13 Июня 2025
4

Александр Сидоров (Фима Жиганец) "Мама, я Пушкина люблю!"

Александр Сидоров (Фима Жиганец) "Мама, я Пушкина люблю!"



Литературный хулиган

БОЛЬШИНСТВО ИЗ НАС ВОВСЕ НЕ ЗНАЕТ, КТО ТАКОЙ ПУШКИН. Тот, чей образ нам навязывают, НИЧЕГО ОБЩЕГО НЕ ИМЕЕТ с гением русской поэзии.

Творчество Пушкина до сих пор подцензурно. Ряд его произведений не печатается вовсе, другие нагло вымараны. От многоточий в его стихах создаётся впечатление, что он изобретал азбуку Морзе! Многие по наивности считают, что сие проистекает от невозможности разобрать соответствующие места в рукописях. Никак нет! Позвольте слегка восполнить пробел:

С утра садимся мы в телегу,
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошёл! е б ё н а мать!
(«Телега жизни»)
...
Молчи ж, кума; и ты, как я, грешна,
А всякого словами разобидишь;
В чужой п и з д е соломинку ты видишь,
А у себя не видишь и бревна!
(«От всенощной вечор...»)
...
Мы пили - и Венера с нами
Сидела, прея, за столом.
Когда ж вновь сядем вчетвером
С б л я д ьми, вином и чубуками?
(«27 мая 1819»)
...
Подойди, Жанета,
А Луиза - поцелуй,
Выбрать, так обидишь;
Так на всех и встанет х у й,
Только вас увидишь.
(«Сводня грустно за столом»)
...
Ты помнишь ли, как были мы в Париже,
Где наш казак иль полковой наш поп
Морочил вас, к винцу подсев поближе,
И ваших жён похваливал да ёб?
(«Рефутация г-на Беранжера»)

Примерам несть числа. Поэт использовал мат и в философских, и в лирических стихах, и в поэтической публицистике.

Правда, в беседах со мной некоторые филологи утверждали, что сам Пушкин был бы против публикации таких стихов. Одно дело - в шутку, в дружеском кругу, другое - на широкую публику... Но почему кому-то дано право определять, чего ХОТЕЛ поэт, чего - нет? И почему в других случаях цензоры не считаются с желаниями автора? Например, в истории с эпиграммой Пушкина на переводчика «Илиады» Гнедича:

Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера;
Боком одним с образом схож и его перевод.

Устыдившись неуместной иронии, поэт в рукописи нещадно вымарал эти строки. Сто лет их никто и не знал. Так нет же, докопались любезные пушкинисты, затратив немало трудов и подключив чуть ли не криминалистов!

Публикуются и глубоко личные, ИНТИМНЫЕ письма поэта. У него что, разрешения спрашивали?

Дело даже не в мнимом «несогласии» Пушкина с публикацией его стихов, в которых использован мат . Абсурдность подобных оправданий очевидна хотя бы потому, что ВСЕ ЭТИ СТИХИ
НАПЕЧАТАНЫ ПОЛНОСТЬЮ в пушкинских изданиях! В них пропущены только отдельные слова и выражения.

«Охрана» нравственности доходит до маразма. Полностью печатают «зад», но заменяют точками «задницу». Тонкое различие! В послании Юрьеву стыдливо выбрасывают слово «бордель». Приводит в ужас блюстителей «целка». Свободно печатается «вы****ок», но заменено точками слово «б л я д ь». А вот чудный пример. В шутливом стихотворении «Брови царь нахмуря» поэт пишет:

Говорит он с горем
Фрейлинам дворца:
«Вешают за морем
За два за яйца!
То есть разумею, -
Вдруг примолвил он, -
Вешают за шею,
Но суров закон».

Слова «за яйца» заменены многоточием! Стихотворение теряет смысл. Но здесь хотя бы пикантный каламбур. А в послании Мансурову идёт речь о юной Крыловой:

Но скоро счастливой рукой
Набойку школы скинет,
На бархат ляжет пред тобой
И ноженьки раздвинет.

От последней строки осталось только «И». Почему?! Ну как же: вдруг догадливый читатель смекнёт, для чего эта девица «раздвинет ноженьки»...

«И матерщину порет...»
«БЛАГОРОДНЫЕ ЦЕНЗОРЫ» скажут: сочинения Пушкина издаются массовыми тиражами, их могут прочесть школьники, подростки...

Обратимся к самому Пушкину: «Эти критики нашли странный способ судить о нравственности какого-нибудь стихотворения. У одного из них есть 15-летняя племянница, у другого - 15-летняя знакомая - и всё, что по благоусмотрению родителей ещё не дозволяется им читать, провозглашено неприличным, безнравственным, похабным! Как будто литература и существует только для 16-летних девушек! Вероятно, благородный наставник не даёт ни им, ни даже их братцам полных собраний сочинений ни единого классического поэта, даже древнего. На то издаются хрестоматии, выбранные места и тому под. Но публика не девица и не 13-летний мальчик». Писано в 1830 году...

МНЕ ВОЗРАЗЯТ: свинья везде грязь найдёт. Кто-то ищет у великого стихотворца великие произведения, кто-то - скабрезности. Ну, выпустят ещё Александра Сергеевича без купюр; мало ли похабщины нынче печатают. Стоило из-за этого огород городить? Неужто Пушкин гениален потому, что сочинял матерные стишки?

И поэтому - тоже! Возможно, Пушкин никогда не стал бы великим поэтом, не будь он великим матерщинником. При всём «кощунстве» эта мысль очевидна. Начнём с того, что Пушкин был искусным сквернословом от младых ногтей до своей гибели. Ещё в лицейских «национальных песнях» приятели горланили о Саше-«Французе» (прозвище Пушкина):

А наш Француз
Свой хвалит вкус
И матерщину порет.

Заметим: это подчёркивалось как отличительная черта курчавого подростка, выделявшая его среди толпы товарищей!

В юности поэт продолжал совершенствоваться в «бранном» ремесле. Он сам пишет о собраниях «Зеленой лампы»:

Я слышу, верные поэты,
Ваш очарованный язык...
Налейте мне вина кометы!
Желай мне здравия, калмык!
(«Я. Толстому»)

Вроде безобидные строки. Непонятно только, что за калмык и почему он должен желать Пушкину здравия. А калмык - это мальчик камер-юнкера Никиты Всеволожского, прислуживавший на заседаниях общества. По традиции, когда кто-то отпускал нецензурное словечко, калмык подскакивал к нему и рапортовал: «Здравия желаю!» Правда, в своих воспоминаниях один из членов «Зелёной лампы» Яков Толстой вспоминал: «Впрочем, Пушкин ни разу не подвергся калмыцкому желанию здравия. Он иногда говорил: «Калмык меня балует. Азия протежирует Африку». То есть Александр Сергеич фактически признавал, что матерился не менее других, но просто пользовался «калмыцкими симпатиями». С другой стороны, не стоит забывать, что Толстой вёл свой рассказ уже после смерти великого Арапа и, вполне возможно, слегка приукрашивал его светлый (в смысле тёмный) образ…

В зрелости поэт тоже любил ввернуть крепко «загнуть». К примеру, пишет Вяземскому из Болдина: «...Заехал я в глушь Нижнюю, да и сам не знаю, как выбраться? Точно еловая шишка в жопе; вошла хорошо, а выйти, так и шершаво». И до последних дней своих и в общении, и в письмах, и в стихах Пушкин не стеснялся в выражениях.

НО ПРИ ЧЁМ ЗДЕСЬ «РУСЛАН И ЛЮДМИЛА», «Евгений Онегин», «Я вас любил»? Вот за что почитаем мы нашего великого арапа гениальным поэтом!

