— Твой план. Ну, будет он звонить чертям этим?
— Будет. Деваться ему некуда. Я его так напугал, что будь у него номер самого дьявола, он бы и ему позвонил, а уж этим чертям – и подавно.
И впрямь, из наушника раздавалось ритмичное пиканье.
Голос гортанный, но без акцента.
— Хоза, это Алик, Разгон в городе. — Заискивающий голос Тюхи.
— Юлил сначала, но потом, когда понял, что к чему – обратку включил. Согласен, только встретиться хочет, и бойцов ему надо, говорит: не меньше четырёх.
С каждым словом дрожащий голос Тюхи становился всё уверенней.
— Не знаю, сказал: завтра звонить будет. Может, мне в «Кабаргу» его направить?
— Какую «Кабаргу», ты, шакал, думай, что говоришь! Нет. Скажи, что за городом встретимся, где конкретно – я тебе позже в телегу сброшу. И, не вздумай, шакал, моего дядю при нём поминать, понял? А то, ты потом вместе с ним в могилу ляжешь.
Ну что, всё предсказуемо, в принципе – как я и думал. Так что, первый мой план, где я честно попытался бы взять этот злосчастный банк на абордаж, шёл по бороде.
А это значит – как говорил разлюбезный наш прапор Алексей Иваныч: «всегда должен быть запасной план». Ну что же, он у меня был.
— Он в девять, завтра, позвонит. Так что – адресок я сегодня жду.
Короткие гудки и облегчённый выдох Тюхи.
— Ты можешь отследить звонок?
— Нет. Если только примерно.
— А номер, на который звонили?
— Хорошо. В смысле – плохо. Тогда давай так. — Я быстро прокрутил услышанное в голове. — Нарой мне, кто такой этот Хоза, что за «Кабарга» и что за дядя такой, если получится.
— Понял. Я ещё голос через программку прогоню – может найдёт совпадения в сети.
— Сколько времени понадобится?
— По-быстрому – полчаса. Углублённо – может и вся ночь. Смотря, где шариться.
— Везде. И вот что: как только этот дятел из кафе срулит, подождёшь пять минут – и туда иди; микрофон в последней кабинке под столешницей – забери его. Сразу только не съё..вай оттуда, посиди, кофе выпей. Понял?
— Всё тогда. Будь на связи.
В гараж я заходить не стал. Достал из-под фундамента плотный свёрток, спрятал под курткой. Надо бы проверить: почистить, смазать. Вопрос «где?». Не в тачке же.
Хотел сначала набрать брату, но передумал – сам справлюсь.
Подъехал к ближайшему торговому центру. Подключился к халявному вайфаю. Набрал в поисковике: «квартиры посуточно». Вывалило страниц десять предложений. Полазил по сайтам. Убил на это минут десять – всё не то. Везде требовался паспорт.
Подумал, изменил поиск на «снять квартиру на час». Та же ерунда. М-да, беда с этим прогрессом и цивилизацией, захочешь по-тихому заныкаться – и не получится.
Подумал ещё и поехал к вокзалу. Покрутился там и озадаченный вернулся к машине. Да, теневая жизнь ночного города сильно изменилась. Раньше все столбы были увешаны объявлениями – «Квартира. Часы. Сутки.», на крайняк – паслись на вокзале затрапезные тётки с картонными табличками с аналогичными предложениями. А теперь что? Куда бедному бродяге податься, где спрятаться? Нет, всё это, конечно, где-то осталось, и знающие люди без проблем найдут нычку. Вот только я давным-давно не был знающим, и знакомых, к кому с такой просьбой можно было обратиться – не осталось. Да и светиться не хотелось.
Я вздохнул горестно, подумал и поехал к гаражу. На всякий случай оставил машину не рядом с воротами, а за пределами гаражного кооператива, так, чтобы со стороны выезда её не было видно.
Замки я еле открыл. Если верхний – врезной, пускай с кряхтением, пыхтением и матюками, но открылся с первого раза, то нижний – навесной, стоял насмерть. Даже принесённая из машины ВДшка не помогла с ним справиться. Он скрипел, жалобно хрустел, но не поддавался.
Я повертел головой в поисках чего-нибудь длинного и тяжёлого, чтобы своротить замок, ничего подходящего не обнаружил и снова пошёл к машине. Монтировку я, конечно, не нашёл, зато обнаружил здоровенный баллонный ключ.
Просунув его в дужку, я заклинил замок и резко крутанул горизонтальную перекладину ключа. Издав жуткий хруст, раздавшийся, кажется, на весь кооператив, замок, оставив висеть дужку в проушинах, упал мне под ноги.
