Илита Даурова - советская девушка с удивительной судьбой. Ведь в годы Великой Отечественной войны, она начала службу летчиком, а закончила - командиром разведроты морской пехоты…
Илита Даурова
Илита Даурова родилась 26 декабря 1919 года в небольшом горном селении. Закончив младшую школу, девушка пошла работать в колхоз. Быстро стала звеньевой. Как ударница труда, Илита была направлена от родного колхоза на ВДНХ.
Как одну из лучших комсомолок, в 1934 году Илиту направили на отдых в лагерь «Артек». В 1939 году девушку направили в Москву на подготовительные курсы Академии Соцземелья. В столице девушка пошла в аэроклуб, поняв, что авиация ее призвание. Как одну из лучших курсанток аэроклуба, Илиту направили на учебу в Харьковское авиационное училище.
Во время учебы Девушка встретила своего будущего мужа – Харитона Саламова. Свадьбу сыграли летом 1941 года. Но счастье молодоженом нарушила война. Харитон ушел на фронт, и пропал без вести под Севастополем в 1941 года.
В годы войны
Для Илиты, Великая Отечественная война началась в авиаполке под Туапсе. Девушка летала на У-2. Во время 82-го боевого вылета ее самолет был сбит. Девушка выпрыгнула с парашютов в воды Черного мора. Из морских вод Илиты спасли советские моряки, но девушка получила переохлаждение, и заболела воспалением легких.
Пока девушка лечилась в госпитале, ее часть перевели в Азербайджанскую ССР. После выздоровления девушка получила назначение в 7-ю бригаду морской пехоты на должность командира разведроты.
Была ранена в голову, после долгих месяцев лечения была демобилизована и вернулась в Северную Осетию в 1944 году
В мирное время
Во время одного из боев, Илита получила серьезное ранение. После длительного лечения, была демобилизована в 1944 году. Лейтенант Даурова награждена рядом орденов и медалей.
Расскажите, куда пропал путешественник Руал Амундсен? Из письма в редакцию «Лучика»
Если уж вести разговор о загадочных исчезновениях путешественников, правильнее будет начать не с норвежских или американских героев, а всё-таки с наших. Тем более, что история, которую мы расскажем сегодня, это ещё и история о том, как много значит в судьбе человека везение, вражда, ссора, упрямство... Ну а после – обещаем, мы и до Амундсена доберёмся.
Полярный лётчик Илья Мазурук с женой
В середине 20-х – 30-х годов прошлого века главными «героями эпохи» были лётчики. А самыми крутыми – лётчики-полярники, лётчики, работающие в Арктике. Тогдашние дети обожали играть в пилотов, в путешествие на северный полюс. Каждая экспедиция на север была настоящей сенсацией, её обсуждали и дети и взрослые. Мальчишки часто убегали из дома – и бежали именно «в Арктику», за подвигами…
Это может показаться удивительным, но исследования севера в те годы объединяли людей во всём мире лучше любых олимпиад. Международные отношения были очень сложными, часто враждебными – однако когда речь шла о покорении полюса, о разногласиях быстро забывали. Скажем, когда в мае 1928 года в Арктике потерпел катастрофу дирижабль «Италия», на помощь немедленно отправились не только итальянские экспедиции – но и советские, и американские, и норвежские.
Обратите внимание: командир дирижабля Умберто Нобиле был фашистом – любимчиком диктатора Муссолини, видным членом фашистской партии! – но тем не менее советские полярники, отбросив любые политические разногласия, отправились на помощь. Большая часть экипажа «Италии» была спасена советским ледоколом «Красин».
Таинственное исчезновение самолёта Н-209 – одна из самых жгучих загадок исследований Арктики в те далёкие годы. Самолёт искали несколько десятков экспедиций – советских, американских, канадских, британских – но всё было тщетно. До сих пор эта история так и остаётся неразгаданной, про неё пишут исследовательские книги, научные статьи – но ответа «что же случилось с самолётом Н-209 и его экипажем» пока не знает никто. Однако для того, чтобы попробовать понять – что же произошло, нужно познакомиться поближе и с самолётом Н-209, и – главное! – с его командиром, Сигизмундом Леваневским.
Сигизмунд Леваневский
Леваневский с самого детства мечтал быть героем, мечтал о всемирной славе, о подвигах. В возрасте 15 лет он вступил в Красную Гвардию и отправился воевать с белыми. В 1919 году – в возрасте 17 лет! – он уже командовал батальоном. Это был человек прямой, целеустремлённый, отличающийся безумной храбростью. Спокойная мирная жизнь была не в его характере. Когда закончилась гражданская война, он решил выучиться на лётчика – и стал пилотом, затем инструктором, затем начальником авиашколы – но постоянно пишет рапорты в Москву с просьбой отправить его в Арктику, туда, где творятся самые опасные, самые героические события! Наконец, просьбу Леваневского исполняют – он отправляется в Арктику и становится ледовым разведчиком. Работа эта была запредельно трудной – для самых настоящих героев! И Леваневский был совершенно убеждён, что уже совсем скоро обязательно совершит что-нибудь «супер героическое»...
Ученики лётной школы. 1923 год
Маленькое отступление. Это в наши дни мы привыкли к тому, что путешествие на самолёте – вещь вполне себе даже комфортная, и мало чем отличается от поездки в автобусе. Проходишь через длинный телескопический трап, усаживаешься в мягкое кресло, глядишь себе в иллюминатор. Внутри не холодно и не жарко, вежливые стюардессы разносят напитки, и командир самолёта в идеально белой летней рубашке с галстуком проходит в кабину... Сто лет назад всё было совершенно не так.
Как выглядит салон современного пассажирского самолёта, все знают, хотя бы по фильмам. А вот так он выглядел в 20-е годы прошлого века
Кабины самолётов были полностью открытыми, и единственное, что отгораживало пилота от ледяного (даже летом!) ветра – невысокий прозрачный козырёк из плексигласа.
На глаза надевались защитные очки-консервы, на голову – утеплённый «зимний» шлемофон, довершали комплект «лётные» штаны с лямками, кожаная куртка на меху, толстые перчатки и сапоги-унты... И всё равно пилотам было жутко холодно!
Вам мало? Для управления современными самолётами используются электрические или гидравлические системы усиления. Управлять каким-нибудь «Суперджетом» в наши дни почти так же легко, как обычным игровым джойстиком для компьютера. В те далёкие времена никакого усиления не было – все рули пилот поворачивал исключительно силой мускулов, через систему тросов, протянутую по всему самолёту. А попробуйте наклонить просто так, «руками», руль высоты, если в длину этот руль у тяжёлого самолёта тех лет (АНТ-4, ТБ-3, ДБ-А) – почти с трёхэтажный дом! А самолёт летит со скоростью 250 километров в час, и набегающий воздух ого-го как давит, буквально вырывает штурвал из рук, «сопротивляется» пилоту!
Попробуйте покачать в спортзале 50-килограммовую штангу – трудно? А теперь попробуйте покачать ту же самую штангу на улице, на сорокаградусном морозе, при ледяном ветре, в неудобной толстой меховой одежде, да ещё и постоянно следя за сложными приборами! Это и будет отдалённое представление о том, какова была работа лётчика в те далёкие времена...
Кабина пилота в самолёте Ил-2. 40-е годы ХХ века
Итак, Леваневский был ледовым разведчиком, мечтал о подвиге – и случай совершить блестящий подвиг подвернулся в 1934 году.
13 февраля в Чукотском море был раздавлен льдами пароход «Челюскин». К счастью, весь экипаж и большое количество продуктов, оборудования и приборов удалось выгрузить на лёд, сразу же была налажена связь с большой землёй, подготовлен ледовый аэродром. Весь мир, затаив дыхание, следил за спасением челюскинцев...
Ледовая эпопея и спасение челюскинцев. Кадры документальной кинохроники
Леваневскому было дано правительственное поручение: срочно лететь в Америку, закупить там два специально оборудованных для «слепых» (то есть в сильную облачность) полётов самолёта «Консолидейтед-Флистер» – и отправляться спасать людей с «Челюскина». Леваневский мечтал стать первым пилотом, который приземлится в ледовом лагере – но... уже в США его застаёт радиограмма: лётчик Анатолий Ляпидевский с 30-й попытки сумел достичь лагеря и вывез оттуда женщин и детей.
Анатолий Робертович Ляпидевский. За спасение челюскинцев Анатолию Ляпидевскому было присвоено звание "Герой Советского Союза". Он стал Героем Советского Союза №1 – первым Героем Советского Союза в истории
Первым быть не получалось. Но может быть, хотя бы вторым?! Леваневский торопился…
Стояла очень плохая погода – но Леваневский уверял, что новейший американский «Флистер» справится с любым циклоном, особенно если за штурвалом такой опытный пилот, как он сам. И разрешение на вылет было получено. Самолёт взлетел с побережья Аляски и взял курс на Чукотку. Однако возле мыса Онман пилоты попадают в сильнейший буран. Разворачиваться назад Леваневский категорически отказался – и повёл самолёт на низкой высоте, у самой земли.
Леваневский (второй справа) накануне вылета с американского аэродрома. Второй слева – Маврикий Слепнёв
Два раза самолёт чуть было не врезался в скалы – лётчику удалось увернуться буквально на последней секунде. Тогда Леваневский решает набрать высоту, уйти из снежных облаков – но на высоте 2000 метров «Флистер» немедленно покрывается коркой льда, тяжелеет, у него отказывают приборы, он начинает падать... У самой земли пилоту удаётся восстановить управление, он ищет место для аварийной посадки, видит вроде бы ровную снежную площадку... Увы, под ровным тонким слоем свежего снега прятались коварные жёсткие заструги – обледенелые гребни. При посадке ломаются обе лыжи самолёта, а сам Леваневский получает сильнейший удар лицом о приборную доску, теряет сознание...
Экипаж доставили на остров Ванкарем. Лёжа на больничной койке, Леваневский слушал новости по радио – о том, как успешно спасают челюскинцев другие пилоты. В том числе – Маврикий Слепнёв на в точности таком же «Флистере»; просто в тот день, когда Леваневский, сломя голову, полетел в снежный буран, Слепнёв благоразумно остался на аэродроме. Вся страна чествовала героев-лётчиков, все газеты и радиостанции мира повторяли, как заклинание, фамилии: Ляпидевский, Молоков, Каманин, Водопьянов, Слепнёв и Доронин. Леваневского в этом списке не было...