Всё так. Но любовь Пушкина к грубому просторечию и площадной брани имеет прямое отношение к его высокой поэзии. Да, Пушкин славен не тем, что использовал в стихах мат. В противном случае мы получили бы очередного Ивана Баркова. Дело в другом -в НАРОДНОСТИ творчества Пушкина.

В чём феномен пушкинского гения? Разве мало было других славных имён? Жуковский, Баратынский, Вяземский, Языков, Батюшков... Они вошли в русскую поэзию наряду с Пушкиным. Наряду - но не наравне. Почему? Прежде всего потому, что эти стихотворцы творили в рамках сложившейся поэтической традиции. Даже для Василия Жуковского с его «Светланой» («Раз в крещенский вечерок девушки гадали...») обряды и уклад народа являлись лишь экзотикой. Поэты пушкинского круга не были способны ВЗОРВАТЬ язык, образы, представления, существовавшие до них. На это оказался способен только Александр Пушкин - литературный революционер, король эпатажа, налево и направо раздававший пощечины общественному вкусу.

Земной поклон няне Арине Родионовне: она сыграла немалую роль в формировании личности Пушкина. Но главное в другом: поэт, как губка, впитывал речь простолюдинов, язык улиц, базаров и кабаков - НАРОДНЫЙ ЯЗЫК. Он утверждал: «Разговорный язык простого народа... достоин также глубочайших исследований. Альфиери изучал итальянский язык на флорентинском базаре; не худо нам иногда прислушиваться к московским просвирням». Понятно, что просвирня - не подворотня, и речь идёт не о "срамной" лексике. Однако важно то, что Пушкин призывает собратьев идти на улицу и обогащать поэтический язык именно народной, базарной, уличной лексикой.

Поэт жадно вбирал сокровища фольклора - сказки, былины, песни, частушки... А творчество народа НЕМЫСЛИМО БЕЗ КРЕПКИХ ВЫРАЖЕНИЙ, НЕОТДЕЛИМО ОТ СОЧНОГО МАТА. Александр Сергеевич признавался, что читывал с охотой сборники фольклора, в том числе из собрания Кирши Данилова. Пройдёмся «по пушкинским местам»:

А увидел он, Сергей,
Чужого мужика,
А чужого мужика
На жене-то своей,
А мужик бабу е б а л,
Сергееву жену...
(«Сергей хорош», из Кирши Данилова)
...
А дивлюсь я братцу крестовому,
Смелому Олёшке Поповичу,
Да ещё я да князю Владимиру,
Князю Владимиру стольно-киевскому, -
Свою-то жопу так он сам е б ё т,
А чужую жопу - так людям даёт!
(«Добрыня и Василий Казимирович», из онежских былин)

Это вовсе не значит, что фольклорные сборники той поры были переполнены матерной лексикой - однако крепких выражений там было достаточно.

А уж какие частушки и присловья узнавал Александр Сергеевич от дворни, схватывал слёту на улицах, вычитывал в памятниках древней нашей литературы, до которых охоч был! Именно глубокое понимание национального характера, влюблённость в родную речь ВО ВСЕХ ЕЁ ПРОЯВЛЕНИЯХ сделала Пушкина НАРОДНЫМ ПОЭТОМ. Не случайно массы простолюдинов, пришедших проводить поэта в последний путь, так перепугали царя, что он приказал тайно похоронить Пушкина! Такое проявление народной любви с тех пор повторилось лишь однажды - на похоронах Владимира Высоцкого...

НО ВЕДЬ НАРОДНОСТЬ СОСТОИТ НЕ В ТОМ, чтобы слепо переносить всё, услышанное в подворотне, на страницы книг. Верно. Но и не в том, чтобы ВСЁ, услышанное в подворотне, считать грязью. Язык - душа народа; душу нельзя кромсать по кускам. Это - удел не поэтов, а мясников. Именно потому Пушкин безмерно сокрушался по поводу «Бориса Годунова»: «...одного жаль - в «Борисе» моём выпущены народные сцены, да матерщина французская и отечественная».

Ещё раз повторяю: любовь великого поэта к русскому мату - это проявление любви к русскому языку и народу. Пушкин любил в языке всю прелесть, не деля лексику на «чистую» и «нечистую».

В его стихах полно гумна
НЫНЕШНИЕ «ЗАЩИТНИКИ НРАВСТВЕННОСТИ» являются достойными преемниками тех, кто брезгливо называл стихи Пушкина «бурлацкими», «мужицкими», «неприличными», «низкими».

О «Руслане и Людмиле» писали: «Возможно ли просвещенному или хоть немного сведущему человеку терпеть, когда ему предлагают новую поэму, писаную в подражание Еруслану Лазаревичу?.. Позвольте спросить: если бы в Московское благородное собрание как-нибудь втерся... гость с бородою, в армяке, в лаптях, и закричал бы зычным голосом: здорово, ребята! Неужели стали бы таким проказником любоваться?»

Именитый собрат поэта по перу (Дмитриев) отрезал:

Мать дочери велит на эту сказку плюнуть.

Такие оценки творчества сопровождали Пушкина всю жизнь. Поэзия считалась даром богов, призвана была говорить о возвышенном, прекрасном, облагораживая душу изящным слогом... В Царскосельском лицее преподаватель словесности Кошанский поощрял в среде учеников сочинение стихов - и нещадно правил «пиитов»: надобно писать вместо «выкопав колодцы» - «изрывши кладези», вместо «площади» - «стогны», вместо «говорить» - «вещать»...

Литературовед Алексей Югов вспоминает, как уже в наше время девушка-редактор гневно вспыхнула, встретив в рукописи слова «гужи» и «гумно». Представьте же публику начала прошлого века, читающую в «Евгении Онегине»:

На небе серенькие тучи;
Перед гумном соломы кучи...

Каково было воспринимать людям, считавшим «хамскими» слова «визжать», «крапива», «пора», «кружка», такие строки из «Графа Нулина»:

Индейки с криком выступали
Вослед за мокрым петухом;
Три утки полоскались в луже;
Шла баба через скотный двор
Белье повесить на забор...

Критики на скотный двор заглядывать не желали. И их можно понять: они защищали СВОИ представления о прекрасном. «Графа Нулина», к примеру, они назвали «похабным»...

ВСЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ЖИЗНЬ АЛЕКСАНДРА ПУШКИНА - борьба против лицемерия, затхлости, за то, чтобы о нашей поэзии с полным правом можно было сказать:

Там русский дух... там Русью пахнет!

А разве другие поэты не стремились к этому? Стремились, наверно. Но страус не может летать - природой не дано. Вот вам для сравнения:

Там, на ветках, птички райски,
Хаживал заморский кот,
Пели соловьи китайски
И жужукал водомёт...
(Гаврила Державин)
.....
У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит...
(Александр Пушкин)

Не будь Пушкина, кто знает, сколько бы времени жужукал в нашей поэзии водомет. Пусть Державин принадлежит XVIII веку. Но вот Жуковский с великолепными балладами, насквозь пропитанными Европой. Кто сейчас читает его «Ундину» - поэтический пересказ милой сказочки Виланда? А пушкинскую «Сказку о рыбаке и рыбке» знает любой из нас. И разве важно нам, что в основе ее лежит немецкая сказка о рыбаке и камбале:

Тимпе-тимпе-тимпе-те,
Рыба камбала в воде!
Ильзебиль, жена моя,
Хочет не того, что я!

Под гениальным пером Пушкина сказка стала русской! А пойди он по стопам своего учителя - и наш рыбак просил бы у рыбки сделать жену римским папою (как у братьев Гримм).

