Ведьмы + Самиздат

Гномы принесли посуду к стражнику, и тот наполнил их вкусной овсяной кашей. Потом пошел к выходу, но вдруг развернулся и бросил гномам по вяленному кусочку непонятного мяса на пол:

— К вечеру воды принесу, если не забуду.

Перекусив, Тахон лег на койку, положив руки под голову, и вдруг начал говорить вслух:

— Значит, уже утро...

— Что, сынок? — ответил Родан, думая, послышалось ему или нет.

— Утро, говорю, стражник пришел кормить, значит, сам поел и пришел со столовой.

— Точно.

— Сейчас Боград поедет на Маруське, а мы записку так и не успели передать в Скалозубку дедушке, — продолжил Тахон. — Берта написала ее? Может, она сообразит и передаст?

— Написала, — ответил Родан. — Она смышленая у меня, грамоте обучена, вот только...

— Что?

— Что-то предчувствие у меня плохое, сынок, сердце подсказывает.

Дверь снова заскрипела на весь подвал, да так, что резануло по ушам. Два стражника привели кого-то и заперли в первой камере у самого входа.

— Надеюсь, то, о чем мы говорили, попадет к тому, о ком мы говорили, — тихо сказал Тахон, стараясь говорить так, чтобы незнакомец из первой камеры ничего не понял.

— Надеюсь, — ответил Родан.

— Боюсь, что не попадет, — ответил женский голос.

— Берта? — встревожился гном.

— Угу, мой хомячок, — ответила Берта. — Они схватили меня в столовой, когда я хотела передать записку Бограду. К сожалению, я ничего ему сказать не успела, а бумажка выпала из рук, когда стражники пытались мне скрутить руки. Представляете, мне скрутить руки? Гномке, которая несколько лет каждый день месит огромные куски теста в пекарне... Так и повели меня без оков... Как дети прямо.

— Берта, а девочки? — занервничал Родан.

— Да всё нормально с ними будет, не переживай, — Берта легла на койку. — Отлично, это просто здорово, представляете, у меня сегодня выходной, буду лежать и ничего не делать, на работу не надо, дома убираться и готовить не надо, тишина и покой. Надо будет сказать стражнику, чтоб перевел тебя куда-нибудь в другой подвал.

— Ты, как всегда, в своем репертуаре, — ответил кузнец.

— Значит, так, что мы имеем? — Тахон подошел к решетке, чтобы лучше было слышно. — Дядя Гурд явно под чьим-то воздействием, кто-то его контролирует, он не узнает старых друзей, запретил вход замок и подозревает в шпионаже на пустом месте, а на прошлой неделе в замок приехала пожилая женщина в черном... Стража, как завороженная, ее пропустила, и с тех пор никто не видел ни лорда, ни его жену с ребенком. Похоже на то, что замком кто-то решил завладеть, например, та женщина может быть сильным магом и подчинить себе лорда. Но как она сделала это с начальником стражи? Ведь Гурд гном, а магия на гномов не действует. В любом случае весточку с лошадкой нам передать не удалось, и будет все примерно так...

Тахон завел руки за спину и с важным видом стал ходить по камере от стенки к стенке.

— Дедушка с теткой Альмой будут стоять на дороге встречать меня с Маруськой возле деревни, но увидят одного Бограда, — продолжил молодой гном. — Они, конечно же, спросят, где Тахон, а тот скажет, что я в замке искал кузнеца и больше он меня не видел... И тут два варианта: либо дедушка будет ждать до завтра, либо сядет на телегу, когда Маруська будет возвращаться в замок, и приедет сюда, где его, конечно же, не пустят у ворот. Дед скажет, что знает Гурда лично, а тот придет и арестует как шпиона.

— Ого, — Берта встала и тоже подошла к решетке. — Магия на гномов, конечно, не действует, но вот зелья, я слышала, вполне могут. Говорят, во время войны боевые гномы пили зелья лечения для быстрого заживления ран, которые варили им маги-алхимики, но не все зелья подходили, большинство из тех, что помогали людям, у гномов просто вызывали рвоту. Но вскоре нужный рецепт был создан какой-то старой ведьмой, которая почему-то сама решила помочь. Возможно, существует и зелье привораживания. Я уже ничему не удивляюсь, сынок.

— Вот оно что, — Тахон лег на койку, — значит, будем выручать дядю Гурда, а сейчас нужно поспать, хоть маленько набраться сил.

— Я как будто в отпуске, — улыбнулась Берта.

Гномы улеглись и моментально захрапели.

Тахон проснулся от уже знакомого скрипа двери. В темницу кто-то вошел и запер засов изнутри. Это оказался Гурд, он подошел к камере Тахона, посмотрел на него и сказал:

— Я принял решение, завтра поутру вас вздернут на главных воротах замка за измену и шпионаж.

— Дядя Гурд, опомнись, ты не в себе, на тебя действует ведьмино зелье, — стал нервно убеждать молодой гном. — Это я, Тахон, мы знакомы семнадцать лет, а деда моего Архида ты знаешь лет двести или больше... Вы воевали вместе... Ну... Вспоминай же...

Гурд громко захохотал и снял шлем, дабы отдышаться:

— Ну тебя и научили в вашей школе шпионов, сам-то, поди, не додумался до такого, а?

Тахон занервничал, по спине прошел холодок, голова начинала кружиться, руки становились ватными. Такое он уже чувствовал у того моста в лесу, где жил тролль. Еще этот смех Гурда, как гвоздем, царапал его мозг изнутри. Гном понимал, что с ним начинает происходить, где-то внутри зарождался берсерк и навык вот-вот выплеснется на волю, нужно было только помочь, подтолкнуть. Дед рассказывал, что боевые гномы могут сами вызывать такое состояние, не дожидаясь позывов. И Тахон решил: была не была, других надежд все равно нет. Ударил кулаком в стену, от чего почувствовал боль, стал вспоминать маму и папу, как они его любили, как пропали без вести, как он искал и плакал.

Вдруг боль в руке резко прекратилась, по всему телу гном почувствовал огромный прилив сил, вены надулись, глаза налились кровью. Тахон схватил решетчатую дверь камеры и одним движением, вырвав вместе с петлями, зашвырнул в тело Гурда. Капитан откинулся к противоположной стороне прохода. Молодой берсерк снова схватил решетку и стал неистово колотить ею старого гнома, но, видя, что все тщетно, отбросил железяку в сторону и принялся душить Гурда. Занятие для него было знакомым и ежедневным. Он каждый день по вечерам боролся с хряком, который весит больше трехсот булыжников навскидку. Мгновение, еще мгновение, и старый боевой гном-ветеран Гурд Дубовая Башка потерял сознание, и его тело обмякло на каменном полу.

Когда Тахон пришел в себя, на него смотрели две гномьи головы сквозь прутья решетки.

— Сынок, это что такое было? — спросила, улыбаясь, Берта. — Я, кажется, знаю, за кого отдам одну из дочерей замуж.

— Это гномий навык «Берсерк», — ответил ей Родан и, обращаясь к Тахону, добавил: — Ну? Что? Какие планы? Может, откроешь нас, пока дядька не очнулся? Или нам лучше сидеть тут? Как будто мы не с тобой? Да с тобой мы, с тобой, чего вылупился так?

Тахон встал, поднял выроненные капитаном стражи, ключи от всех дверей казармы и открыл две клетки. Потом вытер нос тыльной стороной ладони и сказал:

— Планы у меня такие... Я сейчас поднимаюсь наверх, в казармы, и как можно скрытнее постараюсь найти три комплекта доспехов стражников для нас. Переодеваемся и свободно выходим.

— А этого? Дядьку-то тут бросим? — перебил Родан.

— А вот и думай, пока я хожу, может, что и придумаешь.

Сверху послышался шум, шаги спускающегося стражника и громко поставленной на пол металлической фляги с водой перед дверью. Тахон тихонько подошел к выходу и медленно открыл засов.

***

Дверь отворилась, и на пороге появился стражник, что был с утра с флягой, полной воды. Дверь открывалась внутрь, и Тахон успешно за ней спрятался, остальные же гномы оттащили Гурда в одну из камер и там же тихонько сидели. Надзиратель взял флягу и вошел в темницу. После, не смотря назад, попытался нащупать ногой дверь, чтобы закрыть пяткой, но уперся в тело гнома.

— Сейчас или никогда, — прошептал еле слышно Тахон, левой рукой сорвал со стражника полушлем, а правой, сжав в кулак, со всей дури ударил по лысому затылку.

Стражник выронил флягу, развернулся и с вытаращенными глазами произнес:

— Мама...

Тахон понял, что удар не нанес существенного урона, и собрался было еще несколько раз зарядить по голове стражника, но вспомнил о хряке, напрыгнув, взял его шею в захват и принялся душить. Немного повозившись на полу, надзиратель перестал сопротивляться, и тело его обмякло.

— Тахон, — сердито сказала Берта и уперла руки в бока. — Надеюсь, он живой.

— Да живой он, уснул просто, — улыбнулся Тахон. — Я много раз так с хряком делал.

— Сынок, люди не хряки, ты запросто мог свернуть ему шею, сам того не желая, — покачала головой Берта.

Гном оттащил стражника в одну из камер и запер на замок. С Гурда снимать обмундирование не стали, доспех у него офицерский, и такой был только у капитана стражи. Можно было, конечно, что-то придумать на этот счет, что помогло бы выбраться из замка, но Гурд был очень большой и высокий для гнома, выше человека. И доспех ему ковал лично Родан по его размеру, гномы бы просто утонули в нем.

«Такс... Что мы имеем? Два доспеха: один офицерский, в нем нас сразу раскусят, второй для человека, гному явно будет маловат», — подумал Тахон и произнес вслух:

— Заприте дядю пока во второй камере, мы с Роданом наверх, в казармы, поищем три доспеха и способ вытащить Гурда из замка.

— Из замка? — переспросил Родан.

— Угу, видите ли, дорогой Родан, — Тахон хотел показаться очень умным и поэтому сделал важный вид. — Если мы не ошибаемся и дядя Гурд под воздействием зелья, то оно не вечно. Зельем нужно постоянно подпаивать, добавлять в вино, например, или еду. Если мы вынесем капитана стражи и где-нибудь спрячем, то действие прекратится через какое-то время, и он придет в себя.

— Отличная идея, мой мальчик, — обрадовался Родан. — Ты явно похож на своего деда.

— Идите, ребята, я прослежу за узниками, — сказала Берта. — Это лучший день в моей жизни, ну, после дня свадьбы, конечно.

Тахон и Родан потихоньку, стараясь не скрипеть дверью и ступеньками, поднялись на цыпочках на первый этаж. В казармах никого не было, но скоро должна была начаться вечерняя пересменка, и часть стражи точно сюда придет. Доспехов на первом этаже не нашлось, а вот на втором этаже возле коек стояло два гномьих у камина для красоты. Они, конечно, были настоящие, но ими никто давно не пользовался, и, скорей, были предметом интерьера.

— Отлично, берем, — сказал Родан и взял один под мышку. — С закрывающимся забралом, как нам надо. Хватай второй.

Гномы взяли обмундирование стражников и спустились на первый этаж.

— Смотри, дядя, отличный шкаф, — Тахон показал пальцем на шкаф в противоположном углу, — в нем можно запросто вынести какого-нибудь гнома, например, нашего.

Гномы подошли к шкафу поближе рассмотреть, как вдруг появляется стражник и басом говорит:

— Это кто тут у нас, а? Молодой шпион и его помощник, старый кузнец. Решили прогуляться? Правильно, а то в этих подвалах ужасно душновато. А доспехи, наверное, взяли, чтоб не простудиться. Понимаю, сам частенько кашляю.

Тут гнома-стражника прерывает громкий звон полена о шлем, и он, потеряв сознание, падает на пол. За ним стоит Берта с деревяшкой в руках. Гномка отбросила дрова обратно к камину и с блеском в глазах произнесла:

— Чтоб вы без меня делали, балбесы.

Стражника пришлось спустить в подвал, снять доспех и запереть вместе с надзирателем. Гурд, как ни странно, за все это время так и не пришел в себя, хотя должен уже был, хряк, по крайней мере, уже начинал хрюкать. Гномы взяли его за руки и ноги, подняли по лестнице в казарму. Принесли шкаф и положили его на пол дверцами наверх. Капитан успешно в него поместился, как будто под него сколотили. Все трое надели доспехи, опустили забрало на шлеме, чтоб не видно было лиц, и, подняв шкаф на плечи, вышли из помещения на свежий воздух.

Тахон нес шкаф впереди на спине, а Родан и Берта сзади на плечах. Шкаф оказался не настолько прочным и начинал поскрипывать и расшатываться.

«Только бы не развалился до главных ворот», — подумал молодой гном.

Трое со шкафом подошли к воротам, из будки пытался выйти пузатый охранник низкого роста, но застрял в проеме, потом развернулся боком и с усилием протиснулся:

— Кто же строит такие узкие двери? Их что, мама пирожками не кормила в детстве?

— Вот-вот, и я ругаюсь, — ответил Тахон сквозь шлем, — сил никаких на них нет.— Ага, куда шкаф-то несете? — спросил страж. — На свалку, что ли? Вроде ничего еще, может, ко мне отнесете в дом? А я угощу вкусным медовым квасом. Еще, может, ко мне отнесете в дом? А я угощу вкусным медовым квасом.