Быстро подобрав искорёженный замок, я скользнул в приоткрывшуюся дверь. Ладно, хоть эта не заскрипела и не завизжала петлями, не хватало мне только сторожей.
Прикрыв за собой створку и заперев её на щеколду, я нашарил на стене выключатель. Пластиковый шпенёк под пальцем послушно опустился, но свет не зажегся. Впрочем, я не удивился, за бокс всё это время, видимо, не платили, вот свет за долги и отключили. Хорошо хоть Сонька его не продала. Отсутствие электричества не напрягало: где-то у меня была припрятана керосинка.
Включив фонарик на мобильнике, я нашёл на полке с инструментами керосиновую лампу. Потряс, в ёмкости под стеклом что-то булькнуло. Керосина немного, но было. Вот только интересно – выдохся он или нет. Осталось поджечь и узнать.
Ха! Поджечь – несложная задача, если есть чем, но для меня, не имевшего при себе ни спичек, ни зажигалки – невыполнимая.
Пришлось опять, в третий раз, идти к машине, в надежде отыскать в ней хоть что-то, чем можно разжечь лампу. Мне повезло: в бардачке под бумажным хламом обнаружилась пластиковая одноразовая зажигалка и начатая пачка сигарет. При виде картонного прямоугольника со зловещими надписями в животе возникло сосущее чувство, и невыносимо захотелось ощутить в пальцах набитый табаком бумажный цилиндрик. Услышать характерный шелест кремня о запальное колёсико, почувствовать живое тепло пляшущего между ладоней огонька, затянутся и почувствовать на губах горечь сигаретного дыма. Я крякнул, борясь с искушением. Проиграл. Пачка, вслед за зажигалкой, перекочевала в карман.
Старая, местами ржавая, с погнутым стеклодержателем и треснутым фонарём «Летучая мышь» нехотя разгорелась. Поплевалась искрами, поворчала, но стоило мне подкрутить фитиль, засветила ровным, желтоватым, не слишком ярким светом. Значит, не до конца выдохся керосин, если он вообще на это способен.
Подняв лампу над головой, я осмотрелся. Вот тут точно ничего не изменилось. Всё те же полки для инструментов, сваренные из металлических уголков. Верстак с тисками, разнокалиберными коробками, коробочками, банками – жестяными и пластиковыми – набитыми болтами, шурупами, гайками и прочей слесарной мелочью – у другой. Доски на стеллажах, обрезки труб разного диаметра, какой-то хлам, старые тряпки, боксёрская груша в углу. Небольшой диван и столик с единственным колченогим стулом – у стены.
Я смахнул со стула многолетнюю пыль первой попавшейся тряпкой – кажется, это была моя старая толстовка – пододвинул его к верстаку, пристроил поудобней «Летучую мышь» и развернул добытый из тайника свёрток. Два слоя целлофана, промасленная тряпка и вощёная бумага полетели на пол.
Изящный, хищный, тридцатых годов прошлого века выпуска ТТ, купленный у копателей лет двадцать назад, две обоймы и россыпь патронов.
Воронение давным-давно слезло, и пистолет был грязно-серого цвета. Родные бакелитовые щёчки на рукояти заменены каким-то умельцем на деревянные, обмотанные синей изолентой. По легенде, на такой обмотке не остаются отпечатки пальцев. Чушь полная – но двадцать лет назад я в подобные байки верил.
Я разобрал пистолет, очистил застывшую смазку. Хотел смазать свежим маслом, за неимением оружейного – хотя бы машинным, но в гараже такового не оказалось. Ограничился тщательной протиркой старой фланелевой рубашкой, порванной на ветошь. Снарядил обоймы. Патронов как раз хватило на два магазина. Проверил телефон: не звонил ли Иван. Не звонил.
Хорошо это или плохо? Хрен его знает. Всего час прошёл, но он говорил о получасе. Самому позвонить? Ладно, дам ему ещё полчаса. Пока проверю ствол – стреляет ли? А то, в самый ответственный момент откажет – и всё: пизд…ки и мне, и тебе, и вообще всей моей семейке.
Я немного похолостил пистолет. УСМ работал нормально, но это ничего не значило. Не факт, что при боевой стрельбе его не заклинит. Блин, где стрельнуть для пробы, раза четыре хотя бы? Больше одной обоймы, той, что будет в пистолете, я брать всё равно не собирался. Пистолет я ещё спрячу, так, что без рамки или металлодетектора не обнаружить, а вот запасную обойму - нет. И это меня может спалить запросто. Восемь патронов в обойме, плюс один в стволе, мне хватит, потому что, если девяти маслин не хватит, то и шестнадцати патронов будет недостаточно. Так что, ради проверки – половину магазина спалить было можно.