ПУШКИН ОТСТАИВАЛ ПРАВО РУССКОЙ ПОЭЗИИ НА «МУЖИЦКУЮ РЕЧЬ». По сочности, образности, народности языка из современных ему поэтов с Пушкиным могут сравниться лишь Крылов, Грибоедов и "Конёк-Горбунок" Ершова (его даже некоторые горячие головы приписывают самому Александру Сергеевичу). Но один ограничился гениальными баснями, другой отдал себя политике, а третий и вовсе больше не написал ничего достойного. Остальные если и не «изрывали кладези», то всё же старались изъясняться в рамках «пиитических».

Оттого и не смог никто написать так пронзительно просто:

Я вас любил; любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем...

Не хотели писать о любви теми же словами, что о хранении картофеля. Даже талантливый Баратынский плёл кружева:

Светлела мрачная мечта,
Толпой скрывалися печали,
И задрожавшие уста
«Бог с ней!» невнятно лепетали.

Тот, кто «лепечет невнятно» «дрожащими устами», никогда не станет народным поэтом.


Русский мат
как признак
культуры
КАЗАЛОСЬ, ПУШКИН ПОБЕДИЛ. Уже Белинский замечал: «Теперь смешно читать нападки тогдашних аристархов на Пушкина - так они мелки, ничтожны и жалки; но аристархи упрямо считали себя хранителями чистоты русского языка и здравого вкуса, а Пушкина - исказителем русского языка и вводителем всяческого литературного и поэтического безвкусия».

А разве вымарывать у великого поэта крепкие слова и выражения - не та же самая дурь и кощунство? Но нынешние «аристархи» снова мнят себя «хранителями вкуса».

«Учёная элита» закрепила за собой монополию на «правильное» толкование и понимание Пушкина, на «правильную» любовь к нему. При этом многие доктора филологических наук, педагоги, «пушкинисты» на самом деле отличаются лицемерием, снобизмом и дремучим невежеством. Ядрёный, грубый, смачный русский язык их пугает. Долгое время они яро противились его проникновению в литературу. Снисходительно «дозволяя» отдельным авторам «экзотические шалости»: «ах, что за прелесть эта дикая мужицкая речь! шарман!»

Нет, они допускают существование грубого просторечия и даже нецензурной брани - где-нибудь в фольклоре, на задворках, как «пережиток хамского невежества». Точно так же в начале прошлого века досужие критики относились к народному творчеству: «...Мы от предков получили небольшое бедное наследство литературы, т.е. сказки и песни народные. Что об них сказать? Если мы бережем старинные монеты, даже самые безобразные, то не должны ли мы тщательно хранить и остатки словесности наших предков? Без всякого сомнения!.. Я не прочь от собирания и изыскания русских сказок и песен; но когда узнал, что наши словесники приняли старинные песни совсем с другой стороны, громко закричали о величии, плавности, силе, красотах, богатстве наших старинных песен..., и, наконец, так влюбились в сказки и песни, что в стихотворениях заблистали Ерусланы и Бовы на новый манер; то я вам слуга покорный!» А теперь вместо слов «сказки и песни» подставьте - «русский мат». Вот вам позиция нынешних «охранителей»!

НО ПОЧЕМУ учёная братия так боится сквернословия в литературе и языке? Оберегая нашу с вами нравственность? В какой-то мере, по недомыслию - да. Но прежде всего эти люди опасаются потерять ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ПРАВО на власть в языкознании и литературоведении. Пока это право негласно за ними закреплено; они определяют, что допустимо, что нет, считаются великими знатоками... Как же им признать нормальным употребление в своих владениях мата и жаргонной лексики? Тут они - полные невежды! В своё время брезговали. Каждый лапотник может утереть им нос. Кому это понравится?

Конечно, нынче положение изменилось. «Охранители» вынуждены сдавать позиции. Куда денешься, если брань, жаргон стали достоянием высокой литературы и поэзии? Достаточно назвать имена Бродского, Алешковского, Высоцкого, Довлатова... «Языковеды» лихорадочно «перестраиваются». В своём выступлении на Би-Би-Си один из пушкинистов успокоил: готовится полное собрание сочинений Пушкина, где матерные слова и выражения будут не только восстановлены, но и... выделены жирным шрифтом! Зачем?! В желании «возглавить процесс» учёные мужи стремятся бежать впереди прогресса...

Появляются исследования бранной лексики. Вот цитата из такой монографии: «Психолингвистическая направленность исследования заставляет искать связь исследуемых явлений с более общими фактами взаимозависимости явлений окружающего мира, в частности - с понятием амбивалентности явлений как их имманентного свойства». Без комментариев...

НЫНЕШНЯЯ ПОБЕДА ЗДРАВОГО СМЫСЛА над лицемерием и ханжеством в русской литературе - ещё одна заслуга пушкинского гения. Именно Пушкину обязаны мы пониманием того, что по-настоящему культурный человек не может не любить русского мата. Интеллигент ОБЯЗАТЕЛЬНО должен прекрасно знать творчество родного народа. А если так, как же возможно, чтобы он не любил сквернословия? Ведь этим пропитан весь отечественный фольклор! Тот, кто подчеркивает свое неприятие русского мата - ущербный человек. Что вовсе не означает признания уличных похабников «культуртрегерами». Как раз их брань убога, бездарна и гнусна. Более того: духовное обнищание общества ведет к обнищанию мата и сквернословия.

Друзья! Перечитывайте Пушкина! Влюбитесь в него по-настоящему. Народный поэт достоин НАСТОЯЩЕЙ народной любви.

ПОСТ СКРИПТУМ.
Дождался… Недавно увидел сборник «Стихи не для дам», где собраны стихотворения Пушкина, в которых он использовал нецензурную лексику. Ну, во-первых, стихи далеко не все, во-вторых, это как раз то, что я и называю «похабным подходом». Специально выискивать у поэта исключительно ненормативщину – такая же тупость, как и специально вымарывать её из любого стиха. Более гнусен разве что дегенерат Армалинский со своим порнографическим «Тайным дневником Пушкина». Ну, о таких выродках и говорить тошно.

Показать полностью 1
0

Солдат. Глава 2

Сиффа - столица и город основоположник страны Перперадо. Свой статус город получил сто семьдесят три года назад, когда царь Дракон Гамэмнон решил перенести столицу с окраин прибрежного региона города Ронна, ближе к границам со странами людей: Дерландией и Верландией. Данное решение Царь Дракон Гамэмнон принял только для того, чтобы обеспечить поставки алхимических минералов в Синджаву. На развитие новой столицы ушло практически десять лет, постройка фортификаций и отладка торговли через новые пути снабжения заняли больше времени и сил, чем предполагал царь, но данное решение позволило вывести алхимические рынки страны на первый уровень в мире, хотя перенос и был встречен жителями не с восторгом, даже вызвал два бунта среди мирного населения Ронны, ведь потеря статуса столицы, означала отток финансовых средств, информационного и ученого уровня. С переносом столицы в Сиффу, туда же был перенесен самый главный институт страны Альма-матер.

История Перперадо: Глава 17 параграф 38

Солдат

Элай аккуратно спрятался в высокой траве, что росла вдоль протоптанной грунтовой дороге. Прошло два дня после того, как он пробрался в порт, увидев только ужас и разрушения, что остались после эльфов.

