10 Ноября 2022
138

Сирена

Глубокий, отчаянный рёв безжалостно вырвал Артёма из царства сновидений и швырнул обратно во тьму реальности. После нескольких попыток ему удалось нащупать телефон, превратившийся в бесполезный кирпич с тех пор, как пропала связь, но всё ещё способный показывать время. На часах было 2:14, и лишь протяжный вой сирены разрывал окружающую его тишину.

Он спал, не снимая одежды, дабы не тратить лишнее время на сборы. Надел обувь, накинул куртку, схватил рюкзак с припасами и книгами – и через минуту уже шагал по улице в компании таких же сонных, раздражённых людей. Сирена всё не затыкалась, лишь усиливая раздирающую голову боль. Её звук словно проникал в самые глубины сознания и расцветал в нём бутонами агонии. Умом Артём понимал, что эта штука раз за разом спасает жизнь всем вокруг, но в то же время ненавидел её всеми фибрами своей души.

Когда длинная лестница и массивные двери бункера оказались за его спиной – десятки уставших, безразличных глаз скользнули по Артёму, и, не посчитав его достаточно интересным, уставились обратно в стену. Многие люди отказывались покидать бункер даже после отбоя, опасаясь, что могут проспать следующую тревогу. После того, как тела начали находить даже в высотных зданиях - уже никто не считал хорошей идею отсиживаться дома. Новые люди появлялись с каждой минутой, располагаясь прямо на земле, так как скамеек в этом бункере на всех не хватало, но люди уже привыкли к этому, и брали с собой мягкие подстилки, а иногда – и подушки. Артём не понимал, как им удаётся засыпать в таком месте, больше всего напоминавшем консервную банку, доверху набитую плотно упакованным шпротами. Возможно, именно так их и воспринимали Чужаки: просто запасы мяса на будущее, которые никуда не денутся, смиренно ожидая момента, когда те наконец решаться вскрыть банку, в которую добровольно залезли люди.

Видимо, туман уже начал движение – двое рослых ребят изо всех сил налегли на ржавые двери, и те поддались – нехотя, со скрипом, словно делая им одолжение. Накрепко закрутив ручку, охранники заняли позиции у двери – чтобы ни одному безумцу не пришла в голову мысль впустить тех, кто вскоре будет отчаянно просить это сделать. Каждый раз Чужаки придумывали что-то новое – то говорили что опоздали, слёзно моля открыть дверь пока ещё не поздно, то – что туман отступил и можно выходить, а вот сегодня вот это был военный, член команды спасателей, которые искали выживших в городе. Лица людей вокруг явно свидетельствовали о том, что им очень хотелось бы в это поверить, но в то же время все ещё слишком хорошо помнили то, что случилось с бункером людей которые решили довериться голосам извне.

У каждого была своя теория по поводу происхождения Чужаков: от научных до религиозных, и даже совсем безумных, но факт был лишь один: никто не знал ничего наверняка, даже о том, жив ли ещё весь остальной мир - ведь с тех пор, как город окутал туман, ничто, включая информацию не могло покинуть его пределы. Некоторые всё ещё верили в то, что со дня на день военные придут и спасут их от этого кошмара. Но каждый день, когда туман снова обволакивал улицы города вязкой, мутной пеленой приходили лишь они – существа, внешне ничем не отличавшиеся от людей, и даже говорившие на одном с ними языке, но от тех, кто обманывался этой схожестью оставались лишь обглоданные останки. Кем бы ни были Чужаки – людей они воспринимали исключительно как добычу, которую они преследовали без устали, врываясь в дома сквозь крепкие двери и решётки на окнах. Одни лишь бронированные двери бункеров были достаточно надёжны для того, чтобы сдержать их натиск, хоть и на них с каждым днём появлялось всё больше характерных вмятин, которые существа оставляли после того, как просьба впустить их внутрь заканчивались ничем. Вопли, которые они издавали в яростных попытках пробиться внутрь заставляли дрожать даже опытных вояк, не раз смотревших смерти в лицо. В их голосах словно смешивалось отчаяние умирающего и злоба первобытного хищника.