Где отстрелять пистолет? В лес ехать? Чушь. Какой, на хер, лес – на дворе давным-давно стемнело, жопы своей не видно, не то что – цели. Да и не надо мне пристреливать ствол, просто надо понять - не откажет ли он в самый ответственный момент. Так, куда пальнуть?
Взгляд упал на старый, порванный в нескольких местах, боксёрский мешок. Вспомнил, как в юности заботливо латал его, обматывая прохудившуюся кожу скотчем. Подошёл, пробил двоечку – кулаки заныли. Да уж, так себе удары вышли: не то, что в молодости. А что делать – давно не тренировался.
Я вышел на улицу – полумрак и тишина. В полный рост встал вопрос – если я сейчас бахну пару раз, сторож услышит или нет. ТТха, так неслабо трещит. Если услышит, сто баллов на стрельбу ментов вызовет. И привет – все планы по бороде пойдут. А если нет? Я прикинул. Бокс находится в самом дальнем углу территории, по диагонали от будки охранника, между ним и будкой с десяток рядов гаражей. Стены у бокса толстые – двойной кладки, должны звук заглушить. Соседние боксы пусты, это было видно по отсутствию в ближайшей видимости машин и полосок света, пробивающихся сквозь створы гаражных ворот. Так что, может и не услышать. Сидит, поди, в наушниках и в телефон тупит. Рискнуть всё равно придётся – ствол по-любому проверить надо.
Я вернулся в гараж и тщательно запер дверь. Прикинул расстояние до мешка. Метров пять тут есть? Да, пожалуй. Вставил обойму, поставил пестик[1] на боевой взвод, прицелился в слабо покачивающуюся грушу, выжал свободный ход спускового крючка, чуть задержал дыхание.
Пули прошили мешок навылет, от стены во все стороны полетела кирпичная крошка.
Пистолет лягался чувствительно, но пули ровно легли в мешок, именно туда, куда и целился – в уровень груди. В паре сантиметров друг от друга. Нормально – рука твёрдая, глазомер чёткий.
Звук, конечно, в замкнутом помещении был ещё тот, словно хлыстом по ушам стеганули.
Приоткрыл дверь гаража, прислушался, не всполошил ли кого. Было тихо, даже собаки, которых я видел у въезда в кооператив, не залаяли.
Ещё раз, что ли попробовать? Надо бы проверить, как я навскидку лупить буду, так же хорошо, как когда-то давно, или руки всё уже позабыли.
Опустил руку с пистолетом, она свободно повисла вдоль бедра. Расслабил ладонь, дал ощутить ей тяжесть оружия, кончиком пальца погладил гладкий металл спускового крючка и быстро вскинул руку к бедру.
Пальнул от бедра сдвоенным. Результат чуть хуже, чем предыдущий, но, в принципе, одной ладонью обе дырки накрыть можно.
Пистолет работал как хорошие швейцарские часы: не клинил, не сбоил, перекосов не было.
Четыре выстрела, осталось двенадцать. Четыре патрона, значит, в запасе. Ну – пусть так и будет.
Снова выглянул на улицу. По-прежнему тихо, ну и хорошо.
Вновь разобрал пистолет. Отыскал матерчатые перчатки, натянул на руки, тщательно протёр все части, собрал. Повыщёлкивал из проверенной обоймы патроны, протер их тоже, снарядил обратно. Дослал патрон в патронник, отсоединил магазин и дозарядил его. Ништяк, если что – сюрприз для бармалеев будет. Положил пистолет на верстак, движением пальца разбудил смартфон – на всё про всё ушло двадцать минут. Из отпущенного Ивану времени осталось десять минут. Хорошо, подождём.
Вновь сел на стул, только сейчас ощутив, как в гараже холодно. Сунул озябшие руки в карманы куртки. А вот это я зря. Пальцы наткнулись на гладкий целлофановый бок пачки. И тут же накатило дикое желание закурить. Выдернул руки, потёр ладони друг о друга. Никогда не умел ждать, хоть бизнесменские дела и научили меня терпению. Встал, сделал круг по гаражу, вновь глянул на мобильник – прошло три минуты.
Погасил лампу, так, на всякий случай. Вдруг сторож слышал мои выстрелы.
Вновь сдался. Сел, не глядя залез в карман, на ощупь выцарапал из пачки сигарету, была она мятой и кривой, словно её потрошили и забивали обратно, прикурил.
Всё, пятнадцать лет безникотиновой жизни пошли псу под хвост.
