Кофеварка Makita
Если кому надо, вот на Али, на Яндекс Маркете
Подписывайтесь на наше сообщество на Пикабу Стройка. Интересные решения
Если кому надо, вот на Али, на Яндекс Маркете
Подписывайтесь на наше сообщество на Пикабу Стройка. Интересные решения
🧪В Красноярске разработали новый безопасный метод проведения МРТ. Для этого ученые изучили наноматериалы, которые могут ускорить реакцию и снизить токсичность.
Не боярка, но очень хорошо от автора мира Кодекса - Вечная война.
В последней проде КО сделали отсылку на это произведение(
Из боярки:
Роман Романович - Алхимик
Элиан Тарс - Аномальный наследник
Антон Демченко - Воздушный стрелок (считается родоначальником жанра. По факту - второй автора. Первым по времени был Метельский с Масками, но произведение, которое первым получило жанр бояръ аниме на форуме - было именно Воздушный стрелок). Цикл не завершен
Вел Павлов - Высшая речь (последний реанорец)
Дмитрий Шелег - Живой лед
Андрей Ткачев - Темный призыватель
Игорь Шелег - Иностранец
Станислав Минин - Камень (автор подздулся. Последние две книги прям рожает - получал блок на продажу книги из-за долгой выкладки. Начало - топ)
Артемий Скабер - Каратель (проклятый лекарь)
Владимир Ильин - Напряжение (с юмором серия, по уровню - Маски Метельского и Стрелок Демченко)
Павел Вяч - Перетендент
Владимир Кощеев - Романов
Андрей Земляной - Специалист по выживанию
Николай Метельский - Унесенный ветром (родоночальник бояръ-аниме, как "Играть Чтобы Жить" Дмитрия Руса для русского ЛитРПГ. Боевка, кланы, магия, интриги, необычные повороты - все есть. И серьезный автор)
Взято тут: Learn English and laugh
В далекие времена, когда интернет был по карточкам, попалась мне в гостях у приятеля книжка о HTML. Так меня это дело увлекло, что я все свободное время посвящал написанию СВОЕГО (как гордо звучит, для 13летнего балбеса) сайта анекдотов. Про всякие PROMTы тогда даже не слышали, поэтому все ручками, даже цвета шрифтов. Просил хорошо рисующего одноклассника наваять мне картинок для разделов, искал где бы все это отсканировать (А для богом спасаемого Ульяновска 2000го года это было прям задачей). И вот, когда осталось совсем чутка, до того чтоб сказать "Я сделаль!", прихожу я из школы и узнаю, что любимый татенька форматнул к хуям комп, со всеми моими стараниями. Рожающая 10 часов женщина ощутила лишь 1% моей боли! Так во мне убился весь интерес и я вернцлся к старым добрым игрушкам.
Как знать, может быть сейчас бы я не за станком работал, а за клавой сутулился, зарабатывая деньги)))
Николай II
Абсолютная стерилизация истории царизма, начавшаяся ещё в позднем СССР и вышедшая на уровень граничащей с фэнтези пропаганды ах упоительных в России вечеров и хруста французской булки к концу 90-х, привела к тому, что люди совершенно не представляют ни России начала XX века, ни роли царя и царского режима в ней, ни отношения масс к царю и самодержавию к 1917.
Хотя несовместимость идиллического представления о безобидном и простоватом царе-батюшке Николае Втором и обожавшем его православном народе («бояре плохие, а царь хороший!») с реальностью опровергается внезапным и кровавым финалом его правления и жизни, когда с отречением Николая II от престола в феврале 1917 в России пришёл конец и его правлению, и самодержавию, и ему самому. Хотя шла война, это не было случаем падением режима после поражения в войне: самодержавие пало после нескольких недель волнений в столице. Но если народ ещё верил в доброго царя, то почему бунтовал не против плохих бояр? Почему отречение Николая оказалось концом самодержавия? Если царская власть ещё чего-то стоила, то где борьба за престолонаследие?
В реальности, к тому, что после отречения Николая II осталось от царской власти ни один Романов не захотел прикасаться ни под каким видом, а бунт в Петрограде сменился празднованием конца самодержавия.