Артём хотел бы заснуть, но ему мешали голоса – сначала тех, кто снаружи, а потом – тех, кто внутри. Его соседи по лавке вели яростную дискуссию о том, являются ли Чужаки неким новым видом оружия, изобретённых их противниками, либо те сами превратились в этих существ. Некоторые до сих пор отказывались поверить в то, что с ними невозможно договориться, аргументируя это тем, что с любые разумные существа всегда могли бы прийти к компромиссу, если только смогут найти правильные аргументы. Однако желающих проверить эту теорию на практике не находилось. Другие же возражали, говоря о том, что их речь может быть лишь имитацией человеческой - точно так же, как в случае с говорящими птицами. Кто-то сравнивал Чужаков с сиренами, мифологическими существами, которые своими сладкими голосами заставляли моряков разбивать свои корабли о скалы. Время от времени в дискуссию вклинивался дрожащий голос, пытавшийся призвать людей к покаянию, как единственно возможному способу пройти сие испытание – но большинство его игнорировало. Пока что. Ещё несколько месяцев назад люди кривились, когда священник Иван начинал свою проповедь. А когда он делает это сейчас – вокруг него собирается небольшая куча людей, в основном – стариков, но с каждым днём их становится всё больше. Артём думал о том, что произойдёт с этой группой, да и многими другими, когда городские запасы продовольствия начнут подходить концу – многие продукты вроде гречки иссякли её месяц назад, остальных тоже вряд ли оставалось много. Пусть в городе и было достаточно фабрик, а также электростанция, поддерживающая их функционирование, а жителей осталось не так уж и много – ни о каким самообеспечении не шло и речи.

Сигнал отбоя вывел его из состояния тревожного полузабытья. Выходя на улицу, Артём прищурился от внезапно ударившего в глаза солнечного света. Окружающий его мир был почти нормален – если не считать обугленного остова вертолёта, который когда-то давно решил спастись от тумана в воздухе, да по каким-то причинам не смог, и пары обглоданных трупов бедолаг, не успевших добраться до бункеров. Это уже никого не шокировало – люди просто проходили мимо, отворачивая головы. Коммунальщики уберут останки и отмоют мостовые от крови. Они будут похоронены в ямах, вырытых на окраинах – мест на кладбищах уже не осталось.
Проходя мимо почерневших, разрушенных остатков домов Артём думал о том, как ещё недавно люди больше всего боялись нового ракетного удара, но каким-то образом один кошмар заменил другой. Теперь это была уже не война, а выживание.

Обходя брошенные прямо на улицах, ставшие бесполезными автомобили Артём направился к ближайшему супермаркету, где, после предъявления документов получил свой дневной паёк, снова уменьшившийся в размерах. Лекарств не осталось – возможно, они были в другой точке, но Артём был слишком слаб чтобы ещё куда-то идти. Дома было ещё несколько таблеток жаропонижающего. Этого должно хватить. Куча угрюмых мужчин, которых от гопников отличало лишь наличие дорогих костюмов чего-то ждали у соседнего здания. "Слуги народа" никогда не информировали тех, кому служат о своих планах, и Артём второпях прошёл мимо – конфликт с представителями власти не входил в его план на сегодня. Привлекая к себе любопытные взгляды, мимо проехал автомобиль ещё одного отчаявшегося, решившего прорваться сквозь окружающую город полосу тумана. Никто из них не возвращался обратно. Медленно угасать или отправиться навстречу судьбе – вот и весь выбор, который оставался жителям этого города, и Артём много раз представлял себе то, как наконец покидает место, в котором он родился и прожил всю свою жизнь, и из которого так мечтал сбежать. Когда-нибудь он это точно сделает – но не сегодня. Сегодня ему хотелось лишь спать.

Проснулся он от кашля и боли в горле. Умылся, пытаясь стряхнуть остатки сна, и потянулся за тарелкой, чтобы приготовить еды, когда воздух пронзил отчаянный, полный страха и страдания вопль. Глаза Артёма метнулись к окну – и по спине побежали мурашки, ведь за ним он увидел лишь сплошную стену тумана. Он проспал сирену? Или она перестала работать? Впрочем, это уже было неважно. Сев на кровать, и завернувшись в одеяло он старался не думать о звуках, доносящихся снаружи – бьющегося стекла, скрежещущего металла, и человеческой агонии. Автоматная очередь прервалась ещё одним воплем – ведь Чужаков не берут пули. Возможно, если затаиться – его не заметят? Артём сидел и думал о том, что он хотел сделать всю жизнь, и что непременно сделает, выбравшись отсюда: например, увидит всю красоту нашего мира своими глазами, а не через интернет, попробует различную вкусную еду, встретит интересных людей и наконец займёт свою жизнь чем-то осмысленным, приносящим радость, вместо того чтобы просто существовать. Он представлял как ныряет вглубь освежающего, кристально-чистого моря, и плавает там среди косяков причудливых, ярких рыбок, а когда выбирается на берег – там его ждут объятия любимой, которые жарче, чем палящее солнце, и нежней, чем прибрежный бриз. Они сидят, наблюдая за тем, как солнце скрывается за краем океана, делятся мыслями, мечтами и воспоминаниями. Он рассказывает ей историю о выживании в городе кошмаров так, словно это был далёкий, почти забытый сон. Она улыбается, прижимает его к себе и ласково гладит его по голове, говоря что теперь они вместе, всё хорошо – и они тонут в глазах друг друга.

