В то время в маленьких городках и посёлках ещё фабрики работали, и многие мои друзья туда шли работать после восьмого, а потом девятого класса. И опять же в большинстве случаев это были вот те же самые двоечники и второгодники. Хотя бывали и исключения: находились индивидуумы, что решались продолжить трудовую династию. Вот только от молодых рабочих помимо получения трудового разряда обязательно требовалось получение аттестата в вечерней школе.

Обучение в ШРМ значительно отличалось от обычной школы. Казалось бы, вот чего проще: пару раз в неделю сходить, хвосты закрыть, и даже вот просто за твоё присутствие трояк уже гарантирован. Однако находились ученики, что даже и там умудрялись прогуливать уроки. При этом всё было достаточно строго, на работу надо было в обязательном порядке справку принести о том, что со стольки до стольки присутствовал в классе вечёрки.

Но отмазаться выручал колхоз. Рабочие могли там даже жить неделями! И одного парнишку даже мать забирать в колхоз ездила, он так сильно не хотел в вечернюю школу на занятия идти, что напросился чуть ли не на месяц остаться на сельхозработах. Его даже первого за всю историю ШРМ оставили на второй год! Но друзья таких экотуристов ждали. Тем более те приезжали и привозили подарки. Помню, одна девчонка привозила нам початки кукурузы за пазухой.

Нам такие ребята казались уже взрослыми и самостоятельными. До полночи они сидели потом во дворе на лавочке, пускали в небо сигаретный дым и рассказывали нам, ребятишкам помладше, о своих колхозных похождениях. А потом мы и сами подрастали, поступали в какое-нибудь ПТУ или техникум, и нас тоже всей группой гоняли на поля. И было в этом, как ни странно, что-то такое доброе, то чего так не хватает в современном мире.

Редкое городское гуляние с выступлением приезжих куплетистов, приготовленное на казённые денежные поллюции, могло сравниться с количеством душ, ежегодно покидающих тело города. Впрочем, тело не думало остывать и охотно подвергалось инсоляции. Вылупившиеся стайки канареечных самокатов предъявляли миру голоуших акселератов как доказательство окончательно наступившей весны и продолжения жизни.

Весна в этом городе была некрасивая, но откровенная. Как пеньюар на старой сморщенной фрау. Весна бессовестно показывала все свои сусеки и слабо отличалась от зимы.

В числе немногочисленных репараций жители уездного города получали лето. Прелюдия к лету была долгой. Наступало оно быстро, а уходило красиво и плавно. Лето приносили с собой стрижи, напоминающие шумных, мелких и суетливых китайцев.

Пока этот небесный базар из поднебесной кипел, тополя, ильмы, полынь и другие диковинные культуры да соцветия преображали город настолько, что его можно было назвать Изумрудным.

Только страшилы да стаи бездомных Тотошек не давали предаться грёзам.

Установлено, что в предполнолуние максимальных значений достигают показатели косвенной агрессии, раздражительности, подозрительности и чувства вины.
А в постполнолуние - значение физической агрессии.

(Динамика показателей агрессии в течении лунного месяца у людей в местах лишения свободы О.И.Фёдорова.)

В пятнадцати километрах от убогого районного центра с названием Вохма по обе стороны от грунтовой дороги раскинулись деревни Рай и Ерусалим. Это не опечатка, деревня действительно называется Ерусалим, а не Иерусалим. Редкие командированные любят фотографироваться около двух указателей, торчащих в противоположные стороны, а потом размещать фото в социальных сетях с комментарием: «Вот я и в раю». Внешне это две убитые деревни, состоящие из каких-то бесформенных деревянных халабуд непонятного назначения, за которыми ютятся полуразвалившиеся маленькие домики.
Вохма на языке племени меря означает «болото». Чуть дольше, у деревни Крадихино, находится трёхсотлетняя сосна – огромное дерево, окружённое легендами о кладах, убийцах, разбойниках, сектантах. Они самые популярные персонажи – кумиры угрюмых аборигенов. Эти места я решил посетить, чтобы собрать новый материал для своих краеведческих заметок.

