Эту историю мне рассказал один из лётчиков в бытность моей службы во фронтовой авиации семидесятых. За стопроцентную достоверность не поручусь, рассказываю в том виде, как её услышал.

Лётчики фронтовой авиации, как известно, стреляют на полигоне не муляжами бомб и не болванками вместо ракет и реактивных снарядов, а такими же боевыми боеприпасами, какие они применяли бы по реальному противнику. Во время таких вот стрельб на полигоне один лётчик-старлей допустил серьёзный промах и не поразил мишень даже близко. Кстати, некоторые экзаменаторы засчитывают только прямое попадание, даже если мишень вся как решето от осколков. Стрелял этот парень по одиночной мишени «танк» реактивными снарядами. Все боеприпасы истратил, а мишень не поразил. Получил он ещё в воздухе за этот промах нагоняй от руководителя полётов на полигоне и поплёлся на свой аэродром в расстроенных чувствах.

И тут на его беду и беду ещё одного персонажа попался ему по дороге одиноко пашущий в поле трактор. В данную минуту трактор этот не пахал, так как у него что-то случилось с движком. Тракторист, провозившийся битый час, и осознавший, что одному ему не справиться, оставил свой агрегат там, где он заглох и отправился в село за подмогой.

А тут наш летун, донельзя огорчённый своим промахом, увидел этот трактор, и решил, а почему бы ему не потренироваться на нём. Вполне себе подходящая мишень. Нет, конечно, только для манёвра и прицеливания, стрелять по нему он и не собирался. Да и чем стрелять-то, если все снаряды израсходованы? Решил: сделаю заход как для стрельбы снарядами, потренируюсь лишний раз. И вот этот ас, как положено, выполняет необходимый манёвр, ловит в прицел такую напоминающую танк мишень и машинально нажимает гашетку, справедливо полагая, что никаких снарядов у него и в помине не осталось. И тут…

Считать-то этот лётчик считал, прибор на панели показывал пустой боекомплект. Но тут, как это бывает, вмешался закон подлости. И на сей раз он выразился в том, что один снаряд у него таки остался. Хотя почему-то все датчики в кабине показывали их полное отсутствие. Но в авиации и не такое бывает, случается, что приборы объективного контроля врут. Техника, знаете ли.

В общем, прямое попадание, можно сказать на «отлично». Но это «отлично» было бы ему за стрельбу на полигоне, а в чистом поле да по колхозному трактору – полный незачёт с оргвыводами.

Можно только представить себе физиономию и ощущения несчастного тракториста, лишившегося своего боевого коня. Шёл себе своей дорогой, никого не трогал, думал, как починить свой трактор, и вдруг свист, рёв, оглушительный взрыв за спиной и груда металлохлама на месте трактора. Чинить больше нечего. На счастье тракториста, он успел к тому моменту отойти от своего агрегата на приличное расстояние. Но шок от увиденного был, наверное, изрядный.

Чем закончилась эта спонтанная стрельба для снайпера-неудачника, и какие были оргвыводы я не знаю. Но думается, по головке не погладили, даже невзирая на меткую стрельбу.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК https://zen.yandex.ru/army_corder

Вам приходилось когда-нибудь списывать неизрасходованные боеприпасы? А если эти боеприпасы числятся израсходованными, а по факту они в наличии? Если да, то вы хорошо поймёте участников этого небольшого события, которое имело место в жизни авиаполка дальней авиации в середине восьмидесятых. Мне о нём рассказал мой коллега, начальник шифровального органа этого авиаполка. Хотя в официальных шифровках об этом не было ни слова. Сейчас поймёте почему.

Прилетает с очередного учебного вылета на полигонное бомбометание бомбардировщик Ту-16. Экипаж отправляется отдыхать, а техники самолёта приступают к его послеполётному техобслуживанию. Открывают они створки бомболюка, который должен по идее быть пустым как воронье гнездо по осени, а там… А там бомбочка, уж не помню на сколько кг собственной персоной. Неизрасходованная. То ли командир бомбардировщика не сбрасывал её вообще, то ли пытался выполнить бомбометание как положено, но что-то там не сработало. В общем, эта бомба своего места в бомбоотсеке самолёта не покинула.

Первым делом технари тут же доложили об этом вверх по команде. Ситуация-то нестандартная. И хуже всего было то, что командиром экипажа в этом вылете был начальник политотдела авиадивизии. В авиации, как известно, начальники политорганов обязаны личным примером поддерживать свои лётные навыки. Вот они и поддерживают, летают время от времени со штатными экипажами.

Дошёл этот доклад до штаба дивизии, а там призадумались и почесали затылки. По всем штабным бумагам эта бомба уже числится израсходованной. Более того, командир экипажа успел отчитаться о выполнении бомбометания, об израсходовании всех боеприпасов и поражении всех целей. Даже получил отличную оценку за выполнение этого бомбометания. Получается очковтирательство в чистом виде. Но это же полковник, начальник политотдела! Как такой начальник может промахнуться и (страшно сказать) обмануть?

