Стриженый мальчишка у доски, заикаясь, спрягает немецкий глагол «умереть». Его учителю Давиду Эгофу скучно, он украдкой зевает, с плохо скрываемым раздражением поглядывая на склоненные головы. Деревенские дети, от которых пахнет печкой и коровьим навозом. Не редкость вши, чесотка. Полутьма класса в глухом углу Беларуси. В феврале 1941 народный комиссариат просвещения откомандировал поволжского немца Эгофа в село Зембин, Борисовского района. Образованный учитель страдает от скуки, от беспросветности сельской жизни. Вокруг него, культурного, утончённого человека, грязноватое еврейское местечко. Его жители неимоверно раздражают нового сеятеля разумного, доброго, вечного.
Эгоф остался. Потом, на допросах, он будет утверждать, что у него не было возможности уехать из Зембина. И лишь спустя годы, признается, что с самого начала задумал остаться. Ему нравилось то, что несёт с собой новая власть. На восток наступали немцы. Неужели он, немец, не договорится с ними, не найдёт места в этом обществе.
Давид Давидович не постеснялся в первые же дни оккупации записаться на приём к новым хозяевам посёлка. Явился прямо в дом, где, выгнав в сарайчик женщину с детьми, квартировали офицеры. Долго ждал на улице, пока адъютант доложит о его приходе. Наконец его позвали внутрь.
В большой комнате было накурено. Несколько офицеров расположились вокруг стола. Двое обедали, в одном углу лениво беседовали. С Эгофом стал разговаривать только один из них, самый младший по званию.
- Вы просили об аудиенции? – на немецком языке спросил он. – Утверждаете, что свободно владеете языком и готовы сотрудничать с Германией?
Эгоф проглотил образовавшийся в горле колючий комок и быстро закивал:
- Так точно, герр офицер. Готов работать переводчиком, выполнять приказы командования. Я знаю всех местных жителей, знаю порядки.
- Порядок у нас будет свой! – перебил Давида немец.
- Простите, - испуганно поправился Эгоф. – Готов поддерживать немецкий порядок на занятых территориях.
- Так-то лучше, - похвалил его офицер. – Вы и в самом деле неплохо говорите на немецком. Произношение, конечно, как у пьяного баварского крестьянина с картошкой во рту, но сойдёт.
- Вы еврей? – вдруг в лоб спросил один из игравших в карты.
- Я немец, - чуть не выкрикнул Эгоф.
- А-а, фольксдойче, - фыркнул картёжник. Наверное коммунист?
- Никак нет. Всегда ненавидел красных.
- Ох уж эти фольксдойче, - презрительно хмыкнул третий офицер. – Всей-то душой они за Рейх. Нет лучше патриотов.
Давид Давидович толком не понял, что это значит, но осторожно кивнул. «Дойче» же, а не «юде».
Его ещё минут двадцать расспрашивали, задавали каверзные вопросы о родителях, о том, как Эгоф жил при советской власти. Давид старался отвечать максимально честно. А вдруг проверят.
- Оставьте адрес, мы с вами свяжемся, - наконец сказал младший офицер. И кивнул на дверь, показывая, что разговор закончен.
Эгоф вышел из дома и почувствовал, что у него слабеют ноги. Опустился на стоявшую тут же, во дворе скамеечку. Выдохнул. И понял, что на него с ненавистью смотрят три пары глаз. Глаза принадлежали женщине и двум подросткам, выглядывавшим из полутьмы сарайчика. Один из этих подростков, кажется Венька, учился в классе Давида.
- К немцам ходил, учитель? – негромко спросила женщина.
- Твоё какое дело?! – огрызнулся Давид.
- А мне наплевать, что они скажут! – вспыхнул Эгоф. – Распустились тут, при красных. Колхозы завели, голодранцев управлять поставили. Сейчас снова всё на своё место встанет.
- А если погонят немцев? Всё тебе припомнят, все твои разговоры.
- Погонят, как же, держи карман шире! Ты видела какая силища прёт? Как перед ней все разбегаются?
- До поры до времени, - с надеждой в голосе ответила женщина.
Эгоф вскочил, плюнул себе под ноги и зашагал прочь. Он им ещё покажет. Ишь ты, что люди скажут! Что прикажут, то и скажут.