Некоторым людям из-за того, что «ничего не предвещало» такого внезапного обрыва, «нормальная же империя была» её конец кажется ненастоящим, уводя в конспирологию и альтернативную историю, мысли о том, как всё можно было переиграть и России, котору мы потеряли.
Однако при взгляде с позиций материализма, станет очевидно, что к февралю 1917 самодержавие уже выродилось — власти, чтобы унаследовать за Николаем II, уже не осталось, что его брат Михаил Романов своим отречением на следующий день и признал.
«Не угодно ли присесть на престол?» Карикатура из революционной прессы 1917 года
И тот факт, что то, что Михаилу Романову в феврале 1917 стало ясно за день, и что Петроград отмечал как долгожданное событие, в XXI веке для кого-то выглядит внезапно — указывает только на то, что здесь чего-то не договаривают.
Постсоветские и антисоветские стерилизаторы дореволюционной истории стёрли из неё целый пласт: характер, жестокость и провалы правления Николая II, обусловленные не только системными факторами кризиса самодержавия, но и характером царя, отличавшегося психопатическим пренебрежением к человеческим жизни, по крайней мере, простых людей — как людей он их явно не воспринимал, больше как насекомых или грызунов. Отношение Николая II к любым, даже мирным попыткам народа обратиться к нему (Кровавое воскресенье) вызывает ассоциации не с жестоким, но «своим» режимом, а оккупацией внешней силой, уверенной в своём расовом превосходстве, какой была японская оккупация Кореи и Китая, например.
На дегуманизацию и враждебность царского режима к народу, народ отвечал взаимностью — лютой ненавистью к царю и самодержавию. К 1917 непопулярность монархии в России и конкретно Романовых превратила их в обузу даже для элит.
в 1917-м и позднее настрой в массе русского населения был предельно радикальным. В том числе и по отношению к “царскому вопросу”. Учтите следующее: огромное количество организаций с мест, представлявших различные партии (так называемые демократические, что особо надо подчеркнуть!), буквально засыпали Временное правительство телеграммами и письмами с категорическим требованием немедленно и безо всякого суда “пустить в расход” царя и его семью.
– Да, это действительно серьезно. Нынче мало кто представляет реальное настроение большой части общества в то время. Внушили, что абсолютное большинство в России было убежденными монархистами и лишь “беспощадная шайка большевиков-ленинцев” стремилась к убийству царя.
– Монархистов в России тогда, пожалуй, было гораздо меньше, чем теперь. Все демократы! Колчак – демократ, Краснов – демократ, Деникин – тоже… Потому так легко и произошла Февральская революция. От царя почти все отреклись, даже церковь.
После того, как от планов принять царскую семью публично отреклась Британия, и никакая другая из европейских стран (за исключением, что иронично, Германии, интереса к их судьбе не выразила), перед Временным правительством встал вопрос о том, как обезопасить царскую семью в России.
Николай II вместе с семьей, как известно, находились под домашним арестом в Царском Селе. Но близость к бурлящему революционному Петрограду была для них опасной, причем со временем опасность не уменьшалась, а наоборот – возрастала. Несмотря на основательную охрану, возможен был и самосуд. Учитывая те массовые радикальные настроения, про которые мы говорили…
– То есть царя надо было где-то укрыть?
– Разумеется. Укрыть от реально грозящей расправы – не большевистской, а чьей угодно. Керенский именно об этом думал. Сибирский Тобольск виделся в тот момент подходящим местом, тихим, укромным.
– Члены царской семьи тоже хотели уехать подальше от кипящей столицы?
– Они-то хотели, но место переезда представляли себе совсем иное. Не Тобольск, а Крым. Были уверены, что их отвезут туда и они смогут спокойно жить в своем дворце – так сказать, на средства царя в отставке. Временное правительство и пошло бы на это, но к августу 1917-го стало совершенно ясно, что страной, особенно окраинами, оно фактически не управляет. И Крым среди этих окраин оказался слишком горячим местом. Тогда-то возник Тобольск.
Но даже переправка семьи туда превратилась в спецоперацию.