Короче, на доклад полковых технарей из штаба дивизии пришёл ответ в духе того времени: «Ничего не знаем, ни о какой лишней бомбе ничего не слышали. Что хотите, то и делайте, но чтобы этой бомбы в пределах аэродрома не было. Избавляйтесь как хотите».

Легко сказать. Дело даже не в том, чтобы аккуратно снять и обезвредить этот боеприпас. Вся проблема в том, куда его девать. Взрывать его где-либо просто немыслимо. Не закапывать же в землю. Мо́ря в пределах досягаемости, чтобы затопить бомбу на глубине нет. Река для этого не годится. Кончилось дело тем, что целая команда гонцов разъехалась в разные стороны от аэродрома с наказом искать и найти подходящее для этой цели болото. Облазили технари все окрестности. А уж вымазались при этом как черти. Ведь надо было не просто отыскать какой-нибудь тухлый водоём, а настоящее Болото. Подходящее болото, в конце концов, таки нашли. Далеко от всех населённых пунктов, достаточно глубокое. Оставалось только надеяться на то, что в ближайшую сотню лет мелиораторы до него не доберутся. Поздней ночью вывезли эту бомбу, затащили её на каком-то плоту на середину болота и наконец-таки избавились от опасного во всех смыслах балласта. На этом история и закончилась.

Лично для меня остаётся загадкой, как начальник политотдела дивизии сумел поразить на полигоне все цели неполным количеством боеприпасов. Не иначе как сразил их силой своей мысли. Вот что значит вдохновляться марксизмом-ленинизмом! Всем бы лётчикам так воевать.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК https://zen.yandex.ru/army_corder

В течение нескольких десятилетий в Европе то и дело раздаются призывы придать бомбардировке древнего города Дрездена статус военного преступления и геноцида жителей.

Немецкий историк Йорк Фридрих в своей книге отметил, что бомбардировки городов были военным преступлением, поскольку в последние месяцы войны они не были продиктованы военной необходимостью: «…это была абсолютно излишняя в военном смысле бомбардировка». Ниже приводятся наиболее интересные отрывки из его исследования «Пожар: Германия в бомбовой войне 1940–1945»

«Мы выбомбим Германию – один город за другим. Мы будем бомбить вас все сильнее и сильнее, пока вы не перестанете вести войну. Это наша цель. Мы будем безжалостно ее преследовать.  Город за городом: Любек, Росток, Кельн, Эмден, Бремен, Вильгельмсхафен, Дуйсбург, Гамбург – и этот список будет только пополняться», – с этими словами командующий бомбардировочной авиацией Великобритании Артур Харрис обращался к жителям Германии. Именно такой текст был распространен на страницах миллионов разбрасываемых над Германией листовок.

Слова маршала Харриса неотвратимо претворялись в жизнь. День за днем газеты выдавали статистические сводки.

Бинген – разрушен на 96%. Дессау – разрушен на 80%. Кемниц – разрушен на 75%. Маленькие и большие, промышленные и университетские, полные беженцев или забитые военной промышленностью – немецкие города, как и обещал британский маршал, один за другим превращались в тлеющие руины.

Штутгарт – разрушен на 65%. Магдебург – разрушен на 90%. Кельн – разрушен на 65%. Гамбург – разрушен на 45%.

К началу 1945 года новости о том, что еще один немецкий город перестал существовать, воспринимались уже как обыденность.

«Теоретики бомбовой войны пришли к выводу, что город противника сам по себе является оружием – структурой с гигантским потенциалом самоуничтожения, надо лишь привести оружие в действие. Надо поднести фитиль к этой бочке с порохом, – говорит Йорг Фридрих. – Немецкие города были крайне восприимчивы к огню. Дома были преимущественно деревянными, чердачные перекрытия – это готовые загореться сухие балки. Если поджечь в таком доме чердак и выбить окна, то возникший на чердаке пожар будет подпитываться кислородом, проникающим в здание через выбитые окна, – дом превратится в огромный камин. Понимаете, каждый дом каждого города потенциально являлся камином – надо было только помочь ему превратиться в камин».

Оптимальная технология создания «огненного шторма» выглядела следующим образом. Первая волна бомбардировщиков сбрасывала на город так называемые воздушные мины – особый тип фугасных бомб, главной задачей которых было создание идеальных условий для насыщения города зажигательными бомбами. Первые воздушные мины, применявшиеся британцами, весили 790 килограммов и несли в себе 650 килограммов взрывчатки. Следующие модификации были куда мощнее – уже в 1943 году британцы применили мины, несшие в себе 2,5 и даже 4 тонны взрывчатки. Огромные цилиндры длиной три с половиной метра высыпались на город и взрывались от соприкосновения с землей, срывая с крыш черепицу, а также вышибая окна и двери в радиусе до километра.

«Взрыхленный» таким образом, город становился беззащитным перед градом зажигательных бомб, высыпавшихся на него сразу же после обработки воздушными минами. При достаточном насыщении города зажигательными бомбами (в отдельных случаях на квадратный километр сбрасывалось до 100 тысяч зажигательных бомб) в городе одновременно вспыхивали десятки тысяч пожаров. Средневековая застройка городов с ее узкими улочками помогала огню перекидываться с одного дома на другой.

