Утро начиналось с кота.
Бесповоротно выспавшийся кот загнал все восемь мячей в лузы и выиграл эту партию у себя самого. Больше ему делать было совершенно нечего, кроме как будить меня. Войдя в самый несчастный образ – сирота казанская (котиная), путём многократных жалостливых мявов он, наконец, меня разбудил.
И я обнаружила, что у меня сегодня выходной.
День, когда никуда не надо: ни на работу, ни на её поиски.
Первый за полгода.
И я решила пойти в лес, на Уделку. Просто, но можно за грибами.
Вдруг на Уделке водятся грибы?
Выйдя из дома я стала искать: о чем бы побеспокоиться? (Это у меня такое хобби – беспокоиться, но – нужен повод.)
Работа – есть, деньги – будут, мужа, к счастью, нет. Алиса?
После двух месяцев работы промоутером в атмосфере Невского проспекта моя дочь стала воспринимать мир исходя из двух постулатов: «Добро должно быть с кулаками» и «Не суйте мне палец – оттяпаю руку».
Оставался кот.
Милое, несчастное животное!
Не провожая хозяйку в выходной (ниже его достоинства) кот спал на окне. Напутственное подёргивание левым ухом означало:
- Вали! И – побыстрее.
Состояние здоровья кота полностью удовлетворяло параметрам выхода в открытый космос. Аппетиту и сну кота мы завидовали коллективно.
Но, осень, серое небо и грозди рябин во дворе настойчиво требовали творческой печали.
«А что будет, когда кот помрёт?» - родилась у меня лирическо-печальная мысль, - «Куда мы денем тело?».
И – понеслось.
Повод для беспокойства был найден!
Воображение быстро нарисовало девятикилограмовую тушку в гробу с венком у изголовья и ленточкой «Помним, любим, скорбим. Мама и Алиса».
«А гроб то куда?» - дальше неслись мысли.
Соседка, Светлана Николаевна, кремировала усопшего Масика за зверские три тысячи. И фирма-крематор вернула Масика, пятнадцати лет и двенадцати килограмм, в виде трогательной черной коробочки с золотыми лапками на крышке. Так, в серванте у Светланы Николаевны появился колумбарий.
Ужас!
Думать страшное становилось всё интереснее и жальче. Даже комок к горлу подступал.
Но, на входе в Удельный парк был прибит к берёзе плакат: «Граждане! Не захоранивайте в парке умерших питомцев – могут случиться эпидемии!». И убиваться по будущим трудностям (перспективы погребения кота, находящегося ныне в добром здравии) стало не интересно.
Для тела кота был целый лес.
В Удельном парке, не считая мам с детишками и собачников, пребывала публика двух видов: пришедшие за здоровьем и за его утратой.
Пришедшие за здоровьем: бегуны, велосипедисты и лица с палками для ходьбы – не знаю, как называются. Вторая категория (понятно) сбивалась в стайки по интересам и видам принесенного напитка и закуси.
За грибами пришла только я.
Из лесистой партизанской Беларуси Питер казался каменным мешком с достопримечательностями. Никакой природы!
К удивлению меня, окружающая природа ничем не отличалась от востока моей родины: крапива, мох, берёзы-осинки-дубы. Даже мыши и лягушки были точно такими же, не смотря на ленинградскую прописку.
Грибов было великое множество. Типовых. Но их почему-то никто не собирал, даже мухоморы стояли не сбитыми.
Прямо у дороги росли свинушки, колонией-поселением разных возрастов и размеров. Пока я разглядывала их с позиции тихого охотника ко мне подошёл старичок с палками для ходьбы и внешностью академика:
- Девушка! Это очень плохие грибы. Наверняка ядовитые. Не трогайте их! – сказал дедушка и пошёл дальше, от инсульта.
Все плохие грибы в Белоруссии, за исключением мухомора, называются одинаково - «ужавки». Диагноз ставится так: если гриб неизвестен, то он ужавка. Ну, может и нет, но лучше не брать.
Сойдя с дорожки, я обнаружила рай. Грибной.
Белых и подосиновиков в раю, правда, было немного, но маслят и сыроежек – завались.
Особенно много было летних опят: всё в них.
За не востребованностью колонии опят разрастались до размера лопухов и гибли на корню.
Гуляющие по дорожкам собачники и мамы с некоторым ужасом наблюдали за моими действиями, хотя ничего страшного я не делала. Просто срезала красивые грибы.
Самая смелая (от двух волкодавов на поводках) тётка-собачница окликнула меня:
- Эй! А что вы делаете?
Получив безобидный ответ «Собираю грибы» она твёрдо решила, что в моём дурдоме день открытых дверей и ретировалась.
По дорожке гуляла компания: девушка, милый пёсик на поводке и бабушка судорожно вцепившаяся девушке в руку. Бабушка вдохновенно рассказывала:
- Шостакович своим вторым концертом хотел сказать…
Девушка и пёсик очень хотели на волю, подальше от бабушки и концерта № 2 Шостаковича, но - не могли. Не пускал поводок и старушечья хилая лапка. Они шли и откровенно страдали.
Но тут, из кустов, неосторожно, с ножом в руках, вышла я, и лекция о нравственных проблемах бытия в произведениях Шостаковича прервалась. На самом не интересном месте.
Я набрала грибов не много - всю тару что была: заплечный рюкзак и два пакета-майки из «Ленты» размера ХХL. Побоялась не донести.
Но – донесла.
Судя по невысказанным вслух мечтам наш кот всегда мечтал о друге. Друге-мыши, друге-рыбке или друге-птичке, но лучше обо всех сразу и без клетки/аквариума. Чтобы удобнее было дружить.
Я принесла в квартиру два огромных пакета с новыми друзьями: паучками, жучками, червячками. Многочисленные друзья скрывались в грибах, провоцируя крайний интерес и дружбу кота.
Вернувшаяся из храма науки Алиса устроила маленький скандал нам с котом, на тему: «Прекратите это безобразие» и пресекла все мои попытки устроить грибную неделю питания. Даже капустно-грибная солянка и суп из боровичков оказались под запретом.
И я забрала отваренные грибы на работу.
После моего выходного наш ресторанчик два дня торговал (с фееричным успехом) пирожками.
Лично сварганенными мной, под новым брендом «Пирожки картофельные с грибами «Партизанские»».
Желающих съесть пирожок за 30 рублей было так много, что Володя-владелец, пообещал коллективную вылазку всем трудовым коллективом из пяти человек.
Под моим руководством, в следующие выходные.
