Пройдено: 4 километра.
Всего: 1477 километров.
Полный маршрут: карта.

Трудное пробуждение и поиски завтрака.

Сегодня мне снились очень яркие сны, которые, к сожалению, были прерваны будильником в девять утра. Проспав всего шесть часов, я чувствовал себя, мягко говоря, не совсем выспавшимся. Но впереди ждала прогулка по городу, и, собравшись, я покинул гостиницу, отправившись на поиски завтрака.

Зайдя в кафе по соседству, узнал, что меня смогут накормить только через сорок минут. Решив не тратить драгоценное время, отправился дальше и через несколько сотен метров обнаружил пекарню, где и позавтракал с огромным удовольствием. Пирог с картошкой и курицей, ватрушка и стакан разливного лимонада значительно улучшили настроение, и я направился к музею сатиры и юмора имени Остапа Бендера, находившемуся рядом с набережной.

По следам великого комбинатора.

По пути я отметил интересную особенность местных пятиэтажек: на их боковых стенах красными кирпичами были выложены большие надписи или даже целые картины. Например, портрет Гагарина.

Вскоре я уже стоял перед входом в юмористическое царство.

Погружение в мир сатиры началось ещё на лестнице, ведущей к кассе на втором этаже.

Купив входной билет, я погрузился в экспозицию. Первый зал оказался посвящён тем самым стульям.

Второй зал отводился "междупланетному шахматному конгрессу", проводившемуся в выдуманном городе Васюки. И тут меня осенило! Вот откуда мне было знакомо это название! (Козьмодемьянск, как известно, стал прообразом того самого города).

Третий же зал был отдан Эллочке-людоедке.

Все стены музея были увешаны крылатыми фразами из книг Ильфа и Петрова, которые мы все знаем с детства.

В самом конце экспозиции, среди картин и прочих экспонатов, стояла стилизованная под старину играющая радиола, создававшая особую атмосферу.

А в качестве неожиданного бонуса, в отдельном, четвёртом зале, была выставлена коллекция забавных глиняных фигур.

Смотровая площадка и национальный герой.

Закончив осмотр, я вышел на улицу и направился в сторону смотровой площадки, расположенной на пристани, которая была соединена с набережной крытым надземным переходом.

Волга, как и вчера, была неспокойной, вся в волнах.

Полюбовавшись речными просторами, я отправился обедать в кафе, находившееся неподалёку. По пути мне попался памятник Акпарсу, чьё имя встречалось на каждом шагу. Оказалось, он был горномарийским князем, который не только оказал неоценимую помощь Ивану Грозному в завоевании Казани, но и, согласно легенде, стал основателем Козьмодемьянска.

Добравшись до места, я с удовольствием пообедал, после чего отправился дальше.

Назад в прошлое: купцы и беляны.

Оказалось, что пока я наслаждался нормальной едой, у причала пришвартовались два круизных теплохода, и прилегающие к нему улицы оказались заполнены туристами.

Пройдя вдоль расположившихся в торговых рядах продавцов, бойко торгующих сувенирами и разнообразной едой, я присмотрел кое-что для себя, но решил вернуться позже, чтобы не таскать с собой лишние вещи.

Немного побродив по улочкам со старинными двухэтажными домами, я погрузился в атмосферу города.

Я уже почти прошёл мимо красивого синего деревянного здания, когда взгляд зацепился за вывеску: "Музей купеческого быта".

В городах, которые посещал ранее, я несколько раз хотел попасть в музей подобного рода, но каждый раз мне не хватало времени. Решив исправить сей недочёт, я проследовал внутрь, купил билет и с интересом начал изучать детали быта купцов, живших в конце XIX — начале XX века.

Пройдя через несколько залов, я осознал, что часть увиденных предметов застал ещё использующимися, когда был маленьким. Например, швейную машинку "Singer".

Размышляя о том, как быстро идёт время и как сильно изменился мир за последние десятилетия, я поднялся в мезонин и увидел деревянные модели судов странного вида, которые имели необычное название "Беляны".

Сотрудница музея рассказала мне их удивительную историю. Беляны — это гигантские (до 110 метров в длину, 30 в ширину и 6 в высоту!) плоскодонные суда, которые строили для одного-единственного рейса из тех самых брёвен, которые нужно было перевезти.

Достигнув места назначения, находящегося в низовьях Волги, беляна полностью разбиралась и продавалась. В качестве товара шло всё: брёвна, доски, канаты, якоря. Избушки-"казёнки", в которых жила команда, продавались как готовые дома. Те же части судна, что контактировали с водой, шли на дрова. Вот это я понимаю, безотходное производство!

Впечатлённый этой малоизвестной страницей из жизни великой реки, я спустился вниз, осмотрел комнаты купца и купчихи и покинул музей.

Этнографический экспресс и сборы в путь.

Следующей точкой в моем плане был этнографический комплекс под открытым небом. Добравшись до него, я увидел целую деревню-музей с памятниками зодчества, посвященную быту и культуре марийского края. Однако одного взгляда на часы хватило, чтобы понять: на полноценный осмотр времени уже нет.

Ограничившись быстрым обходом территории и внешним осмотром экспонатов, я вновь направился к набережной, по пути любуясь уютной атмосферой и видами города.

Вернувшись на торговую улицу, я купил сувениры для дома. Затем начался настоящий квест "найди мягкий упаковочный материал", ради которого пришлось побегать по магазинам. Справившись с задачей, я вызвал такси и поехал на почту — она как раз располагалась по соседству с моей гостиницей.

Отправив посылку, я вернулся в номер, собрал вещи и выехал. На этом культурная программа в Козьмодемьянске была завершена. Оставалось лишь забежать в "Пятёрочку" за продуктами и на такси добраться до лодочной станции.

Неожиданная помощь и таинственный зверь.

Когда я оказался в пункте назначения, было уже начало восьмого. Стало понятно, что починку руля придётся отложить до завтра. Сегодня я планировал найти место для ночлега поблизости, и рассчитывал, что справлюсь с управлением, используя только весло.

Пока укладывал вещи в каяк, ко мне подошёл охранник, который сегодня заступил на смену. Он с интересом расспрашивал, откуда и куда держу путь. Я рассказал о своём путешествии, и когда уже почти закончил сборы, мой собеседник, представившийся Сергеем, задал неожиданный вопрос:

— Ты вчера заплатил 50 рублей?

— Да, — настороженно ответил я, уже готовясь услышать, что цена была неправильной и сейчас придётся доплачивать.

— Подойди к домику, я тебе их отдам, — сказал Сергей, чем ввёл меня в полное замешательство. — Тебе они нужнее.

Я начал было отказываться, но потом вспомнил, что не нужно мешать людям совершать добрые дела, и, забрав деньги, искренне поблагодарил за помощь и поддержку. Вот это я понимаю, гостеприимство!

Когда отошёл от причала, время приближалось к восьми часам. Солнце к этому времени уже спряталось за горизонт.

