Лидия никогда не любила раннее утро. Но оно было неотъемлемой частью её жизни. Уже четвертый десяток лет просыпается первой: тускло сереют обои, часы тикают тревожно, кот трётся о ноги, требуя миску, а впереди — ни минуты покоя.
В понедельник её день начинается с бесконечного:
Поставить чайник, налить мужчинам компот (ведь вчера закончился, но никто пальцем не пошевелил), убрать гору кружек с вечера, сварить кашу («Сын любит послаще, муж — чтоб погуще, себе как-нибудь..."), разложить по тарелкам бутерброды, выдать по яблоку, проверить — не забыл ли Петя зарядку.
Вымыть кастрюлю, бросить бельё в машинку, протереть плиту от молочного следа.
— Мам, носки где?
— Лида, соль закончилась...
— А что на обед, ты чего ещё не поставила вариться?
Петя, взрослый мужчина, двадцать лет не ребёнок, а будто всё тот же первоклассник — ищет глазами мать, рюкзак не может найти без подсказок.
Муж, человек хороший, после завтрака сразу — к телевизору: «Я новости посмотрю».
А Лидия бегает по кругу: чайник — посуда — заправить кровати. Кто-то носки бросил посреди комнаты. Кто-то не выключил свет в ванной.
Днём — магазин (список длинный, всё на руках донести), по дороге — аптека, вернётся — разделывать мясо, курица на ужин: «Муж любит, чтобы мягкая была». Пока мясо томится, метнётся на балкон, антресоли разобрать, старые книги выбросить. На обед каждому своё: кому суп, кому омлет, кому макароны разогреть — муж любит только «вчерашние, не свежие».
К вечеру пусто внутри и ломит спину. На ужин старается — салатик, кабачковый пирог, всё красиво... Но вместо благодарности:
— Опять пересолила, — морщится муж.
— Мам, зачем грибы, я же говорил — не хочу! — ворчит сын.
Лидия ничего не отвечает. Просто смахивает крошки, потирает виски и мысленно считает, что осталось: пол в прихожей грязный, кота кормить, цветы на окне политы не вовремя. Захочешь пожаловаться — внутренний голос сразу: «Что ты ноешь? У всех так же. Радоваться надо».
Вторник ничем не отличается.
— Мам, ключи мои не видела?
— Лида, ты не купила кефир!
— А что на ужин сегодня есть будем?
Её забот никто не замечает. Говоришь — слушают для вида. Самый тяжёлый момент — вечер: семья по комнатам, а ты — призрак на кухне: собирать, мыть, убирать. Вот бы лечь с книгой, закрыться, просто молчать... Но снова замечаешь капли на кране, выключаешь свет в ванной, стелешь чистые простыни.
На кухне под банкой с огурцами валяется старая открытка:
«Мастер-класс по живописи для дам, мечтающих вспомнить себя».
Открытка от подруги Вали.
Лидия не раз держала её — гладила пальцами золотую кайму, читала расписание, смотрела на картинки и думала: кому я там нужна, чего я там забыла…
Среда — день глажки.
Десятки рубашек, футболки сына, ночная сорочка мужа, полотенца на кухню. Руки болят, плечи ноют. В обед по расписанию — срочно в магазин за курицей («Без супа мужчина голодный»), встретит Веру:
— Лидка, ну когда ж мы с тобой-то в кино выберемся?
— Там уж не до кино мне…
Но разве признаешься, что за неделю не вспомнила, как выглядит без фартука?
В эти дни многое стало невыносимым. Ощущение: не живёшь, а покорно смотришь из чужой жизни. После ужинов, когда все разошлись по комнатам, Лидия встаёт у зеркала — видит усталые глаза и вдруг ловит тоскливую мысль: «Где я?»
Четверг.
— Ма, где мой завтрак?
— Лид, лук закончился!
— Лида, я носки не могу найти…
Кажется, внутри всё дрогнуло. Не злость, не обида — усталость последняя, как комок в горле.
Лидия, стоя у плиты, вдруг решает: если сейчас не сделать шаг — задохнётся навсегда. Она вытирает руки, достаёт открытку, находит в ящике гуашь,старый платок и, даже сама себе не веря, складывает это в сумку.
— Ты куда собралась?! — муж с газетами из коридора.
— На мастер-класс… Для себя, — немного дрожащим, но твёрдым голосом.
— А кто нам готовить будет?
— Приготовите сами.
И эта простая, почти дерзкая фраза вдруг становится первым вдохом свободы.
