Про слово пацана в реалиях Южного Урала
Раз такая ботва пошла, что почти каждый пост залетает в горячее (кроме того, что про политику - удалили модеры), продолжу мои истории.
Так получилось (см предыдущие посты), что в Челябинске я оказался в возрасте 16 лет в 98 или 99 году. Абсолютно деревенский парень, вскормленный на молоке и мясе, рост 185, вес 80, за плечами разные спорт секции и тяжелая физическая работа по хозяйству.
Я был в шоке от города. Здоровался сперва по привычке с каждым (в городе- миллионнике).
Наивный шопиздец
И наши навыки деревенские, ну типа на дискаче несколько поселков собираются, и веселый мордобой, как у мушкетеров - один за всех и все за одного, перенес как то в мою новую городскую жизнь.
Вот долбоеб.
Пизды получал раз 5 и каждый раз когда заступался за своего одногруппника по интернат школе, соседа, просто какого-то левого. Видел - толпа на знакомого, и выдвигался. Знакомый убегал, а я в аут.
Против 2-3 никакого здоровья не хватит.
При этом на меня самого никогда не прыгали, но блеать эти понятия «прав он или нет, заступись, потом разберешься» сыграли свою роль.
Титановая пластинка в черепе, сетка в животе, 6 имплантов зубов.
А где эти, за которых вступался? Да нигде. Пропадали. Им похуй.
Отсюда вынес очень важный жизненный принцип. Город - не деревня. Здесь всем похуй. Похрен на твои поступки, слова, действия (интернета и такого благого дела как травля еще не было).
Ну а в деревне, что человек чмошник и надо его избегать знают все на следующий день.
Об этом и сериал. Конфликте деревни и города по сути.
Ответ на пост «Как мы выжили в 90е»
пиздец..., все моё детство прошло именно так же, не держали только свиней в таком количестве, больше рогатиков. летом сенокос и нескончаемый огород, зимой дрова, ебучий навоз, вода. но мы никогда не нуждались, ко всему этому у нас случился пожар, все постройки, дом, всё было уничтожено, успели выкатить мотоцикл да кое какие вещи из дома повытаскивали, скотину выпустить не догадались, на момент пожара взрослых никого не было а мы мелкие были. до сих пор помню рёв скотины. было это под конец лета и мне не понятно почему они были в загоне а не паслись на лугу, сгорело все минут за 30. лично моё мнение что это был поджёг так как началось горение со стороны стайки, с кучи навоза, там не было никаких проводов, заборы и трава по пояс, легкий летний ветерок способствовал очень быстрому распространению огня. Этот момент меня конкретно выбил из себя, замкнулся в себе, проблемы в учебе. организации где работали родители помогли(я так думаю) , выделили лес-стойматериалы на постройку дома. хз как выжили, жили у бабушки по маминой линии, папка после работы постоянно на стройке с тестем(моим дедом), я там же с ними. сейчас думаю что как бы мы жили по другому если бы не этот пожар.
супруга моя рассказывает о этих временах как о голодных, она городская, я же не могу сказать что нам в посёлке было голодно, очень много работали, никогда не забуду как вдвоем с сестрой окучивали по жаре все два огорода с картошкой, наверное соток 20. в перерывах бегали на речку купаться. как то докапывали её и шёл снег. а потом почти всю зиму эту картошку моешь и на корм скотине крошишь или варишь.
родителям безмерно благодарен, они не опустили руки, столько всего свалилось на их долю, мать постоянно винит себя что мало уделяла нам времени, но как это возможно вообще в том режиме в котором все это происходило?
Отмостка дома женскими руками
Отмостка штука нужная, но дорогая, крючком ее не свяжешь ... Нужна, вроде, для отведения воды от дома, чтобы вода не подмывала фундамент. На участке валялся шифер, его там "развалили" бывшие владельцы, мне он достался в качестве строительного мусора. Я выбрала целые куски, напилила их болгаркой, и положила из них отмостку с уклоном от дома. Чтобы выглядело красиво шифер покрасила, как клавиши у пианино, но хватило его на две стены (фото не осталось), а что делать еще с двумя сторонами? У дома-то их четыре! Насыпала земли с уклоном от дома, взяла старое постельное белье, смочила в растворе: цемент+плитонит+стекловолокно+гидроизол+стяжка, и постелила прямо на насыпанную землю. Когда высохло, уложила стеклоткань, накидала такого же раствора, и разровняла - как смогла. Потом покрасила, и получилась вот такая отмостка. Функцию свою она выполняет. Мы единственный дом в деревне, кто не откачивает по весне из подвала воду!