Порт, к удивлению, Элая был полностью пустой, он не увидел ни захватчиков, ни выживших. Казалось, будто эльфы просто пришли вырезать все население Перперадо. Убедившись в том, что в порту всё-таки безопасно, Элай тут же пошел по лавкам, где еще вчера продавались товары и еда. Он нашел большую льняную сумку, такие носили для покупки продуктов, и забил доверху едой. Припасов оказалось достаточно, и сумка весомо тянула вниз, но это было больше в радость, ведь без еды сильно долго не протянешь.

Возле одной из куч мертвецов он увидел небольшого вартарана, облаченного в доспехи городской стражи. Понимая, что это будет лучше, чем его тряпки, парень, зажмуривая глаза, стянул с покойника кольчугу, наручи и поручи с военными сандалиями. Шлем Эай трогать не стал, вартарана убили ударом в лицо и часть головы вместе с ее содержимым была внутри шлема. В сумке у него, Элай нашел с десяток микстур, предназначенных для лечения ран и остановки крови.

– Хоть какая-то удача – подумал про себя он, облачаясь в то, что ему удалось найти.

Внутри все продолжало сжиматься, а то, что ради своей безопасности он раздел покойника вообще не укладывалось в его голове. Трагедия, которая поглотила его родной дом заставила в первую очередь подумать о себе и закрыть глаза на моральные принципы. Закончив со всем в порту, он решил удалиться прочь, сейчас Элай понимал, что тащиться к родителям будет большой ошибкой. Слезы так и наворачивались на его глаза от понимания того, что там он увидит только трупы. Переборов очередной приступ горечи, парень решился идти подальше от городов, через леса к осоковой долине, там можно попытаться сбежать на рыбацкой лодке в Дерландию или Верландию, куда-нибудь подальше.

Эльфы, словно буран, проносились, оставляя за собой только смерть. Элай всю дорогу до привала пытался понять, как им это удается. В родном городе никто не заметил нападения, в порту все выглядело так, словно эльфы появились и через минуту исчезли, оставив только трупы.

Элай выпил очередную микстуру, которая помогала лечить разрубленную спину, скорчился, зажмурив глаза, и, тяжело вздохнув, поднялся на ноги. Он уже видел очертания небольшого леса, там он и хотел провести эту ночь, но трава, которая достигала чуть ли не самого пояса, затрудняла движение. Вартаран, тяжело перебирая ногами, пытался протащиться сквозь заросли, как вдруг услышал крик и, почувствовав сильный толчок, повалился ниц, прямо в густые заросли! Он пытался закричать и скинуть с себя нападавшего, но его рот плотно зажали, а на ухо прошептали:

– Тише, они здесь!

Элай сжался, но краем глаза увидел нападавшего. Это был молодой вартаран, закутанный в грязный, некогда белый плащ. Его лицо было напугано, а чешуя поблескивала на солнце. Вдруг за спинами у них раздались хлопки, небо короткими очередями осветилось зеленым и все, что они услышали – это эльфийскую речь, которая тут же оборвалась, а небо наполнили хлопки и свет!

– Исчезли, слава богам! Вставай, тут уже нельзя прятаться.

Элай с ошарашенным видом поднялся на ноги, не понимая того, что произошло.

– Тебя как зовут? – спросил вартаран в грязном плаще.

– Элай, а ты кто? – парень видел, что из-под плаща у незнакомца выглядывает рукоять шестипера, руки и ноги укутаны в легкие латы, а на шее символ, который ставится тем, кто отрекся от мира ради битвы.

– Адерли. Ну и повезло же тебе, Элай. Ты из городской стражи? – спросил он, увидев доспехи.

– Нет, просто нашел их, одел, чтобы…

– Я понял. Теперь быстро за мной, если следующий патруль нас найдет, то обещаю тебе, Элай, ты начнешь молиться всем существующим и несуществующим богам!

– Но откуда ты здесь? – Спросил Элай, стараясь не отставать от Адерли.

– Нас впятером послали сюда Архонты Папритии. Они проведали о том, что эльфы готовят нападение, но, когда мы прибыли, уже было поздно. Я один уцелел, мы сразу наткнулись на патруль магов, которые с лихвой нас перебили.

– Знали о нападении? – Элай не до конца понимал то, что пытается сказать его новый спутник.

– Ученые из правительственной академии Папритии зафиксировали изменения на уровне магических вибраций у Эльфов в Сайраншеале, а это могло значить только одно – они нападут на Перперадо. Мы были гонцами, но не успели предупредить вас. Мы из ордена «Отрешённых» сразу же двинулись по стране. Слава богам, что восточная часть Перперадо успела подготовиться и обезопасить себя, но теперь мы с тобой по факту находимся в тылу врага.

– Эльфы только сегодня утром уничтожили мой город! – Элай оглядывался, он не знал, что за магией пользовались эльфы, но возможность их внезапного появления заставляло нутро сжиматься и дрожать.

– Эльфы одновременно ударили по семи городам и за одну ночь опустошили треть всей страны! Они использовали усиления для массовой трансгрессировки. Моментальное появление, и все – мы не смогли обеспечить нужную оборону. Сил в Перперадо не так много, но мы всегда держали нейтралитет.

– Из-за чего именно мы? – Элай был готов кричать от непонятной, поглощающей несправедливости, которая начала душить его внутри.

– Это удел правительства знать из-за чего. Наша задача была только в том, чтобы предупредить – Адерли оглядывался по сторонам, до леса оставалось совсем немного. Если бы он не тянул Элая за собой, то парень бы уже потерялся в траве и пришел бы к опушке только под вечер.

Вартараны за несколько минут пересекли поле и вбежали в чащу. Элай дышал так, словно легкие вылетают из груди. Спину ломило под доспехами, а сумка с припасами заметно прибавила в весе из-за усталости.

– Все, хоть так укрылись.

– Это эльфийские маги, я правильно понимаю? – спросил Элай, глядя в полные азарта, глаза Адерли.

– Да, это они. Эльфы очень сильные колдуны, а то как они появляются и исчезают – это трансгрессировка, магия телепортации. Их патрули и каратели все поголовно маги.

– От них и спрятаться нельзя, получается – Элай скинул сумку и вытер лицо.

– Спрятаться можно. А еще их можно убить, и это куда проще, чем ты думаешь. Видишь это – Адерли достал из поясной сумки мешочек полный серебряной пыли. – Это оприцин, он заглушает магические способности.

– Даже наших Архонтов? – глаза у Элая округлились.

– К счастью нет, Архонтам это не страшно, а вот магам людей, эльфов или чжи-торонов весьма вредит. Видишь кого-то из магов, просто кинь в него этой пылью и все. Он будет не опаснее просто пехотинца.

– Кому как, мне лично и дикая собака опасной будет – подумал про себя Элай, но промолчал, чтобы не показаться совсем безнадежным в глазах опытного воина.

Орден «Отрешенных» существует испокон веков, те кто решил стать воинами отрекаются от своих семей, родов и корней, что у них были. Элай знал это, ведь, не смотря на свой статус, в обществе орден «Отрешенных» причисляется к элите, поскольку в его состав входят мужчины и женщины, которые решили променять свое место рядом с богами и опуститься во мрак, чтобы быть поглощёнными навечно пожирателем. Взамен на эту жертву, незыблемая вера и боги даруют им дар отнимать чужие жизни и ходить среди других равными. Элай не знал, откуда пошло это поверье, но на уровне инстинктов, как и остальные, верил, что великие боги, если не существуют сейчас, то когда-то явно были и именно они и создали под своим разрешением эту касту воинов.

Элай молча шел через лес, следуя за Адерли. Вартаран двигался уверенно, словно наизусть знал эти места. Элай не выдержал и спросил его:

– Скажи, Адерли, ты вырос здесь? Просто те тропы, которые ты выбираешь, знают только местные.