Каково же было его потрясение, когда он узнал о том, что правительство СССР решило удостоить его звания Героя Советского Союза вместе с остальными – с формулировкой «за спасение челюскинцев»!
Летчики - герои Анатолий Ляпидевский, Сигизмунд Леваневский, Маврикий Слепнёв, Василий Молоков, Николай Каманин, Михаил Водопьянов и Иван Доронин
Знаменитый полярник, радист Эрнст Кренкель, писал об этом так:
...Легко было понять состояние Леваневского: опытнейший полярный лётчик, пропутешествовал от Москвы до Аляски, проехал половину земного шара, получил в Америке первоклассный самолёт, прилетел на нём в СССР, разбил его, чуть не погиб сам и не спас ни одного челюскинца!
На встречах с пионерами и школьниками на вопросы «за что Вы получили звезду Героя» и «расскажите, как вы спасали людей с парохода «Челюскин» Леваневский отшучивался, уворачивался, краснел – дескать, что я, я вообще ни при чём, вот товарищи мои – вот настоящие герои. С другой стороны, Леваневский мог быть честным до конца, отказаться от звания героя, не принимать правительственную грамоту, дескать, «не заслужил», «в другой раз» – но... от звания не отказался, грамоту принял. И сразу же принялся искать для себя новый подвиг, новое свершение – чтобы полученное высокое звание Героя оправдать. На приёме в Кремле он неожиданно предлагает Сталину полететь в Америку через Северный полюс – и разрешение на полёт получает.
Леваневский – участник грандиозной демонстрации в Москве, посвящённой спасению челюскинцев и чествованию героев-лётчиков. Обратите внимание на его лицо. Он мягко говоря невесел...
Для рекордного полёта Леваневский выбирает одномоторный самолёт АНТ-25 авиаконструктора Андрея Туполева. Даже заранее даёт этому самолёту название – «Рекорд Дальности», сокращённо «РД».
Самолёт АНТ-25 РД-1, на котором предстояло совершить полёт Леваневскому
Полёту предшествовали многочисленные интервью для газет и радио, Леваневский был абсолютно уверен в успехе, даже была выпущена золочёная почтовая марка в честь этого события. Утром 3 августа 1935 года самолёт АНТ-25 с экипажем: Леваневский (командир), Георгий Байдуков (второй пилот) и Александр Беляков (штурман) вылетел из Москвы и взял курс на северный полюс. Однако через несколько часов полёта пилоты заметили на левом крыле струю, похожую на длинного извивающегося червя – из двигателя било масло! Спустя какое-то время масло бить прекратило, двигатель заработал исправно. Москва радировала: «продолжайте полёт или направляйтесь на запасной аэродром Кречевицы». Решение должен был принимать командир.
Штурман и второй пилот были за продолжение полёта – самолёт вёл себя вполне нормально, запасов масла должно было в любом случае хватить хотя бы до северного побережья Канады. Но тут Леваневский испугался – испугался того, что всё закончится, как в прошлом году, позорной аварией. Он отдаёт приказ разворачиваться назад. Самолёт был перегружен горючим, его пришлось перед посадкой сливать; а сразу же после посадки в Кречевицах из-за осветительных ракет на крыле вспыхнула обшивка, пропитанная маслом. Горящий РД еле потушили с помощью аэродромной команды...
Последовало заседание в Кремле – в присутствии самого Сталина. Проверка показала, что самолёт был полностью исправен – просто во время заправки масла в бак залили слишком много. Что же оставалось Леваневскому? Признаться в собственной ошибке? Переосторожничал? Смалодушничал? Или попросту струсил? Да никогда в жизни! И тогда Леваневский при всех громогласно обвинил во всём... авиаконструктора! Дескать, Туполев – вредитель, специально делает плохие самолёты, утечка масла и отказ мотора были заранее спланированы. Сталин предложил Леваневскому отправиться в США и присмотреть там подходящий рекордный самолёт. Слово взял Байдуков – и заявил, что у американцев нет ничего даже близко похожего на АНТ-25! Но Леваневский стоял на своём – и что идея перелёта на одномоторном самолёте вредительская, и что Туполев – чуть ли не шпион... Скандал вытаскивать наружу не стали – в прессе написали, что «разговор прошёл в благожелательных тонах».
Однако, как говорится, «слово – не воробей». Авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев за эту выходку на Леваневского очень обиделся. К тому времени он был уже признанным во всём мире опытнейшим авиаконструктором, новатором, изобретателем. Но главное – и это Туполев знал и ценил более всего остального! – туполевским самолётам доверяли лётчики, они по-настоящему любили эти крылатые машины. Да тот же самый Леваневский – ведь ещё буквально вчера он чуть ли не хвалебные песни пел про АНТ-25, он сам же и предложил этот самолёт для перелёта через полюс! А сегодня – при всех, при высшем руководстве страны, в присутствии Сталина! – громко обвиняет авиаконструктора в том, что тот «нарочно», «специально» делает плохие самолёты, чтобы только не дать ему, великому Леваневскому, установить рекорд... Вот вы бы обиделись на такое, а? И Туполев за это оскорбление мстит – умно и жестоко.
Командующий воздушным флотом СССР Яков Алкснис тогда сказал: «Неудача с полётом через полюс поставила в неудобное положение не только ВВС и авиационную промышленность, но и весь Советский Союз. Хорошо бы это чёрное пятно смыть».
Андрей Николаевич Туполев и Яков Иванович Алкснис
Туполев сумел убедить Сталина и Алксниса в том, что самолёт АНТ-25 для рекорда годится. Возможно, нужны дополнительные испытания. Возможно, нужен лучший лётчик, лучший командир экипажа. В итоге, посовещавшись, выбрали Валерия Чкалова – в те времена «лётчика номер один» во всей стране. Чкалов, опробовав АНТ-25 в воздухе, дал этому самолёту самую высокую оценку. В июне 1936 года экипаж в составе: Валерий Чкалов (командир), Георгий Байдуков (второй пилот) и Александр Беляков (штурман) совершает на АНТ-25 беспосадочный перелёт по маршруту Москва – остров Удд длиной 9370 километров.
Георгий Байдуков, Валерий Чкалов и Александр Беляков после успешного завершения перелёта
А 18 июня 1937 года Чкалов вместе со своим экипажем вылетает из Москвы на всё том же самом АНТ-25 – и успешно летит через северный полюс в Америку! Во время полёта были и сложности, и смертельные опасности, и технические неполадки – и тем не менее у Чкалова в итоге всё получилось. Героическим лётчикам без преувеличения рукоплескал весь мир!
А 12 июля из Москвы вылетел второй АНТ-25 (командир Михаил Громов, второй пилот Андрей Юмашев, штурман Сергей Данилин) – и снова успех, да ещё какой! На этот раз пилоты сумели долететь до Сан-Джасинто, почти до границы США с Мексикой – и установили долгожданный мировой рекорд дальности беспересадочного полёта по прямой...
Газеты сообщают о рекорде дальности, установленном Громовым, Юмашевым и Данилиным
Туполев мог праздновать победу – его самолёт оказался очень даже «способным на рекорды». Конструктор оказался не виноват, это понимали все.
А вот Леваневский... Вы можете представить, что чувствовал этот странный и сложный человек, что думал, как смотрел на окружающих? Ведь лететь через северный полюс в Америку – это была его идея, он придумал её сам, для себя! И лететь на АНТ-25 – это тоже была его задумка, его мечта. А теперь плодами его идеи пользуются совсем другие люди – и именно они, а не он, стали героями газет, журналов и кинохроники. Они получают ордена и медали, они купаются в мировой славе, раздают направо и налево интервью, их приглашают на торжественные приёмы правительства, короли и президенты, ими восхищаются мальчишки... А ведь не прикажи он, Леваневский, развернуть самолёт назад тогда, ещё в 35 году, из-за пустячной неполадки – и все эти лавры могли достаться ему!
Дело было ясное – он должен срочно лететь через полюс, он просто не мог не полететь. Но – на каком самолёте? АНТ-25 Леваневский сам же и «забраковал», да ещё с каким скандалом. Идти к Туполеву на поклон, каяться, просить прощения? Никогда! Использовать иностранный самолёт? Но какой? На тот момент в мире не было самолётов с нужными Леваневскому характеристиками. И тут он вдруг слышит о новом четырёхмоторном самолёте конструктора Виктора Болховитинова – «Дальний Бомбардировщик Академия», он же сокращённо ДБ-А...
Собственно говоря, ДБ-А был не совсем новым самолётом. Это была глубокая переделка уже довольно давно стоящего на вооружении тяжёлого бомбардировщика ТБ-3 (он же АНТ-6, и конструктором там был всё тот же Туполев).
Тяжёлый бомбардировщик ТБ-3 (он же АНТ-6). Обратите внимание, лётчики ничем не защищены!
Причём строили ДБ-А в большой спешке – первый вариант был готов всего лишь за 5 месяцев.
Красивый это был самолёт! Неуклюжие квадратные и угловатые формы ТБ-3 заменили изящные, округлые, буквально зализанные линии. Вместо открытой кабины пилотов была сделана – впервые в России – кабина полностью закрытая, с обогревом, «тёплая» – когда снаружи было -30 градусов, в кабине царили «весенние» +10 градусов, почти что курорт по тем временам! Неубирающиеся тележки шасси конструкторы закрыли продолговатыми обтекателями, которые рабочие аэродрома за глаза называли «штаны» или даже «шорты».
Но была и другая сторона. Как ни крути, ДБ-А был переделанным ТБ-3 – то есть самолётом конца 20-х годов XX века, а никак не 30-х. Несмотря на красоту, относительно высокую скорость и комфорт, он был крайне тяжёлым в пилотировании. Возможно, если бы этому самолёту дали больше времени на доводку, на испытания, на тренировочные полёты – всё бы сложилось иначе. Но бешеный характер Леваневского ни единого дня промедления вытерпеть не мог. То самое «чёрное пятно» жгло лётчика нестерпимо, он должен был его смыть – и смыть так, чтобы ни у кого не возникло даже тени сомнения! Опытные пилоты и авиаконструкторы про себя говорили о том, что сделанный буквально за полгода экспериментальный самолёт ни в коем случае нельзя пускать в полёт через северный полюс – слишком это рискованно. Но разве это могло остановить неистового Леваневского?
