Жду новый пост

Серия «Рассказы (реализм)»

Майя оперлась затылком о холодную стену и едва слышно выдохнула. То же самое, слово в слово! – сказала ей мама. Эти же слова от Зои звучали неправильно, словно она читает написанный кем-то текст. Кем-то гораздо старшим, давно и прочно забывшим, что отношения это чуть больше, чем исполнение семейных обязанностей.

– А я думала, хоть ты меня поймёшь.

Зоя фыркнула.

– Ну разве что когда мне было шестнадцать. Знаешь, стоит пару раз снять своего «благоверного» с чужой девки за голую задницу, и взгляд на жизнь несколько меняется. Стас последние полгода с пятницы до ночи воскресенья не просыхал, а Никита…

Зоя не договорила, махнув рукой. Но Майя уже знала эту историю – положительный по всем статьям Никита, влюбивший в себя всех родственников, на проверку оказался обыкновенным лудоманом.

– Ты так и не написала заявление, да?

– Можно подумать, ты бы на моём месте написала.

Майе нечего было ответить.

Зоя и Никита жили вместе два года, готовились к свадьбе, копили на неё. А потом Никита проиграл эти деньги и заодно выпотрошил все Зоины карты, включая кредитку с лимитом почти в полмиллиона. Когда Майя разговаривала с сестрой последний раз, та ещё не погасила долг. Спрашивать о нём сейчас явно некстати – Зоя злилась, словно Майя сделала что-то плохое лично ей. Немного подумав, Майя честно сказала:

– Нет. Не написала бы.

Искрящееся в воздухе возмущение стало менее острым – настолько, что Майя смогла вздохнуть.

И почему такой красавице, как Зоя, чудовищно не везёт с мужчинами?

Будто услышав её мысли, сестра заговорила – не громко и жёстко, как раньше, а скорее устало:

– Май, ты слишком долго замужем. В институте оно и правда кажется, что весь мир у ног и жизнь впереди, и обязательно в ней будет большое настоящее Счастье. Я именно так и думала. У меня же ведь были парни вроде твоего Артёма. Но я на них не смотрела – да ни на кого серьёзно не смотрела, если честно. Мне казалось, что рано. Что дальше будет лучше… Вот только не успела оглянуться, как всех хороших разобрали. Молодняком, как щенков. Ты просто не почувствовала, каково это – когда большая часть твоих сверстников уже женаты, а то и с детьми. Когда уже не можешь как раньше подойти к любому понравившемуся парню и познакомиться с ним, потому что он, скорее всего, спешит в садик забрать младшенького. И хорошо ещё, если он тебе сразу об этом скажет, а не через полгода вранья… А у тебя ещё и ребёнок на руках. Маленький. Ты и правда думаешь, что после развода тебе будет лучше?

Майя отвернулась. Слово «развод» было страшным. Оно стискивало сердце холодной рукой, вышибало воздух из лёгких. Майя не могла сказать его вслух.

Но и просто вернуться домой как ни в чём ни бывало тоже не могла, кто бы что ей ни говорил.

Она подошла к окну. Люди запускали запоздавшие салюты, торопились в гости. Новый год отсчитал пару дней, но ещё было не поздно доедать прошлогодние салаты без риска для здоровья и желать друг другу нового счастья. Может, и для остального тоже не было поздно.

– Посидишь с Павликом, если он проснётся?

Зоя кивнула. Сегодня ей некуда торопиться.

А вот Майя отчего-то всё ускоряла шаг, ввалившись в квартиру запыхавшаяся, красная и растрёпанная. Но спешила она зря – Артёма дома не оказалось.

Зато злополучная стиральная машинка уже стояла на новом месте, аккуратно подключенная и воткнутая в розетку. Дышащей на ладан старушки не было ни в кладовке, ни на балконе.

Её хозяйственный муж даром времени не терял. Ну в самом деле – даже если они разведутся, надо же ему где-то стирать вещи.

Отсутствие Майи в доме выдавала только неопрятная гора в раковине – Артём ненавидел мыть посуду. В остальном было даже чище – Павлик разбрасывал игрушки гораздо быстрее, чем она успевала их убирать.

Передумав звонить, Майя вышла из квартиры и закрыла за собой дверь.

***

– Ты хоть понимаешь, что обратного хода может и не быть? Я бы после таких фортелей тебя бы уже не принял.

Иногда ты знаешь кого-то настолько долго, что трудно сказать – в какой момент вы стали друзьями, и чей именно из пары это на самом деле друг.

Ходить в походы с Петей Майя начала ещё до отношений с Артёмом. А вот познакомилась с его родителями уже в качестве «девушки друга». Петя знал их обоих как облупленных, и может поэтому давно не фильтровал то, что хотел сказать.

– А как Павлик? как ты это всё объяснила ему?

– Я ничего ещё не объясняла. Сказала, что мы погостим у бабушки.

На другом конце провода раздался короткий стон, по интонации больше похожий на мат. А после недолгой паузы Петя резко спросил:

– У тебя кто-то есть?

Майя не сдержала смех.

Ах если бы! Это бы сильно всё упростило, до невозможности. Знать, что где-то тебя ждут. Ощущать любовь и предвкушение, вместо чёрного отчаяния и тягучего страха.

– Нет. У меня никого нет. Петь, а скажи честно: ты позвонил мне как мой друг, или потому что тебя попросил Артём? Откуда ты вообще узнал? Всего неделя прошла.

– Мне Зоя сказала.

Майя сдержала разочарованный вздох.  Она и сама не знала, какого ответа ждала.

Наверное, если бы Петю подговорил Артём, она разозлилась бы на обоих.

С другой стороны, так она хотя бы могла узнать, что ему не всё равно.

***

– А где Артём?

Бабушка обвела присутствующих подслеповатым взглядом, убеждаясь, что ей не показалось. За её взглядом последовали и другие, многозначительные. В особенности мамин, который так и кричал: «Ну давай! Расскажи бабушке, что ты бросила мужа из-за того, что он тебе стиральную машинку подарил. Послушай, что она тебе на это скажет. Если духу хватит…».

Паузу внезапно прервала Зоя, твёрдо и громко заявившая:

– Приболел. Мы решили, что нечего ему остальных заражать.

Бабушка покачала головой.

– Ну и малахольная нынче молодёжь пошла… Раньше мужики на новый год в бане парились и снегом обтирались, и не просыхали до самого Рождества… а теперь поди вот… Май, ты уж береги его… Одной-то то куковать несладко, тем более с дитём на руках…

Под долгие бабушкины воспоминания о молодости и о болезни деда, Майя тихо выскользнула на кухню. За окном праздновали Рождество, и смотреть на это было тошно. Начав мыть оставшуюся от готовки посуду, Майя не услышала шагов за спиной и вздрогнула, когда к её плечу прикоснулись.

– Тебе помочь?

– Нет. Ты уже помогла. Спасибо, что соврала за меня бабушке.

Зоя дёрнула плечом.

– Я не только ради тебя это сделала. Вот бы ещё вместо праздника до ночи выслушивать лекции о святости семейного очага. Вы-то может и помиритесь, а вечер мне назад никто не вернёт.

Голос сестры был ворчливым, но лицо скорее печальным. Её следующий вопрос был таким неожиданным и болезненным, что Майя чуть не выронила из мыльных рук большое блюдо.

– Ты его ещё любишь?

Слёзы потекли раньше, чем Майя выключила воду и схватилась за полотенце. Они успели добежать до подбородка и сорваться дальше, оставив на вороте платья мокрые следы.

– Так а чего ты тогда ждёшь?!

Сердитый голос никак не вязался с объятьями, в которые попала Майя. Они стали последней каплей – она разревелась, как маленькая.

– Не знаю! Понимаешь, я не знаю! Я не хотела, чтобы он за мной бегать начал, как в дурацком сериале. Мне не нужен этот цирк, где она уходит, а он такой весь из себя её добивается. Я бы злилась, потому что попросила время на подумать. Но мне нужно понять, что ему не всё равно, понимаешь?..

Всхлипы сделали и без того сбивчивую речь совсем непонятной. Но Зоя молчала гладила сестру по спине, не переспрашивая и не ёрничая. В конце концов, в её детстве именно Майя выслушивала все её горечи и обиды, не отмахиваясь что они «ерунда».

И только когда она успокоилась, Зоя всё же спросила:

– Май… Почему это всё, а? Ну ведь не из-за машинки же, в самом деле?

Майя кивнула и вытерла последние слёзы. Но озвучить причину она не могла – она не сказала этого вслух даже ещё сама себе, и сейчас точно было не время и не место выпустить эти слова на волю.

***

Гора посуды в раковине исчезла. В остальной квартире царил непривычный порядок – Артём убрал с видимых мест её вещи и вещи сына. Квартира будто раздалась в площади, став пустой и холодной. И лишь памятные вещицы и фотографии в рамках напоминали о том, что она здесь не чужая.

Майя взяла фотоальбом и села на краешек дивана.

Было же время – вместо сотен фотографий они делали всего несколько десятков, тщательно выбирая, что же всё-таки попадёт в кадр. Но даже с распространением цифровых фотоаппаратов пару лет по инерции они печатали фото на бумаге, бережно составляя альбомы из самых дорогих сердцу снимков.

Ходить в походы по Крыму они начали ещё до окончания института. Как же трудно было добыть денег на это! И как же плохо они были подготовлены. Не хватало нормальных припасов, экипировки. Палатки – одно название, да и всё остальное – кошкины слёзки. Ни о какой профессиональной обуви и тем паче – рюкзаках, никто из них и не слышал.

Но молодость, хороший климат и отличная компания неизменно вытягивали. Свою любовь к приключениям Майя вынесла именно с тех походов…

К сплавам они с Артёмом были готовы куда лучше. Тогда они оба уже подрабатывали, обзавелись нужными знакомствами и знали, где «достать» удобные и надёжные вещи. Майя окончательно освоила гитару и стала неизменной душой компании. Никакой концертный зал, никакое караоке не сравнится с тем, как разносится голос в ночных горах, подхваченный хором уставших, но счастливых людей.

Перелёты они с Артёмом смогли позволить себе уже после того, как печать фотоальбомов совсем вышла из моды. Поэтому те воспоминания хранились не в образах, а вещах – «лампе Алладина» из Египта, кусочке соли из шахты Велички, ракушках Средиземного моря.

Отдельную полку занимали книги, которые они читали вдвоем. Не по очереди, а именно вдвоём, друг другу. Когда Артём хотел её подразнить, он притворялся, что читает Майя скучно, и он засыпает. За это она безжалостно его щекотала, и частенько дело кончалось вовсе не сном.

Майя до сих пор была уверена, что Павлик у них получился на одном из томов «Первого закона». Артём настаивал, что виноват Сапковский с его «Ведьмаком».

Всю первую половину беременности Майя боялась. Она была рада, но тревожилась, что ребёнок изменит их отношения и брак.

Опасения не подтвердились. Конечно, после стольких бездетных лет привыкнуть было непросто, и прежний график пришлось сильно подкорректировать. Но в новой жизни оказались и свои изюминки. Успеть уединиться в ванной, пока сын не проснулся, будоражило не меньше, чем пытаться не шуметь в палатке, ловя после на себе понимающие взгляды.

К совместным чтениям добавились сказки на троих, и появилась воистину неиссякаемая тема для разговоров – их общий сын. Человек, который сделал из их пары семью.

Майя так и не поняла, в какой момент всё пошло прахом.

Быть может, когда им не дали вовремя место в детском саду, а Артём заявил уставшей от дня сурка Майе, что дешевле ей сидеть дома, чем нанимать няню. Быть может, когда Артёма сократили с хорошей работы и стало не хватать денег. Быть может, когда Павлик сломал гитару, а Артём сказал, что чинить её сейчас – дорого и бесполезно…

В глубине души ей хотелось обвинить во всём мужа, но правда была в том, что она не знала, кто именно перестал предлагать почитать вместе, а кто чаще отказывался. В какой момент «обсудить планы на выходные» стало обозначать не придумывание приятных вещей для двоих или троих, а решение бесконечных проблем. Когда фраза «мне нужно отдохнуть» приравнялась к требованию одиночества, словно находиться в компании друг друга это работа…

Начало этого всего Майя упустила. И не замечала долго, слишком долго, пока жизнь не столкнула её с реальностью лицом к лицу и вдруг стало кристально ясно: свой мир для двоих они потеряли безвозвратно. Но ничего нового на этой почве не проросло…

– Ты здесь?..

По его лицу не было понятно – рад ли он хоть чуточку, или только удивлён. Но беглый взгляд по сторонам и разочарование от того, что она приехала одна, без сына, придали немного надежды. Набрав побольше воздуха, Майя выпалила на одном дыхании:

– Прости меня…, – и удивилась, потому что его слова прозвучали в унисон. Артём опомнился быстрее, говоря торопливо, словно она может раствориться в воздухе в любой момент.

– Я так злился на тебя. Просто дико! А потом понял – ты права. Не в том, что ушла, но в остальном – да. За все годы ты ни разу не подарила мне дрель или что-то в этом духе – всегда только то, что мне интересно и что я люблю. Машинка – это не подарок. Это вещь, нужная нам обоим. Я брал подработку на праздниках. Давай сходим в магазин и купим что-то, что тебе понравится. Или куда-нибудь съездим… Думаю, твоя мама не откажется посидеть с Павликом пару-тройку дней. Мы так давно нигде не были…

– Я беременна.

Произнесённая тихим голосом, новость не стала менее оглушительной – как для него, так и для неё самой, до сих пор. Внезапная догадка исказила лицо Артёма болью.

– Ты ведь знала, да? Когда уходила…

Чувство вины заставило Майю торопиться – сказать всё до того, как горло опять сожмёт невидимой холодной ладонью.

– Да. Узнала в тот день. Прости меня… Прости. Я не смогла тебе сказать. Как только я увидела две полоски, я поняла… Что я не рада. Что мне не хочется с тобой поделиться. Я даже не уверена была, что мне хочется оставлять ребёнка… У нас всё хорошо с Павликом, но… Но у нас нет ничего больше, понимаешь? Нас с тобой нет. Я не хочу быть той парой, которым кроме детей и обсудить нечего. Которые разводятся в пятьдесят, потому что когда дети съехали, им незачем вместе жить…

Всё-таки она не успела. Ей нужно было сказать ещё так много: что она ценит его как мужа и отца. Что до сих пор его любит. Что скучает по ним – по ним прежним. Понимает, что как раньше уже не будет никогда, но хочет что-то взамен – что-то, что не осыпется пеплом остывшего очага. Что она лучше останется одна до конца жизни, чем будет одинока в собственной семье.

Сказать, какой ужас она испытала, поняв, что не рада беременности. И как мучительно приходило осознание, почему именно не рада. Как ей стыдно, что она сбежала вместо разговора начистоту. И как страшно, что после второго круга «беременность-роды-вскармливание» она окончательно потеряет не только их двоих, но и остатки себя…

Артём стоял напротив – растерянный, сбитый с толку. Майя боялась, что сейчас он спросит «и что ты решила?», потому что она не решила ничего. Сама мысль о стоящем перед ней выборе выворачивала наизнанку и рвала душу на части. Но ещё больнее было думать о том, что выбора нет. И совсем невыносимо – что она не может толком сказать, чего конкретно она хочет и зачем пришла.

Но он не спросил. Подошёл ближе, обнял её – уютно, как делал это миллионы раз. И прошептал куда-то в макушку: «Мы справимся. Вместе».

***

Придремавшая Майя протестующе застонала, когда тёплое плечо под её головой пришло в движение. Недавние слёзы так обессилили, что она провалилась в самый крепкий сон в этом году, и выныривать из него было тяжело.

– Твоя мама звонила. Два раза.

Реальность навалилась мгновенно, заставив распахнуть глаза. Чёрт, ведь уже вечер! Она не предупредила Павлика, что он ночует у бабушки один. А без этого мама его ни за что не уложит…

Артём перехватил её на полпути в коридор.

– Я выторговал нам ещё полчасика. Подожди, я быстро.

Он вышел из кладовки с большим чёрным чехлом. Сердце больно сжалось: если и был более неподходящий момент вспоминать о сломанной гитаре, представить такой сложно. Но, на удивление, извлечённый на свет инструмент оказался полностью исправен.

– Спой мне, пожалуйста. Хотя бы немножко.

Майя провела рукой по струнам. Гитару не просто починили, но и настроили. Артём смотрел на неё и ждал, и у них были целых полчаса.

Отвыкшие пальцы зажали первый аккорд. Когда квартира наполнилась звуками полузабытой песни, а Артём улыбнулся, Майя поверила: вместе они справятся.

От автора: С Новым годом! Пусть он будет счастливым.

– Стас, я посмотрела твои макеты. Когда я в прошлый раз составляла список замечаний, я не просто так сделала их нумерованным списком. Но если бы я знала, что ты умеешь считать только до десяти, разбила бы правки на два письма. Четыре пункта всё ещё ждут доработки, и будь так любезен – не думай, что я о них забуду. Хочешь – можешь рискнуть отправить клиенту и так, но когда тебя нагнут – я прикрывать не стану, и каждое замечание, совпадающее с моими, отразится на твоей премии, обещаю. Задержка сроков, кстати, тоже. В принципе, я могла всё это и написать, но теперь не уверена – ты только считать не умеешь, или читать тоже. Вот, зашла лично проверить, что мы друг друга поняли.

Стас, всего пару минут назад обещавший коллегам высказать Нине «всё, что эта сука заслужила», пошёл пунцовыми пятнами. Остальные спешно отводили глаза и расползались по местам, но Нина ещё не закончила.