Небо здесь всегда серое, лес отвратительный. Это не сосновый бор, не берёзовая роща, это смешанное создание природы, наполненное хламом, выворотнями, ветками и уродливыми деревьями. Неуёмная, вечно голодная мошка может съесть заживо.
Здесь - в самых отдалённых местах Костромской области - охотятся на лося, заготавливают солонину, моют золото, и всё незаконно. А сунешься - убьют. Русский человек - вообще существо исключительно жестокое и конфликтное. Он одновременно разбойник, сектант и похитник. Люди глубинки жестокие и подлые - у каждого в машине бита, купленная в районном центре, в кармане - кастет или нож.

Как говорит вождь россиян, «бей первым», забыв добавить «исподтишка». Русская женщина - всегда хабалка, которая использует мужа как цепного пса. Её хобби -скандалы в общественных местах, во время которых она восклицает: «Да ты знаешь, кто я!»
Каждого так называемого русского необходимо в подростковом возрасте отправлять на пару недель в Европу, чтобы он научился жить и общаться. Это должна быть государственная программа, как в петровские времена, только для каждого гражданина этой жестокой страны.

Я припарковал свою серую от пыли машину около какого-то здания, не заметив написанное от руки объявление: «Парковка только для работников ООО «Лесной патриот». Тут же с криками: «ты чо, бля, не видишь?!» из полуразбитых пластиковых дверей выбежал узколобый белобрысый парень с лицом неандертальца.
Заметив серую бумажку с текстом, я извинился и решил перепарковать автомобиль, но парень не унимался: «В ебальник что ли захотел?!» - вопил местный герой. Правую руку он держал в кармане – нож. Потом он стал плевать мне на капот, стремясь унизить и спровоцировать драку.
Захаянный, я стал судорожно сдавать назад, но там оказалась бесформенная женщина неопределённого возраста в отвратительной одежде с местного рынка. Раздался визг: «Охуел что ли?!»
Это продолжалось несколько минут. Одно существо позади меня громко орало крепко поставленным базарным криком хабалки, другое, спереди, угрожало и плевало на капот. Я спокойно выждал, когда шоу неандертальцев закончится, и переехал к администрации. Здесь никаких объявлений не было. Вдоль трёхэтажного здания из силикатного кирпича стояли уазики, «Рено Логан» и другие недорогие авто, покрытые пылью местных дорог.

Под ложечкой сосало, а через перекрёсток находилась пельменная, посему я решил подкрепиться. Интерьер убогого заведения был обшит фанерой, досками и обработан морилкой грязно-коричневого цвета. Здесь местные стряпки варили пельмени и вместе с бульоном наливали гостям в глубокие алюминиевые тарелки, снабдив посетителей куском засохшего чёрного хлеба и плохо помытой алюминиевой ложкой. Посетители жадно поглощали это едево и были счастливы. Делать нечего, придётся отобедать здесь.
Я немного замешкался в очереди, и ещё одна бесформенная представительница местной фауны с двумя подбородками позади меня громко возвестила: «Давай короче, бля!». Я обернулся – радом с самкой был, готовый на всё, огромный и вселяющий ужас абориген в одежде, покрытой опилками. Рука его медленно поползла в карман. Я решил, что лучше всего покинуть место сборища кабацкой теребени, и удалился из пельменного вертепа. Ветер гонял по улице пыль, солнце слепило глаза. Нужно наконец найти гостиницу и отдохнуть.
Для безопасности я решил оставить на ночь машину у администрации, взял рюкзак и посеменил на постоялый двор.

