На днях председатель думы отчитался о новом рекорде, установленном депутатами: за этот год они приняли 653 закона, что абсолютный максимум за все время. То есть, больше 2 законов в рабочий день. И я хочу предложить дорогому читателю представить, что в 2022 году у депутатов были каникулы и он живет сейчас по законам 2021. В его жизни что-то изменилось бы? Ну, кроме того, что его перестали бы штрафовать и сажать за высказывание мнения по известной теме. Нет, ничего? А если мы уберем 505 законов, принятых в 2021 году и будем жить по законам 2020? Снова ничего не изменилось бы? И даже если убрать 553 закона, принятых в 2020 году и жить по законам 2019 года, то снова никаких изменений? И 530 законов 2019 года жизнь не изменили? Да что ж такое то! К 2018 году, к слову, претензий нет - там разрешили собирать валежник.

Получается, что за 4 последних года принято больше двух тысяч законов, которые не изменили практически ничего. А в лучшую сторону вообще ничего. Это все, что надо знать про работу думы и депутатов. А ведь там не только депутаты, а еще и куча комитетов, комиссий, советов и прочих образований, где за наш счет на огромных зарплатах сидят сотни трутней и, не приходя в сознание, изо всех сил пыжатся, пытаясь создать видимость работы.

Может, стоит взять нескольких толковых юристов, а всю эту ватагу отправить делать то, что они не делали уже много лет - работать?

Спустилась, и за завтраком бабушку спросила, чего она хотела. А она удивилась – нет, говорит, не поднималась я к тебе. И искренне так! Да и не контролировала она меня никогда, так что я ей верю. Я тогда подумала, что просто лампочка, наверное, перегорела. Проверила – а она в порядке… Но я же точно помню, как со светом засыпала! Но кто же тогда его выключил?.. В общем пару недель мне не по себе было, потом забыла.

– А про маму что? – спросил Сашка.

– А про маму… ну там, честно говоря, вообще какая-то мутная история. Её бабушка умерла, когда маме девять лет всего было. И она говорит, что после похорон в доме ещё полгода какая-то жуть творилась. Что бабка снилась всем, что часы останавливались часто. А однажды стулья в кухне начали сами двигаться. Причем она дома не одна была, а с мамой – моей бабушкой. Говорит, сидели в комнате и пошевелиться боялись, пока дедушка с работы не пришел!

– Это в какой кухне? – подозрительно уточнила Ника, – не там ли где мы сейчас сидим?

Я засмеялась.

– Да, в ней самой. Слушай, это было лет сорок назад! А то и больше…

– А ещё в этом доме люди умирали?

Я хотела ответить «нет», а потом вдруг прикусила язык. Ну как же – нет? Дедушкина сестра, сам дедушка. Да и бабушка тоже, хоть и, строго говоря, умерла в больнице, отсюда уже уезжала без сознания.

Я тоскливо огляделась по сторонам. Интересно, а давно ли это мой дом детства успел превратиться в дом с привидениями?

Благо, тема разговора плавно перетекла на страшилки про абстрактных домовых, ко мне отношения не имеющих. Спать легли далеко за полночь.

А на следующий день Ника и Саша уехали, и я вдруг поняла, что впервые со дня похорон дедушки ночую тут одна. Совсем одна. Не так, что на я втором этаже, а подо мной полон дом народа, а вот по-настоящему, взаправду.

Ох и зря мы вчера байки травили…

Поначалу я делала вид, что всё в порядке. Не спеша согрела воду, привела себя в порядок, помыла голову в тазике. Этот квест занимал меня довольно долго – длинные волосы плохо споласкивались мягкой колодезной водой, и пока я смогла смыть весь шампунь, согнувшись над тазиком в три погибели и пытаясь не залить всё вокруг, умоталась так, что хоть заново купайся.

Но как только я закончила, дурные мысли опять полезли из тёмных углов. Я старательно находила себе какие-то дела, которые вполне можно было отложить до завтра. И всё же вечно оттягивать отход ко сну было нельзя. Волосы высохли, а по дому оставалась разве что генеральная уборка.

На секунду мелькнула трусливая мысль – а может, уйти спать наверх? Там хотя бы привычнее…

Но я тут же с негодованием прогнала её прочь. Черт побери, это же дом моего детства! Здесь я выросла, здесь жили мои родные. Ну и что, что они все умерли, они же меня очень любили!

«А ещё, – гаденько зашептал кто-то внутри, – у лестницы на второй этаж лампочка перегорела. Будешь по ступенькам подниматься на пятно света, а сзади – страшно и темно…»

– И тем более, – зачем-то вслух сказала я, – тут и кровать уже застелена…

Огромное надувное двуспальное ложе гордо и нелепо торчало прямо посреди комнаты. Достала я этого монстра по случаю гостей, и кровать полностью оправдала все рекламные слоганы с коробки – спальное место было таким широким, что мы с Никой друг другу не то что не мешали – спокойной ночи надо было громче желать, чтоб докричаться... И этот дутый космодром всяко удобнее, чем старенькие скрипучие диваны.