– Паша, по поводу текста для «Старицы». Неплохо, смысловых правок будет не много. Но Бога, ради, пощади мои глаза. У тебя, видимо, какой-то особый ворд стоит, без проверки на орфографию. Сознайся честно, ты специально в свой словарь слова с ошибками заносишь? Или просто не знаешь, что подчёркивание красным и синим – это не комплимент особо удачным местам? Вычитывай внимательнее, иначе я клянусь – принесу стикер с миксером и тебе его на лоб наклею.

Тишина в кабинете стала густой. Нина стёрла с лица подобие улыбки и посмотрела на одного из коллег в упор.

– Кирилл… зайди ко мне завтра в девять. Таких бесполезных прокладок между стулом и столом ещё поискать надо, здесь разговором на пять минут не отделаешься.

Насладившись произведённым эффектом, Нина тихо прикрыла за собой дверь.

По правде говоря, замечаний к Кириллу у неё не было. Но он с таким пылом смаковал Нинины вероятные сексуальные таланты, что она решила потратить лишние пару часов, чтобы пристальнее проверить его проекты.

К завтрашнему утру там точно найдётся, что обсудить. Можно было бы успеть и сегодня, но зачем портить человеку вечер размышлений и ожидания?..

***

– …невозможно! А у вас получилось! Не зря мне так вас рекомендовали, я у Нелли в неоплатном долгу. И у вас, разумеется! Теперь мы сразу к вам обращаться будем, к чёрту эту экономию, за которую потом в три раза больше платить приходится.

Нина улыбнулась, и сделала голос совсем бархатным.

– Рада, что вам понравилось. Даю слово, что с нормальными сроками мы ещё приятнее вас удивим. Спасибо, что нашли время позвонить и поделиться. Если отправите пару слов моему руководству – будем квиты.

Дослушав восторженную тираду и дождавшись гудков, Нина нажала «отбой» и открыла верхний ящик стола.

Диета-диетой, но сегодня она заслужила шоколад. Сладко-горький вкус растёкся по языку, усиливая удовольствие от хвалебных слов клиента.

У Нины был особый талант – вытаскивать людей из задницы, в которую они сами себя загнали. И пусть дизайнеры воют о нереальности сроков, а типография кроет матом – оно того стоит. Спасённые клиенты становятся самыми лояльными, и что немаловажно – щедрыми. Есть, конечно, категория «всёпропальщиков», которые хронически попадают в передряги из-за собственной тупости, но ещё надеются на скидки, но таких Нина умело сливала без шума и пыли. Она не просто хорошо делала свою работу – она умела её дорого продать, и осознание этого с лихвой перекрывало многие неудобства.

«Зайди ко мне на минутку».

Отправив «ок» начальнику, Нина с сожалением завернула остатки шоколадки в фольгу. Надо же, как быстро Анна Петровна дошла со своими благодарностями! А многие вообще забывают, несмотря на прямые просьбы. Ожидая приятного разговора, Нина зашла в кабинет Вадима Андреевича расслабленная. Но тут же поняла: что-то не так.

Лицо начальника было странно-напряжённым, а присутствие в кабинете кадровички и вовсе удивляло.

– Нина, присаживайтесь, – кивнула на кресло Альбина.

Интересно, а давно ли это она тут распоряжается? Но Андреевич никак не отреагировал, продолжая сидеть с каменной рожей.

«Даже не поздоровался» – отметила про себя Нина, теряя приподнятое настроение. Жаль. Не так уж часто доводится его испытывать на работе.

– Мы долго откладывали это беседу, так как… мм… Не сходились во мнениях с Вадимом Андреевичем. Но сейчас ситуация слишком накалилась. Пожалуйста, посмотрите.

Пробежавшись глазами по протянутым ей листам бумаги, Нина едва сдержала усмешку. Всё-таки эти кретины решились на какие-то действия. Но, как и ожидалось – на кретинские. Докладные записки, ну надо же! Впрочем, надо отдать должное – тексты они составили грамотно. И тщательно замаскировали эпитеты, которыми так щедро награждали её в кулуарах. Почитав эти сочинения, можно и правда было бы подумать, что всё дело в том, что у Нины скверный характер, а не в том, что просто кто-то не умеет нормально работать.

– Хотите ли как-то прокомментировать ситуацию? – спросила Альбина. Нина могла бы посмотреть на неё так, чтобы та отвела взгляд, но сдержалась – не место демонстрировать силу характера. Вместо этого Нина спокойно ответила:

– Да. Думаю, дело в том, что в последнее время в работе было параллельно несколько ответственных, сложных и очень горящих проектов. Люди немного устали, и нужно было куда-то выплеснуть напряжение. Логично, что адресатом стала я – это же я их подгоняю и не даю сорвать сроки.

Альбина вздохнула.

– А они жалуются ровно на обратное: что своими действиями вы как раз-таки мешаете им работать. Особенный акцент они делают на ваше стремление деморализовать команду. Нина, у нас трудятся много творческих людей, и их настроение напрямую влияет на их продуктивность.

– А я всегда считала, что на продуктивность влияет профессионализм, – не выдержала и съязвила Нина.

– И он тоже, – легко согласилась Альбина, – и персонально ваш профессионализм сомнению не подлежит. Ни в коем случае. Но вы работаете в команде…

– И команда выдаёт отличный результат. Я не очень понимаю, что именно мы сейчас обсуждаем, и что вы от меня хотите. Вадим, ну ты хоть мне объясни!

Лицо Андреевича стало совсем скорбным. Нина очень редко называла его по имени, и её мольба не осталась без реакции.

– Нина… Я очень ценю всё, что ты делаешь для компании. Правда. Но ребята дошли с жалобами до головного офиса… а там несколько иначе смотрят на такие вещи. Я не смогу тебя прикрыть, если ничего не изменится. Я переговорил со всеми, кто написал записку, а заодно и с типографией и ещё кое с кем… Помимо докладных, у меня в столе есть несколько заявлений на увольнение, которым пока удалось не давать хода. Был бы конфликт с одним или даже тремя спецами – оно бы того стоило. Но против тебя слишком многие.

Нина так удивилась, что потеряла контроль над собой. И следующий вопрос прозвучал по-девчачьи визгливо – так, что она сама потом поморщилась.

– Ты издеваешься? Я только что закрыла сделку на три миллиона, за которую никто не брался. Закрыла так, что клиент готов нам ноги целовать. И что ты мне сейчас хочешь сказать? Что уволишь меня вместо этих бездарей?

Альбина поджала губы. Андреевич отвёл глаза.

– Нина, сколько бы ты денег ни приносила, но искать, нанимать и адаптировать десяток «бездарей» будет дороже. Тем более что это не уборщики. Они же не сортиры моют, это люди с образованием, со специфическими навыками. Половина из них работали здесь и до тебя, и были вполне себе полезны.

Нина похолодела. На предыдущем месте её история закончилась примерно так же. И до этого – тоже. Пока старые работодатели не портили ей репутацию, и причины увольнения получалось маскировать под благовидными предлогами. Но рынок по-настоящему хороших компаний её профиля узкий, и долго ли получится скрывать такое?

И  тогда она уцепилась за последнюю соломинку.

– Это чистый сексизм. Вы же видите – все жалобы только от мужчин, от тех, кто выполняет мои распоряжения. Они никак не могут смириться, что ими командует женщина, вот и пытаются меня отсюда выжить. И вы просто дадите им это сделать?

Вадим Андреевич вздохнул. Альбина энергично замотала головой.

– Нина, мы как раз видим, что все заявления от мужчин. И да, согласны, что это сексизм – с вашей стороны… У вас явные трудности в общении с коллегами-мужчинами, осознаёте ли вы это или нет.

Нина перевела взгляд на Вадима Андреевича.

– Скажи хоть что-нибудь. Ты же сам мужчина.

– Ты и правда… бываешь немного резковата.

– И ты меня за это уволишь?!

– Об увольнении речи не идёт, – снова вмешалась Альбина, – мы просим вас поработать с психотерапевтом. Я подобрала очень хорошего. Компания возьмёт на себя все расходы, и мы уверены, что все трудности в общении получится решить. А заодно вам это может пригодиться и в жизни… ну, в личной… – неловко закончила она и покраснела.

– То, что я не замужем, тоже поставите мне в вину? – вспылила Нина.

Разговор прервал звонок на стационарный телефон. Увидев знакомый номер, Нина поднялась и направилась к выходу, бросив через плечо:

– Это Анна Петровна из «Эдиты». Когда будешь принимать её благодарности, не забудь рассказать, что в качестве премии отправил меня к мозгоправу.

***

Нина вышла из офиса ровно в 18.00. Такое случалось крайне редко, но сегодня причин было две, и обе весомые.

Во-первых, наблюдать за ехидными усмешками жалобщиков не было никаких сил. Нина с большим трудом сдерживалась, чтобы не устроить им грандиозный разнос – тем более что поводов, как всегда, хоть отбавляй.

Весть о том, что она побывала в кабинете Андреевича не за «спасибо», волшебным образом облетела офис. Чувствуя свою временную неуязвимость, Стас прислал на согласование так и не доделанный до конца макет, Паша опять пропустил несколько опечаток, а Кирилл не поставил её в копию в важной беседе. Выносить это молча Нина просто не могла и плюнула – если что-то пойдёт не так, пусть Андреевич разбирается с ними сам, лично.

А во-вторых, сегодня Нина отчаянно нуждалась в том, чтобы выйти в люди, но не подготовилась заранее. Но, если поторопиться, можно было успеть и домой, и в клуб.

Макияж она нанесла ярче, чем обычно. А ещё она обыкновенно выбирала, сделать акцент на лице или теле, но сегодня в ход пошёл и призывный мэйк-ап, и откровенная одежда. Поморщившись от чересчур распутного эффекта, Нина всё же выскочила за дверь как была, ничего не исправляя.

В целом, так сработало даже лучше.

Видимо, излишняя фривольность ей только показалась, потому что новый знакомый, чьё имя она не до конца расслышала, не спрашивал, сколько она берёт за ночь, а клеился по всем канонам.

Коктейли и внимание кружили голову. В какой-то момент Нина забыла, что ещё не пятница, и завтра опять на работу, и выпила больше, чем позволяла себе в таких ситуациях.

Танцы становились горячее, губы у её уха – ближе, обнимающие руки – смелее.

Нина не противилась. А устав ждать следующего шага, поцеловала сама.

Её визави потратил времени на подготовку явно меньше, чем она, неприятно уколов отросшей за день щетиной. Не став делать вид, что всё в порядке, Нина отстранилась, потёрла подбородок и спросила:

– Если я попрошу тебя, ты побреешься?

Миша (или Гриша?) кивнул, и Нина потянула его к выходу.

К неудовольствию таксиста, в машине Нина не стала вести себя прилично, сменив колючие поцелуи на откровенные обжимания. В её квартиру они ввалились разгорячённые, в полурасстёгнутой одежде.

Мягко остановив жадные руки, Нина подтолкнула мужчину в сторону ванны.

– Ты обещал. Одноразовый станок на раковине. И прими заодно душ.

Ожидая, Нина сняла потрёпанную блузку и свёрнутую набок юбку – стыдливость уже явно ни к чему. Налила себе бокал вина и села на диван с ногами.

Миша-или-Гриша был в ванной довольно долго – не иначе, к её просьбе отнёсся добросовестно. Вышел обнажённый и в полной боевой готовности.

Нина наклонила голову, окинула мужчину оценивающим взглядом. Махом допила вино и тихо сказала:

– Пошёл вон.

– Что?

– Пошёл вон, я сказала. Куда ты попёрся с таким обрубком вместо члена? Что мне с ним делать? Сфотографировать, чтоб смеяться потом? Ты вообще в своём уме, приставать к живым женщинам с ТАКИМ? На что рассчитывал? На жалость? Так это не ко мне. Тебе не по клубам ходить, а на специальные форумы для фетишисток, там, может, и найдутся любители. Только время зря на тебя потратила. Ну, что стоишь? Забыл, где выход?

С каждым её словом эрекция ослабевала, делая дискуссию о размерах сомнительной перспективой. Миша-или-Гриша побледнел, покраснел и пулей выскочил из квартиры, застёгиваясь на ходу, не одарив её напоследок прощальными словами.

Жаль.

Иногда несостоявшиеся любовники выдавали у порога забавные перлы, которые Нина смаковала неделями.

Зайдя в ванную, она брезгливо, двумя пальцами, подхватила использованное полотенце, запустила стирку и, напевая, пошла в душ.

***

Часы на стене мерно тикали, навевая сон. День был тяжёлый, и даже незнакомая обстановка не взбодрила Нину.

И уж тем более не замотивировала её на беседу.

– Обычно я не берусь за работу в таком формате. Важно, чтобы клиент сам захотел изменений и пошёл в терапию добровольно. Я не заинтересован в том, чтобы тратить время впустую – ни ваше, ни своё.

– Даже за десять тысяч в час? – иронично подняла бровь Нина. И тут же мысленно поставила галочку – один-ноль в его пользу. Она вообще не собиралась говорить что-либо.

– Даже за десять тысяч в час, – кивнул психотерапевт.

Раз с молчанием не выгорело, Нина решила позабавиться по-другому. Она неторопливо прошла по кабинету, водя пальцем по рамкам дипломов, периодически показательно отряхивая руку от пыли. Не дождавшись реакции, сказала:

– Никита Константинович… Вам же не так много лет. А дипломов на всю стену… Скажите честно, сколько из них купленных? Если вы получали это всё сами, то практики у вас явно маловато. Время-то – не резиновое. Либо вы так много учились, либо работали. Так что?..

– Просто я очень мало спал.

Реакция была такой быстрой и неожиданной, что Нина засмеялась, но тут же зажала рот рукой. Никита Константинович остался спокоен.

– Нина, я должен сказать одну вещь. Вне зависимости от того, как пройдут наши сеансы, свой гонорар я уже получил, и возвращать его не обязан, даже если вы кого-нибудь убьёте. Кроме того, клиентов у меня достаточно – было и будет. И по большому счёту, всё равно, что я напишу в заключении для вашего работодателя – изменения или их отсутствие он и так увидит сам.

– Ну и в чём же тогда смысл? – пожала плечами Нина.

– Ни в чём, – невозмутимо ответил Никита Константинович. – Вы будете ходить сюда один раз в неделю, потому что должны. Я буду сидеть с вами один час в неделю, потому что должен. Можем попытаться провести это время с пользой – как я уже сказал, дипломы у меня не купленные. А могу просто включать вам телевизор – я от этого ничего не потеряю, в отличие от вас. Вы любите сериалы? Или лучше о природе?

Нина нервно постучала пальцами по столу. Весь этот спич был чистой воды манипуляцией, причём довольно примитивной. Но – как ни странно – это всё её задело. Возможно ещё и потому, что Нину не устраивало смотреть сериалы.

– Мой работодатель считает, что у меня проблемы в общении с коллегами мужского пола.

Никита Константинович отложил в сторону пульт.

– А вы так считаете?

Нина фыркнула.

– Я считаю, что это у них проблемы. И не с общением, а с дисциплиной, трудолюбием и профессионализмом.

– Ну что же. Общаться с теми, кто не соответствует твоим критериям нормальности, действительно не просто.

– И вы научите меня этому?

– Нет. Взрослого человека вообще нельзя ничему научить. Он может чему-то научиться – сам. Но только тому, чему сам хочет. Чему вы хотите научиться, Нина?

Нина сглотнула и вжалась поглубже в кресло.

Если бы она могла – хотя бы для себя! – сформулировать ответ на этот вопрос, то вряд ли бы вообще здесь оказалась.

***

– Вчера Стас прислал мне макет с правками – опять не теми, о которых я его просила. Дважды.

– И что вы почувствовали?

– Ярость. Мне хотелось двинуть ему клавиатурой по башке и орать, чтобы прекратил тратить моё время.

– Тяжелый был день?

– Очень.

– И что вы сделали?

– Попробовала справиться с этим. Не стала отвечать сразу. Попила воды, съела шоколадку. Послушала три песни из специальной коллекции. После этого попросила его зайти ко мне через час, а сама написала то, что хотела сказать, а потом удалила оттуда всё лишнее и оскорбительное

– И как прошло?

– Он удивился. А потом он признал, что был неправ, объяснил, почему думал, что нужно по-другому и извинился.

– И как вы отреагировали?

– Удивилась ещё больше. Если он действительно сделает так, как мы сейчас договорились, я соглашусь с Альбиной, что не зря к вам хожу.

Никита Константинович улыбнулся в ответ, но скорее из вежливости, чем с гордостью. Его взгляд прожигал Нину насквозь.

– Есть ли что-то ещё, чем вы хотите со мной сегодня поделиться?

Нина вдохнула, как перед прыжком в воду.

– Да. После работы я поехала в клуб. Там я познакомилась с мужчиной. Мы танцевали и флиртовали, и после я пригласила его к себе.

Никита Константинович молчал. Нина глотнула воды из стакана, так как в горле внезапно пересохло.

– У меня дома... Когда он разделся, я… Я сказала, что у него маленький член.

– Он, вероятно, обиделся?

Нина вдруг засмеялась. Скорее истерически, чем весело, но ей стало немного легче.

– Можно и так сказать.

– И часто такое с вами случается?

– Мужчины с маленькими членами?

– Вы понимаете, о чём я.

– Понимаю, – вздохнула Нина, – достаточно часто. Настолько, что я готова поспорить на бутылку хорошего вина, что однажды кто-то меня за такое придушит. И знаете, что?

Никита Константинович приподнял бровь. От отсутствия удивления, отвращения или осуждения на его лице становилось проще дышать.

– На самом деле, далеко не все они были маленькими.