Выйдя из тихой бухты, я снова оказался во власти волн. К счастью, они, как и ветер, были попутными, так что каяк даже без руля неплохо держал курс.

Немного впереди, на берегу, мелькнула какая-то фигура. Сначала мне показалось, что это рыбаки, но потом понял, что движения этого существа нечеловеческие. "Медведь", — подумал я, вспомнив, что нахожусь в Республике Марий Эл, известной своими лесами и косолапыми жителями.

Наведя камеру телефона и используя десятикратное приближение, я попытался рассмотреть зверя, но мне мешали сгущающиеся сумерки. Единственное, что удалось разглядеть — четыре длинные ноги, похожие на лошадиные. Возможно, это был лось или другое крупное копытное.

Пока пытался сделать снимок, животное отряхнулось и скрылось в лесу. "Здесь точно останавливаться не буду", — решил я и погрёб дальше.

Расплата за легкомыслие и шторм из мошек.

Следующие три километра берег представлял собой сплошной обрыв. Тьма сгущалась, и я уже начал беспокоиться, как вдруг впереди блеснул узкий галечный пляж. Места для палатки и каяка хватало впритык. И тут я совершил главную ошибку дня. Изучив карту, решил попытать счастья и поискать место получше, рассчитывая найти его в течение 15 минут.

Проплыв ещё полтора километра, я осознал, что моя затея с треском провалилась. Развернув каяк, погрёб обратно к единственному галечному участку берега, пригодному для ночлега. Настала почти полная темнота, лишь на горизонте догорала полоска заката.

Теперь я шел против ветра и волн, что без руля было вдвойне сложнее. Но через десять минут стало ещё хуже: усилившиеся порывы принесли с собой настоящий шторм из тысяч мошек, которые начали врезаться в лицо, залетать в глаза, в нос, в уши, прилипать к губам.

Отплёвываясь от насекомых, я натянул капюшон куртки на правую часть лица и отвернулся к берегу, чтобы хоть как-то защититься от этого потока. Теперь мошки с силой барабанили по капюшону. Волны стали ещё больше и начали заливать каяк. Я промок до нитки и начал замерзать.

Так, всматриваясь одним прищуренным глазом в тёмный берег, я искал тот спасительный пятачок, от которого так легкомысленно уплыл, а в голове крутилась мысль: "Просчитался... Но где?"

Как известно, рано или поздно всё заканчивается. Вот и испытание, которое сам себе устроил, подошло к концу: я наконец-то нашёл тот самый берег. Вытянув каяк на гальку, расположил его вдоль обрыва, возвышавшегося над пляжем на полтора метра, и поставил рядом палатку.

Закинув вещи внутрь, поужинал, наблюдая за восходящей луной и сияющими на горизонте огнями. "Неужели Чебоксары?" — подумал я, но решил, что город слишком далеко, чтобы можно было его разглядеть.

Обустроив постель, я залез в спальник и, согревшись, через некоторое время уснул.

Итоги дня:

• Разгадка "Васюков": Посетил музей Остапа Бендера, погрузился в мир "12 стульев" и наконец-то понял, что означала надпись на дамбе.

• Погружение в историю: Окунулся в атмосферу XIX века в музее купеческого быта и узнал об удивительных "одноразовых" кораблях-белянах.

• Неожиданная доброта: Охранник на лодочной станции вернул деньги за стоянку, сказав, что мне они нужнее.

• Таинственный зверь: Увидел на берегу крупное копытное, которое так и осталось для меня загадкой.

• Ночной кошмар: Из-за легкомысленного решения попал в шторм из мошкары и с трудом нашёл в полной темноте ранее упущенное место для ночлега.

• Огни на горизонте: поужинал, размышляя о свечении, видимом вдалеке.

Завтра меня ждет квест по ремонту руля с помощью "холодной сварки" и близкое знакомство с целым семейством ужей, которые решат устроить солярий прямо в моем лагере. После этого я выйду на просторы Чебоксарского водохранилища, где мне предстоит настоящее родео на гигантских волнах и в последний раз пересеку границу регионов. А завершится день находкой оборудованного острова-убежища и не менее эпичным квестом по бронированию жилья и стоянки в Чебоксарах, который докажет, что договориться с людьми бывает не проще, чем с рекой. Обо всём этом — в следующем посте!

Ставьте плюсы, подписывайтесь, чтобы не пропустить продолжение, и расскажите в комментариях, какое ваше легкомысленное решение приводило к самым запоминающимся последствиям! До новых встреч!

День 63. Край радуги, поломка руля и встреча с "Васюками".

Пройдено: 24 километра.
Всего: 1473 километра.
Полный маршрут: карта.

Дождевой блицкриг и святой источник.

Когда я проснулся, в палатке было уже достаточно тепло. Снаружи, как я выяснил, выглянув через несколько минут, — тоже. До Козьмодемьянска оставалось чуть более двадцати километров, и я планировал отправиться в дорогу как можно раньше, чтобы прибыть в город не позже трёх часов дня.

После завтрака я занялся подготовкой к отбытию, и в тот момент, когда уже собрался свернуть палатку, увидел огромную дождевую тучу, идущую с другого берега. Она очень быстро заполнила половину неба и продолжала двигаться в мою сторону. Налетели сильные порывы ветра, поднимая волну.

Оперативно закинув разложенные рядом вещи в палатку, я последовал за ними. Как только я закрыл молнию, снаружи ударили первые капли дождя, стремительно набирая темп, и через минуту ливень вовсю барабанил по тенту.

К счастью, дожди такой силы не бывают долгими, и этот не стал исключением, прекратившись через десять минут. Выглянув наружу, я увидел, что туча ушла, небо опять стало чистым, выглянуло солнце. Подождав, пока палатка высохнет, я уложил её и другие вещи в каяк, а затем отправился в дорогу.

Оказавшись на воде, я с помощью карты проверил наличие родников поблизости и обнаружил, что в километре от меня находится святой источник, расположенный прямо у берега. Быстро преодолев это расстояние, я вышел на сушу, взяв с собой две пятилитровые бутыли и направился к месту назначения.

Святой источник оказался целым комплексом, состоящим из двух часовен.

В первой располагался колодец, закрытый на ключ.

Из него выходила наружу труба, идущая к бетонному кольцу, где уже можно было спокойно набрать воду.

Вторая часовня, вдвое больше первой, представляла собой оборудованную купальню.

Набрав десять литров чистой и холодной воды, я, довольный пополнением стратегических запасов, вернулся к каяку и продолжил путь.

Странный “Метеор” и антирекорд скорости.

Вдоль берега тянулся уже знакомый зелёный барьер. Волны сегодня были небольшими, и, преодолев его, я вышел на открытую воду.

По фарватеру, в сторону Козьмодемьянска, прошёл настоящий мастодонт — огромный сухогруз.

По дороге мне попалось на глаза необычное событие: “Метеор”, следовавший в сторону Нижнего Новгорода, вдруг остановился прямо посреди реки, совсем недалеко от меня.