К своему стыду, я непростительно долго колебалась у выключателя. Но, основательно разозлившись, свет все-таки погасила. Не ребенок же я, в самом деле?

Коварная кнопка не только выключила люстру. В наступившей темноте все звуки стали раза в три громче. Часть из них была вполне себе успокаивающей – стрёкот цикад, шелест листьев. А вот тиканье старых часов вдруг оказалось совсем не усыпляющим.

Эти часы подарили дедушке с бабушкой на новоселье. То есть я даже сосчитать не могу, сколько им лет. Много. Они имели заводной механизм, и дедушка всегда очень бережно с ним обращался.

То был целый ритуал. Дедушка доставал диковинный маленький ключик, подставлял не абы какой, а строго определённый стул, кряхтя, залезал на него, и осторожно, не спеша, что-то подкручивал.

Когда дедушка заболел диабетом и лишился обеих ног, процедура растеряла всю торжественность. Часы заводил тот, кто первым оказался рядом в нужный день – кто-то из детей или четверых внуков. Почему-то все всегда в этот момент торопились, часы скрипели и кряхтели от неумелых движений, а дедушка ворчал.

Когда он совсем занемог, часы стали совсем чудить. Отставали, несмотря на регулярное внимание, и никак не желали исправно работать. А в день дедушкиной смерти вообще встали. Нет, не точно в это же время – такое только в кино бывает, но – встали. И странным образом потом пошли. Через несколько дней после похорон. А потом, как-то постепенно, сами собой, наладились и снова стали показывать время правильно.

Это воспоминание ничуть не прибавило мне спокойствия. Вдобавок из памяти выплыла ещё одна мамина история…

Она рассказывала, что незадолго до свадьбы её начал «выживать домовой». Мерещились странные звуки, снились тревожные сны. Но самое главное – пару раз на шее появлялись глубокие царапины, хотя стояла зима и мама спала в кофте с высоким воротником.

Когда я впервые услышала эту историю, я посмеялась и говорила, что мама сама себя расцарапала. Пусть и под воротником. А сейчас вот что-то было не весело…

Остатки вчерашних страшилок переплелись со всеми странностями, в голову лезли и другие деревенские байки. И сколько не говори себе, что бояться надо живых, а всё-ж таки в темноте, одной в старом доме, оно как-то очень не по себе…

Я не знаю, сколько я так лежала, ворочаясь и прислушиваясь. Но в конце концов усталость и ночь взяли своё, и я начала проваливаться в смутный тревожный сон. Неясные образы и звуки сливались в пугающие картины. Я балансировала на грани забытья и яви, пока не услышала шелест.

А затем что-то вцепилось мне в волосы.

Мгновенно проснувшись, я машинально потянула руку к голове. Но вместо привычного ощущения шелковистых волос, пальцы наткнулись на что-то холодное и липкое.

Я вскочила, путаясь в одеяле. Надувной матрас не хотел меня отпускать, а кто-то или что-то по-прежнему крепко держало меня за волосы. Рванувшись, я всё же оказалась на ногах и ломанулась к выключателю. Дрожащими пальцами зажгла свет и тут же зажмурилась.

Остатки сна окончательно развеялись. Уже раньше, чем открыла глаза, я поняла, что в комнате тихо. Не считая шума крови в моих ушах и оглушительного стука сердца, даже часы тикали очень деликатно, создавая едва-едва различимые звуки.

Вроде бы я одна. Но липкая дрянь мне не приснилась, и по-прежнему была в волосах.

На ватных ногах я подошла к зеркалу.

А потом сказала такие слова, каких в этом доме ещё не говорила никогда.

Я уже упоминала, что надувная кровать стояла в центре комнаты, да?..

По случаю летнего сезона кто-то очень хитрый решил, что повесить липкую ленту от мух на люстру будет очень эффективно. И был, в общем-то, прав – мух приклеилось предостаточно. Жаль вот только, что теперь всё это охотничье хозяйство оказалось крепко прилеплено к моим волосам. Свежевымытым, между прочим…

Я выдала весь свой запас обсценной лексики, пока отдирала ленту. Придумала несколько новых оборотов, пока выковыривала мух и пыталась отмыть клей. И сочинила что-то совсем гениально-непроизносимое, когда состригала то, что не удалось отмыть.

Зато уснула потом, как младенец. Больше привидения в доме моих предков меня не беспокоили.

Возможно, они просто хорошо воспитаны и не любят бранных слов.