— Лучше не надо, — ответил Тахон, стараясь делать голос как можно взрослей и мужественней. — Говорят, в нем дед умер. Играл с внучком в прятки, и на тебе — сердечко остановилось, когда прятался. Так и сидел там три дня, пока по запаху не нашли. Еще говорят, что приходит он по ночам к тем, у кого стоит этот шкаф, и просит с ним поиграть.

Тут шкаф немного зашевелился, и из него послышался тихий смех.

— Вот видишь, начинается, надо срочно его вынести из замка, — добавил Тахон охраннику, — а то сам с ним будешь играть.

Толстый страж торопливо прокрутил механизм подъема решетки ворот, и гномы поспешили выйти. Но не успели они пройти и пару шагов, как на мосту показалась Маруська, а на телеге сидят Боград, дед Архид и тетка Альма с Веснушкой на руках.

То ли от неожиданности, то ли от радости Тахон уронил передний край, и шкаф, ударившись о землю, развалился, и из него вывалился капитан. Альма спрыгнула с телеги, взяла в руки мокрую тряпку, которую приготовила еще в деревне, подбежала к Гурду и закричала, срывая голос:

— Забыл меня, значит? Не помнишь? Ну я тебе сейчас напомню... И замахнулась было тряпкой.

— Да помню я, помню, моя булочка, — ответил растерянно Гурд. — Это проверка была.

— Какая такая проверка? Хватит врать, другую себе гномку нашел? Отвечай! — не успокаивалась Альма.

Капитан стражи встал, отряхнулся и спокойным голосом сказал:

— Я всех помню, пойдемте в столовую, там накрыт стол, и все стражники, кто не на дежурстве, нас ждут.

Столовая находилась в противоположной стороне от главных ворот, в той части внешнего кольца, что между кузницей и казармами. Это большое здание также пристроено к стене второго оборонительного пояса. Рядом находилась пекарня, где работала Берта с младшей дочкой. Гномы зашли внутрь. Столовая ярко была освещена, столы сдвинуты вместе, и за ними сидели стражники без доспехов. При входе капитана гридни встали, и он махнул им рукой, чтоб присаживались. На столе много закусок, бочонки с медовым квасом. Все сели, Гурд взял в руки кружку и начал говорить.

— Дорогой Тахон, мой юный друг, а теперь уже наш друг, друг и брат всех гридней замка лорда Симона! Хочу сказать с большой радостью в сердце, что ты принят в ряды стражников замка под мое командование, так как прошел проверку и испытание, которое придумали для тебя сами ребята.

— Видишь ли, стать гриднем — это значит стать нашим братом, и кого попало мы не берем в свои ряды, даже если за тебя поручится сам капитан, — вдруг перебил Гурда сидящий рядом гном, это был тот самый гном, которого огрела поленом Берта. — Меня зовут Ихард, будем знакомы.

— Но как же та женщина, вся в черном, черная карета, и почему лорд не выходит к людям? — спросил Тахон.

— Это матушка супруги лорда Сергиуса Н. Симона, — ответил Гурд, — она приехала сообщить, что ее муж, отец жены, умер, поэтому была в траурной черной одежде, а стражник, как только понял, кто перед ним, встал по стойке смирно и пропустил. Он ее видел раньше, просто не узнал.

Люди и гномы перекусили, выпили еще по кружке медовухи.

— Тетя Альма, а как вы узнали, что в замке беда? Ты сказала дяде Гурду, что он тебя не узнает, — повернулся к тетке Тахон. — Мы ведь не смогли отправить записку, а Боград ничего не знал об этом.

— Как это не смогли? Очень даже смогли, — засмеялась Альма и подняла с колен маленькую рыженькую кошечку, — Веснушка сидела на телеге, на шее этот кожаный ремешок с привязанной к нему запиской.

— Кто же мог привязать записку и отправить кошечку? — удивился Тахон.

— Не знаю, кто это, но в конце написанного в ней было добавлено «Бетти и Кетти», — весело сказала Альма.

Гномы пили и кушали целый вечер, а потом пошли спать: кто в казармы, кто к себе в кузницу, ну а гостей со Скалозубки Гурд пригласил в свои апартаменты во внутреннем круге замка.

— Архид, нам нужно переговорить, — сказал тихонько другу Гурд. — Я тут такое видел в подвале, ты не поверишь.

— От чего же, поверю, я и сам хотел с тобой об этом поговорить, — ответил дед Архид.

***

Капитан стражи Гурд Дубовая Башка жил во внутреннем кольце. Его дом находился слева от главного входа в сам замок. Жилище было двухэтажным с деревянной крышей, покрытой глиняной черепицей. На первом этаже был большой камин, который никогда не гас, перед ним большой диван, стол для гостей и несколько стульев. В доме не пахло ничем съестным, капитан жил один и кушал всегда в столовой вместе с подчиненными.

Его жалование было гораздо больше, чем у обычного стражника, и он нередко угощал своих ребят вкусными копченостями с медовухой. Гридни очень уважали и любили начальника вовсе не из-за этого, они знали о заслугах перед Гиданией и через что ему пришлось пройти в жизни. Тем более что во время каждого такого угощения Гурд садился перед ними и рассказывал истории и случаи из жизни, которые происходили с ним когда-то. Капитан, конечно, был ветеран и многое повидал, но любил приукрасить, чтобы было поинтересней, а некоторые его рассказы и вовсе выдуманные, либо случались не с ним. Я, возможно, вам как-нибудь расскажу пару таких историй, если Гурд будет не против.

На втором этаже находилась большая кровать, шкаф и массивный дубовый стол со стулом возле окна. Гурд любил за ним сидеть и просто смотреть на проходящих мимо обитателей замка через прозрачное стекло. Иногда он, видя, как кто-то разговаривает друг с другом, смешно озвучивал, придумывая на ходу, о чем они говорят, и сам же ухахатывался от этого.

У Номена по началу не было крыши над головой, и ночевал где придется, то в конюшне с лошадьми, то с курами в курятнике. Но после Гурд разрешил ему ночевать в подвале своего дома, который использовался в основном для хранения бочек с медовухой и вином. Даже кровать ему небольшую заказал у плотника. Парень вызывал у капитана смешанные чувства. Может, жалость, а может, он видел, с каким упорством Номен работает и не падает духом, что хотелось ему помочь.

Архид и Гурд сидели на диване перед камином и молча смотрели на огонь, попивая лучший квас западных земель. Альма с Веснушкой спали на втором этаже в кровати. Тахон с Номеном кололи дрова возле дома.

— Значит, ты в курсе, что у Тахона проявился второй навык, — начал разговор Гурд.

— Угу, это началось еще там, у моста, когда он разорвал в клочья бедного тролля, — ответил Архид. — Деревенским я наплел, что тролль сошел с ума и сам себя разорвал. Такого еще ни разу не было, чтобы у гнома было сразу два навыка. Даже не знаю, что теперь с внуком будет.

— Что будет? Ясно, что, если гномы узнают, они соберут совет и, скорей всего, заберут парня для исследования, так скажем, неизвестной аномалии. Я боюсь представить, если узнает королева, тогда Тахона будут изучать ученые маги дворца, и вряд ли он останется жив. Они его уж точно по кусочкам разберут, — перебил Гурд.

— Странно всё это, сначала ведьма в лесу, потом тролль откуда-то взялся под мостом, — тихо сказал Архид. — Ходят слухи, что нечисть всё чаще и чаще стала попадаться людям: то чёрт какой-нибудь утащит скот со двора, то мужикам померещится, как старухи в поле водят хороводы.

Архид встал с дивана и стал ходить по комнате:

— Понимаешь, это всё не может быть просто так, такие массовые вылазки тёмных сил были несколько тысяч лет назад. В древних свитках написано, что могучий архидемон возглавил огромное стадо нечисти, и демоны разного вида повылазили на поверхность. Его имя, кстати, записано где-то в королевской библиотеке. Половина Гидании и большая часть прилегающих земель была стёрта тогда с лица земли. И если бы все расы не объединились тогда и не дали отпор, то вместо нас сидели бы сейчас на диване перед камином тролль с тролльчихой и пили бы не квас, а тёплый гной. Согласно легенде, убить архидемона так и не удалось, боевые маги при дворце его обессилили и загнали в пещеру горы Морок, верховный маг заткнул вход огромным валуном и наложил сильнейшую магическую печать. Не знаю, правда это или нет, но ходят слухи, что нет в той горе никаких пещер, и тем более уж заткнутой камнем.

— М-да, я тоже слышал эту легенду. Гурд тоже встал и подкинул пару головешек в камин.

— И кстати, именно после последней вылазки раз в несколько столетий стали рождаться гномы с четвертым, никому неизвестным навыком, — продолжил рассказ Архид. — Никто не мог понять, в чем сила этого навыка, знали только отрицательную сторону: на таких гномов могла действовать магия, и рано или поздно они исчезали без вести. Вот и мама Тахона была одной из них. Мой дед выковал для нее медальон и наложил сильнейшую магическую руну, что мог. Надев его, никто в округе не мог пользоваться магией на приличном расстоянии. И даже это не спасло ее от исчезновения вместе с мужем. Да ты помнишь, наверно, я сорвал его с шеи ведьмы в лесу? Помнишь, Гурд? Она еще странно ответила перед тем, как сгинуть: «Вы ее никогда не увидите больше», понимаешь? Она не сказала, что мертва, сказала: «Не увидите».

— Подожди, давай выпьем по кружечке медового кваса и попробуем подвести итоги, — сказал Гурд и положил руку на плечо друга. — Итак, с тех пор, как архидемон обессилен и заточен в ловушку, с определенной периодичностью стали рождаться гномы с редким неизвестным навыком, теперь же темные силы стали все чаще и чаще проявляться. Тебе не кажется, мой друг, что мир нас готовит к чему-то и предупреждает?

— К новой вылазке? Но это довольно размытые знаки, — Архид вытер ладонью пот со лба и отошел от камина. — Послушай, если вдруг архидемон каким-то образом набрался сил или какой другой демон решил вылезти наружу, то это может быть как завтра, так и через пару тысяч лет, нас с тобой уже тогда точно не будет. Нужен явный сигнал, что-то, чего никогда не было, и вдруг появ...

— Чего притих, догадался, старый балбес? — Гурд сел на диван. — Так и есть, Тахон наш знак. Не было еще такого гнома, у которого сразу два навыка, а то, может, и все четыре...

Гномы долго молча смотрели друг на друга с открытыми ртами.

— Архид, к Тахону хотя бы раз подходил какой-нибудь маг?

— Нет, вроде нет, откуда у нас в Скалозубке взяться магу?

— И ты, конечно же, еще не проверял его на навык «Рунная магия»?

— Так малой же он еще был, вот хотел научить меч ковать, отправил к тебе в замок за стальными слитками, — испуганно занервничал дед Архид. — Потом я бы наложил печать на оружие, ну, либо он, если б смог.

— Всё сходится, мой друг, — нервно улыбнулся Гурд. — Мир готовит нас к новой вылазке, и, если я не ошибаюсь, то раз в несколько столетий рождаются те, кто будет его защищать, но по какой-то причине исчезает. И главный знак — родился гном со всеми четырьмя навыками, скорей всего, чтоб возглавить оборону. Если мы не ошибаемся, то вылазка начнется раньше, чем пара тысяч лет.

— Тахон ничего не должен знать пока, — сказал тихо Архид и сходил посмотреть, спит ли Альма, — он может испугаться своей силы, сначала нужно убедиться, есть ли она у него вообще. А там решим, как быть. Завтра отправляемся домой в деревню, и я проверю без свидетелей его навык, а ты ищешь самого неболтливого мага и привозишь в Скалозубку. Если будет задавать много вопросов, я отрежу ему язык. Кстати, выпиши нам пропуск на несколько слитков стали со склада, кузнец дал добро, но сказал, твоя подпись нужна.

— Я подпишу, конечно, но Тахон теперь один из гридней, ребята приняли его в братство, и никто никакие пропуска у него более не спросит, потащи он хоть жену лорда на закорках через ворота.

Тахон на улице колол дрова с Номеном. Парень подносил поленья, а гном с легкостью, шутя, их рубил своим топориком. Парни подружились за короткий срок, веселились и рассказывали друг другу шутки. Вдруг Тахон, не заметив, вскользь шандарахнул себе по пальцу, и кровь хлынула на деревяшку. Гном почувствовал небольшую боль, но терпел, стиснув зубы.

— Что нам теперь делать, — сказал Тахон, — надо показать дедушке, он знает, что делать с ранениями.

Номен подошел к нему, посмотрел на глубокую рану, отрубленный кусок кожи висел, как мокрая тряпочка, кость была цела, но мышца явно задета.

— Дедушка же говорил мне быть аккуратным и внимательным, когда рублю дрова, — продолжил Тахон. — Я виноват, заболтался, похоже, дед меня накажет, даже не знаю, каково это, он никогда меня не наказывал. Наверно, оставит без утренней жареной курочки или еще чего, хлеще заставит мыться каждый день... Бррр... Как представлю, сразу в дрожь бросает.

Номен смотрел то на Тахона, то куда-то в землю, словно сомневался в чем-то. Потом глубоко вздохнул и тихо произнес:

— У меня есть один секрет, его никто не знает, дай мне слово, что никому не расскажешь.