Кстати, сперва Леваневский отнёсся к ДБ-А с подозрением и прохладцей – дескать, пусть и глубокая переделка всем известного ТБ-3, но всё-таки переделка. Но когда он увидел эту машину в воздухе, своё мнение тут же поменял: недоверие сменилось неподдельным восторгом. Заводской пилот Николай Кастанаев на огромном тяжёлом бомбардировщике выписывал такие виражи, как будто летел на юрком истребителе! Леваневский бросился к Болховитинову, буквально крича: «Дайте, дайте мне эту машину!». Узнав, что лётчик собирается полететь на ДБ-А через северный полюс в Америку, авиаконструктор не на шутку испугался – ведь это был не рекордный самолёт, а бомбардировщик! Причём совершенно новый, нуждающийся в многочисленных доделках! В общем, Болховитинов был против – но его особо никто не спрашивал. Приказ «дать Леваневскому самолёт» отдавал лично Сталин. Началась спешная подготовка к перелёту. Вторым пилотом в свой экипаж Леваневский, не раздумывая, взял Кастанаева, штурманом – хорошо знакомого по Арктике Виктора Левченко, а радистом – их общего знакомого Николая Галковского. Большой четырёхмоторный самолёт позволял взять с собой груз почты – ну и что, что Леваневский летит через полюс не первым? Зато это будет первый грузо-почтовый рейс через полюс, из России в Америку! И газеты всего мира будут писать уже не про Чкалова или Громова – а про него, Леваневского...
Удивительный был это человек. С одной стороны – отважный, сильный, умный, целеустремлённый, много знающий и умеющий. С другой – легко ранимый, капризный, обидчивый, болезненно самолюбивый, больше всего на свете жаждущий славы и признания, мятущийся, неуравновешенный – то неуверенный и максимально осторожный, то, напротив, убеждённый в успехе и совершенно не обращающий внимания ни на какие препятствия. Поневоле вспоминаются слова одного мудрого писателя, как-то сказавшего, что некоторые люди «сами в себе носят свою гибель»...
Итак, 12 августа 1937 года красно-синий самолёт ДБ-А с бортовым номером Н-209 вылетел из Москвы. Всё прошло благополучно, но... не обошлось без странностей. Во-первых, лётчики – люди весьма суеверные, у них есть множество неписанных запретов и традиций. Одно из самых давнишних «лётных поверий» – никогда не фотографироваться перед полётом! «Сфотографируешься перед полётом – назад не вернёшься!». Леваневский – будто бы бравируя и храбрясь, дескать, «глупости все эти ваши традиции», охотно соглашается сфотографироваться всем экипажем возле самолёта перед самым вылетом.
Предполетное фото экипажа Н-209
Второй момент: самолёт был сильно (на 2 с половиной тонны!) перегружен – и Леваневский приказывает выбросить всё «лишнее». Лишними он посчитал запасы продуктов, нарты, лыжи, резиновую лодку, тёплые вещи, парашюты, переносное кислородное оборудование и аварийную радиостанцию. Что это было? Лихачество? Позерство? Желание «обрубить все концы»?
Третий момент: незадолго до вылета у крайнего правого мотора были обнаружены странные вибрации. Сперва хотели полностью поменять крепёжные болты – но оказалось, что запасных болтов попросту нет. И тогда... неожиданно решили пускать самолёт «как есть»: «тряска настолько незначительна, что она никакого значения для работы мотора не имеет!» – заявил инженер института моторостроения Розенфельд. С ним согласился и второй инженер: «машина даёт полную веру в то, что ничего у неё не отвалится, и она выдержит заданные ей часы». На совещании присутствовал и авиаконструктор Туполев, который мрачно сказал: «роковую роль могут сыграть именно мелочи, из которых состоит машина: болтики, гаечки, заклёпочки... Стоят себе, стоят, а потом – раз! – и вырываются, представьте себе! На сороковом часу возьмут – и вырвутся». Туполев ошибся: «Болтики» вырвались через 28 часов после взлёта... В любом случае отменить вылет Леваневского авиаконструктор уже не мог, да и вряд ли сильно хотел.
Двигатели запущены. Ещё минута – и Н-209 отправится в полёт...
Четвёртая странность: на взлёте поднимать машину в воздух должен первый пилот – то есть командир воздушного судна. То есть Леваневский. Однако руководство отдало строгое распоряжение: на взлёте управлять Н-209 будет Кастанаев, второй пилот. И этому была веская причина: выяснилось, что Леваневский (в отличие от Кастанаева) ещё ни разу не взлетал на тяжело нагруженном ДБ-А! Ни одной тренировки! Многие говорили о том, что взаимоотношения внутри экипажа не очень хорошие, что самоуверенность и высокомерие Леваневского до добра не доведут, что решение назначить командиром Леваневского, а более опытного Кастанаева – только вторым пилотом, может привести к серьёзному конфликту именно в тот момент, когда никаких разногласий в экипаже быть не должно. Кастанаев про Леваневского за глаза говорил так:
– Он белоручка. Машину не водит, а только командует. Часть даже без него летали. Куда это годится. Я ему взлёт не доверю – сам буду отрывать...
Самолёт провожало множество народу – инженеры, авиаконструкторы, военные, правительственные чиновники, репортёры. В 10 часов 15 минут тяжело гружёный Н-209 скатился со стартовой горки, разбежался – и начал медленно набирать высоту.
Одно из последних фото Н-209
Сперва полёт проходил вполне нормально: Загорск, Архангельск, посёлок Амдерма на побережье Карского моря, остров Диксон, остров Рудольфа... У острова Рудольфа самолёт неожиданно встретился с высокой облачностью, пришлось набирать высоту... 13 августа в 13 часов 40 минут с борта самолёта пришла радиограмма – «Пролетаем северный полюс. Мощная облачность, высота 6000 метров, температура за бортом минус 35. Сильный встречный ветер. Всё в порядке».
А в 14 часов 32 минуты с борта Н-209 была принята последняя достоверная радиопередача – «Отказал крайний правый мотор из-за порчи маслопровода. Идём на трёх моторах. Очень тяжело. Сплошные облака. Высота 4600. Посадку будем делать в 3400. Леваневский».
Радиограмма вызвала настоящий шок. Какую посадку?! Что за загадочные «тридцать четыре два нуля», которые до сих пор не дают покоя исследователям тайны исчезновения самолёта Н-209? Максимальная скорость самолёта ДБ-А – около 300 километров в час, от полюса отошли ещё не так далеко, вокруг Н-209 на сотни километров – Северный Ледовитый океан! От северного полюса до северного побережья Гренландии – около 800 километров, примерно столько же – до канадского острова Элсмир... Большинство склоняются к версии, что «34» – это номер квадрата на карте штурмана Левченко: 95-115 градусов западной долготы и 70-75 градусов северной широты. Но это – можете сами проверить по карте! – остров Виктория, до него от полюса 2 тысячи километров, то есть примерно 8 часов полёта...
Другой вариант – что в радиограмме указан не квадрат на карте, а новый курс самолёта – 34 градуса, то есть 34 градус западной долготы. Это – кратчайший путь к Гренландии. Но каковы были шансы посадить тяжело гружёный самолёт посреди ледяных гор северной Гренландии? В 1934 году Леваневский уже сажал самолёт на «ровное снежное поле» – тогда он разбил самолёт и чуть не погиб сам; но и самолёт там был намного меньше и легче, и двигатель у него был исправен, и оборудован самолёт был лыжами, а не колёсным шасси!
Третьи говорят о том, что в условиях сплошной облачности штурман не мог определить точный курс самолёта. В высоких широтах пользоваться магнитным компасом нет никакой возможности, а астрономический компас – солнечный указатель курса, СУК – в облаках не работает. На трёх двигателях Н-209 мог лететь горизонтально, но вот подняться выше, чтобы выйти из облачности, возможности уже не было. Поэтому самолёт летел, по сути, совершенно «вслепую» – и в итоге мог направиться куда угодно, хоть на Аляску, хоть на Чукотку, хоть на Таймыр, хоть в Гренландию... Одно было понятно: поворачивать «обратно на Москву» гордый Леваневский приказа не отдал бы никогда. Он прямо говорил перед полётом: «Я буду упрям до конца. Ведь не возвращаться же с полпути, как это было в тридцать пятом...».
Н-209 оторвался от земли. Последняя фотография
Когда стало ясно, что самолёт пропал, немедленно было снаряжено несколько экспедиций для поисков. Н-209 искали русские, искали канадцы, американцы, англичане. 24 советских самолёта и 7 иностранных, ледоколы, наземные группы, тщательные поиски продолжались несколько месяцев. Во время поисков было потеряно 2 самолёта, погибло 5 человек... И – ничего! Никаких следов катастрофы, никаких обломков – до сих пор. Выдвигались десятки разных версий – от самых простых (самолёт упал в океан) до самых фантастических (самолёт исчез в параллельной вселенной или каком-то неизвестном измерении). Фантастики добавляют и радиограммы – как мы уже говорили, последняя достоверная радиограмма с Н-209 была принята 13 августа в 14 часов 32 минуты. Но были и другие – недостоверные.
Одну такую радиограмму принял радиолюбитель 13 августа в 22:00 по Московскому времени: «Идём на трёх моторах. Снизились. Вижу ледяные горы». Почти 9 часов полёта от полюса – это расстояние свыше 2 тысяч километров! А ещё более загадочные радиограммы с позывными «РЛ» (именно такой позывной был у Н-209) принимали даже в сентябре – 23, 24, 26, 27, 28 и 30 сентября. Например, 30 сентября в Москву была отправлена вот какая телеграмма с парохода «Батум»:
Молния Москва Севморпуть Шмидту. Результате наблюдения рацией самолета Леваневского теплоход «Батум», находясь широте 45 норд долготе 150 гр 37 мин ост, принял 30 сентября 17.32 московского времени следующие сигналы: «SOS лат 83 норд лонг 179 вест РЛ». Волна 54 метра. Слышимость 1 балл. Наблюдение продолжается. Капитан Панфилов парторг Сидоров радист Мясников»
«83 норд 179 вест» – 83 градуса северной широты и 179 градусов западной долготы... Это точка посреди Северного Ледовитого океана, примерно в 1200 километрах к северу от острова Врангеля, и в полутора тысячах километров от Чукотки... Возможно ли предположить, что Леваневский всё-таки сумел посадить тяжёлый самолёт на ледяное поле, что экипаж выжил и пытался выйти на связь с большой землёй? При том, что совершенно ничего для выживания в суровых условиях Арктики у лётчиков не было – ведь по приказу Леваневского из самолёта были выброшены даже продукты, надувная лодка, тёплые куртки-малицы... И почему радиограммы были приняты только в конце сентября – а между 13 августа и 23 сентября было молчание? Поломка передатчика? Или что-то другое?