Вохомский «рёкан» представлял собой двухэтажный деревянный барак. На первом ярусе находились душевая, холл и приёмная гостиницы, похожая на фанерный курятник. Молодая консьержка с недовольным лицом имела такой вид, словно сама жизнь прокляла её. Чтобы заслужить расположение девушки, я отвесил дежурный комплимент и подал паспорт. Она записала данные на бумажку, приняла деньги и вернула документ. Тем вечером я был единственным посетителем.
Номер оказался большим. Мебель ещё советского времени. На стенах апартаментов - знакомая морёная фанера внизу и старые бумажные обои в верхней части стены. Кинув рюкзак в рассохшийся полированный шкаф восьмидесятых годов, я упал на пружинный матрац, покрытый колючим байковым солдатским одеялом – неплохая, кстати, вещь. Накатила дремота.
Я уснул, но где-то через час очнулся, зевнул и подошёл к окну задёрнуть шторы - было слишком светло. На пыльном вытоптанном пустыре пританцовывала стайка некрасивых подростков. Они поднимали ноги и хлопали себя по лодыжкам и по шее, махали ладонями перед лицом. Исполняя этот нелепый групповой танец, белобрысые бедняги пытались отогнать от себя полчища назойливой мошки. Мне стало жалко их - чем провинились эти нелепые существа перед Мирозданием в прошлой жизни, что карма поместила их в самые проклятые и бессмысленные уголки планеты? Ведь их единственный вариант - перебраться в Кострому, поступив в ВУЗ, или колледж, что, даже учитывая довольно низкий уровень данных заведений, весьма непросто. В идеале- найти себе пассию (любую, лишь бы городскую) и, женившись, прописаться в квартире её родителей. Иначе - солонина и самогон. Впрочем, они не способны привнести ничего в городскую культурную среду, ибо, даже получив образование, не выйдут из касты неприкасаемых.

Тут в дверь робко постучали. Шаркая к двери, я запахнул мятую рубашку от Tom Tailor. Вдруг это девушка - администратор принесла квитанцию.
Это действительно была аборигенка, но на этот раз при полном макияже. Она уверено шагнула ко мне в номер с фразой: «Ну что, городской, выпить есть?»
Я был ошарашен. Нет, женщины иногда лезли ко мне с сексом, бывало и наглее, но на этот раз как-то совсем неожиданно. Для чего она делает это, хочет захомутать городского и уехать или просто хочет секса с тем, кто отличается от местных существ? А может, мстит своему парню?

Я сразу запел «арию мёртвого жука»: «Вы понравилось мне сразу, но я дал зарок не изменять жене, к тому же верующий, не искушайте своей красотой…».
Я крестился, невзначай демонстрировал обручальное кольцо, делал вид, что нахожусь в противоречивых чувствах, говорил, что она будет жалеть. Наконец, до консьержки дошло, и она, злобно сверкнув глазами покинула убогий номер.
Заваривая «Доширак», я поймал себя на мысли, что хочу поскорее покинуть этот гостиничный барак. Скорее бы утро…

Как только горизонт заискрился солнечными лучами, я немедленно собирался. За стойкой администратора никого не было, но на улице явно разговаривали люди. Осторожно и с недобрым предчувствием я выглянул в окно. Вчерашняя аборигенка и два узколобых бесцветных самца, одетые в нестиранную одежду, что-то злобно обсуждали. У одного на руке был самодельный кастет с гайками для пальцев и приваренными к ним шипами. Это ж как нужно деградировать, чтоб самому себе изготовить орудие убийства!
Камер нет. Если они меня убьют, никто никогда их не вычислит, а меня скорее всего не найдут. В журнале постояльцев наверняка ничего не записано. Да и не принято у нашей полиции раскрывать настоящие преступления. Они давно скооперировались с жуликами ради заработка и сами превратились в мошенников.
Может, позвонить? Но куда, кто приедет? Да ещё неизвестно, что вчерашняя гостья наговорила про меня. Тут в голову пришло верное решение: надо драпать.