— Эмм... Я не знаю, — ответил Тахон. — Я еще никогда раньше не хранил секретов. А что, даже дедушке нельзя говорить? И дяде Гурду?

Гному стало жутко интересно, что за тайну ему расскажет новоиспеченный друг, тем более что и друзей-то у него раньше никогда не было, всё это так его завлекало своей загадочностью.

— Хорошо, я даю слово, — гном приложил правую руку к сердцу и добавил: — Честное гномье слово.

— Я тебе верю, мой друг, — мальчик взял раненую руку гнома в свои ладони и закрыл глаза.

Номен что-то шептал непонятное и еле слышное, как вдруг резко открыл веки. Глаза его светились ярко-голубым светом, и зрачков не было видно. Тахон почувствовал, как его рука начала греться, потом тоже засветилась светло-синим светом, на который было уже невозможно смотреть, и гном отвернулся.

— Готово, — сказал мальчик, — можешь смотреть на руку.

Тахон повернул голову и увидел чудо. Рука была как раньше, даже шрама нет, как будто вовсе и не поранился.

— Как ты это сделал? — спросил гном своего приятеля. — Ты что, маг?

— Не знаю, — ответил парнишка. — Я недавно только в себе это заметил, но ведь ты обещал никому не говорить, помнишь? Смотри, что я еще умею.

Номен щелкнул пальцами, и на кончике большого пальца загорелось небольшое пламя, как на маленькой свечке.

— Скорей всего, ты маг, Номен, — добавил гном. Таких, как ты, отлавливают по всей Гидании и увозят в магическую академию при дворце королевы. Мне дедушка рассказывал, там вас учат сдерживать магию и гнев, который будет расти с каждым годом. Короче, делают всё, чтобы маги не стали ведьмами и колдунами.

Дедушка вышел на улицу:

— Парни, пойдемте спать, уже поздно.

Продолжение следует...

Если интересно, еще книги тут.

Но не стоит думать, что у этой истории будет счастливый конец.

Я знаю, многие из команды были благодарны ведьме — пусть и побаивались её. Но капитану её присутствие не давало покоя.

И не ему одному.

Они собрались небольшой толпой: восемь человек. Восемь маленьких фигурок на палубе корабля. Если наклониться над бутылкой, видно, как они суетятся.

Она не успела дать отпор. На суше ведьмам полагался костёр. В море всё ещё проще: они связали ей руки и бросили за борт.

Даже могущественная колдунья такое не переживёт.

Ковен поднял тревогу через несколько месяцев: когда так и не получил ни одной весточки из-за океана. Мы начали с осторожных расспросов — пока не добрались до капитана и его команды.

Галеон как раз стоял в гавани. Тёмной ночью дюжина ведьм пробралась на борт.

Я была среди них.

Мы отпустили всех, кто не хотел причинить ей вреда — напоив их зельем забвения, конечно. Но для капитана и остальных я лично придумала наказание.

Теперь его любимый корабль заперт в бутылке. И все эти люди, которые хватали ведьму, заламывали ей руки и смотрели, как она погружается на дно, заперты вместе с ним.

Я подарила им вечную жизнь. Вот только вечность эта будет тоскливой и скучной. Никогда они не поймают попутный ветер.

Не суждено их галеону добраться до берега.

156/366

Одна из историй, которые я пишу каждый день - для творческой практики и создания контента.

Соцсети с моими текстами - если вам интересно~

— Но...

— Никаких «но»... Архид почесал нос тыльной частью ладони и прищурил глаза от предвкушения холодненького медового кваску из погребка Альмы. — Все мы ушли.

Тахон сотни раз видел, как дедушка подковывает лошадь, и даже помогал ему иногда, но вот управлять телегой еще ни разу не приходилось. И от этого у него небольшой мандраж.

Маруська была уже пожилая кобыла, я бы сказал, ровесница Тахона, но в тридцать лет гномы хоть и выглядят как вполне взрослые, но внутри все равно еще дети. Лошадь-тяжеловоз стояла спокойно и ждала хозяина. Тахон обошел вокруг нее раза три. Почесал затылок, потом подмышку, поднес палец к носу и смешно скорчил рожицу.

«С чего мне начать? Дедушка всегда подковывал лошадь без телеги, да и привязывал... А эту надо? Она вроде и так привязана к возу». — Тахон снова почесал затылок и решил сперва надеть кожаный фартук. Пока ходил за инструментом, успел проглотить пару куриных ножек из большой сковороды, что стояла на столе, потому что вспомнил, как дедушка учил: «Большое дело начинается с большого перекуса».

Маруська была очень спокойная лошадка. Молодой гном зажал ногу без подковы между своих и аккуратненько вычистил всю грязь из копыта специальным дедушкиным ножом. После чуть подрезал его и обработал рашпилем. Приставил новую подкову и быстрыми точными движениями молотка заколотил в нее гвоздики. Потом загнул вылезшие кончики гвоздей и откусил их клещами. Встал, вытер пот со лба и с умным видом проделал то же самое еще с тремя копытами. Готово.

Тахон снял фартук, убрал инструменты. Каждый на свое место, дедушка страх как не любит, когда всё не на своем месте. Умылся, снова перекусил, но теперь уже потому, что волновался сильно. Сел на телегу, взял в руки вожжи и слегка хлестнул ими по задней части Маруськи. Лошадь подняла голову, повертела головой и медленно шаг за шагом пошла в сторону дороги.

Тахон никогда раньше сам не управлял лошадью, но не раз катался на телеге и видел, как другие это делают. Выйдя на дорогу, гном потянул за левую вожжу, лошадь послушно повернула в сторону каменоломни. Подъезжая к шахте, он увидел, как работяги его уже ждут у входа голодные и усталые.

— Стой! — крикнул гном, подъезжая к месту разгрузки, натянул вожжи на себя и откинул тело назад. — Тпру... Маруська... Стой, родная...

Кобыла медленными шагами подошла к кухне, которая располагалась на улице возле входа на каменоломню. Развернула телегу и медленно сдала задом телегу прямо к тому месту, куда нужно было разгружать. Удивлению Тахона не было предела, как это он за столь короткий срок научился столь ловко управлять кобылой. А мужики, наблюдавшие за этой картиной, смеются и наперебой говорят ему:

— Подшутил над тобой старый Боград, а-ха-ха, Маруська уже лет двадцать сама ходит по одному и тому же маршруту... А деда этого сажают раз в неделю на телегу, чтоб отчетность забирал и еще кое-чего.

— Вот так дела! — рассмеялся в ответ юный гном. — А я весь вспотел, пока ехал, рубашку хоть выжимай.

Гномы дали Тахону сухую рубашку и посадили за стол вместе обедать. После чего главный гном взял его за руку и повел показывать, как хороша шахта и как здорово в ней работать. Тахон уже начинал взрослеть, и, так как врожденные навыки у него никак не проявлялись, ему пора было начинать задумываться о работе:

— Например, на нашей каменоломне... — громко сказал гном-бригадир. — Смотри, что можно найти у нас.

Бригадир открыл деревянный ящик с медными самородками и подвел за руку Тахона. Юный гном вдруг побледнел, потом резко покраснел, открыл широко рот, закатил голову назад, закрыл глаза и со всей дури чихнул. Да так, что у стоящих рядом в ушах зазвенело. Чих не прекращался ни на секунду. Тахон уже не мог стоять на ногах и, сидя, пытался прийти в себя.

— Срочно, — заорал бригадир, — грузите его в вагонетку и на улицу, иначе не выдержит гномье сердце.

Рабочие схватили мученика, затащили на тележку, которая катилась по рельсам, и вытолкали к выходу. На свежем воздухе Тахону полегчало, и он спросил у главного гнома:

— Что со мной произошло?

— Садись-ка ты, дружочек, на телегу и поезжай обратно в Скалозубку, — ответил серьезно начальник, — и передай деду Архиду вот эту записочку. И вот что еще: это тебе лично за подковы — отличные кожаные сапоги из кожи дикого вепря, такие сто лет прослужат.

Юный гном загрузил пустые бочки обратно и сам прыгнул в телегу. Хотел было взять в руки вожжи, но, вспомнив смех мужичков, просто крикнул Маруське «Нооо...», и лошадь попятилась по дороге в сторону деревни. По пути Тахон развернул послание, ему было жутко интересно, что в ней написано, и прочитал вслух:

«Архид, навык вышел наружу, у парня «Знание камня» более чем выражено. Определяйтесь уже, он нам нужен.
Главный гном каменоломни лорда Сергиуса Н. Симона».

Тахон сложил обратно записку, как было, и призадумался, показывать ли деду. Но потом решил, что дед все равно узнает. Молодому, еще по сути мальчишке, очень не хотелось всю жизнь провести среди камней и пыли. Даже если эта работа не была связана с физическим трудом. Он грезил о славных сражениях и увлекательных приключениях. Словом, хотел быть похожим на дедушку и дядю Гурда.

Тем временем лошадь подошла к Скалозубке, дорога к замку шла дальше прямо, а деревня — направо. Тахон скомандовал лошади стоять, Маруська нехотя остановилась, гном слез с телеги и, недолго думая, крикнул:

— Домой, живо домой.

Кобыла пошла дальше и вскоре скрылась из виду. Дома еще никого не было. Дед так и не вернулся, и гном пошел к тете Альме. Она пожила некоторое время в замке с Гурдом, но не смогла там находиться более, сильно не по душе ей было там, и, собрав вещички, вернулась к себе в родной дом. Всё вернулось на свои места, Альма готовит путникам вкусный обед и уютный ночлег, а Гурд приходит к ней каждые две недели на побывку. Не может бросить лорда, когда-то он поклялся защищать его деда, потом отца, и теперь его. А клятва — это святое, да и любил он Симона как сына, он же вырос у него на руках.

— Деда, я всё сделал как надо, — радостно проговорил Тахон, не успев зайти в дом, — лошадь подкована, еда доставлена.

— Отлично, внучок, я в тебе нисколько не сомневался, — радостно ответил захмелевший Архид. — А лошадка-то где сейчас? У нашего дома стоит, дожидается?

— А Маруська сама знает, как ходить, она, оказывается, двадцать лет сама туда-сюда ходит, — Тахон хитро улыбнулся. — Еле успел спрыгнуть возле нашей деревни.

— Как? — очнулся Боград. — Ушла? А как же я?

Старый гном резко вскочил, похлопал себя по карманам, нащупал в одном из них монетку и, кинув ее Альме, побежал вприпрыжку догонять лошадь.

Эх, жаль, твоя награда тебе не досталась, убежал твой клиент за кузнечные дела, не заплатив, — грустно сказал Архид. — Помнишь уговор? Когда ты научишься ковать подковы, подкуешь сам лошадку, и тебе за это заплатят, то я научу ковать настоящий меч... Ну, раз награды нет, то и не обижайся.

— Как нет? — взвизгнул, как поросенок, Тахон, что аж у Альмы прошла икота. — А это что?

Наш юный друг достал из сумки новые кожаные сапоги и с гордостью показал деду.

***

Тахон сидел на завалинке, ножичком строгал себе большую рогатку из рябины. Кто-то каждое утро приносит на крыльцо одного мертвого мышонка и аккуратненько складывает перед дверью. Неизвестное существо так заинтересовало гнома, что он даже вставал пораньше, чтоб поглядеть, кто это может быть, но все напрасно. Лютый зверь опережал его каждый раз, и новый мышонок снова лежал на том же месте.

Вчера Тахон и вовсе решил не ложиться спать. Засел перед входной дверью. Постелил на пол старую куртку и зажег свечку. Так и просидел с кочергой в руках всю ночь, а к утру, как стало светать, начал закрываться левый глаз почему-то. Вслед за ним и правый, как нарочно, будто сговорились. Не мог ничего с собой поделать юный гном и закемарил, да так, что кастрюльки дребезжали на полках. Проснулся оттого, что Архид за него запнулся, не заметив. Глядь, а мышонок опять тут лежит, да не один, а целых два.

— Ну вы даете, ребята, — пробормотал Тахон и попятился досыпать на дедушкину кровать, она ему почему-то больше нравилась, чем своя.

Вот теперь сидит и поглядывает по сторонам, примеряя рогатку к ладони:

«Ну попадешься ты мне, кто бы ни был, уж я не промахнусь».

Мимо проходили молодые гномки с корзинками и звонкими голосами, кричали парню наперебой:

— Эй, Тахон, пойдем с нами за ягодами в лес.
— За ягодами? Не... Это девчачье занятие... Сами собирайте, — махнул рукой гном.
— Ну, Тахон, дружочек, — не успокаивались гномки, — самая крупная малина растет по ту сторону оврага, через мост.
— Ну так а я здесь при чем? Не видите, я занят, — гном сделал серьезный вид и чиркнул острым лезвием ножа по ручке своего нового оружия.
— Как, конечно, при чем, под мостом-то тролль живет, он охраняет его, — девчонки не успокаивались, — нам бабушки рассказывали.

Тахон убрал рогатку в карман, встал с важным видом, походил туда-сюда, принес из дровницы топорик и гордо сказал гномкам:

— Ничего не бойтесь, я вас защищу!

Молодой гном на самом деле знал, что всё это бабьи выдумки и никакого тролля там нет, но, чтобы показаться девочкам мужественным и сильным, не стал отрицать и пошел с ними.