Постояв на месте, он зачем-то сдал назад, пройдя около ста метров, и вновь остановился.

И только после этого начал разгон, встав на подводные крылья, и вскоре скрылся вдали.

Думая о причинах такого странного маневра, я вновь продолжил грести. Небо, по которому ещё сорок минут назад плыли лишь лёгкие белые облака, вновь оказалось затянуто тяжёлыми свинцовыми тучами. Как и утром, налетел порывистый ветер, а за ним пришёл сильный дождь, бьющий по каяку холодными каплями.

Наученный предыдущим опытом, я заранее надел непромокаемую куртку, и теперь она защищала меня, сохраняя тепло. Быстро пролив огромное количество воды, дождевая туча ушла дальше, и по небу опять побежали белые облака.

Согласно моим расчетам, до города я должен был добраться за четыре часа. Но, несмотря на то, что встречный ветер был не таким уж и сильным, продвигался я крайне медленно. Возможно, было неизвестное подводное течение, которое активно мне препятствовало, или же иная, неизвестная мне причина, но цифры говорили сами за себя: за пять часов я преодолел всего 15 километров. Это, без преувеличения, стало абсолютным антирекордом за всё путешествие.

Радужный мост и родник-водопад.

Взгляд невольно приковало место слияния Волги и реки Юнги. Именно здесь, на берегу, стояли две очень красивые церкви — Покровская и Троицкая.

Слева открывался вид на ещё более грандиозное зрелище. Там Волга встречала широкую в своем устье Ветлугу. Это место впадения, казалось, раздвигало горизонт: передо мной простиралось огромное, бескрайнее водное пространство, уходящее вдаль, куда только хватало глаз.

Зато прямо по курсу, там, где раньше небо сливалось с водой, начали происходить изменения. Постепенно, по мере того как я приближался, из туманной дымки стали вырисовываться контуры берега.

Когда до Козьмодемьянска оставался час пути, впереди показалась радуга, создаваемая дождём, идущим из очередной тёмной тучи.

Я впервые видел это явление так близко, и завороженно смотрел на её начало и конец, упирающиеся в воду неподалёку от меня.

Через несколько минут начался ливень, радужный мост исчез, и я продолжил путь, чувствуя, как вода начала просачиваться через куртку. Когда дождь закончился, я оказался вымокшим, и очень хотелось поскорее добраться до места назначения.

Мне в голову пришла мысль, что это, похоже, самый неудачный день моего путешествия: я уже два раза попал под сильный ливень; поднялись большие встречные волны, затормаживая мое, и без того небыстрое, продвижение; встречный ветер усиливался, бросая в лицо холодные брызги.

Услышав сильный шум, я посмотрел направо и увидел мощный водопад, с грохотом стекавший с горы, обретя после дождя неудержимую силу. И, как оказалось, он был только первым: вскоре вдоль берега начали попадаться и другие, столь же энергичные мини-водопады.

Неожиданная поломка и встреча с "Васюками".

Наконец-то добравшись до Козьмодемьянска, сквозь зелень деревьев на берегу я смог различить большую надпись с названием города.

Сразу за надписью я оказался около оживленной паромной переправы. Здесь царила суета: один паром только что отошел от причала, а другой, наоборот, медленно швартовался.

Когда я проплывал мимо, после очередного нажатия на педаль, у меня внезапно отвалился руль. К счастью, его удерживали веревки, поэтому он не утонул, а просто волочился по воде, следуя за каяком.

Снова вспомнив навыки управления исключительно с помощью весла, я хотел было пристать к берегу, чтобы закрепить сломанную деталь, но не смог этого сделать. Как только я приблизился к суше, каяк стало разворачивать, прибивая к берегу, и волны начали захлёстывать меня, окончательно вымочив. С трудом оттолкнувшись от берега, я стал грести в сторону лодочной станции.

Набережная встретила меня вереницей старинных купеческих домов с богатой, замысловатой резьбой.

По пути мне попался большой бетонный причал, на котором стоял открытый павильон с надписью "Козьмодемьянск".

На дамбе, сразу за ним, виднелась надпись "Васюки", сделанная краской. Название мне что-то напоминало, но я никак не мог вспомнить, что именно.

Из-за сильного ветра и волн каяк постоянно пытался повернуть влево, и мне приходилось грести практически все время с одной стороны, чтобы держать его на курсе. Вскоре, с непривычки от односторонней нагрузки, я очень устал. К счастью, лодочная станция располагалась в защищённой островом бухте. Как только я свернул в неё, ветер сразу утих, волны сначала стали меньше, а затем почти исчезли.

Справа предстали величественно возвышающиеся сухогрузы – видимо, у них здесь тоже была своя стоянка.

Впереди показались многочисленные пирсы, у которых были привязаны самые разнообразные плавучие средства.

Подойдя ближе, я увидел мужчину, стоящего рядом с небольшим домиком и смотрящего на меня. Я поинтересовался, могу ли оставить здесь каяк, и, получив положительный ответ, уточнил, сколько будет стоить стоянка.

– Пятьдесят рублей, — невозмутимо ответил он.

Я, честно говоря, подумал, что от усталости ослышался, и переспросил. Но ответ остался тем же. "Может, не такой уж этот день и неудачный", — пронеслось у меня в голове, пока я вытаскивал каяк на сушу.

Путешествие в СССР и поиск наличных.

Собрав вещи, я стал искать место для ночлега. Был уже девятый час, и все немногочисленные квартиры, сдававшиеся посуточно, были заняты. В городе нашлось четыре гостиницы, но ситуация с ними была следующая: в двух не было мест от слова совсем; третья, судя по отзывам, застряла где-то во временах СССР; а вот четвёртая показалась мне вполне многообещающей.

Я уже потянулся было бронировать номер, когда заметил в описании весьма пикантную деталь: душ и туалет являются общими и находятся на этаже. "Нет уж, спасибо", — подумал я и позвонил в ту самую, "советскую" гостиницу.

Выяснив, что в наличии имеется свободный одноместный номер, а также убедившись, что в нем есть санузел, я на прощание окинул взглядом лодочную станцию, вызвал такси и поехал к месту отдыха.

Гостиница оказалась прямо на центральной площади. Зайдя внутрь, я подошел к стойке регистрации, за которой сидела дежурная. Сообщив, что звонил недавно насчет номера, я передал паспорт и принялся ждать.

— Заполните пока, — сказала моя собеседница, положив передо мной небольшую карточку. Самыми любопытными из многочисленных граф, которые предстояло заполнить, значились "Основание для заселения" и "Цель приезда".

— Что это? — с удивлением спросил я, покрутив диковину в руках.

— Мы живем еще в Советском Союзе, — последовал невозмутимый ответ, — такие у нас порядки.

"Чего только не увидишь в пути", — подумал я и стал вносить информацию.