Тяжёлый горячий дым наполнил лёгкие, а через секунду – и голову. Я уронил враз потяжелевшую руку на колено, пристально посмотрел на тлеющий в полутьме огонёк. Затянулся ещё раз, третий, четвёртый.
Сизый дым клубился в голове, постепенно смешиваясь с темным туманом памяти.
Дембельнувшись, Стас вернулся в коммуналку, но надолго там не задержался. Продал комнату; хотел сначала оставить, как запасной вариант, но решил – такой хвост ему ни к чему. Достал из-под пола нычку и укатил аж за Урал, на встречу с Катенькой[2].
Там пошёл проторённой тропой – купил комнату в коммуналке и стал думать, куда пойти учиться. Вспомнил о детском увлечении рисованием; художником быть не хотелось - решил поступать в строительный, на архитектурный факультет, но в этот год он уже опоздал, да и не помнил практически ничего из школьной программы. Нанял репетиторов, записался на курсы в универ и, не спеша, начал закладывать легальные основы своего бизнеса. Купил убитую хрущовку, сделал ремонт – весь с нуля, сам. Получилось так себе, но на порядок лучше, чем было. Продал, не сказать, чтоб сильно выиграв на разнице, но материалы отбил, и ещё мелочь на пиво и чипсы осталась. Только не пил он пиво, и чипсы не ел. Купил следующую и вновь за ремонт взялся, снова – сам. Так и пролетел для Стаса год: ремонт и подготовка к экзаменам на курсах, репетиторы и снова ремонт. За год он купил и отремонтировал три квартиры, все однокомнатные, на окраине города. С каждым разом получалось всё лучше и лучше. Следующей была двушка и пара гастарбайтеров-помощников.
С поступлением вышла небольшая проблема: не было у него аттестата об окончании школы. Но великие американские президенты могут решить любую проблему.
Учиться Стасу понравилось, он даже бросил заниматься ремонтами. Была у него снова постоянная бригада, только не гоп-стопническая, а строительная. Он только покупал квартиры, в основном старые, одно- и двухкомнатные хрущёвки и брежневки, а потом, отремонтированные, продавал знакомому риэлтору.
Он не борзел, в год делал не больше трёх-четырёх квартир, дабы не привлечь к себе ненужного внимания силовиков и бандюков, цены не ломил, с бригадой рассчитывался щедро. Тем и жил, потихоньку отмывая хабар.
На предпоследнем курсе он начал реализовывать следующий пункт плана по обрубанию хвостов прошлой жизни. Выбрал объект внимания и принялся его обрабатывать. Выбирал тщательно, так, чтобы не влипнуть в неприятности. Выбор носил красивое имя Милана. И здесь всё получилось – девушка не устояла. После диплома сыграли свадьбу; Стас взял фамилию жены, аргументировав это тем, что Иванов звучит благозвучней, чем Чирьяков. Через год благополучно развёлся, сделав так, чтобы на развод подала жена. Это оказалось довольно просто: он стал холоден и невнимателен, перестал проявлять к ней сексуальный интерес, часто задерживался на работе, несколько раз пришёл вусмерть пьяный, заблевал всю квартиру, пару раз помочился мимо унитаза, да так удачно, что обмочил не только пол и стену, но и стиральную машинку, и полотенце жены. Один раз «забыл» в кармане пиджака женские трусики, на размер меньше, чем у жены, в другой раз Милана обнаружила в машине лифчик на два размера больше. Ей он оставил свежеотремонтированную двушку почти в центре города, в пяти минутах от метро, а себе – её фамилию.
Поработав несколько лет в архитектурном бюро, он, набравшись опыта, уволился и открыл своё.
Заелозивший в кармане телефон вырвал меня из тумана прошлого.
Я ответил на вызов, выслушал кузена, буркнул в трубку:
— Сидите тихо, ждите звонка.
Голова была тяжёлой, от сигарет подташнивало.
Вот ведь странно, что я здесь делаю? Никогда у меня не было ностальгии по городу, я его попросту не любил. За весну, похожую на осень, за лето, смахивающее на запоздалую весну, за сырость и серость осени, переходящие в серость и холод зимы. За низкое небо с вечными тучами, за грязь и бандитские понятия, царящие на улицах.
Я и к семье особо тёплых чувств не испытывал. Уехал – забыл. Так какого хера я впрягся в эту мутную и, без пафоса, смертельно опасную историю? Вместо того, чтобы пить сейчас хорошее испанское, ну, пусть не его, а хотя бы молодое Саперави, где-нибудь в грузинском ресторанчике на набережной. Или обнимать Ингу, а ещё лучше – ласкать её в собственной постели.