Эта загадка до сих пор не даёт покоя многим учёным, путешественникам, да просто любителям разного рода загадок и тайн. Куда свернул Н-209 после того, как пролетел северный полюс? Взял курс на Аляску, как это было запланировано? К острову Элсмир? Или к острову Виктория? Или к полуострову Таймыр? Или к побережью Гренландии? Расчёты показывают, что при хорошей погоде самолёт даже на трёх моторах мог пролететь ещё очень далеко, топлива, во всяком случае, хватало. Почему самолёт исчез, как сквозь землю провалился – ни одного очевидца, никаких обломков, никаких следов? Огромный (даже по современным меркам!) четырёхмоторный ДБ-А – не иголка, «хоть что-нибудь» рано или поздно должно было обнаружиться. Но – нет. И судьба красно-синего самолёта с бортовым номером Н-209 остаётся загадкой – как и судьба всего экипажа, и судьба «невезучего храбреца» Сигизмунда Леваневского...
Родители читателей "Лучика" отвечают на вопрос, хороший ли это журнал:
Зулейха Габибовна Сеидмамедова - капитан ВВС СССР. В годы Великой Отечественной войны служила в 586-м женском истребительном авиаполку. Зулейха родилась 22 марта 1919 года в Баку. Закончила Азербайджанский индустриальный институт и Бакинский аэроклуб. В 1938 году поступила в Военно-воздушную академию имени профессора Н.Е. Жуковского. В 1939 году избрана депутатом Московского совета.
Зулейха Сеидмамедова
Закончив академию в 1941 году Зулейха штурманом 586-го женского истребительного авиационного полка. Летала на истребителе Як-9. Девушка принимала участие в Сталинградской битве, сражении на Курской дуге, Корсунь-Шевченковской операции.
За годы Великой Отечественной войны Зулейха совершила более 500 боевых вылетов. Принимала участие в 43 воздушных боях. Победу встретила в Бухаресте в должности заместителя командира истребительного авиаполка. Награждена рядом орденов и медалей.
Котов Александр Григорьевич родился в 1918 году. В Красной Армии с 1938 года. Участник Великой Отечественной войны с июня 1941 года. К середине января 1943 года гвардии старший лейтенант Котов совершил 250 боевых вылетов, в 88 воздушных боях сбил 16 самолётов противника.
В феврале 1943 года присвоено звание Героя Советского Союза. С августа 1943 года в запасе по ранению.
Юрий Гагарин - первый советский космонавт совершивший полет в Космос. Полет длился 106 минут. Космический корабль «Восток-1», стартовавший с космодрома «Байконур», совершил один полный оборот вокруг нашей планеты.
Юрий Гагарин
Юрий Гагарин вернулся на Землю уже мировой знаменитостью. Был удостоен знаний Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда. Вел активную международную общественно-политическую работу. По приглашению иностранных правительств посетил примерно 30 стран.
Юрий Гагарин окончил Военно-воздушную инженерную академию имени Н.Е. Жуковского. Работал в Центре подготовки космонавтов. Готовился к новому полету на околоземную орбиту.
Статья в газете
27 марта 1968 года полковник Юрий Гагарин погиб в авиакатастрофе, совершая учебный полет на самолете Миг-15 УТИ.
Если второй период Великой Отечественной войны характеризовался как коренной перелом в ее ходе, то третий (январь 1944 года - 9 мая 1945 года) - как сокрушительный разгром фашистского блока.
В 1944 году наши истребители уже имели и количественное, и качественное превосходство над противником, действовали в условиях завоеванного стратегического господства в воздухе. По числу самолетов соотношение составляло 2,7: 1, а о качественном их состоянии Генеральный конструктор самолетов, создатель знаменитых «яков» А. Яковлев писал так: «Конечно, наши боевые самолеты были неизмеримо проще по конструкции и технологии, чем американские или немецкие машины, и это оказалось их преимуществом. Они были приспособлены для производства в тяжелейших условиях первого периода войны: эвакуация, острый дефицит алюминия, приборов, целого ряда материалов, необходимых при массовом выпуске самолетов, моторов и оборудования. Они легко осваивались в производстве на востоке руками неквалифицированных рабочих, в основном женщин и подростков. При всем этом самолеты наши оказались полностью отвечающими суровым условиям воздушной битвы с сильнейшим в мире воздушным флотом гитлеровской Германии».
Характеристику первого компонента в неразрывной связке «техника - тактика», составляющего основу любого боя, дополнил командующий Военно-воздушными силами в годы войны Главный маршал авиации А. Новиков. Он писал: «Вилли Мессершмитт, не найдя, что противопоставить нашим новым «яковлевым» и «лавочкиным», имевшим неоспоримые преимущества перед всеми модификациями Ме-109 и ФВ-190, стал увеличивать бронезащиту , огневую мощь и скорость своей машины. Но так как эти улучшения шли за счет увеличения веса, то отличный в летно-техническом отношении Ме-109 в конце концов из легкого фронтового истребителя превратился в тяжелый, потерял прежнюю маневренность и не получил никаких преимуществ перед советскими истребителями».
Наши конструкторы тоже модифицировали свои машины, однако избрали самый надежный путь - строго держались целевого назначения боевых самолетов: улучшали только те качества, которые позволяли истребителям оставаться истребителями, штурмовикам - штурмовиками, бомбардировщикам - бомбардировщиками. А четко определенная функциональность техники принесла и должный боевой эффект. Конечно, это требовало большого числа самолетов, но тыл справился с этой объемной и сложной задачей. В 1944 году над сухопутными войсками был создан надежный воздушный щит.
Прикрытие войск, отбиравшее у истребителей почти половину боевого ресурса (47 процентов), дополнялось такой важной задачей, как обеспечение успешных действий других родов авиации. Бомбардировщики - основная ударная сила - значительно расширили сферу своих действий, стали летать на большие радиусы. Чем глубже вторгались они в воздушное пространство противника, тем больше было встреч с его истребителями. Надежно защищаться собственными огневыми средствами от «мессершмиттов» и «фокке-вульфов» они не могли, хотя и прилагали для этого все свои силы, поэтому требовалось истребительное охранение.
Казалось бы, жизнь летчиков-истребителей, получивших количественное и качественное преимущество, в третий период войны должна была улучшиться. Однако обеспечение вылетов других родов авиации оказалось не просто сложной, но и очень опасной задачей, на решение которой истребители затрачивали 37 процентов боевого ресурса.
Главная трудность заключалась в том, что задача обеспечения обрекала их на оборонительный бой. Но другого способа ее решения просто не было. Его, кстати, не найдено и до настоящего времени, в чем убеждает опыт локальных войн, где бои вели реактивные самолеты трех поколений. Когда имелось надежное охранение, обычно повышались результаты действий бомбардировщиков, чего нельзя сказать об истребителях, чье призвание - свободный наступательный бой.
В данном случае свобода сковывалась привязанностью к ударным самолетам. Истребитель сопровождения, как часовой, не мог оставить свой пост, уйти в сторону от объекта охранения, не потеряв с ним огневую или зрительную связь. Единственным его правом было - отсечь атаку и вернуться на место. Но такой прием почти исключался при защите задней полусферы, откуда следовала основная угроза. Таким образом, независимо от сил обеспечения, они не могли активно наступать и лишь отбивались. Возросшие боевые возможности техники летчики полностью не использовали. Шансы сторон в бою выравнивались, несмотря на то, что качество было на нашей стороне.
Сложности сопровождения, как показал опыт, имели объективный характер. Их сполна ощутили позже на себе, например, американские истребители во Вьетнаме, которые для защиты бомбардировщиков выделяли гораздо больше самолетов, чем состав ударной группы. Но успеха все равно не добились, пропуская результативные атаки северовьетнамских «мигов». Как видно, история оставила тактическую проблему сопровождения не решенной всеми истребителями, независимо от их принадлежности.
Что для истребителя значит свобода маневра, дающая инициативу и право выбора наступательных приемов, показывает опыт борьбы с реактивными самолетами Ме-163, Ме-262, Хе-280, которые появились на фронте в 1945 году. Большие горизонтальные и вертикальные скорости позволяли летчикам этих самолетов внезапно нападать и свободно выходить из атаки. Однако из-за большой скорости увеличивался радиус разворота, что затрудняло занятие исходной позиции для сближения. Сокращалось также время на атаку и прицеливание и затруднялись действия при неблагоприятной метеорологической обстановке (облачности, ограниченной видимости). Кроме того, небольшая продолжительность полета реактивных самолетов из-за большого расхода топлива сокращала радиус их действия, приковывала к своим аэродромам. Полет этих машин издалека демаскировался следом дыма и языком пламени из сопла.
Вскрытые недостатки боевого применения новых немецких самолетов нашим бойцам предстояло умело использовать при встрече с ними. Между тем летчики даже однодвигательных Ме-163 в открытый бой с нашими истребителями не вступали. Они охотились за оторвавшимися от группы одиночками, используя все для достижения внезапности. Применялись приемы военной хитрости. Например, пара размыкалась по вертикали, нижний самолет демонстрировал нападение, а верхний атаковал, воспользовавшись результатами ложной атаки. Вскоре этот известный по прошлым боям прием был усовершенствован: поскольку крутое пикирование на большой скорости реактивным самолетам было противопоказано, то демонстративный маневр совершал верхний летчик, а нижний выполнял атаку снизу. (Этот прием часто копировали затем израильские истребители в боях на Ближнем Востоке в 1970–1980 годах.)
После изучения тактики противника нашим истребителям рекомендовалось вести парный бой: при сближении на встречных курсах один летчик имитирует лобовую атаку, а другой занимает позицию для нападения в момент уклонения противника. Если угроза возникает сзади, то один резко разворачивается по горизонту, пропуская реактивный самолет вперед, а второй уходит вверх и выбирает момент для атаки. Главное требование, которое надо было выполнять, - искать вдалеке и не допускать скрытного сближения на дистанцию огня.