Звук разбившегося окна возвращает Артёма в реальность. Затаиться не вышло. Несмотря на седьмой этаж, Чужаки забираются в дом так, словно окна всегда находились на уровне земли. Они выглядят в точности как обычные люди – парень в джинсах и футболке с модной причёской, девушка в рабочем комбинезоне, старик, в элегантной шляпе которого торчит перо, и ребёнок, на руках которого видны порезы и ссадины – следы недавних приключений на улице. Самые обычные люди, у которых не должно быть причин убивать тех, кто не сделал им ничего дурного. Они смотрят на Артёма глазами, полными доброты, и, улыбаясь, протягивают к нему руки.

- Не бойся – говорит девушка. Мы пришли тебя спасти!

На секунду в голове Артёма пролетает мысль о том, что, возможно, парень из бункера был прав, и с Чужаками можно договориться. Он встаёт с кровати, и, усилием воли унимая дрожь в руке, протягивает её навстречу гостям с максимально дружелюбной улыбкой, пытаясь снова представить себе море и тепло. Девушка напротив него продолжает улыбаться, но её рука холодна, словно лёд, и остра, словно бритва, а в её прикосновениях нет нежности. Они кромсают, разрывают на части, а улыбка на лице Чужаков расцветает ещё больше от криков Артёма. Когда существа жадно начинают пожирать его тело – он всё ещё жив, и слышит, как сквозь довольное чавканье они продолжают бубнить:

- Не бойся. Теперь ты свободен.

Показать полностью
33

Пленник

Голова болела, а во рту пересохло.


Впрочем, это можно потерпеть, не проблема. А вот то, что он всё ещё здесь – это проблема.


Хотя где находится это «здесь», он не понимал. И не знал, как сюда попал. Как только он пытался что-то об этом вспомнить, мысли становились мутными и вязкими, а боль разрасталась так быстро и сильно, что накатывала тошнота. Поэтому он давно уже бросил попытки понять.


Но никогда не перестанет пытаться отсюда выбраться. До последнего вздоха.


Мужчина встал, пошатнувшись от головокружения. В очередной раз обошёл свою камеру по периметру, не пропуская ни одного сантиметра. Особенно долго стоял у зарешеченного окна, разглядывая серый, безрадостный пейзаж.


Так ли ему надо туда? Он прикоснулся к стеклу, и тут же отвлекся на свою руку – странно сморщенную и трясущуюся от слабости.


«Довели, сволочи. Что бы ни ожидало меня снаружи, хуже, чем здесь, уже не будет».


В камере не было ни одного предмета с отражающей поверхностью, но он подозревал, что если бы и было – он не обрадовался бы своему отражению. Судя по состоянию рук, он на пределе своих возможностей.


Внезапно открылась дверь.


Пленник метнулся к противоположной стене, кляня себя за трусость.


Можно же напасть на своих тюремщиков, выгрызая себе путь на свободу!


Но у него совсем не осталось сил. А ещё он помнил наказания за попытки к бегству. Помнил, как лежал связанный так долго, что был вынужден ходить под себя. Помнил иглы под своей кожей, и отчаяние, накатывающее вместе с сонливостью. И страх. Проснётся ли он снова? Или на этот раз инъекция состоит не только из снотворного?


На пороге появилась всего лишь женщина. Она принесла ему еду.

Он пытался взывать к её чувствам, молил помочь ему – но она его не понимала. Впрочем, как и он её.


Господи, он же не какой-то шпион, как он вообще попал туда, где не знают его родной язык? Нет, нельзя пытаться вспомнить…


Сглотнув подкативший к горлу ком, он принялся за еду. Каждый раз, приходя в сознание, он был дико голоден.