***

Нина поймала себя на мысли, что не слышит тиканья часов. Она настолько к ним привыкла, что нужно было прилагать усилия, чтобы расслышать – без этого мозг затирал этот звук, как фоновый неважный. Так же примелькались дипломы на стенах, нашлось безошибочно-удобное положение в кресле.

Но сейчас это не помогало успокоиться. Время шло – а она так и не сказала то, о чём собиралась.

– Вы же видите, что мне сложно начать разговор, – раздражённо бросила Нина.

– Вижу.

– И почему ничего не делаете?

– Потому что вы сами в состоянии решить, насколько далеко вы готовы зайти на этот раз.

Нина сердито дёрнула головой.

Вечно спокойное выражение лица Никиты Константиновича сегодня её злило. Он никогда не вёлся на манипуляции, не оправдывался в ответ на упрёки, не удивлялся самым диким её выходкам. Он заслуживал того, чтобы она ему рассказала – но она не могла.

Время шло. Её время.

Оплаченные фирмой сеансы давно закончились, и Нина продолжила терапию за свои кровные. Оба они делали вид, что так и было задумано изначально. Он с самого начала понимал, что её проблема выходит далеко за рамки склок с коллегами.

Она только ближе к концу оплаченных сеансов поняла, что у неё есть проблема.

– Я думала, что это сделало меня сильнее.

Тишина после фразы стала ещё невыносимее. Нина знала, что её не будут торопить, не станут давить. Она может замолчать прямо сейчас.

Но сколько это будет продолжаться?!

Злость придала сил.

– Я всегда презирала людей, выросших в тепличных условиях. Считала, что они недостаточно усердны и трудолюбивы, что они наивны. Что характер значит больше, чем талант, а по-настоящему закаляет характер то, сколько тебе довелось хлебнуть. Мне довелось немало. Но я уже давно смирилась, мне казалось, что в конечном счёте мне это помогло. И что я всё пережила и отпустила.

Если бы он промолчал, она бы не продолжила. Но он всё-таки спросил:

– И какие испытания выпали вам?

Нина открыла рот для ответа, и вдруг засмеялась. Смеялась долго, почти до слёз.

– Знаете, я была не права. Слово «испытание» звучит слишком пафосно.

Я уже говорила, что я родом из тьмутаракани? От города-миллионника нужно доехать до райцентра, а оттуда – до маленького села. Хотя по ощущениям перемещаешься не только в пространстве, но и во времени. Эдакая жизнь средневековой крестьянской деревни, даром что электричество было… С самых малых лет я помогала по хозяйству. Я умею доить коров, представляете?.. И чистить свинарники. Готовить в русской печке, квасить капусту… О, у меня много скрытых талантов…

Никита Константинович наклонил голову. Он ничего не сказал, но Нина и сама поняла, что уводит разговор в сторону.

– Не смотрите на меня так, это тоже важно. А может быть и нет. Мне кажется, в конечном счёте всё это бы и так случилось. Но, учитывая обстоятельства, прошло как по маслу. Никто ничего не заподозрил… Хотя это тоже бы ничего не изменило…

– Нина.

Нина вздохнула.

– Ладно. Вы правы. Просто… когда я рассказывала об этом последний раз, кончилось плохо.

– Меня трудно удивить.

Нина усмехнулась.

– Да, я заметила. Готова поспорить, что у меня не получится. История, в общем-то, довольно банальная. У нас был сосед – довольно уважаемая личность. Сейчас бы он назывался как-нибудь гордо, типа «председатель СНТ» или ещё как-то… Не помню, была ли у него какая-то официальная должность – тогда для меня это не имело значения. В мои девять лет, все взрослые были для меня одинаково Важными Людьми. Это современные родители трясутся над своими детьми, а меня воспитывали в духе «принеси-подай, иди на фиг, не мешай». И если кто-то из взрослых делал тебе на улице замечание, к гадалке не ходи – дома попадёт. Потому что есть Они, взрослые, и мы – всего лишь дети. Так что когда мама посылала меня помочь кому-то, мне и в голову не приходило качать права, что я не обязана. А у соседа как раз умерла жена, и помощь ему требовалась часто.

Нина замолчала, но Никита Константинович больше ничего не сказал. Пришлось продолжать самой.

– Впервые он изнасиловал меня, когда мне было всего десять. Застёгивая штаны, он пригрозил, что мне никто не поверит, и лучше мне держать язык за зубами.

– И что вы сделали?

– Ничего. Я так испугалась, что мне проще было промолчать и делать вид, что ничего не случилось – тем более, что тогда он домогался до меня редко. Иногда мне кажется, что он не был педофилом – скорее, просто решил проблему с отсутствием жены таким вот образом. Ему нужно – а рядом оказалась я… Но чем старше я становилась, тем было хуже. В двенадцать пришли первые месячные, и где-то примерно в то же время в школе начались самые полезные уроки по биологии… Конечно, не продвинутый секс-просвет, но всё же… Я была трусихой, бесхребетной, но не тупой. Я быстро сообразила, чем может закончиться моя «помощь соседу», набралась храбрости, и рассказала всё маме.

– Она вам не поверила.

Нина горько улыбнулась.

– Я так и знала, что удивить вас не выйдет. Да, именно так всё и случилось. Она оттаскала меня за волосы, назвала дрянью и малолетней шлюхой, раз я выдумываю такие гадости об уважаемом человеке. Ведь он так скорбит о своей жене, а я распускаю о нём грязные сплетни… Уже позже я узнала, что мои родители должны ему немало денег. Но, видимо, маме не хотелось думать, что они продают меня извращенцу. Куда приятнее считать, что я всё выдумала…

– Что было потом?

– Мне кажется, он узнал об этом разговоре. Или мне просто показалось так от отчаяния… Когда я поняла, что никто мне не поможет, каждый эпизод стал ещё больнее во всех смыслах. А потом я всё-таки забеременела.

– Что сказала ваша мать?

– Ничего, – усмехнулась Нина. – К тому времени я поумнела достаточно, чтобы понимать – мне не поверят. Мне не помогут. Рассчитывать можно только на себя… Уверена, что расскажи я – меня бы обвинили, что я нагуляла этого ребёнка. С кем угодно, но не с виновником. К счастью, мои подружки тогда уже вовсю пробовали прелести взрослой жизни, и я знала, что нужно делать. Если верить моему гинекологу, то это всё обошлось без особых последствий. А дальше рассказывать особо и нечего… Я уехала оттуда как смогла. И грызла землю, чтобы только никогда не возвращаться и не иметь ничего общего с тем местом и людьми. Жаль, что просто уехать было недостаточно…

Никита Константинович молчал какое-то время. Но эта тишина больше не давила. Нине стало легче дышать, словно она сбросила с груди тяжелый камень. Почему-то она думала, что расплачется в конце, потеряет самообладание. Но оказалось, что можно говорить об этом, вспоминать – и сохранять контроль. А значит, всё не так уж и страшно.

– Чему вы хотите научиться, Нина?

Нина спокойно встретила направленный на неё пристальный взгляд.

– Я хочу научиться жить так, словно этого всего не было.

***

– Вчера в клубе я познакомилась с мужчиной.

Нина нервно побарабанила пальцами по коленке. Ей казалось, что после всего, что она рассказывала в этих стенах, её уже ничего не должно смущать. Однако же, говорить было нелегко.

– Что мне нужно узнать об этом знакомстве?

Нина раздражённо выдохнула. Уж лучше бы на этот раз промолчал.

– Мы поехали ко мне домой. И… я не выгнала его.

– И как вы себя чувствуете?

Не выдержав напряжения, Нина вскочила на ноги и начала ходить по комнате. Почему-то она надеялась, что он скажет «это прогресс». Или «вы молодец, Нина».

И тогда бы она на него наорала.

– Плохо. Очень, очень плохо.

– Из-за секса?

– Из-за него тоже. Хотя… это, может, и не худшая часть. Но мне всё равно плохо. И от того, что секс был не ужасен, ещё хуже. Вы понимаете?

– Я не был в вашей ситуации, и вряд ли смогу понять вас до конца. Но главное, что вы себя слышите. Как вы считаете, чем вызваны ваши текущие чувства?

– Вы психолог, вы и скажите! – взорвалась Нина. – Я сделала всё правильно! Я вела себя, как положено, никого не обижала, и никто не обидел меня. Так почему мне так хреново?

Нина отвернулась, не ожидая ответа. Никита Константинович не вёлся на манипуляции, не подпитывал истерики. Она может орать сколько угодно, он не выйдет из себя.

Но он всё-таки ответил.

– Нина, нельзя сломать любимую игрушку, и удивляться, что она не работает как надо. Давайте вернёмся в самое начало. С какими мыслями вы пошли вчера в клуб?..

***

– Симпатичный.

От неожиданности Нина хмыкнула.

Если подумать, это первое оценочное высказывание, которое она здесь услышала за все эти годы. Она ждала привычного «нравится ли он вам?» или «а как бы вы его описали?». Ну или коронное «а что это для вас значит?». Простое человеческое «симпатичный» в ответ на фотографию действительно удивило.

– Нина, в последнее время мы с вами встречаемся редко. Почему вы попросились на приём? Вряд ли для того, чтобы узнать моё мнение о вашем новом избраннике.

– Вы стали менее терпеливым.

– Не самая сильная моя черта, согласен. Всегда удерживаюсь чётко на грани, но что-то мне подсказывает, что вы готовы ответить сразу.

Нина опёрлась затылком на спинку кресла и посмотрела в потолок. Ну что же, резонно. Он всегда повторял, что не любит тратить напрасно время и деньги.

– Что, если у меня не получится?

– А есть какие-то предпосылки? Тревожные звоночки, знаки, ощущения?

– Нет. На этот раз – нет. И так даже страшнее, понимаете?

Никита Константинович улыбнулся.

– Понимаю. Верите или нет – но на этот раз понимаю. Если бы была причина, вы бы его бросили, и успокоили себя тем, что в очередной раз не получилось, но вы же пробовали… А сейчас причин нет. Вот чего вы боитесь, Нина. Что на этот раз и вправду может получиться…

– И что тогда? – нервно хихикнула она в ответ, – белое платье? Фата на пол-лица?

– Если вы этого хотите.

– Это глупо.

– Никто не обязывал вас всегда делать только что-то умное.

Нина потёрла шею. Ну правда, а какого ответа она ждала? За всё это время она выучила основные реплики и вопросы наизусть. Так, что и сама бы могла провести сеанс – что и делала  частенько, прокручивая внутри диалоги, когда не была уверена в своих решениях. Но сегодня пришла лично, хотя ведь знала, что ей не дадут переложить ответственность и не выберут за неё.

– Как вы думаете, смогу ли я?..

По правилам, он должен был уточнить, что она имеет в виду. Но он не стал.

– Я думаю, что у вас есть целая жизнь, чтобы пробовать.

– Мам, ну хоть ты ему скажи.

Любовь Петровна дрогнула. И Таня её понимала. Пусть она была ещё молодой матерью, но с большим трудом представляла, что такого должны были натворить её дети, чтобы она не пустила их к себе на порог.

Наверное, кого-нибудь убить. Не меньше.

– Зачем? Кажется, не понимать слов – это у нас в семье наследственное.

Таня не поверила своим ушам. Несмотря на горечь, голос свекрови был твёрд.

– Коля, ты ставишь всех в неловкое положение. Боюсь, Анечка не сможет сегодня поехать с тобой – и ты знаешь, почему.

– А ты её не думала спросить? – огрызнулся Коля, – или вы будете издеваться над ребёнком, чтобы меня сильнее наказать?

Как по команде, все посмотрели на Аню. Растерявшись от такого внимания сильнее, она сделала два шага назад.

– Ну же, доченька, – ласково сказал Коля, – поедем в торговый центр, как я обещал. А потом пойдем в магазин игрушек, и мороженого купим ещё. Это – тётя Лиля, и она поедет с нами. Вы подружитесь, вот увидишь.

Ровной белозубой улыбке позавидовали бы и голливудские звёзды. Но Анечка попятилась и спряталась за маму.

– Я не хочу дружить с этой тётей. Уходи!

Колино лицо исказилось – не от гнева, а от боли.

– Что, настроили ребёнка против меня? Лиля, пойдём. Здесь не с кем разговаривать…

***

Оторвав взгляд от тёмной фигуры за окном, Таня задёрнула шторы плотнее.

Лилю Коля больше не привозил. И, после нескольких новых бесплодных попыток примирения, войти в дом тоже не пытался.

Забирал Анечку, гулял с ней, возвращал к назначенному часу.

И стоял на улице до тех пор, пока в доме не погаснет свет.

Поначалу было жутко. Как относились к этому свёкры, Таня не знала – вслух никто этот вопрос не обсуждал. Но по негласному договору они со свекровью стали плотно зашторивать окна, и никто из семьи не выходил на участок – тем более, что погода уже давно к тому не располагала.

Иногда становилось жалко – чисто по-человечески. Коля не раскрывал зонт в дождь, не надевал шапку, когда холодало.

А иногда Таня просто злилась. На то, что Коля занимает места в её жизни и мыслях больше, чем заслуживает. На то, что даёт богатую пищу для пересудов соседям.

На то, что он снова делает так, как хочется ему, не думая о том, как это скажется на других людях.

Сегодня градус гнева достиг такой отметки, что Таня оделась и вышла на улицу.

– Что ты тут торчишь? Пойти что ли некуда?

Коля повернул к ней лицо. Таня отпрянула – она давно не видела мужа вблизи, и помнила его совсем не таким.

Коля похудел и осунулся. На подурневшем лице нездоровым огнём блестели глаза под отяжелевшими веками.

– Ты веришь в привороты?

От абсурдности ситуации Таня растерялась и промолчала.

– Я долго думал, как такое вообще могло произойти. Я же знал Лилю и раньше. Знал, но даже внимания не обращал. Делал нам второго ребёнка, жил спокойно, любил тебя и семью. И вдруг – р-раз – и я уже с ней. Ты так и не спросила, как же так получилось, что я ушёл. А я и сам не знаю. Ещё вчера я переживал, что ты от токсикоза страдаешь, а на другой день мне было уже всё равно. Вообще на всё – как ты, как будущий ребёнок, что скажут родители, коллеги, соседи, друзья. Я хотел её до дрожи, до обморока. Сердце замирало, стоило лишь коснуться. Сначала я думал, что это любовь. Что до этого просто никогда не любил по-настоящему, и узнал, что это такое. И что это оправдает меня. Хотя мне и не нужны были оправдания. Только быть с ней. Я даже врать бы не стал, если бы ты спросила. Но первыми заметили родители…

Как плакала мама! А мне было всё равно, веришь? Я чувствовал невероятное облегчение, и уехал в тот же день. Она еле уговорила меня приехать на твою выписку, чтобы рассказать лично. Но Лиля написала, что ей тревожно от того, как пройдет разговор. Что она боится, что я уйду. И я тут же уехал к ней…

Таня облизнула пересохшие губы.

– И зачем ты мне это говоришь? Жалеешь, что не успел мне сделать побольнее напоследок? Думаешь, мне нравится слушать, как ты хотел другую?

Коля схватился руками за голову.

– Ты не понимаешь… Я был как в бреду, в безумии… Я и сейчас там. Но я стал замечать… странное. Дома не переводятся церковные свечи – а Лиля атеистка. У меня иногда пропадают какие-нибудь вещи – часы, галстуки, а потом неожиданно находятся. У неё есть мои фотографии – распечатанные на бумаге. А однажды вообще было странно – она уехала домой раньше, я задержался. Когда собирался домой, со мной напросился коллега. А в пути ему стало плохо, прихватило живот. Я предложил подняться и сходить у нас в туалет. Как только Лиля увидела, что он туда идёт, кинулась вперёд и забрала полотенце для рук. Сказала, что оно грязное. Но я проверил потом, оно было чистое!

Таня покачала головой.

– Поздравляю. Твоя новая подружка с приветом. Не знакомь её с Анечкой, пожалуйста, даже после развода.

Коля вдруг схватил её за руку и зашептал, словно кто-то мог их подслушать:

– Я не хочу развода! Я уже несколько раз пытался поехать в ЗАГС и забрать заявление! Но каждый раз что-то случается – то машина сломается, то на работе аврал, то у самой Лили. Таня, ты знаешь меня много лет, я не сумасшедший! Но со мной и правда что-то происходит!

Глядя в запавшие, измученные глаза, Тане стало жутко. На секунду она подалась ближе, захотелось обнять и утешить.

Но это быстро прошло.

– И что ты мне предлагаешь? Бросить двоих детей и начать бегать с тобой по гадалкам? Или, может, менструальной крови тебе в бутылочку налить, по утрам в кофе добавлять? Так ты прости, у меня цикл ещё не восстановился…

С усилием вырвав руку, Таня ушла в дом. И долго-долго стояла в душе, будто горячая вода могла смыть чужое отчаяние, инеем покрывшее её кожу.

***

– Надо что-то делать…

– И что я, по-твоему, могу?

Таня ясно представила, как Павел Васильевич ходит по комнате туда-сюда. На секунду стало неловко за то, что она подслушивает – но кто же знал, что в Лёшиной детской такая слышимость. Обычно свёкры не шумели по ночам, а если и разговаривали, то тихо. Но сейчас оба были на взводе.

– Не знаю… Но это же какой-то кошмар…

В этом Таня была солидарна.

Молоко у неё всё-таки пропало.

Коля стал приходить под окна каждый вечер, часто пытался прорваться внутрь и ругался с отцом. Анечка иногда просыпалась и плакала. Таня тоже стала плохо спать – помимо обычных забот с младенцем, ей почти каждую ночь стала сниться Лиля. К счастью, хотя бы Лёша пережил переход на смесь относительно спокойно.