Первые бои наших винтомоторных машин Як-9У и Ла-7 с реактивными самолетами результата не принесли. так как большая скорость обеспечивала противнику лучшие условия для защиты. Наконец, пришел успех. Трижды Герой Советского Союза И. Кожедуб так описывает проведенный им бой:
«…Мы вели воздушную охоту невдалеке от линии фронта. Внимательно слежу за воздухом. С юга, со стороны Франкфурта, на высоте 3500 метров внезапно появляется самолет. Он летит вдоль озера на скорости, предельной для наших «лавочкиных». Да это же реактивный самолет! Даю мотору полный газ, преследую врага. Летчик, очевидно, и не смотрел назад, полагаясь на большую скорость. Стараюсь сократить дистанцию и подойти с небольшим снижением под «брюхо» вражеского самолета… Расстояние пятьсот метров. Удачный маневр, быстрота действий позволили мне приблизиться к противнику. Но что это? В него летят трассы: мой напарник Дима Титаренко поторопился, план моих действий непоправимо нарушен. Но его трассы нежданно-негаданно мне помогли: немецкий самолет стал разворачиваться влево, в мою сторону. Дистанция резко сократилась, и я сблизился с врагом. С невольным волнением открываю огонь. И реактивный самолет, разваливаясь на части, падает».
Исход этого боя решила внезапность атаки, подготовленная скрытным сближением и маневром для выхода на дистанцию огня (очевидно, не зря этот элемент был поставлен на второе место в школе воздушного боя после наступательности - боевой активности).
Третий период войны характерен увеличением числа боев, проведенных бомбардировщиками и штурмовиками, причем последние часто вели не оборонительный, а заранее спланированный наступательный бой, используя огонь своих пушек и реактивных снарядов. К сожалению, не удалось собрать итоговых данных о результатах воздушных боев летчиков, стрелков самолетов-штурмовиков и бомбардировщиков. А ведь некоторые из них имеют по 6–7 воздушных побед, и это весьма весомый вклад в борьбу за господство в воздухе.
В общем успехе действий наших истребителей в третий период войны немалая роль принадлежит налаженной системе оповещения и наведения, которая пополнилась радиолокационными станциями. РЛС «Редут» позволили по-новому решать проблему уничтожения бомбардировщиков противника. Обычно информация о появлении вражеских самолетов от постов визуального наблюдения поступала на КП истребителей в момент их пролета над линией фронта. Находившиеся в готовности на аэродромах дежурные подразделения не успевали перехватывать противника на заданном рубеже. Поэтому приходилось держать патрули в воздухе, растрачивая авиационный ресурс и физические силы летного состава.
Чтобы получить сведения о противнике с рубежа, выдвинутого на его территорию, например, в соединении генерала И. Дзусова практиковалось дежурство в воздухе самолетов с подвесными баками, позволявшими находиться в зонах барражирования по 2,5–3 часа. В ясную погоду на высоте 6000–7000 метров эти воздушные наблюдательные посты просматривали пространство на большей глубине, чем наземные. Но систематически пользоваться таким приемом не удавалось: воздушные посты сами требовали охранения и не выставлялись при ухудшении погоды.
Радиолокационные станции, расположенные в 10–15 километрах от линии фронта, обнаруживали самолеты противника за 12–15 минут до их подхода к полю боя, что позволяло истребителям взлететь после оповещения, набрать высоту и своевременно вступить в бой. Причем из тактически выгодного положения, поскольку ведущий получал информацию о положении противника по рации, входившей вместе с локатором в состав поста наведения. Принцип экономного расхода сил стал выполняться без снижения боевой эффективности: всего при содействии наземных РЛС было сбито более двух тысяч вражеских самолетов.
В третий период войны окончательно оформилось и управление истребителями в бою. Опыт показал, что наибольшей группой, в которой командир мог успешно руководить парами, а при необходимости и каждым экипажем, было звено. Группа, состоящая из четырех самолетов и более, после первой атаки расчленялась, и восстановить взаимодействие между парами не удавалось. Командиру же звена было по силам в деталях разработать наиболее вероятные варианты боя и распределить обязанности между летчиками в воздухе. Заготовленные два-три варианта позволяли быстро найти нужный выход и перейти к действиям по готовому плану, не затрачивая драгоценного времени на его обдумывание.
Самостоятельность пар и звеньев, предоставление большей инициативы ведущим мелких групп привели к некоторой децентрализации управления, но не нарушили его. При выполнении заданий в составе эскадрильи командир координировал действия звеньев, определял последовательность ввода их в бой, руководил сбором. После начала маневренного боя командиру звена предоставлялось полное право управлять своими ведомыми. Опыт показал также, что командир эскадрильи мог держать под контролем и направлять действия (в соответствии со своим замыслом) не более двух-трех звеньев. В тех случаях, когда для участия в бою привлекалось большое количество самолетов, управление осуществлялось несколькими не подчиненными друг другу командирами эскадрилий. Их действия координировал со своего командного пункта (с приданной РЛС) командир соединения, в распоряжении которого всегда находился резерв, используемый для наращивания усилий в бою.
Особое значение в условиях проводившихся преобразований придавалось слетанности и сколоченности пар и звеньев. Пара не распадалась в бою, была первичной огневой и тактической единицей. Между парами постоянно сохранялась зрительная связь и огневое взаимодействие. Со звена начиналось деление на группы различного тактического назначения: одна пара всегда была ударной, вторая - прикрывающей. Однако функции их в процессe боя чередовались: после выхода из атаки ударная пара прикрывала ведомую, переходившую в атаку. Эскадрилья делилась уже на три группы; кроме ударной и прикрывающей пар, одно звено или пара выделялись в резерв, который обычно располагался выше прикрывавшего звена. Характерно, что в резерв включались опытные воздушные бойцы с правом принимать самостоятельные решения на ввод в бой исходя из обстановки. По существу, это была группа «свободного маневра».
Распределение усилий в трехэшелонном боевом порядке отражает решение, принятое подполковником Данкевичем в одном из апрельских боев 1945 года (рис. 12). После обнаружения двухъярусной смешанной группы гитлеровских самолетов он подал команду: «Атакую нижний эшелон. Прикрывающее звено упреждает меня ударом по верхнему ярусу. Резерву отойти на солнце и атаковать уходящих вверх». Первым в бой вступило звено прикрытия и оттеснило сопровождение противника кверху. Резервная пара внезапно атаковала его со стороны солнца и сбила два самолета. Ударная группа Данкевича, не встречая сопротивления связанного боем сопровождения, атаковала шестерку бомбардировщиков. Один из них был сбит, другие, немедленно сбросив бомбы, развернулись нa обратный курс, но, преследуемые нашими истребителями, потеряли еще два самолета. В этом событии отчетливо видны оценка обстановки, замысел боя, план и его реализация (решение), очередность ввода в бой групп различного тактического назначения. Этот пример показывает, насколько изменился бой третьего периода войны по сравнению с кругами и змейками первого периода.
С началом наступления советских войск но всему фронту стали применяться массированные удары бомбардировщиков по важным объектам противника в тактической и оперативной глубине. В связи с этим особое внимание было обращено на разработку новых способов их прикрытия истребителями. Опыт показал, что бомбардировщики чаще всего встречали наиболее интенсивное противодействие и несли потери от огня вражеских истребителей в районе нанесения удара. Поэтому перед выходом общей группы на цель стало практиковаться вытеснение вражеских истребителей (расчистка воздушного пространства). Группа вытеснения, в которую включались хорошо подготовленные бойцы, за 10–15 минут до начала удара высылалась в район цели, завязывала там бой с истребителями противника, не подпуская их к своим бомбардировщикам.
Увеличение количества истребителей в составе советских ВВС и повышение их боевых возможностей позволили применять комбинированный способ обеспечения бомбардировщиков: по единому плану действовали группы вытеснения, блокирования, непосредственного сопровождения и резерва. Кроме того, организовывалась охрана отдельных участков маршрута - патрульное сопровождение, при котором истребителям назначалась полоса поиска противника и отсечения его от наших бомбардировщиков. Например, 27 июня 1944 года при нанесении полуторачасового массированного удара по колонне вражеских войск юго-восточнее Бобруйска четыре бомбардировочные и четыре штурмовые дивизии 16-й воздушной армии действовали полковыми группами без истребителей сопровождения. Но при этом весь район нанесения удара с 19 до 21 часа окаймлялся истребителями (способ заслона).
Советские летчики на самолетах Ла-7 и Як-9 последних модификаций уверенно наращивали боевой счет, улучшали показатели воздушных боев. Если в 1943 году на одну нашу потерю приходилось три сбитых самолета противника, то в 1944 году - 3,2, а в 1945 году - 5,4.
В среднем за войну (включая 1941 и 1942 годы) на один наш потерянный самолет пришлось 3,6 фашистских самолета. Всего в воздушных боях было сбито 44 тысячи вражеских самолетов.
История воздушного боя 1941–1945 годов наполнена богатейшим содержанием. Все главы «книги» о бое писались кровью наших воздушных бойцов, и каждая из них песет ценнейший опыт, не потерявший актуальности в современных условиях.
Владимир Кириллович Бабич, «Воздушный бой (зарождение и развитие)», 1991г.
«Выращивать кадры советских асов!»
Под таким заголовком в одном из номеров «Красной звезды» 1942 года была помещена статья, содержание которой приводится полностью.
«За время войны с немецкими захватчиками среди наших летчиков-истребителей выросла плеяда первоклассных мастеров воздушного боя. Многие из них имеют на своем личном счету по полтора-два десятка, а то и больше сбитых бомбардировщиков и истребителей противника. Эти летчики приобрели богатый опыт, у каждого из них выработался свой боевой стиль, они показывают пример отличного пилотажа, точной стрельбы, классического маневра, стремительной атаки. Таких летчиков-мастеров с гордостью называют асами.
Советский ас - это летчик-истребитель, достигший в своем боевом мастерстве высокого уровня. Аса можно сразу определить по количеству сбитых самолетов и по характеру и методам ведения боя. Советский ас является образцом воинской доблести летчика, храбрости и умения, высокой дисциплины и преданности Родине. Когда летчика-истребителя называют советским асом, это значит, что он достиг зрелости, завоевал почетное право быть в авангарде воздушных бойцов.