рабочие-железнодорожники, узнав о предстоящей отправке царской семьи, до последнего грозили поездку сорвать. Правительство опасалось и нападений в пути, поэтому было дано указание большие станции проезжать, останавливаясь для пополнения угля и воды лишь на маленьких. Собственно, так оно и было. Иногда в чистом поле останавливались, чтобы пассажиры могли погулять.
За 8 месяцев пребывания царской семьи там, и Тобольск перестал быть тихим местом. Охранять царскую семью становилось всё тяжелее: с одной стороны — слухи и заговоры о побеге, с другой — угроза расправы над ними радикалами. В апреле Ленин приказал перевести их в Екатеринбург, где им можно было обеспечить более надежную охрану, а при необходимости — быстро доставить в Москву. Николаю эта новость, кстати, не понравилась, о чём он сделал пророческую запись в дневнике:
«Я бы поехал куда угодно, только не на Урал… Судя по газетам, Урал настроен резко против меня.»
Перевоз семьи из Тобольска в Екатеринбург стал ещё одной спецоперацией: по пути им удалось обойти несколько засад, которые были нацелены на то, чтобы убить царя вместе с охранявшим его отрядом большевиков. Но даже по прибытию в Екатеринбург их ожидала разъярённая толпа, грозящая самосудом. В реальности, «цареубийцы»-большевики были единственной силой, благодаря которой царская семья прожила с апреля по июль 1918 ценой огромного личного риска для защищавшего их отряда, выполнявшего ленинскую миссию сохранить жизнь бывшего царя для суда. Именно суд и был камнем преткновения для радикалов: эсеров категорически не устраивало, что суд над Николаем фактически гарантировал ему жизнь:
к 16 июля 1918 года, то есть накануне расстрела, в Москве все еще готовится суд над Николаем II. Есть документы. Кремль считал необходимым провести судебный процесс над Романовыми и был против немедленного расстрела царя. Не говоря уж о его семье. Подтверждений тому много. И Ленин, и Свердлов всячески сдерживали одержимость руководителей Уралсовета на сей счет. Самое интересное, что по тогдашнему законодательству к бывшему царю нельзя было применить смертной казни. Внесудебная расправа практиковалась широко, а по суду такой исход исключался.
Пример Великой французской революции, казнившей короля и королеву из 1917 был вполне актуальной, принадлежавщей, по сути, к той же эпохе историей — и вполне себе образцом для подражания.
Надо вот что еще отметить: сильное давление в Уралсовете левых эсеров, которые все время требовали немедленного расстрела Романовых, обвиняя большевиков в либерализме и непоследовательности. Дескать, скрывают царя от народного возмездия за высокими заборами дома Ипатьевых. По свидетельству одного из участников событий, “ожидалось нападение на дом отряда анархистов, лидер которых кричал в Совдепе большевикам: “Если вы не уничтожите Николая Кровавого, то это сделаем мы сами!”
Ну а центру из Екатеринбурга все время продолжали нагнетать опасность заговора вокруг царя и возможного побега. Тем более ситуация к июлю обострилась: восстание белочехов, наступление белогвардейских войск на Екатеринбург.
В итоге, между угрозой внесудебной расправы над царской семьёй слева и угрозой их захвата контрреволюцией справа, их судьба в Екатеринбурге и сложилась.
Совокупно, вклад большевиков в расстрел царской семьи оказывается наименьший — Ленин не был ни варваром, ни Робеспьером, и суд над бывшим царём для революции новой эпохи, с более образованными революционными массами, чем в конце 18 века, подходил гораздо больше, чем казнь. Большевики защищали ценный груз до конца против более дикой части союзников по революции.
Главной движущей силой внесудебной расправы над царской семьёй была ненависть рабочих и революционеров, которая на Урале была настолько сильна, что Уралсовет был готов пойти на столкновение с Москвой, чтобы достать царя.
Главным триггером, из-за которого ярость русского бунта взяла, в итоге, верх над большевистской дисциплиной, стало наступление белых на Екатеринбург.
Ну а если всё-таки хочется ответа в формате «кто виноват», то, взглянув на ситуацию в целом, винить в трагической гибели своей семьи Николаю Романову можно только себя.