– Он же наш сын! Ты видел, на кого он стал похож?

С этим трудно было поспорить. Коля постарел лет на десять, а вид имел такой, словно это он каждую ночь укачивает ребёнка по полночи, причём безо всякой помощи, а потом работает грузчиком, и вдобавок плотно сидит на наркотиках. Может, ещё и поэтому Анечка теперь наотрез отказывалась проводить с ним время.

– А как же наши внуки? А Таня? Тебе она не дочь?

Возникшая пауза больно резанула по сердцу. Ответ свекрови был еле слышен.

– Она ни разу не назвала нас родителями с того дня. Разве ты не заметил?..

Таня отпрянула от стены. Даже бы если ей сказали это в лицо, она не нашлась бы что ответить. Она действительно теперь обращалась к свёкрам исключительно по имени-отчеству, и ничего не могла с собой поделать. И постоянный вид Коли за окном, родного сына, которого выгнали из-за неё, делу никак не помогал.

Из-за стены донёсся выкрик:

– Но он так и не бросил её!

Иногда Тане становилось любопытно – а что говорит Коля Лиле о том, почему каждый день приходит поздно ночью? Ей-то невозможно соврать о том, что он задерживается на работе…

Но Таня не могла обманывать себя и делать вид, что не думает о том, что было бы, если бы Коля ушёл от любовницы.

С той памятной встречи он постоянно твердит, что любит её и детей, а всё остальное – просто наваждение.

– Так продолжаться больше не может, – плакала свекровь.

И Таня была с ней совершенно согласна.

***

Переезд – это всегда сложности.

А переезд с двумя дошкольниками, с разменом недвижимости и препирательствами с опекой – это почти невыполнимая задача.

Таня провела ладонью по стыку на обоях.

Без пристального контроля ремонтники накосячили немало. Ну и пусть. Как бы то ни было, Тане нравился получившийся результат, хоть он и не был идеальным.

В жизни вообще редко что получается идеально.

Дольше всего руки не доходили повесить шторы. Таня хмыкнула – в предыдущем доме в последнее время это был самый нужный предмет.

Но здесь она могла не бояться непрошенного внимания. До соседей далеко, а её новый адрес Коле никто не расскажет, как и не даст новый номер телефона.

Только съехав сюда, Таня поняла, насколько на самом деле ей тогда было тяжело. Первые месяцы её ещё преследовали призраки прошлой жизни, мучая тревожными снами, приступами тошноты и колотящимся по утрам сердцем.

А потом всё прошло.

Вкус новой жизни нарастал медленно. Но отдав Анечку в школу, а Лёшу – в садик, Таня поняла, что она справилась.

И тогда стало совсем просто.

Дверной звонок залился затейливой трелью. Даже спустя столько времени Таню радовали такие мелочи – мелодии звонка, выбранные ею. Мебель по её вкусу. Кровать, которую не нужно ни с кем согласовывать, и посуда, которую она ни за кем не «донашивает».

Мужчину, стоявшего в дверном проёме с букетом, она тоже выбрала сама, проявив инициативу первая. Таня посторонилась, пропуская его мимо, и наблюдая, как он, смущаясь, отдаёт букет – не ей.

Почему-то этот момент представлялся куда более неловким, но на душе было легко, как никогда. Таня улыбнулась – широко, от всего сердца. И сказала:

– Олег, познакомься. Папу зовут Павел Васильевич, а маму – Любовь Петровна.

Иногда Таню накрывали воспоминания. Когда она была беременна Анечкой, Коля радовался так же сильно, сама она – радовалась и немножко боялась. В той череде звонков был один особенно важный для неё: звонок родителям. Теперь сообщать ей было некому: мамы с папой не стало, а остальная родня и старые друзья не прошли испытание километрами, и отдалились настолько, что всё общение свелось к поздравлениям с основными праздниками. Таня быстро прикинула в уме – ну да, к Новому году она уже и пол будущего ребенка будет знать, тогда заодно и расскажет.

Вечером, после чтения сказки, Таня рассказала новость дочке, изо всех сил стараясь объяснить пятилетнему ребёнку, что это значит. Серьёзная не по годам Анечка задавала много вопросов. Какие-то заставили Таню смущаться, а какие-то и вовсе ставили в тупик.

Особенно долго пришлось доказывать, что любовь – это такая штука, которую можно поделить между двумя детьми, но меньше её всё равно не станет. Анечка долго сомневалась, но в конце концов сдалась под напором маминых обещаний и тяжестью подступающего сна.

Таня не отказала себе в удовольствии полюбоваться на спящую дочку. Из детской выходила осторожно, тихо, не подсветив путь телефоном и по памяти обходя скрипящую половицу.

Дом спал. Не пробивалась полоска света из-под двери в спальню свёкров, тихо было и в комнате Тани с мужем – не иначе Коля переутомился от впечатлений и уснул, не дожидаясь её.

Шесть лет назад Таня входила в этот дом уверенная в том, что это временно. Она никогда не хотела жить с родителями – ни со своими, ни, тем более, с роднёй мужа. Но Аня получилась быстрее, чем закончился ремонт в их новой квартире, и, скрепя сердце, Таня приняла приглашение свёкров погостить у них.

А потом жизнь ускорилась и закрутилась таким водоворотом, что не продохнуть. Таня несколько раз лежала на сохранении, роды тоже дались нелегко. Бессонные ночи, колики, требовательный плач дочки, затянувшийся ремонт, проблемы мужа на работе…

И вот уже Коля и свёкры убеждают Таню, которой пора выходить из декрета, что сейчас съезжать им совсем не с руки. Анечка пойдёт в садик и примется болеть – все дети болеют после садика. Кто станет держать Таню на работе, если сидеть с дочкой будет она одна?..

Положа руку на сердце, тогда Таня и не сопротивлялась. Она привыкла готовить вместе со свекровью, полюбила играть со свёкром в шахматы, и смотреть фильмы вчетвером. Оказалось, что жизнь большой семьёй может быть не стереотипно-ужасной из анекдотов и страшных историй знакомых и коллег, а вполне… уютной. Уютной настолько, что когда родители мужа попросили называть их «мамой» и «папой», Таня согласилась. И не перестала это делать, даже когда её собственные родители умерли, хоть первое время эти слова вязли на губах, отдавая предательством.

Таня вдруг поняла, что так ни разу и не съездила в «их» с Колей квартиру после ремонта. Они сдавали её в аренду, но всем занимался муж. А родительский дом она продавала без сожаления, скорее с удивлением – как же она отвыкла. Как низко висит раковина в ванной, какая некрасивая плитка в туалете, как неудобно расставлена посуда в кухне… Словно не здесь она прожила двадцать лет своей жизни, и пять – с мужем, а ровно наоборот!

И сегодня ни у кого не возникло и вопроса, где будет прописан их с Колей новый ребёнок. Все только спорили, что лучше – переделать под вторую детскую гостевую спальню на первом этаже, или кабинет на втором?

Таня повернула дверную ручку, точно зная, что дверь откроется бесшумно. Не нужно было зажигать свет, чтобы добраться до кровати – каждая вещь была ровно там, где должна. Привычно устроившись на своей половине кровати, Таня окончательно поняла – в отличии от первого раза, сейчас ей совсем не страшно. Она погладила плоский ещё живот и улыбнулась.

***

– А это вообще нормально, что…

Остаток вопроса Таня не услышала, скрючившись от очередного спазма. Всё, что она с таким трудом впихнула в себя за день, извергалось горьким потоком обратно. Из глаз непроизвольно брызнули слёзы, лоб и спина стали липкими от пота.

Но она и так знала, что Коля хотел спросить у мамы. Нормально ли, что Таня уже вовсю носит одежду для беременных, а токсикоз так и не кончился. Нормально ли, что не помогают таблетки, что она бледная, как привидение.

Мнения расходились. Сама Таня считала, что это ненормально, и что так она до родов не доживёт. Но доктор, который вёл её беременность, пожимал плечами и говорил «бывает». Он всегда очень сосредоточенно изучал результаты анализов, а на саму Таню лишний раз не смотрел, что откровенно раздражало.

Но репутация у него была отменная, и Таня терпела и молчала, радуясь, что на этот раз она, хотя бы, мучается дома, а не в больнице. И вот ведь какая подлость: с Анечкой Таня чувствовала себя отлично, но её пугали врачи и говорили, что всё плохо. Сейчас же она едва стояла на ногах, но все уверяли её, что всё хорошо.

Таня ощущала безмерную благодарность к свекрови, которая мало того что в одиночку готовила на всех домочадцев, так ещё и бегала с едой за Таней, подгадывая моменты, когда тошнота слегка ослабевала.

Было очень жалко. Приготовленной еды, смытой в туалет раньше срока, переживающую Анечку, Колю с его растерянным видом… И себя. Себя, если честно, тоже было изрядно жаль.

В изнеможении отвернувшись от унитаза, Таня опёрлась спиной об холодную кафельную стену и вытерла слёзы тыльной стороной ладони.

Ничего. Она справится.

Погладив круглый плотный живот, Таня прошептала: «Прорвёмся. Надо только немножко потерпеть…»

***

Таня старательно делала вид, что она спит беспробудным сном. Было совестно: близости у них не случалось и правда очень, очень давно. Проклятый токсикоз и усталость…

Рука мужа осторожно погладила её шею, спину, спустилась ниже. Он делал так не в первый раз. В былые времена, даже если Таня спала, она могла проснуться от таких ласк уже на взводе, и не понимая толком, как так получилось…

Но сейчас хотелось сжаться в маленький несчастный комочек, руку – сбросить, на мужа – накричать. Но Таня не сделала ничего из этого, ровно и глубоко дыша, трусливо избегая конфликта и обид.

Коля наконец перевернулся на спину, разочарованно выдохнув. Впрочем, заснул он быстро. А вот Тане теперь не спалось: её будущий сын проснулся и вовсю веселился, пиная её куда только дотягивался.

И кто сказал, что беременность – прекрасное время?!

Немножко поразмыслив, Таня не удержалась и хмыкнула. Чем дальше, тем больше она припоминала неприятных моментов, которые пережила, пока вынашивала Анечку. Но странное дело – после родов она об этом толком и не думала. Хотя почему странное… Если бы все женщины чётко помнили беременность и роды, человечество бы быстро вымерло.

Успокоив себя этими неутешительными, в общем-то мыслями, Таня, чертыхаясь про себя, побрела в туалет, стараясь не разбудить супруга.

Она справится. Больше половины срока уже прошло, терпеть осталось не так долго.

***

– … опять нет. И на прошлой неделе, и в выходные, сказал, что…

Увидев Таню, свекровь осеклась на полуслове, а свёкор почему-то отвёл глаза.

– Мама, вам чем-нибудь помочь? Мне сегодня лучше, – заявила Таня, улыбаясь.

– Нет-нет, всё нормально. Скоро ужинать будем. Ты на этот раз с нами?

– Да, думаю, что смогу.

– Вот и славно. – Свекровь чуть помедлила и добавила – Коли не будет.

– Да, – согласилась Таня, – и мне он написал, что задерживается. Но мне тоже поработать надо, я в последние недели с этим токсикозом немало задач завалила. Я завтра в офис поеду, и на следующей неделе – начальник вовсю пилит, и по делу, и нет. Пусть хоть видит, что я стараюсь на самом деле…

Родители переглянулись как-то странно.

– Ну раз надо, – вздохнул свёкор. – В какие дни Анечку из садика буду я забирать?

***

Спину отчаянно тянуло. Таня ещё немного побарахталась в полусне, цепляясь за желанные остатки грёз, но мочевой пузырь предательски лишил последней надежды на полноценный отдых.

Чёрт, а она-то наивно надеялась, что уйдёт в декрет и отоспится, ведь после родов это ей точно не светит. Но попробуй поспать, когда ты чувствуешь себя дирижаблем, тебя постоянно пинают изнутри, а писать хочется каждые два часа.

Место рядом пустовало. Командировка или диван?..

В последнее время Коля много работал, часто бывал в разъездах, но и дома иногда уходил спать в другую комнату – говорил, что не высыпается из-за Таниных походов в туалет. Поначалу она не обращала на это внимания: перед самым декретом стало немножко легче физически, но навалилась такая гора дел, словно Таня – последний человек в компании, который умеет работать. Остатки сил уходили на Анечку: она становилась всё требовательнее, пропорционально росту маминого живота.

Признаться честно, иногда от Колиного отсутствия становилось даже легче. Но сейчас, когда появилось свободное время, частота мужниных отлучек вызывала смутную тревогу.

Может, в прошлую беременность было так же, просто это она тоже забыла?..

Не найдя Колю на диване, Таня пролистала переписку с ним. Из командировки он уже должен был вернуться… Но не на работе же он в два часа ночи!

Липкое, холодное чувство возникло где-то под сердцем. Таня глянула на дверь спальни свёкров: у них горел свет. Они о чём-то спорили, но очень тихо, и страха в их голосах слышно не было. Было как-то глупо ломиться к ним среди ночи и спрашивать, знают ли они, где её муж.

Интересно, как так вышло, что не знает она?..

Покопавшись в памяти, Таня пришла к выводу, что всё-таки в прошлый раз было не так. В последние недели Коля массировал ей ноющую спину, отёкшие ноги. Много шутил на «беременные» темы, а ещё они часто спорили о том, как назвать дочь, успевая всё это в те периоды, когда Таня была дома, а не в больнице.

А в этот раз они даже имя не обсудили.

Таня продолжила листать чат с мужем. Последние недели там мелькали какие-то очень скучные и заурядные вещи – списки покупок, график посещения врачей, бесконечные «папа тебя отвезёт» и «я сегодня буду позже». Смайликов и то почти не было.

Отчего-то стало горько. Но Таня тут же одёрнула себя: какое-то «сама придумала – сама обиделась» получается. Не иначе проделки беременного мозга…

Но нужно будет выяснить, где сегодня был Коля, и почему не предупредил её. И обязательно начать обсуждать имя ребёнка.

***

В больницу она всё-таки загремела. На целых две недели. В какой-то момент Таня успела испугаться, что пролежит там до самых родов, но обошлось – отпустили домой.

В больнице было грустно. Поначалу Таня опрометчиво заявила, что навещать её не надо – ведь домочадцам и так хватает забот, от Анечки до работы и остального, не хватало ещё и на неё тратить силы.

Но когда её и вправду не стали навещать, навалилась тоска. Первые дни отвлекали сильные боли в спине и вернувшийся токсикоз, а потом, когда подействовали лекарства, время потянулось медленно-медленно.

Таня часто болтала с сёстрами по несчастью, активно делясь опытом с теми, кому предстояло рожать в первый раз. Слушала горести и радости многодетных, и постоянно теребила в руках телефон, разрываясь между желанием «держать лицо» и напомнить всем о себе и потребовать внимания.

«Таня разумная» победила «Таню капризную». Но когда забирать из больницы её приехал свёкор, а не муж, с накатившей обидой справиться не получилось.

– А где Коля? – спросила Таня, собрав всю небрежность, какую только смогла наскрести. И всё же в последний момент голос предательски дрогнул.

– Он… ждёт дома.

Тон был таким странным, что Таня испугалась.

– Что-то случилось?

Свёкор сглотнул и сильно сжал руль, до белых костяшек.

– Танечка, ты не нервничай, он… здоров. Дома всё обсудим.

Если и есть на свете худший способ успокоить человека, чем фраза «не нервничай», то Таня такого не знала. В машине повисла гнетущая тишина, разбавленная нелепой болтовнёй диджеев и тихой музыкой из магнитолы.

Благо, ехать было недалеко.

Распахнув дверь, Таня напряглась ещё сильнее.

– А где Анечка?

– У крёстной. Ты не переживай, с ней всё хорошо. Просто… надо поговорить.

Чувствуя, как слабеют колени, Таня заставила себя зайти в зал. Там сидела свекровь – бледная и потерянная, кажется, бледнее самой Тани. Увидев её одну, удивился даже свёкор, задав тот же вопрос, что и Таня совсем недавно:

– А где Коля?

– Уехал, – бесцветным голосом ответила свекровь. – Танечка, ты… присядь. Присядь, пожалуйста.

Долго уговаривать не пришлось. Таня рухнула на ближайший диван, и из последних сил попыталась обратить всё в шутку:

– Слушайте, я не знаю, что тут происходит, но если никто не умер – вам лучше сразу мне об этом сказать. Иначе я сама сейчас богу душу отдам, честное слово!

Опомнившись, свекровь вскочила и подсела к Тане. С другой стороны расположился свёкор, протянул руку, чтобы коснуться Тани, и тут же её отдернул. Прокашлялся, покраснел.

– Ну, видимо, мне объясняться придётся… Таня, Коля… Коля, он…

– Он ушёл к другой, – выпалила свекровь. – С работы… у них, оказывается, уже несколько недель… Тебе плохо было, не до того, а мы с Пашей сразу неладное заподозрили… А как тебя в больницу положили, он и вовсе скрываться перестал. Коля с тобой сегодня поговорить хотел, но она позвонила, и он тут же уехал…

Она говорила что-то ещё, но Таня не слышала. Она словно покинула своё тело, и смотрела на всё со стороны. Звучали какие-то слова – но они точно не могли быть про неё, Таню. У неё всё в порядке, всё совсем по-другому. У неё дочка, муж, и скоро родится сын…

– … ты не думай, мы поможем, ты только не переживай слишком сильно…

Таня тряхнула головой, будто отмахиваясь от этих странных, неправильных слов. Встала, взяла телефон и вышла из комнаты, набирая знакомый номер.

– Тебе уже сказали? – спросил Коля вместо приветствия. Таня нервно хихикнула.

