Палата была шестиместной, но занятыми оказались только четыре койки. Слева от Артема две кровати пустовали, напротив же расположились три пациента. Медсестра-толстуха, возившаяся с катетером, мешала их рассмотреть, к тому же Артем не мог долго держать голову на вытянутой шее — мышцы затылка сводило от боли, и голова раскалывалась, словно внутри грохотали сотни отбойных молотков. Он прислушался к организму и ощутил тупое жжение в пояснице, будто позвоночник пилили ржавой ножовкой с затупленными зубьями.
Артем откинулся на подушку и попробовал пошевелиться. Руки едва двигались: казалось, мускулы и кости превратились в желе, и каждая попытка их приподнять заканчивалась ощущением невероятной усталости, разливавшейся по всему телу. С ногами дела обстояли хуже: Артем их не чувствовал. Его прошибло потом от ужаса.
— Что со мной? — сипло выдохнул он. — У меня травма? Перелом позвоночника?! Я парализован?!
Мысли в панике мельтешили в голове: один за другим мозг подкидывал диагнозы, о которых Артем когда-то слышал. Медсестра, кинув на него равнодушный взгляд, сухо ответила:
— Тебе нельзя волноваться, голубчик. Нужно соблюдать строгий постельный режим. Это предписание доктора.
Кто-то из соседей по палате фыркнул от смеха. Артем, облизав пересохшие губы, снова спросил:
— Здесь нет реанимации. — Медсестра поморщилась, поправляя катетер с таким выражением лица, будто вид мужского органа вызывал у нее рвотный рефлекс.
— Где я? — не унимался Артем. — Что это за больница?
Медсестра повесила мешок для сбора мочи на ржавую проволоку, приделанную к койке, и с безразличием посмотрела на Артема.
— Голубчик, тебя нашли без сознания в разбитой машине на гравийке в тайге. Привезли в больницу. Полдня ты провалялся в отключке.
Воспоминания бурным потоком хлынули в мозг, и Артем судорожно вздохнул: ребра от глубокого вдоха отозвались резкой болью. Он скосил взгляд на оголенную грудь и заметил на ней множество глубоких ссадин, обмазанных йодом. Некоторые раны покрывали марлевые повязки, зафиксированные лейкопластырем.
— Я хочу поговорить с врачом! — потребовал он. — Позовите доктора!
— Обход врача будет утром, — отрезала медсестра. — А сейчас тебе нужно отдохнуть, голубчик.
Взяв шприц, резким движением она вогнала иглу в катетер на руке Артема и впрыснула лекарство.
— Что вы мне вкололи? — испугался Артем, наблюдая, как медсестра убирает шприц в эмалированный лоток.
— Обезболивающее. — Кривая ухмылка разрезала толстое лицо. — Чтобы голова не трещала. Тебе надо ее беречь, голубчик.
Накинув тяжелое, вонявшее застарелой мочой одеяло на Артема, медсестра взяла лоток с использованным шприцем и направилась к выходу из палаты. Удаляясь, она виляла жирной задницей, обтянутой мятым, заношенным халатом в засохших бурых пятнах, при виде которых Артема передернуло.
Когда медсестра вышла, захлопнув рассохшуюся дверь с облупившейся краской, Артем перевел взгляд на соседей по палате. На койке напротив, прислонившись к стене, сидел тощий, словно мумия, мужчина лет шестидесяти. На его оголенной впалой груди синела татуировка со скорпионом, вскинувшим жало. Худое, изможденное лицо с глубоко запавшими глазами покрывала многодневная щетина; на заостренном черепе топорщились засаленные волосы. Вначале Артему показалось, что мужчина сидит на коленях, заведя руки за спину, но, присмотревшись, он понял, что перед ним был калека-ампутант: его конечности представляли собой короткие обрубки культей с безобразными шрамами. Артем вспомнил, что у его дядьки, воевавшего в Чечне, на груди тоже красовалась татуировка в виде скорпиона — символ бойцов, служивших на Северном Кавказе. Уж не там ли потерял руки и ноги калека напротив?
Левее от инвалида располагалась койка, на которой лежала груда жира — других слов для второго соседа по палате Артем найти не мог. Тучный мужчина, откинув лысую голову на подушку с пожелтевшей наволочкой, похрапывал во сне. Из уголка его мясистых, обмякших губ подтекала струйка слюны; толстые, в крупных родинках руки покоились на одеяле, наполовину укрывавшем его массивное тело.
