Больше всего клиенты чудили при заказе текста на памятник. Что-то забывал и путал практически каждый второй. «Наталья» или «Наталия», «Геннадьевич» или «Геннадиевич», фамилия с «Е» или с «Ё» - это просто классика. Все те ошибки, которые чаще всего допускают работники ЗАГСов и паспортных отделов, проскакивали и у нас. Плюс добавлялась своя специфика. Вспомнить, кто лежит в могиле слева, а кто справа, чтобы выбить соответственно имена на горизонтальной стеле, для многих было непосильной задачей. Напрочь забыть дату рождения покойного – тоже легко. Кстати, если увидите на кладбище памятник только с годом рождения и годом смерти – это не от того, что заказчики были сторонниками минимализма, просто, скорее всего, банально забыли день и месяц рождения (или смерти) покойного. Именно поэтому на бланках заказа в блоке «Гравировка», где писали текст, который должен был быть воспроизведен на камне, присутствовала надпись «Заказчик лично проверил текст гравировки и подтверждает его правильность» с подписью заказчика. Если при приемке возникали какие либо нестыковки, выгравированный текст сверялся с бланком заказа. И в случае их идентичности все расходы на переделку ложились на плечи заказчика.
Эпитафии – отдельная глава. У нас был свой набор классических эпитафий на трех страницах, по типу «Помним, Любим, Скорбим» или «Забыть нельзя, вернуть невозможно» (среди граверов ее называли рекламой советских шурупов – «забить нельзя, ввернуть невозможно»). Но иногда заказчики приходили со своими сочинениями, где проскакивало такое, что и на заборе бы не стал писать, не говоря уж о памятнике. Классический пример из интернета – просто детский стишок в сравнении с той чернухой, что предлагали нам написать иные клиенты.
Но хватит о клиентах, мы со своей стороны тоже немало косячили. И если косяк не удавалось вовремя обнаружить, то переделка выходила за свой счет. По факту делал как бы 2 памятника, а на выходе не имел ни копейки. Первый раз выбил с ошибкой, потом отправил на переполировку, которая по сумме примерно соответствовала заработанному с памятника, потом выбивал второй раз и полученными деньгами компенсировал себе затраты на полировку. Вот так ошибешься в датах на одну цифру, и день, а то и два фактически работаешь бесплатно. Иногда могло повезти и ошибку удавалось незаметно исправить. Так «3» легко переделывается на «8», «1» на «4» или «7», а «6» или «9» можно почти без ляпов перерисовать в «0». Но так везло не всегда. Лично я дважды попадал на переполировку из-за невнимательности в датах. А один раз ошибся в фамилии покойного.
Я одним из первых среди местных граверов начал использовать готовую компьютерную распечатку текста. С утра звонил приемщикам, они мне по телефону диктовали размеры памятников и текст, затем я дома набирал текстовку под нужный размер, распечатывал и ехал на работу. И вот попался мне памятник с простой русской фамилией «ВАСИЛЬЕВ», под который я подготовил распечатку и по приезду на работу начал переводить на камень. Вот только фамилия оказалась не «ВАСИЛЬЕВ», а «ВАСИЛЁВ». Мне повезло, что приемщица случайно подошла и увидела несоответствие до того, как я начал расчерчивать нанесенный текст алмазом. Спасибо, Людмила Петровна, держите честно заработанную шоколадку от меня!
Среди граверов долго ходила байка, как один портретист накосячил с простым заказом. Иногда фотография, с которой делали увеличение лица покойного, была групповой, то есть на ней присутствовали и другие люди, и в этом случае, чтобы избежать путаницы, с обратной стороны ставили крестик напротив нужного лица. Не помню, почему так вышло, но тот заказ принимал сам гравер, и крестик на фотке тоже ставил он сам. Заказ отправили в работу, фотку отдали на увеличение в ателье, и после всех процедур мастер-приемщик лично выполнил всю гравировку.
Наступил день приемки памятника. Пришел заказчик с родней, им навстречу вышел мастер, оглядел присутствующих, и тут ему поплохело. Среди толпы родственников стоял человек, чей портрет был запечатлен на камне. Возникла немая пауза, затем начались разборки и ругань. После того, как немного успокоили особо впечатлительных и суеверных граждан, начали разбираться в причинах произошедшего казуса. Принесли фотку, с которой увеличивали портрет, и выяснили, что мастер слегка ошибся с крестиком. Какое затмение на него нашло, непонятно, но на групповом фото из четырех человек вместо крайнего слева он отметил крайнего справа. В общем, когда всё выяснилось, перед клиентами извинились, памятник отдали на переполировку, а фотку отправили на повторное увеличение, теперь уже с нужным крестиком.