– Коль, ну они же не всерьёз, правда? Что за глупый розыгрыш?

Коля молчал. Таня чувствовала, как ускоряется сердце, перехватывает дыхание, на глаза наворачиваются слёзы. Тело всё поняло, и готовилось переживать горе. Но разум ещё отказывался осознавать.

– Это не розыгрыш. Таня, я… Прости. Прости, я не хотел, честно. Но я даже не думал, что такое может быть. Я просто жить без неё не могу, ни секунды. Тань, я вас не брошу. Я помогу – и тебе, и детям. Ты меня прости…

Он говорил что-то ещё, но Таня нажала «отбой».

Она бы упала, но внезапно её подхватили сильные руки.

– Дочка, пойдём… Пойдём, милая… мама тебе чай заварила…

Так Таня не плакала никогда.

Даже на похоронах родителей она старалась держаться. И та горечь не шла ни в какое сравнение с тем, что разрывало её на части. Теперь было плевать на приличия, на мнение других людей. Таня выла в голос, не в силах удержать эту боль в себе.

А потом стало тихо и темно.

***

– Ой, ну вы, мамочка, даёте – только выписали, а вы снова к нам, – бодро попеняла Тане медсестра.

Её смена началась недавно. Ей ещё не сказали. Впрочем, к ней тут же подлетела одна из пациенток и что-то горячо зашептала. Медсестра ойкнула и кинула на Таню сочувствующий взгляд.

Но ей было всё равно.

Таня не знала, откуда пошла новость. Может, кого-то предупредили свёкры, а может, девчонки додумали что-то сами – много ли надо женскому коллективу. Сама Таня ни с кем, кроме врачей, не разговаривала.

Она бы не разговаривала и с ними, но к её удивлению, выкидыша не случилось. Сын жил, рос и пинался, словно ничего не произошло. Словно кто-то всё ещё его ждал.

Ощутив бледную тень вины, Таня положила руку на живот. Нет, она не хотела скинуть ребёнка из-за того, что от неё ушёл муж.

Она просто не хотела больше жить.

Об Анечке позаботятся. А вот сын… без неё он не справится. А его мама не справилась и сама с собой.

Как можно было быть такой дурой?

Даже свёкры всё поняли. А она – нет.

Она же видела, как поздно Коля возвращается с работы – или не приходит вовсе. Могла сравнить его поведение с прошлой беременностью. Видела, во что превратилось их общение…

Но почему-то предпочла ничего не замечать. И ничего не делать.

Она всех подвела.

Недолго ждать, когда её попросят съехать. Допустим, она найдёт денег на съемную квартиру и на жизнь в декрете – с продажи родительского дома осталось немало. Допустим, Коля какое-то время станет платить алименты.

Но что будет с Анечкой? Вместо целой семьи и огромного дома она будет жить в тесной квартире с матерью, ухаживающей за младенцем. Как же все обещания про то, что ничего не изменится? И как объяснить ребёнку-дошкольнику, что виноват не её новорождённый брат, а какая-то неизвестная тётя?..

А если Таня умрёт, то Анечка останется у бабушки с дедушкой. Тогда они её точно не бросят.

Но нерождённого сына было всё-таки тоже жаль.

***

– Доченька… Дочка…

Мамин голос успокаивал, убаюкивал. Таня подалась вперёд, раскинула руки для объятий…

И проснулась.

– Дочка…

Перед ней стояла свекровь. Её соседки по палате куда-то деликатно испарились, словно Тане было дело до того, кто ещё станет свидетелем её падения.

– Здравствуйте, Любовь Петровна.

Свекровь отпрянула и растерянно оглянулась на дверной проём. В палату вошёл свёкор, смущённо озираясь.

Таня откинулась на подушку и уставилась в потолок. Кажется, новую квартиру придётся искать быстрее, чем она планировала – но у свёкров хотя бы хватило духу сообщить ей об этом лично. Но помогать им она всё равно не станет.

– Таня… – откашлялся свёкор, – У Анечки всё хорошо. Она очень ждёт твоего возвращения. И… и мы очень ждём. Но доктор сказал, что до родов тебя отпускать уже нет смысла. Может, тебе привезти какие-нибудь вещи?

Таня уставилась на свёкра в полном недоумении. Это был вопрос из какой-то другой, нормальной жизни. Разве это сейчас нужно обсуждать?.. Собравшись с духом, Таня ответила:

– Павел Васильевич… я понимаю, что вы хотите поддержать. Но если вы думаете, что я буду жить в одном доме с бывшим мужем и его любовницей, вы ошибаетесь. Даже с ребёнком на руках.

Свёкор покраснел и нахмурился.

– Коля с нами больше не живёт. С нами живёшь ты и наши внуки. Если, конечно, ты не против. Но я очень тебя прошу не съезжать.

– Мы просим, – вмешалась свекровь. – Таня, я понимаю, мы виноваты… Мы совсем не так воспитывали сына. Но пожалуйста, не уезжай. Анечке будет трудно… И с малышом нужна помощь. Мы же семья…

Любовь Петровна не сдержалась и заплакала. Таня смотрела на это, и не чувствовала ни жалости, ни благодарности. Только безмерное удивление, которое немного её взбодрило и вывело из отупляющего оцепенения последних дней.

– Вы вообще понимаете, о чём просите? Да, сейчас вы злитесь на Колю. Но вы действительно считаете, что когда он придёт к вам мириться, вы сможете выгнать родного сына ради меня? Лучше уж я съеду сразу, чем сидеть на бочке с порохом и ждать, что она рванёт в любой момент.

– Мы всё решили, – уверенно заявил Павел Васильевич, – Николай с нами жить не будет, даже если ты не вернёшься. Да даже если вдруг вы когда-нибудь помиритесь – просто съедете на свою квартиру. Есть вещи, через которые переступать нельзя. Я понимаю, в жизни бывает всякое – хотя мы с Любой и пронесли наш брак сквозь годы, не у всех это получается. Но ты на сносях. А это уже вопрос порядочности… Тебе с таким трудом досталась Анечка. И с сыном ты лежала в больнице, а он в это время…

Павел Васильевич замолчал, стиснул зубы и покраснел ещё сильнее.

– Я клянусь тебе всем, что мне в жизни дорого – мы ждём тебя дома. И Анечка ждёт.

***

Таня смотрела на шевелящийся кулёчек в её руках и не верила своим глазам.

Она не умерла. Он не умер. И они скоро поедут домой…

Мир не треснул и не разрушен. Откололся всего один кусочек – но теперь есть, чем его заменить. Таня потрогала пальцем мягкую бархатистую щёчку и улыбнулась.

– Ну, готовы ехать? А кто тут у нас такой богатырь?

Павел Васильевич подхватил Танины вещи одной рукой, а второй приобнял её за спину.

– Карета подана. Знала бы ты, как мне от Любы за цветы попало!

Свекровь закатила глаза.

– Таня тебе говорила, что не надо. Я сто раз объясняла, почему. А ты всё равно припёр этот веник!

– Ну у нас же есть куча комнат, куда его можно поставить! – возразил Пётр Васильевич.

– Ну так и ставил бы! Так ты же его в машину притащил! Я тебе клянусь – если Лёшенька хоть раз чихнёт, поедешь один, а нам я такси вызову!

Таня не обращала внимания на перебранку. Она знала, что это всё не всерьёз. И была благодарна – болтовня отвлекала от мыслей, что она впервые вернётся в дом, где нет Коли.

– Мамочка!

Анечка кинулась обниматься, хотя они виделись всего пару дней назад. Павел Васильевич осторожно перехватил внука, и Таня смогла крепко обнять дочь.

Неизвестно, что именно рассказали дочери свёкры, но в больнице Аня ни разу не спросила про папу. Таня надеялась, что и дома эта тема не всплывёт – ну, по крайней мере, не сразу.

Под детскую всё-таки переделали кабинет. Таня замерла на пороге, удивившись тому, как много здесь поменялось.

Это явно нельзя было сделать за те дни после их разговора. Значит, свёкры принялись за ремонт ещё ДО того, как Таня согласилась вернуться.

Словно прочитав её мысли, Любовь Петровна тихонько сказала:

– Мы очень тебя ждали. Ты не обижаешься, что мы не спросили, как нужно сделать? Если что-то не нравится, мы поправим. А Лёша поспит с тобой, или в гостевой спальне внизу.

Впервые после родов Тане захотелось заплакать.

– Нет, всё чудесно. Я сама бы лучше не придумала.

После ужина Таня, прихватив радио няню, долго лежала на кровати с Анечкой, читая ей сказки. Казалось бы, после такого насыщенного дня Таня должна была уснуть быстрее дочери, но сон не шёл.

Убедившись, что дети спят, Таня оделась, тихо вышла из дома и села в беседке, вдыхая чистый свежий воздух, наполняясь ночным покоем.

За забором зажёгся свет, хлопнула входная дверь у соседей. Прозвучали традиционные слова благодарности, прощания и «надо собираться почаще». Таня встала – ей, наверное, тоже пора домой. Но замерла, не сделав и трёх шагов, уловив новый виток чужого разговора.

– А что соседи… Ну был он тут недавно. Представляешь, и на порог не пустили. Пашка орал так, что окна дрожали! Ей-богу, думала его на месте инфаркт хватит.

– Да как ещё раньше-то не хватил! Это же надо, стыдоба какая. Родной сын!

– Вот ведь именно, что родной. Это Пашка сейчас хорохорится, в порядочного играет. Оно и понятно – внучка с ними живёт, внук на подходе. А там какая-то мымра чужая, непонятная. Только народит эта мымра им новых внуков – тоже родную кровь, не открестишься. А Татьяна ещё молодая, не сегодня-завтра другого мужика захочет. И что тогда? Она к новому хахалю уйдёт, а сын озлобится, и со второй женой к родителям уже и сам не приедет. Им что, Танькиного хахаля как сына принимать, при живом-то родном? Да и если и так – на хрена они ему сдались-то. Помяни моё слово, останутся они одни на старости, и без детей, и без внуков…

Злые слёзы обожгли глаза. Поняв, что она почти не дышала всё это время, Таня с силой сжала кулаки.

Грязь. Господи, какая же грязь!

Она понимала, что их ситуацию будут обсуждать. Но не ожидала, что это настолько её заденет.

Быть может, всё было дело в цинизме и пренебрежении, с которым её семье перемывали кости.

А может в том, что в словах соседки была изрядная доля правды.

***

– Мало тебе, что ты нагородил? Хочешь, чтобы у неё молоко пропало?

Яростный шёпот прорвался в Танино сознание, вырвав из тяжёлого сна. Сегодня Лёша спал мало, и не спасло то, что они со свекровью вставали к ребёнку по очереди. Но поняв, с кем именно разговаривает свёкор, Таня моментально открыла глаза и выбралась из кровати, подбежав к приоткрытому окну.

– Пап, зачем ты так. Мы же с тобой не чужие люди. И она мне не чужая, а сын – вообще мой. Я имею право его увидеть.

– Не папкай! – Павла Васильевича было видно лишь со спины, но он покраснел так сильно, что багровой краской залилась даже шея, – зря я тебя в детстве не порол, видимо. Права они не из воздуха берутся, а вместе с обязанностями! Таня сына твоего рожала, пока ты на новой бабе пыхтел! Ну и катитесь вместе к чёрту, глядишь, новых наклепаешь, это у тебя лучше всего получается. Но знай: ты этот порог только через мой труп переступишь, и баба твоя вместе с выводком!

– Вот ты значит, как, – вскипел Коля, – ты погляди, какой праведный. Тебе нимб-то там ничего не натирает?...

Ссора набирала обороты и громкость. Быстро убедившись, что Анечка не проснулась, Таня выскочила из дома как была, едва накинув сверху халат. При виде её спорщики моментально замолчали, как по команде. Павел Васильевич смерил сына долгим, тяжёлым взглядом и сказал:

– Я отойду. Дочка, я недалеко буду, зови меня, если надо будет.

Коля стоял, тяжело дыша, ещё кипя от гнева.

– Дочка? Хорошенькое дело. Я ему не сын, зато ты – дочка.

– Они давно меня так называют, если ты не заметил. Но всего несколько месяцев назад тебя это вообще не смущало, – на удивление спокойно ответила Таня, – может, и Анечке меня мамой перестать называть? Чтобы уж всё разом. Тебе не жена, родителям – не дочь, детям – не мать.

Коля сник.

– Зачем ты так?

– А ты зачем?

Повисла неловкая тишина. Таня поняла, что ей холодно. Ветер остужал голые ноги, заставлял ёжиться. Внутри тоже было холодно и пусто – там, где были прежние чувства, не осталось ничего. А что она должна испытывать теперь, Таня не понимала.

– Ты чего пришёл-то?

– Сына увидеть.

– Он тебе не зверушка, чтоб его разглядывать. С Аней видеться запрещать не стану – она тебя любит. С сыном – если он сам захочет. Но сейчас он ничего не понимает, и видеть ему тебя не надо. А что надо тебе – твои проблемы. Ты и так ни в чём себе не отказываешь.

От боли на Колином лице Таня почувствовала смутное удовлетворение – и сама себе удивилась.

Она так много лет заботилась о том, что для него дорого. Насколько же быстро всё для неё изменилось!

Когда коже стало холодно так же, как и на сердце, Таня молча закрыла дверь.

***

– Мама, а папа приедет?

– Приедет, раз обещал, – ответила Таня, проглотив слово «наверное». Ей-то он тоже много чего обещал! Но Аню он пока не подводил – по крайней мере, хоть в каком-то смысле.

Дочка засопела, устраиваясь поудобнее. Тане удобно не было – спина совсем затекла. Но с одной стороны к ней привалился спящий Лёша, а второй бок ревниво оккупировала Аня.  Ей не нравилось, что братик такой бестолковый и с ним нельзя ещё играть, и что он слишком часто у мамы на руках.

– А почему он с нами не останется?

Сердце пропустило удар и забилось сильнее.

Наивно было полагать, что она избежит этого разговора. Таня постаралась, чтобы голос звучал как можно спокойнее.

– Потому что он теперь живёт в другом месте, с новой тётей.

– Если ему так нравится эта тётя, пусть она тоже живёт с нами, – предложила Аня, – в доме есть ещё комната, внизу!

– С ней не дружу я, и бабушка с дедушкой, – ответила Таня, и чуть не подавилась этими словами. С такой точки зрения выходило, что папа не живёт с ними из-за того, что у Тани слишком скверный характер. Но по счастью, этого обвинения от дочери она пока не получила. Зато получила новую идею:

– Тогда пусть он к тёте ездит в гости, а живёт с нами, а не наоборот!

Искушение отправить дочь к отцу за этими ответами было велико. Но по прошлой жизни Таня прекрасно знала, что Коля не мастер щадить чужие чувства и объяснять непростые вещи. Точнее, он в этом ещё более плох, чем она.

На Танино счастье, стало слышно, как к дому подъехала машина. Сдержав радостный возглас – ведь братика будить нельзя! – Аня выпрыгнула из кровати и зашлёпала босыми ногами по лестнице.

Неторопливо уложив Лёшу в колыбель и убедившись, что он не проснулся, Таня подошла к окну. Что-то было не так. Колина машина до сих пор стояла у ворот, они с Аней не уехали. Глянув вниз, Таня окаменела. Но, стряхнув оцепенение, кинулась вниз.

Свёкры стояли у входной двери, буквально грудью защищая проход. Растерянная Аня замерла за ними. От её недавней радости ни осталось и следа.

А на крыльце мялись Коля и какая-то женщина, держащая его за локоть.

Продолжение: Неродная дочь (продолжение)

Поначалу он не мог осмыслить этот факт, потому что было не до того.

Мучительный подбор препаратов, побочки, откаты обратно в депрессию, мысли о тщетности всех усилий. Лёшка существовал, как хомячок в аквариуме – он видел, что происходит вокруг, но это его никак не касалось.

После того, как всем знакомым так или иначе стало известно о его диагнозе, как ни странно, изгоем он не стал. Действительно, большинство «друзей» рассеялись, как туман поутру. Но нашлись и те, кто поддерживали его, и даже несколько приятелей с теми или иными расстройствами психики, кто поделился своим опытом лечения.

Понемногу он выбирался из ямы. Восстановился в университете на вечернем, нашёл работу.

И только когда ему действительно стало легче, он по-настоящему заметил Лину. Она была всё так же рядом, как и до болезни. Словно ничего не случалось.

Это удивляло.

Она не упрекала его совершёнными промахами, не пыталась опекать, как ребёнка, и даже, кажется, не боялась, что он снова сорвётся.

Она просто была.

Делила с ним уборку, предлагала посмотреть кино, готовила завтраки и просила помогать с ужинами. Обижалась, если он забывал купить что-то в магазине, и радовалась, если он приносил её любимые сладости.

За удивлением пришёл страх.

Страх, что всё кончится. Что она наконец поймёт, что он безнадёжен – и здоровый, и больной. Разглядит, что он на самом деле никто.

Пару раз в пылу каких-то бессмысленных бытовых ссор он кричал ей, чтобы она уходила. Спрашивал, чего она ждёт, зачем оттягивает этот момент.

Лина прекращала спор, смотрела на него. Странно и печально, словно она знает что-то, до чего он никак не может додуматься. Говорила «ничего ты не понимаешь», закутывалась в одеяло и отворачивалась к стене.

А потом он стал просто ждать. Ждать, что вернётся в пустую квартиру. Он был уверен: когда придёт время, она не станет тратить время на объяснения – ведь они оба понимали, что к чему.

***

Сегодня Лёшка проснулся до будильника, чувствуя себя на удивление отдохнувшим.

Впрочем, после выпуска, когда отпала необходимость сочетать работу и учёбу, ему вообще стало куда легче жить.