Закончив, я поинтересовался, могу ли я оплатить проживание картой, но услышал, что в данной гостинице принимают только наличные. Купюры для подобного рода расходов у меня закончились ещё в Нижнем Новгороде, а пятитысячная, которую я достал из неприкосновенного запаса, была отвергнута, ввиду отсутствия сдачи. Пришлось временно покинуть гостиницу и идти к банкомату, находившемуся в десяти минутах пути.

Голодный спринт и долгая ночь.

Сняв деньги, я посмотрел на время и решил зайти поужинать в ближайшее кафе, пока ещё была возможность это сделать. Оказавшись на месте, узнал, что оно скоро закрывается, но можно сделать заказ на вынос. Когда уже расплатился, выяснилось, что еда будет готова только в течение часа. Мысленно поставив ещё одну галочку в списке "самый неудачный день путешествия", я, под урчание живота, направился к гостинице.

Однако даже в такой день нашлось место для небольшого открытия. По дороге я заметил большое, ярко освещённое здание.

Подойдя ближе, я прочитал на вывеске: завод "Потенциал", он же "Systeme Electric". Я приятно удивился: оказывается, продукция, которую я периодически покупаю, производится здесь, в России, совсем недалеко от Казани.

К счастью, гостиница находилась всего в пяти минутах пути от кафе. Дойдя до места, я расплатился и наконец-то заселился в номер.

"Вполне подойдёт для того, чтобы переночевать", — мысленно одобрил я обстановку. И тут был ещё один приятный бонус: оказалось, что я могу жить в номере аж до девяти вечера следующего дня. Это означало, что мне не придётся весь день таскать тяжёлый рюкзак с вещами, как это было почти во всех предыдущих городах. Вот это действительно спасение!

Как только я разложил вещи, мне тут же позвонили из кафе, сообщив, что еда готова. Быстро сходив за ужином, я наконец-то поел, вспомнив, что предыдущий приём пищи был около двенадцати часов назад. После этого принял горячий душ, буквально смывая с себя все трудности этого дня, и рухнул в кровать. Подремав пятнадцать минут, чтобы хоть немного освежить разум, я начал работу с записями, которую закончил только в три утра. На улице уже светало, поэтому я задёрнул шторы и, наконец-то, крепко уснул.

Итоги дня:

• Дождливый старт: Утро началось с сильного ливня, загнавшего меня обратно в палатку.

• Святой источник: Пополнил запасы воды в комплексе с часовнями и купальней.

• Странный "Метеор": Стал свидетелем загадочного манёвра скоростного судна посреди реки.

• Антирекорд скорости: Прошел 15 км за 5 часов, что стало самым медленным переходом за всё путешествие.

• Радужный мост: Впервые увидел, где радуга начинается и заканчивается.

• Неожиданная поломка: Руль каяка отвалился прямо перед Козьмодемьянском.

• "Васюки": Увидел знакомое слово на дамбе, но не сразу вспомнил его значение.

• Бюджетная стоянка: Нашел место для каяка на лодочной станции за 50 рублей.

• Машина времени: Заселился в гостиницу с порядками прямиком из СССР.

• Голодный квест: Смог поужинать только глубокой ночью после череды приключений.

• Родина розеток: Приятно удивился, узнав, что местный завод "Потенциал" производит знакомую мне электронику.

Завтра меня ждет культурный день в Козьмодемьянске! Я наконец-то вспомню, что такое "Васюки", погружусь в мир сатиры и юмора, посетив музей Остапа Бендера, окунусь в быт купцов 19 века и узнаю о загадочных "белянах". А завершится день встречей с загадочным копытным животным на берегу, эпическим ночным квестом и попаданием в настоящий "шторм из мошек", заставивший меня пожалеть о своем "легкомыслии". Об этом и многом другом — в следующем посте!

Ставьте плюсы, подписывайтесь, чтобы не пропустить продолжение, и расскажите, где вы встречали самые необычные правила и порядки! До новых встреч!

Ноги носят, а руки чешутся.
Народная мудрость

Лозунг на стене

В зале васюкинского клуба «Картонажник», где 22 июня 1927 года начал под рукоплескания шахматистов-любителей свою лекцию и сеанс одновременной игры на тридцати досках самозванный гроссмейстер (старший мастер) Остап Бендер, на стене висел лозунг:

«ДЕЛО ПОМОЩИ УТОПАЮЩИМ —
ДЕЛО РУК САМИХ УТОПАЮЩИХ»,

оставшийся, как сообщают повествователи, от прошедшего в городе вечера «Общества спасания (sic!) на водах». Перед лекцией новый гость васюкинцев «поклонился, протянул вперед руки, как бы отвергая не заслуженные им аплодисменты, и взошел на эстраду».

В этой статье мы постараемся показать, из чего и как сделан этот давно уже ставший мемом пародийный лозунг, как он вписывается в знаменитую шахматную главу романа на сюжетном и ассоциативном уровнях, как связан с функцией главного героя и какую символическую тему, пронизывающую, как мы полагаем, всю дилогию Ильфа и Петрова, он выводит на поверхность. Коротко говоря, нас интересует, в чьих руках находится спасение тонущих (а также труждающихся и обремененных) в сатирическом авантюрном романе Ильфа и Петрова.

В своем комментарии к роману Ю. К. Щеглов справедливо отметил, что (а) этот лозунг представлял собой переиначенное изречение Карла Маркса «Освобождение рабочего класса должно быть завоевано самим рабочим классом» (К. Маркс. «Общий устав Международного товарищества рабочих»), (b) что в форме, более близкой к тексту романа, оно встречается у Ленина: «Мы всегда говорили, что освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих» (выступление на IV конф. профсоюзов и фабричнозаводских комитетов Москвы, 1918), — и © что сатирическая пресса эпохи «Двенадцати стульев» неоднократно указывала, что «дело спасения утопающих поставлено из рук вон плохо».

Все это верно, но, кажется, дело тут в более тонкой, более комбинаторной и сюжетно выверенной игре, напоминающей любимое мною в детстве развлечение: из частей двух мудрых, но скучных пословиц составляется одна новая и смешная, причем с неожиданным смыслом-остранением. Например: «семь раз отмерь — кобыле легче» или «баба с возу — скоро состаришься». Или классическое (с несколько иной техникой): «Повадился кувшин по воду ходить. Там ему и... полным быть» (Бомарше, «Женитьба Фигаро»).

Три источника

Начнем с того, что приведенный лозунг-прототип, действительно часто цитировавшийся в 20-е годы, по происхождению не только и даже не столько марксистский, сколько бакунинский, характерный для левого крыла Первого интернационала: «Освобождение рабочих должно быть делом рук самих рабочих». Как поется в «Интернационале»: «Добьемся мы освобожденья / Своею собственной рукой». В революционный период и во время Гражданской войны этот лозунг активно использовали не только социал-демократы разных сект, но и российские и украинские анархисты (особенно активно Нестор Махно).