Эгоф успел выполнить только несколько поручений немецкого командования. Выступил переводчиком, когда зачитывали новые правила жизни посёлка. Указал дом, где жила семья ушедшего на фронт партийного активиста. Уже 10-го июля 1941-го года приказом военного коменданта Илека Давид Эгоф был назначен бургомистром Зембина. Его карьера началась.
На новом месте Давид развернулся вовсю. Не откладывая дело в долгий ящик, принялся изымать у населения скот, птицу. Реквизировал вещи. Всё отобранное без остатка отдавал в распоряжение немцев. Себе почти ничего не оставлял. Думал, что его время ещё придёт, а пока нужно быть честным. Ему стали доверять, его хвалили. Свою команду Эгоф старался набирать из таких же как он «карьеристов». Но людей было мало. Шли в основном бывшие уголовники, алкоголики, в общем те, кого Эгоф не любил и в прежней, учительской жизни. Приходилось принимать весь этот мусор. Остро не хватало людей.
Вскоре получилось и отличиться. В окрестностях деревни Костюки было совершено нападение на немецкий патруль. Убито пятеро солдат вермахта. Эгофу поручили разобраться с ситуацией. Именно тогда проявился долго скрываемый характер учителя. Рано утром во главе полицейского отряда Эгоф прибыл в Костюки. Полицаи выгнали из домов всех местных. Мужчин построили в центре, в длинную шеренгу.
- Недавно неподалёку от вашей деревни были убиты несколько солдат Германии, - громко сказал Давид. – Я уверен, что кто-то из вас принимал участие в этом преступлении или знает того, кто его совершил. Если вы хотите избежать наказания, сохранить свои жизни, то рекомендую прямо сейчас выдать виновных.
Мужики молчали, уткнувшись взглядами в землю под ногами. Они были молодые и старые, двое совсем седые, а трое почти мальчишки, чуть не ревели, хлюпая носами. В стороне замерли в ожидании и ужасе их матери, жёны, дети. Над улицей царила тяжёлая, гнетущая тишина.
- Я даю вам пять минут, - проявил милосердие Эгоф. – По минуте за каждого убитого. После этого уже ничем не смогу вам помочь.
Крестьяне молчали. То ли действительно не знали, кто напал ночью на патруль, то ли боялись партизан больше, чем немцев. Но это ничего. Это поправимо. Скоро будут бояться того, кого надо. Эгоф постоял, демонстративно глядя на часы, потом махнул рукой полицаям.
Те кинулись к шеренге. Отсчитывали по пять человек и вытаскивали каждого пятого. Отгонял неудачников к стене большого сарая. Получилось восемь мужчин. Среди них как раз самый младший, трясущийся и всхлипывающий. И лицо у него знакомое. Точно! Эгоф наверняка видел этого сопляка у себя в классе. Он ещё сидел где-то сзади и обстреливал товарищей жёваной бумагой. Давид подошёл к мальчишке.
- А-андрусь, господин учитель, - заикаясь ответил парень.
- Даю тебе последний шанс. Кто напал на немецкий патруль?
- Я не знаю, господин учитель, - зарыдал мальчишка.
- Знаешь, - жестко ответил Эгоф. – Или знаешь того, кто знает. Отвечай!
Он взял парня за подбородок, дёрнул его голову вверх.
Эгоф от всей души влепил ему пощёчину. Голова подростка мотнулась, он ойкнул и отступил было назад, но тут же упёрся в стену сарая.
Белые от ужаса глаза, трясущиеся губы. На бледном лице проступает красный отпечаток пятерни. Жалкое зрелище.
За спиной в голос зарыдала баба, видно мать этого щенка. Эгоф брезгливо передёрнул плечами, отпустил мальчишку, вернулся к полицаям.
Клацнули затворы. Эгоф и сам достал из кармана пистолет, прицелился в трясущегося бывшего ученика. Тут уж заревела вся деревня.
Грохнул залп, восемь тел рухнули, забрызгивая кровью стенку сарая. Бабы взвыли ещё громче, хоть это и казалось невозможным.