Гномки шли весело, пели шутливые песенки, громко смеялись. Тахон плелся позади, он немного приустал, от звонкого смеха у него немного побаливала голова и уже начинал жалеть, что поперся с девчатами. Сказать по правде, гном хотел разыграть хохотушек, сказать, что под мостом действительно сидит тролль, потом долго смеяться, как они бегут, сверкая пятками. Но уже был не в настроении и просто хотел дойти до места и наконец вернуться домой. Ведь если б Тахон вообще никуда не пошел, то в деревне его бы еще долго дразнили трусишкой.

Ну вот наконец и овраг, и мост через него. Девочки притихли, остановились и шепотом сказали:

— Ну что? Видишь его?
— Кого?
— Ну... этого... тролля!
— Нет пока, — с умным видом тихо сказал гном. — Спрятался, наверно. Пойду посмотрю поближе.

Тахон обошел гномок и подошел к мосту. Вроде тихо. Вступил на деревянные досочки, старый мост заскрипел, молодые гномки врассыпную спрятались за деревья.

«Хммм... Нет тут никого... И быть не может... Я бы знал... Дедушка бы знал... Все бы знали...» — подумал гном и, дойдя до середины мостика, перевалился через перила, чтобы посмотреть вниз. Нет никого, только большой камень лежит, полностью покрытый зеленым мхом.

— Нет никого, выходите, со мной вы в безопасности, — крикнул Тахон гномкам, достал рогатку из кармана, зарядил мелкий камушек и резким движением выстрелил по зеленому камню в траве, похожему на валун.

Камень вдруг ожил, зашевелился и заревел диким голосом на весь лес. Гном такие вопли ни разу не слышал еще. Перед ним стояло нечто в два раза больше и выше любого человека. Тролль стал бить себя кулаками в грудь, грозно рыча, схватил оцепеневшего Тахона и швырнул об вековой дуб неподалеку. Юный гном, не успев прийти в себя, снова оказался в лапах чудовища и заново отправился в незабываемый полет, но уже до березы напротив.

Тахон так сильно испугался, что от страха не мог понять, где его топорик. Он шарил рукой по поясу в надежде найти его там, но увы. Видимо, выронил, пока летел. Тролль направился к девочкам, потеряв интерес, и стал рычать на них. Тут гном встал в полный рост и закричал:

— Эй, ты, чудо-юдо, иди-ка сюда, мы еще не договорили!

Тролль развернулся, настиг гнома, схватил за горло и стал долбить всем телом об стоящее рядом дерево. Долго колотил. У Тахона вся жизнь прошла перед глазами. Вспомнился дедушка, мама с папой. Как отец с ним играл. Как мать грела воду в котелке на костре, потом ловила маленького безобразника и мыла ему ноги. Оттого что гном бегал с утра до ночи босиком, ступни становились черные и кожа трескалась. Вспомнился день, когда родители пропали, вся деревня их искала в лесу, а Тахон плакал. И этот плач так комом встал у него в горле. Дед никогда не разрешал ему плакать, говорил, гномы не плачут, и не плакал, двадцать два года ни одной слезинки, а сейчас? Теперь почему-то плач сам вырвался у гнома из груди, не в силах больше там оставаться. Тело Тахона перестало чувствовать боль от ударов об дерево, мышцы наполнились немыслимой силой, вены набухли, глаза налились кровью и...

Собственно, больше Тахон ничего не помнил. Очнулся он возле оврага, рядом лежал разнесенный в клочья тролль. Девочки-гномки, оказывается, завидя всю эту картину, побросали корзинки и бегом в деревню звать помощь. Люди и гномы схватили, что под руку попало: кто топоры, кто вилы, кто мотыги с косами, и к мосту скорей. А там уже помощь была не нужна. Архид поднял внука на руки и понес домой.

— Ну, как ты? Живой? — спросил дед.
— Живой, дедушка, — ответил Тахон, — а что это было со мной?
— Врожденный навык «Берсерк», дружок, проявился, — тихо прошептал дед, не переставая нести, — и это уже у тебя второй навык, такого еще не было ни у одного гнома, чтобы два. Нужно собирать совет гномов и что-то решать, неспроста все это, не к добру.к, проявился, — тихо прошептал дед, не переставая нести, — и это уже у тебя второй навык, такого еще не было ни одного гнома, что бы два. Нужно собирать совет гномов и что-то решать, не спроста все это, не к добру.

Дедушка принес внука домой, посадил на крылечко. Принес большую кружку молока и теплое одеяло. Тахона еще знобило от перенесенного состояния. Теперь ему нужно было восстанавливаться, а это процесс не быстрый. Даже опытным боевым гномам нужно на это время, а уж юнцу, пережившему такое, и подавно.

Тахон сидел на крылечке с дедушкой, оба молчали и смотрели в одну точку.

— Ты понимаешь, внучок, — начал не спеша Архид, — мне нужно посоветоваться с Гурдом, деревенские не поняли, что произошло. Я им сказал, что тролль сошел с ума и сам разорвал себя на части.

— Понятно, — сказал Тахон.

— Два навыка у одного гнома никогда не было, если об этом узнают, — дед посмотрел на внука. — Я могу тебя потерять, гномы соберут совет и будут решать, что с тобой делать. Они заберут тебя, будут исследовать, скорей всего, изучать аномалию, так сказать. Я уж не говорю о том, что будет, если узнает королева.

— Понял, дедушка, — прошептал Тахон.

— А если узнают, что я знал про твои навыки, — задумался Архид, — и ничего не доложил совету, то мне сильно не поздоровится. Стар я уже для всего этого, нужен совет друга, он как раз завтра придет к Альме на побывку. И тролль еще этот... Откуда он там взялся? Не было же столько лет... Не к добру всё это... Сначала ведьма, потом чудо зеленое.

— Какая ведьма, дедушка? — удивился внук.

— Да никакая, — дед толкнул плечом гнома и показал пальцем на ступеньки. — Смотри-ка, а вот и твой лютый зверь пришел.

В ногах стояла маленькая рыженькая кошечка, еще почти котенок, и в зубах держала серую мышь.

***

Кошечка оказалась очень даже милой и забавной, несмотря на свой малый возраст, уже ловила мышей. Дед сразу сказал:

— Эту мелкую ставим на довольствие: понедельник-пятница — вареная курочка, а по средам — вкусная рыбка с местного пруда.

Дело в том, что гномы поначалу думали, что кошечка делится добычей, когда приносит, но оказалось, она мышей вовсе не ест. Тахон тоже был от нее без ума и очень боялся раздавить, когда она лазила по нему, как по большому мешку с волосами. Непонятно только, как она появилась, в деревне в это время ни одна кошка не окатилась. И уж рыжих-то точно в округе нет. Архид долго хохотал, держась руками за живот, и сквозь слезы радости сказал:

— Смотри-ка, внучок! Она рыжая, как твоя борода! Думает, мамка ты ее.
— Ну или папка, — ответил Тахон и взял кошку на руки. — Назову тебя Веснушка.

Курочку с рыбкой, рыжий комок тоже не сильно любила, зато кислые щи зеленые трескала за обе щеки вместе с гномами. Особенно жаловала корочки ржаного хлеба. А уж когда кто-то стучал ложечкой об скорлупу яичка, сваренного всмятку, так неслась к столу сломя голову, расшибая лоб о дверные косяки.

Вчера у бабы Клавьеты был юбилей, исполнилось восемьдесят пять лет, и все подружки, с кем когда-то работала на ферме, пришли ее поздравлять в «Скалозубку». Для человека это уже преклонный возраст, но, несмотря на это, бабушки решили отпраздновать и накрыли стол в трактире Альмы. Гуляли весь день, позвали гармониста, пели частушки и песни. А вечером, как и было договорено заранее, за бывшими сотрудницами приехал Боград на телеге и развез всех по своим деревням.

— Сходил бы, внучок, проведал бабку Клавьету, — сказал Архид, обращаясь к Тахону, — старенькая она, и что-то не выходит из дому с утра.

— Иду, дедушка, — ответил Тахон, надевая сапог. — Вот зараза, мал почему-то. Вчера нормально было, сегодня мал. Расту, наверно.

— Горе ты мое луковое, — улыбнулся старый гном, — я же тебя учил, где право, а где лево. Видишь, сено привязал к обуви? Это левый сапог, а где солома — тот правый.

— Ага, дедушка, вижу... — Тахон кивнул. — А нога какая левая?

Архид сходил во двор, принес немного сена и сунул внуку в карман штанов:

— Эта! Понятно? Пора тебя женить, дружок, найдем гномку поспокойнее, и пусть с тобой мучается, стар я для всего этого.

Тахон оделся и вышел во двор. Весна точным прыжком с перила крыльца прыгнула ему на плечо и спряталась в густой бороде. Только мордочка высовывается. Она теперь всегда с ним ходила и лишь дома слезала. Ну... Как ходила... Каталась на нем... А в случае, если ей показалась опасность, пряталась. Бабка жила в доме напротив, и гном быстро дошел. Зашел в калитку:

— Баба Клавьета! — звонким голосом крикнул Тахон. — Ты живая там?

Тишина. Подошел ближе, смотрит — дверь не заперта. Вошел. Дом у старушки был маленький, одна комната, треть которой занимала печка. Стол, стул и кровать. Раньше она спала на печке, и места получалось побольше, но теперь стала совсем стара и не может уже залезть.был маленький, одна комната, треть которой занимала печка. Стол, стул и кровать. Раньше она спала на печке и места получалось побольше, но теперь стала совсем стара и не может уже залезть.

— Эй, есть кто?

— Итить твою налево, сынок, — медленно проговорила пожилая женщина, лежащая на кровати, — разве можно так визжать, я думала, поросенка режут под окнами.

У Тахона такой возраст, гномий организм растет, и когда он пытается что-то громко крикнуть, его голос частенько срывается.

— Бабушка Клавьета, с вами всё хорошо? Меня дедушка послал проведать.

— Плохо мне, Тахонь, кости все болят, голова болит, не могу встать с лежанки.

— Как помочь, бабуль, может, дедушку позвать? — произнес гном, стараясь как можно громче сказать, но не крикнув.

— Больная я, а не глухая, чего разорался опять, сейчас шваброй огрею, — Клавьета повернулась на бок и вздохнула. — Ох... Не поможет мне твой старый хрыч... Там в крайнем доме гостят два фельдшера молодых, сбегал бы за ними, пусть придут.

— Хорошо, я мигом.

Тахон бегом побежал через всю деревню. Фельдшеры оказались ветеринарами, но к бабушке не отказались пойти. Зайдя в дом, врачи переглянулись, учуяв знакомый запашок. Один подошел к кровати, посмотрел на старушку и с умным видом сказал:

— Вы, Клавьета, вчера случаем не выпивали?

— Агась, было дело, мы с девчонками вчера здорово посидели — бабуля снова легла на спину.

— А сколько вы выпили?

— А? Бутылочку красного, наверно, может, две, а что?
— Да разве можно, бабушка в таком-то возрасте столько?
— А? Чего, милый? Не слышу... Нагнись на ушко, мне скажи.

Молодой врач нагнулся к кровати и потянулся к уху, а Клавьета взяла его рукой за затылок и поцеловала в щеку:

— Какой ты симпатичный.

Ветеринар покраснел от смущения, выпрямился и сказал другу, пожимая плечами:

— Выздоровела!

Бабушка села на кровать и тихо сказала ребятам:

— На столе, под льняным полотенцем, пироги возьмите, вчера напекла с утра... Не до них было уже... Угощайтесь и собой возьмите.

Потом посмотрела на Тахона, тот стоял в дверях и совал палец в замочную скважину двери.

— И старому хрычу возьми побольше, поди забыл, как пахнут мои пирожки, — Клавьета тяжело вздохнула и, увидев рыжую мордашку, торчащую из бороды, продолжила: — Там снизу с рыбой были.

Гном вернулся домой, отдал дедушке пирожки и сказал как можно важно и серьезно:

— Выздоровела.

— Болела все таки? — спросил Архид.

— Ага, но выздоровела, — ответил Тахон и открыл рот пошире, чтобы проглотить пирожок целиком, но, увидев краем глаза, что дедушка на него смотрит, откусил небольшой кусочек. — Дедушка, а что такое хрыч?

— Хмм... Ты где услышал?
— Бабка Клавьета так тебя назвала.
— Старуха совсем из ума выжила, не обращай внимание.

Продолжение следует...

Если интересно, еще книги тут.

— Итак, как я уже сказала, мы, гоблины, живем в дуплах, но не все, — продолжила Карга. — Наши родители жили в этом домике лесника, куда никто никогда не заходил из людей, а если кто и забредал, то мама могла щелчком пальцев стереть увиденное из памяти бедолаги. Однажды, когда мы возвращались с охоты, то обнаружили маму и папу убитыми на полу, а над ними стояла старая ведьма и хохотала. Я хотела тут же выпустить в нее несколько огненных шаров, но ничего не вышло, и у других тоже. У нас почему-то пропадают магические способности, когда она рядом.

Девочка зашмыгала носом и заплакала:

— Простите нас, порядочные гномы, ведьма сказала, что, если не приведем ночью гнома для супа из ее кулинарной книги, то она сварит нас.
— Понятно, — сказал Архид, — вы не знали, что на гномов не действует магия, когда писали записку, а, узнав, решили сдаться и удержать нас возле дома угощениями, и когда же она придет?
— О-ннн-ааа уже зззз-десь, — дрожащим голосом сказала Карга, — у вас за спиной.