Большевики же всегда относились к нему с подозрением, ведь он вырывал, так сказать, из рук партии руководство процессом освобождения пролетариата (да, «ни бог, ни царь, и не герой» не спасут пролетариат, но нельзя забывать об авангардной партии). «Резко критикуя буржуазное общество, — писал Ленин, — все синдикалисты считали, что освобождение рабочего класса должно быть делом рук самих рабочих, понимая это положение как независимую от политики экономическую борьбу труда с капиталом. <...> Синдикалисты отрицали роль партии...» А вот известный «Ответ Каутского Троцкому» (1922): «Девиз I и II Интернационалов „освобождение рабочего класса может быть только делом рук самих рабочих“ совершенно отрицается практикой III Интернационала, который весь построен на принципе, что освобождение рабочего класса всего мира может быть только достигнуто посредством диктатуры Центрального Комитета Коммунистической Партии России». В эпоху создания «Двенадцати стульев» прямая демократия трудящихся была тезисом, взятым на вооружение Троцким и левой оппозицией, коих, согласно смелой интерпретации Михаила Одесского и Давида Фельдмана, Ильфу и Петрову было заказано высмеять в сатирическом романе.

Во-вторых, в 1920-е годы появились разные переделки этого лозунга, подгонявшие его под разные нужды: «Охрана труда — дело самих рабочих», «Построение новой школы — дело рук самих учащихся» (1926), «КЗОТ и его проведение в жизнь рабочих — дело рук самих рабочих», «Улучшение быта трудящихся женщин — дело рук самих женщин», «Охрана труда работниц — дело рук самих работниц». Константин Душенко приводит в словаре цитат замечательный лозунг «Борьба с туберкулезом — дело самих трудящихся» (впрочем, для сохранения параллелизма нужно было бы «дело рук самого туберкулеза»). Е. П. Радин в разделе «Физкультура — закаливание организма» из «Основных положений (заповедей) советской физкультуры» писал: «Старый быт был построен на духоте, закрытых окнах, на боязни простуды и сквозняков. Никому в голову не приходило применять по утрам холодные обтирания водою, хотя бы до пояса у ребят и рабочих подростков. Иное положение теперь, когда оздоровление рабочих стало делом рук самих рабочих». Щеглов приводит в качестве примера юмористического использования лозунга призыв: «Купанье трудящихся есть дело самих трудящихся». Иначе говоря, старый лозунг ушел в массы и породил многочисленное догматическое и шутливое потомство.

В-третьих, в начале 1925 года было принято постановление Совнаркома «Об организации дела спасания на водах на территории Союза ССР» (ОСНАВ) и учрежден Центральный комитет спасания на водах при Народном комиссариате путей сообщения, а также комитеты спасания на водах при уполномоченных Народного комиссариата путей сообщения в союзных республиках и местах, где это будет признано необходимым. Чуть позже было принято постановление «освободить от местного налога с плакатов, афиш, рекламы и объявлений», распространяемых обществами спасания «с целью пропаганды идей водоспасания». Также были освобождены от налогов «зрелища и увеселения, устраиваемые добровольными обществами спасания на водах без участия частных предпринимателей, в целях изыскания средств для развития водоспасательного дела». Задачи, стоящие перед обществами спасания на водах, выражались «основным его лозунгом: ни единой жертвы на воде». В осуществление этого лозунга следовало «не только спасать погибающих, но и предупреждать возможные несчастные случаи путем запрещения пользования перевозочными средствами». На шершавом языке советских постановлений деятельность ОСНАВ неизменно называлась «делом спасания утопающих». В «Энциклопедическом словаре по физкультуре» (под ред. Н. Семашко) 1928 года читаем: «Дело спасания утопающих... зависит от постановки дела обучения искусству спасания и приведения в чувство утопающих. Ежегодно в СССР тонет около 10 000 человек...» и т. д. (все эти сентенции очень похожи на «катехизисные» тавтологии Сталина и Ко).

Дело спасания

Что же делают Ильф и Петров? Они соединяют официальный бюрократический зачин директив 1920-х годов «дело спасания утопающих» [Интересно, что в народном сознании мем из «Двенадцати стульев» трансформировался в «дело спасения....»] со старым лозунгом с троцкистско-анархистской аурой, уже опробованным в качестве производительной модели (шаблона) в разных политических и социальных контекстах («дело рук самих» + объекты, становящиеся субъектами помощи).

Замену слова «спасания» на «помощи» в лозунге можно объяснить стремлением избежать повтора (лозунг идет сразу после упоминания «Общества спасания на водах»), но, скорее всего, перед нами рефлекс еще одного спасательного дела, которым занималась советская власть в самом начале 20-х годов, — «дело помощи голодающим», организованное Комиссией помощи голодающим. Резолюции правительства требовали «втягивания в дело помощи голодающим самих крестьян и рабочих», чтобы не допустить сосредоточения этой помощи во враждебных руках западных помощников (ср. один из лозунгов периода продразверстки: «Прокормление рабочего класса есть дело рук самих рабочих»).

В итоге Ильфу и Петрову удается достичь смешного эквиметрического (в каждой половинке их лозунга по десять слогов) и ритмико-фонетического эффекта, эстетизирующего сухой и неуклюжий свистяще-шипящий бюрократический слоган: рифмоидные переклички «помощи — утопающим», аллюзия на набившую оскомину гражданскую поэзию Некрасова с дактилическими субстантивированными прилагательными в конце стихов: «От ликующих, праздно болтающих, / Обагряющих руки в крови / Уведи меня в стан погибающих / За великое дело любви!»

Комизм такой творческой комбинации (по меткому определению Щеглова, соавторы обладали «даром бравурного скрещения слов») заключается не только в пародировании «левого» лозунга, провозглашающего собственную историческую агентность масс (на самом деле руководимых и направляемых партийной верхушкой), но и в том, что общее государственное дело передается в прямом смысле слова в руки индивидуальных жертв и громко звучащая политическая фраза означает не что иное, как старый крик «спасайся, кто может!». Иначе говоря, «власти», призывая тонущих лучше работать руками, сами умывают руки. Подобные пародийные эксперименты с лозунгами особенно характерны для периодов перепроизводства официальных пропагандистских кричалок (говорят, что в косьмодемьянском Институте изящных искусств имени профессора Конорвалова недавно развевался плакат с надписью «Спасибо дедам за рай искусствоведам!»)

Формула героя

Наконец, лозунг на стене в шахматной секции Васюков представляет собой предупреждение и предсказание, адресованные не столько васюкинцам, которые, по замечанию Щеглова, вскоре «окажутся в положении утопающих и должны будут спасаться собственными силами», сколько самому герою, задумавшему весьма рискованное предприятие (жульнический шахматный сеанс), закончившееся, как мы знаем, чудесным спасением из безнадежной, казалось бы, ситуации и погружением преследователей героя во главе с одноглазым Полифемом в воду (последние, напомним, вначале кидали в беглецов камнями с берега — очевидная аллюзия на приключение Одиссея, отмеченная Щегловым). То есть Остап по-своему реализовал поучительный лозунг, по сути дела (если заменить множественное число на единственное) являющийся идеальной формулой авантюрного героя в пикарескном романе. (Этой способностью взять судьбу в свои руки Бендер отличается от своего неавантюристичного компаньона: «— Никогда, — принялся вдруг чревовещать Ипполит Матвеевич, — никогда Воробьянинов не протягивал руки. — Так протянете ноги, старый дуралей! — закричал Остап»).