– Догадливый. Тебе бы в наши ряды с такой смекалкой. До ордена я имел другое имя и рос здесь. Думаю, ты понимаешь, что я веду нас к гротам? – поинтересовался воин, глядя на то, как тяжело дышит молодой неподготовленный парень.

– Догадался, да только смысла в этом не вижу. Ты видимо давно не был дома. Гроты уже лет шесть, как завалило после землетрясения – Элай начал думать, кто же мог уйти в орден из местных, ведь по известным ему фактам в орден за всю его жизнь из окрестностей ушло всего четверо.

– Нам они и не нужны, я там спрятал некоторые вещи, на случай если придется ретироваться.

Парень смекнул, что Адерли подготовлен намного лучше, чем городская стража. Не смея разводить болтовню, он так и продолжил молча идти след в след за своим спасителем. В голове конечно появились мысли о том, что Адерли это Фаавенд, сын винодела, который вступил в орден шесть лет назад. Элай не знал его лично, но помниться в тот день со своими товарищами поднял бокал вина за его успех.

Пока он копался в своих мыслях, чувствуя себя под защитой более сильного и опытного напарника, они медленно подобрались к гротам. Небо уже потемнело, сквозь деревья не пробивался свет от заходящего солнца.

– Вот мы и на месте. Давай в пещеру, огня разводить не будем, сам понимаешь, я не знаю сколько еще здесь патрулей может ошиваться – Адерли аккуратно пролез в маленькую дыру, больше похожую не на вход в огромные гроты, а на нору, оставленную кротом переростком.

Убедившись в том, что Адерли встал на ноги, Элай сначала аккуратно скинул ему сумку с припасами, а после и сам, кряхтя и шипя от боли в ране на спине, спустился и попытавшись повиснуть на одной руке, ухватившись за край, не выдержал и свалился на бок, пролетев пару метров, с звоном и лязгом доспехов остановился на камне.

– Ты живой? – Адерли подал руку Элаю.

– Пока да – прокашлявшись, ответил он и отряхнул себя от остатков земли. После огляделся и сказал – Я давно здесь не был. Темно конечно, как ты хочешь здесь без света быть?

– На ощупь. Мне проще посидеть без света несколько часов, чем развести здесь огонь и сдать позиции. – Адерли, нащупав стену, взял сумку Элая и пошел вперед. – Двигайся вдоль стены, так будет легче.

Пещера грота была холодной, вдалеке слышался звук ручья, что протекал в глубине. Завал, который тут произошел, обрезал реку и теперь за обломками была целая комната, наполненная водой. По краю стены рос мох и плесень, присущая не только казематам. Пол тоже был каменный, иногда на мху и останках мелких животных виднелись небольшие грибочки с узкими, вытянутыми шляпками, которые в темноте переливались яркими синими огоньками. Элай знал, что подобный деликатес убьет тебя, заставив нутро вспениться, а в худшем случае парализует все тело, оставив калекой до конца жизни. Эти грибы частенько применялись в алхимии и разработке ядов среди оружейников.

Двигаясь вперед и придерживаясь за стену Элай даже не видел спины Адерли, но слышал его шаги и дыхание. Вартараны минут пятнадцать плутали во мгле, пока отрешенный не воскликнул:

– Слава богам, нашел!

– В смысле нашел? – спросил Элай.

– В прямом. Спрятал эти вещички я здесь впопыхах и точное место подзабыл. Ну что, присаживайся, давай есть, спать и утром выбираться отсюда.

– Ты точно не хочешь зажечь огонь. Мы в самой глубине грота, думаю нам ничего не грозит – Элай чувствовал себя весьма неуютно в потемках, тем более глаза так и не привыкли. Да и детский страх темноты заставлял нутро съеживаться похлеще всяких эльфов.

Адерли только недовольно вздохнул и вытащил небольшой шар на медной подставке. Он быстро потряс его в руках и тот засветился слабым зеленоватым светом.

– Так лучше?

– Спасибо тебе большое, Адерли – Элай улыбнулся, давая понять, что рад своему спасителю.

– Держи – вартаран вытащил из схрона большую шкуру лося, пару мисок и какое-то непонятное приспособление из металла.

Они быстро постелили шкуру, ведь сидеть на холодном камне было похоже на самоубийство, да и в старости организм спасибо не скажет. Адерли аккуратно установил подальше от шкуры непонятное устройство, рядом с Элаем поставил светящийся шар, а сам достал сумку с едой. Элай выпил микстуры и выложил все, что у него было в сумке, чтобы поделиться.

– Хороший ты парень, Элай. Другой бы только попросил пищи, а ты последним делишься – подметил данный жест отрешенный.

– Знаешь, Адерли, если ты говоришь правду и такое по всей стране, то это и в правду последнее что у меня есть, а ты последний живой вартаран, которого я знаю по имени – на глазах у Элая появились слезы.

– Не унывай, не ты первый, не ты последний. Война она такая штука. Именно поэтому наши Архонты и приняли сторону нейтралитета в вопросах политики – Адерли чувствовал, что парню больно и грустно, но поделать ничего не мог, только попытался поддержать словом. – Завтра убежим отсюда в тыл к своим, думаю ты не будешь против провести несколько дней в тишине на востоке страны.

– Да как мы убежим то, Адерли, нам туда несколько месяцев добираться.

– Ну, если пешком... – Адерли осекся. – А кто ты по профессии?

– Пекарь.

– Ну вот, если пешком и простому пекарю, то можно и год идти, а мы с ордена передвигаемся немного по-другому.

– Вам предоставляются какие-то технологии правительством Перперадо? – Элай понял, что у Адерли козырь в рукаве.

– Военная тайна – улыбнулся вартаран. – Ты я смотрю вообще не голоден?

– Голоден, да только в этой обстановке и кусок в горло толком не лезет. Хочется закрыть глаза, открыть, и чтобы вокруг все как прежде… – Элай замолчал, тяжело вздохнув, стер слезу и добавил. – Не вериться, что это реальность.

– Верь не верь, но нападение на Перперадо истина, против которой не пойдешь, Элай. Стоит успокоиться, на, выпей это. – Адерли достал из поясной сумки небольшую баночку с светящейся, светло-оранжевой жидкостью.

Элай даже не стал спрашивать, что в ней, пусть хоть яд. Он взял бутыль и быстро проглотил содержимое. В горле все перехватило, словно туда сыпанули горячего угля! Глаза заслезились, и Элай только гулко кашлянул:

– Это что за пойло?

– Алкогольная эссенция. В армии такие только выдают. Ну там еще несколько грибочков, добавки всякие алхимические. Помогает согреться, приободриться и все такое. Но вот основа из спиртовой эссенции с выдержкой – Адерли засмеялся и начал раскладывать непонятную для Элая стальную конструкцию.

– По твоему мнению, крепкий алкоголь – это лучшее лекарство от всех болезней? – Элай чувствовал, как голова приятно тяжелеет, а руки и ноги слегка объяты немотой.

– Это не я так считаю, а наше государство. Ну и плюс тоже есть, она не вызывает похмелья.

– Что это у тебя там? – спросил Элай, наблюдая за тем, как квадратная стальная конструкция разложилась в несколько раз и приобрела ножки и две полочки.

– Походная жаровня. С ней не будет ни дыма, ни огня.

– Тоже военная разработка? – усмехнулся Элай, осознавая то, что орден оснащен куда лучше, чем мирные жители.

– Можно так сказать. Половина моего снаряжения разработала Альма-матер[1] для участия в партизанских и разведывательных операциях. Отрешенные с посланием – это не открытая военная миссия, а попытка эвакуировать жителей без лишней паники. Увы, ошибки совершают все, в этот раз ошиблись Архонты, неправильно предсказав наступление врага.