***
Она идёт по лестнице, и всё кажется другим — двор, магазин, даже небо над домом. Не спешит, не беготня, не «надо успеть», а всё, будто впервые, только для неё.
В клубе — запах гуаши, женская суета, чужие разговоры:
— Ой, да у меня с мольбертом с первого раза не получится!
— А я кисточку забыла…
Лидия постеснялась снимать пальто, но Валя сразу увидала:
— Ну! Вот правильно!
Мастерица с косой бодро:
— Кому когда последний раз разрешали делать что-то для себя?
Смех, вздохи, оттепель.
Хотя руки тряслись, Лидия смочила лист краской. Первое получилось — как в детском саду, но на душе вдруг стало легче.
— Пробуйте, не бойтесь! — подбадривали женщины друг друга.
В перерыве Валя шепчет:
— Дома-то как?
— А пусть дом теперь сам… Я заслужила.
Выйдя из клуба, Лидия не спешила домой. Страшновато — вдруг всё развалится? Никто ведь ничему не научен. Но на пороге её встретила совсем другая атмосфера.
На кухне царил творческий хаос:
Петя, измазанный мукой, краснеет над тарелкой с каким-то омлетом; муж с рассолом в руке изучает котлеты; соседка Настя — в фартуке, командует:
— Не режь так морковку! Да вы хотя бы лук пожарьте…
— Мам! Мы тут, ну… стараемся, — сын виновато и гордо.
— Приготовили сюрприз! — муж больше не выглядит командиром.
В этот вечер Лидия садится не у плиты, а за стол. Омлет, конечно, странный. Кот не ест, а семья — хохочет.
— Молодцы, — улыбается Лидия. — Это и называется — любовь.
***
Новые дни идут по-новому.
Лидия теперь не выбегает первой на кухню — муж с сыном пробуют овладеть бытом. Где-то не получается, где-то смешно, но все честно стараются.
Петя однажды стирает носки с курткой отца — выходит синяя полоса. Муж берёт кулинарную книгу. На ужин вместо супа — огуречный рассол, кот томно рыдает под столом.
В доме появляется нерабочая лампочка, разлитое молоко, пакетикам чая не видно дна — раньше Лидия всё сразу убирала, теперь только смотрит сверху вниз:
«Научатся. Главное, не вмешиваться».
Настя приносит журналы и вкусности:
— Теперь учись, Личка, отдыхать. По-человечески!
Лидия впервые за годы садится в кресло, открывает старый блокнот, пишет стихи:
Не разбудить моё утро криком, Пусть за меня закипает плита...
По вечерам у них «Совет семьи»: кто что веселого приготовил, кто где дров наломал. Такого раньше не было!
Всё чаще на душе у Лидии просыпается радость: «Вот оно, настоящее счастье — когда можешь взять кусочек жизни для себя».
Сын спрашивает:
— Мам, а ты когда-нибудь мечтала всё бросить?
— Мечтала иногда.
— А почему не сделала?
— Жалко вас было... и себя тоже.
Теперь она встаёт — не чтобы сразу за дела, а чтобы спросить себя: «Как я сегодня себя чувствую?».
Смотрит утром на облака за окном, вечером тасует краски, потихоньку возвращается к себе настоящей.
Бывают и промахи — Петя чуть не поджигает гречку, муж засыпает вместо сахара соль… Но теперь не ругают друг друга. Всё становится проще, светлее.
Наступает день большого арт-марафона. Женщины двора всей гурьбой идут на выставку. Лидия в новом шарфе, с любимым платком в сумке идёт не как просительница, а целеустремлённая женщина. На мастер-классе всё даётся не сразу, но ведь главное — не идеально, а счастливо.
В тот день семья приходит посмотреть на её работу. Муж жмёт плечо:
— Я тобой горжусь.
Петя вдруг серьёзно:
— Мама, у тебя талант!
В этот момент внутри будто растворяются все старые обиды, недосказанность, привычка делать для других в ущерб себе.
Вечерний стол: пирог непонятной формы, суп почему-то острый — и всё это съедается со смехом. Лидия впервые за долгое время поднимает тост:
— За то, чтобы у каждой женщины хватало смелости быть собой.
Петя смеётся:
— Мам, можешь брать «выходной» хоть каждую неделю!
Муж тянется к уху, шепчет:
— Теперь и я что-то умею...
Лидия улыбается. В этот вечер, когда за окном дрожит фонарь, а в ладонях греется новая картина, она ощущает:
«Вот оно, простое счастье — быть собой, быть любимой, быть женщиной, которой возвращают любовь обратно».
Источник: https://dzen.ru/a/aEcYJqO0HCVqIYR7