Артем перевел взгляд. Левее спящего толстяка, на койке возле раковины расположился третий сосед по палате. Плешивый, низкорослый, на вид лет сорока, он сидел на кровати в заношенной майке и семейных трусах, доходивших чуть ли не до середины его волосатых ног со вздутыми варикозными венами. Уставившись в одну точку, он что-то тихо бормотал себе под нос, будто вслух вел беседу с внутренним «я».
— Давно вы здесь, мужики? — спросил Артем, чтобы хоть как-то начать разговор. — Ну и больничка, да?
Жирдяй в кровати и плешивый возле раковины никак не отреагировали на слова Артема — казалось, они даже его не услышали. А вот калека на койке напротив оживился: он заелозил спиной по стене, стараясь сесть поудобнее. Впившись в Артема острыми глазами, сверкавшими во впалых глазницах, он осклабился щербатым ртом с пожелтевшими от никотина зубами. Артем ждал, что он скажет, но реплики не прозвучало. Тогда он заговорил первым:
— Меня зовут Артем. А вас?
Плешивый проигнорировал вопрос, жирдяй продолжал похрапывать, а калека ответил сиплым голосом, будто уже давно ни с кем не разговаривал:
— Какая разница? Ты лучше скажи, голубчик, сигареты у тебя есть?
— Не курю, — отрезал Артем, а сам подумал: что ж, если его соседи по палате не хотят представляться, то он будет называть их Калекой, Плешивым и Жирдяем. Не дождавшись реакции от собеседника, он снова спросил: — Что это за больница? Мы в Калынгоне?
— Какая разница? — ощерился Калека. — Как будто это что-то изменит.
Странные ответы инвалида раздражали Артема. Сдерживая растущее недовольство, он как можно мягче проговорил:
— Послушайте, я хочу связаться с родней. Нужно сообщить им, где я нахожусь.
— Завтра придет врач — у него и спросишь.
Калека повалился на койку и, елозя как червяк, отвернулся к стене, словно давая понять, что разговор окончен.
— Спокойной ночи, голубчик, — прохрипел он.
Когда сумрак за окном сгустился, по коридору протопали шаги, и щелкнул выключатель: люминесцентные лампы на потолке погасли, и палата погрузилась в полумрак.
Соседи Артема давно спали. Жирдяй даже не просыпался, Калека захрапел сразу же после разговора с Артемом, а Плешивый, посидев некоторое время на койке, так же молча повалился в постель и засопел. Казалось, пациенты странной больницы пребывали в сомнамбулическом трансе с редкими эпизодами просветления сознания. Артем с растущим беспокойством подумал, ждет ли его та же участь?
Он по-прежнему не чувствовал ног, а вот руки с трудом шевелились, хотя поднять их все равно не получалось. Наковальня в голове и жжение в пояснице немного утихли — должно быть, подействовало обезболивающее. Артем, проваливаясь в вязкую полудрему, перебирал в памяти события, которые привели к аварии на гравийке.
Два месяца назад он развелся с Катей. Инициатором расставания была жена, и для Артема стало шоком ее признание: она его не любила, а их брак — «ранний и необдуманный», как она выразилась — превратился для нее в пытку. Тоска после расставания с Катей с каждым днем все глубже засасывала Артема в черную дыру отчаяния и депрессии. Однажды утром, проклиная очередное похмелье, он понял, что дальше так продолжаться не может: он либо сойдет с ума, либо выберется из этой ямы. Выход нашелся быстро. В гараже ждала старая отцовская «нива», на которой Артем решил совершить марш-бросок по любимым местам детства — таежным речкам и озерам, куда он каждое лето ездил с родителями и сестрой. Правда, последний раз Артем был в этих глухих краях в старших классах. Плохое знание маршрута его не остановило: в наши дни это не проблема, когда есть навигатор.
Не сказав родне ни слова о своем плане (ему надоело выслушивать постоянные упреки), Артем отправился в путь. С каждым километром ему становилось легче: боль от расставания с Катей утихала, оставалась в прошлом, как исчезала позади «нивы» ухабистая лента дороги. Он ехал по сибирскому бездорожью, по гравийкам, которые разбегались по бескрайней тайге, проезжал забытые всеми городки и мертвые поселки. Впереди была цель — тихий затон у притока реки Туй, где в детстве он провел самые счастливые дни. Рыбалка, природа, ночи у костра под звездным небом — Артем уже предвкушал, как забудет обо всех проблемах, растворившись в безмятежности и покое.