Радуясь внезапным лишним двум часам, он направился на кухню.

Обыкновенно завтраки готовила Лина, которая намного проще переносила ранние подъемы. Но сейчас она спала, а Лёшке вдруг захотелось чем-то её удивить.

– У нас что, какой-то праздник? – спросила она, сонно щуря глаза. Лёшка подошёл ближе. Босые ноги, взъерошенная шевелюра, такой родной запах. Почувствовав нарастающие нежность и желание, он чмокнул её макушку и отодвинулся – пусть сначала поест.

***

– Да чёрт с ней, с этой машинкой! Честное слово, если всё-таки сломается, я клянусь: я разберусь, как её починить самому. А если не разберусь, буду стирать руками, пока не накоплю на новую. Ну же, соглашайся! Мы с тобой триста лет никуда не ездили!

Лина колебалась. Ей действительно хотелось поехать в отпуск, но… Можно было куда-то поближе, подешевле. Но Лёшка так загорелся, что спорить с ним было трудно. К тому же её радовало, что ему так сильно чего-то хочется – такое бывало очень редко. Чаще он просто соглашался с тем, что предлагала она.

– Ладно.

Не выдержав, Лёшка вскочил и закружил её по комнате. Лина засмеялась.

– Обещаю, эту поездку ты никогда не забудешь!

***

Отдохнули они и правда замечательно.

Познакомились с местными ролевиками, приняли участие в нескольких квестах. Забирались в горы, спускались в пещеры. Пили вино, ели вкусную еду и даже – к большому смущению Лины – занимались сексом ночью на пляже.

Но теперь, разбирая вещи, она хмурилась.

Она презирала в отношениях игры в опекающую мамочку, поэтому сейчас не могла сказать точно – показалось ей или нет. Но всё-таки целых упаковок с Лёшиными таблетками осталось явно больше, чем должно было быть.

Но как спросить, чтобы не обидеть?

Пока она зависала над горсткой блистеров, Лёшка вернулся с работы. Зашёл шумно, нетерпеливо сбрасывая уличную обувь и одежду, резко открыл дверь в комнату и без предисловий заявил, размахивая сжатыми в руке кусочками цветного картона:

– В выходные мы едем на фестиваль!

Сердце пропустило удар. Лина всё-таки спросила – хотя уже знала ответ.

– Да, конечно… Лёш, а что-то как-то много осталось у нас таблеток?

Его глаза на миг стали чужими – злыми и холодными. Всего лишь на миг. А потом он преувеличенно-бодро ответил:

– Я брал с запасом.

***

– Ты не понимаешь! Ты просто не понимаешь! С ними я – никто. Мне ничего не интересно, ничего не цепляет. А сейчас… Мне не нужно спать, почти не надо есть. Я соображаю в три раза лучше обычного, могу договориться с кем угодно и о чём угодно. Что бы ни было потом – сейчас оно того стоит!

Три недели – ровно настолько хватило Лины. Делать вид, что ничего странного не происходит. Что она ему верит. Но Лёшка становился нетерпеливее, тревожнее, злее. Глядя в его лихорадочно блестящие глаза, она спросила:

– А я? Чего стою я?

Он не выдержал и отвернулся. Сказал уже тише:

– А ты стоишь столько, сколько у меня нет и никогда не будет. Только у такого как сейчас, у меня ещё есть шансы.

– А потом? Ты же знаешь, что будет потом. Мания закончится. И ты либо потеряешь связь с реальностью, либо сразу упадёшь в депрессию

– Ну и что? – Лёшка с вызовом вздернул голову, – тогда и уйдешь. Ты и так была со мной слишком долго, дольше, чем я заслуживаю. И ты уже давно не та, кого мама выгоняла из дома.

– Теперь меня выгоняют из другого, – Лина встала и подошла к окну. Этот разговор она представляла совсем по-другому. – А ты никогда не думал, что я не хочу уходить? Что я люблю тебя?

Слова, никогда не звучавшие между ними, словно застыли в воздухе. Лина набралась храбрости и обернулась – Лёшка смотрел на неё, упрямо сжав губы.

– Ты не задумывался, почему я просто не ушла тогда, а вместо этого искала тебя по всем друзьям и кабакам? Когда узнала про деньги и… остальное. Когда ты лежал и сутками смотрел в потолок? Нет, не из жалости. Из жалости я бы могла позволить тебе сдохнуть, как ты тогда хотел. Но я тогда уже знала, что это не ты. И сейчас – это не ты. Ты думаешь, мне нужен этот не спящий, не жрущий, озабоченный робот? А ты не думал спросить меня, чего хочу я?

Лёшка скрестил руки на груди и наклонил голову. Но всё-таки спросил:

– И чего же ты хочешь?

– Чтобы ты носил мне из магазина вкусняшки. Хвалил то, что я готовлю. Смотрел со мной кино по вечерам, слушал, как прошёл мой день и рассказывал про свой. Обнимал меня перед уходом на работу… Я хочу семью с тобой. Понимаешь? Я люблю тебя за это, а не за внезапные авантюры и дебильные сюрпризы.

Повторное признание сработало не лучше предыдущего. Он не понимал. Не слышал – или не хотел услышать.

– Однако же до того, как я начал ввязываться в эти «дебильные авантюры» ты в мою сторону и не смотрела.

– Да потому что мы были студентами! – сорвалась на крик Лина, – я носила чёлку в пол-лица и по сорок часов в неделю смотрела аниме! Сколько лет назад это было? Ты сказал, что я много для тебя стою. А стою ли я того, чтобы ты снова начал пить таблетки?

Упрямо-надменное выражение сползло с Лёшкиного лица. Он всё ещё хмурился, но теперь выглядел скорее растерянным.

– Я… не хочу снова становиться обычным. Понимаешь? Сейчас мне хорошо. Сколько бы оно ни продлилось, но мне – хорошо. И я сделаю так, чтобы тебе было тоже. В таком состоянии я что угодно для тебя сделаю, потому что и могу что угодно…

Она не хотела это говорить. Сейчас, вот так. И попадать в такую ситуацию – не хотела. Но всё уже случилось, и пути назад не было. Он так и не признался в ответ, но ждать больше нельзя. Глубоко вдохнув, Лина сказала:

– Я беременна. Я… не знаю, как так вышло, но на аборт я не пойду. У нас будет ребенок. У тебя будет сын или дочь.

Реальность треснула и развалилась на куски, забрав с собой весь воздух.

Миллион мыслей, роящихся в Лёшкиной голове в последние недели, вдруг исчез.

Ребёнок. У него. С трудом совладав со вмиг севшим голосом, Лёшка прохрипел:

– Это… может передаться...

Лина встретила его взгляд на удивление спокойно. Ей не нужно было пояснять, какое «это» он имеет в виду.

– А может и не передаться. У твоего дедушки был диабет, у моей мамы – гипертония, у дяди – рак, покопаемся ещё в анамнезах? Если бы размножались только идеально здоровые люди, мы бы вымерли за сотню лет. Мне больше нечего тебе сказать. А что скажешь ты?

Лёшка сомкнул веки и прикрыл глаза рукой.

Непопулярность в школе, студенческие вечеринки, на которые его не звали, силы на игры по ночам. Всё, что тревожило его столько времени, показалось невероятно глупым. Он так и не подобрал нужных слов для Лины. Вместо этого взял телефон и набрал знакомый номер:

– Игорь Петрович? Простите за поздний звонок… Я напутал с таблетками, и мне очень нужна ваша помощь.

Иногда ему казалось, что если он исчезнет, то даже преподаватели заметят это только на сессии.

Порой и вовсе доходило до абсурда: как-то раз ему по недосмотру поставили неявку в журнал. Несколько сокурсников согласились помочь и поручиться, что он был на той паре, но лично ему признались, что не помнят, чтобы он там был – даже те, кто сидели рядом.

Человек-невидимка. Деталь интерьера. Как сказали бы геймеры: NPС – неигровой персонаж. Кто-то, кем заполняют фон.

Когда зазвонил будильник, Лёшка не знал, что именно с этого дня всё изменится.

Он позавтракал обычным бутербродом с колбасой. Привычно обнял маму перед выходом. Знакомой дорогой добрался от метро, забился на любимое место на задней парте, достал из потрёпанного рюкзака единственную ручку и блочную тетрадь с енотом на обложке.

– Шесть! Шесть часов! Я думал, комп разобью на хрен. Долбанная валькирия. У-у, как же я радовался, когда её добил, чуть всю квартиру не перебудил.

Лёшка повернулся в сторону говорящих:

– Я правильно понял, что ты шесть часов пытался завалить одного босса?

Неверно истолковав его удивление, Даня возмутился:

– А ты сам попробуй сложность на максимум открутить, и посмотрим, сколько у тебя времени на неё уйдёт. Это тебе God of war, а не хрен собачий. Там люди годноту сделали, это тебе не в какую-нибудь Hogwarts Legacy бродить. А ты сам-то прошёл уже?

– Кого, Legacy? – спросил Лёшка, – не знал, что ты девчачьих игрушек ценитель.

Остальные парни засмеялись. Данька буркнул «да ну тебя», и отвернулся, продолжив рассказ о нелегкой доле Кратоса на пути борьбы с обломками Асгарда и зачисткой могил берсерков.

А Лёшка задумался. Он вообще-то не собирался подвергать сомнению Данькин игровой авторитет, и удивило его не то, что он долго возился, а такой остервенелый интерес к чему-то.

Всю ночь раз за разом пытаться сделать что-то, что не получается, хотя можно просто понизить уровень сложности в настройках.

Лёшка никогда никому не признавался, но сам он в игры почти не играл. «Железо» позволяло. Но обыкновенно ему наскучивало часами просиживать перед монитором, и он смотрел экспресс-обзоры от геймеров, чтобы быть в курсе основных новинок и поддержать разговор, если придётся.

Но сегодня после занятий он засел за прохождение «God of war» сам.

– Да пошёл ты, Даня, в жопу, вместе со своими берсерками и Гной вместе взятыми!

Оценив Лёшкин помятый вид и красные глаза, Даня не обиделся и засмеялся:

– Что, прочухал? А ты думал, оно легко? А ты за одни выходные что ли сюжетку прошёл? Так ну тогда понятно, что у тебя ничего не вышло, там надо нормально так прокачаться, чтоб не отгрести… Ты лучше вот что попробуй:…

За следующий месяц Лёшка заново открыл для себя мир хитовых игр последней десятилетки. Рубил разномастных чудовищ в «Ведьмаке», останавливал конец света в ‘’Dragon Age. Inquisition”, и даже, не щадя глаза от устаревшей графики, бороздил бескрайние просторы Скайрима. А когда он добрался до бездны онлайн игр, то окончательно завоевал своё место в компании геймеров, хотя мама и не оценила вопли «Шорт! Шорт! Шорт!», «Парни, живите!» и «Красный на миде!» из его комнаты по ночам.

На что Лёшка довольно безуспешно пытался ей объяснить, что он теперь не нуб, и вообще это весело.

Но сегодня весело не было.

Данька заболел, Игорь и Витёк проспали, а остальные парни в их отсутствие всё больше втыкали в телефоны, чем стремились пообщаться.

На несколько минут Лёшку охватила привычная тоска и чувство неприкаянности – словно люди проходят сквозь него. Но потом он уловил обрывок и разговора, который поманил его, как ночник мотылька.

– А я тебе говорю, что не такой он уж и до фига умный. Преступники всегда были, есть и будут – с момента, когда был придуман первый же закон. Неужели можно хоть на секунду поверить, что простым, да ещё штучным уничтожением, можно как-то повлиять на многовековую систему?

– А ты что сделал бы? Выкинул бы такой артефакт? Типа, раз ничего сделать нельзя, то ничего и делать не надо? Давай тогда ещё медицину отменим – глобально же люди все равно будут умирать, так что их лечить. И образование – всё равно тупые есть и будут.

– Ну чего ты передёргиваешь-то, а? Я ж не предлагаю тебе всё правосудие уничтожить. Я просто говорю, что нельзя такой вот локальный самосуд переоценивать…

Влезать в разговор Лёшка не стал, а вместо этого тихо спросил у Лины, стоявшей рядом со спорщиками:

– Это о чём они, а?

Лина с досадой махнула рукой.

– Опять про «Тетрадь смерти» закусились. Достали уже. Я, конечно, понимаю – классика и всё такое, но блин, ей двадцать лет уже! Неужели нельзя о чём-то поговорить, что вышло после того, как мы под себя ходить перестали, а? – последнюю фразу она произнесла нарочито громко, наконец прервав затянувшуюся дискуссию.

– Новее не значит лучше, – назидательно сказал Андрей, – Лёха, а ты что думаешь? Прав был Кира, или нет?

– Это аниме же запретили, разве нет? За пропаганду суицида, насилия и всякое такое, – неуверенно ответил Лёшка. Обыкновенно его стратегия изучать всё по верхам давала ему возможность участвовать в разговоре, но сейчас он почувствовал, что ляпнул что-то явно не то, ещё до того, как вылетели последние слова. Все трое анимешников синхронно закатили глаза.

– Вот сразу видно, что ты сериал вообще не видел, как и господа из комиссии. Нет там никакого суицида, тем более его пропаганды.

– И насилия меньше, чем в любом выпуске новостей! – недавние спорщики на удивление быстро объединились – против него. И даже Лина быстро перестала дуться на друзей и поставила язвительную точку:

– Ты как с этими задротами связался, так с тобой и поговорить не о чем стало. И вообще, пара скоро начнётся. Пора в аудиторию идти.

Признаться честно, аниме Лёшку интересовало ещё меньше, чем совсем недавно – видеоигры.  Он вообще не понимал этой внезапной моды рисовать людей с огромными глазами, но почти без носов и ртов и с неестественными пропорциями тела. А пытался наладить контакты с анимешниками, потому что среди них было немало симпатичных девчонок. Взять ту же Лину – тонкая талия, соблазнительные формы, и при этом никакого лишнего жеманства…

Внезапно даже для себя, Лёшка достал телефон с наушниками, вставил одно ухо и запустил первую серию «Тетради смерти».

***

Подружиться с анимешниками оказалось ещё проще, чем с геймерами. Просмотр сериалов не требовал навыков, к тому же Лёшка вдруг обнаружил, что совершенно спокойно может смотреть кино и делать практически что угодно параллельно с этим. И всё равно запоминает основных героев и сюжет, и его больше не клонит в сон после первых двух серий, как раньше.

После «Тетради смерти», «Наруто», «ДжоДжо» и «Клинка ведьм» Лёшка погрузился в бездну не особо популярных и не слишком понятных для российского менталитета произведений. Иногда он забывался и пытался объяснить Дане и остальным парням чем отличаются сёдзе-ай и юри, но ответного энтузиазма не встретил, даже несмотря на всю щекотливость обсуждаемого вопроса.

Помимо того, что он теперь гарантированно не оставался без компании, приятным бонусом шло лёгкое запоминание десятков японских слов. Досадно было только одно: Лёшка так и не смог объяснить своей кошке, что она неправильно мяукает.

***

– Да ну вас, придурки, – буркнула Лина и демонстративно отсела подальше.

– Чего это она? – спросил Лёшка, пропустивший начало разговора.

– Да опять уговаривает к этим клоунам ряженым поехать. Как будто нет способа поинтереснее выходные провести, – фыркнул Андрей.

Лёшка с трудом скрыл улыбку. Иронии в своих словах Андрей не видел. А Лёшка, хоть и тянул уже на звание «отаку» по местным меркам, всё же не торопился отпустить длинную челку и наряжаться в принты с любимыми сериалами, чего нельзя было сказать об Андрее и остальных. На вкус обывателя они выглядели диковато, но сообщать об этом Лёшка счёл излишним. Вместо этого пересел к Лине.

– Привет! Куда эти не-джентльмены отказались составить тебе компанию?

– Да пошли они. Тоже мне, друзья называется. Ирка все выходные по свиданкам бегать будет, Маринка на сходку поедет, а парни даже отказать нормально не удосужились, ещё и поиздевались. Нет, ну правда, если я аниме смотрю, то у меня других интересов быть не может?

– А далеко ехать-то надо?...

***

Ехать было и правда далеко. После метро, электрички и автобуса Лёшка сбился на третьей по счёту попутке. Но отчего-то ему было весело. Мысли о том, что он мог бы сейчас залипнуть в очередном сериале или сгонять несколько ка́ток с пацанами, не беспокоили. А вот Лина его дзен не разделяла, и постоянно извинялась.

– Слушай, я знала, что это не близко, но не представляла, что настолько… Есть фестивали поприличнее, но они все летом – а там либо сессия, либо меня уже опять к отцовским родичам в тьмутаракань сошлют… А я уже не первый год хоть одним глазком посмотреть хочу на что-то подобное! Ристалище, бои щитников, соревнования лучников, поединки на мечах… говорят, костюмы люди себе вручную делают, даже кольчуги плетут сами, представляешь? Здесь почти всё это будет, правда это слёт «для своих», поэтому так далеко, и туристов, как мы, мало будет… Я сама-то совершенно случайно об этой встрече узнала, потому что на кучу профильных групп подписана…

Лёшка улыбнулся. До того, как отвалился интернет, он успел немного почитать о том, куда они направляются. И, в отличие от Лины, не замер у края поляны, когда они наконец добрались до цели. Он схватил её за руку и потащил прямо через палаточный городок. Лина шла, но неохотно, и полушепотом протестовала:

– Лёшка… Мы с тобой тут одни без костюма! Тут не просто туристов мало, а вообще «левых» больше нет… Нас точно выгонят. Мы же никого не знаем!

Игнорируя направленные на них любопытные взгляды, Лёшка шёл прямо к центральному костру.