Признание за летчиком качеств, присущих советскому асу, обязывает его к новым успехам, он не может спокойно почить на лаврах. В любом бою, в какой бы сложной воздушной обстановке он ни протекал, ас должен оказаться победителем. Советский ас обязан неустанно совершенствоваться сам и обучать своему искусству товарищей. Ему чужд эгоизм мастера-индивидуала, воюющего только ради своей личной славы. Его бои - это честь эскадрильи, честь полка. Полк гордится своими лучшими летчиками-асами; асы, в свою очередь, превыше всего ставят доброе боевое имя своего полка, умножают его славу новыми победами, воспитывают новых мастеров воздушного боя.
Постоянное стремление к бою с воздушным противником - главная черта аса. Он всегда ищет врага, находит его и, неотступно преследуя, уничтожает. Это стремление летчика-истребителя, достигшего боевой зрелости, должно быть всеми мерами поддержано командиром. Долг командира - всячески поощрять тягу аса к выполнению ряда специальных заданий. Ас первым должен идти в свободный полет над вражеской территорией для поиска и истребления немецких стервятников. Асы вызывают вражеские истребители в открытый бой с целью их поражения над их же аэродромом. Асы уничтожают лучшие кадры вражеской авиации - экипажи ведущих групп бомбардировщиков, разведчиков, истребителей и т. д. Культивируя различные приемы воздушного боя, командир обязан повседневно учить своих асов, заботиться о неустанном личном совершенствовании каждого из них, наталкивать их на еще лучшие формы использования боевого оружия.
Индивидуальные качества асов при правильном руководстве командира могут с большим блеском проявиться не только в свободных полетах, но и в групповых воздушных боях. Отлично слетанные пары, четверки и даже большие группы асов в крупном воздушном бою - ударная сила, на которую может опереться командир в нужный момент. Занимая свое, присущее их квалификации место в общем боевом порядке, асы способны быстро выбить из рук врага инициативу и своими точными атаками помочь общей победе. В групповом воздушном бою асы задают тон. Они ведут бои в высоком темпе, облюбовывая машины, пилотируемые наиболее умелыми вражескими летчиками, т. е. в первую очередь выводя из строя костяк неприятельской группы. Попутно асы сбивают вражеские машины, отколовшиеся от общего строя. В групповом бою асы бьют именно те цели, которые рядовому истребителю сразить трудно, а если есть возможность, помогают менее опытным летчикам уничтожить тот или иной неприятельский самолет. Коллективизм, взаимная выручка являются традицией советских асов, участвующих в групповом воздушном бою.
Командир, который заботится об асах, старается создать им наиболее благоприятные условия боя. Это отнюдь не значит, что ас должен дежурить целыми днями на аэродроме, не неся никакой боевой работы. Напротив, место аса на самых ответственных участках, долг его - бороться за господство в воздухе в наиболее сложной воздушной обстановке. Появление советских асов в очаге воздушного боя всегда должно означать переход инициативы в руки наших летчиков и последующий разгром врага. Но вместе с тем следует всячески оберегать своих асов от излишней опасности, ведущей к потерям, которых можно избежать. Асам надо назначать определенное место в боевом порядке истребителей, подыскивать таких ведомых летчиков-напарников, которые не только не оставят аса одного в бою, но всеми своими действиями надежно защитят от неожиданных контратак врага. Стать напарником аса, его боевым товарищем должно быть высокой честью для каждого летчика. Заняв этот пост, летчик головой отвечает за своего ведущего и, сражаясь с ним в паре, перенимает его приемы боя, совершенствуется в боевом мастерстве и сам становится таким образом асом.
Командиру необходимо вдумчиво подходить к использованию асов при выполнении боевого задания. Нельзя не учитывать особенностей тактики и приемов боя асов, назначать их на те места в боевом порядке, где инициатива сковывается, нет возможности в полном блеске проявить свое мастерство отличных воздушных бойцов. Так, например, если при сопровождении бомбардировщиков или штурмовиков включать асов в группу непосредственно прикрытия, они лишаются возможности вести наступательный бой, привязываются к сопровождаемой группе и, вопреки своим боевым качествам, вынуждены будут ограничиваться одной обороной. Также неразумно наряжать асов только для несения службы воздушных патрулей. Маневр патрулей обусловлен барражированием над ограниченным участком местности, а лишить аса свободы маневра - это значит подрезать ему крылья.
Свободный воздушный бой - основа побед аса. Но боевая деятельность аса не может и не должна быть совсем освобождена от каких бы то ни было рамок. Первое и безусловное задание аса - это во время поиска найти и уничтожить хотя бы один самолет врага. «Пустой» полет - кровная обида для аса и пятно, которое ложится на доброе имя его полка или эскадрильи. Вместе с тем ас отвечает за то, чтобы в районе, где проходит его свободный полет, ни одна вражеская машина не прошла незамеченной и не встреченной должным образом. Вся деятельность аса должна протекать под контролем командира , хотя, само собой разумеется, этот контроль не должен выражаться в мелкой опеке.
Асы - авангард советских истребителей. Задача авиационных командиров - заботливо выращивать кадры асов, находить в среде летчиков людей с огоньком, с талантом прирожденных истребителей и, всячески поощряя их, помогать им достичь большого мастерства. Надо добиться, чтобы в каждом полку было несколько асов, чтобы их число неустанно росло. Звание советского аса - почетно, о нем должен мечтать, его должен добиваться каждый летчик-истребитель».
Кто они, асы Великой Отечественной?
Ниже приводится список советских летчиков-асов, сбивших лично 30 и более самолетов противника. В число приводящихся побед не включены самолеты, сбитые ими совместно с другими летчиками.
1. Кожедуб И. Н. - 62 2. Покрышкин А. И. - 59 3. Гулаев Н. Д. - 57 4. Речкалов Г. А. - 56 5. Ворожейкин А. В. - 52 6. Евстигнеев К. А. - 52 7. Глинка Д. Б. - 50 8. Колдунов А. И. - 46 9. Скоморохов Н. М. - 46 10. Попков В. И. - 41 11. Алелюхин А. В. - 40 12. Краснов Н. Ф. - 39 13. Серов В. Г. - 39 14. Луганский С. Д. - 37 15. Бабак И. И. - 35 16. Камозин П. М. - 35 17. Лавриненков В. Д. - 35 18. Гнидо П. А. - 34 19. Зайцев В. А. - 34 20. Смирнов А. С. - 34 21. Чубуков Ф. М. - 34 22. Степаненко И. Н. - 33 23. Боровых А. Е. - 32 24. Кирилюк В. В. - 32 25. Комельков М. С. - 32 26. Клубов А. Ф. - 31 27. Кулагин А. М. - 31 28. Новиков К. А. - 31 20. Рязанов А. К. - 31 30. Федоров И. 3. - 31 31. Амет-Хан Султан - 30 32. Глинкин С. Г. - 30 33. Долгарев П. М. - 30 34. Лихобабин И. Д. - 30 35. Макаров В. Н. - 30 36. Марков В. В. - 30 37. Сафонов Б. Ф. - 30
Владимир Кириллович Бабич, «Воздушный бой (зарождение и развитие)», 1991г.
Принято считать, что само понятие «специальная операция» относится исключительно к частям специального назначения. Однако это не так. В военной истории имеются примеры спецопераций самого разного характера. Одна из самых необычных воздушных спецопераций была успешно проведена в середине Второй мировой войны и называлась «Даунвуд» (порка).
МАРТОВСКОЙ ночью 1943 года тяжелый бомбардировщик королевских ВВС Великобритании «Ланкастер» возвращался из очередного налета на Германию. Сидевший за штурвалом самолета молодой майор Гай Гибсон знал, что это его последний полет перед отпуском, и поэтому заранее предвкушал заслуженный и в полном смысле слова выстраданный отдых. Гибсон воевал с самого начала боевых действий, то есть с 1939 года, был участником знаменитой воздушной «битвы за Британию», ему пришлось поднимать в военное небо и дальние бомбардировщики, и ночные истребители, поэтому причин для усталости было немало.
Однако этим приятным планам не было суждено сбыться. Наутро в комнате майора уже стоял адъютант эскадрильи с только что полученным «сверху» приказом: немедленно явиться в штаб авиационной группы. Вице-маршал авиации Кохрейн был старым солдатом и не любил длинных предисловий: «Как вы смотрите на то, чтобы совершить еще один полет?». В глубине души Гибсон содрогнулся: снова немецкие зенитки и ночные истребители, снова пронизанное слепящими лучами прожекторов и пулеметными трассерами небо Германии?! Однако вслух майор только произнес: «Что за полет, сэр?». Ответ был неясным, но интригующим: «Полет крайне важный. Быть может, самый важный за всю войну. Сказать больше, к сожалению, не могу. Хотите взяться за это дело?». В королевских ВВС царили вполне демократические отношения между офицерами, поэтому, когда Гибсон ответил, что готов и дело лишь за тем, чтобы вспомнить, где он забыл свой летный комбинезон, вице-маршал только заметил, что в такой спешке нет необходимости.
Так началась подготовка к операции «Даунвуд» — одной из самых ярких и рискованных среди сотен воздушных операций Второй мировой войны. Гай Гибсон был назначен командиром эскадрильи специального назначения, которая временно, пока ей не присвоили обычного номера, называлась просто «Х» (икс). Но написать приказ о формировании отдельной авиационной части мало, нужно еще подобрать людей — пилотов, механиков, оружейников, штабистов, нужно оформить все необходимые документы, нужно перегнать самолеты и сделать сотни других, иногда совершенно не имеющих отношения к боевой задаче дел. Тем не менее всего за два дня эскадрилья была сформирована.