Окна со стороны дворового фасада доступны, машина у администрации. Я кинул ключ от номера прямо на пол, забежал в общую душевую, с трудом повернул старый шпингалет и распахнул готовую рассыпаться деревянную раму. Через мгновение я уже был снаружи, а ещё через пару минут в своём автомобиле, проскочив росстань, заклубился облаком пыли по сельской дороге. Облегчение окутало мою душу утренним туманом с полей.
Ну всё - пусть в глазах этих узколобых белобрысых орангутангов с кастетами их самка будет красоткой-страдалицей, которую нельзя оставлять одну, потому что к ней сразу пристают городские. Пусть бугаи дорожат этой дурой и возвеличивают её, пусть сделают главной самкой зверинца! Наплевать. Меня ждут Рай и сосна.

А вот и заветные указатели, налево - Ерусалим, направо - Рай.
Русский рай - это неизменно страдание. Здесь одни убивают, другие страдают, но и те, и другие живут в нищете. И разбойники, и сектанты прячутся в лесах, за урочищами и бездорожьем в своем логове.
Обойдя какую-то производственную халабуду я увидел домик - на сгнившем крыльце сидела старушка. Возможно, она расскажет мне пару легенд про Леонтия Цымлякова! Но как только я приблизился к калитке, на крыльцо выскочил перекошенный увалень с топором:
- Тебе чего, бля?
- Я краевед, хочу расспросить эту женщину, может, она знает интересные вещи?
- Ничего она тебе не скажет, иди на хуй отсюда, – рявкнул перекошенный увалень с топором.
Я даже не стал фотографировать дома и улицу, это тоже опасно. Помню, как в деревне Шода на меня набросились сектантки-староверки, когда я достал фотоаппарат.
Я проехал до Крадихино, взял из бардачка москитную сетку и, перейдя поле, разлёгся под гигантским деревом с огромными ветвями. Крадихинская сосна шептала мне истории о разбойниках и убийствах, она была общительнее и приветливее местных жителей. Дерево словно знало какую-то тайну: «Видишь, я выжило, и ты должен выжить, просто чаще смотри в небо - оно заберёт всё горе и неприятности. Не купель и не обряд очищают, а только небо. Отдохни на моих корнях, подумай о вечности, пожуй моей коры и успокойся».
Что интересного я нахожу в этих местах?! Ведь это же логово, просто логово обиженных судьбой людей. Что с моим сознанием, какую тайну я пытаюсь понять в этом лесу? Когда мне откроются двери в Шамбалу, или, когда меня наконец убьют? Или я хочу превратить эту абсолютную убогость во что-то прекрасное, и моя авторучка - это волшебная палочка? Урочище подарило мне несколько часов отдохновения.
На светлом ночном небе белел ещё более светлый диск полной луны. В давние времена говорили: «Чудь и меря хуже зверя». Я бы добавил, особенно в полнолуние.
Люди лунного мира
космическим телеграфом
сигналы нам посылали
при помощи азбуки Морзе.
Что сказать они нам хотели?
Возможно: «Жить так нельзя,
ведь даже скот, который в первый раз выгоняют
после зимы из хлева
в воскресный день, или праздник -
и то счастливей».

Назад ехал очень медленно, любуюсь тёмным силуэтом леса по обеим сторонам ухабистой песчаной грунтовки. В темноте промелькнули райские таблички-указатели.

Вохма была тиха и безлюдна, аборигены словно растворились в белом молоке вечерних сумерек. Окраина городка, пруд, поворот вокруг администрации, ещё поворот, гостиница - на улице никого. Танцующих подростков тоже нет.
Я вдруг вспомнил одного моего знакомого, который под воздействием пропаганды сошёл с ума и заявил, что они с Путиным - последние люди на Земле и скоро будут убивать всех баб топором. В багажнике у меня как раз лежал отменный топорик, что я купил на днях у спившегося члена псевдонаучной организации «Космопоиск», которая занималась поиском пришельцев и чупакабр. Бедняга распродавал своё снаряжение, он не смог пережить смерть Вадима Черноброва – культового лидера легендарной конторы.