Перемещение пожарных расчетов в условиях всеобщего пожара было крайне затруднено. Особенно хорошо занимались города, в которых не было ни парков, ни озер, а только высушенная веками плотная деревянная застройка.

Одновременное возгорание сотен домов создавало на площади нескольких квадратных километров тягу небывалой силы. Весь город превращался в печь невиданных размеров, засасывающую в себя кислород из окрестностей. Возникающая тяга, направленная в сторону пожара, вызывала ветер, дующий со скоростью 200–250 километров в час, гигантский пожар высасывал кислород из бомбоубежищ, обрекая на смерть даже тех людей, кого пощадили бомбы.

Любеку суждено было стать первым немецким городом, испытавшим на себе технологию «огненного шторма». В ночь на Вербное воскресенье 1942 года на Любек было высыпано 150 тонн фугасных бомб, взломавших черепичные крыши средневековых пряничных домиков, после чего на город пролился дождь из 25 тысяч зажигательных бомб. Вовремя понявшие масштаб катастрофы пожарные Любека попытались вызвать подкрепление из соседнего Киля, но безуспешно. К утру центр города представлял собой дымящееся пепелище.

Ровно спустя два месяца после уничтожения Любека, в ночь с 30 на 31 мая 1942 года, погодные условия над Кельном оказались более удобными – и выбор пал на него.

Налет на Кельн стал одним из самых массированных налетов на крупный немецкий город. Для атаки Харрис собрал всю имевшуюся в его распоряжении бомбардировочную авиацию – включая даже бомбардировщики береговой авиации, критически важные для Британии. Бомбившая Кельн армада насчитывала 1047 машин, а сама операция получила название «Тысячелетие».

Чтобы избежать столкновений самолетов в воздухе, был разработан специальный алгоритм полета – в итоге в воздухе столкнулись лишь две машины. Общее количество потерь в ходе ночной бомбежки Кельна составило 4,5% от участвовавших в рейде самолетов, при этом в городе было уничтожено 13 тысяч домов, серьезно повреждено еще 6 тысяч. И все-таки Харрис бы расстроен: ожидавшийся «огненный шторм» не возник, во время налета погибло меньше 500 человек. Технология явно нуждалась в доработке.

К усовершенствованию алгоритма бомбежек были привлечены лучшие британские ученые: математики, физики, химики. Британские пожарные давали советы относительно того, как затруднить работу их немецких коллег. Английские строители делились наблюдениями о технологиях возведения немецкими архитекторами противопожарных стен.

В итоге уже через год «огненный шторм» был реализован в другом крупном немецком городе – Гамбурге.

Бомбежка Гамбурга – так называемая операция «Гоморра», пришлась на конец июля 1943 года. Британские военные особенно радовались тому, что все предыдущие дни в Гамбурге стояла небывало жаркая и сухая погода. При налете также решено было воспользоваться серьезным технологическим новшеством – британцы впервые рискнули распылить в воздухе миллионы тончайших полосок металлической фольги, что полностью вывело из строя немецкие радары, призванные фиксировать движение через Ла-Манш самолетов противника и направлять на их перехват истребители. Система ПВО немцев была полностью выведена из строя.

Таким образом, 760 британских бомбардировщиков, под завязку загруженные фугасными и зажигательными бомбами, подлетели к Гамбургу, не испытывая практически никакого противодействия.

Хотя только 40% экипажей смогли сбросить свои бомбы точно внутри намеченного круга радиусом в 2,5 километра вокруг церкви Святого Николая, эффект от бомбежки был потрясающий. Зажигательные бомбы подожгли уголь, находившийся в подвалах домов, и уже через несколько часов стало ясно, что потушить пожары невозможно.

К исходу первого дня экзекуция повторилась: на город обрушилась вторая волна бомбардировщиков, и еще 740 самолетов сбросили на Гамбург 1500 тонн взрывчатки, а потом залили город белым фосфором...

Вторая волна бомбежки вызвала в Гамбурге желаемый «огненный шторм» – скорость ветра, всасываемого в сердце пожара, достигала 270 километров в час. Потоки раскаленного воздуха кидали обгоревшие трупы людей как куклы. «Огненный шторм» высасывал кислород из бункеров и подвалов – даже не тронутые ни бомбежкой, ни огнем подземные помещения превращались в братские могилы. Столб дыма над Гамбургом был виден жителям окрестных городов за десятки километров. Ветер пожара доносил обгоревшие страницы книг из библиотек Гамбурга до предместий Любека, располагавшихся в 50 километрах от места бомбежки.

Немецкий поэт Вольф Бирманн, переживший бомбежку Гамбурга в шестилетнем возрасте, напишет потом: «В ночь, когда с неба пролилась сера, перед моими глазами люди превращались в живые факелы. Крыша фабрики улетела в небо, как комета. Трупы сгорали и становились маленькими – чтобы уместиться в братских могилах».