Гномы вскочили, схватили топоры, каждый свой. Перед ними стояла старая женщина с растрепанными волосами, одетая в лохмотья. Глаза у нее были черного цвета без белков, а на шее висел медальон на цепочке с какой-то древней руной.

«Где-то я уже видел эту руну», — подумал Архид.

«Куда делся мой правый сапог?» — подумал Гурд и стал голой ногой наощупь его искать, не отводя глаз от старухи.

— Глупые гоблины, — произнесла ведьма, — я же сказала: одного гнома и без оружия, теперь придется из вас сварить студень.

— А зачем, собственно, вам нужна похлебка из гнома? — не удержался и спросил Архид и сделал шаг вперед. — У гномов жесткое и вонючее мясо, да и к тому же очень жирное, такой леди, как вы, неприлично таким питаться

— Стой, где стоишь, — зашипела ведьма, — а то...

— А то собственно что? — улыбнулся Гурд. — Зацелуешь нас до смерти беззубым ртом? Магия-то на гномов не действует.

— Тише, Гурд, — остановил друга Архид и, прищурясь, как мог, попытался разглядеть, что изображено на медальоне. — Да, так и есть, три круга в одном, и в центре знак воды — это руна «Штульт» на гномьем, значит, «немота», и медальончик знаком, его мой дед выковал и цепочку к нему, ну и руну, соответственно, он же и наложил. Это был подарок на совершеннолетие матери Тахона, которая исчезла вместе с мужем по дороге на каменоломню лет пять назад.

Дело в том, что на маму Тахона почему-то могла действовать магия, никто не знал, почему, это было из ряда вон выходящее. Некоторые подозревали, что в ней, кроме гномьей, течет и человеческая кровь. И, дабы уберечь внучку, дед Архида выковал ей этот медальон на день рождения. Руна лишала магических навыков каждого, кто находился в радиусе нескольких десятков шагов.

— А ну быстро отвечай! Где взяла эту безделушку на шее? — взревел на ведьму Архид. — Живо, пока руки не выдернул и не скормил диким свиньям.

Пожилой гном быстро подбежал к старухе, схватил за медальон, но та вырвалась, взметнулась вверх, покружилась немного в ночном небе и с диким смехом исчезла во тьме. Крикнув напоследок:

— Вы ее никогда не найдете... А-ха-ха-ха-ха.

Архид стоял со сжатым в кулаке медальоном и пытался осмыслить происходящее. Гурд нашел свой сапог, надел его и сказал гоблинам:

— Эх, снять бы ремень да напороть вам задницы, надо было сразу мне все рассказать еще на речке... Ну да ладно, что ни делается все к лучшему.

— Ты понимаешь, Гурд, насколько ведьма сильна? — повернулся дедушка к другу. — Что даже надев столь сильный медальон, она могла запросто пользоваться магией; да вдобавок ко всему она что-то знает о матери Тахона; могла уничтожить нас лишь силой мысли, например, сжечь весь лес, и вряд ли мы бы уцелели, но не сделала этого. И, узнав, кто мы такие, решила вовсе удалиться.

— Что будем делать с этим медальоном, дружище? — спросил Гурд. — Может, спрятать, пока не придумаем ему применение?

— Прятать смысла нет, — вздохнул Архид, — после того как я порвал цепочку, дернув его с шеи старухи, руна постепенно потухла, и я не знаю, смогу ли я это исправить. Такие сильные руны мог накладывать только мой дед, ладно, покумекаем на досуге, во мне же его кровь.

Гномы потушили костер и стали собираться в путь домой. Архид взял корзинку с грибами, а Гурд, хоть и делал вид, что равнодушен к оленьей ноге, все-таки закинул ее на второе плечо, как топор.

— Дяденьки-гномы, стойте, — тихо сказала Карга, откуда-то прибежав. — Вот возьмите на память этот камень, это папин, он был бы рад вам его подарить.

Девочка снова заплакала, вспомнив, что родителей больше нет:

— Это рубин, но не простой, — продолжила Карга, — если его вставить в оружие или доспех, то он будет медленно восстанавливать силы хозяина; и да, поскольку силы к нам уже вернулись, Ворчун, помоги нашим спасителям вернуться домой поскорей.

— Запросто, — звонким голоском сказал один из гоблинов и открыл портал в Скалозубку. — Милости просим, дяденьки, порядочные гномы.

— Эх, я бы лучше пешком, конечно, не люблю всякие новомодные штуки, — пробормотал Гурд и шагнул в телепорт.

***

В доме Альмы такой суматохи давно не было. С раннего утра она принялась за готовку. На костре во дворе подвешен котел, в котором варились зайцы в огуречном рассоле с пряностями. В печи поспевали пироги. С чем только не напекла Гномка, и с иргой, и с грибами, с рыбой, с мясом, с творогом, с яйцами, с капустой и даже с горохом и кашей. В погребке ждали своей очереди ведро окрошки на квасе, бочонки с медовухой и различные соленья. Вся Скалозубка тоже стояла на ушах, люди и гномы готовились праздновать. С каждого дома выставляли свой стол в центр деревни, приставляя к соседскому, и приносили угощения с напитками.

Во дворе Гурд с Тахоном пилили двуручной пилой бревно, уложенное на козлы. Старому воину ужасно понравилась хозяйственная гномка, и он решил помочь ей запастись дровами. Гурд гостил у нее уже почти неделю, и, хоть отпуск уже подходил к концу, отправил записку с проходящим мимо гонцом лорду Симону в замок, в которой вежливо, как умел, просил продлить его отдых еще на недельку, так сказать, по личным обстоятельствам. На что через сутки тем же курьером получил ответ:

«Дорогой мой друг, сим письмом я, лорд Симон, продлеваю вам увольнение еще на десять дней и прилагаю к нему мешочек с вашим жалованием и отпускными. Желаю хорошо отдохнуть, за гридней не беспокойся, присматриваю за ними лично. Вот только, прошу прощения, на речку умываться ледяной водой по утрам они бегают без меня и зачем-то пустую телегу с собой таскают.
P. S. Разрешаю привести ваше личное обстоятельство в замок для знакомства.
Лорд Сергиус Н. Симон западных земель Гидании».

Альме Гурд тоже стал по душе, ее муж давно умер, и она присматривала себе порядочного гнома. А этот был что надо, и забор поправил, крышу подлатал, даже печку подмазал и побелил. Теперь вот дрова на зиму ей готовит. Не гном, а мечта. Альма очень хотела, чтобы он остался с ней жить, но не говорила... Сегодня хотела сказать... Знала, что сегодня последний день отпуска и что он уйдет в замок надолго, а может, и навсегда. И поэтому она столько наготовила, скорей на его проводы, чем на праздник... Хотела впечатлить напоследок... А Гурд, в свою очередь, не сказал, что отпросился еще на десяток дней, хотел сделать сюрприз во время гуляний. Вроде взрослые гномы, а всё как дети малые.

Вся Гидания в этот день праздновала окончание сева, а в Скалозубке вдобавок решили отпраздновать и новоселье заодно. В деревне за этот год пополнение, сыграли сразу три свадьбы. И было решено на совете отстроить три дома в конце деревни, что и было удачно сделано. Всем скопом строили, все помогали, и даже детки собирали мох в лесу для утепления жилища. Гномьи дома хоть и были выложены из булыжника с местной каменоломни, но внутри имели деревянный сруб.

— Дядя Гурд, — вдруг завел разговор Тахон, не отвлекаясь от ручки пилы. — А почему тебя прозвали Дубовая Башка? Расскажи, мне очень интересно, я дедушку спрашивал, а он только рассмеялся и рукой махнул. Ну пожалуйста.

Старый воин всем рассказывал одну и ту же байку, мол, шел по лесу и зазевался, лесорубы рубили лес, и одно из деревьев упало ему прямо по лбу. С тех пор он ничего не чувствует, им хоть кувалдой бей, Гурд даже не моргнет. Но это всё была шутка для мальчишек, хотя многие верили, и даже взрослые вполне считали это правдой. По грозному виду мускулистого мужчины вполне можно было предположить такое.

Гномы закончили работу, вылили по ведру колодезной водицы себе на голову, утерлись полотенцем и сели на завалинку.

— Это было давно, в Великую Битву, — начал свой рассказ герой. — Наш с твоим дедом отряд тогда занял позицию в небольшой крепости недалеко от границы. Нет, мы не отсиживались... Хотя, может, и так. Командующего убило в первые же минуты боя, и вместе с ним половина добрых гномов полегла. Боевые маги проклятого Торуса подняли в воздух несколько огромных валунов и зашвырнули в нас. Это было настолько непредсказуемо, что никто не ожидал. Мы были молоды и не считали магов за серьезных противников в бою, так как магия на гномов не действует. А вот такой поворот событий никому даже в голову не приходил. Ребята, мы были деревенские, все добровольцы, и военному делу тогда не были обучены. Взяв командование на себя, я оценил превосходство врага и отдал приказ отступить в крепость неподалеку. Она была полуразрушена, и в ней давно никого не было, но укрыться в нескольких помещениях до подхода подкрепления было вполне себе можно.

— Ого, — сказал Тахон.

— Ого, — сказал Гурд.

— Ну так вот, сидим мы, окруженные врагом, — продолжил гном, ковыряя в ухе пальцем, то и дело доставая его для детального осмотра. — Время шло, подмоги не было, еды и воды тоже. Неприятель решил не брать крепость, а просто дождаться, пока сами сдадимся либо ослабнем от голода. Спешить было некуда, они успешно наступали по всей границе. И тут один из моих бойцов прибежал из другой части крепости и, задыхаясь, рассказал, что нашел подвал и что подвал этот вовсе не подвал, а тайный выход из крепости. Ему про такие отец рассказывал, а отцу его — отец.

— Ну все, ожили, встрепенулись, появилась надежда, — Гурд встал, подошел к забору посмотреть, не накрыли ли уже столы, он не ел третий час, и его желудок стал напоминать ему об этом, — пришли, смотрим, лестница вниз и дверь дубовая. Толкаем... Не открывается. И топором никак, дуб за столько времени как камень стал. Нашли какой-то брус... полугнилой... И им все вместе с разбегу ну никак. Уже отчаялись. Тут во мне первый раз и проснулся берсерк. Не помню, что было и как, но, как мне рассказали, я громко взревел, мышцы наполнились кровью, и, не слыша никого, стал набрасываться на дубовую дверь прямо лбом с разбегу. Раз двадцать пять, наверно... Пока дверь не разлетелась в щепки...

— А почему Дубовая Башка прозвали? Дядя Гурд, — удивленно спросил Тахон, смотря на воина с открытым ртом и изумленными глазами. — Ведь это же здорово такую силищу иметь.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся Гурд. — Так не было там никакого тайного хода, винный погреб это был, с бочонками вина и подвешенным к потолку вяленым мясом. А Дубовая Башка? Так это потому, что дверь, оказывается, была вовсе не закрыта, а просто открывалась в обратную сторону.

— А-ха-ха-ха-ха! — засмеялся молодой гном, да так громко и звонко, что даже Гурду стало не по себе, и Альма выглянула в форточку, не придавило ли какого поросенка под окном. Тахон не смеялся со дня исчезновения родителей и уже позабыл, как это делается. — И что? Как вы выбрались из западни?

— Ой, не помню, — улыбаясь, ответил воин, — мы упились вином с горя, пьяные сидели несколько дней, потом пришли королевские мечники и освободили нас.

— Дела, — сказал Тахон.

— Дела, — ответил Гурд и повернулся к окну. — Альма! Ну что там? Когда за стол сядем?

В тот день вся деревня гуляла, играли на гармони, пели песни, Гурд потратил все деньги за отпуск, которые ему вручил лорд при отбытии, и по его указу купил самого лучшего и дорогого вина, что было в тех краях. Люди и гномы в Скалозубке отродясь такого не пробовали. Все кушали, пили, плясали, и только местный дурочек Исашка бегал вокруг столов и просил дать ему целую бутылку, обязательно не распечатанную, никто так и не понял, зачем.

Альма сидела рядом с Гурдом, то и дело подкладывая в тарелку разных вкусностей. Он уплетал за обе щеки, а она, вдруг взгрустнув, тихо сказала:

— Завтра ты уйдешь на службу, и я тебя еще долго не увижу.

— Не совсем так, моя булочка, — сказал Гурд, протыкая вилкой большую пельменину. — Лорд отпустил меня еще на десять дней, и если ты ему понравишься, а уж в этом будь уверена, то не против, чтобы ты переехала в замок.

Альма от неожиданности вскочила, схватила со стола чарку, выпила до дна и расцеловала до треска в ушах почему-то покрасневшего гнома.

***

Тахон встал с утра пораньше. Переделал все дела по хозяйству как можно быстрей, чтобы наконец дедушка отпустил его к Гурду. Сегодня тот день, когда воин обещал его поучить бою на топорах. Молодой гном очень волновался, ведь ему никогда раньше не приходилось сражаться, а топором он только дрова рубил. Даже хотел пропустить завтрак, но с дедом спорить бесполезно, и пришлось перекусить парочкой запеченных в углях курочек.

— Тетя Альма, а где дядя Гурд? — спросил Тахон, не успев зайти в калитку.