– Так легко говоришь это. Ты сказал сам, что жил в этих краях, неужели у тебя тут не осталось родных? – Элай возмутился. Спокойствие Адерли по поводу войны не на шутку бесило его, казалось, будто этот вартаран черств и бессердечен.

– Я член ордена «Отрешенных», война и смерть для меня обычное дело. Сами боги направляют меня на это и дают свое разрешение. В этом суть нашего ордена. И да, мои родные погибли так же, как и твои Элай. Но я не имею право относиться к этому с горечью и скорбью.

Элай замолчал, он понял, что сказал глупость по отношению к Адерли. Забыл на мгновение, что с ним не просто вартаран, а элита военной машины и он не в праве отступать от устава ордена, как бы больно ему при этом не было. Неловкость ситуации сгладила только готовка еды, которую устроил «отрешенный». Элай переключил тему с вопросами.

– А что ты делаешь? Я смотрю и не понимаю принцип работы.

– Смотри, в правой нише есть вода, а в левой специальный алхимический раствор.  В мокром состоянии он выделяет тепло. Сверху небольшая решетка, где можно приготовить, – Адерли замолчал и достал из сумки завернутый в пергамент кусок свинины, – например, мясо. Почему меня снабдили им я не знаю, подумали в главном зале видимо, что я много ем. Ну да плевать, нам же вкуснее будет. Смотри, компоненты смешиваются и отдают тепло, мясо жариться, а дым, который выделяется во время этого процесса, поглощается напылением на самом металле.

– Любопытно, ничего не скажешь.

Парень был удивлен. Хотелось понять, почему такие удобные разработки не поставляются, но видимо это прототипы, которые не прошли проверку в условиях пользования. Как было известно Элаю, часть разработок для армии Перперадо, уже в обиходе среди простых жителей, в аптеках давно есть концентраты и вытяжки из трав, которые были особым образом сублимированы и запрессованы в небольшие кубики с рассчитанной дозировкой. Но вот вопрос о магическом путешествии оставался открытым.

Судьба распорядилась таким образом с нацией Элая, что магией обладали только Архонты. Они же и занимали правящую верхушку Перперадо. У них была отличительная черта. Когда на свет появлялся Архонт, у него на лбу всегда было две черных полосы, напоминающих рога дракона. По поверьям Архнты и есть дети драконов, которые давным-давно прибыли на эти земли и создали народ Элая, вартаранов. Архонты могли родиться в любой семье. Они не почитались как боги, напротив же, Архонты несли бремя власти, которое порой было им совсем не по плечу. Но была и другая сторона медали. Если Архонт за свой жизненный путь расходовал весь свой магический запас, который, к сожалению, был ограничен, в отличие от тех же эльфов или людей, то его ждала незавидная участь. Архонт превращался в Девастата[2]. История насчитывает тридцать семь Девастатов и всех их перевозят доживать свои года в город Киип, что на севере страны. Там за ними ведется постоянный уход, а под землей стоит целый храм с монументами всех Девастатов Перперадо. Народ относиться к ним с почтением, поскольку потеря магической силы для Архонта обозначает страшный недуг, который овладевает телом. Кисти и стопы покрывают кровоточащие незаживающие язвы, а внутренности Девастата начинают постепенно умирать. Процесс занимает около трех лет. а на последней стадии болезни Девастат просто отплевывает ошметки, которые были его внутренностями, иссыхает и умирает в мучениях. Только из-за этой болезни мало кто сожалеет о том, что родился вартараном а не Архонтом.

– Слушай, можешь рассказать, как мы отсюда выберемся. Твои намеки не внушают доверия, если выразиться прямо – попросил Элай, нарезая сыр.

– Увидишь сам. Всем отрешенным дали специальную небольшую вещицу, которая позволит вернуться домой. А за самой операцией следят Архон Партий и Архонт Фламель, одни из верховных.

– Все-таки с помощью магии ты собираешься перебросить нас на запад страны? – Элай воодушевился. Он никогда в жизни не видел колдовства, до того рокового утра, когда эльфы напали на них.

– Пусть будет так, вижу тебя вдохновляет эта затея? – Адерли улыбнулся, снимая прожаренную свинину на одну из подготовленных мисок.

– Мне кажется, любого бы это заинтересовало – Элай достал печеные оливки и флягу с вином из своей сумки.

– Ты прав, первое время и меня это приводило в восторг, как маленького мальчишку, но потом стало нормой.

– Великие Архонты часто используют магию?

– Давай не будем разговаривать о том, что делают Архонты и зачем им наш орден? – Адерли помрачнел в лице. – Ты прекрасный собеседник, Элай, и, надеюсь, что таким и останешься. Просто пойми меня, если я наболтаю тебе лишнего, то друзьями нам уже не стать.

Элай выпучил глаза и тяжело сглотнул слюну, которая комом в горле встала после слов отрешенного.

– То-то же. Узнать то, что тебе интересно, можно, причем абсолютно легальным способом. Вступаешь в орден и все – ты посвящен в государственные планы, дела и разработки. А так, лучше поужинать Элай, обсудить девиц, выпивку и лечь спать.

– Тогда уж лучше я просто помолчу – Элай и не придал значения тому, что лезет не в свое дело, но как только Адерли положил кусок свинины в рот, он снова заговорил. – А вступить в орден действительно можно?

– Знаешь Элай, решение весьма трудное, но в данной ситуации не только можно, но и нужно, если ты намерен защитить свою родину от эльфийского марша.

Элай задумался. Он знал, что терять ему больше некого, да и нечего, кроме собственной шкуры, но эти дни доказали ему, что спортивное тело не делает его героем, наоборот, он труслив и бесполезен, как никчемный щенок, только вылезший на свет. Адерли же силен и грамотен, думает наперед. Элай действительно хотел хоть как-то помочь стране, но банальная немощность и отсутствие силы духа наглядно проявились. Бить морды после пьянки будучи юнцом – это не наматывать чужие органы на меч, каждую секунду ожидая своей гибели.

– Я согласен вступить в орден – вдруг спустя несколько минут молчания, наполненных только звуками пережевывания пищи сказал парень.

– То-то же и оно, Элай. – Адерли улыбнулся. Ему всегда было радостно от того, что в ряды ордена прибывают молодые парни, решившие выбрать путь смелых, как он когда-то в своей жизни.

Поужинав они убрали все следы и пищу в гроте, Адерли затушил тусклый зеленоватый шар и спрятал в схрон. Они легли спать, но сон прибрал к себе только отрешенного, совсем позабыв про молодого Элая. Парень всю ночь лежал, не сомкнув глаза. Стресс и непостижимая усталость после ранения тоже не способствовали погружению в царство Туро. Мусли в голове кружили хоровод, по несколько раз за это время заставив Элая пожалеть о своем согласии вступить в орден и отпраздновать победу с поднятым окровавленным мечом, рядом с Адерли на ровне с другими отрешенными. Это нелегкое смятение, неопределенность в своих действиях и выборе, действительно мучали его ночью, но слеза скатилась по щеке Элая только тогда, когда он понял, что больше нет ни родных, ни близких. Нет больше матери, пропахшей сахаром и пшеницей, отца, брата с его крикливыми детьми. Нет никого, даже друзей, которые с Элаем раз за разом несколько лет подряд поднимали вино и пели песни. Теперь есть только он, война и словно луч света во мгле – Адерли.