Навигатор сломался, когда Артем решил сократить путь до затона по гравийной дороге, что вела через поселок Калынгон. Он смутно припоминал, как отец, чертыхаясь на каждом ухабе, вел «ниву» по затерянной в тайге гравийке, поэтому решил, что справится без помощи навигатора. И все было хорошо, пока в ста километрах от поселка его не подрезал неизвестно откуда появившийся старый «уазик». Артем резко выкрутил руль, не вписался в поворот — и вылетел на обочину, врезавшись в дерево. Чудовищный скрежет металла и взрыв в голове — последнее, что отпечаталось в памяти до того, как он очнулся в больнице. И вот теперь он лежал неизвестно где в пропахшей мочой койке, оторванный от родни — они остались в Омске, понятия не имея о местонахождении Артема.
Мысли о его нынешнем состоянии не давали покоя, метались в распухшей голове, вызывая тревогу и страх. Почему он не может пошевелиться? Что, если позвоночник действительно сломан, и теперь он на всю жизнь останется инвалидом, прикованным к кровати? Почему не пришел врач? Что это за жуткая больница? И где она расположена?
Размышления Артема прервал грохот из коридора — похоже, по нему катили что-то металлическое и дребезжащее. Дверь в палату распахнулась, пропуская полосу желтого света из коридора. Медсестра-толстуха вкатила громыхающую по полу каталку и остановила ее возле койки Калеки.
— Просыпайся, — приказала она. — Пора.
Калека, спросонья хлопая глазами, как червяк заерзал в койке, пытаясь пододвинуться поближе к каталке. Медсестра, устав наблюдать за его мучениями, с недовольным вздохом схватила Калеку за бока и бросила на каталку — грубо и бесцеремонно, будто то был не живой человек, а кожаный мешок с костями и мясом.
— Куда вы его везете? — Артем приподнялся на локтях, но тут же повалился назад — руки его по-прежнему не держали.
— На операцию, — буркнула медсестра.
Накрыв инвалида простыней, она толкнула каталку к двери. Артем зацепился взглядом с Калекой прежде, чем он исчез в коридоре. В его глазах читалась странная, пугающая смесь из страха, обреченности и неожиданной эйфории, будто то, чего он так долго ждал, наконец-то сбывалось.
Вытолкнув каталку в коридор, медсестра захлопнула дверь, погрузив палату в полумрак; вскоре грохот колес о выщербленный пол утих. Несмотря на дикий шум, нарушивший ночной покой, соседи Артема — Плешивый и Жирдяй — даже не шелохнулись, продолжая похрапывать в койках.
Артем закрыл глаза, пытаясь уснуть. Он мало знал о больничных порядках, но один вопрос занозой саднил в голове: разве операции делают по ночам? Он слышал, что хирурги в любое время суток экстренно оперируют пациентов, жизни которых висят на волоске, но Калека не походил на такого больного: несмотря на отсутствие конечностей (он явно лишился их много лет назад), мужик выглядел вполне нормально. Откуда же такая спешка? Почему его забрали на операцию посреди ночи?
Погруженный в тревожные мысли, Артем не заметил, как провалился в черную пучину забытья. Ему снилось, как его тело, зажатое в покореженной от удара «ниве», раздирали на части голодные звери, а над тайгой разносились вопли Калеки вперемешку с истошным визгом свиней.
Он проснулся, когда в палате раздался громкий мужской голос:
— Операция прошла успешно!
Артем разлепил глаза и, моргая от серого света, лившегося из окна, сфокусировал зрение. Возле койки инвалида, повернувшись спиной к Артему, стоял высокий мужчина в белом халате. Он разговаривал с Калекой, который комочком лежал в постели, накрытый простыней. Артем удивился: он провалился в такой глубокий сон, что даже не заметил, как инвалида вернули в палату после операции.
— Свою часть уговора я выполнил, — слабым голосом просипел Калека. — Теперь ваша очередь, доктор.
— Как мы и договаривались, ваша дочь получит деньги сегодня же, — с холодным безразличием ответил врач.
— Спасибо, доктор, — дрожащим голосом протянул Калека, словно собирался расплакаться. — На себе я давно поставил крест, но я рад, что у Леночки будет новая жизнь.
— У вас теперь тоже новая жизнь, — сказал врач, и Артему почудилась усмешка в его словах. — Отдыхайте.
Доктор отвернулся от Калеки и подошел к Артему, давая возможность себя рассмотреть. У него было морщинистое, вытянутое лицо, и длинные, чуть согнутые в локтях руки, делавшие его похожими на богомола. Маленькие, широко расставленные глаза прятались за стеклами очков в толстой оправе. На подбородке топорщилась жидкая бородка, а голову серебрили седые волосы, зачесанные назад.
— Как самочувствие? — поинтересовался врач таким тоном, будто спрашивал о погоде за окном. — Голова не болит?