«Плутовской роман — писал Виктор Шкловский, — система неприкрашенного показа действительности с точки зрения плута. Эта система часто обходится без моральной оценки поступков героя: поступки объяснены его желанием выжить». Отсюда, как мы полагаем, и особый смысловой акцент на руках плута, в которых заключается дело его спасения.

Обратим внимание в этой связи на финальный монолог торжествующего Бендера, описавшего вокруг потерпевших крушение преследователей круг:

«— Вы же понимаете, васюкинские индивидуумы, что я мог бы вас поодиночке утопить, но я дарую вам жизнь. Живите, граждане! Только, ради создателя, не играйте в шахматы! Вы же просто не умеете играть! Эх вы, пижоны, пижоны... Едем, Ипполит Матвеевич, дальше. Прощайте, одноглазые любители! Боюсь, что Васюки центром мироздания не станут. Я не думаю, чтобы мастера шахмат приехали к таким дуракам, как вы, даже если бы я их об этом просил. Прощайте, любители сильных шахматных ощущений! Да здравствует „Клуб четырех коней“!»

Ю. К. Щеглов остроумно связал этот монолог с насмешкой и предостережением неудачливому преследователю Одиссея:

«Слушай, циклоп беспощадный, вперед беззащитных гостей ты
В гроте глубоком своем не губи и не ешь; святотатным
Делом всегда на себя навлекаем мы верную гибель...
Я продолжал раздражать оскорбительной речью циклопа...»

Добавим, что в контексте с лозунгом о спасании утопающих слово «делом» здесь звучит особенно забавно и двусмысленно. Также заметим, что издевательское обращение Остапа к васюкинским любителям «пижоны» едва ли имеет какое-либо отношение к шахматам, как утверждал в своем комментарии к комментариям Щеглова Вентцель («пижон» на языке шахматистов якобы имеет специфическое значение «плохой игрок в шахматы, обладающий, однако, глупостью, самоуверенностью и апломбом»; «пижонский ход» — это «ход плохого игрока и невежды» (Вентцель, с. 155–157). Полагаем, что это значение слово приобрело уже после «Двенадцати стульев», а в эпоху жулика Остапа оно означало на языке клиентов уголовного розыска «жертву афериста»: «Пижон — жертва шулера. Пижон крепкий — жертва, не бывавшая еще в переделке у шулеров. Пижон порченый — жертва, бывавшая уже в переделке у шулеров. Пижон рваный — то же, что и пижон порченый». Иначе говоря, аферист Остап заслуженно называет своих облопошенных противников крепкими, то есть непугаными, идиотами.

Шахматный миллениум

Стоит также заметить, что тема спасения гибнущих пронизывает всю главу о васюкинском турнире. Выброшенные с артистического «ковчега» (он же пароход «Скрябин») новые Робинзон и Пятница оказываются в маленьком приволжском заштатном городишке. Остап немедленно обращается к решению «неразрешимой задачи» по выколачиванию из местного населения денег, «соображая и комбинируя», и к часу ночи подготавливает «великолепный план». Накануне сеанса в «Картонажнике» он наносит визит в васюкинскую шахсекцию, помещавшуюся почему-то «в коридоре управления коннозаводством». На стенах этой комнаты он замечает фотографии беговых лошадей (предвосхищение эффектного названия шахсекции, предложенного «гроссмейстером», голодным «до такой степени, что он охотно бы съел шахматного коня»).

Последующий монолог Остапа о великом будущем Васюков и всего мира представляет собой своеобразный гипнотический сеанс, погружающий одноглазого председателя секции и его соратников в состояние исступления: «Гнилые стены коннозаводского гнезда рухнули, и вместо них в голубое небо ушел стеклянный тридцатитрехэтажный дворец шахматной мысли». Сам одноглазый преображается в шахматное светило, с достоинством беседующее по-английски (!) с чемпионом мира Хозе-Раулем Капабланкой-и-Грауперой. Беседа прерывается прилетом доктора Григорьева (никакого не доктора, а знакомца Ильфа и Петрова, шахматного мастера и популярного обозревателя Н. Д. Григорьева (1895–1938), который вел «Шахматную страницу» в «Тридцати днях» и регулярно выступал с лекциями и сеансами в Москве, а также с шахматными гастролями по провинции [22 июня 1927 года (день сеанса Остапа в «Двенадцати стульях») «Известия» сообщали, что Н. Д. Григорьев выступил в Зарайске с лекцией и сеансом, закончившимся со счетом +14; - 1.]).

«По мановению руки одноглазого» к аэроплану мнимого доктора подается мраморная лестница. Он сбегает по ней, «приветственно размахивая новой шляпой и комментируя на ходу возможную ошибку Капабланки в предстоящем матче с Алехиным». Затем васюкинским любителям является «великий философ-шахматист, старичина Ласкер» в зеленых носочках, спустившийся со своим чемоданчиком на большом изумрудном парашюте. Одноглазому удается примирить двух вечных конкурентов. И тут, когда энтузиазм васюкинцев, как сообщают повествователи, дошел до апогея, в первой печатной версии романа в «Тридцати днях» одноглазому является плывущий над городом яйцевидный оранжевый дирижабль, в котором сидят маэстро с гоголевской фамилией Дуз-Хотимирский (то есть еще один советский шахматист и шахматный обозреватель «Гудка» Федор Иванович Дуз-Хотимирский (1881–1965)) и загадочный маэстро Перекатов, о котором речь пойдет в следующей заметке.

Два с половиной миллиона гостей в одном воодушевленном порыве поют гимн «Чудесен шахматный закон и непреложен...», на котором у нас нет времени останавливаться (заметим только, что он пронизан терминологией из знаменитой книги доктора Савелия Тартаковера «Сверхсовременная шахматная партия» [пространство, масса, время, сила, фантазия], цитата из которой есть в лекции Остапа (‘Quasi una fantasia’), и подозрительно напоминает известный советский «Марш авиаторов»). В это время экспрессы подкатывают к двенадцати васюкинским вокзалам, высаживая все новые и новые толпы шахматных любителей.

Наконец (мы не забыли о том, что говорим о теме спасения) к одноглазому председателю «Клуба четырех коней» подбегает скороход, сообщающий о смятении на сверхмощной радиостанции:

«Требуется ваша помощь.

<...> — Сигналы о бедствии! Сигналы о бедствии!

<...> — Уау! Уау, уау! — неслись отчаянные крики в эфире. — SOS! SOS! SOS! Спасите наши души!