***

Первым Грот покинул отрешенный. Элай аккуратно выкинул ему обе сумки, а после и сам попытался вскарабкаться, благо Адерли успел подхватить его за руку и вытянуть из норы крота переростка. Когда они покинули пределы леса, солнце еще едва теплилось на горизонте, описывая невообразимые воздушные узоры нежно голубого и розового цвета. Черного дыма от порта практически не было видно, а родной город Элая и вовсе потух, оставив только смог и сероватую дымку где-то вдалеке.

Элай и Адерли вышли на небольшой пригорок, что расположился неподалеку от леса, где они провели ночь. Воин ордена был насторожен, он двигался очень аккуратно, держа наготове оприциновую пыль, которую вчера показывал Элаю. Порой казалось, что он, словно собака, пытается учуять врага, он втягивал воздух так, словно их запах остался здесь.

– Где-то близко. – тихо произнес Адерли.

Элай замер, словно вкопанный. Слова о том, что рядом эльфы, заставляли его впадать в ступор от неподдельного ужаса. Адерли видел это и только покачал головой:

– Пойдем, сейчас останавливаться нельзя, если они нас найдут, то считай на этом песенка допета.

Парень с испуганным лицом быстро замотал головой в знак согласия, и они снова двинулись. Только теперь на полусогнутых, сквозь заросли кустов. Вдалеке слышался собачий лай, а в небе беспокойно то взмывали, то садились обратно птицы. Как вдруг небо опять разорвал хлопок и зеленый свет! Две, три вспышки. Элай готов был разрыдаться от ужаса, но непреклонный Адерли шел вперед, медленно и осторожно. Им повезло, что кусты скрывали их от посторонних глаз. Элай слышал эльфийскую речь. Она была совсем недалеко и с каждой секундой приближалась к ним.

– Падай ниц! – закричал Адерли.

Элай и опомниться не успел, как отрешенный выскочил из-за кусов и, закинув оприциновой пылью в магов, ринулся на них, обнажив меч! Он так и не упал на землю, как скомандовал Адерли, а наоборот, словно сурикат, встал в полный рост и от ужаса и восхищения открыл рот и выпучил глаза!

Адерли осыпал пылью сразу трех эльфов, которые появились рядом с ними. Те не ожидали нападения, и первый же эльф отлетел в сторону с оторванными руками и развороченной головой, а конечности, полыхая пламенем пронеслись рядом с двигающимся Адерли! Эльф не понял, что их осыпали и попытался колдовать, но его же сила и свела его в могилу! Кровь засверкала при утреннем свете и меч отрешенного уже вспорол живот одного из эльфийских магов, выкинув на зеленую сочную траву его кровавые внутренности, в которых на долю секунды запуталось и увязло лезвие! Адерли дернул сильнее меч, одновременно опрокинув пинком третьего эльфа, который уже успел достать короткий и тонкий клинок! Крик разорвал тихую и умиротворенную местность, а Адерли наглухо пригвоздил к земле последнего врага, заставив уголки его губ взыграть розовой кровавой пеной.

– Все – глухо, подытожил Адерли, вынимая меч из неподвижного тела и отирая о свой некогда белый плащ.

Элай стоял словно околдованный. Он впервые видел то, как на самом деле воюют. Кровавая баня в городе не шла в сравнении с тем, как Адерли мастерски положил трех врагов, даже не поведя глазом.

– Элай, пошли, нам нужно двигаться – попытался привести в чувства остолбеневшего парня отрешенный.

– Это было великолепно – вдруг, неожиданно для самого себя воскликнул Элай.

– Рад что ты считаешь убийство чем-то великолепным, но все, пошли, нам пора.

Адерли двинулся дальше, стараясь не привлекать внимание ни собак, которые приблизились за эти несколько мгновений битвы, ни тем более спугнуть какую-нибудь из затаившихся птиц.

– Твои движения, как у молнии. Неужели этому и вправду учат в ордене?

– И не только этому – сурово ответил Адерли.

– Ты двигался словно хищник нападающий на оленя! – Элай никак не мог успокоиться, он понимал, что ситуация совсем не та, в которой нужно вести диалоги, но внутри кипело все так, словно это он только что размахивал мечом и убивал врага.

– Прошу, хватит. Я совершенно не горжусь эти Элай, ведь смерть всегда остается смертью, даже если гибнут дети Дневы – Адерли понял для самого себя, что снисходительно относиться к пареньку, что было даже для него самого непривычным.

– Хорошо, прости. Я и вправду впервые видел подобное – Элай понизил голос, все-таки он смог совладать со своими эмоциями.

– Смотри Элай, мы практически пришли на обусловленное место. Как только я скажу, ты закроешь глаза и доверишься мне, хорошо? – Адерли ускорил шаг.

– Это чтобы я не видел устройство – подумал про себя вартаран и ответил: – Хорошо.

Обусловленным место оказалась обычная равнина, через которую шла грунтовая дорога. Встав на нужное место, Адерли достал из кармана странный камень, обвитый серебряной проволокой. Непонятное устройство, которое работало по своим, только ему и алхимикам создавшим его законам.

– Подойди ко мне и закрой глаза.

Элай, недолго думая, встал рядом с Адерли и зажмурился. Ему было интересно то, что произойдет, но страх перед неизведанным никак не утихал. Странные чувства желания знать больше и первобытного ужаса крутились где-то в середине груди у Элая, заставляя его тяжело вздыхать.

Адерли начал читать слова на незнакомом для Элая языке и вскоре тот почувствовал вибрации, которые пробегал сквозь тело, распространяясь по земле и уходя далеко вверх. Вдруг все озарила зеленая вспышка и громкий хлопок! Элай даже не почувствовал изменений, до того, как Адерли разрешил ему открыть глаза.

– Добро пожаловать в цитадель ордена – с ухмылкой произнес Адерли.


[1] Альма-матер – главное учреждение Перперадо, занимающиеся разработками военного назначения, входит в состав Институтской братии Перперадо и включает в себя четырнадцать отраслей исследования и разработок.

[2] Девастат (Devastata) – опустошенный

Показать полностью
25

Израиль vs Иран: Brent снова рвёт вверх

Одно ночное сообщение о «точечном» ударе по Ирану и фьючи Brent сносят стоп-лоссы: +7 % меньше чем за час, резкий возврат к мартовским $75. В воздухе снова висит жирная страх-премия: стоит Ормузскому проливу лишь чихнуть и рынок мигом перекинет нас на $90–100 за бочку без всяких линий Фибоначчи.

Израиль vs Иран: Brent снова рвёт вверх

Кому сейчас праздник?

  • Российские нефтяники. Плюс каждые $5 к Brent превращаются в сотни миллиардов рублей кэш-флоу: «Лукойл» и «Газпром нефть» уже улыбаются во весь рот.

  • Американский ВПК. Чем громче заголовки, тем жирнее портфель заказов для Lockheed, Raytheon и прочих «железных дровосеков».

  • Техасские сланцевики. Давят Иран — растёт их доля рынка, старые скважины снова «пыхтят» с прибылью.

Что делаю лично я 💼

  1. Подкинул “нефтянки” в портфель: рубль дешёвый, маржа сочная, дивиденды жирные.

  2. Держу ~15 % кэшем. Если инфошум стихнет и цены остынут, захожу на красном.

  3. Базово жду Brent $80–85. Для «Роснефти» это ещё +10 % к котировкам при двузначной дивдоходности.

  4. Сценарий $95+? Тогда самым вкусным вижу «Сургут-п» с валютной кубышкой: доллар под подушкой не подведёт.

Ваш ход!

Верите ли вы в трёхзначный баррель уже к августу? Или ждёте, что пена осядет и котировки хлопнутся обратно? Пишите в комментах!