В общей сложности в ходе операции «Гоморра» в Гамбурге погибло не менее 35 тысяч человек. На город было сброшено 12 тысяч воздушных мин, 25 тысяч фугасных бомб, 3 миллиона зажигательных бомб, 80 тысяч фосфорных зажигательных бомб и 500 канистр с фосфором. Для создания «огненного шторма» на каждый квадратный километр юго-восточной части города пришлось по 850 фугасных бомб и почти 100 тысяч зажигательных бомб.

Вероятность для жителей городов погибнуть в огненном кошмаре возрастала с пугающей скоростью. Если раньше люди предпочитали скрываться от бомбежек в подвалах, то теперь при звуках воздушной тревоги они все чаще бежали к построенным для защиты населения бункерам, но мало в каком городе бункеры могли вместить более 10% от числа жителей. В результате люди сражались перед бомбоубежищами не на жизнь, а на смерть, а к погибшим от бомб прибавлялись задавленные толпой.

Страх гибели под бомбами достиг максимума в апреле-мае 1945 года, когда бомбежки достигли пика интенсивности. К этому времени было уже очевидно, что Германия проиграла войну и стоит на пороге капитуляции, но именно в эти недели на немецкие города обрушилось больше всего бомб, а количество смертей среди гражданского населения составило за эти два месяца невиданную ранее цифру – 130 тысяч человек.

Самым известным эпизодом бомбовой трагедии весны 1945-го стало уничтожение Дрездена. На момент бомбежки 13 февраля 1945 года в городе с населением 640 тысяч человек находилось около 100 тысяч беженцев.

В 22.00 первая волна британских бомбардировщиков, состоявшая из 229 машин, сбросила на город 900 тонн фугасных и зажигательных бомб, что привело к пожару практически по всему старому городу. Спустя три с половиной часа, когда интенсивность пожара достигла максимума, на город обрушилась вторая, вдвое большая волна бомбардировщиков, высыпавшая в пылающий Дрезден еще 1500 тонн зажигательных бомб. Днем 14 февраля последовала третья волна атаки – выполненная уже американскими пилотами, сбросившими на город около 400 тонн бомб. Такая же атака повторилась 15 февраля.

По итогам бомбежек город был полностью разрушен, число жертв составило не менее 30 тысяч человек. Точное количество жертв бомбардировки до сих пор не установлено (достоверно известно, что отдельные обугленные трупы изымались из подвалов домов вплоть до 1947 года). Некоторые источники, чья достоверность, впрочем, ставится под сомнение, называют цифры до 130 и даже до 200 тысяч человек.

«После войны американцы провели масштабное исследование того, какие именно последствия для немцев имела их замечательная бомбовая война. Они были очень разочарованы, что им удалось убить так мало людей, – продолжает Йорг Фридрих. – Они думали, что убили два-три миллиона человек, и очень расстроились, когда оказалось, что погибло 500–600 тысяч.

Им казалось, что это немыслимо – так мало погибших после таких долгих и интенсивных бомбардировок. Однако немцы, как оказалось, смогли защититься в подвалах, в бункерах. Но есть в этом отчете и другое интересное наблюдение. Американцы пришли к выводу, что, хотя бомбежки не сыграли серьезной роли для военного поражения Германии, характер немцев – это было сказано еще в 1945 году! – психология немцев, то, как немцы ведут себя, – существенным образом изменился.

В докладе говорилось – и это было очень умное наблюдение, – что бомбы по-настоящему взорвались не в настоящем. Они уничтожили не дома и не живущих тогда людей. Бомбы взломали психологическую основу немецкого народа, сломали его культурный хребет. Теперь страх сидит в сердце даже тех людей, которые не видели войну.

По материалам: https://militaryreview.su/483-anglo-amerikanskie-bombezhki-g...

Физики с помощью современных технологий впервые смогли точно рассчитать дозу радиации, поразившей жителей Хиросимы. Для этого они исследовали состояние костей жертв бомбардировки, сообщает PLoS One.

Анализ показал, что доза достигала показателя в 9,5 грэя. Между тем, по данным ученых, доза выше четырех грэй уже является смертельной, хотя какое-то время организм еще будет бороться. При дозе от десяти грэй человек погибает мгновенно.

«Половины этой дозы хватило бы, чтобы убить человека. Мы надеемся, что наша методика поможет полицейским находить «грязные бомбы», заложенные террористами, и определять тех их жертв, кому больше всего требуется неотложная помощь», – отметил Освальдо Баффа из Университета Сан-Паулу (Бразилия).

Еще около полувека назад физики обнаружили, что облучение костей гамма- и рентгеновскими лучами намагничивает их и меняет структуру кристаллов апатита в их толще. Открытие этой особенности помогло более точно датировать археологические и палеонтологические артефакты.

Ученые из Сан-Паулу впервые применили данную технологию для изучения жертв ядерных атак. Они дополнительно обстреляли образцы костей пучками ионизирующих лучей и проанализировали изменения их магнитных свойств. Данные фиксировали при помощи ЭПР-спектрометра, способного отслеживать малейшие перемены в состоянии структур кристаллов и поведении электронов внутри них.

Исследования показали, что дозы, полученной жителями Хиросимы, с лихвой хватило для полного разрушения костного мозга человека. Результаты эксперимента физиков совпадают с показателями радиации, которую поглотили кирпичные строения в японском городе.