— Кто ты, умоляющий о спасении? — сурово крикнул в эфир одноглазый.

— Я молодой мексиканец! — сообщили воздушные волны. — Спасите мою душу!

— Что вы имеете к шахматному клубу четырех коней?

— Нижайшая просьба!..

— А в чем дело?

— Я молодой мексиканец Торре! Я только что выписался из сумасшедшего дома. Пустите меня на турнир! Пустите меня!

— Ах! Мне так некогда! — ответил одноглазый.

— SOS! SOS! SOS! — заверещал эфир.

— Ну хорошо! Прилетайте уже!

— У меня нет де-е-нег! — донеслось с берегов Мексиканского залива.

— Ох! Уж эти мне молодые шахматисты! — вздохнул одноглазый. — Пошлите за ним уже мотовоздушную дрезину. Пусть едет!»

Комментаторы романа никак не разъясняют этот эпизод, впоследствии удаленный из текста авторами. Между тем речь в нем идет о еще одном знаменитом шахматисте, молодом мексиканце Карлосе Торре (1905–1978), который после турнира в Чикаго в 1924 году попал в психиатрическую больницу и был, по словам Ласкера, «потерян для шахмат». Летом 1927 года он, как сообщалось в «Гудке», «выздоровел и скоро предполагает выступить на международных турнирах». В приведенной фантазии распорядитель грандиозного васюкинского турнира спасает мексиканского гроссмейстера и дает ему денег на дорогу. (На самом деле история этого выдающегося шахматиста печальна: он «с треском проиграл мастеру Эдуарду Ласкеру и занял лишь третье место, в результате чего попал в больницу с нервным срывом. Друзья и болельщики надеялись, что это временное обстоятельство, а после лечения мексиканский маэстро вернется в строй, но их чаяния были напрасными. Один из лучших игроков мира устроился аптекарем на крайне низкий оклад, периодически вновь становился клиентом психиатрической клиники».)

Весь этот полет восторженного воображения, вызванный монологом Остапа, завершается неожиданным образом, подчеркивающим, как мы полагаем, что именно пародируется Ильфом и Петровым в главе о васюкинском видении:

«Уже небо запылало от светящихся реклам, когда по улицам города провели белую лошадь. Это была единственная лошадь, уцелевшая после механизации васюкинского транспорта. Особым постановлением она была переименована в коня, хотя и считалась всю жизнь кобылой. Почитатели шахмат приветствовали ее, размахивая пальмовыми ветвями и шахматными досками...»

Разверзшиеся стены, новый город с мраморными дворцами, новая земля и новые небеса с огненными светилами, осанна, которую поют чудесному и непреложному шахматному закону два с половиной миллиона избранников, примирение непримиримых противников, спасение душевнобольного, четыре коня и, наконец, образ белой лошади, приветствуемой пальмовыми ветвями (и досками), — все это кощунственно-веселое смешение образов из известного источника (отголосок антирелигиозных действ конца 1910 — начала 1920-х годов) сливается в единое видение — шахматный апокалипсис-миллениум, явление в шахматный Иерусалим мессии, предтечей которого (а может быть, и самим спасителем) является «гроссмейстер (старший мастер)» О. Бендер: миллионы шахматистов будут ходить в его свете, короли шахмат принесут в него свою славу, а ночи там не будет (заметим в качестве историко-литературного бэкграунда, что подобную роль и в той же апокалиптической стилистике пытался сыграть и Иван Бабичев в «Зависти»).

Разумеется, все это только видение, только коллективный сеанс гипноза, выражающий, однако, скрытую романтическую мечту Остапа, действительно обидевшегося на неблагодарных васюкинцев, которые изгнали своего пророка: «Прощайте, одноглазые любители! Боюсь, что Васюки центром мироздания не станут» и т. д.

Надо сказать, что тема Христа в дилогии об Остапе Бендере уже обращала на себя внимание исследователей и внимательных читателей [Относительно недавно священник Яков Кротов назвал свой пост в Живом Журнале (25 апреля 2010 г.) «Остап Бендер как образ Христа»]. Щеглов отмечал многочисленные отсылки к образу Спасителя в «Золотом теленке» (где рядом с ним изображены его спутники-ученики). Примечательно, что в седьмой главе этого романа Остап вновь использует мотив триумфального въезда в Иерусалим Иисуса, приветствуемого множеством народа с пальмовыми ветвями: «...хватит с нас триумфов; пальмовых ветвей и бесплатных обедов на постном масле». Здесь же упоминается висящая в гостиничном номере Остапа гравюра с картины художника Александра Иванова «Явление Христа народу». В семнадцатой главе романа Остап вспоминает, что в прошлом «сам творил чудеса», и «не далее как четыре года назад» (то есть в период «Двенадцати стульев») ему «пришлось в одном городишке несколько дней пробыть Иисусом Христом», и он «даже накормил пятью хлебами несколько тысяч верующих», хотя и была давка. «Мне тридцать три года... — признается Остап Зосе в тридцать пятой главе. — Возраст Иисуса Христа. А что я сделал до сих пор? Учения я не создал, учеников разбазарил, Паниковского не воскресил, и только вы...»* Щеглов также указывает на то, что в обоих романах Бендер часто выполняет функцию помощника и спасителя слабых и униженных (инженера Щукина, Козлевича, Паниковского и др.). Наконец, само появление Остапа в «Золотом теленке» воспринималось соавторами как воскресение убитого в конце «Двенадцати стульев» героя.

Данная в комическом плане тема Спасителя, как мы видели, присутствует и в васюкинском видении в первом романе Ильфа и Петрова. Добавим, что чудесное спасение Остапа и Кисы также отсылает читателя к одному из чудес Иисуса: «И когда вошел Он в лодку, за Ним последовали ученики Его. И вот, сделалось великое волнение на море, так что лодка покрывалась волнами; а Он спал. Тогда ученики Его, подойдя к Нему, разбудили Его и сказали: Господи! спаси нас, погибаем. И говорит им: что вы так боязливы, маловерные? Потом, встав, запретил ветрам и морю, и сделалась великая тишина» (Мф, 8:23-27).