Абсолютный монарх, «хозяин земли русской» на протяжении 22 лет, имел всю полноту власти, чтобы ответить на вызовы времени: обеспечить нужды рабочих, крестьян и переход к конституционной монархии. Вместо этого он истратил последние силы умирающего самодержавия на жестокие и бессмысленные репрессии, из-за которых Романовым в России не осталось ни безопасного угла, ни безопасной дороги. В отличие от его отца и дела, Александра II и III, за головой Николая охотились уже не только революционеры, а сам народ: железнодорожные рабочие, готовые пустить его поезд под откос, и толпы на центральных площадях городов, рвущиеся устроить самосуд.
С абсолютной властью приходит абсолютная ответственность, и человек, слепо и жестоко боровшийся за сохранение полноты своей безграничной власти, должен принять полноту ответственности за то, куда она завела его режим, его страну, его семью и его самого.
Перепечатано из Телеграма @moralpolitics
Начав писать «для народа», Лев Николаевич озаботился вопросом – будет ли понят новым читателем. Казалось бы, что ему, проведшему большую часть жизни в имении среди крестьян, не доставит сложности говорить с мужиком на одном языке. Однако страницы рукописей, отданные для прочтения Софье Андреевне, были возвращены испещрённые правками с подчёркнутыми «восприимчивость», «материальный», «сфера» и многим другим.
- Ты же как никто другой понимаешь их, - недоумевала супруга.
- Получается, как в анекдоте про собаку, - недовольно хмурился Толстой. – Понимать понимаю, а говорить не выходит.
- Начни с малого. Со сказок для крестьянских детей. Ребёнок непредвзят и искренен. Читай вслух и если сказка понравится, значит, удалось подобрать верные слова.
С этого дня раз в неделю в усадьбу из окрестных деревень зазывался десяток-другой детишек, которые получив по прянику и кружке молока, слушали графа. Закончив чтение, Лев Николаевич, осторожно, стараясь не вспылить, расспрашивал «о чём была история» или просил пересказать по памяти. После этого текст правился или переписывался заново.
Не прошло и нескольких месяцев, как граф удовлетворённо выдохнул. Смысл и сюжет каждой новой сказки понимался детьми именно так, как и было задумано.
- Пора, - решил Лев Николаевич, доставая из стола наброски рассказа «Чем люди живы»…
На читку собрали мужиков из соседнего села. Софья Андреевна накрыла стол к чаю. Гости, пришедшие в чистых рубахах и новых лаптях, робко устроились на краешках стульев, боязливо косясь на поданное угощение.
- Будьте внимательны, - Лев Николаевич строго посмотрел на слушателей.
Мужики осторожно закивали, а граф, воздев на нос очки, приступил к чтению истории об ангеле Михаиле, прогневавшем Господа и живущему среди людей. Проведя шесть лет в семье бедного сапожника, ангел понимает, что род человеческий выживает и продолжается благодаря заботе и любви к ближнему своему.
- И распустились у ангела за спиной крылья, и поднялся он на небо, - закончил Лев Николаевич.
Отложил листы с рукописью и, откинувшись на спинку стула, обвёл глазами гостей. Те сидели стараясь не шевелиться.
- Что скажете? – заговорил граф. – Понравилось? Всё ли поняли?
- Поняли, батюшка, всё поняли, - затрясли головами мужики.
- Так давайте поговорим.
Те, сдвинувшись, зашептались, искоса поглядывая на Толстого. Наконец, самый бедовый из них встал.
- Не гневайся, отец родной, - прижал он руки к груди. – Да только в том, что овёс потравили, нашей вины нет. Пастух, подлец, вина выпил, вот стадо и упустил.
- Ты о чём? – недоумённо нахмурился Лев Николаевич. – Какой пастух?
- Так Никифор же. Тот, что с губой заячьей. Но не сомневайся, его уже всем миром посекли. Как ты учишь – с любовь и заботой.
- Ладно, ладно. Что о чтении скажете?
- И за это благодарим. Уважил нас, батюшка. Не бранишься, разговоры разговариваешь, чаем сладким угощаешь, и получается, что зла не держишь.
Толстой, с тяжёлым вздохом, поднялся.