Напомню, атомная бомбардировка Хиросимы состоялась 6 августа 1945 года. От взрыва и его последствий погибли 140 тысяч человек. 9 августа был нанесен удар по Нагасаки – его жертвами стали еще 74 тысячи мирных жителей.

Навеяло историей от 18.02 про 100 мм снаряд и попадание в бычка.

https://pikabu.ru/story/skaz_pro_belogo_byichka_5720218

В далеком 198Х году в одном из бомбардировочных полков западной Грузии лейтенанты-штурманы, вчерашние выпускники, готовились сдавать на 3 класс. Кроме всего прочего, основным было слетать на полигон и умудриться попасть в заданную цель, в заданное время. Су-24. Полигон где-то в Азербайджане. Первым, с комэской 3 АЭ летит Толяныч, остальные предполагаемые участники парада борются с мандражом. Через какое-то время приходит команда - на сдачу вылеты отменяются, бомбы снять. Про бомбы, я до сих пор удивляюсь, кому тогда в голову пришла идея подвесить на сдачу лейтенантам не учебные бомбы П-50-75 (калибр/масса соответственно), а две боевые ОФАБ-100-120, самые мерзкие бомбы с огромным для такого калибра радиусом разлета мерзких рваных осколков, чем оправдывалась буква О в названии - осколочная. Прилетевшего лейтенанта сразу у самолета такие же орлы стали засыпать вопросами - что случилось. Ответ обескуражил даже их - не туда бросил, на вопрос зачем бросал - ответить не мог ничего вразумительного.

А теперь разбор полетов. Понимая в душе, что он (Толяныч) знает все, по дороге на полигон из западной Грузии в Азербайджан, решил выполнить коррекцию бортовой ЭВМ по оптически видимому наземному ориентиру (озеру) забыв, что лучшее - враг хорошего. И ---перепутал соседние озера. Дальше картина напоминает ошибку штурмана Ту-22, которая, не вдаваясь в подробности, привела к тому, что экипаж вместо учений в Белоруссию (тогда она так называлась) ухерачил на учения в Иран. И их экипаж, педалируя над болотами Белоруссии, которые почему-то были пипец какими горами, вперед иранцев понял - что-то здесь не так :-)))). Возвращаясь в Азербайджан : выход на полигон (как думалось) - первый заход - подтверждение места (хер знает какого) и разрешение на работу от дежурного на полигоне (штурмана полка - программиста) - цели нет - уход на повторный. Напоминаю - летчик слева - командир эскадрильи, а привоз бомбы это позорное происшествие, как потеря ведомым ведущего. Во время выполнения второго захода комэска дрючит штурманца морально и физически, херача кулаком ему по шлему, мотивируя - я зачем тебя сюда вез, бросай. На втором заходе морально убитый подросток, не видя цели, сдвигает крест прицела подальше от очертаний деревни и после повторного разрешения с земли, валит две чушки.

Не всем нравится звук падающих бомб. Не понравился, видимо, он и грузинскому старику-пастуху, который только что загнал на виноградное поле отару овец, объедать листья на участке, с которого машина успела отвезти на безопасное расстояние баб, которые собрали виноград. Бетонные электрические опоры были срезаны, как ножом. одна из бомб попала в осла пастуха и от него, в отличии от поговорки, не осталось даже ушей. Из печального - больше ста баранов получили ранения, не совместимые с жизнью и к приезду скорой помощи из местной колбасной фабрики почили в бозе, еще больше ста пришлось дорезать. Из позитива - никто из местного населения не пострадал.

Резюме : Толяныча дрючили в извращенной форме минимум год, комэску сняли, понизили, штурмана полка-программиста сняли, понизили. Полк еще долго в штабе корпуса называли бараньим, сам виновник торжества был еще и заядлым футболистом, поэтому сразу был включен в клуб Федотова (есть такой виртуальный клуб, куда включают футболистов, забивших более 100 голов, а наш герой забил более 200, причем в первом периоде одного матча), а три полка корпуса еще долго ели красную баранину, отдающую марганцовкой, т.к. летом такого количества холодильников у тыловиков не было, хранили в ваннах с марганцовкой.

P.S. Не знаю, где сейчас Толяныч, надеюсь в добром здравии, но до штаба дивизии после такого можно дойти только на Украине.

А вы :" 100 мм, бычок !"

Приветствую!