Gerber
Туристический топор Gerber Gator Combo Axe. Длина – 22,2 см. вес топора – 0,7 кг. Рукоять пластиковая. В комплекте чехол и нож. Подойдёт для туристов на сложных маршрутах.
Что же… нужно остановить автомобиль в тёмном месте… Я заправил топорище в рукав ветровки «Mountain Hardwear Quasar» и, придерживая пальцами стальное полотно, отправился к гостиничному бараку.
Вот и разбитая дверь убогого отеля, слева и справа от неё - окна, за ними - свет, видно холл, фанерный курятник, там снова она.
Зашёл и, подходя к двери курятника, выпустил ручку из рукава.
Шагнув навстречу испуганному взору консьержки, я злобно занёс топор. Девушка заорала и повалилась на пол вместе со стулом. Изобразив, что выбираю место для удара, я сделал ещё один шаг в её направлении. Аборигенка, испустив газы, поползла к стене курятника. Из-под короткой юбки потекла моча.
И тут я ударил… по её телефону.
Мне даже не пришлось её связывать после розыгрыша веревкой от занавесок - она была в шоке и стонала в луже своей мочи, явно не в состоянии двигаться.
Это было незабываемо. Я поспешно покинул гостиничный барак и саму Вохму.
Настроение заметно улучшилось. Я прибавил газку и продолжил своё путешествие по костромской земле. В те минуты я был практически счастлив. Видите, лунные люди, я счастлив!
Господи, как хорошо!
Я люблю тебя, Россия!

Посвящается охотоведу дяде Саше, который сошел с ума.

— Владимир Шамов , 20.12.2024

И опять же опорный пункт через дорогу. Ну чего проще, иди туда, участковые тогда круглые сутки там сидели. Но бабки просто решили, что это местный малолетний хулиган залез и буянит. И жалко им было этого пацана, точнее бабку, с которой он жил. Понимаете, это был тот самый классический район, в котором все друг друга знали. Все ходили на одно предприятие, все вечером торчали на улице, знали все сплетни друг про друга. И типа сдавать своих было типа не по понятиям что ли или стрёмно.

А пацан, про которого они дружно подумали, постоянно лютовал на той территории, где десятки лет были ясли и детсад. Их вообще построили в паре метров от фабричной проходной, чтобы рабочим удобно было. До конца восьмидесятых примерно они всегда были переполнены, даже существовала специальная группа ночного пребывания. Точно не знаю, но вроде какое-то время даже платы с работников фабрики за д\с не брали. Много лет и ясли, и садик работали. Но примерно к концу восьмидесятых ясли почему-то стали заброшенными. Ходили слухи, что станут расселять жителей коммуналок и бараков, и для этого им ясельное здание отдадут. Тем более периодически внутри яслей проводили какой-то ремонт, и местные дети бегали подсматривать, как в обеденный перерыв трахаются малярши и штукатуры.

А в девяностых возле этих яслей уже даже кирпичный забор рухнул, и его никто не собирался заново строить. Все клумбы и детские площадки заросли бурьяном. Но периодически среди этих зарослей мелькала местная малолетняя шпана. Им там очень нравилось на верандах курить и срать. Особенно выделялся один местный малый. В классе пятом он закатил дома истерику, что больше не будет учиться. А потом вообще свалил к бабушке, и у неё поселился. Такой классических хулиган был практически в каждой советской школе. В девяностые их уже толпы ходили.

Целыми днями он шалобродничал. Тусил с сантехниками, учился от них материться. Иногда ему позволялось прокатиться на подъёмном кране. Опять же это было ещё советское время, у фабрики были специальные бригады, которые занимались благоустройством дворов. Вот он целыми днями и сидел на корточках возле них. Наблюдал, как рабочие красили фасады зданий, белили бордюрчики, цветочки в клумбах сажали чуть ли не через каждый квадратный метр. Это уж в 90-ые никому и ничего не стало надо, тогда все клумбы заросли бурьяном, везде было замусорено, загажено, турники и качели на детских площадках заржавели, а стены зданий десятки лет ждали капремонт.