Ответ на пост «Белорусские ведьмачьи локации»
В детстве мама, помню, долго собиралась меня с друзьями (примерно 5-6-ой класс) в кино сводить, всё не складывалось. Так-то мы сами бегали.
Наконец-то появился момент.
Пошли на четырёхчасовой сеанс.
А там "Дикая охота короля Стаха" от "Беларусь", мать его, "фильма" :)
Кто в теме, поймёт, а кто нет, тем и не надо.
Теперь яйца не расклевывают, но приходится мыть
Белорусские ведьмачьи локации
Сохранившиеся сельские здания конц. XVIII - нач. XX века, перевезённые в музей народной архитектуры близ д. Строчица
Готовы к Евро-2024? А ну-ка, проверим!
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Яблоня. Часть 2/5
- Сука, сука!.. - шипел Данила, пытаясь ухватиться за обрывок веревки. С прокушенной до мяса ладони на землю текла кровь.
- Остановитесь! Пожалуйста! - взмолился Архипка над занесённой над головой лопатой. Он замерзал. И почему всё было так несправедливо?!
- Ты доигрался, Заморыш, поэтому и умирать будешь долго.
Оба заржали, срывая голос до хрипоты. «Вот и всё», - успел подумать Архипка и отключился.
В забытьи снился ему прадед Григорий, шептавший что-то о том, что в их роду не прощают врагов.
И вот тело Архипки необычайно лёгкое, и ничего не болит. Он парит над землёй. Свет в овраге серый и тусклый, похожий на выцветшую фотографию.
Архипка наблюдает, как закапывают его тело в землю, как на колотые ножевые раны в глазницах падают мелкие корешки. Затем в яму, поверх, плюхается собачья требуха и порешённоё на куски тело пса.
Затем он смотрит, как Данила и Костик умываются у ручья, обсуждая свои желания.
Данила хочет выиграть в лотерею и чтобы не меньше миллиона рублей, а Костик намеревается заполучить в гёрлфренды Милку Ежову, дочку директора школы и звезду инстаграмма.
Наверное, в речушке вода холодная, предполагает Архипка вон как они фыркают, пока отмывают руки. Затем полощут нож, замаранную кровью и землёй лопату.
Наконец уходят.
Архипка незримо витает над своей безымянной могилой, зависший в странной пустоте, где нет ни мыслей, ни ощущений, ни собственного тела, только словно чужая память о произошедшем. И вдруг в нём огнём разгорается обида из-за несправедливости, которой он ничем не заслужил. Огонь полыхает всё ярче, до вспыхнувшей, испепеляющей, яростной боли, и Архипка воет от безысходности.
Гудит порывистый ветер. Серый цвет вокруг меркнет, а Яблоня в центре оврага освещается мягким янтарным светом.
Кто-то заговорил с Архипкой, и этот голос был похож одновременно на голос прабабки Мальвины и голос матери, с неприятной, режущий слух хрипотцой, как иголка, царапающая пластинку проигрывателя, заброшенного из-за этого дефекта отчимом на чердак.
- Вот ты и пришёл ко мне, Архипка. Стоишь на перепутье, как твой прадед однажды. И я дам тебе возможность выбрать свою судьбу: небытие или служение мне вечно. Потому, что в тебе течет кровь Григория, моего слуги, пусть и слабая, но и этого достаточно, чтобы дать тебе шанс Архипка.
Яблоня незаметно приблизилась. И кажется, протянешь ладонь – и обхватишь жаркую, сухую, светящуюся янтарным светом кору.
Пахнуло сладким ароматом спелого яблока, до слюны во рту. На глазах ощутилась влага. Ожившее сердце забилось гулким и ровным тук-тук-тук. Архипка увидел свои пальцы, ставшие, как прежде, чёткими, настоящими. Рана в животе исчезла. От переполняющих чувств ему захотелось обнять яблоню, что Архипка и сделал, рассмеявшись от счастья. Он снова был живым.
Как же больно и резко отбросило в сторону! Как ненужную вещь на помойку. Колкий смех резанул уши Архипки льдинками острых снежинок в пургу. Он задрожал, снова услышав голос, осознавая, что боится посмотреть на говорящего с ним.
- Поклянись же служить мне вечно, Архип, и я награжу тебя щедро: возможностью отомстить.
Перед глазами мальчишки промелькнула вся жизнь практически так же, как пишут в жёлтой прессе очевидцы перед смертью. Он увидел себя со стороны: мальчишку, который мог бы чего-то достичь, уехать от отчима, окончить университет, найти работу, жениться. На этот раз Архипка заплакал от обиды.