- И так будет с каждым, кто не подчинится приказам Германии! – торжественно сказал Эгоф. Не для крестьян, больше для своих же подчинённых. Он знал, что донесут, доложат кому надо.
В этот и ближайшие дни Эгоф с командой объехали всю округу. В каждой деревне «процедура» повторялась. Было убито ещё 14 человек. Лично Давид Давидович застрелил двух мужчин. Его вызвали к командованию, похвалили за энтузиазм, за суровость к врагам Германии. Сказали, что надеются на то, что и в будущем «фольксдойче» проявит такое же усердие.
Эгоф с готовностью согласился и в дальнейшей работать не покладая рук.
В середине августа пришёл приказ разобраться с гетто Зембина. Эгоф подошёл к заданию ещё серьёзнее. Отобрал два десятка евреев покрепче, распорядился выкопать на окраине огромную яму. Чтоб не истерили раньше времени, объявил, что яма нужна для того, чтоб закапывать разбитую и сожжённую военную технику, которой было полно в округе.
Утром 18 августа помощники Эгофа Гнот и Голуб собрали евреев на базарной площади. Начали отбирать группы по 20 человек, отводить к яме, на краю которой уже собрались «зрители». Сам Эгоф, комендант Илек, представители от гестапо Берг и Вальтер. Прибыл с переводчиком Люцке начальник Борисовского СД. Чуть поодаль, готовые исполнять каждый приказ начальства стояли исполнители. Василий Харитонович – начальник полиции Зембина. Его заместитель Феофил Кабаков, полицейские Алексей Рабецкий, Яков Копыток, Константин и Павел Анискевичи, Константин Голуб, Григорий Гнот.
Конвейер работал без сбоев. Полицаи подводили очередную группу к яме, ставили на колени, стреляли. Шли за следующей. Если кто-то поднимал крик – избивали кричавшего прикладами. Эгоф особенно подчеркнул, чтоб не было шума позволяется действовать самыми жёсткими методами. Сбились всего два раза. Сначала приволокли на руках старика Шендерова, а он по дороге умер сам, то ли от страха, то ли от старости. Бросили в яму к остальным. А в самом конце от группы расстреливаемых отделилась мелкая девчонка с ещё более мелким пацаном. И пошла, нахалка, по кучам рыхлой земли прямо к Люцке.
- Дяденька, мы дети Асиновского. Мы тут по ошибке. Он русский.
Люцке слегка обалдел от нахальства соплячки. Обернулся к начальству.
- Что хочет эта девочка? – поинтересовался начальник СД.
- Она говорит, что они с братом тут по ошибке.
- Кто знает местных? – взмахом руки приостановил «процедуру» немец. – Эгоф, кто эти дети?
Давид присмотрелся. Пацана он точно не знает, слишком мелкий. Но девочка. Девочка, кажется, действительно дочь Асиновского. А ещё она дочь Хаси Ходасевич, которая сейчас стоит у края ямы. Что же делать? Как ответить начальству? Давид запаниковал. Как не совершить ошибку? Как правильно?
- Эгоф, - в голосе Люцке послышалось недовольство. – Почему так долго?
«В конце концов всегда можно будет поймать эту девчонку и расстрелять. Куда она денется такая малая»
- Да, это дети Асиновского. Они не евреи, - подтвердил Эгоф.
Начальник СД кивнул, разрешая Реме Асиновской и её брату отойти в сторону. Их мать, падая в расстрельную яму, улыбалась.
В рассказе использованы материалы допроса Давида Давидовича Эгофа, проведённого заместителем начальника следственной части МГБ БССР подполковником Сухаревым (Архив КГБ РБ, инв.№1865)
Фрагмент рассказа из книги "Звезда над сердцем" Автор Павел Гушинец
ПС.1 Продолжаем продвигать авторов, которые остались на Пикабу с контентом, за который не стыдно.
@SallyKS - Замечательный и душевный автор
@AlexandrRayn - талантливый и очень интересный коллега-писатель
@MamaLada - мой соавтор по книге "Шесть часов утра"
@WarhammerWasea - авторские рассказы
@IrinaKosh - спаситель и любитель котиков. У меня морские свинки и аквариумы, но котиков я тоже люблю))))
@ZaTaS - Рисует оригинальные комиксы.