Прочитал на днях где-то очередной пост (старый уже) о том как мы плохо воевали во Второй Мировой (да-да, опять). О том, какие плохие у нас были кадры, переоцененная техника, несовершенное оружие и вообще трупами завалили. Ничего, в общем, нового… Надоело уже. И всё бы ничего, вот только параллельно с этими историями обычно идут истории другие. Про то, какими молодцами были союзники, (а иногда даже и немцы! – что ж времена такие пошли..) и как у них все правильно и хорошо выходило. Они и войну вели умело (в отличие от СССР), и людьми дорожили (в отличие от СССР), и никчемному СССР помогали так, что сами недоедали, а уж к мирному населению-то относились!... любо-дорого посмотреть! Прям слеза умиления.. В общем тащили как могли. И вот это все мы можем наблюдать, чем дальше тем больше повсеместно: в телевизоре, в интернете, в кино, в книгах, в газетах, в комментах к этому посту… Скоро из каждого утюга. Но самое печальное не это. Самое печальное то, что мы сами все это вещаем. Сами! Ворошим палкой чан с говном, а потом туда ныряем, или макаем предков, но лучше, конечно совмещать. Я вот, хоть убейте, не могу представить тех же американцев или британцев так усиленно и самоотверженно поливающих себя, своих предков, свою историю, свою страну таким количеством говна, что дерьмодемону не снилось. Вот на видел я их, остервенело брызжащих слюной в телевизоре по поводу пипец как запоздавшего открытия второго фронта, или мухлежа с лендлизом, или по поводу кошмарных бомбежек Дрездена, Хиросимы, Нагасаки. Мы же рады стараться. И себя заговним, и вас оближем. Вы ж такие молодцы! Цивилизация, демократия, права человека, любовь и благость вам имя. И да, чуть не забыл, простите нас!

Кто-то скажет, да тоже уже надоело. Не ново. Да. Соглашусь. Только вот, волей-неволей, иногда подгорает. И не говорите, что у меня одного. А все потому, что нельзя же так! Стыдно должно быть! А главное потому, что не так все было. Ну или не совсем так (в зависимости от накала самоговняния). Кто-то непременно скажет: а что такого? Они действовали в своих интересах! Или: этого требовала обстановка! Ну да, все правильно. Только почему нам нельзя иметь своих интересов? А если и можно, то они преступные? И это притом, что наши интересы всегда были далеки от того паскудства, что устраивали наши союзники. Требовала обстановка? Ну да, и у нас она была, эта обстановка. Только про это, почему-то умалчивают. Не положено нам дикарям такого. То и дел просвещенный запад!

Все знают Хиросиму и Нагасаки, чуть меньше знают про Дрезден. Это кошмарные трагедии. Нам говорят, что того требовала обстановка, что иначе было нельзя. Такое годилось тогда, раньше. Сейчас – нет. Скажите, что за обстановка такая, которая требует стирать с лица земли города уже практически поверженного противника , только для того, чтобы продемонстрировать свою силу своему же союзнику, который уже назначен будущим врагом? Демократия говорите? Гуманизм?

Но даже это все меркнет перед другим подобным случаем. В ночь с 9 на 10 марта 1945 американские ВВС подвергли авиационному нападению Токио с применением напалмовых бомб. Началась операция "Молитвенный дом". Это событие можно смело назвать самой смертоносной бомбардировкой во Второй Мировой. В эту ночь погибло больше людей, чем в будущих Хиросиме и Нагасаки вместе взятых (свыше 100 тысяч человек, в основном мирных жителей: женщин, стариков, детей. По японским данным - свыше 300 тысяч. Еще полтора миллиона остались без крыши над головой).

После малоэффективных (как ему казалось) бомбардировок Японии 43-44 годов американский генерал Кёртис Лемэй решил применить новую тактику, которая заключалась в проведении массированных ночных бомбардировок японских городов напалмовыми зажигательными бомбами с низких высот. Он считал, что дело идет не слишком хорошо – гибнет не достаточно много японцев. Самолёты должны были лететь тремя линиями и аккуратно сбрасывали зажигательные бомбы через каждые 15 метров. Расчёт был прост: город плотно застроен старыми деревянными зданиями. При увеличении дистанции хотя бы до 30 метров тактика становилась неэффективной. Также необходимо было соблюдать временной режим, ночью люди обычно спят в своих домах. Еще надо было учитывать давление воздуха и направление ветра. Применение этой тактики началось в марте 1945 года и продолжалась до конца войны. 66 японских городов стали жертвами этого метода атак и были сильно разрушены.

В ночь на 10 марта с аэродромов на Марианских островах поднялись в воздух 334 стратегических бомбардировщика Б-29 и направились на столицу Японии. Целью их было уничтожение гражданского населения, поскольку они несли на борту только зажигательные бомбы с напалмом. Американские самолеты сбросили на город 500 тысяч бомб М-69 (они получили название «токийская визитная карточка»), сконструированных специально таким образом, чтобы сжечь деревянные, в основном жилые дома японской столицы. Каждая бомба в кассете из 38 штук имела вес около трех килограммов. Кассеты весом более 200 килограммов разбрасывали бомбы на высоте 600 метров. Похожий на спортивный носок фосфорный взрыватель воспламенял желеобразное горючее, которое зажигалось при столкновении с землей. Дувший в ту ночь штормовой ветер превратил тысячи отдельных очагов возгорания в один сплошной огненный смерч. Температура в городе достигала 980 градусов Цельсия. В итоге 40 квадратных километров Токио были сожжены дотла.