Альма с утра занималась стиркой и как раз развешивала белье на веревке во дворе.

— О, Тахон, пришел-таки, старого выпивоху ищешь? — Альма скинула полусырые простыни обратно в тазик с плеча. — Представляешь, навадился этот хрыч после обеда в чулан ходить, любит подремать в тишине, говорит, чтобы никто не беспокоил. Койка у него там сколочена. Смотрю, выходить стал каждый раз оттуда как сам не свой. День наблюдаю, два... На третий решила: дай-ка я подушку туда положу побольше. Захожу в кладовку, а там... Стоит столик, на нем свечка, потрепанная книжка «Тактика боя», лежанка деревянная. Нагнулась пол подмести веником, а там... Под лежаком чан стоит с брагой, на черной смородине поставил, хряк толстомордый. Лежит после обеда и посасывает через гибкую трубочку.

— Вылила? — спросил вдруг Тахон.

— Ну конечно, на смородине... С ума сошел? Вкуснотища же, — Альма снова взяла тряпки из тазика и стала развешивать. — Но ему сказала, что отдала соседским поросятам. Проходи, дружок, вон он сидит под яблонями, сам с собой ворчит... Обиделся, наверно...

Гурд сидел под деревом на траве и с усердием натирал свой легендарный топор мягкой тряпочкой до блеска, то и дело макая ее в какую-то баночку. Увидав Тахона, выправил осанку и, сделав умный взгляд, произнес:

— Садись в тенечек, дружочек, напротив меня, уж больно дед твой хочет, чтобы я тебя проверил.

— На что? — удивился Тахон. — Я думал, учиться буду, топором махать.
— Машут гномки платочком, когда гномов провожают, — улыбнулся Гурд. — Топор тебе не игрушка, а боевой топор тем более. Друг он твой, понял? И боевой товарищ. Может, жизнь тебе спасти не раз, а может, без рук и ног оставить. Тут уж как ты с ним подружишься. Будешь любить, как себя, ухаживать, точить, чистить вовремя, кожу на рукояти пропитывать регулярно маслом из клещевины.

— Понял, дядя Гурд, — ответил молодой ученик, — а ты мне покажешь, как?

— Конечно, но для начала проверка, — взглянул из-под густых бровей воин-ветеран. — Дело в том, мой юный друг, что гномы проходят проверку в молодом возрасте на предмет профессиональной пригодности, так сказать, другими словами, те, у кого не замечают явных врожденных навыков, отправляются работать на каменоломню.

Тахон вдруг вздрогнул от слова «каменоломня».

— Да не переживай так, — сказал спокойно Гурд, положа парнишке руку на плечо, — долбить камни — достойная работа и высокооплачиваемая, между прочим.

— Мой папа там колол камни, я точно помню, — приободрился ученик. — Когда я был совсем еще ребенком, то он каждое утро, уходя на работу, заходил ко мне в комнату попрощаться. Я спрашивал: «Папа, ты куда?», а он всегда улыбался и отвечал: «Молоточком тук-тук-тук, Тахону на конфетку зарабатывать». А мама... Почему-то я не помню, чтобы она работала... У нее что, был врожденный навык?

— Про твою маму лучше спроси дедушку, — буркнул учитель. — Ну так вот, как я уже сказал, те, кто не имел врожденного навыка, идут на обычную работу, и уже после у некоторых проявляется немыслимая тяга к определенному ремеслу, с которой они уже не могут справляться, бросают каменоломни и идут обучаться. Так появляются среди гномов лучшие в Гидании кузнецы, знаменитые пивовары, искусные инженеры.

— Всего известно три врожденных навыка, — Гурд провел рукой по седой бороде и продолжил. — Первый — это «берсерк», когда гном может специально вводить себя в состояние неконтролируемой ярости. В это время он не чувствует боли, и огромным приливом сил насыщаются мышцы. В таком состоянии боевой гном может выстоять в одиночку против нескольких отрядов мечников, но только недолго, и после требуется время, чтобы прийти в себя.

— Вот это да, — прошептал Тахон.

— Как говорил один мой приятель, — улыбнулся Гурд, — берсерк — это когда мозги набекрень.

— Второй врожденный навык — это «Рунная магия», — Воин почесал затылок. — О ней тебе лучше Архид расскажет, он ею владеет. Это очень редкий навык, за сто лет в Гидании рождается два-три ребенка с ним. Вряд ли он у тебя есть, да и пусть сам мастер проверяет.

Гурд встал, сделал несколько наклонов в стороны, чтобы размять спину, и сел обратно.

— Третий навык — это «Знание камня», — продолжил рассказ Гурд. — Гномы, обладающие такой способностью, могут чувствовать, где стоит долбить камни, а где нет. Нюх у них на жилы, могут определить, в какой стороне и как глубоко находятся медные или серебряные самородки в каменоломнях, и даже есть ли поблизости драгоценные камни. Такие эксперты работают в основном на королевских рудниках, хотя и даже на вашей каменоломне один такой есть.

— На нашей? А кто это, дядь? — Тахон сильно удивился и даже задумался, вспоминая в голове всех гномов, которых знает.

— Ну так этот, как его... Ну как же... Альма, как его зовут придурковатого вашего? — крикнул, обернувшись, старый гном.

— Да тише ты, неудобно, соседи слышат, чего разорался, — ответила Альма. — Исашка его зовут.

— Точно, он, — засмеялся Гурд, но резко прекратил, увидев грозное личико Альмы. — Хоть паренек не в своем уме порой, но дело свое четко знает. Что ни покажет направление, через месяц то медь найдут, то камешки какие попадутся драгоценные. Деньги за него матушка получает, а ему пряники с баранками покупает. Да нет... Не наживается она на нем... Пять сестренок у него младшеньких, а отца придавило деревом насмерть на лесопилке. Вот и кормит он, получается, всю семью, сам, может, этого не понимая.

— Говорят, есть и четвертый врожденный навык, но никто из гномов не смог понять, в чем он. Раз в несколько столетий рождается ребенок, и обнаруживается, что на него может действовать магия, но что взамен дается таким гномам, никто еще не знает, либо сильно скрывает. Такие дети немного вырастают и даже успевают заводить семью и детишек, но пропадают в один момент, так и не раскрыв навык. Исчезают навсегда, — старый воин закашлялся и встал. — У деда спроси про мать, тебе пора уже знать, я думаю, мой мальчик.

Гурд сходил в дом и принес небольшой мешочек с золотыми монетами, что ему передал лорд, тщательно потряс их и развязал шнурок:

— А ну, сынок, нагибайся над золотишком и как следует вдохни через носопырку.

Тахон быстро подошел, наклонился и как можно сильней вдохнул носом из шелкового кошелька. Потом сделал пару шагов назад, попрыгал сначала на левой, потом на правой ноге, дернул себя за ухо три раза и обернулся вокруг своей оси.

— Ну что, почувствовал что-нибудь? — спросил ученика воин.
— Неа, — ответил юный гном.
— А что прыгал на ноге?
— Просто захотелось, — прищурился Тахон. — Мне что, попрыгать нельзя?
— Да прыгай на здоровье, — Гурд снова присел на травку и прислонился спиной к яблоне. — Значит, нюха на камень у тебя нет, ты бы зачихался сейчас до слез, и вряд ли позже откроется, хотя кто его знает.прислонился спиной к яблоне, — значит нюха на камень у тебя нет, ты бы зачихался сейчас до слез, и вряд ли позже откроется, хотя кто его знает.

— Такс... На «Рунную магию» тебя проверит дедушка, — продолжил Гурд. — Попробуем вызвать у тебя гнев. Тебе нужно сосредоточиться на самом обидном или ужасном, что с тобой было, и попытаться разозлиться как можно сильней... Ну же, вспоминай что-нибудь плохое.

Тахон пытался представить, как его дразнят местные мальчишки, как пропали мама с папой и как он искал их. И даже как на ярмарке в прошлом году он забрался на деревянную бочку и стал плясать на ней под гармошку. Потом бочка развалилась с треском, и все хохотали, а ему было жутко больно.

— Ну как? Что чувствуешь? Мозги набекрень? — нетерпеливо спросил учитель.

— Чувствую, — ответил Тахон, — чувствую, как кушать хочу, спину почесать об угол печки хочу, поймать соседского кота и привязать железные банки к хвосту хочу, поймать того мальчишку, что вечно дразнится, и прокатиться у него на закорках тоже хочу, да много чего чувствую.

— Мальчишки, мойте руки и живо обедать, — Альма вышла на крыльцо и замахала половником. — Один раз в сутки суп должен быть в желудке.

Продолжение следует...

Если интересно, еще книги тут.

Вот так маленький Тахон и не плачет уже три года. А когда очередной раз он вспоминает о родителях, берет табуретку, подставляет к зеркалу, встает на нее и, глядя на себя, говорит:

— Несмееееть, мы гномы, не плачем!

Дед очередной раз открыл крышку котелка, повалил пар, помешал с умным видом поварешкой и говорит:

— Это самая что ни на есть настоящая мужская еда! На войне мы только ее и ели, — продолжал гном. — Она придает много сил и успокаивает перед сном после кровавых сражений.

— А как называется дедушка?
— Гречневая каша на молоке! — ответил дед.
Тахон почесал нос кулаком, глаза его заблестели, и медленно прошептал:
— Самая мужская еда.

***

Старый гном сидел в кресле перед камином и уже почти начинал дремать.

— Деда, а деда! Расскажи про войну.

Тахон с утра уже наколол дров, натаскал воды с пруда, накормил свиней во дворе, побил соседского мальчишку за то, что тот строил ему рожицы, и теперь, когда все дела переделаны, ему стало скучно.

Хотя ему было всего одиннадцать лет, но он уже был крепким малым и мог запросто приподнять на несколько секунд взрослую свинью. Гномы вообще очень сильные с детства, а Тахон уже как три года помогает деду в кузне и по хозяйству. Да и есть в кого быть сильным, говорят, его отец в молодости поднимал лошадь на ярмарочной площади в праздники.

Войны давно уже не было, и гномы, дабы подавить в себе инстинкты воина, загружали себя тяжелой физической работой. В основном все работали на каменоломне, кто лес рубил, а кто пахал землю людям, запрягался вместо лошади. Но дед Тахона славился отличным кузнецом, то подковы кому выкует, то гвозди, то калитку фигурную. Тем и зарабатывал помаленьку. Золота в деревнях ни у кого не было. Так, люди кто яичек принесет, кто молочка, а кто и меду. Очень все любили старого гнома.

Тахон очень старался и помогал деду в кузне. Ведь дед обещал, что, если юный гном сам, без помощи, выкует четыре подковы, самолично подкует чью-нибудь лошадку и ему за это заплатят, то дед научит его ковать мечи. Представляете, ковать мечи, от этой мысли у Тахона звенело в ушах.

— Деда, а деда! Расскажи про войну.

— Я тебе уже раз пятьдесят рассказывал, внучок, — ворчал дед.

— Ну, деда, расскажи пятьдесят первый, — настаивал Тахон и удобно уселся на коврике перед камином рядом с креслом дедушки.

— Ну, хорошо, слушай, коль не надоело... Давно это было, лет двести назад... Я тогда был молодым крепким гномом... Мог трёх поросят скушать за ужином и запить бочонком медовухи... Кстати, принеси-ка мне медового кваса из погреба, я пока дровишек в камин подброшу, — старик окончательно поборол дремоту и потянул руки в стороны.

***

Гном выпил кружку медового кваса залпом. Сел в свое кресло возле камина и, прищурясь, посмотрел на внука.

— Понимаешь, Тахон, времена были другие, двести лет прошло, — начал дед. — Война тогда была... Кровавая война... Жестокая война...

— Умер король Бонумии, и на трон сел его единственный сын Торус, — начал свой рассказ дед. — Наследник был молод и горяч, а самое главное, известен сильной ненавистью к другим расам. Уж очень не любил он эльфов, гномов, хартов, в общем, всех, кто не человек. Люди поговаривают, это оттого, что его бабка была наполовину харткой, и Торусу сильно не давала покоя в себе эта кровь.

— Скажем, в первый же день после коронации он собрал всех гномов на главной площади и отправил в рудниковые шахты. Всех — и детей, и женщин. А тех, кто отказывался, тут же велел повесить на этой же площади. Сотни гномов висели на площади целую неделю, их специально не снимали для устрашения. Ну а тех, кто согласился, тоже ждала участь не легче, — гном встал, налил себе еще кружку пива и снова сел в кресло... — Их кормили раз в три дня, заставляли работать с раннего утра до глубокой ночи без отдыха и били плетьми.

— К счастью, до эльфов дело не дошло, они вовремя поняли, чем пахнет, собрали свои пожитки и, пока новоиспеченный король расправлялся с гномами, сбежали в лес. Кто-то, может, назовет их предателями, конечно, но, как по мне, — продолжал старый гном, — как по мне, если бы они остались и попытались помочь гномам, то жертв было бы еще больше. Они не смогли бы безоружные и без боевого опыта дать отпор хорошо оснащенной армии Бонумии. Ну а хартов он попросту сделал слугами у себя и в домах высокопоставленной знати.

