Поезд «Москва — Мурманск». Классика жанра: стук колес, чай в подстаканниках и запах вареных яиц. В одном купе двое: на нижней полке батюшка, отец Петр (виду благодушного, комплекции медвежьей), напротив — Олег Викторович, 55 лет, доктор наук, нейробиолог. Взгляд тяжелый, как учебник по квантовой физике.
Профессор сразу обозначил границы: «Я тут науку двигаю, нейропластичность изучаю, а вы, святой отец, своими яйцами и молитвами мне вай-фай перебиваете». Ну, не вслух, конечно, но лицо говорило красноречивее.
Батюшка не обиделся, пряником угостил. Но Олега Викторовича уже понесло. Включился режим «атеист-победитель».
— Вот скажите честно, — поправил очки профессор, — не чувствуете, что ваша профессия устарела? Как алхимия или лапти? Я мозг скальпелем режу, зоны Брока вижу. Повредил кусок мяса — и нет личности. Где там ваша душа? Огрызок нейросети? Нету яё.
Отец Петр пряник дожевал и спокойно так спрашивает:
— Допустим. — Если я кинескоп разобью, диктор замолчит. Значит ли это, что диктор умер? Или что он внутри ящика сидел? Мозг — это антенна, Олег. А душа — сигнал. Вы чините приемник, честь вам и хвала. Но не путайте скрипку со скрипачом.
Профессор поперхнулся. Аргумент про географию веры («родились бы в Иране — читали бы Коран») тоже не зашел. Поп парировал, что Бог один, просто витражи разные.
И тут Олега прорвало. Сарказм слетел, осталась голая злость.
— Если ваш Бог такой архитектор, то почему он двоечник? Эволюция стоит на горах трупов. Дети в онкоцентрах — тоже часть «гениального замысла»? Где он был, когда…
— У меня сын умер. Тромб. 20 лет. Гитарист, умница. Я, доктор наук, выл в реанимации. Просил Бога: «Забери меня!». А в ответ — писк приборов. Биология. Химия. Конец. И вы хотите, чтобы я верил в Доброго Пастыря? Если Он мог спасти и не спас — Он зло. А если не мог — Он слаб. А честнее всего — Его нет. Просто статистика.
В купе повисла тишина, хоть ножом режь. Батюшка пересел к нему. Без цитат из Писания, просто руку на плечо положил.
— Атеизм — это честность отчаяния, Олег. Но подумайте. Если это просто статистика и химия, то вашей любви к сыну не существует. Это просто гормональный сбой, инстинкт. Но ведь вы любите его сейчас?
— Вот вам и доказательство. Любовь — это факт. Тоска — факт. Если бы мы были биороботами, мы бы не тосковали по Небу. Вы не доказательств ищете. Вы ищете гарантию, что встретите сына. Я не страховой агент, но я знаю: смерть — это не стена, а дверь. И Андрей сейчас живее нас с вами.
Профессор молчал до утра. Крыть было нечем. Потому что логику можно победить логикой, а боль лечится только надеждой.
Утром на перроне Олег смотрел на фото сына в телефоне.
«Привет, — шепнул он экрану. — Ехал тут с одним попом… Спорили. Ты бы посмеялся».
А потом заплакал весь состав вагона, который слышал их речи...
Мой телеграмм канал, посвящённый мракобесию, лженаукам и пр. - Дмитрий Джулиус