Он кивнул, без раздумий соглашаясь.
- Произнеси вслух, - потребовал голос.
Архипка крикнул, осмелившись посмотреть вверх. Существо обитало в яблоне, проглявая сотнями янтарных глаз сквозь кору, шевеля множеством лапок-рук, по-паучьи тонких и узловатых.
Порывом обжигающе горячего ветра Архипку прижало к коре, затянуло водоворотом пахучего яблочного духа внутрь дерева, к самым корням, и существо поцеловало его в лоб, холодными до омерзения губами, приговаривая: «Ну, вот и всё, сынок. Разве это было так страшно?» Кто-то смеялся, и этот кто-то был сам Архипка.
Под землёй закопанное тело мальчишки вдруг зашевелилось, заскребло руками, дёрнуло ногами, нащупало на себе останки собаки и тонко, исступленно завопило. На звук со всех сторон сползлись тонкие корешки да коренья, червяками разрыли землю и вытолкнули на поверхность Архипку. Его глаза светились янтарным огнём. На коже проступили прожилки чёрных змеек-вен.
Архипка улыбнулся, обнажив острые зубы, когда вгрызался в протухший, обмазанный землёй собачий ливер. Затем глотал, практически не жуя. Насытившись, схватил останки собаки, набил их землёй и тем, что выхаркнул из себя. Янтарным и гнойным.
После поцеловал собаку в лоб, качая в руках, напевая и баюкая, как младенца.
Со всех сторон наплывал пахучий и плотный белый туман, который прятал в себе овраг и происходящее в нём.
Дождавшись, когда собака откроет такие же янтарные, как у хозяина, глаза, отряхнется да встанет на ноги, он повёл её к яблоне, распахнувшей для обоих своё нутро, уходящее глубоко под землю, к корням, к бережно упрятанному в их сплетенье красному, с янтарными прожилками сердцу.
… - Что с тобой сегодня, малой? Сам на себя не похож. Неужели тумана боишься? Так глупости всё это, брат. Бабские забабоны, что нечисть овраге не спокойна. Давай, будь мужиком… Я в твои годы… - выставил в улыбке некрасивые зубы Марат. - Вот, лучше выпей сивухи – поможет, нервы укрепит, - дыхнул в лицо перегаром Косте и звучно рыгнул. - Курицу доедай, картошку жареную тоже можешь лопать. А нас с Зойкой не беспокой да не подсматривай. Она девушка застенчивая, ещё собьет настрой и передумает давать мне.
- Я лучше к Даниле пойду, на компе поиграем, - отмахнулся от брата Костя, вгрызаясь в куриную ножку.
- Дело твоё, - ухмыльнулся Марат. - Только, усеки: мне с Зойкой не мешай.
Костик с набитым ртом кивнул.
Стемнело. Выл ветер, задувая в печную трубу. Клюква забилась на печку и отвернулась, улегшись клубком. Бабка Прокофья, сгорбленная и сухая, как и её узловатая деревянная палка в углу, пробурчала себе под нос:
- Знаю, родная, ты очень старалась, но не смогла его остановить. Чтож, Клюква, видимо, от судьбы не уйдешь.
Бабка легонько погладила кошку по шерстке. Затем открыла заслонку, подкинула в печку дров, помешала кочергой угли.
В дверь постучали, когда она заканчивала вязать очередную бесполезную скатерть. Кошка шикнула, встала и ощетинилась.
- Что ж, пойду открывать…
На пороге стоял грязный, очень бледный Архипка. Одежда порвана, в чёрных засохших пятнах. Только вот янтарные глаза смотрели недобро. Чужие глаза на детском лице.
- Исполни свой долг, Прокофья, приюти, накорми… - раздался совсем не мальчишеский голос.
Она вздохнула да распахнула пошире дверь.
- У тебя есть фотографии в сундуке, знаю. Расскажи, - потребовал Архипка, сидевший на лавке подле печи в чём мать родила. По белой коже змеились чёрные вены. Прокофья развешивала его постиранные вещи, думая, что лучше сделать: подлатать их либо выбросить за негодностью?..
- Смотри сам, - голос против воли дрожал. - Сундук под столом, доставай.
На столе с потёртой клеёнчатой скатертью от четырёх курей остались лишь кости да головы. Набитый мясом живот мальчишки заметно округлился. Собака сидела возле двери и не по-собачьи смотрела такими же, как у своего хозяина, янтарными глазами.