— Но Торус на этом не остановился, он начал сначала небольшие набеги на соседние земли. А потом уже полномасштабный захват, — дед нахмурил брови и продолжил. — Вот и к нашей Гидании он подобрался. К счастью, наша тогдашняя королева Даргона предполагала о будущем нападении и, не будь дурой, собрала армию у границы. На помощь тогда пришли все. Все, кому удалось уцелеть и унести ноги из разгромленных земель. Даже эльфы пришли из леса, они, оказывается, всё это время тренировались стрельбе из лука и стали отличными лучниками. Королева даже велела выдать им прочные луки из королевского арсенала вместо их самодельных.

— Вот и наша деревня вся собралась и пошла добровольцами на подмогу, все, ни один гном не остался, и женщины, и мужчины. Только деток оставили, да у нас знаешь какие детки, быка одним ударом в лоб вырубают, да ты и сам такой, Тахон, гномья кровь. Не пропали бы.

— Да, много тогда славных гномов полегло, — проговорил медленно старый гном... Все тише и тише... И наконец громко захрапел.

Тахон встал, взял пустую кружку из рук деда. Потянул руки в разные стороны, наклонился пять раз, сжал кулаки до хруста и пошел во двор, в свинарник, бороться с хряком.

— Чего хрюкаешь? Давно на лопатках не лежал? Ну держись! — сказал Тахон и прыгнул на взрослого хряка, который весит не меньше трехсот булыжников. — Говори, как тебя зовут! Живо! Я все равно узнаю.

***

Хорошо посидеть на пруду с удочкой. Даже если не клюет, все равно хорошо. Вечер. Вода теплая, как парное молоко, и видно, как от нее идет пар. Тишина и покой... Душу успокаивает. Только на другом конце пруда надоедливо квакает лягушка.

«Эх, жаль рогатку с собой не взял», — подумал Тахон. — «Ну, квакай, квакай».

А лучше, чем посидеть на пруду с удочкой, может быть только одно — это посидеть там с дедушкой. Вот и в этот раз они сидели вдвоем и ловили рыбу. С самого утра молодой гном накопал червячков. Вообще, он любил копать землю, правда, по началу сломал несколько лопат, никак не мог научиться контролировать свою силу. Ему казалось, он берет ее нежно, совсем легко, а она — хрясь, и черенок надвое.

Пришли мальчишки из соседней деревни тоже рыбачить. Сели напротив, на другом берегу пруда, закинули удочки.

— Сидим... — прошептал дедушка.
— Сидим... — сказал Тахон чуть слышно.
— Клюет? — спросил дедушка.
— Не клюет, — ответил Тахон.
Время пролетело незаметно, прошел час, другой. Как вдруг у деда стало клевать. Да так, что не успевал вытаскивать. Одна за одной.

— Ого, дедушка, — удивился Тахон, — не может быть, а почему у меня не клюет?

— Бывает, — улыбнулся дед.

И тут молодой гном увидел, как дед перехватил удилище другой рукой, и на нем блеснул ярко-синим светом какой-то знак в виде ромба со странной причудливой завитушкой. Помигал-помигал и потух. Странно всё это. Тахон никогда такого не видел раньше и даже немного присел от неожиданности.

Наконец он решил спросить:
— Деда.
— А? Чего расселся? Беги за вторым ведром скорей, — перебил его дед.
— Деда, а что за знак светится у тебя на удочке, а? Расскажи, деда, — спросил юный гном.
— Да тихо ты, — прошептал Старый гном. — Чего орешь, как поросенок, мы тут не одни, потом расскажу.
— Ну, деда, расскажи шепотом, — прошептал Тахон. — Никто не услышит ведь.

— Понимаешь, внучок, — начал дед, — все гномы не восприимчивы к магии, она не может нам нанести существенный урон, да и мы не может ею пользоваться. Но некоторые гномы, их рождается очень мало два-три ребенка за век, могут использовать рунную магию. Вот и я один из таких детей. Такие магические руны накладываются лучшими кузницами и только на лучшее оружие. Для усиления или добавления некоторых свойств. Но тебе рано еще знать, вот выкуешь сам четыре подковы, подкуешь кому-нибудь лошадь и тебе за работу заплатят... вот тогда научу тебя ковать мечи — а там, и про руны расскажу. Ты расти главное поскорей, мне ведь не долго осталось, после трехсот лет я уж сбился со счету сколько мне. Но ни один гном еще не прожил больше четырех веков. Выкуем тебе славное оружие и я наложу на него руны... Самые мощные, что умею... Пока я еще могу... Пока еще живу... — Дед погладил седую бороду и сел на берег. — А та что на удочке, то баловство... Ребячество... Что бы рыба клевала, на удачу в охоте и рыбалке... Она слабая и на несколько минут, вот смотри погасла уже.

Тут Тахон увидел, как мальчишки, что рыбачили на другой стороне пруда, обошли его и подошли к дедушке.

— Здравствуйте, уважаемый гном!

— Привет, ребята, — ответил дед.

— А скажите, дяденька, у вас так хорошо клюет, а на что вы рыбку ловите?

— Как на что? Известно, на что... на козюльки... — сказал старик и переглянулся с Тахоном.

— Какие еще козюльки?

— Известно какие, из носа которые.

Мальчишки побежали к своим удочкам. А дед с внуком посидели еще полчасика на пруду. Уж больно весело им было наблюдать, как мальчишки пальцем ковыряются в носу в надежде найти наживку пожирнее.

***

Юный Тахон вбежал во двор, чуть не сбив калитку с петель, и, увидев, как дед рубит дрова, стал громко ему рассказывать:

— Де-да, а де-да, предста-вля-ешь! — начал гном, не успев отдышаться, — я сейчас гонял соседских мальчишек вокруг деревни, как обычно, как вдруууг.

— Да тише ты, тише, опять визжишь как поросенок — ответил старый гном. — Сядь вот на пень отдышись. Тренируй в себе хладнокровие, оно тебе еще не раз пригодится в жизни.

— Деда, в деревню пришел воин, — отдышался Тахон. — Весь в стальных доспехах и шлем, и поножи, полный комплект. Настоящий боевой гном. Я о таких только в твоих историях слышал. Вот только оружия при нем не было, вообще никакого. Странно. Я только сейчас понял, что не было.

— И чего ему надо было? — удивился пожилой гном. — Чего хотел-то и где он сейчас?
— Сказал, Архида какого-то ищет, — продолжал рассказывать Тахон с удивленными глазами. — Еще сказал, что знает точно: Архид этот живет в нашей Скалозубке.

Дед вытер пот со лба и, продолжая колоть поленья, проговорил серьезным, как никогда, голосом:

— Архид, это я.

— Тебя зовут Архид? — юный гном смотрел на деда, выпучив глаза.

— Тахон, тебе уже тринадцать лет, и не знаешь, что у каждого гнома есть свое имя? — сказал дед, не переставая рубить. — Меня зовут Архид Скалозуб, по названию деревни нашей, где родился, а тебя зовут Тахон Скалозуб. Впрочем, фамилию ты можешь взять любую, никто слова не скажет, вот только у нас в деревне все Скалозубы, традиция такая.

— Вот это да, — сказал Тахон.

— Вот это да, — сказал дед.

Дед доколол последнее полено, заткнул топор, которым рубил, за пояс и вылил ведро колодезной воды себе на голову. Стряхнул с себя лишнюю воду, быстро подергивая головой и всем телом, как это делают псы после купания. Нахмурил густые брови и сказал Тахону:

— И где же теперь этот воин? ммм...? Веди..

— Так у тетки Альмы он, она повела его к себе обедом кормить, как увидала здорового мужика, так и всё, за руку и утащила.

Деревня Скалозубка была из двух рядов домов, расположенных друг перед другом. И тетка Альма жила на другом ее конце.

— Ну пошли, Тахон, обедать напросимся, а? Или дома останешься?
— Не-е, деда, я с тобой.

Тетка Альма жила одна в большом каменном доме в четыре комнаты и двором под скотину. Муж у нее вот как несколько десятилетий уже умер, и она давно подумывала найти себе порядочного гнома. Чтоб по хозяйству помогал, да и вообще скучно одной. Двор был пустой, скота не было, этим всем муж занимался, а Альма любила больше вкусно готовить, и после смерти мужа переделала две комнаты в постоялый двор. В одной она кормила уставших путников, а в другой поставила кровати для ночевки. Тем и кормилась, благо деревня проездная, и гости частенько у нее останавливались.

Дед вошел в калитку и, положив ладонь на рукоятку топора, крикнул:

— Альма, ты тут? Накормишь нас с внуком твоим знаменитым супом?

Дверь открылась, и в проеме показалась фигура огромного гнома. Все гномы хоть и широкоплечи и коренасты, но небольшого роста, а этот большого, наверное, с человека, и плечи широченные, и руки мускулисты, поэтому он казался огромным. Гном попытался выйти на улицу, но застрял в дверном проеме, потом развернулся боком, и только тогда ему удалось протиснуться.

— Архид Скалозуб! — сказал воин.
— Гурд Дубовая Башка! — сказал дед и убрал руку с ручки топора. — Сколько лет, сколько зим.

Гномы обняли друг друга, да так, что треск пошел. Гурд приподнял Архида над землей, а потом и вовсе поднял на вытянутые руки и покачал несколько раз, как будто штангу.

— Есть еще порох в пороховницах, а? Архид? Ну пойдем скорей, Альма стол накрыла, а они, представляешь, не признаются... Нет, говорят, тут никакого Архида... И отродясь не было... А это кто?

— Внук мой Тахон.

— Ну пойдем, Тахон, мой руки.

***

Дом Архида был из двух комнатушек с камином, сенями и крытым двором со скотиной. Много кур, три свиньи, хряк и несколько поросят. Кур дед никогда не считал и даже не знал, сколько их у него. Тахон вышел во двор, провел взглядом от калитки до заднего забора, посмотрел, на месте ли его любимый хряк, показал ему кулак и, не оборачиваясь, крикнул дедушке:

— Деда, а сколько у нас курочек?

— Не знаю, — ответил старый гном. — Вот займись и посчитай, пока я в доме буду говорить с Гурдом. Важный разговор у нас, понимаешь.

— Понимаю, — пробормотал Тахон. — Разговаривайте сколько угодно.

Молодой гном принялся считать курочек. Одна, вторая, третья, одиннадцатая, семнадцатая, дедушка научил его считать, чтобы торговцы не обманули. Да и вообще полезно знать, сколько скушал за обедом: две или три тарелки супа? Или сколько раз прокатился по деревне на хряке: три или четыре... Тоже надо знать. Или вот выиграешь у местных мальчишек в «зашвырни кота» пять щелбанов, а дашь только три по неграмотности... Обидно? Конечно, обидно.

И тут Тахона осенило:

— А что, если я одних и тех же курочек считаю несколько раз? — подумал гном. — Они вон все какие, одинаковые. Все белые и похожи одна на другую, наверно, родственники.

— Надо их как-то пометить, — улыбнулся Тахон. — А что? Все соседские куры бегали с пятнами на спинке. У кого зеленое, у кого красное, у кого желтое. Сколько домов, столько цветов. Вот только коричневого ни у кого не было. Точно. Молодой гном поднял деревянную палку с земли и с усердием поболтал ею в свежем навозе. — Ну? Кто первая? В шеренгу становись!

В тусклой комнате потрескивал камин, в котелке выкипала вода. Гномы поставили его, чтобы заварить чаю, но сразу про это забыли и послали внука в погребок за парочкой бочонков медового кваса. Выпили его залпом, закусили вяленой рыбкой из пруда и сели возле камина. Дед уступил свое кресло Гурду, а сам прилег на свою кровать, которая стояла рядом. К слову сказать, сидеть в своем кресле Архид не разрешал даже внуку.

— Ну, рассказывай, дружище, — начал Архид. — Какими судьбами ты в наших краях и где, в конце концов, твой топор? Огромный боевой топор... Двуручный... Я же помню, мой дед нам выковал по топору. Он выковал их одинаковыми, так как мы дружили, и он не хотел, чтобы у кого-то был лучше. Я даже руны на него наложил одинаковые. Как сейчас помню, по три руны: на силу удара, скорость атаки и, как ее там... Ну, ты же помнишь?

— На вес, — пробурчал Гурд.

— Точно на вес, — чуть было не вскочил с кровати дед в кураже. — Для всех топор весил булыжников сто, не меньше. А для хозяина всего один. Ну так где он? Чего бордовый какой стал?

— Долгая история, Архид, — промычал Гурд. — Пойдем-ка еще по бочонку кваса принесем, ночь длинная будет.

Гномы вышли на крыльцо и минут двадцать молча смотрели, как Тахон бегал за курами и мазал их свежим навозом: «Двадцать пятая, двадцать седьмая, тридцать вторая...». — «Деда, наши теперь коричневые, я их пометил...». «Здорово я придумал?»

***

— Понимаешь, Архид, — начал Гурд. — Я служу старшим гриднем в замке лорда Симона. И его отцу служил, и деду, хорошие были люди, жаль, померли. Ну, как служу, живу я там, харчуюсь, отвечаю за личную безопасность, так сказать. В подчинении аж целый взвод гридней, полсотни защитников, обучаю их военному делу. Муштрую, короче, с утра до ночи. Но, конечно же, с перерывом на обед и послеобеденный сон, дело святое.