Гибсон получил право отзывать себе людей из любых авиационных частей королевских ВВС. Показательно, что сам он пока даже примерно не знал, какую задачу им предстоит выполнять. Единственное, что он мог сказать наверняка по своему опыту: раз им уделяется такое внимание со стороны высшего командования, значит, предстоит что-то очень серьезное и важное, а это, в свою очередь, означает повышенный риск. Правда, со стороны командования было указание усиленно тренироваться в полетах над морем на предельно малой высоте. И молодой командир эскадрильи не скрывал всего этого от своих подчиненных, да они и так все прекрасно понимали, поскольку новичков среди них не было. Не было и отказов среди вновь прибывших пилотов. Сам Гай Гибсон в своих мемуарах написал о своей эскадрилье так: «Все вместе взятые, они знали об искусстве бомбометания больше, чем любая другая эскадрилья в мире. Они прибыли сюда со всех концов света: из Австралии, Америки, Канады, Новой Зеландии, Великобритании. Все были одержимы одной идеей — не выпустить противника из стального захвата. …Это была лучшая в мире команда. Если кто-то скажет, что это не так — я просто посмеюсь над ним».
Первый рапорт Гая Гибсона в качестве комэска своему начальству весьма примечателен. «Эскадрилья сформирована 20.03.43 г. Все необходимое для тренировок получено только 25.03.43 г. За этот период проведено несколько учебных полетов на малой высоте. Эскадрилья разбита на два звена 22.03.43 г. Парашютов нет, но несколько штук одолжено в 57-й эскадрилье. Все еще нет спасательных жилетов, однако наши летчики не обращают на это внимания, летая над морем. Большинство полагает, что мы летаем так низко, что беспокоиться вообще не о чем. Все самолеты исправны. В полном объеме тренировки начнутся завтра. Экипажи укомплектованы».
Уже через несколько дней майор Гибсон был вызван к начальнику штаба авиационной группы, который сообщил, что ему (Гибсону) необходимо встретиться и пообщаться с ученым, который работает над проектом «Даунвуд». В своих мемуарах Гибсон называет этого человека Джеффом, хотя его настоящее имя было Барнс Уоллис. Уоллис был достаточно известным в Великобритании авиационным конструктором. Встреча состоялась в секретном подземном бункере, в беседе участвовало всего несколько человек. Здесь Уоллис в общих чертах рассказал собравшимся в его научном центре летчикам, что за задание им предстоит выполнить, однако, какой именно объект был выбран для атаки, сказано так и не было.
Смысл объяснений сводился к следующему. На территории противника имеются несколько объектов, исключительно уязвимых для атак с воздуха. Эти объекты имеют огромное военное значение. Но для того, чтобы уверенно уничтожить их с помощью бомбардировки, необходима необычайно точная работа всего экипажа, поскольку допустимое отклонение при попадании бомбы не должно превышать нескольких метров. Работать придется в условиях сильного противодействия зенитной артиллерии — объект особой важности не может не быть прикрыт мощной системой ПВО. Основной британский тяжелый бомбардировщик «Ланкастер» способен был доставить на большое расстояние весьма приличный груз взрывчатки в виде бомбы или мины, но сбрасывать этот груз было необходимо с очень небольшой высоты — около 300 футов (91 метр). При этом выходить на боевой курс бомбардировщикам придется над водой. Последний пункт озадачил Гибсона: ему уже приходилось участвовать в воздушной охоте на германский линкор «Тирпиц» и он знал, что значит даже обычный полет над морем, где нет ориентиров, а в случае вынужденной посадки или прыжка с парашютом шансы на выживание почти нулевые. Но отступать было уже нельзя, тем более вскоре оказалось, что лететь придется не над морем, а над большим озером. Это стало ясно тогда, когда из штаба потребовали проводить ночные тренировочные полеты над самыми крупными английскими озерами, что находятся вблизи от авиабазы.
Наконец наступил день, когда командованию 617-й эскадрильи сообщили, что за цель им придется атаковать. Это были дамбы в долине Рура. Рур давно является наиболее индустриализованным районом Германии, поскольку здесь находятся многочисленные угольные шахты и сталелитейные заводы. Большое число немецких предприятий военного значения было рассредоточено по территории страны, однако переместить крупные объекты тяжелой промышленности было невозможно. Уязвимым местом долины Рура было снабжение водой: еще в 1911 году немцы построили огромную дамбу, которая перекрыла долину Мён, через которую течет река Рур. С помощью этой плотины немцам удается поддерживать необходимый для снабжения промышленных предприятий и населения уровень воды. Дамба имела длину 850 ярдов (примерно 780 метров) и высоту в 150 футов (46 метров), а образовавшееся озеро имело длину 12 миль (почти 20 км) и вмещало 140 миллионов тонн воды. Неподалеку есть еще одна дамба значительно меньшего размера, которая называется Зорпе.
Обе дамбы удерживали почти 76 процентов всей воды, имеющейся в долине Рура. Если разрушить эти дамбы, то нехватка воды для промышленности и населения приведет к очень тяжелым последствиям. Кроме того, наводнение, которое начнется после разрушения дамб, причинит такие разрушения, каких не даст и самая сильная бомбардировка. Однако всякая плотина представляет собой чрезвычайно прочное сооружение, поэтому для ее разрушения требовалась не обычная авиационная бомба, пусть даже очень большой мощности, но нечто другое. Барнс Уоллис предложил для этой цели достаточно необычное оружие. Его расчеты показали, что мощный взрыв в непосредственной близости от подводной части дамбы позволит ударной волне ослабить конструкцию дамбы, а возможно, и сразу разрушит ее. Под руководством Уоллиса была разработана мина цилиндрической формы, которая раскручивалась специальной системой непосредственно перед сбросом с небольшой высоты. Именно за счет вращения мина рикошетировала от поверхности воды, прежде чем затонуть возле самой плотины и взорваться на определенной глубине — для этой цели мина имела гидростатический взрыватель.
Пока разрабатывалась и испытывалась мина, экипажи эскадрильи Гибсона проводили усиленные тренировки: летчики отрабатывали полеты на сверхмалых высотах ночью, в сложных метеорологических условиях и при сильном противодействии вражеской ПВО. Основная трудность при сбросе мин заключалась в том, что сброс должен быть произведен с высоты 18,3 м, на скорости 400 км/ч и на удалении около 400 м от плотины. Точное соблюдение этих условий было необходимо для того, чтобы мина не взорвалась раньше и не перепрыгнула через плотину. Для того чтобы при выходе на боевой курс бомбардир мог четко фиксировать высоту, на каждом самолете установили по два прожектора — возле носа и возле хвоста; направленные под углом к горизонту, они образовывали с высоты 18,3 м на темной поверхности воды четкую «восьмерку».
Операция была намечена на 16 мая 1943 года — в этот день, точнее ночь, ожидался максимальный уровень воды возле плотин. Кроме того, это была ночь полнолуния, а значит, условия ночного полета должны быть благоприятные для летчиков. К этой дате все экипажи, участвующие в операции, были отлично натренированы, а двадцать специально модернизированных для сброса мин «Ланкастеров» ожидали своих пилотов на базе королевских ВВС Скэмптон в Линкольншире. На плотину реки Мён подполковник Гибсон повел девять экипажей; вторая группа под командованием капитана Маккарти в составе пяти бомбардировщиков должна была атаковать дамбу Зорпе. Наконец, третья группа из пяти «Ланкастеров», которую возглавил капитан Таунсенд, выполняла роль подвижного резерва.
Группа Маккарти произвела взлет в 21.00 и взяла курс на дамбу Зорпе, однако над Голландией попала под сильнейший зенитный огонь. В результате обстрела два бомбардировщика были сбиты, а два повреждены и повернули назад. Из всей группы полет продолжил только ее командир — капитан Маккарти: он задержался на взлете из-за мелких неполадок и летел позади остальных на 100 км, поэтому ему не досталось его доли немецких зениток. Тем временем группа самого Гибсона также продолжала свой полет на юг. «Ланкастеры» шли тремя звеньями по три машины в каждом. Позднее всех, уже около полуночи, взлетела резервная группа. Ее задача заключалась в том, чтобы по возможности подойти к целям незамеченными и в том случае, если какой-либо экипаж из основной группы не сможет выполнить задание, заменить его. Обойдя основные узлы ПВО Рурской области, Гибсон вывел свою группу в район цели, и вскоре английские летчики увидели в лунном свете массивные очертания плотины. А затем началось то, к чему 617-я эскадрилья готовилась несколько месяцев.
Потом, уже позднее, все заново пережив и переосмыслив во время работы над мемуарами, Гибсон с откровенным содроганием вспоминал события той ночи: «Мы описали широкий круг и зашли против луны, оказавшись над восточным концом озера. Мы легли на прямой курс и начали пикировать к неподвижной воде, мерцающей в 2 милях впереди. Перед носовой турелью возник силуэт дамбы, четко обрисовавшись на фоне затянувшего долину тумана. Мы могли видеть башни. Мы могли видеть шлюзы. Мы могли видеть вообще все. Мой бомбардир Спэм заметил: «Чудесная картина. Просто волшебная».
Он немного волновался, как и все бомбардиры в тех случаях, когда не видят точку прицеливания. Но когда мы перескочили через высокие ели, он отреагировал довольно быстро: «Ты собирался их срезать? Мы едва не зацепили деревья». «Спокойно, Спэм. Я сейчас наберу высоту». Затем я обратился к Терри: «Проверь высоту, Терри». К Палфорду: «Контролируй скорость, бортинженер». К Тревору: «Приготовить пулеметы, стрелки». К Спэму: «Начали, Спэм». Терри включил прожектора и начал командовать: «Ниже — ниже — ниже. Ровно — ровно». Мы летели на высоте точно 60 футов. Палфорд принялся колдовать со скоростью. Сначала он немного выпустил закрылки, чтобы притормозить самолет, затем чуть добавил газ, чтобы стрелка индикатора скорости установилась точно на красной риске. Спэм начал ловить башни в свой прицел. Затем он щелкнул тумблером, ставя взрыватели на боевой взвод. Я лег на боевой курс.
Вражеские зенитчики видели, как мы приближаемся. Они могли видеть свет прожекторов в 2 милях от дамбы. Они открыли огонь, и светящиеся трассы понеслись навстречу самолету. Это был ужасный момент. Мы тащились со скоростью 4 мили в минуту, не имея права даже вильнуть, навстречу орудиям, которые собирались нас уничтожить. Парни не хотели этого, да я и сам не хотел. Я успел подумать: «Еще минута — и все мы будем мертвы, не так ли?» Затем я подумал: «Это ужасное чувство — страх. Жуткий страх». Нам еще предстояло пролететь несколько сот ярдов, но я бросил через плечо Палфорду: «Оставь в покое свои рукоятки и будь готов стащить меня с кресла, если меня убьют». Когда я взглянул на него, бортинженер был немного ошарашен.