- Знаю, - усмехнулся Архипка. - Ты была из тех, кто прадеда моего Григория сгубила да закопала и солью, святой землю посыпала. Вот только яблоня ничего не забыла.
Что ей оставалось, кроме как кивнуть? А потом вдруг выпалить, что аж сердце у самой от собственных слов застучало:
- Как жаль, что не удалось её спалить! Нечисть, от простого огня заговорённая!
Прокофья ждала чего угодно, только не кривой ухмылки да ответного кивка и слов, что сердце яблони – огненное, питается кровью и ничего не страшится.
Прокофья уселась на лавку рядом с Архипкой. Он тоненькими пальчиками листал старый, потемневший от времени фотоальбом, внимательно разглядывая молодых: Прокофью, Григория, Мальвину, у которой Яблоня за содеянное помутила разум, но подарила долгую жизнь, чтобы страдала и мучилась, наблюдая, как гниёт от рака родная дочь, а затем гибнет молодая внучка.
- Не знали мы, Архипка, что тебе от прадеда хоть что-то тёмное передалось. Особой метки, коричневого родимого пятна, с виду полумесяца, на темечке при рождении не нашли. Да и хилым ты всегда был, болезненным, что вообще думали – помрешь во младенчестве. Ошиблись. Выжил. Окреп. А тут гляди, как всё обернулось.
С её слов Архипка напрягся, лицом изменился, в глазах проступило что-то прежнее, человеческое. Обиженное. Пальцы разжались, фотография упала на пол. Он вскочил, в глазах мерцали нехорошие янтарные искры.
- Молчать, старая карга, если жить ещё охота! - злобно гавкнула у порога собака. Хвост ударил, предупреждающе заметавшись по деревянному полу.
Скрепя сердце Прокофья голову склонила, взмолилась.
Архипка руку занёс, но дрогнул, когда кошка с печи в ноги бросилась клубком мягкой шерсти да ласково потёрлась, тихонько и жалобно мяукнув: мол, пощади…
Был бы прежним, в груди дыханье спёрло, а так противно заскреблось. И того хватило. Он губы скривил да отошёл в сторонку. Удивился легонько, признавая, что ничего не ощущать, кроме злобы, да жажды возмездия, становится всё легче, правильней.
Потом раздумывая и вовсе не находя себе места в доме, Архипка вышел во двор. Осмотреться, ощутить костями и новыми, чёрными, лозовыми жилами в теле наступившую ночь.
С рассветом всё село укутал туман. Пахучий сладкими яблоками, густой и плотный, растёкся хищным паразитом, и даже лёгкий ветерок не мог пошевелить его.
Архипка тихонько поскрёбся в дверь, предупреждающе гавкнула собака.
Прокофья подготовила лежалище: в подполе разрыла землю, накидала из сарая соломы, чтоб было помягче.
Кошка, насторожившись, шипела. Ей, как Прокофье, не нравилась кровь на лице да на теле вернувшегося Архипки.
Когда Архипка забрался в подпол да, закрыв за собой крышку повозившись, затих, то уставшая Прокофья, улеглась, не раздеваясь, на кровать и заснула с кошкой под боком. Так и проспала до десяти утра, жалея, что не завела заржавелый будильник.
Торопясь, Прокофья собиралась поехать в райцентр, взяв все скромные сбережения, да несколько золотых брошек, и бусы с красивыми камушками, что в молодости кавалеры дарили. Загляделась на украшения, словно тысячу лет с той поры минула, что и не вспомнить, как молодой, белокурой и красивой была.
В дороге переваривались в голове сплетни, что услышала подле продуктового ларька, куда до поездки бегала за хлебом. Мол, Архипка пропал. Искали всей школой, да бесполезно. А Сергей Владимирович заявление в полицейский участок подал, и следователь должен был приехать. «Странно всё это и точно не к добру», - шептались, шушукались закадычные подруги, Леська и Марфуша, пенсионерки, сразу понизившие голос при появлении Прокофьи. Вот не любили её и всё. Даже ничего толком не знали, а не любили, ворожеей за спиной называли. Может, оно было и к лучшему.
В ломбарде, не особо торгуясь, Прокофья забрала предложенные деньги, на крохотном рынке взяла оставшихся кроликов: кур уже не осталось – поздно приехала, все поразъехались. Вздохнула. Кости ныли, болели ноги от непривычной нагрузки, устала она от долгих поездок, давно так надолго из своей хаты не выбиралась.
Кошка встречала у порога, ластилась под ноги, а в зелёных глазах облегчение.
- Что же ты, Клюквочка родная, неужто думала, что я тебя оставила? Ну-ну,- согнувшись, Прокофья погладила кошку, чувствуя, как трещит в коленях.