Генерал Лемей утверждал, что военное производство у японского правительства было «кустарное», из-за чего занимавшиеся им в Токио гражданские лица становились вполне приемлемой целью для нанесения ударов. Но к 1944 году японцы практически прекратили надомное военное производство. 97% военных припасов хранились на подземных складах, неуязвимых для воздушного нападения. И американцы знали об этом. Более того, американские генералы прекрасно понимали, что вскоре японцы будут уже не в состоянии продолжать войну по финансовым и материальным причинам. Да и как, находящаяся на грани голодной смерти страна может активно сопротивляться. Лишенное всего жизненно необходимого государство было больше мертвым, чем живым.

Кроме того, японцы к этому моменту уже были готовы сдаться. И предлагали это союзникам. Свои первые мирные предложения японцы передали Белому дому за семь месяцев до этих страшных событий. Президент Рузвельт отклонил это предложение. Поэтому все разговоры про необходимость, и про не было выбора мягко говоря неуместны.

Тосико Хигасикава, которой в момент бомбардировки было 12 лет, вспоминала: «Везде был огонь. Я видела, как один человек попал в когти огненного дракона, не успев сказать ни слова. Его одежда просто вспыхнула. Потом заживо сгорели еще два человека. А бомбардировщики все летели и летели». Тосико и ее семья укрылись от огня в соседней школе. Люди застряли в дверях, и девочка слышала, как дети кричали: «Помогите! Горячо! Мама, папа, больно!» Спустя мгновения отец Тосико в обезумевшей толпе отпустил ее руку. Другой рукой он держал ее младшего брата Эйчи. Тосико с сестрой вышли из здания школы живыми. Отца с братом она больше не видела.

Коджи Кикусима, которой в то время было 13 лет, рассказывает о том, как она бежала по улице, а огонь преследовал ее и сотни других людей. Жар был такой сильный, что она инстинктивно прыгнула с моста в реку. Девочка выжила при падении. Утром, когда Коджи вылезла из воды, на мосту она увидела «горы трупов». Своих родственников она потеряла.

В тот день в Токио погибло и пострадало около миллиона человек.

Сумико Морикаве было 24 года. Ее муж воевал. У нее был четырехлетний сын Киичи, а также восьмимесячные девочки-близнецы Ацуко и Риоко. Когда к домам в ее квартале начал подбираться огонь, Сумико схватила детей и побежала к пруду по соседству. Подбежав к берегу пруда, она увидела, как у сына загорелась куртка.
«Жжет, мама, жжет!» — закричал ребенок. Сумико вместе с детьми прыгнула в воду. Но мальчика ударило огненным шаром по голове, и мать начала тушить его водой. Однако голова у ребенка поникла.
Сумико потеряла сознание, а когда пришла в себя, то обнаружила, что девочки мертвы, а сын едва дышит. Вода в пруду от жары испарилась. Сумико понесла сына в близлежащий пункт помощи и начала поить его чаем из своего рта. Мальчик на секунду открыл глаза, произнес слово «мама» и умер.
Страшных историй, подобных рассказанным выше, было бесчисленное множество.

Каков гуманизм? Привет из цитадели демократии, косоглазые! И это еще не конец. Будет и продолжение! Все во имя демократии и справедливости! Не то что в кровавом царстве морлоков и упырей, где заваливают трупами и сажают миллионами. Здесь будет город-сад! И еще 66 городов-садов. А пока мы просто место расчищаем новым оружием, а заодно и пробуем. Лучше ж полигона не найти. А потом еще одно испытаем пару раз. А главный морлок и упырь посмотрит, и будет знать свое место. А всё потому, что мы-избранная нация! А остальные должны восхищаться. И тому быть!

К вечеру 2 декабря 1943 года в небольшой гавани итальянского города Бари площадью менее 5 кв. км в ожидании разгрузки скопилось более полусотни крупных транспортных судов. Многим кораблям, которым не хватило места у причалов, приходилось швартоваться в несколько рядов боком друг к другу. Это союзники — Британия и США — вели приготовление к вторжению на Апеннины.

С наступлением темноты гавань подсветили десятки мощных прожекторов, что не только делало удобной разгрузку, но и превращало скопление кораблей в идеальную мишень для бомбардировок. Однако американцев и англичан это не беспокоило. Ударная немецкая авиация уже длительное время не проявляла активности в Италии. Она была задействована на Восточном фронте, где последние месяцы шли тяжелейшие бои с наступающей Красной армией.

Союзники настолько пренебрегли безопасностью, что не позаботились ни об элементарной маскировке, ни об авиационном прикрытии порта, ни даже о частичном рассредоточении нагромождённых судов. Не насторожили армейских чинов союзников и участившиеся над небом Бари полёты немецких самолётов-разведчиков.

Возмездие за беспечность

Люфтваффе, разумеется, поспешили воспользоваться благоприятной обстановкой, и в этот же вечер на задание с военной базы под Миланом вылетело по меньшей мере 96 бомбардировщиков Ju-88. Предварительно самолёты-постановщики помех сбросили над гаванью тысячи тонн мелко нарезанной алюминиевой фольги, тем самым «ослепив» зенитные радары союзников. Налетевшие следом юнкерсы обрушили на порт более 200 тонн бомб, превратив гавань в пылающий котёл.