Я ведь и Лизку совсем не помню, сколько ей было, когда я сбежал? Года три? Больше? Меньше? Бегало по квартире, мешаясь под ногами, сопливое, вечно орущее, что-то требующее существо... Кто она мне? Кто мне все эти люди, ждущие сейчас моего звонка? Родители? Да полноте, я лет с десяти был предоставлен сам себе. С пятнадцати начал криминальный путь. В семнадцать грабанул свою первую ювелирку, а через полгода судьба свела меня со Слоном. Тому требовался человек в команду, по причине отбытия моего предшественника в совсем не тёплые края. Брат, сестра? Мы никогда не были близки. Ни с Рыжей, ни с Егором. Брата двоюродного, до сегодняшнего дня, я вообще видел всего пару раз.
Затянувшись, и позволяя мыслям растворяться в тяжёлом никотиновом дыме, я посмотрел на окурок. Он подмигнул мне красным горящим глазом, словно говоря: «давай, бросай всё к чертям, прыгай в тачку, езжай в столицу, звони Петле и жди, когда он привезёт левый паспорт. Потом дуй домой, хватай Ингу, а если не захочет – то и хер с ней, лети в Дубай или Канкун и жди, когда тут всё закончится. Они сами виноваты во всём, проворачивали всю жизнь тёмные делишки, ловили рыбку в мутной воде – вот и доловились. Кто-то ведь должен ответить за грехи, за их грехи, вот пускай и отвечают, почему ты? Ты же чист, как попка младенца!»
Я вновь затянулся, огонёк вновь насмешливо подмигнул; ну да, как попка младенца, в пелёнках полных дерьма. Те косачи с последнего дела, что начали лупить из ксюх,[3] которых ты так ловко срезал одной очередью – не на твоей ли совести? А пэпсы[4], что так не вовремя упали на хвост, когда вы, петляя, уходили от погони, и которым ты прострелил колёса, а они улетели с моста в реку – они не от твоей руки полегли, а?
— Сука, сдохни! — Зашипел я змеёй проклятому, никак не желающему заткнуться огоньку, запуская его щелчком в угол.
Я смотрел, как бычок медленно умирает на грязных досках пола, а он всё шипел, нехотя и медленно потухая.
— Кто ответит за грехи? Кто ответит за грехи? Твои грехи, Разгонушка! — Кривлялся он, плюясь огненными искрами. — Кто, кто, кто?!
Я схватил телефон, ткнул дрожащим пальцем в последний входящий вызов.
— Ты чью мне машину дал?!
— Что в сигареты забито было?!
— Не тупи, что за дерьмо добавлено в табак?!
— Бля, Паштет – полудурок. Ты скурил что ли?
— Глюколов слабенький. Ты скока сиг вдул?
— Какой пачки? Нет, конечно, сигареты.
— Фу-у-ух! Это х.ня, отпустит минут через двадцать. Пей только побольше.
— Суки! — прошептал я пересохшим ртом. — Проклятая семейка Адамс!
Отключив телефон, я добрался до дивана, по пути растоптав никак не желающий угомониться огонек. Он всё шипел и плевался уговорами свалить отсюда подальше: в тёплые края, на худой конец – куда-нибудь в Европу. Кое-как смахнув пыль и брякнувшись на пахнувшие пылью и тряпками подушки, я прикрыл глаза сгибом локтя.
Страшно хотелось пить. Я всё водил толстым, словно покрытым наждачной бумагой языком по губам, в попытке собрать хоть немного слюны. Ни воды, чтобы смочить пересохший рот, ни сил, чтобы сходить за ней, не было. Я лежал растёкшейся медузой на грязной обивке дивана, то впадая в мутное беспамятство, то выныривая на поверхность, с единственной мыслью: «валить отсюда на хрен».
Наконец, не через двадцать минут, как обещал Иван, а почти через час, меня отпустило. Я сел; пить по-прежнему хотелось с адской силой, но голова была ясной, мысли чёткими, а слабость, свалившая меня на диван со сноровкой умелого борца, отступила.
Я попытался вспомнить, что выяснил о похитителях Иван, но понял, что всё сказанное прошло мимо сознания. Пришлось звонить Ивану. Не здороваясь, я начал с места в карьер:
— Повтори, что ты там выяснил.
— Отпустило? — Обрадовался кузен.
— Отпустило, отпустило. Давай, излагай.
[1] Пестик – пистолет (сленг).
[3] Автомат АКС-74У, складной укороченный автомат Калашникова.
[4] Сотрудники патрульно-постовой службы