В доме вкусно пахло яблоками, но от запаха Прокофью затошнило. Нутром вдруг поняла, что Архипка отлежался, набрался силы и теперь учинит беду.
Сытый Архипка спал в подполе. Собака дремала под боком. Чёрные жилы вились в них, разливалась подаренная яблоней сила.
Земля под соломой дышала, убаюкивая. Мягко нашёптывала солома. А яблоня в его снах разрасталась вверх к небу, темнела кора, распускались почки, зеленели молодые листья. Цвели на глазах бело-розовые бутоны пахучих цветов, и вот, гляди уже, и яблоки завязались да растут себе стремительно, как на дрожжах, превращаясь в краснобокие спелые плоды, точно рдеющие на морозе девичьи щёки. Яблоки были очень важны. В них крылось древнее знание и древняя же сила. Всё остальное, что было прежде в жизни Архипки, серело и блекло, пока и вовсе не исчезло.
Собака лизнула языком щёку Архипки: мол, пошли. И он проснулся.
На уроках все обсуждали Заморыша. Учителей практически каждые полчаса вызывал на совещания директор, поэтому можно было сказать, что никто совсем и не занимался.
- Тсс, успокойся, Марат всё уладит. Не сцы.
Данила заморгал по-девичьи длинными ресницами, веко левого глаза задёргалось. Кореш нервничал, хоть и промолчал, кивая.
Как сказать обо всём Марату – честно, Костя не знал. И надо было признать, что сделать это он до усрачки боялся, но иначе ведь никак.… Ибо кто же ожидал, что Сергей Владимирович так скоро обратится в органы.
Наверное, сам испугался подозрений. Не мог же отчим Архипки действительно волноваться за Заморыша.
Следователь представился, как зашёл в класс. Щур Евгений Петрович был тучным мужиком, с тонкими усиками под рыхлым, похожим на свиной пятак носом. Зато выделялся среди стоящих за спиной помощников отглаженной до стрелок на брюках формой да кожаной мужской сумкой в руках. В окошко можно было увидеть белый, с синей полосой по боку полицейский уазик.
Пока следователь, что-то рассказывал про орудующего в городе маньяка и задавал вопросы, весь класс внимательно слушал. Костик то и дело отвлекался на собственные мысли да смотрел в окошко, недовольно прикусывая нижнюю губу, рассмотрев в уазике овчарку, точную копию Мухтара из сериала.
Могли же они связать дело городского маньяка с Заморышем, или нет? Костик терзался сомнениями и тревогой, все ногти, после того как следователь с двумя операми ушёл, изгрыз до крови.
Позднее в кабинете директора допрашивали учителей, а их класс одним из первых отпустили домой, наказав всем детям оставаться дома.
Марат варил пельмени. Большая кастрюля на плите булькала и кипела. Вкусно пахло мясом и специями.
- Ну, как дела в школе? - спросил Марат, продолжая крошить на разделочной доске мелкими кубиками свеклу да солёные огурцы на винегрет.
- Отпустили с уроков, - ответил Костя.
- А чего тогда такая кислая рожа? Ведь не из-за пропавшего Заморыша переживаешь, так? - расплылся в улыбке Марат, продолжая нарезку.
Костя хотел ответить что-то банальное или отделаться шуткой, но язык словно примёрз к нёбу, ноги сделались ватными. И он вдруг расплакался, заревел, закрывая лицо руками.
- Чего ты мелкий, ну чего ты?! - Марат отбросил нож в сторону, вытер руки о полотенце. Ему, высокому, пришлось наклониться, затем присесть, чтобы схватить в охапку брата, грубо обнять и спросить одновременно настойчиво и ласково: - Выкладывай!
Давясь словами, рыданиями, при этом сжимаясь от страха, Костя начал рассказывать, но получалось обрывочно, не по порядку.
- Твою ж мать, мелкий... Ты что, охренел?!
Лицо Марата резко пошло пятнами, изо рта брызгала слюна, в глазах клокотала бешеная ярость. Сам собой сжался братов кулак, сильно, до белых костяшек, так что на секунду Косте показалось, что всё – это конец.… Ударит, размозжит губы, сломает нос. Забьет до смерти.
- Брат! - не смог выдавить ни слова больше, но посмотрел Марату в глаза.
Рука Марата дрогнула, кулак обрушился в стену.
А дальше.… Шипеньем изо рта, кровью на костяшках от треснувшей на стене плитке. Так выходила братова злоба.… Как же хорошо, что мимо.