Но «Ланкастер» мчался вперед, и я начал вглядываться в специальный прицел на лобовом стекле. Спэм прилип к прицелу в своем закутке, держа руку на кнопке сброса. Специальный механизм на борту уже заработал. Он должен был (как мы надеялись) сбросить мину в требуемой точке. Терри продолжал следить за высотой. Джо и Трев начали вертеть стволы своих пулеметов. Зенитчики могли видеть нас совершенно четко, но мы летели слишком низко. Во мне зашевелились дурные предчувствия относительно исхода операции в целом. Мой самолет такой маленький, а эта дамба такая огромная. Она толстая и твердая. А мой самолет ужасно мал. Мы скользили над гладью озера, и мои стрелки открыли огонь по вражеским зениткам. Те, в свою очередь, принялись поливать нас раскаленным свинцом, снаряды так и свистели вокруг. По какой-то причине ни один не попал в нас.
Спэм сказал: «Левее — еще чуть левее — ровно — ровно — ровно — так держать». В следующие несколько секунд практически одновременно случилось несколько событий. Затрещавшие пулеметы носовой турели Джо выплюнули светящуюся трассу, которая ударила по левой башне на дамбе. Палфорд съежился рядом со мной. Запахло сгоревшим порохом. Холод заполз под кислородную маску. Мимо окна пролетела трасса — все они казались одного цвета — выпущенная со здания электростанции. Но немцы стреляли уж очень неточно. Стена дамбы оказалась совсем рядом. Спэм вскрикнул: «Мина сброшена!». Хатч выпустил красную ракету, чтобы ослепить зенитчиков. И все завертелось. Кто-то сказал по радио: «Здорово выглядит, лидер. Прекрасная работа».
Затем все кончилось. По крайней мере, мы выскочили из-под обстрела, и я облегченно перевел дух, испытывая наслаждение от чувства безопасности. Тревор сказал: «Ну, сейчас я задам этим ублюдкам». Он принялся поливать дамбу длинными очередями, пока та не оказалась за пределами досягаемости пулеметов. Когда мы начали разворачиваться, то увидели столб воды высотой 1000 футов, который показал, что наша мина взорвалась. Мы с удовлетворением отметили, что Спэм прицелился верно и взрыв произошел именно там, где требовалось. Когда мы подлетели ближе, то увидели, что взрыв мины вызвал большой водоворот, и вода кипит и пенится, как под ударами урагана. Сначала мы подумали, что дамба пробита, потому что огромная масса воды перехлестнула через гребень. Нам пришлось подождать, так как наши мины можно было сбрасывать только на ровную поверхность. Требовалось дождаться, пока озеро успокоится.
Мы ждали. Мы ждали 10 минут, однако они показались нам часами. Для Хоппи они, наверное, тянулись еще дольше, так как он должен был атаковать следующим. Тем временем все истребители Германии должны были собраться над нашей целью. Они знали, что мы затеяли, но мы летели слишком низко для них. Они не могли нас увидеть и не могли атаковать. Наконец: «М Мавэ». Вы можете атаковать. Удачи». — «О’кей, атакую». Хоппи был всегда несколько небрежен, что не мешало ему действовать очень аккуратно, когда дело касалось единственной вещи, которую он знал — войны. Он начал заход. Он проскочил над деревьями, где я был несколько минут назад. Мы могли отчетливо видеть свет его прожекторов, которые сошлись в одно пятно, когда самолет заскользил над водой. Мы видели, как он приближается к дамбе. Зенитчики наконец сообразили, с какого направления идут самолеты, и обрушились на него. Когда он был в 100 ярдах от цели, кто-то с ужасом крикнул по радио: «Черт! Его подбили!» «М Мавэ» горел. Случайный снаряд попал в один из бензобаков, и за самолетом тянулся длинный хвост пламени. Он сбросил мину, но его бомбардир, похоже, был ранен, так как мина перелетела через дамбу и пошла прямо на здание электростанции. Хоппи отчаянно боролся, пытаясь набрать высоту, чтобы дать экипажу возможность выпрыгнуть. Когда он поднялся на 500 футов, в небе мелькнула яркая вспышка, и у самолета отвалилось одно крыло. Затем сам самолет разлетелся на куски, и на землю посыпался град пылающих обломков. Примерно в 3 милях позади дамбы в поле образовался большой костер. Кто-то сказал: «Бедный старый Хоппи! Эти ублюдки еще заплатят».
Внутри меня все вскипело, а Тревор предложил: «Давай сделаем еще заход и расстреляем их». В это момент взорвалась мина Хоппи. Она упала перед зданием электростанции, вверх взметнулся столб яркого желтого пламени, и поднялось огромное облако черного дыма. Нам пришлось ждать, чтобы оно рассеялось. В долине не было ветра, поэтому ждать пришлось долго». По окончании атаки английские самолеты совершили контрольный облет объекта. Пилоты с некоторым содроганием видели под собой брешь в плотине длиной около ста метров, через которую вниз, на равнину, хлестал чудовищный поток воды. Потом подсчеты показали, что объем воды, хлынувшей в долину Рура, составлял не менее 130 миллионов тонн.
Приказав оставшимся самолетам своей группы возвращаться на базу, Гибсон взял курс на реку Эдер, которая находилась в более низменной местности и поэтому представляла из себя гораздо более трудную цель. Через несколько минут после прибытия самолета Гибсона над дамбой появились машины второй ударной группы. Началась атака второго объекта. Здесь работать бомбардирам было проще, поскольку зенитный огонь по непонятной причине полностью отсутствовал. Капитану Шеннону пришлось сделать целых шесть заходов на цель, прежде чем ему удалось сбросить свою мину довольно точно. После него на рубеж атаки вышел самолет Генри Модслея. И вот тут произошло нечто непонятное. Бомбардир этого экипажа чуть опоздал со сбросом мины, поэтому смертоносный груз ударился прямо в гребень дамбы. Яркая вспышка осветила на мгновение всю долину, и в свете этой вспышки экипаж Гибсона отчетливо увидел силуэт самолета, идущего вертикально вверх в самом эпицентре взрыва. Стало ясно, что «Ланкастер» Модслея разрушен взрывом и все, находившиеся в нем, погибли. И вдруг спустя минуту в эфире раздался усталый голос: «Кажется, нормально». Это был голос Генри. Но сколько ни вызывали его радисты, на связь он больше не вышел. Оставшиеся экипажи сделали еще один круг, вглядываясь в темноту в поисках хотя бы вспышки от взрыва, но самолета их товарища не было видно. Что на самом деле произошло с тем экипажем, так и осталось невыясненным.
Наконец Гибсон вывел на позицию последний имеющий мину экипаж — Леса Найта. Если и эта мина будет потрачена впустую, то это будет означать, что дамба Эдер в эту ночь останется целой. Но именно этот заход оказался удачным: «Мы летели над ним примерно в 400 ярдах правее и видели, как мина упала в воду. Мы видели, как она погрузилась. Мы видели ужасный удар, потрясший дамбу до самого основания, а затем словно гигантская рука пробила дыру в карточном домике, который тут же сложился весь. Бурлящая масса воды хлынула и долину Кассель. Лес был очень возбужден. Он даже забыл выключить передатчик, и мы могли слышать замечания, которыми обменивался его экипаж…
Долина ниже дамбы Эдер опускалась круче, чем течение Рура, и мы какое-то время следовали за водяным валом. Мы видели, как бурлящая и клокочущая масса воды рвалась сквозь пробоину и рушилась вниз. Мы видели, как вниз по долине помчались шесть огромных волн. Для начала они смели здание электростанции. Мы увидели, как тут же погасли огни в соседних деревнях, словно огромная черная тень накрыла долину. Водяная стена мчалась вперед, как курьерский поезд. Мы знали, что в нескольких милях отсюда находится крупная тренировочная база люфтваффе. Это был большой современный аэродром с массой построек, в том числе подземными ангарами и подземными казармами… Я повернул домой». Уничтожение дамбы на Эдере причинило даже большие разрушения, чем на реке Мён: почти 200 миллионов тонн воды обрушилось в узкую долину, все сметая на своем пути.
Дамба на последней реке — Зорпе — также была атакована, но безуспешно. Впрочем, это уже не могло омрачить триумф британских пилотов. Не напрасны оказались месяцы тяжелых и опасных тренировок, не напрасна оказалась гибель нескольких экипажей. И хотя все участники операции прекрасно осознавали тот факт, что уничтожение нескольких плотин в долине Рура никак не может иметь своим прямым следствием поражение Германии, все равно эта уникальная воздушная спецоперация имела стратегическое значение — если не в военном отношении, то в психологическом. Население Германии испытало на себе все кошмары воздушных налетов и убедилось в том, что люфтваффе просто не в состоянии одновременно прикрыть от авиации союзников всю территорию рейха.
Двадцатишестилетний подполковник Гай Гибсон стал символом того поколения летчиков, которые ночь за ночью, невзирая на опасность, прорывали зенитные заслоны немцев и продирались через заслоны истребителей ПВО для того, чтобы война пришла на землю Германии. Спустя год Гай Гибсон не вернулся из очередного боевого вылета. Но после него осталась созданная им элитная часть — 617-я эскадрилья, которую в королевских ВВС стали называть просто «разрушителями плотин». Незадолго до гибели он еще успел написать небольшую книжку мемуаров — «Впереди вражеский берег», в которой очень живо и ярко описаны и события знаменитой «битвы за Британию», и подробности операции «Даунвуд». А 617-я эскадрилья до самого конца войны выполняла особо важные и особо опасные рейды, в числе которых потопление линкора «Тирпиц» и разрушение виадука Белефельд на западе Германии.
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
Наталья Меклин - гвардии майор 588-го ночного легкобомбардировочного авиаполка. В составе авиационного полка с октября 1941 года. На фронте Наталья Федоровна с мая 1942 года. Сражалась на Южном, Северо-Кавказском, 4-м Украинском и 2-м Белорусском фронтах. За годы войны ее экипаж выполнил 980 боевых вылетов. В феврале 1945 года Наталья Меклин удостоена звания Герой Советского Союза. Кавалер ряда прочих орденов и медалей. После войны Наталья Федоровна занималась литературной деятельностью. Член Союза писателей СССР.