Лорд Симон, добрейшей души человек, каждое воскресенье к воротам замка приходили бедняки, и он выходил раздать всем по монетке. В деревеньке близ замка построил деревянную школу, где бесплатно учили детишек его подневольных. Нанял учителя из города, чтоб тот учил считать на пальцах и читать по слогам. Да и сам приходил, когда было время, рассказывал детишкам интересные истории про своего деда и о других невиданных землях и народах. Детишки каждый раз сидели молча с открытыми ртами. Может, им было очень интересно, а может, потому что лорд раздает напоследок пряники и баранки тем ребятам, кто вел себя хорошо.

Люди очень любили Симона, хоть и работали у него не по своей воле, но когда на ежегодный праздник урожая лорд дарил свободу трем подневольным, причем случайным, то они оставались у него работать. Может, потому что домов своих не было и работы мало, может, привыкли просто к своему месту, они же родились тут. Но, скорей всего, они просто его любили, например, если в местном трактире после пары кружек темного ляпнуть что-нибудь нехорошее про Симона, можно запросто отхватить по шее.

— Так вот, каждое утро вместо зарядки мы с моим взводом бежим умываться к горной речке. Аманча слышал, наверное? — обернулся на деда Гурд.
— Слыхал, конечно, — ответил Архид. — Ледянючая, зараза.

— Верно! — продолжил Гурд. — Тысяча шагов туда бежим, обливаемся водичкой, и тысяча обратно, и всё это в полном обмундировании с оружием. Ну, как бежим, ребята бегут, а я в телеге еду, а они вместо лошади: кто тянет, кто толкает. Это для человека тысяча шагов до реки, а для гнома пара тысяч выйдет... Да и отбегали мы уже свое... Да, Архид? Помнишь, как мы под градом стрел?

— Эх, — Архид сжал кулаки до хруста, встал с кровати и в полутьме стал искать свою кружку. — Такое разве забудешь, Гурд.

Комната хоть и освещалась от камина, но дедушка зажег еще большую свечу на столе, налил пива в кружку себе и другу:

— Ну что? Перекусим немного? Уже пару часов ничего не ели, так и похудеть можно, люди засмеют.

Гурд встал с кресла, потянулся, подошел к столу и откусил кусок от огромного окорока:

— Слушай дальше, прибегаем мы, значит, к речке, ребята умываются, как обычно. Ну а мне приспичило, значит, по нужде отойти за деревья. Приставил я свой топор к дереву, а сам в кусты. Небыстро это, пока латы снимешь, пока лопуху наберешь, ну, ты в курсе, чего я рассказываю. Так вот, возвращаюсь, а топора нет. — Ну нет, представляешь... Нету... Вот здесь стоял и нету...

Обошел я, значит, дерево, глядь — записка лежит, а на ней написано:

«Эй, дурачина, приходи через пару дней ночью в лес за топором к старому домику лесника. Не придешь — топор продадим за мешок конфет, и не вздумай кому рассказать... Увидим твоих гридней — можешь попрощаться с оружием».

— Ага, как будто я могу рассказать своим ребятам, что топор увели, это ж позор какой. Гурд укусил еще три раза окорок и запил квасом, хорошо они не вспомнили про него, когда везли меня обратно. Ну, я по приезде отпросился у Симона на неделю, тот, конечно, меня отпустил... Хотя удивился, за десятки лет это первый мой выходной... И даже спросил, не нужна ли какая помощь, но я сказал, что иду друга навестить, и что всё хорошо. Но лорд всё равно не отпустил меня просто так, сказал: «Друг моего друга — мой друг», открыл сундук, наполнил кожаный мешочек монетами и протянул мне: «Выпейте с ним по чарке лучшего вина, что будет в тех местах».

— Кстати, вот он, мешочек, — Гурд отвязал от пояса кошелек и бросил его на стол.

Мешочек тяжело шлепнулся на стол, и Архид, посмотрев на него, сказал:

— Прилично.

— Прилично, — пробурчал Гурд. — А где Тахон? Уж за полночь.

— Во дворе спит с поросятами, опять, поди, с хряком боролся, сил ему некуда девать видите ли, — ответил Архид. — Может ты с ним позанимаешься? Покажешь ему пару ударов? Или в замок его к себе пристроишь? А может, в отряд? В гридни? Аааа? На побегушках пока... Ааа? Гурд... Стар я уже. У гнома огромный потенциал... Нужно направить его в нужное русло... Пока местные гномки не свели его с ума... Еще несколько лет, и всё... Парню голову снесет.

— Подумаем, в отряд ему, конечно, рано, но потренировать я его смогу, а там и лорду его покажем, как поднаберется опыта, он мужик... Вооо... Какой! — ответил Гурд, показывая кулак с оттопыренным большим пальцем вверх.

Гномы выпили еще по кружке и начинали уже дремать:

— Архид... Твой топор все еще у тебя? — спросил вдруг Гурд, засыпая. — Он мне сильно нужен сейчас, понимаешь... Они же у нас одинаковые, один в один, как близнецы... Нельзя мне без оружия в лес идти. А если там никого не будет, то и в замок без моего топора мне нельзя, или такого же, как мой, их никто не различит. Это ж позор какой, я прямо так и слышу, как поварихи в замке хохочут, надрывая животики: «Посмотри-ка, идет гном, у которого топор уволокли, пока он лопухи собирал».

— Спи, Гурд, — прохрипел Архид, уже начиная подхрапывать, — утро вечера мудренее.

— Ага, уснешь тут с такими мыслями, — Гурд закрыл глаза и отключился.

***

Гурд проснулся в кресле перед камином, встал и, прищуря глаза, потянул руки в стороны. Спина и шея жутко болели от долгого сидения. Оглядев комнату, он увидел заправленную кровать, где спал Архид. В доме никого не было. На столе стоял свежий бочонок с медовым квасом, краюха хлеба и три уже холодные, запеченные явно не в камине курочки. Очаг уже совсем не горел, угольки потихоньку в нем дотлевали. Гном хотел зажечь свечу, но передумал и открыл единственное окно. Только когда в полутемную переднюю проник свет, стало видно записку, приколотую ножом к столу. Гурд взял ее в руки и, прищурив сначала левый, потом правый глаз, медленно прочитал вслух, шевеля губами перед каждым слогом:

— У-шел на ка-ме-но-лом-ню, сро-чно выз-ва-ли. Бу-ду зав-тра. Ар-хид.

Гном-ветеран с определенных пор стал читать только по слогам... Ну да, это уже совсем другая история... Как-нибудь расскажу, почему его прозвали Дубовая Башка. Сначала это сильно раздражало, но потом он сделал свое прозвище фамилией, так как все равно не знал, в какой деревне родился и кто его родители.

«Вот это да... Ушел... А как же топор... Мне же сегодня ночью в лес... Я думал, он поможет мне... Эх, Архид», — Гурд открыл дверь на улицу и смачно чихнул, да так, что кастрюлька слетела с полки.

Во дворе копошился Тахон, воду с пруда он уже натаскал, напоил скотину, налил курочкам в блюдечко. Но грядки еще поливать не время, палящее солнце может навредить. Это молодой гном знал от дедушки, как и то, что в полдень работать дед строго-настрого запрещал, говорил:

— Кто не отдыхает в полдень, к тому приходит полудница и заставляет плясать вместе с ней, говорят, так можно несколько часов, пока замертво не упадешь от измождения... А кто выдержит испытание, не сляжет, того она щедро одаряла золотом.

— Дядя Гурд, долго ты спишь, обед уже, — крикнул Тахон. — Дедушка утром ушел, за ним из каменоломни нашей прислали, случилось там что-то.

— Да в курсе уже, читал записку, — произнес огорченно воин. — А скажи мне, дружок, Архид ничего не велел мне передать? Ну, на словах, может?

— Как же... Конечно... Сказал, как ты проснешься, слазить на чердак и показать сундук, что там стоит... И вот еще ключ дал, — молодой гном протянул его и указал на лестницу. — Я не знаю, что там... Дед никогда не открывал его при мне.

На чердаке, как ни странно, было чисто. У входа висел улей диких пчел, которые тут же попадали в обморок от дыхания Гурда после вчерашней медовухи. На другом конце стоял большой сундук, украшенный резными узорами, закрытый на замок. Гном подошел, сунул ключ в замочную скважину и три раза провернул. Крышка открылась. Да... Все верно... На дне лежал завернутый в дорогую красную ткань топор. Точно такой же, один в один.

Гурд взял топор за рукоять и хотел было привычным движением его вынуть, но вдруг почувствовал всю тяжесть оружия. Всё дело в том, что одна из рун, которые когда-то наложил дед Архида, была на вес. Сам топор хоть и весил камней пятнадцать, но под действием чар всего один для хозяина и целых сто для всех остальных. Ну а хозяин — правильно... ушел.

Воин резким движением достал оружие из сундука и спустился вниз. Топор был, конечно, тяжеловат для гнома в годах, но не настолько, чтоб тот не смог им сражаться. Гурд пообедал, подрых пару часиков на дорожку, надел доспехи и, крякнув от натуги, закинул топор на плечо.

— Дедушкин топор, — завороженно проговорил молодой гном, — так вот он какой... И руны до сих пор светятся на рукояти.

— Тахон, скажи Альме, завтра буду, пусть стол накрывает к обеду, — сказал гном, — и приготовит мой любимый суп, да побольше.

Дорогу к домику знали все. Уж лесника он был или нет, никто не знал, но назвали почему-то именно так. Никто не жил там уже давно, дом выглядел старым, покосившимся на одну сторону и жутко скрипел, когда ветер. Люди старались обходить его стороной, и даже детишки, на что уж и любившие всякие такие пугалки, не заходили туда.

Дорога была неблизкой, часа три ходьбы. Гурд любил ходить пешком, мог это делать с утра до вечера, не замечая, как пролетает время. Всё потому, что, когда он шел, он пел песни про себя, мысленно. Но особенно гном любил сочинять на ходу легендарные истории, в которых, конечно же, он главный герой. Хотя героических рассказов можно было про него и не сочинять, их вполне было достаточно в его жизни, но воин любил придумывать свои. Я вам как-нибудь расскажу парочку, если Гурд будет не против.

Тропинка вела через весь лес и соединяла две деревни. Уже порядком стемнело, и Гурд срубил палку, обмотал ее старыми портянками и поджег. Ткань настолько пропиталась гномьим потом и жиром, что вполне подходила для факела. Этот способ здорово выручал на войне. Домик находился немного в стороне от тропы, и Гурд, вычислив, где примерно нужно свернуть, шагнул в сторону. Побродив из стороны в сторону, все-таки наткнулся на домик и громко, стараясь звучать как можно грозно и мужественно, крикнул:

— Эй, кто здесь? Выходи, коль не трус!

Дом выглядел мрачным и пустым, ужасно скрипел на ветру, и ставни бились об окно, наводя страх. Гном еще раз повторил спустя время:

— Ну? Что там? Кто топор уволок? Выходи, пока руки-ноги целы.

Дверь тихонько приоткрылась, и из темноты послышался голос:

— Ну что, дурачина, а-ха-ха, заходи, только топор-то уж опусти, тиссеру.

— Сус асенур, — изумленно ответил Гурд.

Это был пароль и отзыв гномов еще со времен Великой Битвы. Слово «тиссеру» означало на гномьем собственно «пароль», а вот отзыв переводился дословно как «свиная жо..», ну вы поняли, задняя ее часть.

Воин снял с плеча топор и, выставляя факел вперед, зашел в дом. Вот это картина маслом. Перед ним стоит Архид с топором Гурда, а у задней стенки дома сидят на полу связанные гоблины. Девять зеленых и один серый.

— Как? Что? — начал, заикаясь, Гурд. — Ты как это сделал? Дружище.

— Понимаешь, друг, когда ты сказал, что в записке сказано никого с собой не брать и мне с тобой нельзя, — улыбнулся Архид, — я подумал, что мне-то без тебя можно.

— Ну и пришел я сюда утром... Хожу по тропинке... Гуляю... То вглубь зайду, то обратно. Якобы грибы собираю, корзинку вон даже взял с собой для наглядности. Смотрю, эти вон трутся возле домика, явно нервничают. Одна плачет, та, что серая... Наверное, девочка, да вон она сидит. Ну, я подошел незаметно и говорю: «Как пройти в библиотеку?» — и хвать одного за ногу. Остальные испугались, но не убежали, и, дрожа коленками и стуча зубами, продолжали стоять.

— Где, говорю, топор? А? Живо отвечайте, безобразники, а то ноги переломаю... И как зарычу, — продолжил Архид свой рассказ, — давно я так не рычал, а-ха-ха-ха. Та, что серенькая, еще больше заплакала и стала умолять отпустить ее дружка, потом кивнула другим гоблинам и что-то прошептала на своем языке. Не прошло и пяти минут, как они волоком притащили твой топор. Говори с ними сам теперь, если хочешь, или давай просто развяжем и уйдем.

Гурд подошел к гоблинам, развязал девочку и сказал:

— Зачем это всё? Что за шутки? Мы порядочные гномы, с нами нельзя так. Ты знаешь, что я с вами сделал бы, будь вы побольше раза в два? Ммм... Отвечай, как тебя зовут?

— Меня зовут Кáрга, — тихим голосом сказала молодая девочка-гоблин, — а это мои братики, нам нужна ваша помощь, пожалуйста, выслушайте нас, просим.

Гномы переглянулись, и Архид сказал:

— Развязывай остальных, я пока костер разведу, до утра еще долго, послушаем, чего у них случилось.

Продолжение следует...

Если интересно, еще книги тут.