Показать полностью
3288

Ну есть же хорошие новости

Иранская баллистическая ракета попала по штаб-квартире министерства обороны Израиля в Тель-Авиве, сообщает израильский 13-й канал. Иранское госагентство IRNA пишет, что по штаб-квартире попали несколько ракет.

https://www.rbc.ru/politics/13/06/2025/684c7b1f9a7947712a29d...

Иран, нанеся ответный удар по Израилю после начала его военной операции против Тегерана, пересек все красные линии, заявил министр обороны Израиля Исраэль Кац, передает Ynet.

Видимо попали хорошо. Кого не прикрыл железный купол - тот накрылся медным тазом. 🤦

Про красные линии - просто прекрасно.🤦

10

Гоблин на удаленке

Прошлая глава:Гоблин на удаленке

Глава 6: Чертик с посылкой и тень Сергея

Гриббл прижался спиной к стене, сжимая рюкзак так, будто это был последний щит перед концом света. Швабра Ивана угрожающе поблёскивала в тусклом свете, а Драго, скрестив лапы, смотрел на гоблина с таким выражением, словно уже мысленно выбирал, какой угол серверной тот будет вычищать первым. За окном дребезжание Чертика становилось громче, и Гриббл почти физически ощущал, как его шансы на спасение тают быстрее, чем кубики льда в кофе Сергея.

— Иван, братан, — гоблин попытался выдавить ещё одну улыбку, но его клыки только клацнули, выдавая панику. — Может, договоримся? Я отдам кружку, клянусь болотной тиной! Только не надо этой… — он покосился на швабру, — твоей боевой подруги.

Иван не ответил. Его глаза, похожие на два тёмных омута, в которых тонули все надежды Гриббла, медленно переместились на рюкзак. Уборщик сделал шаг вперёд, и пол под его ботинками скрипнул, как будто сам офис оплакивал судьбу гоблина. Ш-ш-ш-швак. Швабра легонько стукнула по полу, и Гриббл почувствовал, как его уши прижались к голове от ужаса.

— Гриббл, — голос Ивана был таким низким, что, казалось, вибрировал сам воздух, — ты знаешь, что я не люблю повторять. Где. Кружка.

Гоблин открыл было рот, чтобы в очередной раз соврать про серверную, но тут дверь офиса с треском распахнулась, и в помещение влетел Чертик. Его рыжая шевелюра торчала во все стороны, а в руках он сжимал посылку, перевязанную скотчем так, будто внутри было что-то, способное взорвать полгорода. За спиной у доставщика болтались вихляющиеся вила, которые, судя по их виду, повидали больше, чем любой из присутствующих.

— Опа, ребятки! — Чертик оскалился, демонстрируя зубы, которые выглядели так, будто он грыз адский уголь на завтрак. — Чё за сходка? Иван, опять шваброй махаешь? А ты, Гриббл, что такой зелёный? Опять стащил что-то блестящее? — Он хохотнул, бросил посылку на ближайший стол и тут же заметил комок бумаги в руке уборщика. — О, записка от Сергея? Это ж серьёзно! Кто вляпался?

Гриббл почувствовал, как его душа делает попытку сбежать через пятки. Чертик, с его адским чутьём на неприятности, был последним, кто нужен в этой ситуации. Доставщик, конечно, был не из тех, кто сдаст товарища, но его привычка подливать масла в огонь могла превратить офис в филиал преисподней за считанные минуты.

— Чертик, — Драго повернулся к новоприбывшему, и его чешуя снова заскрипела, как старый корабль перед штормом, — не вмешивайся. У нас тут… инвентаризация.

— Инвентаризация? — Чертик прищурился, и его глаза вспыхнули, как два уголька в адской печи. — Ага, а я тогда король болот! Гриббл, признавайся, что спёр? Снова степлер Драго? Или… — он сделал драматическую паузу, — кружку Сергея?

Гриббл издал звук, похожий на писк чайника, зажатого между двумя наковальнями. Он метнул взгляд на рюкзак, потом на Ивана, потом на Драго, который уже начал постукивать когтями по столу, и понял, что выхода нет. Чертик, с его дьявольской интуицией, уже всё раскусил, а швабра Ивана была готова к правосудию.

— Ладно! Ладно! — гоблин вскинул лапы, чуть не уронив рюкзак. — Кружка у меня! Но это не то, что вы думаете! Она… она сама ко мне пришла! Я шёл мимо кабинета Сергея, а она там стояла, вся такая блестящая, с надписью "Лучший начальник"! Это ж как магнит для гоблина! Я не виноват!

Иван медленно наклонил голову, и его брови сдвинулись так, что Гриббл готов был поклясться, что уборщик сейчас превратит его в пятно на ковре. Чертик, наоборот, разразился хохотом, от которого зазвенели стёкла в окнах.

— Сама пришла? — доставщик хлопнул себя по колену, чуть не проткнув его вилами. — Гриббл, ты неподражаем! Это ж надо, кружка с характером! Может, она ещё и песенки поёт?

— Хватит ржать, — рявкнул Драго, и из его пасти вылетела ещё одна искра, подпалившая уголок коробки, которую Гриббл швырнул раньше. — Если Сергей узнает, что его кружка у этого зелёного воришки, мы все будем чистить серверную. Вместе.

— Ой, да ладно тебе, чешуйчатый, — Чертик небрежно махнул рукой, но его взгляд внезапно стал серьёзнее. — Хотя… погодите-ка. Вы слышали?

Все замолчали. Из коридора донёсся новый звук. Не швабра. Не чавканье. Это был тяжёлый, размеренный стук ботинок. Каждый шаг звучал, как молот судьбы, и Гриббл почувствовал, как его шерсть встаёт дыбом от макушки до пят. Сергей. Это был он. Гоблин знал этот звук лучше, чем собственное дыхание. Начальник всегда ходил так, будто каждый его шаг был частью плана по завоеванию мира. Или, по крайней мере, офиса.

— Он идёт, — прошептал Гриббл, и его голос сорвался на панический писк. — Драго, Иван, Чертик, сделайте что-нибудь! Спрячьте меня! Скажите, что я уволился! Или умер! Или… или улетел в отпуск на болота!

Иван медленно повернулся к двери, сжимая швабру так, будто готовился к битве с самим дьяволом. Драго фыркнул, но его хвост нервно дёрнулся, выдавая, что даже дракон не горит желанием встречаться с Сергеем в такой момент. Чертик, напротив, выглядел так, будто собирался устроить шоу. Он подхватил свою посылку, подмигнул Грибблу и шепнул:

— Спокойно, зелёный. У меня есть идея. Если что, я скажу, что кружку спёр я. Но ты мне будешь должен. Например, пару блестяшек из твоей коллекции.

— Чертик, не смей! — прошипел Гриббл, но было поздно. Дверь начала открываться, и тень Сергея, высокая и зловещая, легла на пол, как приговор. В воздухе запахло не только хлоркой и кофе, но и чем-то гораздо хуже — неизбежной расплатой.

Гриббл сжал рюкзак и понял, что сейчас решится всё. Кружка, швабра, Чертик с его посылкой и тень Сергея — все они были частями пазла, который грозил раздавить гоблина, как старый принтер под прессом. Он бросил последний взгляд на своих "союзников" и понял, что ночь только набирает обороты. А блестяшки, как всегда, оказались хуже любого проклятья.

Показать полностью
Мои подписки
Подписывайтесь на интересные вам теги, сообщества, авторов, волны постов — и читайте свои любимые темы в этой ленте.
Чтобы добавить подписку, нужно авторизоваться.

Отличная работа, все прочитано! Выберите