История эта произошла еще до начала моей работы в мастерской, а вот дубль-два случился уже при мне. В этот раз непосредственным участником был Алексей Иванович. Ему передали в работу стелу, увеличенный портрет на бумаге, и за пару дней памятник был готов. Далее со слов Алексея Ивановича:
- Приезжает заказчик, идет принимать портрет, а я смотрю не него, и понимаю, что покойный и заказчик – одно лицо! Про перепутанное фото еще все помнили, вот и у меня первая мысль: «Ну надо же было опять так вляпаться!» Заказчик смотрит на памятник, потом на меня, видит мой изумленный вид и начинает улыбаться.
- Вас что, не предупредили?
- О чем?
- Покойный – мой брат. Брат-близнец. Спасибо, хорошая работа!
В общем, всё обошлось, но и этот курьёз запомнился надолго.
Многие заказчики выбирали памятник, что называется, впрок. Например, умер супруг, а безутешная вдова заказывала горизонтальную стелу сразу на двоих: для мужа и для себя. «Свою» часть обычно оставляли пустой, без гравировки, но находились и такие, кто заказывал полный текст и оба портрета, и таким образом получали возможность полюбоваться своим памятником, будучи еще живыми. Запомнилась одна бабулька, дряхлая и иссохшая, которая, тем не менее была изрядной оптимисткой. Вычитывая с листочка текст на памятник, она продиктовала все данные на усопшего мужа, затем на себя и напоследок выдала даты: 25.VIII.1913 - __.___.20__. Шел 2002 год, и мы без задней мысли переспросили: «именно 20__, не 200_?» Старушка с некоторой долей недоумения переспросила: «200_? Нет, пусть будет 20__.» В общем, боевая бабуля в текущем десятилетии помирать явно не собиралась, а мы сразу и не сообразили.
К концу лета 2001 года я уже неплохо набил руку на гравировке, и мой ежемесячный средний заработок уверенно перевалил за 500 долларов. Это при том, что те мои одногруппники по институту, которым «повезло» устроиться на заводы или в другие организации по специальности, в лучшем случае получали не более 200. Но помимо гравировки оставались обязанности по разруливанию текущих работ в цехе, что отнимало часть времени, а оплачивалось намного меньше. Надо было как-то соскочить с ИО начальника цеха, и как всегда, помог случай. К Геннадию Николаевичу обратился давний друг семьи, который только что вышел на заслуженную пенсию, но шило в одном месте не позволяло ему сидеть без дела, а душа требовала движухи и участия в каком-нибудь производственном процессе. Когда я обратился к директору с просьбой освободить меня от цехового руководства, тот с радостью согласился и передал мои обязанности старому товарищу.
Новый руководитель цеха, как и всякий эффективный менеджер, сначала развил бурную деятельность, безжалостно ломая устоявшийся технологический процесс и внося раскол в коллектив. Начались закручивания гаек в плане трудовой дисциплины. Раньше мы не особо следили, кто и во сколько приходил на работу или уходил на обед. Единственным критерием оценки труда была необходимость сделать конкретную работу к конкретному сроку. Успел раньше – можешь идти домой, а можешь взять еще что-нибудь, заработать лишнюю денежку. Не успел до официального окончания рабочего дня – будь любезен задержаться и закончить, не подводя других, потому что люди выйдут в ночную смену, чтобы продолжить работать с твоим заказом, а если он не готов, человек выйдет в ночь напрасно. «Новая метла» установила четкие временные рамки присутствия на работе с 9.00 до 18.00, и, конечно, штрафы за опоздания, за слишком длинные перекуры, за чересчур медленное, по мнению младшего босса, выполнение работы. Как-то незаметно, но быстро внедрили ежедневные утренние планы на день и вечерние отчеты о проделанной работе.
Затем длинные руки нового руководителя добрались до самого святого – алгоритма оплаты труда. Раньше зарплата пильщиков и полировщиков была привязана к площади выпиленного/отполированного камня, но с поправочными коэффициентами. Например, дневной пильщик мог всю смену провозиться с установкой на стол и закреплением свежей гранитной глыбы, не пропилив за день ни сантиметра, зато ночному оставалось только на кнопки нажимать, шинкуя гранитный блок на пластины десятисантиметровой толщины. Для устранения такой непропорциональности при оплате труда мы с Геннадием Николаевичем придумывали специальные коэффициенты, которые должны были более справедливо оценить труд обоих пильщиков. Похожая система применялась и у полировщиков. Сергей Семеныч вообще сидел на полной сдельщине. При поступлении на обработку нового эксклюзивного памятника он каждый раз индивидуально оговаривал с директором стоимость работ. И вот теперь отработанная схема отплаты труда безжалостно ломалась, а вместо нее внедрялась какая-то дичь.