Бомбардировка продолжалась меньше 20 минут, но её последствия были ужасающими. 28 военных и 22 транспортных корабля союзного флота суммарным водоизмещением свыше 100 тысяч тонн оказались полностью затоплены, ещё 12 получили серьёзные повреждения. Вместе с потопленными судами на дно ушло около 35 тысяч тонн различных грузов: оружия, боеприпасов, снаряжения, продовольствия. Помимо этого был взорван нефтепровод, всполыхнувший вместе с заправщиками и танкерами.

Немцы расплатились лишь одним сбитым бомбардировщиком. Но самое страшное началось потом. Прибывшие на место трагедии медики стали фиксировать случаи поражения организма пострадавших отравляющими химическими веществами. Как выяснилось позднее, это был иприт.

Запрещённый газ

Впервые иприт был применён Германией в ходе Первой мировой войны. 12 июля 1917 года близ бельгийского города Ипр (отсюда название газа) немецкие войска обстреляли англо-французские отряды минами с маслянистой жидкостью, содержащей ядовитый газ. В 1935-1936 годах примеру немцев последовали итальянцы, применившие иприт в войне с Эфиопией, несмотря на запрет использования химического оружия, прописанный в Женевском протоколе 1925 года.

Первая реакция на обнаружение следов иприта после инцидента в Бари — «это дело рук немцев». Однако вскоре медицинские карты больных и уже умерших, где упоминалось о воздействии иприта, стали изымать. Высокопоставленные люди принуждали врачей переписывать диагнозы, где вместо химических поражений теперь значились термические ожоги, вызванные обычными пожарами.

Этот загадочный эпизод оставался засекреченным вплоть до 1967 года, когда выяснилось, что на одном из стоявших в порту Бари американских судов находилось химическое оружие. Транспортный пароход «Джон Харви» в условиях чрезвычайной секретности доставил в Бари две тысячи 100-фунтовых авиабомб М47А1, каждая из которых была начинена тридцатью килограммами иприта. В сопроводительных документах химическое оружие числилось как фугасные бомбы. Об истинном грузе знало только высшее американское руководство и находившиеся на судне сотрудники службы безопасности.

Скрывая от общественности информацию о настоящем источнике происхождения иприта, американские военные надеялись, что Германия рано или поздно применит химическое оружие, и тогда все обвинения с чистой совестью можно будет обратить на противника. Но на использование «боевой химии» немцы так и не решились.

Оружие против себя

В момент бомбардировки порта к разгрузке «Джона Харви» ещё не приступали, так как корабль зажатый между двумя другими, был лишён возможности двигаться. Бомбовая атака обошла стороной опасное судно, однако попала на соседний корабль Сильный пожар очень быстро переметнулся на «Харви», и, как ни пыталась его команда справиться с огнём химические бомбы всё же, сдетонировали. Из экипажа никто не выжил: тот, кто не погиб при пожаре и взрыве, нашёл мучительную смерть от поражения ипритом.

Взрыв высвободил почти 60 тонн ядовитых веществ, смертельная концентрация которых составляет 15 миллиграммов на кубометр. В считанные минуты едким облаком газовые испарения покрыли всю акваторию гавани, часть ипритного аэрозоля смешалась с дымом бушующих пожаров, остальная покрыла поверхность бухты маслянистой плёнкой. В воде барахтались сотни моряков, которые, соприкоснувшись с ядовитой плёнкой, погибали от страшных ожогов.

Персонал порта, спасатели и медики не были извещены о страшном грузе, а поэтому с опозданием отреагировали на острую резь в глазах и слизистой носоглотки. Надетые защитные костюмы и противогазы мало помогли. Тем не менее они продолжали самоотверженно тушить пожар и вытаскивать из ядовитой воды пострадавших.

Отсутствие информации спровоцировало инцидент на американском эсминце «Бистера», который чудом уцелел после налёта. Экипаж принял на борт несколько десятков раненых и взял курс в соседний порт Таранто. Но спустя четыре часа вся команда почувствовала симптомы отравление ипритом. Несмотря на острую резь в глазах экипаж практически вслепую сумел пришвартоваться в месте назначения.

Последствия

Засекреченность инцидента в Бари дала о себе знать. Даже по сей день невозможно подсчитать хотя бы приблизительное число погибших от иприта. Известно лишь число умерших в госпиталях американских военных — 83 человека. Тех, кто погиб на месте бомбардировки, может быть в десятки раз больше.

По этой же причине невозможно отделить тех, кто погиб от химического поражения, от погибших непосредственно при взрывах или в пожарах. Всего, по самым скоромным подсчётам, жертвами бомбардировки Бари стали не менее тысячи американских, английских и итальянских моряков, примерно столько же работников порта и солдат охраны.

Немецкая бомбардировка Бари стала одной из самых разрушительных за всю войну, уступая лишь японскому налёту на Пёрл-Харбор. Уничтожение военного и продовольственного груза союзников оставило их на голодном пайке и надолго затормозило продвижение англо-американских войск на Апеннинах.

Немногим удалось пережить тут страшную ночь в Бари, ещё меньше дожили до 1986 года. Именно тогда ветеранам удалось добиться от властей США и Великобритании признания их жертвами химического оружия, что позволило им получить существенную прибавку к пенсии.