Короче, вот этот малолетний проказник иногда подговаривал пацанов помладше прогуливать вместе с ним школу. Объяснял им, что учителя - это, короче, лузеры, конкретно ничего не шарят и не стоит их слушаться. И вот эта гоп-компания начала наводить на районе шорох. То они из каких-то сараев кроликов за уши чтобы вытаскивали. То припаркованный у местного магазина мопед угнали и катались на нём до сих пор пока тот не заглох. Ну электросамокатов же с оплатой ещё не было.

А вот больше всего они любили промышлять именно на заброшенной территории яслей. Понятия не имею, что за глобальный вопрос они решали на загаженных верандах, я с ними не тусил. Но вот реально что бы только в районе не случилось, всё сваливали на них. Причём они этим гордились, им это нравилось. Они приписывали себе проступки вообще каких-то левых пацанов. Так, например, на территории того же детского сада однажды произошло задымление.

Бабушка-сторожиха в это время где-то там на участке сидела и из тюковой верёвки вязала огромным крючком коврик на продажу. И тут смотрит дым выше этих самых яслей. А потом грохот в ворота. Это стучатся пожарники. Она реально не в курсе происходящего, у неё чуть ли не инфаркт или инсульт. Повторюсь, это ещё самое начало девяностых, СССР вот-вот только как умер, а советские бабули платочках - это был особый какой-то, отдельный, подвид, они абсолютно были не похожи на современных накрашеных тёток.

Это уж потом выяснилось, что какой-то паренёк, что жил в бараке за забором от этих самых яслей, откуда-то из деревни привёз какую-то там дымовуху и решил проверить как она работает. Но все вокруг посчитали, что это был малолетний хулиган, и было отчего так думать. По поводу его шалостей в ментовку звонили каждый день, на том конце провода уже вздыхали. Да, чуть не забыл, ведь у этого детского сада был деревянный сарай, а там погреб, в котором хранили всякие соления, картошку и всё такое. И вот этот мелкий шкет додумался выломать в стене пару досок, пролезть туда и и вытащить всё что попадётся под руку. Что он с этими банками потом делал, понятия не имею, может вообще разбил. Может ему вообще просто интересно было залезть куда-то.

И вот тут ему как раз исполнилось 14, то есть за все свои проказы он вполне мог отправиться на малолетку. И вот когда произошёл ночью грохот, и прибежали уже две бабушки, у них уже в голове автоматически сложилась такая картинка, что это опять он куда-то залез. И они в стопоре именно того, что им этого маленького дурака жалко. Ну вызови они сейчас милицию, его уже точно загребут. И, конечно на районе осуждать будут их (вот жизнь поломали, забыли, что мы все тут такие дружные, вместе вечером на лавочке под гармошку песни пели). Но если не вызовут, то у них самих проблем с руководством будут. И как всё это дело до утра замять вообще непонятно, может там наверху погром устроили. Это были люди совсем другого мышления, потому что время потреблятства ещё не пришло, каждый был друг другу товарищ и блат, а плевать на чужие проблемы ещё не было принято.

Но, поверьте, всё оказалось наиболее прозаично. Они вдвоём чуть ли не на цыпочках идут на второй этаж. Опять же это совсем другое время. Сотовых телефонов не было. Ну был какой-то там домашний в кабинете директора на первом этаже. И вот эти две перепуганные старухи заходят в группу из которой слышится вот эти самые страшные звуки. Чуть не трясутся от страха, идут на цыпочках и замечают, как на ковре между игрушек мельтешит какое-то серое пятно. И тут они обомлели и остолбенели просто как две статуи - БЛЯДЬ - да это всего лишь ёж!

...Утром уж выяснилось, что чьи-то родители принесли ёжика детишек позабавить. После этого случая на территории детсада часто видели ежа, но тот ли самый это был ночной проказник, точно не известно. А со временем фабрика окончательно развалилась, и оба здания были проданы под квартиры, в девяностые часто так делали. Эту ж потом очухались, что садиков нет, и принялись строить новые. Что же касаемо хулигана, то всего лишь лет через несколько после описанных событий он стал в день зарабатывать значительно больше чем некоторые учителя в месяц и очень этим гордился.