- Гони их, - шепнул Софье Андреевне и ушёл к себе в кабинет.
***
Прошло несколько дней, как граф вспомнил о Мартынове - отставном солдате, воевавшим под его командованием ещё в Крымскую кампанию и уже который год служащего в поместье сторожем.
- Très bon choix (Отличный выбор), - одобрила Софья Андреевна. – Он человек неглупый, бойкий на язык. Пусть и не крестьянин, но тоже из народа.
Мартынов отнёсся к новому поручению с необычайной серьёзностью и усердием. Выслушав «Чем люди живы», похвалил и сказал, что знает стервецов, которым бы полезно эту притчу прочесть, а не поймут, так для верности, ещё и кнутом отходить.
Лев Николаевич просиял и работа над «рассказами для народа» продолжилась.
Надо отметить, что к замечаниям Мартынова Толстой прислушивался, вносил коррективы, а иногда, даже менял сюжетную линию. И, конечно же, умиляла графа непосредственная реакция старого солдата. Тот радовался, если всё заканчивалось хорошо или горевал при трагическом финале. Порой, по прошествии нескольких дней, мог спросить, мол, «Как там у сапожника (мельника, плотника и т. д.)? Наладилось ли?»
- Он, знаешь, - делился Толстой с Софьей Андреевной, - уверен, что истории не выдуманы, а происходили на самом деле.
- La force magique de l'Art (Волшебная сила искусства), - согласно кивала супруга.
***
Рассказ «Бог правду видит, да не скоро скажет» задумывался Львом Николаевичем давно, но только сейчас граф, решив, что готов, приступил к работе. Через неделю черновой вариант был закончен.
- Вот взгляни, - показал Толстой рукопись Софье Андреевне, - всего несколько страниц, но в них многое. Я бы сказал - «Многое» с заглавной буквы.
Позвали Мартынова и граф, немного волнуясь, взялся читать о том, как молодой купец Аксёнов отправился на ярмарку, да так туда и не добрался. Волею случая оказался обвинён в убийстве другого купца и, несмотря на невиновность, осуждён и отправлен на каторгу, где провёл четверть века. На каторге купец молился, ходил в церковь, читал Апостол и пел на клиросе. Начальство уважало его за смирение, а острожники за рассудительность. И вот однажды один из новоприбывших колодников проговорился, что он тот самый, за грехи которого сидит Аксёнов.
- Ах, судьба, - заволновался Мартынов. – Вон каким боком повернулась.
Тем временем злодей, решив бежать с каторги, немедля принялся копать лаз, который обнаружил Аксёнов.
«– Только молчи, старик, я и тебя выведу. А если скажешь, – меня засекут, да и тебе не спущу – убью.
Когда Аксенов увидал своего злодея, он весь затрясся от злости, выдернул руку и сказал:
– Выходить мне незачем и убивать меня нечего, – ты меня уже давно убил. А сказывать про тебя буду или нет, – как бог на душу положит».
А вскоре стражники обнаружили подкоп, и стали допытываться у каторжников - кто выкопал дыру. Дошла очередь до Аксёнова.
- Попался, сукин сын, - зло засмеялся Мартынов. – Теперь засекут супостата до смерти.
Толстой лукаво взглянув на солдата, продолжал читать.
«- Я не видал и не знаю, - ответил Аксёнов».
- Что?! – завопил Мартынов. – Да что ж это делается, люди добрые!
- Слушай дальше, - оборвал его Лев Николаевич.
Ночью злодей пришёл к Аксёнову умолять простить его. Рыдал, бился головой об пол. И был прощён. А вскоре пошёл к начальству, где «объявился виноватым. Когда вышло Аксенову разрешение вернуться, тот уже умер».
- Конец, - сказал Толстой, откладывая рукопись.
Мартынов, багровый от возмущения, встал. Хотел что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова, а лишь махнул рукой. Напялил на голову фуражку и, не прощаясь, вышел вон.
Лев Николаевич, выглянув в окно, увидел, как пересекая двор, Мартынов в сердцах хотел пнуть копошащуюся в пыли курицу, но промахнулся и, ругаясь, двинулся дальше.
- Проняло, - довольно заключил Толстой.