Но даже в этом состоянии питаться той бурдой, которую ему приносили, было почти невозможно. Омерзительная баланда с безвкусными ошметками.


Но надо поесть, иначе он совсем ослабнет.


Иногда он в ярости швырял эту дрянь об стену, виня её в своем жалком физическом состоянии. Но не сегодня. Сегодня страх остаться вовсе без сил взял верх над брезгливостью.


Он съест. Всё, до конца. Потом поспит. Сам, без подозрительных уколов. И кто знает, может завтра он найдёт выход.


***


– И ведь как только такое может быть вообще, – всхлипнула пожилая женщина, – у людей руки-ноги отнимаются, а у него…. Он же до этого ходил еле-еле, с палочкой. Болело везде, таблетки горстями, без них и во двор не выползет… А сейчас что? Скачет как молодой, да вот не соображает ничего. Уж лучше б я судна за ним выносила, в самом деле!


– Мама! – в усталом голосе был укор, но на самом деле, в глубине души, было трудно возразить матери. После инсульта у отца будто бы пропали все болячки, вот только вместе с разумом и речью. – Хочешь, Дарья Петровна будет чаще к тебе приходить?

– Люд, ты думаешь я не знаю, сколько она денег с вас дерёт?


Люда отвела глаза, пытаясь слабо спорить, но быстро замолчала. Сказать по правде, и эти деньги из семейного бюджета вырывались с мясом и кровью: они всё еще не расплатились по ипотеке, Сашке постоянно нужны были репетиторы, а Маня росла как на дрожжах, одежда на ней буквально «горела»… И хоть и муж, и она сама вкалывали с утра до вечера, денег всегда было в обрез. Про пенсию родителей и вопросов не стояло, она теперь почти полностью уходила на лекарства. Ну не могли они себе позволить постоянную сиделку…


– Позавчера опять тарелку с супом в стену швырнул. Спасибо хоть я теперь умнее, больше не даю ему бьющиеся. Три дня назад Вовка заходил, проведать хотел… Так Ваня его не признал, кричать начал, с кулаками кинулся. Вовка его еле удержал… Скорую пришлось вызывать, успокоительное колоть. А в четверг…


Люда слушала рассказ матери и сдерживала слёзы. Ей было отчаянно жаль отца, который больше никого не узнавал, был постоянно беспокоен и несчастен. Ужасно жаль маму, которой не хватало сил с ним справиться, но хватало решимости наотрез отказаться сдать мужа в особое учреждение. А еще, совсем чуть-чуть – было жаль себя.


Почему из всех жертв, которые требует у людей старость, она выбрала у отца самое дорогое – разум?


– …но хуже всего, когда он в сознание приходит. Вспоминает всё, что творил, и руки на себя наложить пытается. Я уже из комнаты все вынесла, всё! Даже вилки больше не даю, после того как он себе тогда руку расцарапал…


Люда всё это знала. Помнила каждую попытку. И как папа сбежал из дома и пытался повеситься в сарае. Как трижды резал вены – ножом, когда его еще не запирали в комнате, разбитой вазой – когда комната была еще похожа на спальню, а не на карцер, и вилкой – когда ему давали есть не только суп в металлической миске.


Но она покорно слушала все эти истории снова, в сотый и тысячный раз, до крови прикусывая губы. Понимая, что это самое малое, что она может сделать для мамы, которая остается с этими проблемами один на один. Просто выслушать. Просто немного внимания…


***


А вот Иван не стал слушать до конца.


Как он и загадывал, ему удалось проснуться в гораздо лучшем состоянии, чем накануне. И сегодня попытки вспомнить как он попал в эту комнату не вызывали головной боли.

Зато рвали душу так, что хотелось выть.


Но он помнил, что выть нельзя. Этим он только сильнее расстраивал Леночку и Люду. Помнил, что даже будучи в твёрдом уме, не может внятно разговаривать и рассказать, как ему плохо. Как ему жаль, и как сильно он их любит. Ещё помнил, что непослушными пальцами он не может написать ни строчки прощального письма.


Но это и не важно. Он уверен, что девочки поймут его правильно.


Если только он всё-таки сможет найти выход…

Памяти Ивана З.

Показать полностью
Мои подписки
Подписывайтесь на интересные вам теги, сообщества, авторов, волны постов — и читайте свои любимые темы в этой ленте.
Чтобы добавить подписку, нужно авторизоваться.

Отличная работа, все прочитано! Выберите