— Я хочу знать, что со мной случилось, — отчеканил Артем, давая понять, что не собирается терпеть идиотские расспросы доктора.
Врач, проигнорировав слова Артема, вытащил из кармана молоточек, каким неврологи проверяют рефлексы у больных, и поднес его к глазам Артема.
— Следите за молотком, — велел он, проведя инструментом по воздуху вначале влево, а затем вправо.
Артем выполнил указания врача, ощущая, как внутри вспухает пеной недовольство. Доктор, приподняв поочередно руки Артема, постучал молотком по локтям. Они слабо дернулись, и врач, удовлетворенно кивнув, сказал:
— Все хорошо. Вам нужно соблюдать постельный режим.
— Хорошо?! — возмутился Артем. — А что с моими ногами? Они же не двигаются!
Врач скривился, будто от негодования пациента у него случилась изжога.
— Диагноз требует уточнения, — ответил он, поворачиваясь к выходу.
— Постойте! — Артем крикнул в спину доктора, и тот, замерев на месте, обернулся с недовольным видом. — Вы связались с моими родственниками? Они знают, где я?
— Конечно. — Врач, не моргая, смотрел на Артема, и в его взгляде сквозило холодное равнодушие вперемешку с раздражением.
— Вы говорили с моим отцом? Он приедет?
— Да. Ваш отец уже в пути. — Врач натянуто улыбнулся. — Все будет хорошо. Вам нужно больше отдыхать.
Артем не выдержал. Он оперся на локти, и с трудом приподнявшись, закричал:
— Вранье! Никому вы не звонили! Мой отец уже пять лет как мертв! Где я?! Что это за больница, мать вашу?! Кто вы такие?!
Он выплевывал вопросы один за другим, но врач, смерив его безразличным взглядом, тихо процедил:
— Вам нельзя нервничать. Это вредно для головы. Отдыхайте.
Он развернулся и вышел, оставив Артема в ярости, растерянности и в компании странных соседей по палате. Жирдяй все так же похрапывал на койке — казалось, за всю ночь и утро он ни разу не пошевелился. Плешивый, свесив волосатые, исчерченные венами ноги с кровати, смотрел в одну точку и что-то тихо бубнил под нос. Калека, накрытый простыней, лежал в постели, уставившись в потолок. Не поворачивая голову в сторону Артема, он с усмешкой просипел:
— Расслабься, голубчик. Ты у них на крючке. Но скоро все закончится.
Артем, чувствуя, как трясутся от напряжения согнутые в локтях руки, оставил попытки выпрямиться в постели и обессиленно упал на подушку. Впрочем, он отметил небольшой прогресс: вчера вечером он едва ли мог поднять ладони.
— Кто они такие? — прорычал Артем, задыхаясь от злости на собственную немощность. — Что они с вами сделали ночью?
— Теперь это не важно. — Голос Калеки стал тише.
Артем собирался задать уточняющий вопрос, но его оглушил неприятный звук, похожий на треск разорвавшейся ткани: Плешивый выпустил газы, нисколько не изменившись в лице.
— Что здесь, черт подери, происходит?! — взорвался Артем, когда ядовитые испарения из кишечника Плешивого распространились в затхлом воздухе палаты. — Какого хрена жирный все время спит, а этот пердун постоянно таращится в одну точку? Что с ними не так?
— Им уже нечего терять, кроме себя, — медленно, еле ворочая языком проговорил Калека, по-прежнему глядя в потолок. Казалось, он едва ли мог шевелить шеей, и Артем в очередной раз задался вопросом, что же сделали с инвалидом во время ночной операции?
Он хотел спросить об этом, но Калека, закрыв глаза, с тихим храпом провалился в сон. Артем же углубился в размышления. Он проклинал себя за то, что отправился в эту идиотскую поездку. Какого черта его понесло в тайгу? Теперь он лежит в больнице в какой-то Богом забытой дыре, и шансы, что его найдут, стремятся к нулю: ни мать, ни сестра понятия не имеют о его путешествии, а когда спохватятся, то навряд ли смогут его отыскать.
Артем вспомнил о загадочных случаях исчезновения людей, о которых рассказывали по телевизору и писали в интернете: кто-то вышел из дома — и больше не вернулся.
От мысли о том, что такая же участь теперь ждет его, Артем содрогнулся и тихо заскулил. Голова вновь разрывалась от боли, а поясницу, казалось, разъедала кислота, разливавшаяся от спины к животу, груди, рукам и шее. Ног он по-прежнему не чувствовал.
Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks , подписывайтесь)