Сначала «провалились» в зарплате пильщики, от них пошла страдать вся технологическая цепочка. Инновации ощутили на себе даже мы, граверы, хотя у нас структура оплаты понятнее некуда: на каждый элемент свой прайс. В середине августа, когда уже закончилась вторая волна заказов, но еще не началась третья, практически на пустом месте цех стал капитально пролетать по срокам исполнения работ.
Мастера сначала плевались от нововведений, затем стали откровенно класть болт на все поручения. А как только в конце первого месяца «жизни по новому» все получили зарплату, которая стала процентов так на 20-30 ниже обычного, началось массовое паломничество к директору с требованием вернуть всё, как было. Геннадию Николаевичу в разумности всё-таки не откажешь. После выслушивания всех оппонентов, он имел долгую беседу с новым начальником, и разговор этот возымел свое действие. Отменили штрафы и идиотские дневные планы, вернули старую схему оплаты труда. Сам новый начальник уже не так «махал шашкой», бездумно применяя методы эффективных менеджеров. В общем, после пары месяцев потрясений всё вернулось в прежнее русло.
Я же без сожаления пошел «на понижение», и теперь всё моё свободное время могло быть использовано для гравировки. К основной работе тут же нарисовались дополнительные халтуры в виде установок памятников. В напарники мне определился Алексей Иванович, он еще по работе в «ВМК» имел опыт по монтажу монументов, я тоже умел отличать совковую лопату от штыковой, ну и как раствор замешивать знал благодаря отцу еще с дошкольных времен. Плюс, у меня был свой транспорт, а значит, мы могли по первому требованию клиента сорваться на любое кладбище, чтобы выполнить несложную по сути работу за довольно приличное денежное вознаграждение.
Да, забыл ведь рассказать про дальнейшую судьбу своего ВАЗ 2102. В тот же день, когда мне разули машину, я отогнал ее в гараж и оставил там до весны. Переместить машину без колес и аккумулятора – та еще задача, учитывая, что эвакуаторы еще только зарождались, как класс, а даже если бы они уже и были, лишних денег на оплату их услуг у меня не нашлось. Зато нашлась парочка друзей-одногруппников на машинах, которые вошли в положение и помогли с эвакуацией. Одну машину мы сделали донором, сняли с нее колеса с аккумулятором и оставили сиротливо стоять на кирпичах у меня во дворе. Затем отогнали своим ходом мою «двушку» в гараж, где снова ее разули и лишили аккумулятора, а потом на второй машине отвезли всё снятое назад во двор, чтобы минут за сорок привести машину-донор в первоначальный вид. Друзьям я в ближайшую пятницу проставился пивом, а сам до весны стал пешеходом.
С наступлением теплых апрельских дней у бати проснулся инстинкт огородника, а вместе с этим встал вопрос о способе доставки рассады на дачу. Мы скинулись на новый аккумулятор и б/у комплект колес, после чего моя безлошадная жизнь закончилась. Памятуя о том, к каким последствиям может привести оставление машины на ночь в нашем люмпенском дворе, я задумался об охраняемой парковке. Внутренняя жаба душила ставить машину на платный паркинг, да и ближайшая стоянка была далековато, зато в соседнем дворе обнаружилась небольшая конторка со своей закрытой территорией. Ночные сторожа за малую денежку были готовы принять всех желающих поставить своего железного коня под их зоркое око, но, поскольку бизнес этот был не совсем легальным, существовало жесткое условие обязательно забрать машину не позднее 7.00.
Так помимо гравировки я стал ездить на установки памятников. Геннадий Николаевич не претендовал на какую либо долю прибыли от наших халтур, поэтому всё заработанное мы делили с Алексеем Ивановичем пополам. И этот дополнительный заработок оказался весьма прибыльным. Можно было потратить три часа на гравировку небольшого памятника, чтобы получить условные 500 рублей, а можно за те же три часа этот памятник установить и положить себе в карман 1000 рублей (каждому). Разница в выгоде очевидна. А если сравнивать, где ты проводишь эти три часа: в пыльной и грязной граверке, выдалбывая как заведенный гранитное крошево, или на свежем воздухе под ласковыми лучами летнего солнышка (в плохую погоду установками не занимались априори, так как не позволяли условия технологического процесса) в таком романтическом месте, как кладбище в окружении сотен других памятников, крестов и венков. Красотища же!
В общем, благосостояние мое начало довольно интенсивно расти, я втянулся в рабочий процесс, разобрался со всеми мелкими нюансами, меня вполне устраивал коллектив и условия труда, но только я расслабился и начал получать удовольствие от своей трудовой деятельности, как вместе с меняющейся от наступления осени погодой произошли изменения и в моей работе.