– Ясен пень, нет. Кто бы ещё в такую даль просто так стал забираться, кроме фанатов. Не знаем – узнаем. Не назад же разворачиваться… Здорово, мужики! Охренеть у вас кольчуги, закачаешься! А долго такая делается?

***

– И едва он договорил, как камень под ним отвалился, и он с этой стены полетел, прямо на землю! Мы ахнуть не успели, не то чтоб схватить этого дурака. Только слышим «бряк» снизу, а сам он молчит, даже не пикнул. Мы к нему, а он лежит, не двигается. Санька сразу в «скорую» давай звонить, но чего там та «скорая», нам до ближайшей деревни километров пять через буераки… С доспехом хрен знает, что делать – то ли выковыривать его оттуда, то ли так оставить… И тут смотрим – мимо поп идёт. Натуральный, с бородой и в рясе. Оказалось, он с одной деревни до другой через лес на крестины ходил… И вот он подходит, что, говорит, стряслось у вас? Мы ему – так и так святой отец, друг вот со стены упал, без сознания, как помочь – неясно. А поп и говорит: «Бог поможет, пока доктора едут, я молитву почитаю, да святой водой окроплю». И только он руку занёс, как Вовка глаза открывает, видит, что на него сейчас вода польётся, вскакивает и кричит: «У-у, с-сука, не вздумай даже!».

Компания у костра разразилась понимающим хохотом, а рассказчик продолжил:

– Перед попом мы, конечно, извинились потом. Да он и не в обиде был: шутка ли, тысяча часов на кольчугу ушла! Ржавеют они в момент, пусть вода и святая. А чистить ещё муторнее, чем плести…

Лёшка бросил подгорелую шкурку от печёной картошки обратно в костёр и на мгновение прикрыл глаза. И почему он раньше не бывал на подобных мероприятиях?

Ролевики оказались просто мировыми людьми. Чтобы Лёшка с Линой не выделялись из толпы, им выделили льняные рубахи, а Лине ещё заплели косу и надели на голову венок. Как только присутствующие убедились, что намерения у них самые добрые, пара пришлых студентов словно получила негласный пропуск почти в любое место, включая палатки участников слёта. С ними без проблем знакомились и охотно рассказывали обо всём: чем отличаются ролевики и реконструкторы, какие бывают квесты, по каким правилам проходят игры…

Время пролетело незаметно. Лёшка первый понял, что они не смогут уже сегодня добраться обратно домой – вряд ли им повезёт на ночь глядя успеть на попутках до того, как с вокзала уйдёт последняя электричка. Эта важная, в общем-то, мысль, мелькнула на краю сознания, и погасла, как вечерняя зарница.

Когда Лина наконец глянула на часы и прикинула в уме время, на её лице отразились все тревоги бытия: от ночёвки под открытым небом до нагоняя от мамы. Лёшка же только сказал «погоди минутку» и исчез за пределами костра.

После недолгих переговоров и нескольких рокировок, им выделили крохотную, изрядно поношенную, но отдельную палатку.

Ещё был вариант лечь в больших – мужской и женской соответственно. Но об этой опции Лёшка Лине не сообщил, хоть и решил для себя, что вести себя будет по-джентельменски.

Лёжа на спине и чувствуя рядом тёплое, гибкое женское тело, он вслушивался в звуки нестихающего веселья и сонно щурил глаза. Последняя мысль перед сном была:

«На самом деле, я могу почти всё, что захочу».

***

– А я не хочу туда ехать, не хочу!

Обыкновенно уравновешенная, Лина была непривычно взволнована. На щеках выступили неровные красные пятна, голос приобрёл истерические нотки.

– Она говорит: он твой отец, ты должна с ним общаться! А мне не о чем с ним общаться… Он и дома-то старается не появляться, пока я там. Зато бабка рада: бесплатная рабочая сила. Я первые несколько лет из кожи вон лезла, всё понравиться им хотела… А теперь понимаю: плевали они на меня. А мама меня туда отправляет не потому, что её так волнуют мои отношения с отцом, а потому, что хочет спокойно на свиданки бегать и мужиков домой водить, а я мешаю…

В комнате повисла тишина. Признаться, когда все собирались посмотреть историю Амэ и Юки, никто не думал, что всё кончится вот так. Марина погладила Лину по плечу, но та сбросила руку и ушла на кухню. Андрей преувеличенно-бодро сказал: «ну что, посмотрим ещё что-нибудь?» и начал перебирать варианты.

Лёшка молча встал и пошёл за Линой. Она стояла у окна и тихо плакала.

Лёшка не знал, каково это – быть лишним в собственном доме. У него были ровные отношения с отцом, и довольно тёплые – с мамой. Ему не повезло родиться в образцово-показательной семье, где по выходным ходят в зоопарки и на аттракционы, а на праздники собираются шумные компании родственников, скорее, они жили по принципу «одет-обут-нет двоек – и ладно», но всё же обделённым он себя не считал.

Зато Лёшка знал каково это – быть ненужным. Воспоминание было смутным, словно из другой жизни, но тягуче-тоскливым. Он обнял Лину за плечи и тихо спросил:

– Ты же можешь не ехать?

– Нет, – буркнула Лина, – мать сказала, что это её дом, и моё там только г**но в унитазе. Что у меня нет права решать.

– На самом деле, есть. Нам ведь уже больше восемнадцати. Никто не может тебя заставить уехать.

– Заставить – нет, а выставить из дома – запросто. Ну и куда я денусь на два месяца до сентября?

Глядя в заплаканные, но всё ещё красивые глаза, Лёшка почувствовал прилив той странной уверенности, как на слёте ролевиков, и предложил:

– Мы снимем квартиру. Ты и я. Хочешь?

От удивления Лина перестала плакать, а Лёшка продолжил:

– Я пойду работать. Ты тоже можешь, если захочешь.

Лина всхлипнула и проворчала:

– Ну да, конечно, два студента заработают на квартиру. Во-первых, за съём платят вперёд, то есть работать надо уже сейчас. А мы ещё не все экзамены сдали. А во-вторых, где это столько заплатят, чтобы хватило?

Лёшка улыбнулся – широко, спокойно. Он ждал совсем других возражений.

– Если это единственное, что тебя останавливает, то можешь не беспокоиться. Тебе будет, куда съехать.

А когда он остался один, Лёшка набрал номер из своей стремительно увеличивающейся в последнее время записной книжки:

– Здраве буде, Святослав батькович… Как сам? Да, приду, конечно, как обычно. Слушай, ты там говорил, у тебя брату помощник толковый срочно нужен?..

***

Она ему не поверила.

За бесконечным количеством дел Лёшка упустил главное – Лина не приняла всерьёз их разговор. А он метался между сдачей экзаменов, тренировками по фехтованию, на которые подсел после слёта, новой работой и компьютером.

В итоге успел всё, кроме одного. И теперь Лина смотрела на протянутые ей ключи круглыми глазами и молчала.

– Если ты передумала…

– Нет, что ты… Я просто… просто я не думала, что ты успеешь. Это же нереально… Тем более ты так хорошо сдал все экзамены…

Лёшка фыркнул:

– А что, завалить сессию было обязательным условием?

– Нет, но…

Договаривать Лина не стала. Она слышала от многих, что подработки неизбежно скажутся на учёбе, и невозможно совмещать труд и хорошие оценки. Однако же, у Лёшки как-то получилось.

– Помочь тебе перевезти вещи?

Лина поморщилась.

– Нет, лучше не надо. У меня поезд завтра, я уже почти собрала чемодан. Перееду с ним. А маме по телефону скажу. Я не представляю, какой она скандал закатит, если правду узнает… Лучше пусть пока думает, что всё так, как она хотела.

***

Встретить Лину в их новом доме у Лёшки не получилось – сегодня он работал допоздна. Но зато накануне ему совсем не спалось, и за ночь он навёл порядок и забил холодильник продуктами из ближайшего круглосуточного супермаркета.

В квартире пахло едой. Лина переложила некоторые вещи по своему вкусу, в ванной появились загадочные флакончики и косметика. Направляясь на кухню, Лёшка улыбался.

Лина сидела на табуретке, спрятав ладони между коленками, и явно нервничала.

– Привет! А я не знала, во сколько ты вернёшься. Но нашла продукты. Ужин, наверное, ещё не совсем холодный… Хочешь, разогрею?

Лёшка подошёл к ней и протянул руку. Она вложила свою ладонь в его, и он накрыл её сверху второй рукой, чувствуя, как на её запястье часто-часто пульсирует жилка. Его сердце билось ровно и спокойно.

– Мы с тобой не обсудили, на каких условиях мы будем… соседствовать.

Поймав растерянный взгляд, Лёшка потянул Лину вверх. Когда он обнял её, она не сопротивлялась.

Перед самым поцелуем сверкнула сладкая мысль:

«Ты недооценил себя. Ты можешь вообще всё, что хочешь».

***

Домой Лина не вернулась. Её мать поворчала для вида, но быстро оставила новоиспеченную пару в покое.

После начала учебы Лёшке пришлось сменить работу, чтобы не переводиться на вечерку. Но жизнь и обширный круг знакомств подкидывали ему другие возможности: он подрабатывал курьером, научился разбираться в сантехнике, мог помочь со сборкой мебели… Однажды Лина спросила его:

– Как у тебя это получается?

– Что? – рассеяно сказал Лёшка, сосредоточенно гладя её кожу, проходясь от шеи до ягодиц. В последнее время он хотел её всё чаще, независимо от того, во сколько добирался до дома.

– Да всё. Ты работаешь, учишься, играешь, смотришь аниме, фехтуешь… Как у тебя хватает сил?

Лёшка не ответил, вместо этого начал массировать точки на пояснице, от которых Лина начинала потягиваться.

Он и сам не знал, как. Только в дополнение к тому, что она сказала, в тайне от неё, он запоем читал книги – от философских трактатов до фэнтези, переписывался в чат-рулетке, учил через приложение английский и испанский. Уже не первую неделю ему почти не спалось, хотя чувствовал он себя отлично. Лина, когда заставала его с телефоном среди ночи, всегда ругалась и говорила, что он себя загонит.

Просто она не знает, на что он на самом деле способен.

***

–Лёш, ну так нельзя! Погоди, постой… Ну хватит!

Ощутимый шлепок по голове заставил его оторваться от её груди. Тяжело вздохнув, Лёшка откинулся на спину, и не подумав прикрыть свидетельство своего возбуждения.

– Ты сегодня и не появился на парах. И вчера. И на той неделе пропустил половину! У нас проблемы, да? Ты же обещал сказать, если мне тоже нужно будет найти работу!

– Денег у нас хватает.

– Ну а что тогда?

На этот вопрос ответить было сложно. Просто как-то вдруг Лёшка понял, что сидеть на парах… скучно. Лекции тянулись бесконечно, на семинарах разбиралась какая-то ерунда. Одногруппники невероятно тупили, приводя в состояние перманентного раздражения.

Хотя раздражать его в последнее время стали не только одногруппники.

– Я правильно понимаю, что мне сегодня ничего не светит?

Лина вдруг покраснела.

– Слушай, я… Я не знала, что так бывает, но мы, кажется, в последнее время немного переборщили с этим делом и… натёрли мне. Там. Можем мы потерпеть несколько дней?

Новый вздох Лёшка сдержал, пусть и с трудом. Господи, какие девушки всё-таки нежные. То она устала, то «эти дни», то болит голова, то «натёрли»… Как будто это она совмещает работу, учебу и кучу хобби, а не сидит по вечерам дома перед компом, залипая в очередное аниме.

– Пойдём тогда куда-нибудь сходим, что ли? У Стаса, вроде, сегодня день Рождения…

– Да неудобно, я его и не знаю почти…

– Ну как хочешь, – пожал плечами Лёшка, – а я схожу, развеюсь.

Он не заметил, как смотрела ему вслед Лина.

Зато прекрасно заметил, как разглядывала его одна из девчонок на вечеринке, пока он танцевал.

Почувствовав новый прилив возбуждения, Лёшка отвернулся. Лина, конечно, зря выносит ему мозг, но всё же это не повод.

***

– Ну не знаю… если честно, это выглядит как-то… сомнительно. А ты пробовал посоветоваться ещё с кем-то?

Лёшка фыркнул от возмущения. Сомнительно! Да что она вообще понимает…

– Слушай, если б это была такая очевидная тема, про неё бы уже все знали. А это только для своих, понимаешь? Верняк. И я уже всё решил. Видишь?

Лешка подошёл к куртке и достал оттуда пачку пятитысячных, не отказав себе в удовольствии посмотреть на Линино изумление.

– Откуда это? Не может же это быть… твоя зарплата?

Лёшка засмеялся.

– Это кредит. Рассчитаюсь, когда прибыль получу. И тогда ты вообще забудешь слово «зарплата». Жить на зарплату – не для нас. У нас будет совсем другая жизнь. Не в этой квартире, не на гроши. Ты мне веришь?

Лина кивнула. Но Лёшка всё видел – её испуганные глаза. Как долго она медлила.

Не верит.

Она не верила в него ни в самом начале, ни теперь. Это же ясно как день: она его не поддерживает. Тянет назад. А не бросает потому, что он ей удобен.

Лёшка подошёл ближе и укусил её в шею. Лина отпрянула.

– Что, опять нет настроения? – насмешливо спросил он. Такое у них случалось всё чаще.

– Лёш, мы можем… поговорить? Просто поговорить, без ссоры и криков? Мне кажется, с тобой что-то происходит…

Лёшка хмыкнул. Ну конечно. Это с ним что-то происходит, не с ней.

– Не переживай, криков не будет. И не жди меня сегодня.

Хлопнув дверью, он на несколько секунд прислонился к холодной стене. А может, Лина права?.. Он много работал, тренировался, читал, смотрел… информация переполняла его настолько, что сосредоточиться на чём-то одном становилось мучительно сложно. А ещё он спал всего по два часа уже… не помнит сколько.

Лёшка сердито встряхнул головой.

Какая чушь. Его переполняла не только информация, но и сила. Энергия пульсировала с каждым биением сердца, не давала сидеть на месте. Лёшка достал телефон и пролистал сообщения. Теперь он состоял в доброй сотне чатов в «телеге», и его почти каждый день куда-то звали.

Придя на место, он понял, что не ошибся с выбором. Теперь он знал, как её зовут, и точно знал, что она его хочет – донесли общие знакомые. Хотя всё было понятно и без слов.

Алёна.

Дерзкий блонд, ярко-красный рот, острые ногти. Она снова смотрела на него – призывно, открыто. Но на этот раз отворачиваться он не стал.

***

– Лёш, вставай, а?

– И что будет?

Лёшка с трудом открыл глаза. И сразу закрыл их, увидев лицо Лины – встревоженное. Доброе. Интересно, знала ли она всё?

– Ну… я приготовила завтрак.

Лёшка повернулся на бок. От мыслей о еде его затошнило.

– Мне пора. Вечером не жди, у меня смена. Только… не лежи весь день, ладно? Пожалуйста…

Её поцелуй был холодным и липким. Хотя Лёшка и себя ощущал холодным и липким – как разлагающийся труп.

По сути, он уже и был почти трупом. А если нет, то скоро им станет.

Ту ночь Лёшка помнил с трудом, как и несколько последующих. С Алёной он переспал, совершенно точно. И не один раз. Кажется, они зависали у кого-то на квартире пару ночей… Потом он поехал на какую-то вписку. И ещё одну. Потом на сходку анимешников, дегустацию медовухи, чей-то день рождения…

Следующее чёткое воспоминание – звонок Стаса, одного из «инвесторов», такого же идиота, как и сам Лёшка. Бесплодные попытки дозвониться до козлов, которые кинули их на деньги, ещё алкоголь…

Очнулся Лёшка уже в их с Линой квартире. Он не знал, как она его нашла, не помнил, как его привезла. Помнил только, как сильно не хотел жить, когда проснулся. Он был так отвратителен себе, что сразу рассказал о потере кредитных денег. Хотел рассказать и об Алёне, и об остальном, но не успел – Лина закрыла ему рот рукой.

И никуда не ушла.

Поняв, что работать он больше не собирается, она где-то достала денег на квартиру, и пошла работать сама. Не попрекнула его ни словом, ни взглядом, хотя теперь почти не появлялась дома.

А Лёшка почти не вставал с постели.

Не понимая, как ему вообще могло показаться, что он чего-то стоит и кому-то нужен.

Первое время телефон и правда тихо жужжал, напоминая о себе. Но поток сообщений и звонков иссяк довольно быстро, окончательно развеяв иллюзию востребованности.

Кажется, его скрипт окончен. Он сыграл роль в чьем-то квесте, и может возвращаться в небытие.

Ещё одним испытанием было рассказать всё родителям. На помощь Лёшка не рассчитывал, но нужно было предупредить – кредиторы по-любому будут искать его по месту прописки.

После того разговора силы покинули его окончательно.

Он мог проспать двадцать часов и всё равно проснуться разбитым. А самое большее, на что хватало сил – помыться раз в несколько дней.

Иногда Лёшка удивлялся, когда Лина раз за разом возвращалась домой и пыталась с ним заговорить. Но чаще просто смотрел в стену или потолок и ждал, когда его сердце наконец остановится.

В том, что это должно произойти очень скоро, он не сомневался.

***

– Лёш, это депрессия. Это бывает. И лечится. Попьешь таблеток, и всё снова станет хорошо… Но мы не можем подобрать их сами. Нужна помощь специалиста.

– Папа ждёт внизу. Мы уже нашли хорошего врача, его все рекомендуют. Нужно только одеться и спуститься вниз…

Глядя на заплаканное мамино лицо, Лёшка почувствовал, как отвращение к себе возрастает, хотя казалось бы – куда уж больше?

