— Ты мог бы быть одним из нас, — заговорили хором тени. — Без боли. Без выбора.

Константин выхватил клинок, но Катя опередила его. Она рванулась вперёд, разрывая пальцами песчаные лики.

— Вы — трусы! — крикнула она, и серебристый шрам на её груди вспыхнул, как раскалённая проволока. — Он выбрал меня. А вы — пыль!

Песчаные фигуры рассыпались, но на их месте возникла женщина — высокая, с лицом, скрытым вуалью. В её руках мерцал кинжал, повторяющий изгибы клинка Кати.

— Мать… — Катя отшатнулась, ударившись спиной о Константина.

— Ты носишь мою печать, — голос женщины прорезал воздух, как лезвие. — Но не мою силу. Отдай её, и я верну тебе то, что ты сожгла.

Катя замерла. В её глазах мелькнуло что-то детское, хрупкое — девочка, стоящая на пепелище. Но Константин вложил ей в руку клинок, обхватив её пальцы своими:

— Ты не сожгла. Ты освободила.

Женщина взвыла, вуаль вспыхнула, обнажив лицо, изъеденное огнём. Катя вонзила клинок в её грудь, и та рассыпалась в пепел, смешавшийся с песком.

— Спасибо, — прошептала Катя, не отпуская его руку. — Но это только начало.

Они двинулись дальше, к центру города, где небо сходилось в воронку, затягивая в себя обломки зданий. На площади возвышался трон из зеркал, и на нём сидел Хор — вернее, его подобие. Тело состояло из тысяч осколков, склеенных чёрной смолой. Его лицо менялось с каждым вздохом: то отец Константина, то безымянный Страж, то сама Катя.

— Вы упорны, — голос Хора звучал как скрежет стекла. — Но ваши шрамы — мои двери.

Он поднял руку, и земля разверзлась. Из трещин поползли зеркальные змеи, отражающие не их лица, а их страхи: Константин, топчущий дневник отца; Катя, стреляющая в спину напарнику.

— Не смотри! — крикнул Константин, но Катя уже смотрела в одно из отражений.

— Я видела это, — её голос дрогнул. — В коридоре. Это правда?

Змеи обвили её ноги, впиваясь осколками в кожу. Константин рухнул на колени, хватая змею за шею. Клеймо на его груди вспыхнуло, и свет прожиг тварь насквозь.

— Правда, — выдохнул он. — Но мы не обязаны ей подчиняться.

Он схватил Катю за талию, вырвав её из кольца змей, и рванул к трону. Хор встал, и его тело затрещало, как ломающееся стекло.

— Вы думаете, что победили? — засмеялся он. — Я — ваша тень. Вы умрёте, и я стану вами.

Катя вырвалась из объятий Константина и подняла клинок. Её шрам светился теперь не серебром, а кровавым алым.

— Мы уже мертвы, — сказала она. — Но ты — всего лишь эхо.

Клинок вонзился в трон. Зеркала взорвались, осыпая их осколками. Хор закричал, его форма распадалась, но перед тем, как исчезнуть, он прошептал:

— Спросите его о кольце...

Город задрожал. Здания рушились, небо рвалось в клочья, и они бежали, не разбирая пути, пока не рухнули в пустоту.

Константин очнулся на холодном полу. Перед ним лежала сгоревшая фотография — кольцо пепла, а в центре его дрожала капля крови. Катины пальцы вцепились в его плечо.

— Что он имел в виду? — спросила она. — О каком кольце?

Он посмотрел на её шрам-кольцо, затем на пепельный след. Где-то в глубине памяти шевельнулся ответ, но дверь в коридоре скрипнула. На пороге стоял человек в чёрном — с лицом Константина, но глазами Хора.

— Пришло время выбрать, — сказал двойник. — Кого вы оставите в зеркале?

Продолжение следует.