«Прощай ты, родина родная»

Вернемся на сушу. Шахматная глава, рассказывающая о триумфе Остапа, представляет собой и предвестие крушения авантюрного самозванца-спасителя. Выловленный «гроссмейстером» из Волги испорченный стул, сброшенный со «Скрябина», напоминает ему собственную бесприютную жизнь: «Мы тоже плывем по течению. Нас топят, мы выплываем, хотя, кажется, никого этим не радуем. <...> Если бы вчера шахматным любителям удалось нас утопить, от нас остался бы только один протокол осмотра трупов». О гипотетическом патологоанатомическом описании трупа Воробьянинова мы будем говорить в другой заметке, а сейчас процитируем то, что написали бы, в воображении Бендера, сотрудники милиции о трупе самого командора:

«Обо мне написали бы так: „Труп второй принадлежит мужчине двадцати семи лет. Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка. Голова его с высоким лбом, обрамленным иссиня-черными кудрями, обращена к солнцу. Его изящные ноги, сорок второй номер ботинок, направлены к северному сиянию. Тело облачено в незапятнанные белые одежды, на груди золотая арфа с инкрустацией из перламутра и ноты романса „Прощай, ты, Новая Деревня“. Покойный юноша занимался выжиганием по дереву, что видно из обнаруженного в кармане фрака (очевидно, белого! — В. Щ.) удостоверения, выданного 23/VIII-24 г. кустарной артелью „Пегас и Парнас“ за № 86/1562» [В 1926 году некий М. Бендер опубликовал статью «О технических коэффициентах в деревообрабатывающей промышленности» в журнале «Лесное хозяйство, Лесопромышленность и Топливо» (Л., 1926. №5-6)]. И меня похоронят, Киса, пышно, с оркестром, с речами, и на памятнике моем будет высечено: „Здесь лежит известный теплотехник и истребитель Остап-Сулейман-Берта-Мария Бендер-бей, отец которого был турецко-подданный и умер, не оставив сыну своему Остап-Сулейману ни малейшего наследства. Мать покойного была графиней и жила нетрудовыми доходами“».

Заметим, что вытатуированные на груди Остапа, облаченного в белые одежды (непризнанного) спасителя (Откр. 3:5), ноты популярного романса Тамары Церетели были опубликованы в 1925 году («Прощай, ты новая деревня. Ноты: для голоса в сопровождении фортепиано. Зап. Б. А. Прозоровского». М.: Изд. автора, 1925).

Приведем слова этого автореквиема Остапа-Сулеймана-Берта-Марии (давно, судя по татуировке, замыслившего побег в обитель, далекую от страны большевиков):

Прощай, ты, новая деревня,
Прощай, цыганская семья
Прощай, прощай, подруга дорогая
Бог знает как, возвращусь ли я.

Прощай, прощай, подруга дорогая
Бог знает как, возвращусь ли я.
Ты встретишь новое семейство,
Забудешь бедного меня.

Прощай, ты, Родина родная,
Прощай, ты, старая Москва.
Быть может, мне уж больше не услышать
В родном Кремле колокола.

В конце романа компаньон Воробьянинов, устранив конкурента с помощью бритвы, отправляется в клуб на Каланчевской площади за последним стулом и находит его под портретом доктора Эммануила Ласкера в шахматной комнате. Бриллианты мадам Петуховой стали достоянием пролетариата, перевоплотились в детские ясли, планерную мастерскую, шахматный клуб и бильярдную. Сокровище, дидактически заключают авторы, осталось: его можно было потрогать руками. Обострим игру: Остап утонул в своей крови, а его мечта попала в руки трудящихся.

Показательно, что в финале второго романа о похождениях Бендера вновь всплывает тема ОСНАВа. Миллионер Остап переходит границу СССР в супершубе «с шиншилловыми карманами, которые были набиты медалями за спасение утопающих» (разумеется, купленными дореволюционными — вплоть до 1957 года такой награды в СССР не было [в рассказе Михаила Зощенко «Медаль» молодой человек не торопится спасать утопающего, потому что медали за этот поступок теперь не дают]) и другими «бранзулетками». Румынские пограничники останавливают перебежчика, грабят и избивают его. Он пытается отстоять свои сокровища и некоторое время бьется с врагами на коленях, «меча в них медалями за спасение утопающих». Хотя последние не спасают его от ограбления, они подтверждают справедливость основного лозунга: не смог спастись — не выполнил задачу.

Впрочем, Остап, хоть и потерял все, кроме ордена Золотого руна, сам не утонул: «Он запрыгал по раздвигающимся льдинам, изо всех сил торопясь в страну, с которой так высокомерно прощался час тому назад. Туман поднимался важно и медлительно, открывая голую плавню. Через десять минут на советский берег вышел странный человек без шапки и в одном сапоге». И так и хочется оптимистически закончить: и в дальний лес, и в дальний лес отправился пешком...

Кода воды

В заключении заметим, что интересно было бы (если это еще не сделано, конечно) рассмотреть тему «Остап на водах», представленную в обоих романах одесситов Ильфа и Петрова:

• плавание на «тиражном» ковчеге дураков и марионеток-артистов из театра Колумба (sic!) по Волге;

• мечта о безалаберной жизни на берегу теплого океана, то есть пляжах портового города Рио-да-Жанейро, отголосок которой слышится даже в «одесской» фантазии о Нью-Васюках («мраморные лестницы ниспадали в синюю Волгу. На реке стояли океанские пароходы»);

• допросы геркулесовцев в открытом море в Черноморске (выведение жуликом коррупционеров на чистую воду);

• финальный переход через Рубикон-Неман, то есть приднестровские плавни.

Ю. К. Щеглов заметил, что «в известных пределах к роману Ильфа и Петрова применима сказочно-мифологическая модель вселенной, состоящей из дискретных кусков („островов“, „городов“, „царств“), разделенных пространствами с пониженной социальной и географической определенностью». В этой модели Васюки «представляют собой типичный остров на пути мореплавателей». Мы полагаем, что васюкинский эпизод не столько отдельная станция (пристань) на пути героя, сколько своеобразная кода романа, раскрывающая плутовскую функцию героя-самозванца и предсказывающая новые приключения и финал. Остап — не просто авантюрный персонаж, живучая щепка в океане, но герой, умеющий плавать (в отличие, скажем, от демонического странника-аристократа Печорина), рассекая волны, как в сцене погони за Скумбриевичем (говорящая фамилия): «Великий комбинатор поплыл на боку, раздвигая воды медным плечом и держа курс на северо-северо-восток, где маячил перламутровый живот Егора Скумбриевича». Вспомним также характерное сравнение Остапа с владыкой морским: «В море, как видно, происходило тяжелое объяснение. Остап кричал, как морской царь».

В целом вода в романе, написанном в период активного строительства каналов, развития торгового и военного флота и морских странствий советских героев-путешественников, предстает как дразнящая воображение барочная стихия жизни, совсем не похожая ни на загаженный обывателями черноморский пляж, ни на провинциальные прибрежные городки, ни на средоточие всех рек и каналов Москву с ее океаном стульев и идиотов. Кстати, эту водную поэзию очень хорошо почувствовал Юлий Ким в главной (роскошной, по его словам) песне Остапа в ритме аргентинского танго, написанной для весьма среднего кинофильма:

Пусть бесится ветер жестокий
В тумане житейских морей.
Белеет мой парус, такой одинокий,
На фоне стальных кораблей.

Источник: https://gorky.media/context/ostap-i-osnav/

По словам местных, он каждое утро плавает так,а вечером возвращается. Я им был обнюхан, была подсунута голова для поглаживания, но от попытки облизывания пришлось отказаться. Удивительно  позитивный товарищ.

Вышел он первым. Сидит на аппарели.