Интересно, а когда Лина и мама успели познакомиться? Он-то ведь так и не удосужился это сделать. А ещё мама ни полслова не сказала о кредите, но собирается потратить денег на врача-шарлатана…

– Я прошу тебя. Пожалуйста. Если не ради себя, то хотя бы ради нас.

Смотреть в их глаза было невыносимо. Лёшка отчаянно пожалел, что ему не хватило смелости всё прекратить до этого разговора, хотя план у него был. Оказалось, что за месяцы совместной жизни Лина успела накопить немаленькую аптечку. Там не было опасных препаратов, но что будет, если принять их все сразу?..

А ведь психиатр выпишет ему целую кучу таблеток. А ещё можно попробовать сказать, что у него бессонница, и получить рецепт на снотворное.

Вдохновлённый этой мыслью, Лёшка приподнялся на кровати.

– Ради вас. Да, я поеду.

***

– А что было до?..

– До чего? – помытый, побритый, накормленный и чисто одетый Лёшка немного воспрял и стал соображать чуть лучше – но всё-таки недостаточно, чтобы понять доктора.

– До приступа апатии.

– Я же сказал: я взял кредит и вложил деньги. Неудачно. Или вам нужны подробности? – раздражённо буркнул Лёшка.

– Нет, – спокойно ответил врач, – давайте отмотаем ещё немного назад. До кредита, до той вечеринки. Было ли что-то странное или примечательное?

– Было, – взорвался Лёшка, – всё было прекрасно, и поэтому странно!

– А вот здесь я попросил бы подробности…

Продолжение: Знакомьтесь: я и я (продолжение)

– Женя, мне очень приятно с Вами познакомиться. Сейчас Лина принесёт чай, и мы поговорим о цели вашего визита. Вы приняли очень правильное решение, обратившись к нам: у нас не бывает недовольных клиентов, мы – профессионалы высшего класса. Пока мы не приступили к сути контракта, должна предупредить: система расчётов у нас постоплатная. Сначала мы решим ваш вопрос, и только если вы будете довольны результатом, в чём я не сомневаюсь, - только тогда вы можете поддержать работу нашего Бюро, на комфортную для себя сумму. Вам уже говорили об этом?

– Нет, – удивилась Женя, – мне просто сказали, что вы творите чудеса. То есть, вы хотите сказать, что всё это, – она обвела широким жестом явно недешевую обстановку, – сделано на пожертвования?

Маргарита довольно улыбнулась.

– Как я уже сказала, мы специалисты высшего класса. Когда ты много трудишься и хорошо знаешь своё дело, в конечном итоге результаты будут.

В кабинет вошла Лина, с серебряным подносом в руках. На нём стояли изящные, но вместительные чашки. Женя немного расслабилась. Её почему-то всегда раздражало пить чай из напёрстков, пусть и очень красивых. Лина, сервировав стол, тихонько села на кресло в дальнем углу кабинета и достала пухлый кожаный блокнот.

Маргарита, сделав глоток чая, сказала:

– Вот теперь можем приступить к вашему вопросу. Скажите, почему вы решили обратиться к нам?

– Понимаете, мне уже почти сорок… А я никогда не была замужем, – Женя покраснела, как будто призналась в чём-то постыдном. Но выражение лица Маргариты не изменилось, на нём не было видно ни участия, ни жалости, ни осуждения – только спокойный интерес. Увидев это, посетительница приободрилась и продолжила смелее.

– Хотя всегда хотелось. Просто… так получилось. Сначала меня очень оберегала мама: пугала ранней беременностью, поломанной жизнью и прочими рисками скоропалительного союза. Меня отдали в школу для девочек, да и потом, в университете, на факультете были одни девчонки – такая уж специальность. Училась, не поднимая головы, а когда повзрослела, вдруг поняла, что совершенно не умею общаться с мужчинами. Для меня они вообще какой-то другой вид, инопланетный. Не понимаю, как они думают, как устроены, почему делают то, что делают…

– У Вас никогда не было отношений?

– Нет, почему же, были… Всё-таки не в монастыре живу. Пара курортных романов – из любопытства. Несколько любовников – для здоровья. Но ни с одним не получилось дольше года. Первый переехал в другую страну, второй периодически начинал сильно пить, и мне это надоело, а третий оказался женатым. А больше не было никого. Я ещё работаю очень много, а на отношения нужно время… Даже просто сходить с кем-то на свидание: надо сначала кучу часов в интернете провести, прежде чем найдётся кто-то… не странный, понимаете?

– Понимаю, – кивнула Маргарита, – доступность интернет-технологий сильно изменила сферу знакомств. Но можете больше не переживать по этому поводу: у нас вы будете общаться и встречаться только с идеально подходящими вам кандидатами. Женя, скажите, а почему вы обратились к нам именно сейчас?

Женя опять покраснела.

– Я понимаю, что это стереотип, конечно… Но шутка про часики для меня не такая уж и шутка. Я хочу своих детей. Но не рожать одна, «для себя», а настоящую семью. Ранний климакс никто не отменял. Вы знаете, когда вдруг ни с того ни с сего жарко становится, или какие-то сбои, я тут же к гинекологу бегу… Надо мной там уже смеются. Даже врача поменять пришлось, настолько я своему надоела.

– В этом нет вашей вины. Вполне разумный подход, и понятные желания. Значит, мы ищем не просто отношения, а кандидата для создания семьи, желающего детей. – Маргарита сделала пометку в толстом журнале. – Тогда давайте начнём работу в данном направлении. Итак, опишите вашего Идеального мужчину.

Женя ненадолго закрыла глаза.

– Он брюнет с голубыми глазами. Знаете, это просто космическое сочетание! Обязательно выше меня, хотя бы сантиметров на десять. Без лысины и брюха – я сама слежу за собой, и хотела бы того же от своего мужчины…

Она вдруг заметила, что Маргарита больше ничего не пишет, а смотрит на неё так, будто ждёт паузы, чтобы что-то сказать. И действительно – как только она замолчала, специалистка мягко возразила.

– Женя, возможно, вам не совсем точно описали наш профиль… Мы бюро по поиску партнёров для настоящих союзов. Искренних, совершенных отношений двух родственных душ. Простите за метафору, но… не фабрика по племенному разведению. Вы сейчас говорите о вещах не очень важных для крепкого брака, и, кроме того – быстро проходящих. В черных волосах появится седина, а брюшко может вылезти даже при регулярных тренировках. И что вам тогда останется? Нет, поймите меня правильно, мы не принижаем значение химии между партнёрами. Все анкеты, которые вы получите, будут обязательно содержать в себе достаточно качественных и свежих фото кандидатов. И всё же, я настаиваю, что начинать нужно не с этого. Давайте попробуем ещё раз: опишите вашего идеального мужчину.

Женя задумалась. Описать привлекательную внешность труда не составляло, а с другим было сложнее.

– Хорошо, я согласна, давайте попробуем. Мне должно быть с ним весело и спокойно. Хочу чувствовать себя любимой, желанной и защищённой. Чтобы не страшно было рожать от него ребёнка. Чтобы не выть со скуки по вечерам, и не вязнуть в бытовухе – на это я у подруг насмотрелась. Чтобы… душа в душу, понимаете?

– Понимаю, – кивнула Маргарита, – Женя, но вы сейчас говорили о себе. Давайте попробуем всё же о кандидате: чтобы вам с ним было весело, что он должен делать? И какой он должен быть, чтобы не страшно от него родить ребёнка?

Обескураженная посетительница опять занервничала.

– В… в смысле, какой должен быть, чтобы не страшно? Нормальный! Надёжный!

– Понимаете ли… люди очень разные. И у всех совершенно разные понятия «норма» и «надёжность». Давайте на примере: у нас есть клиентка, которая вышла замуж за приезжего. У них очень трогательные отношения: он готовит ей фантастические пловы, убирается дома, отвозит её на работу и забирает обратно, периодически помогает ей с несложными делами. Она владелица бизнеса, и буквально расцвела при нём. А он всегда мечтал быть рядом с сильной женщиной и заботиться о ней в минуты слабости. Для Вас это – норма?

– Нет, – отрицательно помотала головой Женя.

– А для них – да. Вот ещё история: у одного нашего клиента две супруги, с разницей в двадцать лет. Нет, официально, конечно, одна, но факт остаётся фактом. Они не могли завести детей, а приёмных не хотели. И получилось… вот так. Живут все вместе, и по-настоящему счастливы. И для них это – норма.

– А что, у вас все клиенты… С такими причудами? – в последний момент нашла приличную формулировку Женя.

– Это – не причуды, – Маргарита чуть нахмурилась и сбавила дружелюбность тона, – это – потребность и выбор наших клиентов. Каждый человек имеет право быть счастлив так, как он это видит. Если, конечно, он не наносит этим вред другим. Не подумайте дурного: 95% наших клиентов – это традиционные пары, которые бы назвали «нормальными» многие. Но я не хочу, чтобы вы опирались на чьё-то мнение при таком важном выборе. Женя, этот мужчина будет жить с вами в одном доме. Он будет приходить без разрешения в любое время. Есть с вами за одним столом. Пользоваться одним санузлом, и, пардон, его грязное бельё будет стираться в одной машинке с вашим. Понимаете, как это важно? На данном этапе нам крайне необходимо понять, с каким человеком вы сможете жить счастливо. Вы уже взрослая женщина, и он тоже уже полностью сформировавшаяся личность. Если вас будет раздражать, когда он будет путать зубные щётки и чистить вашей, лучше сразу отказаться от такого кандидата. Не стоит недооценивать мелочи: их критическая масса способна разрушить любой брак. Они, как песок, вклиниваются в малейшие трещинки, и быстро рушат всё основание.

Сейчас нужно провести серьёзную работу и подумать: не утомляют ли вас разговоры о футболе? Хотите ли вы обсуждать с супругом книги, которые читаете, или для этого достаточно подруг? Готовы ли общаться с его родственниками, или мы ищем сироту? Учтите: сироты имеют несколько особый оттенок в семейных коммуникациях, из-за специфического опыта. Так всё же: какой он, ваш Идеальный мужчина?

– Хватит! – Женя вскочила с кресла. Чашки с остывшим чаем жалобно звякнули. – Мне сказали, что вы подберёте мне идеального мужа! А не что вы вынесете мне весь мозг! Я хочу нормального мужика, понимаете, НОР-МАЛЬ-НО-ГО! При чём тут вообще зубные щётки и его грязные трусы?

Она, не прощаясь, вылетела из кабинета.

Маргарита Николаевна вздохнула. Лина подошла к ней и начала прибираться на столике.

– Вот бывает же так, сами не знают, чего хотят, но почему-то уверены, что кто-то должен знать это лучше них! Ещё и нагрубила…

–  Линочка, не будь так сурова. Посмотри только, что делается вокруг: в фильмах и книгах полно историй неземной любви, когда люди встречают свою идеальную пару. Но ни в одной не написано, как редко такое бывает в реальной жизни. И вот читают они эти книжки, смотрят эти фильмы, а потом становятся свидетелями скандалов родителей, наблюдают, как распадаются пары их родных и знакомых, сами раз за разом переживают неудачи… Негде им учиться правильно думать. Первые консультации часто заканчиваются ничем, не все только так импульсивно реагируют, но всё же… Мне от неё и не анкета-то вовсе нужна была. Если она поймёт, что не готова пока к отношениям – придёт снова, и всё получится.

– Маргарита Николаевна, а правда, что бывают уникальные пары, идеально подходящие друг другу?

– Да кто же их знает. Но для рекламы надо: если бы все узнали, что мы тут просто учим по-другому смотреть на людей – к нам бы никто не пошёл. Никто не хочет учиться, все хотят чуда. А ведь не так всё сложно: пойми, чего хочешь ты. Пойми, что у другого человека тоже есть желания, научись их принимать и уважать. Встречайся только с тем, с кем у тебя нет противоречивых потребностей. Добавь туда немного химии и веры в то, что именно это твой идеальный человек – и получаются прекрасные крепкие браки. И самое главное: чтобы отношения случились, нужно себе их разрешить.

– Маргарита Николаевна… А как же любовь?

– А любовь, Линочка, бывает разная. И не всегда делает людей счастливыми. Самая крепкая любовь – та, когда ты любишь не самого человека, а довольного себя рядом с ним, и это чувство взаимно. Такие браки не распадаются. Скажи, много тебе лекций осталось из вводного инструктажа?

– Ещё четыре.

– Значит, уже скоро во всём разберёшься. А за клиентку не переживай. Всякое бывает. А сейчас ей очень-очень трудно…

***

Женя металась по квартире. Кухня, коридор, зал, спальня. Спальня, зал, коридор, кухня. В приступах особенного раздражения делала крюк, и заглядывала ещё в кабинет.

Нет, ну как же бесит!

Знакомая так восторженно отзывалась об этом Бюро, что она, Женя, как дура во всё это поверила. Поиск идеальной пары, ну надо же!

Ей представлялось, что она заполнит анкету. Укажет, что она любит, какие книги читает, какие фильмы смотрит. Сфотографируется. Обозначит требования к кандидату: возраст, доход, внешность. И всё. А дальше профессионалы будут делать свою работу.

А это что за цирк?

«Не стоит недооценивать мелочи» – мысленно передразнила она. Разве поиск идеального партнёра начинается с обсуждения … такой банальщины? Разве так важно, бесит ли её пользоваться с кем-то одной щёткой?

Женя даже руками всплеснула с досады, потеряла равновесие и впечаталась в дверной косяк.

«Вот бы мой потенциальный муж посмеялся сейчас» – подумала Женя, потирая ушибленное плечо.

Или нет?

А вдруг его бы очень раздражала эта её привычка бегать по квартире при плохом настроении? А ведь она всегда так делает, когда ей не по себе…

Остановившись в центре комнаты, Женя попыталась представить носки на полу у дивана. Вздрогнула. Фу, какая гадость! Пожалуй, этого было бы достаточно, чтобы убить всю романтику.

Немного поразмышляв, Женя достала блокнот и сделала первую заметку.

Мой идеальный мужчина не разбрасывает грязные вещи.

Что там ещё говорила эта Маргарита Николаевна?

Разговоры о футболе её не бесят. Зубную щетку, пожалуй, тоже включать не стоит. Кажется, там было что-то про семью?

На ум пришли истории подружек о свекровях. Особенно возмутительными для неё были те, где мамы мужей лазили по шкафам, надевали белые перчатки и проверяли как вытерта пыль, заявлялись без приглашения… Да и называть свекровь «мамой» в сорок-то лет ей не очень хочется…

Женя села на диван и начала быстро наполнять список новыми пунктами, опираясь на свой небольшой опыт, и обширный – подруг, особенно разведённых. «Не запойный», «не изменяет», «не уезжает на рыбалку на все выходные», «не матерится при детях», «не рыгает за столом»… Исписав второй лист, она вдруг поняла, что все её пункты начинаются с «не».

То есть это список, чего она НЕ хочет от своего мужчины.

А чего она всё-таки хочет? Ведь именно об этом её так настойчиво спрашивали?

Почти не осознавая, что делает, Женя опять заметалась по квартире. И на очередном вираже вдруг поняла. Она не хочет переезжать. То есть, если без «не», то идеальный мужчина готов жить у неё.

На эту квартиру Женя копила долго – всё-таки «трёшка», как-никак, – но не слишком-то сложно.

Она не видела смысла покупать дорогие брендовые вещи; почти не умела, а поэтому и не пользовалась косметикой, и редко ездила в отпуска: чем старше, тем сложнее было найти компанию. Вот и вкладывала все свободные деньги в жильё, которым теперь могла по праву гордиться.

Но сейчас она посмотрела на свою квартиру под другим углом.

А каково здесь будет жить мужчине? И каково ей будет жить здесь с другим человеком?

Новый круг по квартире стал осмысленным.

Где они будут спать? Где будут лежать его вещи? Что из обстановки она могла бы согласиться изменить?

«Лишь бы не только из-за квартиры на мне женился».

Эта мысль потащила за собой другие. А если не из-за квартиры, наверное, у него должна быть денежная профессия. Но тогда у него будет своё жильё, и он к ней не переедет? А что если рассмотреть разведённого? Но там, наверное, будут другие дети… А если он тогда не захочет своих?

Работа с блокнотом завершилась уже далеко за полночь. Женя с ужасом поняла, что он почти кончился. Она пролистала исписанные мелким почерком страницы и расстроилась.

«А зачем такому мужчине нужна я??»

***

Лина опять оказалась рядом с клиенткой почти мгновенно. Учтиво поздоровалась, и ни словом, ни взглядом не дала понять, что осуждает её прошлый визит.

– Евгения, если вы желаете, могу записать вас к другому специалисту.

– Нет-нет! – замахала руками Женя, – Маргарита Николаевна вполне подойдёт.

Последовательность встречи полностью повторилась: приглашение из кабинета, сервировка столика, чай, вопрос. Но на этот раз Женя была готова. Мысленно перебрав самое важное, она осторожно начала:

– Я очень люблю гулять. Поэтому мой идеальный мужчина тоже любит, или готов меня отпускать и слушать мои впечатления о прогулке. Его не раздражает классика и пение в ванной. Он не слишком привередлив в еде. Добрый и вежливый, читает книги и делится мнением о прочитанном. И он обязательно любит и хочет детей, и крепкую уютную семью без измен и скандалов.

Маргарита быстро делала пометки в журнале.

– Хотите добавить что-то ещё? Может быть профессию, рост, уровень дохода? – хитро сощурилась она.

– Нет. – Женя расслабилась и откинулась на спинку кресла. – Самое главное я уже сказала.