьёшь их рубероидом. Я любила твой
юмор.
Ты
веселился в те редкие минуты, когда играл с нами в карты. Делал это так
задорно, от души.
Мне
кажется, даже когда тебя ограбили на улице несколько лет назад, ты не злился и
не расстраивался. Немного негодовал, что не смог дать достойный отпор, но рассказывал
об этом с улыбкой.
Ты перестал
улыбаться, когда у тебя заболела спина. А на свой 84ый день рождения ты уже не
вставал. Я испекла торт, ты мало что ел, но попробовал. Даже в таком своём
положении ты был не привередлив, неприхотлив и никогда не жаловался.
Ты мало
разговаривал. Просто лежал. Как всегда. Лежал и о чём-то думал.
Мы
старались не показывать этого, но нам было жаль тебя. Безумно, невыносимо. Мы
пытались сделать всё что могли, чтобы тебе стало легче.
А потом
тебя не стало...
Это трудно
понять. Как-будто ты просто вышел и скоро вернешься.
Я узнала по
телефону от мамы, и у меня ещё никогда не было такого чувства, которое я тогда
испытала.
Когда я
стою у креста с твоим именем, мне хочется верить что у тебя сейчас всё хорошо.
А на рабочем
столе под стеклом у меня всегда твоя фотография, она чёрно-белая, но я смотрю
на неё и помню цвет твоей рубашки и своей детской кофточки. Я очень боюсь тебя
забыть. Хотя, наверное, это невозможно… Сегодня ровно год как тебя нет, а
кажется прошла целая вечность. И мне до сих пор хочется верить, что когда я
приеду к вам с бабушкой, мы будем сидеть с тобой в кухне на диване, я буду
рассказывать тебе последние новости из своей жизни, а ты удивленно спрашивать:
«Дааа?»…